При всем своем простодушии Сергей почувствовал трещину в семейной жизни, которая с каждым днем становилась все шире. Усомниться в храбрости Сергея Дроздова, значило бы не знать его вовсе, и все же самолюбие этого мужчины сильно страдало оттого, что он невольно ловил на себе сочувствующие взгляды коллег. Если бы он так хорошо не знал свою Марину, не знал, каким бы она хотела видеть его в такой ситуации, когда можно еще спасти семью, то давно набил бы сопернику морду. Но Сергей тонко чувствовал, что не только нельзя вмешиваться в отношения Марины и Георгия, не только нельзя обнаружить свою осведомленность в этих отношениях, но больше того — следует изображать из себя доброго, заботливого мужа, снисходительно относящегося к недостаткам жены — ее чрезмерной увлеченностью делами в службе бортпроводников.

Марина же, мысли которой занимали только дела в службе да скрываемые от мужа звонки от пылкого воздыхателя, на время забросила и домашнее хозяйство, и заботу о супруге. Она понимала, что ее поведение заслуживает порицания, но человеческая психика устроена таким образом, что отрицает все, что может оскорбить или задеть жизненные приоритеты. По вечерам, перед самым сном, Марина ложилась на диван в гостиной и открывала книгу, жадно впитывала в себя нектар литературного слога или удивительных идей и сюжетов. И только тогда, когда в книгах речь заходила о религиозной морали, у нее мурашки по коже ползли. «Искушения и скорби ниспосылаются человеку для его же пользы, образованная ими душа делается сильною и честною перед Господом своим», — читала Марина, краснея от смущения. «Что же это со мной происходит? Почему я позволяю Георгию ухаживать за мной, почему не только не пресекаю его домогательства, но и поощряю их? Разве мне не хорошо с мужем? Разве я не любима им? И разве я остыла к нему? Разве не прихожу в трепет, когда его родные руки касаются моих рук?» Но все эти мысли истончались и таяли, едва Марина окуналась в первые страницы художественных романов, без которых ее организм ощущал голод.

Марина удобно расположилась на диване со сборником стихов и поэм «Очарования» французского поэта и мыслителя — Поля Валери, поражавшего ее усложненной образностью, перенасыщенностью символами, изощренностью метафор и смелостью ассоциаций. Любознательной девушке хотелось, как сказано у Пастернака, во всем дойти до самой сути. Читая произведения писателей или поэтов, она глубоко проникала в личность самого автора, пытаясь понять, что руководило им в момент создания того или иного шедевра. Она много читала об этой удивительной личности, члене Французской академии Поле Валери, чье обаяние не затуманено временем. Обладающая феноменальной памятью, Марина запомнила очень верные слова из статьи о Валери: «В нем не было ничего смятенного, ничего спрятанного, как говорят о спрятанном механизме, ничего плохо выраженного. Все в нем было ясно, все отчетливо высказано». В другой статье про него писали, что «интеллектуализм» поэзии Валери иллюзорен, поэт одержим мыслью о бессилии разума проникнуть в сущность вещей. «И в самом деле, — подумала Марина, — разве возможно проникнуть в сущность как человека, так и вещей. Интересно что сказал бы Поль, узнав, в какую ситуацию я попала и в каком смятении я сейчас нахожусь. Смог бы он объяснить и помочь? А что сказал бы сам Георгий, если бы я попросила разорвать этот замкнутый круг?»

— Возьми трубку, — услышала Марина раздраженный голос мужа и вздрогнула, вернувшись из иллюзорного мира поэзии.

— Почему ты думаешь, что это меня? — удивилась она.

— Я не думаю, я знаю, — вспыхнул Сергей и, все же взяв себя в руки, деликатно ушел на кухню, чтобы не смущать жену и не слышать омерзительно красивого голоса своего соперника. Он безошибочно чувствовал особенную вибрацию звонков этого молокососа и каждый раз уходил, сжимая кулаки в кармане. Так продолжалось несколько месяцев — один день похожий на другой. И в редкие вечера, когда Сергей касался бархатной кожи жены, он чувствовал, как она неслышно вздыхает.

Весть о том, что Марина ушла на иностранную технику старшим инструктором, пробила Сергея насквозь, и не в силах больше сдерживать ни свои эмоции, ни свои страдания, он поставил вопрос ребром.

— Дорогая моя, либо ты уходишь от меня, либо остаешься и разрываешь с ним все отношения.

Марина напряженно молчала. Она понимала, что стояло за этими произнесенными мужем словами. Это значило не только прекратить даже невинные телефонные разговоры с Георгием, но и вернуться работать на отечественную технику. А она так много сделала для отделения зарубежной техники и еще столько собиралась сделать. Надо было что-то ответить, но слова не приходили на ум.

— Сережа… — только и смогла произнести Марина.

— Я, конечно, признаю, что ты личность и человек неординарный. Уникальных мужчин, которые тебя могли бы по-настоящему заинтересовать не так уж много, я тоже не исключение, так как дурной, простой, одним словом среднестатистический, и не вписываюсь в твои рамки. Ты куда-то собираешься сегодня?

— Да, я улетаю в Токио. — Вспыхнув до корней волос, Марина отвернулась, чтобы скрыть накатившиеся слезинки в уголках глаз. Неслушающимися руками она забрасывала вещи в чемодан, и по тому, что это получалось не так аккуратно, как обычно, Сергей догадывался о силе ее волнения.

— Ты не ответила мне, — со сдержанной обходительностью сказал он.

— Не мучь меня, Сереженька, — с трудом произнесла Марина, и глаза ее при этом были испуганно-беззащитные.

Проглотив комок в горле, Сергей притянул к себе жену, с жаром сказал:

— Это не может так больше продолжаться! — Его ярко-синие глаза приобрели стальной оттенок.

— Но я ничего еще не сделала, — неуверенно возразила Марина, взглянув на него.

Едва она произнесла эти слова, как Сергей с силой встряхнул ее и жестко стиснул руками хрупкие женские плечи.

— Мне больно, не надо, Сережа, — испугалась Марина и ахнула, увидев, как он замахнулся на нее, чтобы ударить. Она сама не ожидала от себя такой реакции, которая последовала после. — Убери руки, идиот, — жестко сказала Марина, — я не буду с тобой жить дальше.

— Как знаешь, — холодно-учтивым тоном ответил Сергей, и рука его неловко опустилась.

Он пил водку и смолил одну сигарету за другой, бросая испепеляющий взгляд на прихорашивающуюся жену. Обменявшись грубыми эпитетами, Сергей остался коротать нестерпимо скучный вечер в одиночестве, а Марина поспешила к подъезду, где ее ждала машина Георгия.

Бортпроводники явились на рейс задолго до назначенного срока, Ленинградский проспект, знаменитый своими грандиозными пробками, зачастую становился причиной опоздания на работу. А тут еще и начальство летит.

В комнате для разборов уже собралась бригада улыбчивых девушек и юношей в отутюженной форме, с аккуратными прическами и готовностью отдать все свое тепло и заботу пассажирам предстоящего рейса. Наступило время предполетного разбора, и, завидев Марину, лица сидящих за столом бортпроводников немного напряглись. Рассказав об особенностях трассы и распределив обязанности стюардов и стюардесс, бригадир приступил к проверке знаний бортпроводниками аварийно-спасательных средств и действий в аварийной ситуации. Говорили о тушении пожара, о порядке эвакуации пассажиров, о том, каким образом и в каких случаях использовать огнетушители и кислородное оборудование.

— А как вы будете действовать при обнаружении взрывного устройства на борту самолета? — спросил бригадир и посмотрел на Георгия.

— Прежде всего, необходимо приготовить наименее опасное место для размещения ВУ, — красивым баритоном ответил тот, — для чего следует пересадить пассажиров, сидящих в зоне локализации ВУ. Селектор двери в случае его наличия должен быть в положении «ручное».

Время от времени приглаживая и без того идеально лежащие черные волосы, такая уж у него была манера, Георгий очень четко продолжал рассказывать о порядке перемещения взрывного устройства.

«Какой же красивый у него голос», — подумала Марина и незаметно для всех внутренне улыбнулась.

— Все, достаточно, Георгий, а то мы не успеем вовремя явиться на самолет, — сказал бригадир. — Разбор окончен. Марина, вы не возражаете?

— Нет, нет, все замечательно, — поддержала бригадира Марина.

Все шло, как обычно, бортпроводники проверяли рабочие зоны, докладывали о неисправностях или сами их устраняли, если это было под силу, затем с гостеприимной улыбкой принимали пассажиров на борт самолета, помогая разместить их ручную кладь, указывали их места.

— Конитива, — мило здоровались японцы.

И все это время Марина боковым зрением ощущала на себе вопрошающий взгляд Георгия, подобный уютному ночнику, которого не замечаешь, но при котором не блуждаешь в темноте. Она прекрасно сознавала, о чем хочет спросить ее Георгий и чего от нее добивается, понимая, что их затяжной роман еще не дошел до апогея. Впереди три дня в Гонконге, которые они проведут вместе, и сердце Марины сжималось от мысли, что все красивое, призрачное и фантастическое в их отношениях может в одну минуту разбиться, если они станут просто любовниками. Ей не нравилось это слово, приводящее ее в краску и губящее что-то очень трогательное и чистое. Еще не успело погаснуть табло «Пристегните ремни», как прозвенел вызов.

— Помогите, пожалуйста, пассажиру плохо! — испуганно сказала сухонькая старушка, сидевшая рядом с тучным мужчиной, занимавшим чуть ли не два кресла. — Ему стало плохо, и он, по-моему, потерял сознание.

Пассажиры, сидевшие рядом с ужасом смотрели на мертвенно-бледное лицо человека, еще совсем недавно смеявшегося и бросавшего одну шутку за одной.

Марина уже была рядом и успела убедиться в отсутствии пульса и реакции зрачка на свет.

Бригадир объявил по микрофону:

— Дамы и господа! Прошу внимания! Если среди вас есть врач или медсестра, просим сообщить бортпроводникам. Нам нужна ваша помощь. Благодарим за сотрудничество.

И такая же информация прозвучала уже по-английски.

Как же долго не объявлялись медицинские работники! Бригада их трех человек во главе с Георгием уже действовала так, как их учили на уроках медицины в ЦПАПе. Нельзя было терять время на определение признаков дыхания. Расстегнув поясной ремень у толстяка и, освободив его грудную клетку от одежды, Георгий прикрыл двумя пальцами мечевидный отросток и нанес удар по грудине. Марина вновь проверила пульс на сонной артерии: он не появился.

— Приступаем к реанимации, — приказным тоном произнесла Марина.

На пол постелили несколько пледов, чтобы обеспечить пассажиру твердую поверхность. Трое бортпроводников приступили к непрямому массажу сердца. Георгий пять раз надавил на грудину, затем отдал команду «вдох». Бригадир сделал два «вдоха» искусственного дыхания, следя за реакцией зрачков и проверяя пульс на сонной артерии. Тем временем Георгий контролировал эффективность этого «вдоха» по подъему грудной клетки. Марина держала поднятые ноги пострадавшего для притока крови к сердцу. Так продолжалось несколько минут. От тревожных глаз Марины не укрылось, что ребята выдыхаются, у Георгия на висках налились вены, а лицо бригадира стало багровым. Необходимо было поменяться местами.

— Уйди, — сказал Георгий, — это не женский труд. Лучше позови Костю.

— Он внизу, на кухне. Пока я спущусь туда, человек может умереть.

— Меняемся, продолжаем, — жестко сказал Георгий.

Теперь уже Марина надавливала на грудину мужчины и с надеждой ждала результата. «Не умирайте, пожалуйста, не умирайте», — мысленно умоляла она пострадавшего.

— Как его состояние? — спросил вышедший из кабины пилот.

— Пока никак, — севшим от напряжения голосом ответила Марина. — Нужна экстренная посадка.

— Уже запросили разрешение, сейчас приступим к снижению. Я пошел, докладывайте о результатах, — произнес расстроенный происходящим пилот.

— Есть реакция зрачков! — раздался обрадованный голос Георгия.

— Продолжаем, — сказала Марина, снова складывая руки для пяти нажатий.

— Есть пульс, есть! — закричал Георгий.

— Слава богу! — выдохнули все трое. — Жив.

После неординарного случая, повлекшего за собой экстренное снижение на запасной аэродром, на экипаж обрушилась всеобщая усталость. Уже после посадки в аэропорту Нарита в Токио, расположившись в гостинице, все расслабились. Экипаж в полном составе собрался в просторном командирском номере и организовал стол, как принято, с вином и закуской. Все долго говорили, обсуждали, спорили, а потом просто запели русскую застольную:

— Парней так много холостых, а я люблю женатого.

Георгий наклонился к Марине и шепнул:

— А я — замужнюю.

— Молчи, я прошу тебя, молчи, — прикрыла ему ладонью рот Марина.

— Ты придешь ко мне? — неслышно спросил Георгий.

— Не надо, не спрашивай об этом! — ответил ему возмущенный взгляд карих глаз.

— Сколько же ты будешь мучить меня? И что мне нужно сделать, чтобы ты поверила мне?

— Ничего не нужно делать, я верю тебе. Но ты просишь о невозможном.

— Давай сбежим отсюда, по городу погуляем, — сменил тему Георгий, тонко чувствуя настроение своей ненаглядной, и они незаметно, по-английски, удалились.

Высокая атлетическая фигура молодого мужчины и женская, невысокая и хрупкая, вырисовывались на фоне синего ночного неба Токио, где удивительным образом сочетаются старина и современность, фешенебельные и скромные тихие улочки. Экипаж «Аэрофлота» размещался в недорогой гостинице, и, конечно же, не в том деловом квартале Маруноути, где расположены главные конторы крупнейших корпораций и где находится витрина Токио и всей Японии — Гиндза, пестреющая множеством кафе, ресторанов, кинотеатров, и где японцы любят проводить свой досуг. Гостиница для «Аэрофлота» находилась в плохо освещенном районе, практически в пригороде Токио. Хорошо еще, что до продуктового магазина было рукой подать. Сначала представительство организовало для членов экипажа питание в уютной столовой, но деньги за это высчитывались из зарплаты немалые.

— Да я лучше буду яйца каждый день варить, чем такие деньги за неумело приготовленный борщ отдавать, — возмущался один штурман, для которого жизненное счастье заключалось в мягкой постели и вкусной пище.

— В ближайшем магазине я видел только перепелиные яйца, — ухмыльнулся второй пилот. — Надо сразу десятка два съесть, чтобы насытиться.

— Ну, если яиц не хватит, то равиоли на каждом шагу, — проворчал штурман.

— А я водоросли люблю. Чем за такую цену в этой столовой питаться, я себе на автомобиль резину новую куплю, — поделился своими планами второй пилот.

«Какой же бред они несут, — каждый раз думал Георгий, ненароком слушая подобные разговоры. — Конечно, материальные блага необходимы человеку — автомобиль, загородный домик или дом, или коттедж, это как кто сможет, или у кого какие цели. Но ведь даже обладая всеми этими благами, можно не вписаться в истинное счастье. Родство душ — вот что самое важное между людьми».

Среди летного состава чаще всего встречались люди, зараженные идеей купить стройматериал для дачи, соорудить на загородном участке баню, поменять машину, устроить детей в престижные вузы, скопить, сэкономить, достать. Только не жить! И далеко не у всех были преданные и бескорыстные жены. И далеко не все могли рассчитывать на спокойную старость в окружении близких людей, в тиши, в любви, в согласии. После ухода авиаторов на пенсию привыкшим к безбедной жизни и постоянному отсутствию мужей женам становилось неуютно от каждодневного общения с благоверными супругами, и они начинали тихо ненавидеть своих недавних кормильцев, в лучшем случае тяготились ими. И только тогда в прошлом бравые, смешливые, подтянутые, с золотыми лычками пилоты, штурманы и инженеры начинали сожалеть, что когда-то чего-то испугались и кого-то недолюбили, а может, и не ушли к любимым, чтобы заново все начать, бросив с трудом заработанное. Потому как что-то выгадывали, высчитывали, опасались. А потом наступали старость и пустота. Или ранняя смерть. Лишь немногим посчастливилось ощутить тепло и радость тихих и уютных семейных вечеров.

Георгию хотелось разбросать, раздарить, развеять по свету эти зеленые бумажки, лишь бы кто-то еще, хотя бы один человек на земле стал таким же счастливым в ожидании долгожданной встречи с любимой женщиной. Он не понимал, как можно придавать такое огромное значение этим несчастным купюрам, из-за которых многих людей даже жизни лишали.

— О чем ты думаешь? — удивилась Марина долгому молчанию Георгия.

— Так, ерунда всякая в голову лезет, не стоит и говорить об этом, — улыбнулся он.

— Поговори со мной, — вдруг попросила Марина, с нежностью заглядывая ему в глаза.

— Ты же понимаешь, Мариночка, если мы начнем сейчас говорить, то не закончим до утра.

— Это правда, — засмеялась она, потершись щекой о его руку.

Они могли разговаривать часами, находя общие темы, не замечая, как переплетаются в их беседах воспоминания, мечты, фантазии, чувства, эмоции. Начитанный Георгий умел преподнести себя так ненавязчиво, так легко и непринужденно, с оттенком утонченного юмора, что Марина сутками могла слушать его приятный баритон.

— Пора возвращаться, уже становится прохладно, — нежно обнимая Марину за талию, произнес Георгий.

Он многозначительно посмотрел на женщину, даже в темноте чувствуя, как вспыхнуло ее лицо, наклонился и поцеловал ее, вздрагивающую от одной мысли, что может сегодня произойти между ними и как это усложнит в дальнейшем ее отношения с мужем и самим Георгием. Ей казалось, что многочисленные звезды на небе посмеивались, глядя на двух влюбленных, не решающихся на близость, от которой могло бы опрокинуться небо.

— Пойдем ко мне, — предложил Георгий, притягивая к себе Марину.

— Не надо, Гоша, — увернулась она, — я очень устала и хочу сегодня побыть одна.

— Ну хорошо, — неохотно согласился Георгий, — тогда у меня предложение поехать завтра на экскурсию в Хаконе, такой живописный горный райончик.

— Конечно, поедем, — улыбнулась Марина и с благодарностью сжала его руку.

И вот они в Хаконе, расположившемся на остатках кратера древнего вулкана, извергавшегося тысячи лет назад. Вокруг — множество горячих минеральных источников, так называемых онсенсов, рядом с которыми построены небольшие гостиницы в японском стиле — рюоканы.

— Ты только посмотри, какой необыкновенный горный пейзаж и девственные леса! — воскликнула впечатлительная Марина.

— И Страна восходящего солнца, — вторил ей Георгий. — А теперь надо подняться по канатной дороге через перевал, и мы с тобой окажемся в долине Овакудани. Это единственное место здесь, откуда можно наблюдать за вулканической активностью.

— Господи, сколько же ты всего знаешь! — восхищенно сказала Марина.

— Так я, девочка моя, готовился. С тобою не все так просто, как кажется на первый взгляд. Это очередная попытка вызвать к себе интерес и расположение одной изящной леди, — немного грустно прозвучал красивый голос Георгия.

— Чего же тебе еще не хватает, Гоша? — кокетливо спросила Марина.

— Дипломат всегда знает, что спросить, когда не знает, что ответить, — засмеялся Георгий и обнял Марину за хрупкие плечи.

Они долго созерцали открывшиеся красоты Японии, после чего, спустившись по горному склону, совершили небольшой круиз на старинном европейском судне по необычайно красивому озеру Аси. Погода стояла ясная, и вид на гору Фудзи открывался потрясающий. После ошеломительной прогулки, заставившей засиять их лица, кораблик пришвартовался на станции Хаконе мати, знаменитой своими прибрежными ресторанчиками.

— Я, конечно, не гурман, но думаю, нам доставит величайшее удовольствие отведать свежайшей местной форели, — галантно поклонился Георгий, встряхнув длинными черными прядями волос.

— Гоша, а мы успеем возвратиться в Токио? — обеспокоилась Марина.

— А кто собирается туда возвращаться? — поднял соболиные брови Георгий. — Мы никуда не поедем, а остановимся на ночлег в одном из рюоканов.

Когда вечерний закат коснулся земли Японии, влюбленная пара нежилась в горячей термальной ванне под открытым небом, выложенной из поросших мхом камней.

— Гоша, — беззвучно, одними губами прошептала Марина, но Георгий услышал этот зов.

Он притянул к себе молодую женщину, такую ранимую, такую хрупкую, такую нуждающуюся в заботе и любви, невзирая на кажущуюся независимость и самостоятельность.

Марина почувствовала его настроение, как всегда, угадала его мысли. Для нее казалось удивительным, как мог мужчина так тонко чувствовать ее, так ненавязчиво и решительно проявлять свою заботу о ней, о ее доме, о ее близких. Мама Марины, тяжело болевшая и обреченная, вызывала в ней чувство глубокого сострадания и глубокой боли, и дочь, порой забывая о себе, все силы расходовала только на продление жизни самого дорогого для нее человека. Георгий помогал Марине в этом, находил медицинских светил, перевез в престижную больницу, доставал труднодоступные, но совершенно необходимые лекарства. Марина все чаще работала в штабе, лишь раз в месяц изыскивая возможность улетать в командировку. Георгий сам спрашивал, что ей необходимо привезти для мамы, для самой Марины, для дома, для ремонта, который она недавно затеяла. Невольно, но все чаще и чаще Марина сравнивала Сережу и Георгия, и сердце ее сжималось оттого, что последний во многом превосходил ее мужа. В Сергее она не замечала и следа сочувствия, не говоря уже о каких-то попытках помочь ее матери. Она гнала от себя эти мысли, чтобы не разрушить тот хрупкий семейный мир, который все труднее было удержать.

— Ты вспомнила о маме? — осторожно спросил Георгий.

— Да. А еще подумала о тебе.

— Что же обо мне?

— Ты такой хороший, такой отзывчивый, что уже и не знаю, как дальше без тебя смогу жить.

— А почему без меня? Что за глупые фантазии?

— Гоша, давай смотреть правде в глаза. Я старше тебя. Не я нужна тебе — другая, молодая, без проблем, без амбиций. Которая смогла бы родить тебе ребенка и с которой ты мог бы стать по-настоящему счастлив.

— Хочешь, скажу откровенно? — резко спросил Георгий.

Марина промолчала, сильнее прижавшись к его сильному и такому падежному плечу. Ей и очень хотелось услышать правду, и в то же время она ужасно боялась этого.

— Молчишь. Ты всегда молчишь, когда назревают подобные разговоры, — сорвался голос Георгия, словно он не взял какой-то нужной ноты. — Меня не интересует, сколько тебе лет. Я давно уже понял, что не это главное в отношениях между мужчиной и женщиной. Так ты хочешь, чтобы я сказал тебе все?..

— Нет, не надо, я знаю, о чем ты мне хочешь сказать, — перебила Марина. И ее сияющие карие глаза заполнились грустью.

— Да, ты знаешь. Ведь мы чувствуем друг друга с полуслова, да что там, даже мысли умеем читать. Даже на расстоянии. Я готов и дальше терпеть, готов смириться с ситуацией, в какую мы попали. Но ты должна знать, что для меня это невыносимо.

— Тогда брось меня, — вырвалось у Марины, и она тут же пожалела о сказанном.

Георгий молниеносно прижал ее к стенке бассейна и вырвал у нее страстный поцелуй, почти лишивший женщину чувств. Когда они отдышались, Георгий сказал лишь одну фразу:

— Никогда не говори мне этого больше. Слышишь? Никогда!

«Ты мой Георгий Победоносец», — подумала Марина.