Был бы рядом Петров-Водкин, Угостил бы его пивом. ……………………………………………….. На фига мне любое кино? Я в Третьяковку – к Лопухиной.

В жизни суетной московской Засияло лето. В галерее Третьяковской Собрались поэты, Взяв с собою – что за диво? — Кто коньяк, кто пряник, То ли водку, то ли пиво Прихватил Соляник. Для писательского круга Это не рутина, Угощали все друг друга, Глядя на картины. На портреты в Третьяковской Смотрят, не мигают. «Выпей, брат Боровиковский!» — Смело предлагают. И по случаю такому Весело, игриво Предлагали и Крамскому Выпить кружку пива. Получилось всё при этом Весело и ловко. … Как нужна порой поэтам Эта Третьяковка!

Не кури, Соляник, не кури! Табачищем горло не дери! ……………………………………………….. Не дури, Соляник, не дури У случайной девичьей двери… ……………………………………………….. Врут, как прежде, все календари. Закури, Соляник, закури!

В ранний час младенческой зари Время пролетало оголтело. «Не кури, Соляник, не кури!» — Мама говорила то и дело. Вспоминал поэт про детский сад, Вспомнил воспитательниц и нянек, Как с любой девчонкой наугад Флиртовал кокетливый Соляник. А пошёл Соляник в первый класс — Там учителя его узнали: Лишь его увидев, всякий раз «Ты не пей, Соляник!» – умоляли. Пролистав назад календари, Вспомнил годы университета: Умолял куратор: «Не дури!» Но призыв остался без ответа. Вдаль ушли былые времена… Там куда ни кинь – одни запреты! … Молча выпил чарочку до дна, Докурил восьмую сигарету…

В огороде – петрушка, А в душе – дырокол, Никакой я не русский, И совсем не хохол. ………………………… И немного – индус. Чем-то даже – испанец… ………………………… Ноги просятся в танец…

Нам лира в творчестве нужна — Творим без муз и нянек. … А в огороде – бузина, А в Киеве – Соляник. Он не хохол наверняка, Но все отметить рады — Он лихо спляшет «Гопака», «Семь-сорок» и «Ламбаду». Пусть в жизни вечный дырокол — Не шоколад, не пряник, Зато в стихах – всегда прикол, А в Киеве – Соляник!

В переулках глухих кварталов Я тебе о любви картавил, Несусветную нёс дребедень. Ах, зачем так цвела сирень?

Как только сирень начинает цвести, Как только весной прибавляется день, Поэт начинает внезапно нести Нелепую чушь, чепуху, дребедень. Когда зеленеет на ветках листва, В сиреневой дымке теряется сад, Язык, заплетаясь, картавит слова, Всем дамам клянётся в любви невпопад. Стихи несуразны, мозги набекрень, Он чушь продолжает невнятно нести, Пожалуй, неплохо, что всё же сирень Не может без срока цвести и цвести.

А любимый Ваш портрет Размордастил о паркет… Впрочем, всё это фигня… Вы не любите меня. Вспомнил только вот сейчас: Не закрыл, простите, газ.

Я вчера проснулся рано — Помню чётко, как сейчас: Я сорвал на кухне краны, Не закрыл, простите, газ. А затем поехал к тёте — Бил посуду и окно, Дебоширил на работе И у друга заодно. Я всегда такой отважный, Всюду лезу напролом — Разорвал портрет бумажный Я в гостиной за стеклом. Может, правы Вы отчасти — Завернул такой сюжет — Я портрет Ваш размордастил — Если только бы портрет! Выпил лишку – ну и что же? — Я вчера средь бела дня. И не понял: отчего же Вы не любите меня?

Буду учиться жить без ста грамм. Буду ходить в Переделкинский Храм ………………………… Только куда же мне без ста грамм? Да и не ждёт Переделкинский Храм.

Прожить без ста заветных грамм Поэт в душе стремился — Шёл по утрам в ближайший Храм, Но толку не добился. А вскоре начал понимать, Что надо жить по чести — Не сто заветных принимать, А минимум – по двести.

Посидим у речки Сетунь, Скажешь, воблу теребя: – Рифма просится «не сетуй». Слишком просто для тебя. ………………………… Я отвечу: – Эх, дружище, А не твой ли тут портрет?! У тебя стихов на тыщу… Доставай скорей портвейн.

Жил поэт благоговейно, Сочинял по мере сил. «Рифму подбери к портвейну», — Кто-то всуе попросил. Помрачнел Соляник вроде — Дело было поутру: «Рифму нынче на природе Я другую подберу». По теченью не плыву я, А портвейн вогнал в тоску, Рифму яркую, живую Подбираю к коньяку. Срифмовал отменно, чётко. Выпил, воблу теребя. «А под воблу лучше б водку» Он добавил про себя.

А на Тверской дают кальмаров. Слышь, Тамара. А это – Райкина дом. Взгляни, Том.

Наш поэт, когда в ударе, Пишет только о Тамаре. Дописал девятый том… Слышь, Том? Привередливо, как в школе, Про Тамару пишет Коля, Знать, она – в окошке свет, Глянь, поэт! Да, видать другие темы Портят нервную систему. Про Тамар писать доколь? Слышь, Коль?

Я – степная равнина И упрямый Гольфстрим. Я грустней армянина И суровей, чем Рим. Холодней, чем Рейкьявик, Горячее, чем Крит. День мне завтрашний явит То ли рюмку иль флирт.

Если нынче не встречу Ни Наташу, ни Нину, А Тамара далече — Я грустней армянина. Друг прошествовал мимо, Выпить нету настроя — Я суровее Рима, Я воинственней Трои. Есть на выпивку виды, Стол, как надо, накрыт — Я теплее Мадрида, Горячее, чем Крит. Время ж мчится быстрее, Если ласкова Нина, Я мудрее еврея, Веселее грузина.

Я был нормальным русским грешником, Уж если пил, то, значит, пил. ……………………………………….. Я жил по-всякому, по-разному — То Дон Кихот, то чародей. И не бубните мне напраслину: Я не напрасен каждый день.

Стрелять по галкам и скворечникам Стремился в детстве босоногом, Он был невзрослым русским грешником, Но с той поры возрос во многом. Он не менял мировоззрения — Как русский пил во цвете лет, Как грешник пил до одурения И балагурил как поэт. А нынче вспомнил про скворечник, Про множество других идей. Давно не русский и не грешник — То Дон Кихот, то Чародей.

Я породнён с дорогой, Мне вечер странствий мил И вздроги недотроги, И шалости Людмил. …………………………. Невестится Россия, И я её жених…

Я от вас скрывать не стану — Я поэму сочинил, И от имени Руслана Поздравляю всех Людмил. Разбудил Москву, не скрою — Сетунь, Кремль и Тёплый Стан — То Дубровский я порою, А порою – царь Салтан. Есть поэты у России, Но иной удел у них. Чем Соляник не Мессия? Чем России не жених? Видно, у судьбы-старушки Далеко идущий план: У России новый Пушкин, Он – Людмилам всем – Руслан.

Мне в Элладу, проще – в Грецию К разным всяким там богиням. Нерастраченному сердцу Всё равно ли где погибнуть?

Все постоянно едут, мчатся Куда им надо и не надо. Куда ж поэту-то податься? Пожалуй, в Грецию – в Элладу! В России что-то скучно стало — Полгода холод, снег и иней… А в Греции чудес немало — Там всяки-разные богини! Поэт грустил, скучал доныне, Чтоб избежать всегдашней скуки, Мечтал, как в Греции богиня Ему протягивает руки. Богине поцелует руку — Оценит пусть его манеры. Примчал в Элладу – вот так штука! Пред ним Милосская Венера! Поэт выходит к ней навстречу — Она ж внушительного роста, А вместо рук – одни лишь плечи… Вот так с богинями непросто!