Оглушенный разбушевавшейся ночной грозой, щедрым фейерверком выплескивающей вокруг себя избытки эмоций, сдерживать которые она уже была не в состоянии, юноша вскочил с постели и подошел к окну. Возможно, для кого-то разразившаяся гроза представлялась плачущей навзрыд природой, а для него она плакала от радости.
Никто не замечал, что Олег, которому шел всего лишь восемнадцатый год, нуждался в родительской любви, как малый ребенок. С тех пор как в жизни его матери появился Волжин, который оказался еще и отцом младшего брата Ильи, у юноши стали возникать навязчивые мысли о том, что он в этой жизни просто зритель, и весь разыгрывающийся передним спектакль не подразумевает его участие.
Маленький Олег часто вспоминал своего папу, с которым так весело было играть в футбол, так интересно слушать перед сном его рассказы и сказки, так здорово мчаться вдвоем на мотоцикле. А потом Олег возненавидел мотоцикл и тайком от матери с остервенением пинал ногой эту жестокую железяку, отнявшую у него любимого папу. Он ходил с мамой на кладбище, ставил вместе с ней цветы рядом с фотографией папы, а она потом целый вечер молчала, время от времени вытирая набегавшие слезы.
Дядя Сережа, мамин брат, часто приходил к ним в гости, брал его к себе домой на выходные и относился к нему, как к собственному сыну Кириллу. Однажды, заметив, как Олег со злостью пинает мотоцикл, дядя Сережа сел на него и умчался восвояси. С тех пор мальчик больше мотоцикла не видел. Он часто скучал по маме, которая постоянно отсутствовала, улетая в дальние страны. Опасаясь, что самолет может отнять у него маму, Олег ненавидел самолеты так же, как когда-то папин мотоцикл.
У дяди Сережи были прекрасные друзья, которые иногда его навещали. Он помнил дядю Стаса еще с детства и сразу полюбил его, как любой мальчик, рано лишившийся отца, начинает боготворить мужчину, способного хоть в какой-то мере заменить папу. Маленький Олег с жадностью прислушивался к разговорам взрослых, когда речь шла о дяде Стасе. Он никак не мог понять, почему его красивая, как сказочная принцесса, мама избегает встреч с дядей Стасом. Ведь если он не увидит маму, то никогда не сможет влюбиться и жениться на ней. А Олегу так нужен был такой папа, как дядя Стас, сильный, умный, мужественный и очень внимательный. Но постепенно Олег начал понимать, что маму и дядю Стаса связывает какая-то тайна, о которой он не должен знать.
Иногда дядя Стас, будучи в гостях у дяди Сережи, брал Олега на руки и пристально разглядывал его, гладя по голове, как маленького. В такие минуты Олегу хотелось обнять дядю Стаса и пригласить к себе домой, где навстречу им вышла бы молодая, красивая мама и, улыбаясь, протянула бы к ним руки.
— Я так ждала вас, мои родные, — сказала бы мама, и на ее зеленых, как цвет листвы, глазах засверкали бы слезинки. А дядя Стас взял бы ее на руки и кружил, кружил бы по комнате.
Как-то мальчик не сдержался и принялся рассказывать дяде Стасу, какая у него необыкновенная мама, какая она красивая, добрая, умная, и как все мужчины, видя ее, теряют голову. Дядя Стас тогда нахмурился и принялся курить сигареты, одну за другой. Взгляд его был такой грустный-грустный, Олегу стало жалко его, и он поклялся, что больше расстраивать дядю Стаса не будет.
Детство незаметно ушло, и школьные годы расписали жизнь Олега новыми разноцветными красками. Радостным потрясением стало для него известие о том, что у него есть младший брат Илья, который из-за своей аллергии не может жить в городе. Вместе с мамой, а чаще с бабушкой, Олег теперь приезжал на каникулы в Геленджик, целыми днями находясь с Ильей, оказавшимся интересным и всесторонне развитым мальчиком.
Потом Илья уехал учиться в Швейцарию, и редкие встречи братьев стали самыми яркими событиями в жизни обоих мальчиков. Одним из самых интересных этапов в жизни Олега стали его совместные с мамой путешествия. Собственно, для мамы это было обычной работой, она была спокойна, — а не прыгала от восторга, узнав о том, что летит в Штаты, Южную Америку, далекий Сингапур или Арабские Эмираты. Олег же замирал от счастья, воспринимая полеты в разные страны, как подарок судьбы, и чувствовал, что маме передается его волнение, его радость, его восхищение, его страстная любознательность. Заметив, с каким уважением относятся к маме на работе, как ее ценят и любят, он гордился ею безмерно. Во время полета, когда мальчика приглашали в кабину экипажа, он с благоговейным трепетом наблюдал за работой пилотов, штурмана и инженера, и глаза его заволакивало печалью, ведь здесь бы мог находиться его отец, если бы не случай, унесший его раньше времени в могилу.
Мальчик повзрослел и стал реагировать на то, что раньше не вызывало у него особого интереса. Назойливое внимание мужчин к его обожаемой матери начало раздражать Олега. В его присутствии взрослые замолкали, когда разговор касался его матери. Но из обрывков фраз ему становилось ясно, почему мать отвергает предложения даже самых достойных мужчин или «самые выгодные партии», как любила говорить бабушка Лена. Оказывается, его мама всю жизнь влюблена в кого-то, с кем из-за каких-то особых обстоятельств ей нельзя видеться и встречаться. Эта загадка, которую он не в силах был разрешить, долго не давала мальчику покоя.
Однажды он услышал, как мама плачет, рассказывая по телефону своей лучшей подруге Соне о том, как встретила Его в Токио. Сначала Олег решил, что этот мужчина — летчик, затем иностранец, потом дипломат, известный спортсмен и наконец артист. Если раньше Олег не придавал значения тому, что в их квартире повсюду расставлены фотографии молодого популярного актера Сергея Бодрова, то теперь поразительное сходство артиста с младшим братом Ильей натолкнуло мальчика на совершенно дикую мысль. Как-то приехав к брату в Геленджик, Олег спросил:
— Братишка, а тебе никто не говорил о твоем сходстве с Сергеем Бодровым?
— Говорили, — смутился Илья.
— А девчонки, наверное, прохода не дают, записками забрасывают, «братом» называют, — подтрунивал над ним Олег. — Ведь так?
— Есть немного, — скромничал Илья.
Олег знал, что мальчишки бредили Бодровым, девчонки восхищались и мечтали о нем, коллеги ценили и уважали, и все, все любили, но наверняка больше всех любила его мама, почти так же, как собственная мать актера.
— Он мне, как сын, — говорила мать Олега, с нежностью глядя на портрет Сергея Бодрова. А после ужасной трагедии в Кармадонском ущелье, не оставившей ни надежды на то, что съемочная группа Бодрова будет найдена, ни полной уверенности в том, что люди погибли, Олег замечал, как часто мать со скорбным выражением лица смотрела на портрет Сергея, меняя в вазе цветы.
— Сынок, как ты думаешь, а его могли забрать инопланетяне? — задавала мама вопрос не столько странный, сколько детский.
— Вполне, — успокаивал ее сын.
— Нет. Я серьезно.
— И я серьезно.
— Он не мог погибнуть, — горячо убеждала мама, — он мог уйти в другой, особенный мир, где все устроено совсем не так, как на Земле, где все лучше, чище, справедливее. Чем дальше от Земли, тем она голубее.
Олег согласно кивал. Ему и самому не хотелось верить, что всеми любимый «брат» исчез из этого мира навсегда.
Когда на горизонте появился Волжин, все такой же сильный и энергичный, почти не постаревший, если не замечать седины в густых, коротких волосах, Олег сразу понял, кто отец Ильи. На его взгляд, этот крепко сложенный смуглый мужчина с проницательным взглядом темных глаз привлекал внимание всех женщин без исключения, всех, кроме его матери. Одетая в легкое белое платье и похожая на греческую богиню, она держалась с дядей Стасом очень независимо, чуть напряженно, и Олег в сотый раз подумал о ней с восхищением. Но как только Волжин, с видом охотящегося на лань человека, пригласил ее на танец и буквально впился в нее взглядом, она вспыхнула и затрепетала. Да, да, затрепетала, Олегу стало ясно это с первых же минут. О, как ему хотелось, чтобы этот сильный мужчина лежал у маминых ног. И о, чудо! Его желания свершились в тот же вечер. Никогда еще он не видел маму такой счастливой, юной, щедро дарящей окружающим радостную улыбку.
И все было так хорошо до тех пор, пока маму прямо в свадебном платье не увезли в больницу, а забинтованный в гипс Илья не стал называть дядю Стаса папой.
А потом приехали новоявленные дедушка с бабушкой, которые не могли насмотреться, не могли нарадоваться на Илью, тиская мальчика, как маленького.
— Мальчик наш родной, счастье ты наше, — то и дело со слезами на глазах шептала бабушка Ильи.
В такие моменты Олег думал о том, что его бабушка Вероника по отцовской линии никогда не говорила ему подобных слов и очень редко звонила, чтобы хотя бы поздравить его с очередным днем рождения. Не оставалось никаких сомнений в том, что бабушка не любила его мать, а родители Волжина восприняли маму, как родную, и называли ее деточкой, совсем, как сам дядя Стас.
У Олега неприятно заныло под лопаткой, когда, вдобавок ко всему, еще приехала тридцатилетняя дочь Волжина, Олеся, и визжала от радости, прижимая к себе сводного братца, а его, Олега, лишь потрепала по голове, небрежно бросив: «Привет, братишка». Больше всего возмутило Олега, что маму эта приезжая выскочка называла просто Юлей, как ровню. Ему и в голову не приходило, что Олеся по возрасту больше походила на мамину подругу, чем на ее падчерицу.
Все эти излияния в любви, восторги и сочувствия, обращенные ко всем, кроме него, не столь затронули бы Олега, если бы не предательство любимой бабушки Лены. Она бросила Олега на попечительство Сонечки, а сама только и справлялась о дочери, Илье и о будущем зяте. Обсуждая этот вопрос с Кристи, с которой когда-то учился в одном классе и с тех пор полюбивший ее всем своим существом, Олег жаловался ей на свое одиночество.
— В общем, жесть, — со злостью подвел итог всему произошедшему Олег.
— Ты, не прав, Олег, — говорила рассудительная Кристи, собирающаяся стать философом. — Выбрось свои эгоистичные мысли из головы. Мама твоя совсем молодая, и когда ей наконец-то улыбнулось счастье — ты почувствовал огорчение и обиду. А что касается брата, то тебя же окружали любовью с самого детства, а Илья с младенчества жил среди чужих людей.
— Чужих? — возмутился Олег. — Да Анастасия Семеновна роднее родных! Она нам бабушка, так же, как и Соня нам тетя.
— Вот видишь, значит, и Волжин сможет стать для тебя отцом. Просто сейчас его внимание нужнее тем, кто пострадал. Ты же не хотел бы сейчас, как Илья, ходить с загипсованной рукой или хуже того, как мама, лежать в больнице.
— Не хотел, — согласился Олег, и написанное на его лице недовольство сменилось выражением растерянности. — Но ты бы видела, как этот Илья сияет, невзирая на сломанную руку. Он ни о ком сейчас не думает, кроме себя.
— А ты? Сам ты о ком-нибудь думаешь?
— Что ты имеешь в виду? — удивленно вскинул соболиные брови Олег.
— Ты совсем забыл про меня, — осторожно сменила тему Кристи.
— Прости, я просто дурак, — сказал Олег и притянул к себе Кристи. — Поедем купаться! Сегодня так жарко. Я машину возьму у матери, ей она все равно сейчас без надобности.
— Олежек, техпаспорт на машину не записан на твое имя.
— Ну и что! Самое главное, я вожу, как заправский гонщик. Меня дядя Сережа учил экстремальному вождению.
— Надеюсь, нам не придется пользоваться твоим умением экстремального вождения. Иначе я поеду на автобусе.
— Никуда ты без меня не поедешь, — твердо сказал Олег. — Быстро собирайся, а я через полчасика за тобой заеду.
— Хорошо, я мигом.
Олег с наслаждением сбросил с себя одежду, вдыхая влажный речной воздух, немного потянулся, играя своим молодым спортивным телом, и с разбегу бросился в воду.
— Плыви ко мне, Кристи! — закричал он.
Кристина аккуратно сложила одежду и незаметно оглядела себя. Она не без самодовольства подумала, что природа наградила ее безупречной фигурой, пышными волосами и гибким умом. В ее интеллигентной семье, где из поколения в поколение тщательно избегали пробела по части тонкости воспитания, главным сокровищем считались душевные качества и умственные способности. И все же тщеславие Кристи было удовлетворено, когда из всех девчонок, с которыми дружил Олег, он остановил свой взгляд на ней, видимо признавая ее самой интересной в общении и самой привлекательной внешне. Она вспыхивала от удовольствия, вспоминая, как немногословный Олег произнес с явным восхищением:
— Какие синие у тебя глаза! Не голубые, а синие. Я думал, таких не бывает.
Услышать подобные слова от невозмутимого и гордого Олега Коврова, спортивно сложенного красавца с копной густых волос, унаследованных им от матери, не доводилось до сих пор никому из девчонок. И эта вроде бы невзначай брошенная им фраза внесла смятение в ее мысли, она не успела опомниться, как влюбилась. Красноречивые поклонники Кристины, пытавшиеся удержать ее возле себя, используя самые изысканные методы, потерпели полное фиаско. Они казались ей маменькиными сынками, слабыми, зависимыми от родителей и не умеющими ничего, кроме как гладко излагать свою мысль. В речи же Олега, если речь шла не о технике и математике, Кристина порою замечала косноязычие, которому она просто умилялась. Сама Кристи обладала исключительной грамотностью и рассуждала, как истинный философ. В библиотеке ее папы, профессора и почетного академика, Ивана Михайловича, насчитывалось огромное количество книг, являющихся главным сокровищем в этой небогатой семье.
Кристи помнила, как совсем молодая мама Олега восхищалась их семейной библиотекой, — когда впервые побывала у них дома. Эта по-девичьи стройная женщина с удивленно распахнутыми глазами, которую язык не поворачивался назвать Юлией Николаевной, вызвала в свою очередь восхищение всей их семьи. Она писала неплохие стихи, увлекалась литературой, любила музыку и своим обаянием и непосредственностью способна была увлечь любого собеседника. Наконец, по мнению Кристи, она была просто красива. А если бы Кристина могла предположить, что выбор Олега пал на нее благодаря многодневным материнским наставлениям в отношении женского пола, то она и вовсе считала бы себя должницей Юлии Николаевны на всю жизнь. А мама Олега не уставала повторять, что главным украшением девушки является ее душа, и даже самая кричащая красота без души не сделает его счастливым. Еще в детстве, когда она несколько раз читала ему сказку Оскара Уайльда «Мальчик-звезда», героем которой был ослепительно красивый, но бездушный парнишка, устыдившийся своей бедной матери и отказавшийся от нее, Олег впитывал в себя все самое доброе и возненавидел все злое. Олег, в которого девчонки влюблялись с первого взгляда, а узнав его ближе, начинали и вовсе сохнуть по нему, оставил своих многочисленных поклонниц ради Кристи с раскосыми синими глазами, углядев в ней такое редкое качество, как незапятнанную чистую душу. Кристина чувствовала себя счастливой избранницей.
Кроме внешних данных, Олег вызывал в ней удивление глубоким познанием в науках, не слишком ей доступных. Однажды ее подруга сказала, что удивлена, с какой кропотливой тщательностью изучает Олег все, что вызывает в нем интерес. К тому же Олег виртуозно владел дрелью и любым инструментом, словно скрипач смычком. Руками он умел делать все — это передалось ему по наследству от отца…
— Ну плыви же! — еще раз позвал девушку Олег.
Кристи решительно вошла в залитую летним солнцем речку и сразу оказалась в объятиях Олега. Они не помнили, сколько времени провели в воде, резвясь и целуясь, и лишь когда Кристи почувствовала, что дрожит от холода и покрывается мурашками, парочка вышла из воды.
Олег зачарованно смотрел на мокрую Кристи в открытом купальнике, и словно впервые видел ее длинные стройные ноги, тонкую талию, мягкий изгиб губ и соблазнительную ложбинку, ведущую к двум холмикам.
— Кристи, какая ты красивая! — восторженно произнес Олег и заботливо накинул на нее полотенце. — Пойдем в машину, погреемся.
— Пойдем. — Кристи стыдливо опустила голову. Она подумала о том, что Олег впервые говорит ей такие слова с тех пор, когда он оценил удивительную синеву ее глаз. О, как сладко из его уст звучали эти слова! Ведь сколько парней признавались ей в любви, объясняясь пылким возвышенным слогом. А для нее это были просто наборы ничего не значащих фраз. С Олегом все по-другому. Если он скажет, то как топором высечет.
«Милый мой, как же ты мне дорог! Как дорог! Я вся твоя, без остатка», — мысленно шептала Кристи, ощущая прикосновения его рук на своем озябшем теле.
Олег долго не мог уснуть в эту ночь. Когда же разбушевавшаяся гроза заставила его и вовсе разомкнуть веки, он почувствовал себя абсолютно счастливым, а мучавшие его в последнее время призрачные обиды уплыли с вечерними облаками.