Литературным крёстным нашего героя можно назвать Рамона Виньеса, под обаяние таланта и крыло которого Габриель попал ещё в первую свою журналистскую командировку в Барранкилью. Сам Маркес, будучи уже всемирно знаменитым, назовёт общение с Рамоном Виньесом — которого вывел в романе «Сто лет одиночества» в образе «учёного каталонца», «старика, прочитавшего все книги на свете», — «лучшим часом нашего суточного существования на земле».

Родился Виньес в 1882 году в испанской деревушке в Пиренеях, неподалёку от городка Фигерас, где двадцать два года спустя появился на свет художник-сюрреалист Сальвадор Дали. В детстве Рамон был отправлен в Барселону. Там провёл первые тридцать лет жизни: учился на финансиста, изучал историю искусств, литературу, архитектуру. Некоторое время Виньес работал под началом зодчего Антонио Гауди на строительстве храма, что сказалось потом и на его литературном творчестве, и ещё совсем молодым человеком стал известным писателем и драматургом. Неповторимый архитектурный стиль «безумного гения Гауди» Рамон Виньес попытался перенести в свои сочинения, что тогда, в начале XX века, не нашло союзников среди литераторов Каталонии, Виньес остался в одиночестве. И в 1913 году неожиданно эмигрировал в Колумбию, точнее, однажды утром в барселонском порту взошёл на торговое судно, направлявшееся в Центральную Америку. Некоторое время спустя он оказался в колумбийском городке Сьенага в разгар «банановой лихорадки». Там больше года, не написав ни строчки, проработал бухгалтером американской банановой компании. Но всё-таки вернулся к литературе, переехал в Барранкилью и на деньги, заработанные на бананах, стал выпускать литературно-художественный журнал «Голоса». Этот ежемесячный журнал сыграл важную роль в развитии литературы не только Барранкильи, но всего атлантического побережья Колумбии и соседних стран.

Четырнадцатого апреля 1931 года, после свержения монархии и отъезда из страны короля Альфонсо XIII (который, кстати, учтя трагический опыт русского царя Николая II, от престола не отрёкся), Испания стала республикой. Это положило начало так называемой Испанской революции. Уже в мае 1931 года, не усидев в тихой, сонной тогда Колумбии, Виньес с уверенностью, что история делается в Европе, а именно в Испании, вернулся в родную Барселону. Там неплохо устроился: публиковались его рассказы, эссе, ставились пьесы, он преподавал в университете, руководил литературными объединениями молодых писателей, а также принимал участие в создании победившего на выборах в начале 1936 года Народного фронта, куда вошли Коммунистическая и Социалистическая партии Испании, другие левые силы, сформировавшие республиканское правительство. Через полгода, в июле 1936 года, генералы Э. Мола и Ф. Франко подняли против Народного фронта военный мятеж. В конфликт вмешались нацистская Германия и фашистская Италия на стороне Франко, ставшего лидером правых, а также СССР — на стороне республиканцев, которые стремились содействовать установлению в Мадриде лояльного себе режима. Правые не собирались отказываться от вековых привилегий, прежде всего — крупных частных и церковных землевладений и противились реформам со стороны левых. В ответ на что левые начали террор против инакомыслящих, экспроприировали частную собственность. Началась гражданская война. С1 апреля 1939 года в Испании установилась диктатура победившего генерала Франсиско Франко, которого стали называть каудильо («вождь»), В СССР его считали «гитлеровцем», но Франко, во-первых, не уничтожал евреев, а напротив, спас не менее шестидесяти тысяч лиц еврейской национальности, бежавших от нацистов. Во-вторых, единственной разрешенной партией была «Фаланга», по идеологии отчасти напоминавшая итальянских фашистов, однако диктатор обломал идейных нацистов: одних выгнали из партии, других включили в состав «голубой дивизии» добровольцев, которая в 1941 году была отправлена на Восток воевать с СССР и почти вся полегла в снегах. Франко, по сути, во Второй мировой войне удалось сохранить нейтралитет Испании.

Прославившись левацкой публицистикой, Виньес за неё и поплатился. Когда над всей Испанией стало «безоблачное небо», он оказался в концлагере. Проведя за колючей проволокой полгода, Виньес бежал в Марокко, откуда добрался до Колумбии. Вскоре организовал в Барранкилье объединение молодых интеллектуалов, в котором читали друг другу стихи (как можно более заумные, что считалось стильным), рассказы, пьесы (в основном в абсурдистском жанре, с элементами сюрреализма). Обсуждались философские и политические вопросы современности, спорили не только о преимуществах того или иного литературного стиля, но и той или иной социально-политической системы. Умение уважать чужое мнение, толерантность Виньес привёз на атлантическое побережье Колумбии (где споры ещё недавно решались пулями, что увековечил Маркес) со средиземноморского побережья Европы.

Гарсия Маркес познакомился с Виньесом, как мы уже сказали, в конце 40-х годов, когда увлёкся Достоевским, Кафкой, в частности, темой двойничества. Но в ту пору наметилось и более глубинное и судьбоносное, как показало время, «раздвоение» художника: между приверженностью к капитализму, в котором родился и вырос (с младых ногтей стремясь хорошо зарабатывать, быть принятым в обществе богатых, власть имущих), и симпатией к левым силам (в широком смысле), к которым вела судьба ещё до случайной встречи в Боготе с будущим вождём кубинской революции Фиделем Кастро (сам факт встречи, возможно, и из области фантастического реализма). К тому же дед-полковник был антиимпериалистом, в колледже в Сипакире преподавали члены Компартии…

И в этом его «раздвоении» также сыграла роль окружающая его литературная среда, друзья и наставники: священник отец Альфонсо, проповедовавший едва ли не коммунистические идеи, маститый колумбийский прозаик Хосе Феликс Фуэнмайор и особенно Рамон Виньес. Именно благодаря эрудиту-республиканцу Виньесу, поклоннику русской литературы, встречавшемуся во время гражданской войны в Испании с советскими офицерами и журналистами, как будто бы в молодости даже имевшему роман с русской, обращали на Советский Союз внимание и молодые литераторы. Сам Виньес не бывал в СССР и имел условное, из газет и рассказов, романтическое представление о далёкой огромной стране, о построении в ней социализма и коммунизма. И это он первым настоятельно порекомендовал Габриелю «внимательно, с карандашом в руке» прочитать работы Ленина, Троцкого, Сталина, имевшиеся в книжном магазине «Мир», где наряду с бодегами и барами «Пещера», «Колумбия», «Хапи» собирались члены барранкильской литературной группы.

— …Сами эти понятия — коммунизм, социализм, коммунистические идеи в Латинской Америке совсем не то, что в Азии, в Кампучии, например, или в Китае, или у вас в Восточной Европе, — говорила мне на Кубе Мину Мирабаль. — Марксизм, ленинизм, троцкизм у нас — не столько даже форма протеста, сколько способ обратить на себя внимание, быть экстравагантным, в моде. Круто, понимаешь?

— И это заявляешь ты, видная деятельница Компартии? — уточнял я.

— Потому и заявляю, что знаю. А мода на коммунизм, на троцкизм, на перманентную мировую революцию не проходит в Латинской Америке. Не знаю, как в России, но у нас многих уже не устраивает христианство как таковое. Они считают, что в современном виде оно устарело, стало прагматичным, буржуазным, продажным и для установления справедливости на земле необходимо нечто гораздо более радикальное!

— Но вернёмся к нашему Гарсия Маркесу. Его-то как к коммунизму занесло?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо изучить всю его жизнь. И сам менталитет латиноамериканца, колумбийца в частности, — только за последние триста лет на родине Габо произошло двести военных переворотов!..

Россия — посредством литературной классики золотого века — к концу 1940-х годов уже занимала довольно значительное место в сознании Маркеса. Хотя и сильно преувеличенное советскими латиноамериканистами — в ту пору, в молодости, гораздо больше его мысли занимали Соединённые Штаты. Но именно благодаря старому каталонцу-республиканцу в Габриеле зародилась мечта побывать в СССР, «лучше всего в качестве журналиста», как посоветовал Рамон Виньес, чтобы «всё увидеть собственными глазами». Этой мечте суждено было сбыться через семь лет.

Кстати, профессор Мартин, «официальный» биограф Маркеса, сообщает, что «в Барранкилье и поныне ходят слухи, будто каталонец был гомосексуалистом, и, похоже, они не беспочвенны. И Сабала, и Виньес — наставники Маркеса в карибский период его жизни — оба, вероятно, были гомосексуалистами». Что-то в этом древнегреческое.