… Народ был слеп и глух, и нем, И шёл над пропастью туманной. Благословенный Вифлеем Сиял в Земле Обетованной. А полдень был неумолим, Дрожащим солнцем опаляем, И вечный Иерусалим Светил свечою над Синаем. Свечой над уровнем земли, Над Палестиной с властью римской. … Клубился облаком вдали Апокриф песни херувимской. Иосиф плакал у дверей, Принявший муку априори, И самым Мёртвым из морей Плескалось средь пустыни море. Был город нем, как древний Рим, Просторы Господом хранимы. Неуловимые, как дым, Парили в небе херувимы. … Неотвратимой колеёй, Стезёю неизбежной муки Шёл между небом и землёй Христос, неся, как крылья, руки. … Христос выходит из веков, Но нет сочувствия на лицах. Нельзя, увы – закон таков — Из моря Мёртвого напиться. А Он поил, и Он кормил, И окормлял Своей любовью, Он в правду жизнь перекроил И должен был ответить кровью. … И очи были голубы, Но тяжестью налиты веки, Кричали жалкие рабы Вослед: «Распни Его навеки!» И зависть жалила змеёй, И ненависть пылала жаром, И покатилось над землёй Светило огненным пожаром. Пылало болью и тоской, И обжигало, и молило: «Очнись, опомнись, род людской!» Молитва ж в вечности застыла. … В начале слово было – Бог, В конце – дорога в бесконечность. … Народ почувствовать не смог, Что Бог опять уходит в вечность. … Терзали пытками Его, «Распни!», – Неистово кричали. … Он не ответил ничего, Его глаза уже прощали. … Вдруг потемнело в небесах, Встал Иордан, как на Крещенье. … В святых, измученных глазах Отобразился свет прощенья. … Последний вздох. Уже легко. И взгляд, скользнувший болью мимо — Мимо толпы, и высоко Дух взвился голубем незримо. Всё. Тишина. Застыла мгла. Над Мёртвым морем мёртвы души. По берегу волна прошла Землетрясением на суше. И духом голубь воспарил, Закапал дождик монотонно. … Печалью вечность озарил Марии скорбной лик иконный. … Прошло три дня. Восход в тиши, И солнце в трауре молилось. … В скале могильной ни души, Но Воскресение случилось. И светлый луч коснулся лиц, Как ангельское песнопенье, И в небе заревом зарниц Взошло Христово Воскресенье. Среди израильских пустынь, В горах и в русском перелесье С тех пор летят, как голубь в синь, Слова в века: «Христос Воскресе!» И слово грянуло окрест, Огнём сжигая поступь смерти: «Воистину Христос Воскрес!», — Начертано в небесной тверди.

Поплачь со мною, Богородица… Плывя по жизненной реке, Порою близкие не сходятся И отстраняются в тоске. Порой горим, как свечи, искренне, Но оплавляется свеча, И отступает в чём-то истина, А мы сгораем сгоряча. … Поплачь со мною, Матерь Божия, Чтоб, со свечой лицом к лицу, Мы, друг на друга не похожие, Душой приблизились к Творцу.

В небе стелется дым хрустальный, Грезит пустыня о вечном Боге, Тихо молитву вершит в хоральной В жаркий день Авраам в синагоге. Молится он о дожде в пустыне И о мечтах в перспективах дальних, Молится он о будущем сыне, Тают слёзы в глазах печальных. Солнца пламень опять кружится, Греет Стену вечного Плача, Тень от Стены на землю ложится, А для молитвы нельзя иначе. В свете и тени молится вечно Вновь Авраам о счастье и сыне. … И только время течёт беспечно Синими волнами по пустыне. Мёртвое море аквамарином, Словно во сне, плывёт к Аврааму. Встал он и видит – Сара с сыном Через пустыню идёт ко Храму. … Руки раввин возвёл театрально — К небу ли, к морю ли – в том ли дело?! … И лишь свеча в синагоге хоральной Вспыхнула ярко и догорела. … Дым хрустальный стелился тая, Шли Авраам и Сара мимо. … А в небесах – за пределами рая — Им улыбался ангел незримо.

Россия – словом и мечтою, И Богу вечному во славу Строфой сияет золотою И куполами златоглаво.

На землю пришло необычное Внезапное Рождество, Такое спокойное, личное, Прозрачное и нетипичное, Но всё ж колокольно-столичное Вселенское торжество. Коснулось рукой осторожною Деревьев, домов, площадей, И чувство глубокое, сложное Окутало мир и людей. И дождик пролился негаданно В промокшем и тихом саду. С морозами и снегопадами Сегодня зима не в ладу. Но что-то незримое, тонкое, Как будто прозрачный покров, Прокралось вдоль улиц сторонкою, Коснулось домов и дворов. И ясень с дождями короткими К окошку ветвями приник, И, будто бы ветками сотканный, Наполнен звенящими нотками В окне очертаньями чёткими Возник Богородицы Лик.

Новогодняя луна Жжёт серебряные свечи, Неотрывно от окна Наблюдаю путь я млечный. Млечный, снежный и живой Сквозь морозное окошко, Зимний свет под синевой Лунной, ровною дорожкой. По дорожке не пройти — В вечность стелется по снегу, И по Млечному пути Невозможно мчать с разбегу. Только взглядом проводить, Фантазируя на Святки, Серебро как воду лить Лунным светом без оглядки. Запредельная Луна Смотрит с неба – всё вниманье, Отражаясь от окна Недоступно пониманью. Эта святочная ночь, Это лунное сознанье Запредельны. Мчатся прочь Все основы мирозданья, Пониманье бытия, Смены лет, зимы убранства. … Только снежно колея Стелет вечные пространства. Тонко льётся колея В серебристости безбрежной, То ли я, то ль тень моя Мчит по тропке лунно-снежной, Мчит неведомо куда, И куда ж от бега деться? Оглянувшись иногда, То ль на юность, то ль на детство.

«Ныне отпущаеши», — Праздник в феврале. Вижу снег, растаявший Каплей на стекле. Вижу встречу прошлого С будущим во сне. Снегом запорошены Дни бегут ко мне. Ждёт у храма вещего Старец Симеон Встречу, что обещана В глубине времён. «Ныне отпущаеши», — Прозвучит во мгле. Старец ждал, отчаявшись, Встречи на земле. И, спустя столетия, И, спустя года, Наступило Сретенье Раз и навсегда. И вздохнули благостно Небеса в ответ, И пронёсся благовест На изломе лет. «Ныне отпущаеши», — Словно сердца стук. … Поживём, помаявшись Чередой разлук.

Притормозило время вещее, Бывает у времен надлом. … Но предпасхально Благовещенье Взошло луною за окном. А накануне было пасмурно, И капал дождик сгоряча, И жизнь текла, увы, по-разному, То чем-то раня, то леча, И небо было переменчиво, Синицы пели невпопад, И ветер колесил застенчиво По миру восемь дней подряд. Но вдруг Архангел в синем мареве Внезапно небо приоткрыл, И выплыл город в раннем зареве, И был Архангел Гавриил. Проснулось утренне-прозрачное Весенне-раннее тепло, И всё вчерашнее и мрачное С души внезапно отлегло.

Синяя дымка весны запоздалой Перемешала огни на Тверской, Ветер задумчивый шепчет устало Тихую повесть о жизни мирской. Жизнь замедляется в сумерках марта, Шум суеты постепенно утих, Звёзд неизменных небесная карта Скрыта, как вечность, в огнях городских. Видится Храм, предпасхально суровый, Весь в ожидании Светлого Дня, Теплится сумерек отблеск лиловый, Свет заменивший дневного огня. Не успеваю, я нынче не в теме — Среди огней затерялась одна. Волнами движется тихое время, Волнообразно проходит весна. Отщебетали синицы несвязно, Щебет, как песню, в душе сохраню. Жизнь предпасхальная волнообразно Нас приближает к Великому Дню. Забеспокоится время проворно, И подморозит ещё по утрам, Но неизменно и нерукотворно Примет весну Воскресения Храм.

Нарисованы Господом веточки У березы в Пасхальной весне, Словно лета грядущего весточки, Православно скользят при луне. Пробужденье с планетою вертится, Умывается Русь у реки, Слава Богу, что всё ёще верится, Убегающим дням вопреки. Православно по улицам носится Звон заутренний русской души. Время утренне мимо проносится И полуденно тает в тиши. Благовещенье с Пасхою молятся — Прозвучали, как колокол встарь, И растаял в тиши за околицей В синих днях утонувший январь. И в весеннем парящем цветении Мы по жизни плывём, как во мгле. В колокольном и праздничном пении «Свете Тихий» плывёт по земле.

Перелистывая страницы Запоздавшего снегопада, Вспоминаются числа, лица, Что когда-то мелькали рядом. Слой за слоем снега ложатся На закутанный в дымку вечер, И внезапно стало казаться, Будто вечер и вправду вечен. Непрерывный поток движенья Из прозрачной небесной выси, И в снежинках есть отраженье В бесконечность бегущих чисел. Слой за слоем ложатся годы, Не окинуть пространства взглядом. Вопреки законам природы Вдруг окажется прошлое рядом. Где-то будущее запоздало Иль увязло в сугробах где-то. Настоящего слишком мало, Чтоб понять Господнее лето. Средь зимы, наступающей смело, Непонятное на сегодня, Закружилось в снежинках белых Заплутавшее лето Господне.

Пётр и Павел — Неба бирюза. Миром правит Летняя гроза. Ветер дышит Запахом ветвей, Где-то слышен Поздний соловей. Шторой тонкой В небе синий тюль, Льётся звонкий Песенный июль. Дрозд, сорока — В воздухе свирель, Спит до срока Жизни карусель. Звёзды встали, Всюду тишина, В вечной дали Вечная луна. Слышны всхлипы Птичьи у дорог, Ели, липы Смотрят на восток. Запад дремлет, Солнце погасил. Небо внемлет Голосу светил. Пётр и Павел — Невечерний свет. Век убавил Летний многоцвет.

Летняя церквушка Плавала в снегу, Маковка-макушка, Куталась в пургу. Принакрылась шалью, Снег как кружева, За летящей далью Зимняя молва. Успокоит тишью Яркий небосвод, И совсем не лишний Снежный хоровод. А церквушка тает, Словно зимний сон, Облака летают В вечности времён. Вечный, как столица, Звон колоколов, Сквозь метель струится Музыка без слов. Окна спешно тают, Смотрят сквозь январь, Как свеча мелькает Зимний календарь. Летняя церквушка С липой вековой Соткана из стружки Снежной и живой. Догорают свечи, Догорает день, Свет уходит в вечность, И ложится тень. Звоны, как с разбегу, К небу поднялись, Облаком и снегом Принакрыта высь.

Покров родился над планетой В глубинах вечной высоты, Из снега сотканный и света, Роняет белые цветы. Преображён всего за сутки Весь мир, дождавшийся утра, Тюльпаны, розы, незабудки В снежинках, выпавших вчера. Над миром облачно и мрачно, Но не теряют красоты Из ткани снежной и прозрачной Нерукотворные цветы. Казалось, что они нетленны На фоне улиц и дворов, Но потеплело, и мгновенно Растаял призрачный покров. … Так на исходе листопада Кружа, как листья, тают дни, И от назойливого взгляда Невольно прячутся в тени. Осталось ждать совсем немного, Когда нагрянут холода. … Вдали заснежена дорога — Ведёт неведомо куда.

Экклезиаст гласит: «Пройдёт и это». Не стоит близко к сердцу принимать, Что болью обернётся для поэта, Другим – всего лишь жизни благодать. В земных пределах многое понятно, Теченье дней скрывает суету. Весенний дождь неясно и невнятно Пытается заполнить пустоту. И я пытаюсь тщетно и лукаво, Себе ни в чём признаться не хочу, И оттого рифмованной отравой Себе до боли душу полощу. За опьяненьем следует похмелье, Бессонниц непредвиденный черёд, И как корабль опять сажусь на мель я, Но выплыву, коль очень повезёт. Экклезиаст гласит легко и мудро, На мир людей взирая свысока, За утром будет день, за ночью утро, Чуть поболит – помучайся слегка. Вот оттого рифмованной отравой, Как водкой, заглушаю частый пульс. О, Соломон! Ну как Вы были правы! Мне невдомёк. Не знаю. Ну и пусть. Экклезиаст – поэзии страницы, Тебя я плохо знаю, но стремлюсь Твоей воды, как мудрости, напиться, Но вот себя пока ещё боюсь. Экклезиаст, мне б мудрости немного. У моря слов стою на берегу, Но верить сердцу, как мы верим в Бога, Не научусь. Не стоит. Не смогу.

Рассвет событья предваряет, Осенне-зимний путь лежит, Автобус время ускоряет, И лес за окнами бежит. Русь просыпается и дремлет — Туманно-серый зимний край. Когда-то снизошел на землю Российский недоступный рай. Сюжет несвязан и неясен Из жизни полугородской, И лентой речки опоясан Кусок земли серпуховской. Серп-месяц льёт и сыплет злато На лес и тихие поля, Полями исстари богата Была Российская земля. Лишь небо больше, чем Россия, Цвет злата более, чем цвет. Он – нимб, парящий над Мессией Сквозь глубину двух тысяч лет. Вздыхают маковки, как свечи, И воздух льётся, как напев, И тонет стройный храм Предтечи В прозрачном кружеве дерев. Нас этот путь не утомляет, Один из многих на земле. Автобус время замедляет, Рисуя храмы на стекле.

Незримым ластиком стираю Страницы внутреннего «Я», И многократно умираю, Желая Воскресения. Себя меняю и привычки, Но сны не в силах изменить, И детскую игрою в спички Пытаюсь душу не спалить. Пытаюсь избежать ожога, А путь – как пёстрая верста, И помощи прошу у Бога, Прошу терпенья у Христа. Пути расплывчаты и стёрты, Плывут, теряются во мгле, Но Воскресение из мёртвых — Удел немногих на Земле. Считая беды и утраты, Мы забываем лишь о том, Что прежде нужно быть распятым, Чтобы воскреснуть со Христом.

Названье древнего местечка, Земли священной – «Трегуляй». Здесь, изгибаясь, вьётся речка, И тихий край цветёт, как май. Земля старинного Тамбова Или тамбовской старины, Под сенью неба голубого Церквушки купола видны, И крест возносится над нею И прямо по небу плывёт, В цветах широкая аллея, Дорожка встала у ворот. В сусальном золоте играют Лучи, которым несть числа, Небесный купол подпирают И в речку смотрят купола. И розы куст склонил к соседу, Кусту калины – лепестки, И православную беседу Ведут деревья у реки. Тут облака плывут грядою, И синь небесная видна; Среди листвы и над водою Порхает, дышит тишина. Святой источник в синей дали Журчит старинный свой мотив. … А я стою, забыв печали, И вообще про всё забыв.

Всему свой срок, и этим строкам Придёт свой час, придёт свой срок, Он был в Отечестве пророком — В своём Отечестве пророк. Святой хирург в лихие годы — Он в тайном постриге Лука. Целитель русского народа, Перешагнувший чрез века. Двадцатый век как ворон мчится, Не пощадивший никого. … Но ангел вывел из темницы, Словно апостола его. И целый век прошёл, украден, Неся разруху за собой. … Блаженны те, кто правды ради Гонимы властью и судьбой. А путь его упрям и сложен, Но выстлан светом совершенств. Он крестным знаменьем умножил Печать Евангельских блаженств. Его запомнят все, кто жили, С горящим взором и крестом. … Потом акафисты сложили, Каноны создали потом. Он был целителем печали — Той, что встречалась на пути. … Он в жизнь пришёл из дальней дали, Чтобы назад в неё уйти.

Утро росой, как слезами, Снова обрызгала тишь. В келие за образами Солнце скребётся, как мышь. Тёплым лучом отогрело Иконостас на стене, Солнечный зайчик несмело В стрельчатом скачет окне. В печке дотлеют поленья В этот предутренний час, Встанет монах на колени, Сложит молитву за нас. Оптинским заревом вышел Тонкий молитвенный свет, Эту молитву услышал Мимо идущий поэт. Вместе с зарёй зазвучали Ранние колокола, Тут же на струны печали Эта молитва легла, Вместе с гитарой поэта Новый мотив обрела — Оптинским песенным летом К храму тропой пролегла, С неба звездою упала, Вышел с гитарой поэт, Песня молитвою стала, Струнный затеплился свет. Эта молитва прольётся Вместе с лучом на стене — Маленьким утренним солнцем В каждом забрезжит окне. Снова рассвет замаячит, Снова растает восход В этой молитве, а, значит, Время продолжило ход.

Россия выпала в снегах, Сияла заревом заката, Чтобы на дальних берегах Берёзкой вырасти когда-то. Россия таяла весной, Всходила рожью и пшеницей, Чтобы подзвёздной стороной Нам всем когда-нибудь открыться. Россия встала из земли, Как солнце, выплыла с востока, Чтобы когда-нибудь вдали Стать частью чистого истока. … И шёл апостол от морей, Морскою опоясан синью, И был апостолом Андрей, И нёс в душе своей Россию. И на Синайской стороне, Где пальмы спят, над морем рея, Берёзка виделась во сне Тогда апостолу Андрею. Перекрестив себя и нас, Всех нас – задолго до рожденья, Пошёл апостол в тот же час Навстречу своему виденью. А звёзды ярче фонарей Сияли над землей Господней. … И был апостолом Андрей, А день был ясным, как сегодня. С тех пор звучат колокола, Как птица, по небу летая, И золотые купола Парят над Русью, в солнце тая. Я сосчитать их не берусь — Им счёта нет со дня Крещенья — Глядят в безоблачную Русь, Как в час Святого Причащенья. Простор Российский испокон Молитву вечную вдыхает, Колоколов хрустальный звон С тех пор в России не стихает.

Господь открывает нам небеса, Господь удаляет прочь невзгоды, И, с храмов старинных сняв леса, Уносит с души следы непогоды. Весна устала тепло дарить, И дождь завесил дома и строки, И будут тучи в ночи парить И лить холодной воды потоки. Но утром солнце откинет прядь, Восход скользнёт в преддверии лета, И золото прядей будет сиять Кудрявого солнца в тиши рассвета. Господь подарит восток и синь, Уймёт дождя водяную лаву, Лишь занавеску рукой откинь, И солнце будет сиять кудряво. Господь откроет нам синеву, Такую яркую на небосклоне, И утро будет капать в траву, И бирюза потечёт в ладони.

Задождило, и осень непрошено Занавеской задёрнула высь. Капли ливня – по ткани горошины — На закатный шифон пролились. Беспросветно зашторив окраину, Сыплет дождик хрусталь из-под туч, От небесного Авеля к Каину, Позабывшему солнечный луч. И, скитаясь, покоя не ведая, Жаждет Каин хоть каплю тепла, Но, с дождём непрестанно беседуя, Тень от тучи в века пролегла. Над простором повисшею тайною Тучи прячут безоблачный день. …Льётся дождик слезою хрустальною, Словно Каина вечная тень.

День явно к лету клонится, И в роще соловьи, И плачет Богородица У Спаса на Крови. Слезою льётся синею И дождик, и роса. Слеза туманом с инеем Упала в небеса. Прозрачно речка кружится, Умытая слезой, И спит у дома лужица, Укрытая грозой. Водою умываются Земля и небеса, И тучей укрывается За озером гроза. То плачет Богородица, Предела нет слезам, А мы идём, как водится, Со свечкой к образам. На землю свет спускается, Свеча горит в тиши, И пламя растекается, И льётся воск с души. У леса за околицей Затеплился рассвет — То Божья Матерь молится, И льётся Тихий Свет. Земля и небо сходятся Весною в ранний час — То плачет Богородица И молится за нас.

Звезды сыплются с неба бездонного, Словно ангелы плачут в тиши. В окна бьются дожди беспардонные В онемевшей осенней тиши. И пиши – не пиши – не расслышится Эта песня в потоке времён, Только полночь осенняя движется Звездопадом без дат и имён. Звезды ловим в ладони с беспечностью, Ведь серьёзности нам не дано, И не слышно имён в свете вечности, Только Божье Имя одно! Только Имя у Бога Единое, Он однажды Им мир очертил, И посыпался с неба лавиною Звездопад безымянных светил.

Сумерки слетаются С крыши, словно птицы. Медленно смеркается, Вечер серебрится. То ли тонким месяцем, Плывшим стороною, То ли Пасха грезится С полною луною. Время запоздалое В полночи закружит, И зима усталая Звёздами завьюжит. Плавает метелица В ледяном чертоге, Пост Великий стелется Снегом по дороге. В предвесенней снежности Месяц закружится, В лунной неизбежности Вечность растворится. Как снега в беспечности Времена летают, И кусочек вечности Перед Пасхой тает.

Зима плутала, снег бросая в лица, И падала в сугробы с головой, И шёл по снежным улицам столицы Блаженный – не в себе и сам не свой. Снег обжигал его босые ноги, В глазах светилась неба синева, И толпы собирались у дороги, Ловя его и взгляды, и слова. А снег хлестал обветренные губы, Когда навстречу вышел царь Иван И протянул юродивому шубу, И разогнал прохожих балаган. Иван был грозен, а блаженный жалок, И говорил, казалось, полный бред, Но, получивши царственный подарок, Душой и телом явно был согрет. Свидетель был в толпе при царском жесте, Блаженного желавший проучить, Он замертво упал на ровном месте — Подарок царский жаждал получить. Он проявил и хитрость, и упорство, Актёрский дар найдя в себе самом, Но обнаружил лживое притворство Юродивый и сердцем, и умом. Тут, обратясь к блаженному о друге, Его приятель вскрикнул: «Вот беда! На фоне холодов и зимней вьюги Мой друг уходит, видно, навсегда! Ты многое, блаженный, разумеешь, В душе моей и горечь, и пожар… Быть может, друга ты спасти успеешь, Отдав ему бесценный царский дар!» Казалось, тело было бездыханно, И замерзал упавший на глазах, Но поглядел задумчиво и странно Блаженный на приятеля в слезах. У парня посинели даже губы, Над ним кружило с криком вороньё, Накрыл его блаженный царской шубой, Сказав: «Я трупу жертвую её!» Обманщик побледнел ещё сильнее, Схвативши шубу, словно амулет, И с царским даром, от восторга млея, Он замертво упал во цвете лет. … А небо пролилось полоской синей, И воспарил над ними херувим, А тем блаженным был святой Василий, И храм вознёсся, вечностью храним. … И свет луны струился неизменный, Стекая с крыш прозрачной синевой, Пред Божьим Храмом выступил Блаженный, И купола взлетели над Москвой.

К земле подкрался тихий день С апрельским силуэтом, С небес спустилась светотень Над розовым рассветом. Пролив дождём из серебра, Расправив туч полоски, Архангел выслушал с утра Вселенной отголоски. Он в мире звуки собирал, Был где-то рядом с нами, И тихо в дудочку играл, Летая над домами. Был полдень, Ангелом храним, Не зная непогоды, И встала радуга над ним На четверть небосвода. Затем закатом свод искрил, Лампадой догорая. То Весть Благую Гавриил Принёс к земле из рая.