В том же 1756 году были получены новые сведения о Большой земле.

Казак Борис Кузнецкий, полоненный чукчами, два года прожил у «ихнего лучшего мужика» Мего. Чукчи сами привезли Кузнецкого в Анадырский острог, и казак рассказал начальнику острога о своем плене. Оказалось, что Мего брал Кузнецкого в свои путешествия. Во время одного из таких походов русский пленник встретил у «сидячих носовых чукчей» людей с Большой земли. Они тоже были пленниками. У женщин с Аляски Кузнецкий увидел пришитыми к одежде две золотые пластины с «незнаемыми» узорами или надписями. Чукотская полонянка объяснила Борису Кузнецкому, что золотые пластинки она привезла с Большой земли, а туда эти украшения были доставлены из теплой страны, где живут «дальние люди». У этих людей — белые избы из камня и светлая посуда и утварь. Жители Нового Света ездят в эту теплую страну.

В то время начальником Анадырского острога был Иван Шмалёв, отец известных исследователей Северо-Востока. Он собирал известия об Америке и составлял карты.

Он принял Бориса Кузнецкого, а чукчей обласкал и отправил с ними четырех служилых для проведывания Чукотской земли.

В 1757 году сибирским губернатором был назначен Федор Соймонов. Он занимал эту должность до 1763 года.

Пусть не удался амурско-тихоокеанский поход, но оставалось исследование рек Северо-Востока, пограничных с Китаем мест, постройка маяка и устройство гаваней на Байкале, работа над новыми картами. К Соймонову взывали Охотск, Камчатка и дальний Анадырский острог. И семидесятилетний адмирал трудился так же, как в молодости.

В первый год сибирского правления Соймонова начали свой поход в сторону Индии Бахов и Шалауров. Они с командой в семьдесят пять человек сплыли вниз по Лене на корабле «Вера, Надежда, Любовь» и зазимовали в устье Вилюя.

А что было на пути к Большой земле?

Петр Башмаков на корабле «Петр и Павел», побывав у острова Кыска, высадился на остров Танага, чтобы провести там целый год Мореход взял к себе мальчика-алеута и назвал его Иваном Черепановым.

В том же 1757 году на острове Атту промышлял Родион Дурнев, замечательный тем, что был одним из первых русских знатоков алеутского языка. Дурнев возвратился с богатой добычей: привез свыше трех тысяч морских бобров и одиннадцать «китовых усов».

Федор Соймонов в 1760 году послал в Сенат ходатайство, чтобы частным промышленным людям дозволили искать, исследовать и осваивать новые острова на Северо-Востоке.

Тем временем в Анадырский острог прибыл главный командир края — полковник Федор Плениснер. Ему было поручено управление Чукоткой и Камчаткой. Считалось, что он честного поведения, довольно учен и может снисходительно и ласково поступать с «дикими народами». Но у Плениснера было еще одно достоинство: он видел берега Северной Америки, участвуя в плавании Беринга, и, как рисовальщик, умел составлять карты.

Анадырскому полковнику Федор Соймонов и поручил исследования островов против Чукотского носа и сбор сведений о Большой земле.

Плениснер взялся за это увлекательное дело. На первых порах он опросил чукотского пленника Бориса Кузнецкого и записал его рассказ. Воспитанник Дмитрия Павлуцкого, крещеный чукча Николай Дауркин также оказался весьма полезным для ученых занятий «рисовального полковника».

Михайло Ломоносов снова в 1760 году пел о льдах, отверстых для храбрых мореплавателей:

…Колумбы Росские, презрев угрюмый рок, Меж льдами новый путь отворят на восток И наша досягнет в Америку держава.

В поэме «Петр Великий» поэт устами самого Петра вещал о выгодах ледовых походов по сравнению с плаваниями в тропических странах:

«Лишает долгой зной здоровья и ума, А стужа в севере ничтожит вред сама. Сам лед, что кажется толь грозен и ужасен, От оных лютых бед даст ход нам безопасен…»

Почти то же самое говорил когда-то и Федор Салтыков в своих знаменитых «Пропозициях».