25 декабря 561 Р.Х., день сто сорок первый, Полдень. Византийская империя, Константинополь, Влахернский дворец, Священные покои (личные апартаменты престарелого императора Юстиниана)

Полководец Нарзес, надежа и опора византийского трона, прибыл в город только в самый канун священного праздника Христова Рождества. Путь его из Италии через Далмацию, Иллирию и Фракию был труден и опасен. Осень и зима на Средиземноморье – не самое лучшее время для путешествий – холодные порывистые ветра сбивают с ног, а затяжные проливные дожди заставляют многочисленные реки Балкан вздуваться и выходить из берегов, затопляя броды и снося деревянные мосты на реках, а на горных участках дорог вызывая многочисленные оползни, надолго перекрывающие путь.

Сначала Нарзес хотел переправиться в Грецию максимально коротким путем, но когда он в середине октября по Аппиевой дороге прибыл в италийский порт Бриндизи*, из которого рассчитывал переправиться на корабле через Адриатическое море в порт Дуррациум к началу Эгнатиевой дороги**, то узнал, что уже начался сезон штормов и ни один капитан не выйдет в море даже под страхом смертной казни, потому что штормовое море не менее безжалостно, чем государственный палач.

Примечание авторов:

* порт Бриндизи расположен на Адриатическом море (внешней части итальянского каблука) и был соединен с Римом знаменитой Аппиевой дорогой.

** Эгнатиева дорога – древнеримская мощеная дорога, соединявшая порт Дуррациум на побережье Адриатического моря с Константинополем. Вместе с Аппиевой дорогой и морской переправой Бриндизи-Дуррациум (не действующей в зимнее время) составляла кратчайший путь из Рима в Константинополь и обратно.

Безрезультатно в течение недели прождав улучшения погоды, но дождавшись только того, что осень окончательно вступила в свои права, Нарзес был вынужден развернуться и отправиться огибать Адриатическое море по суше через всю Италию и Далмацию и только для того, чтобы через сорок восемь дней изнурительного путешествия попасть все в тот же Дуррациум, из которого начиналась Эгнатиева дорога, по которой еще предстояло идти в том же темпе двадцать пять дней. Но как они шли! Несмотря на крайне неблагоприятные погодные условия караван проходил примерно по тридцать римских миль в день, что было хорошим показателем для легионов во времена Суллы, Мария и Красса и все таки успел к конечной цели своего путешествия до начала празднования Светлого Христова Рождества.

Примечание авторов: расстояния замерялись при помощи функции прокладки автомобильных маршрутов на картах Яндекса, исходя из того, что хоть дороги сейчас и покрыты асфальтом, но проходят они все равно по тем маршрутам, которые проложили еще древнеримские дорожные инженеры. По суше от Бриндизи до Дуррациума через Рим 2100 километров, в то время как по морю расстояние составляет всего 164 километра. Еще 1000 километров Нарзесу в любом случае предстояло проехать от Дуррациума до Константинополя по Эгнатиевой дороге, но по сравнению с путешествием вокруг Адриатики все это цветочки.

Нельзя сказать, что это путешествие далось Нарзесу и его спутникам очень легко. В Константинополь они прибыли усталые, замерзшие, промокшие насквозь и проклинающие все на свете, в том числе и старого маразматика Юстиниана, которому вздумалось срочно вызывать в Город их любимого патрона в такое мерзкое время года, как будто нельзя было подождать весны. Сам же он относился к этому путешествию более сдержанно, стоически перенося все тяготы и лишения. В отличие от своих более молодых спутников, он хорошо понимал, что из простого желания поговорить император Юстиниан не приказал бы ему поторапливаться в такое время года. Для того чтобы возникла необходимость гнать его, Нарзеса, через все Балканы с максимальной скоростью, ровно сто дней назад над империей должна была нависнуть какая-то ужасная угроза, из-за которой и возникла такая спешка.

Так что зайдя по пути в храм Святой Софии и возблагодарив господа за успешное окончание длинного и опасного путешествия, Нарзес сразу же, несмотря на проливной дождь и общую усталость, явился во Влахернский дворец и о нем немедленно было доложено Юстиниану.

– Ну наконец-то, – вздохнул вконец издергавшийся автократор ромеев, – немедленно зовите его прямо сюда и пусть он поторопится.

И полетел по дворцовым переходам скороход в мягких, подбитых сукном башмаках, специально придуманных для того, чтобы не оскорблять банальным звуком шагов священную дворцовую тишину, за которой следили специально назначенные чиновники-силенциарии. Возможно, именно в юстиниановской Византии возник обычай всем допущенным ко входу во дворец выдавать мягкие тапочки-бахилы, которые было положено надевать поверх своей обуви. Двойная выгода – и тишина соблюдена, и дорогой пол не поцарапан и не испачкан.

– Мой господин, – упал великий византийский полководец в ноги Юстиниану, едва только вошел в покои, – я поспешал на твой зов как мог, но Господь соизволил сделать так, что осенние шторма в этом году начались раньше обычного и оказались вельми суровыми. Ни один капитан не брался даже за то, чтобы переправить меня и моих людей по кратчайшему пути от Бриндизи до Дуррациума, и пришлось мне, несмотря на плохие условия, путешествовать кружным сухопутным путем, который втрое длиннее. Прости меня, если можешь, за эту оплошность.

Юстиниан только сейчас немного расслабился – ему стало казаться что все будет хорошо, Нарзес мудрый, он со всем справится и решит все вопросы, тем более что об архонте-колдуне Серегине уже давно ничего не слышно. То ли умер от чего-то, то ли ушел в те адские дали, откуда и явился. Хорошо бы было, если бы он исчез навсегда, но надеяться на это глупо. Вот придет весна, зазеленеет трава – и вместе с первым теплым ветром и клиньями летящих на север журавлей со своим могучим войском объявится в Артании и архонт-колдун.

Поэтому автократор ромеев выпрямился на троне, сделал величественный вид, простер руку к преклонившему колена Нарзесу и важно произнес:

– Конечно, я прощаю тебя, мой верный друг, который никогда не предаст меня, как этот интриган Велизарий, переметнувшийся к враждебным империи варварам… вставай скорей с колен и садись в вон то курульное кресло, как и положено римскому сенатору. Разговор у нас с тобой будет долгий и обстоятельный.

«Так, – подумал ошарашенный Нарзес, поднимаясь с колен и усаживаясь в предложенное кресло, – Велизарий перешел на сторону варваров?! Скорее небо упадет на землю и пустится в пляс с саблями, чем я поверю что это так. Он, конечно, действительно интриган, который всегда был рад подсидеть честного армянина, но для того, чтобы Велизарий стал изменником, требуется, чтобы эти варвары не были варварами, а совсем наоборот, ибо, если что и признает старый плут, так это железный и неукоснительный римский порядок, и никакой варварской анархией и военной демократией его не соблазнить».

Тем временем Юстиниан продолжал вещать пристально глядя на собеседника:

– Вынужден признаться, у нашей империи ромеев приключились большие неприятности. На дальней реке Борисфене в конце этого лета, внезапно объявилось войско некоего архонта-колдуна Серегина. Это войско, состоящее из несметного количества прекрасно экипированных и вооруженных могучих женщин чудовищного роста, сокрушило наших добрых федератов-обров, после чего архонт Серегин принялся воздвигать из местных варваров-антов славянскую империю. Ты представляешь, мой друг – Империю из славян? Я не говорю о том, что эти дикие и необузданные варвары в принципе не понимают, что такое настоящий порядок, являющийся основой любой империи. Самое главное заключается в том, что если у этого Серегина хоть что-то получится, то объединившиеся варвары немедленно пойдут в завоевательный поход на юг, и тогда ромеям будет нелегко. Нам придется тяжко сражаться сразу на двух границах, потому что славяне немедленно заключат союз с персами…

«Да он смертельно напуган, – подумал Нарзес, – мне сложно представить себе, что для этого должно было случиться, но наш автократор, произнося имя этого архонта-колдуна, просто трясется от страха. Необходимо будет разослать по городу наиболее преданных слуг. Пусть они, держа рот закрытым, а уши открытыми, погуляют по тавернам и лупанарам, собирая слухи, сплетни и прочую полезную информацию. Сдается мне, что не все в Городе так ладно, как хочет представить это городской эпарх, и если это так, то я должен это знать. И я об этом узнаю, потому что огня без дыма не бывает, и каждое более-менее значимое событие тянет за собой целый ворох слухов, сплетен и рассказов очевидцев. Нашего доброго Юстиниана невозможно ТАК запугать какими-то варварами на дальних границах. Для того, чтобы он так откровенно трясся от ужаса, необходимо чтобы опасность была совсем близко – если не в самом Влахернском дворце, то прямо на улицах древнего Константинова города».

Вслух же он сказал:

– Мой добрый господин, не будете ли вы так добры более подробно изложить своему слуге, что он должен сделать для того, чтобы устранить эту экзистенциальную угрозу, нависшую над ромейской империей?

– Для начала, – важно ответил император, – ты должен поехать с нашим посольством на реку Борисфен, у Торгового острова найти столицу этой Великой Артании и выяснить, насколько сильно войско этих варваров и велика угрожающая нам опасность. А то единственный человек, который там был и мог хоть что-то внятно нам рассказать, неожиданно исчез из Города и, скорее всего, из самой обитаемой Ойкумены. Как удалось выяснить нашему городскому эпарху, он не уходил из города пешком, не уезжал на лошади и не уплывал на корабле, и в то же время агенты эпарха его нигде не могут найти, а уж искать они умеют…

– Обычное дело, – пожал плечами Нарзес, – наверняка этот тип кормит где-нибудь рыб на дне морском, а ищейки эпарха напрасно ищут его среди живых.

– Нет! – резко воскликнул ромейский автократор, – ты ничего не понимаешь, старый дурак! Этот архонт Серегин великий колдун и способен на многое, о чем не способен и помыслить ум человеческий. Его шпионы и целые воинские отряды неожиданно появляются ниоткуда и, сделав свое дело, так же внезапно исчезают в никуда. Он или его подчиненные умеют излечивать смертельно раненых и возвращать молодость и красоту глубоким старикам. Это если и не жизнь вечная, но очень долгая, значительно дольше той жизни, что позволена обычным людям. Еще они умеют читать мысли людей и видеть в них истину, так что от них невозможно скрыть даже самую малость.

Войско служит этому архонту Серегину не из принуждения или за плату, а из-за того, что любит его и боготворит, называя его богом справедливой оборонительной войны. И из этой любви к своему командующему закованные в броню по-варварски огромные женщины готовы нестись верхом на исполинских конях в самую гущу сражений, рубя своих врагов длинными мечами направо и налево. Персидские или наши, ромейские, катафрактарии выглядят рядом с ними сущими детьми. Также его солдаты не боятся получать удары от врагов, потому что архонт-колдун излечивает любые их раны. Говорят, что он объявил себя единым целым со всем своим войском и неукоснительно выполняет это правило, которое может прийти на ум только варварскому вождю.

Рассказывают даже, что этот человек не боится ни Бога, ни черта, потому что с Богом он на короткой ноге, а черт сам боится этого Серегина, поскольку уже несколько раз терпел от него сокрушительные поражения. Поэтому я чувствую, что этот патрикий Кирилл, по сути мелкий и никчемный человечишка, несмотря на всю свою исполнительность, зачем-то понадобился этому Серегину и сейчас, несмотря на свое бесследное исчезновение, жив, здоров, полностью невредим и ждет того момента, когда сможет нам навредить.

«Да Юстиниан просто в истерике, – ошарашено подумал Нарзес, – он и ненавидит этого Серегина просто за то, что тот есть, и надеется с моей помощью заполучить у него для себя вторую молодость. А все дело в том, что он отчаянно боится умирать, ибо, закрыв глаза, он видит не призрак райских кущ, в которых поют ангелы, а котлы со смолой, полные воющих грешников… Я старше него на много лет и служил еще его уравновешенному и взвешенному дяде, но мне на склоне лет совсем не страшно смотреть в лицо грядущей смерти, а ему совсем наоборот. Вся его жизнь, все к чему он стремился и чего желал – все пошло прахом, и хоть империя расширилась территориально, приняв в себя часть наследия своей западной сестры, но на самом деле все это морок, тупик. Казна растрачена, податное сословие, питающее государство своими налогами, истощено, армия обескровлена и большую ее часть составляют варвары-наемники, а меньшую и наиболее надежную – мои соплеменники, для которых Византия стала второй родиной.

Да что там говорить – почти половину всех вооруженных сил империи составляют отряды частных лиц, так называемых ипаспистов или букеллариев. У меня таких на Италийской войне, к примеру, было пять тысяч, у Велизария семь. От трети до четверти армии. А ведь там еще были отряды более мелких начальников, необходимые для того, чтобы держать в узде многочисленных наемников. По отдельности они не представляют большой угрозы, но в случае если их хозяева сговорятся, государство может оказаться в опасности большого мятежа. А недовольство Юстинианом зреет, и теперь о нем говорят почти открыто. Кстати, еще неизвестно, до чего доведет страну его племянник Юстин, которого сейчас все прочат в преемники-наследники. Мол, от добра добра не ищут. А какое же оно добро – гниль одна и разорение, да и сам Юстин – обалдуй, находящийся под властью своей вздорной жены. Какое счастье, что я уже не увижу, как это ничтожество усядется на троне. Или все же увижу, если Юстиниан будет настолько подл, что издохнет раньше меня…»

– Почему ты молчишь, Нарзес? – встревожился Юстиниан, – неужели тебе были непонятны мои слова?

– Нет, мой добрый господин, я просто думал, как лучше выполнить ваше поручение, – торопливо ответил тот, а сам подумал, что хорошо, что мысли умеет читать только архонт Серегин или кто-то из его клиентов, а не присутствующий здесь Юстиниан, иначе бы ему, Нарзесу, не сносить своей седой головы.

– Не о чем тут думать! – категорически заявил император. – Немедленно поезжай с посольством к этому Серегину, а я пока тут буду собирать армию. Самое главное, что ты должен сделать – это узнать, каким образом я смогу получить для себя вторую молодость, ну и, конечно, о военных силах этой Артании и об удобных дорогах к ее столице… Как докладывают наши агенты, сейчас там нет никакого архонта-колдуна, а вместо него делами занимаются его старшие дружинники, Добрыня и Ратибор. Но они знают, где он находится, поэтому сразу, как только прибудешь туда с посольством, и он тоже объявится в тех краях.

«Ага, – подумал византийский полководец, – ты соберешь всякий сброд, числом поболее, ценою подешевле, а мне им потом командовать. Особенно в свете того, что армия у этой Артании не чета готской или даже персидской. Сожрут они наше войско в своих родных степях и не подавятся. Нет этот разговор пора закруглять, чтобы на досуге, в моем загородном поместье, как следует все обдумать. Кажется, он сказал все, что хотел, а теперь только будет читать нотации.»

– Будет исполнено, мой добрый господин, – произнес он, прямо из кресла бухаясь на колени перед автократором ромеев, – надеюсь, ты позволишь своему преданному слуге удалиться, чтобы немедленно приступить к выполнению твоих поручений?

– Конечно же, мой добрый Нарзес, – величественно произнес Юстиниан, – ступай с миром, и я буду надеяться, что выполнишь мое задание самым наилучшим способом. Но помни, что время не ждет, и с каждым днем Великая Артания этого архонта-колдуна становится только сильнее.

Уже покинув Влахернский дворец и под проливным дождем садясь в свой паланкин*, который влекли восемь дюжих домашних рабов, Нарзес подумал, что этот патрикий Кирилл хоть молод, но совсем не дурак, раз, попав в такие жернова, решил потеряться из виду императора, да так, чтобы его никак не смогли найти. Но если этот патрикий Кирилл и в самом деле не дурак, то он, Нарзес, с ним еще встретится, ибо такова его судьба, и не мелкому человечку ей противиться.

Примечание автора: * в древнем Риме и Византии в черте города было разрешено передвигаться только пешком или в таких вот носилках-паланкинах. На телегах перевозили только груз, и только в ночное время.

Двести шестнадцатый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Заниматься образованием (в том числе и военным) двух юных князей оказалось приятным и легким занятием. И оба они тянулись к новым знаниям, как оранжерейные цветы к живому солнцу. Поскольку интерес их был на первых порах военно-прикладной, они с удовольствием слушали рассказы о битвах, произошедших в других мирах и временах, а также присутствовали на учениях – как частей моего корпуса, вооруженных конвенциональным для данного времени вооружением, так и с участием подразделений танкового полка.

На мой вопрос, не потеряли ли их там, в лагере под Коломной, Александр Ярославич только махнул рукой и баском сказал, что там сейчас такой бардак, раздрай и смятение умов, что удивить тамошних князей, бояр, дружинников и простых воев можно, к примеру, только местным упряжным ездовым ящером и сидящими верхом на нем голыми дикими лилитками. Но не сезон, ибо бабам некоторое время (пока не разберут по шатрам) будет очень холодно, а ящер просто замерзнет и издохнет в среднерусских снегах. А ничем иным сбитую с толку толпу людей, в которую от смущения и безделья превратилось русское войско, пронять было нельзя.

Одним словом, бояре-воспитатели, тайно повидавшись с князем Ярославом Всеволодовичем, взяли на себя операцию прикрытия отсутствующих юных князей. Они, успешно изображая из себя полных придурков, заседали на княжьих советах, важно трясли бородами, отговариваясь при этом отсутствием ценных руководящих указаний со стороны набольшего начальства, то есть великого киевского князя. А отроки-князья – они, мол, неразумные как дети, и никаких самостоятельных решений принимать не в состоянии. Поэтому надеемся, что великий князь киевский Ярослав Всеволодович в ближайшее время сами, собственнолично прибудут в Коломну и своей волей разрешат все коллизии. Да и дружина, мол, тоже резко против всяких несанкционированных с самого верха походов типа «брат на брата» – и точка.

Короче, Александр и Глеб Ярославичи отсутствовали, и никому до этого не было дела, потому что у всех остальных хватало и своих забот. Ярослав Всеволодович с семьей тоже прибыл в наши палестины, удалившись от мира якобы на богомолье… Хотя почему «якобы»? В промежутках между медицинскими процедурами у Лилии и Галины Петровны с киевским великим князем несколько раз беседовал отец Александр, просветлявший его душу в то время, как наша маленькая богиня, медики и прочие маги жизни укрепляли его тело. Отец Александр не разглашал, а я не спрашивал, были ли эти беседы только от его имени или в них принимал участие и Отец наш Небесный. Не исключено, что без этого не обошлось, поскольку именно Ярослав Всеволодович в нашем комплоте является звездой первой величины, а Александр Ярославич пока что находится в его тени. Хотя видно, что князь-отец гордится, что у него такой сын. Иногда так гордится – кажется, что сейчас возьмет и лопнет от этой гордости. Кстати, даже после восстановления общего тонуса организма возможность производить Призыв у Ярослава Всеволодовича даже в зачаточной форме так и не прорезалась.

Оказана была медицинская помощь и его супруге Феодосии Игоревне, дочери бывшей рязанской княгини Аграфены Ростиславны. Нет, никакого радикального омоложения не проводилось, просто тридцатипятилетняя женщина, чей организм был изношен многочисленными родами, вдруг начала чувствовать себя значительно лучше, распрощавшись с отеком ног, болями в пояснице и регулярными мигренями. Кстати, мать и дочь между собой не разговаривали и даже не встречались. Зная тяжелый характер нашей будущей кандидатки в константинопольские базилиссы, я могу предположить, что выпорхнувшая из родительского гнезда дочь только вздохнула с облегчением и постаралась поскорее забыть свой былой домашний кошмар. Семья у Ярослава Всеволодовича хорошая, крепкая и многочисленная, а дети и супруга выглядят довольными жизнью.

Кстати, самые младшие княжичи – десятилетний Даниил, восьмилетний Ярослав и шестилетний Константин – постоянно сбегают от матери под крылышко к нашей Птице, а те, что постарше – двенадцатилетний Андрей и одиннадцатилетний Михаил – свели крепкую дружбу с Митей и Увом. Вместе с нашими мальчишками они ходят на занятия по верховой езде, которые ведут амазонки, и на тренировке по работе длинным двуручным тевтонским мечом, который ведет тевтонский же инструктор Генрих, гордый тем, что именно ему доверено воспитание нашего подрастающего поколения. Посмотревший на эти занятия сыновей великий князь Ярослав Всеволодович всемерно их одобрил, ибо неизвестно, в какой ситуации пригодится умение разрубить напополам одоспешенного противника, или умение изображать дикую амазонскую джигитовку. При этом моя бывшая невеста Ася-Матильда назвала обоих княжичей классными пацанами и милостиво позволила им водиться с нашими мальчишками, при этом сама произведя на них незабываемое и сногсшибательное впечатление.

Кстати, Ольга Васильевна в Большой Советской Энциклопедии (на восемьдесят процентов скомунижженной из энциклопедии Брокгауза и Ефрона) раскопала, что будущего московского князя Михаила будут прозывать Хоробритом, то есть храбрецом. Отчаянный и бесшабашный пацан ведет себя так, будто думает, что он бессмертен. Похоже на то, что чувство страха ему в принципе незнакомо, что, как говорит Митя, указывает на сильную передозировку пассионарности. В нашей истории двадцатидвухлетний московский князь Михаил Хоробрит, павший 12 января 1248 года в битве с литовскими захватчиками на реке Протве, был последним русским князем-рюриковичем, погибшим в бою с врагом. Храбрость – это, конечно, хорошо, но я уже попросил Птицу и отца Александра, чтобы они имплантировали мальчику немного искусственного страха и чувства самосохранения, ибо полководец, лишенный таких чувств, не сможет адекватно оценивать обстановку на поле боя и подставит не только себя, но и своих воев.

Но так или иначе, сегодня настал момент, когда самые старшие сыновья Ярослава Всеволодовича должны были обрести свои малые дружины из юных бойцовых лилиток. Жертвой нашего набега был выбран достаточно крупный питомник остроухих, принадлежащий городу-государству Гавхаар, расположенному в семистах километрах севернее нашего заброшенного города. Такой выбор был сделан исходя из двух соображений. Во-первых – это Гавхаар был настолько удален от места вторжения тевтонов (причем за двумя линиями высоких горных хребтов), что там, скорее всего, о нем даже и не знают, поскольку новости в мире Содома крайне медленно передаются от одного города-государства к другому. Во-вторых – этот богатый и влиятельный город, расположенный на привольной всхолмленной равнине, постоянно «мерялся понтами» со всеми шестью своими соседями, и в силу этого это питомники в основном производили бойцовых и рабочих лилиток при минимуме домашних служанок и мясных.

Это вам не изолированная долина города Ашора, с двух сторон от которой возвышались непроходимые горные хребты, с третьей было запретное плоскогорье с запретным же городом Нюк (в котором сейчас обретаемся мы), а с четвертой находилось удобное для обороны узкое ущелье. Единственное, что заставляло Ашор содержать более-менее солидную армию – это то, что прорваться к запретному городу хотя бы силой желали многие, и от этих поползновений требовалось постоянно отбиваться. С этой точки зрения положение Гавхаара, буквально находящегося в кольце фронтов, оставляло желать много лучшего, и сладким мясом юных остроухих девиц там могли лакомиться только самые высокопоставленные городские маги. Но как бы то ни было, племенные питомники Гавхаара каждый год производили множество остроухих воительниц, большинство из которых не переживало и одного сезона непрерывной войны. Впрочем, у соседей была та же картина.

В рамках подготовки к этому набегу, во время рекогносцировки, наши дикие лилитки облазили там все окрестности, составив подробный план местности, поэтому мы знали места расположения крупных поместий, имеющих собственные гарнизоны (каждый из которых состоял из сотни бойцовых лилиток, волкодавов и псов), а также одного крупного военного лагеря с гарнизоном не менее трех тысяч лилиток и двух сотен волкодавов. Если расширить операцию, можно нехило полнить наш основной состав, усилив взрослыми бойцовыми лилитками пехотные когорты. Первоклассной кавалерии у нас в корпусе вполне достаточно, теперь пора развивать пехоту такого же качества, и лучшего варианта для этого придумать сложно.

Магическое обеспечение операции осуществляла наша Пятерка: я, Колдун, Кобра, Птица и Анастасия. Силовая поддержка была представлена ротой первопризывных амазонок с самозарядными винтовками и пулеметами (на этот раз в конном строю), а также двумя уланскими эскадронами и полусотней кованой рати Ратибора Береста, обеспечивающей безопасность юных князей. Перед самой операцией отец Александр провел короткий молебен, включающий в себя как бы завуалированную политинформацию, предназначенную в основном для двух юных рюриковичей и их воинов кованой рати, впервые имеющих дело с такой мерзостью, как содомские порядки. Моим ветераншам (в большинстве своем в прошлом таким же бойцовым лилиткам, как и те, кого мы собирались освободить) ничего объяснять не требовалось.

– Не карать и имать полон идем мы в те земли, – грохочущим басом произносил огненные слова отец Александр, – а освобождать несчастных девиц и жен-воительниц, чтобы смогли они воспринять истинный свет и приобщиться к добру и любви. Не звери они и не чудовища, а всего лишь людские женщины, тела которых искалечило ужасное колдовство. Помните, что каждая из этих жен-воительниц имеет свою страдающую и мятущуюся душу, которую злобные колдуны сковали заклинанием Подчинения. Вы принесете этим женам свободу, и Господь воздаст вам за это добро сторицей еще большего добра! Во Имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!

Сразу после того, как молебен был закончен, раскрылся зев локального портала выводящего на проселочную дорогу среди оливковых рощ – и наши эскадроны пошли в него плотным строем колонной по четыре. Следом за ротой амазонок, которая прикрывала выдвижение нашей магической пятерки, двинулся один уланский эскадрон, за ним Александр и Глеб Ярославичи в сопровождении полусотни Ратибора Береста, вои которой были экипированы в полный рейтарский доспех, совершенно не нужный в данной операции, но доставляющий старым рубакам возможность попонтоваться по полной программе. Ветераны сражения на Омовже* оказались тщеславны как пятнадцатилетние подростки, считающие, что в этих доспехах они просто могли бы гонять немецких рыцарей ссаными тряпками. При этом рядом с юным тверским князем Глебом Ярославичем, полностью экипированным в уланский защитный комплект, на грациозной караковой кобылке стремя в стремя двигалась претендующая на роль его возлюбленной аварка Асаль, грациозная и опасная со своим луком, как ядовитая змея.

Историческая справка: * Сражение на Омо́вже, также – по немецкому названию реки – Сражение при Эмбахе (ныне река Эмайыги) – сражение между новгородско-владимирским войском во главе с князем Ярославом Всеволодовичем (отцом 14-ти летнего Александра Невского) и Орденом меченосцев в 1234 году, выигранное русским войском.

Поскольку портал был раскрыт прямо рядом с питомником, скакать на рысях до его стен требовалось всего несколько минут. Не доезжая метров пятидесяти до плотно закрытых ворот, Колдун при силовой поддержке Кобры накрыл это небогоугодное заведение заклинанием нейтрализации, а Анастасия нанесла по воротам удар «воздушным кулаком», разметавшим вокруг проема большое количество древесной щепы. Все, что было сковано заклинанием принуждения, оказалось освобождено. Дело в том, что на юных домашних лилиток заклинание Принуждения накладывалось с самого раннего детства, с пятилетнего возраста, дабы они заранее привыкали к его постепенно усиливающемуся гнету.

Да, мы знали, что единовременная, а не постепенная Нейтрализация Принуждения чревата своего рода отдачей и множеством насильственных эксцессов, но считали, что в данном случае это неизбежно. Так и произошло – когда во двор питомника через выбитые ворота первыми ворвались латники Ратибора Береста, во главе с двумя юными князьями, то там уже вовсю кипела беспощадная драка, когда будущие бойцовые лилитки – еще не заматеревшие девушки-подростки и совсем девочки – с отчаянной яростью кидались на ошарашенных Псов, желая разорвать их в клочья. В бунте этом желание свободы любой ценой смешивалось с инстинктом мести Псам за все причиненное ими зло.

В этот момент яростного кровопролития с обеих сторон следовало бы обратиться к лилиткам с Первичным Призывом, чтобы прочувствовать их души и упорядочить действия, но я не стал этого делать, потому что в таком случае эти юные создания оказались бы ориентированными на меня, а не на молодых князей, как планировалось. Эта проблема вообще чуть было не привела к отмене операции, но в ходе общения и своего рода ментальных тренировок выяснилось, что в тот момент, когда эти князья начинают воспринимать меня как Наставника, я, в свою очередь, получаю доступ к их внутренним ресурсам и могу сгенерировать от их имени нечто вполне похожее на настоящий Первичный Призыв, но вот то, насколько этот эрзац-призыв окажется результативным, мы могли выяснить только в ходе настоящей операции.

Сработало все просто замечательно. Я сформировал Зов и закачал в братьев солидную порцию своей энергии, чтобы поддержать его трансляцию. Оба юных князя встрепенулись и добавили к моему поддельному голосу-басу два своих юных тенора, да так ловко, что вместо грубого окрика получилось нечто вроде музыкальной строфы. Лилитки услышали этот призыв и замедлили избиение терзаемых псов; потом они и вовсе отступили от них, давая возможность закончить дело воинам Ратибора Береста, которые, не вдаваясь в моральные страдания, быстро прикончили мечами всех избитых круглоухих и вместе с ними мага и владельца этого питомника, трех учеников, а также шестерых эфебов, которые были положены этой четверке для постельных забав. Впрочем, время от времени эта компания могла удовлетворяться и друг об друга.

Александр Ярославич потом рассказывал, что в тот момент, когда я подключился к нему, он почувствовал себя частью невероятно огромной и несокрушимой мощи, но самые невероятные и замечательные ощущения посетили его тогда, когда лилитки откликнулись на Призыв и он услышал в своей голове их голоса, с надеждой спрашивающие, что делать дальше. И было этих голосов так много, что на первых порах юный Александр растерялся. Одни голоса в его голове настоятельно требовали новых указаний, другие стонали от боли в ранах и отчаяния, третьи тонкими голосами совсем маленьких девочек плакали от страха. Могу сказать, что молодой князь справился, пусть и при моей минимальной поддержке. Он сумел успокоить самых маленьких, организовал оказание помощи раненым и отдал все необходимые указания тем, кто был готов их выполнять.

Хаос створожился в систему – точнее, в две системы – потому что действия Глеба были хоть не столь успешны, но тоже достаточно эффективны и вокруг него также сформировался кружок последовательниц, пусть и не такой значительный, как вокруг его старшего брата. Но это было далеко не все, потому что я упустил один немаловажный момент. Моей поддержкой воспользовались не двое, а трое. Третий круг последовательниц – даже еще меньший, чем у Глеба и состоящий в основном из девочек младше десяти лет – начал расти вокруг Асаль. Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд… Раз девочка сумела это сделать, то значит, у нее изначально имелась способность к осуществлению Призыва. И как мы это упустили? Ай-ай-ай, Сергей Сергеевич, очень нехорошо это у вас получилось. Стареете, да? Но как бы то ни было – если девочка смогла воспользоваться моей энергией, то в ней изначально не было ни капли Зла, ибо моя сила со Злом просто несовместима. В любом случае это было неплохо, ибо особые способности, в том числе и такого рода, надо ценить, холить и лелеять.

Когда все немного успокоилось, я отдал приказ на эвакуацию контингента питомника, а ведь там помимо детишек, способных самостоятельно передвигаться, были еще девочки ясельного возраста, грудные младенцы с их няньками и кормилицами (особым образом модифицированные рабочие лилитки), а также беременные и отдыхающие племенные, о которых тоже требуется позаботиться. У меня не было намерения бросить в этом питомнике хоть одну остроухую, поэтому эвакуация вылилась в некое миниатюрное подобие Исхода. Еще готовясь к этой вылазке, я объяснил обоим Ярославичам, что раз мы собираемся как следует покататься на этом питомнике, то возить саночки и осуществлять уборку придется тоже нам.

Визитеры явились в самый разгар этого эпического события, когда Ярославичи со своими людьми уже оттянулись на нашу сторону (во-первых – потому что получили то, чего хотели, а во-вторых – чтобы не путались под ногами), но дым еще стоял коромыслом, и коротконогие няньки и кормилицы, воспринявшие в качестве главного начальника именно меня, тряся огромными сиськами, рысью бегали с маленькими детишками от питомника к порталу и уже порожняком обратно. Как я и рассчитывал, в качестве незваных гостей первоначально выступили бойцовые лилитки из охраны ближайшего поместья – покрытые шрамами, со впалыми от голода животами, они должны были преградить путь отхода (как считал их хозяин) напавшей на питомник рейдовой группе из соседнего города-государства и задержать ровно настолько, чтобы их сумел настигнуть крупный отряд бойцовых лилиток и волкодавов из военного лагеря, расположенного неподалеку.

Но тут все сразу пошло не так. Увидев, что им противостоят не отряд из соседнего города-государства, аналогично укомплектованный и экипированный, содомский маг-плантатор в высокой шапке-тиаре протормозил те самые несколько секунд, которые в итоге и стоили ему жизни. А может, он был обречен в любом случае, ибо заклинание Нейтрализации не только аннулирует все заклинания враждебных магов, но и бьет откатом по самим этим магам. Прыгнуть в кусты и поползти, скрываясь от наших стрелков, он наверняка бы успел, но после оглушения откатом он вряд ли был бы настолько подвижен, чтобы скрыться от внезапно обретших свободу бойцовых лилиток.

В результате получилось так, что шок отката и пуля из «супермосина» прямо в голову настигли содомского мага одновременно, избавив его от долгих мучений, а волкодавов, так и не успевших построиться в линию, смяли и растоптали разъяренные лилитки. Ну какая фаланга может быть построена из дюжины гоплитов, только-только вылезших из своей транспортной повозки, в то время как рассредоточившиеся по моей мысленной команде бойцовые лилитки берут вражеский отряд в окружение и начинают кромсать своими топорами, не давая построить оборонительный круг. Толпа вокруг волкодавов была такой тесной, что ни арбалетчицам уланш, ни снайпершам амазонской роты делать там было нечего.

Едва успели раздеть и убрать трупы убиенного мага и волкодавов, как с другой стороны к выпотрошенному и ограбленному питомнику явилась следующая гоп-компания из другой латифундии. Эту группу из примерно полутора сотен бойцовых лилиток, находящихся в несколько лучшем состоянии, чем предыдущие, а также двух десятков волкодавов возглавляло сразу два мага – один постарше, другой совсем молодой. Или это была объединенная команда сразу с двух поместий? Это было неважно, потому что и с этим отрядом произошло все то же, что и с предыдущим. Только ради разнообразия я приказал не стрелять в магов и убедился в том, что сила отката при Нейтрализации вполне достаточна для того, чтобы ввести вражеского мага в состояние болевого шока, после чего его вполне комфортно можно забить дубинами.

И вот над той же дорогой, по которой пришел первый отряд, в небо поднялись большие клубы пыли, которая расползалась средь садов и оливковых рощ мутной пеленой. Когда по проселочной дороге, покрытой слоем мелкой как пудра пыли, бегут, топая босыми ногами несколько тысяч бойцовых лилиток, находящихся на пределе своей выносливости, то это впечатляет, как впечатляет любая стихийная мощь. Впрочем, это совсем не значило, что мы хоть на минуту промедлили со своими заклинаниями. Только эта битва была больше похожа на старую Битву у Дороги, чем на предыдущие стычки сегодняшнего дня. Волкодавов оказалось достаточно много для того, чтобы они смогли построиться и выступить как объединенная и организованная вооруженная сила.

Но это продлило их жизнь совсем ненадолго. Теперь я мог гораздо лучше управлять только что воспринявшими Призыв воительницами, поэтому измученные бойцовые лилитки по моей команде отпрянули на фланги, и волкодавы оказались лицом к лицу с моими основными силами. Свистнули болты арбалетов, грохнули выстрелы «супермосиных», после чего началась самая настоящая бойня. Как всегда в таких случаях, пощады для содомитян не было. Как только их строй распался и те, кто выжил, побежали, то вдогонку за ними ринулись бойцовые лилитки, догоняющие, бросающие на землю и убивающие самым беспощадным способом. Долго еще, наверное, на этом поле раздавались вопли умирающих. А «наверное» – это потому, что закончив все дела, мы ушли из долины Гавхаара, имея на руках контингент только что воспринятых бойцовых лилиток, достаточный для формирования первого пехотного легиона, примерной численностью в четыре тысячи четыреста бойцов.

И неважно, что стрелкового оружия для них у нас нет и быть не может, потому что запас контейнеровоза был исчерпан еще на кавалерийских частях, как исчерпан запас ротных командиров лейтенантов. Выкрутимся. Произведем в ротные часть тевтонов-инструкторов и наиболее способных к командной деятельности диких амазонок, старших командиров с полным курсом военного училища возьмем в танковом полку… Да и надо-то таких командиров для этого легиона всего шесть человек, не более. Или назначить командиром этого легиона Велизария, и именно вокруг него наращивать пехотную группировку… Совершить еще несколько таких рейдов по миру Содома, то там, то тут выхватывая по несколько тысяч бойцовых лилиток. Что нам стоит дом построить? Денег на классические для тевтонов мира Подвалов экипировку и вооружение у нас теперь вполне достаточно – хоть еще на тысяч двадцать-тридцать пехотных комплектов. Инструкторов тоже хоть отбавляй, как и кандидатов в младшие командиры. Только в инструкторах я вижу тевтонов, а в младших командирах – диких амазонок и сержантов, а также боевых прапорщиков из танкового полка. В итоге как-нибудь выкрутимся, но нормальную пехотную составляющую армии иметь будем. Есть у меня предчувствие, что она нам еще понадобится.

Двести семнадцатый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Мудрости.

Ася, она же Асель Субботина, она же «Матильда».

Ну ни фига себе Асалька отмочила! Подумать только, она смогла устроить свой собственный Призыв и собрала вокруг себя всякую остроухую малышню. Все они моложе нас, и их совсем немного – пятьдесят или что-то около того. Я в шоке! Во-первых – на ее месте должна быть я – такая умная, красивая и путешествующая с Сергеем Сергеевичем с самого начала. Во-вторых – кто мог ждать такого от этой тихони, из которой слова лишнего и клещами не вытянешь, и которая только поблескивает своими узкими глазками и тихонько лыбится, да так что не понять, о чем ее мысли. Лубоф у нее, понимаешь, крылья выросли и хвост отпал… Или не отпал, а, наоборот, вырос из почти полста остроухих малявок. Всей этой Асалькиной компании, вместе с их мамками и няньками, Анна Сергеевна распорядилась выделить в нашей башне самый верхний этаж.

Впрочем, она и сама была в шоке, и не только от того что фактически на ее шею упало сразу столько остроухой малышни. Нельзя же всерьез считать, что Асалька, у которой еще сопли под носом не высохли, сама будет холить и лелеять эту малышню. Сначала я считала, что, конечно же, директором этого самодельного детдурдома будет именно Анна Сергеевна и никто другой, но Асалька сразу резко взяла быка за рога и вожжи в свои руки. Мол, это ее девчонки, она за них отвечает и сама будет их воспитывать! Смотрите, какие мы резкие! Сама от горшка два вершка, а уже кого-то собирается воспитывать.

Даже Сергей Сергеевич относится ко всему этому снисходительно, хотя мог бы выпороть эту Асальку, так сказать, на правах приемного отца. Поэтому я пришла к нему и завела разговор на эту тему.

– Понимаешь, Матильда, – сказал он, устало пожав плечами, – Призыв это такое дело, с которым не шутят. И я тут не могу ни помочь Асаль, ни запретить ей что-то делать. Ношу, которую она взвалила на свои плечи, она должна будет нести только сама, и если чем я и смогу ей помочь, так только словами одобрения и поддержки.

– Сергей Сергеевич, – топнула я ножкой, – но ведь Асалька сама пацанка, пигалица, воробей на ветке. Не приложу ума, как она может при этом еще кого-то воспитывать, пусть даже это всего лишь остроухие малявки. А если она испортит их и сделает нашими врагами? Ведь она же аварка…

– Матильда, – голос Сергея Сергеевича сделался строгим, – не смей ругать человека ни за что ни про что. Ты же прекрасно знаешь, что если бы в ней была хоть капля враждебности, то ни я, ни твоя Птица не взяли бы ее в наш ближний круг, а скорее бы продали тевтонам в качестве будущей жены. Ее мать была даже не женой, а наложницей Баяна. Девушка какого-то далекого восточного племени, дочь князя или старейшины, которую схватили и бросили на ложе к верховному предводителю. Пятнадцать лет назад Асаль была зачата Баяном в злобе, грехе, ненависти и крови, и с тех пор ее жизнь была больше похожа на ад. Мать, свое единственное родное существо, она любила и жалела, а отца просто ненавидела за все зло, которое тот причинил ее матери. Так что она не аварка – кто угодно, только не аварка. Она сейчас пытается научиться быть русской, и все потому, что ваша Птица отнеслась к ней как родная мать, а все остальные повели себя как друзья, не обращая внимания на то, чем она отличается от нас.

Блиин!!! А Сергей Сергеевич у нас, оказывается, поэт. Смотрите, как красиво сказал, обязательно надо будет запомнить. Или мой бывший любимый просто сильно устал и оттого несет всякую поэтическую пургу? Говорят, что и так тоже бывает. Но меня все-таки беспокоила эта Асалька и все, что было связано с ее Призывом, и поэтому я продолжила свои попытки повлиять на ситуацию. Если я потерплю неудачу с Сергеем Сергеевичем, то тогда мне останется обращаться только к отцу Александру и его шефу Небесному Отцу, потому что Анна Сергеевна сейчас абсолютно невменяемая от материнского инстинкта, проявляемого в отношении маленьких остроухих лилиток, и кукла ее во всем поддерживает. Она у нас пусть и маленькая, но очень вредная. Хуже того говорящего попугая из анекдота.

– Сергей Сергеевич, – сказала я, – но эта Асаль хочет окрутить князя Глеба, младшего брата Александра Македонского…

– Не Македонского, а Невского, – поправил меня мой бывший возлюбленный, – Александр Македонский давно умер, между прочим, от какой-то тропической лихорадки.

– А, ну да, Невского… оговорилась я, – отмахнулась я от его замечания, – с кем не бывает. Самое главное, что она положила на этого Глеба свой глаз и собирается его увести…

– Куда она его уведет, Матильда? – с усталым вздохом спросил Сергей Сергеевич, – увести она его может только к нам и больше ни к кому, потому что все ее существование завязано именно на наше общество. Уж на что подозрителен герр Шмидт, но и он тоже поднял бы тебя на смех. Мне кажется, что они просто влюблены в друг друга своей первой щенячьей любовью и из этой любви может выйти как что-то хорошее, так и не очень. К тому же возможность поддерживать свой Призыв тоже идет ей в плюс, и мы должны сделать все, что бы эта Асаль навсегда осталась хорошим и достойным человеком.

– Сергей Сергеевич, – спросила я, – вы же чувствуете ее как свою Верную?

– Да, – ответил он, – и очень хорошо чувствую. Именно поэтому я спокоен в отношении ее верности и того, как она к нам относится, потому что в противном случае я буду первым, кто об этом узнает.

– А меня, – задала я следующий вопрос уже более тихим голосом, – вы тоже чувствуете как свою Верную?

– Да, – улыбнулся мой бывший любимый, а ныне просто приемный папочка, – и тебя я тоже чувствую. Вы с Асаль в этом плане чем-то очень похожи, наверное, потому, что вы с ней почти тезки.

– Сергей Сергеевич, а ведь может, мы настолько похожи, что я тоже смогу производить свой Призыв… – с робкой надеждой озвучила я свою мечту иметь ну хоть какие-нибудь, хоть малюсенькие, магические способности, – ведь мы же еще этого не пробовали, и у Асальки, насколько я понимаю, все получилось случайно… Ведь вы же хотели помочь сделать Призыв только Глебу и Александру…

– Для меня был важен только Александр, – сказал Сергей Сергеевич, решив, видимо, никак не комментировать первые слова моей тирады, – Глеб шел к нему только как приятное дополнение. Но получилось, то что получилось, ничего особенно страшного я ту не вижу. Асаль продолжает быть моей Верной, а значит…

– Вассал моего вассала не мой вассал, – быстро сказала я и вздохнула, – так говорила нам училка по истории. Если это верно, то вы не сможете влиять на ее Верных, только на нее саму.

– Так, – наш предводитель задумался, – вот этот момент надо будет проверить. Возможно, что даже в самом худшем варианте я буду иметь хоть какое-то влияние на Верных этой троицы, потому что, как говорится, я держал их за руку в то время, когда они привязывались к Александру, Глебу или Асаль, – тут он внимательно посмотрел мне в глаза, – что же касается тебя, девочка моя, то зачем тебе весь этот геморрой, когда в твоей голове раздаются непрошенные голоса? Кто-то стонет от боли, кто-то плачет от обиды, кто-то хочет есть, а кто-то в этот момент какает, отдавая этому делу всю свою душу. Жить в одиночестве куда комфортнее.

– Нет! – топнула я ногой, – хочу быть не хуже других. Хочу, чтобы меня уважали друзья и боялись враги. И вообще, если я могу делать Призыв, то я должна его делать, а если не могу, то тогда пусть я буду обычной девушкой-дурой, которая сама виновата во всех своих бедах…

Вот мы и поговорили с Сергеем Сергеевичем. По крайней мере, он обещал, когда мы в следующий раз полезем громить какой-нибудь питомник, обязательно взять меня вместе с собой, потому что взрослые лилитки мне явно будут не по зубам. Но при этом я все равно осталась при своем особом мнении об Асальке. Хоть она мне и подруга, но я сразу скажу, что нельзя ей еще давать нагрузки такой силы – и все тут. Она их просто не выдержит или чрезмерно возгордится, или сойдет с ума, или сделает сперва одно, а затем другое.

Тот же день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Мудрости.

Анна Сергеевна Струмилина. Маг разума и главная вытирательница сопливых носов.

Вчера юные князья Александр и Глеб Ярославичи приобрели себе в Верные таких же юных бойцовых лилиток. После этого Сергей Сергеевич попросил меня, как мага разума, немного присмотреть за тем, как их психика отреагировала на это событие. Сканируя их личности, я должна была делать это так аккуратно, чтобы молодые люди не смогли заметить моего вмешательства, поскольку взаимоотношения со своими Верными для таких как они, вопрос почти интимный. Ничего, убедилась я, неплохо отреагировала. Особенно хорошо чувствовал Александр. И пусть закрепление контактов было пока еще временным, основанным на энергии, одолженной у Серегина, чувствовалось, что этот юноша очень быстро учится и обладает хорошей дисциплиной ума, а следовательно, в скором времени у него с подопечными наступит состояние гармоничного взаимодействия. Тем более что в его сознании закрепились старшие, почти взрослые девушки-лилитки шестнадцати-семнадцати лет, которые и так покинули бы родной питомник по большей части для быстрой и бесславной смерти. Нет никакой славы в том, чтобы погибать за интересы разных там содомитян.

Вы когда-нибудь видели, как Патрон* тренирует своих Верных? Зрелище, достойное богов. Александр Ярославич впереди строя с обнаженным, блестящим от пота мускулистым торсом и чуть более сотни (на самом деле сто двадцать одна, но Анне Сергеевне некогда считать по головам) бойцовых лилиток в возрасте от семнадцати до пятнадцати лет, в коротких штанах и майках-топах, повторяющие за ним упражнения с мечом и кинжалом. Если чуть прищурить глаза и расфокусировать взгляд, то видно, что от князя Александра к лилиткам тянутся тонкие красные нити управляющих сигналов. Но управление – это не принуждение, а юные бойцовые лилитки – не марионетки. Им просто предлагают сделать то или иное упражнение. Все как обычно, только тренер тут одновременно работает больше чем с сотней подопечных. Чем больше они так занимаются, тем крепче их связи; и пройдет совсем немного времени, как временные связи станут постоянными, а взаимоотношения достигнут гармонии. Не исключено, что после этого князь Александр начнет потихоньку спать со своими Верными, но уж что совершенно точно – инициатива в этом деле будет исходить от них, а не от него.

Примечание авторов: * Патрон, человек, на которого Верные обратили свою преданность. Пока в этой роли выступал только капитан Серегин, одновременно являющийся богом справедливой оборонительной войны, такого термина не требовалось. Теперь же, таких людей стало четверо, причем новички, по сравнению с капитаном Серегиным, могут принимать очень небольшое количество Верных и то, по большей частью способны делать это потому, что сами являются Верными Серегина. Просто он тактично не акцентирует на этом ничьего внимания и воспользуется этим фактом только в серьезных обстоятельствах.

Что касается брата Глеба, то у него и труба пониже, и дым из нее пожиже. Если у Александра почти готовые по возрасту и физическому развитию воительницы, нуждающиеся только в дополнительном обучении, хорошем вожде и воодушевляющей идее, то к Глебу пошли девочки совсем еще незрелые – от четырнадцати до одиннадцати лет, над которыми еще работать и работать, поэтому юный тверской князь воспринимается ими скорее как старший брат и товарищ по играм, чем как военный вождь и полководец, который бросит их в бушующий огонь сражений. Да и будет ли чего бросать – емкость подключения* у Глеба почти исчерпана, сотня Верных – это его предел, причем эта сотня должна быть исключительно остроухими, потому что они очень легко включаются в систему. Без мощной энергооболочки, которой у Глеба нет и не предвидится, на одной личной ауре удержать при себе большее количество Верных просто невозможно.

Примечание авторов:

* емкость подключения – максимальное количество Верных, которое может удерживать Патрон в зоне своего притяжения. У Серегина, к примеру, как у бога справедливой оборонительной войны, получившего развитую энергооболочку, емкость подключения не лимитирована. Александр Ярославич, имеющий молодую но быстро развивающуюся энергооболочку, будет в течение всей жизни непрерывно увеличивать возможности в этой области, без различия видовой принадлежности этих Верных, а Глеб или Асаль непосредственно на свою личную ауру сумеют подцепить не более сотни последователей (или, точнее, остроухих последовательниц), имеющих более низкий энергетический порог для запечатления** патрона, чем обычные люди.

** Запечатление – магическо-психологический процесс, в ходе которого устанавливается тесная ментальная и эмоциональная связь между Патроном и Верным.

Примерно то же самое можно сказать и про Асаль, подопечные которой составляют третью категорию. Во-первых, их мало, всего-то с полсотни, во-вторых все они моложе двенадцати лет, а значит, ее сознание и энергетическая накачка ауры не позволяет ей удерживать возле себя людей с более развитым сознанием. Со временем юная аварка сможет подняться до уровня Глеба, но на этом ее развитие неизбежно остановится, потому что никакой энергооболочки у нее нет и в помине, а все подключения новых Верных осуществляются прямо на ауру. В этом деле меня беспокоит то, что наша Ася, узнав о том, что Асаль случайно смогла запечатлеть своих Верных, теперь, невзирая ни на что, тоже хочет прорваться по этому пути, даже не думая, надо ли ей это вообще и для чего. Верные – они ведь не куклы-марионетки, они живые люди, у которых есть свои радости и печали, свои переживания и мечты, и полноценное запечатление возможно только в том случае, когда патрон готов понять и принять глубинные мотивы поступков своего Верного и наоборот, поскольку клятва верности носит обоюдный характер.

Напротив, для князя Александра Ярославича, с его бурно развивающейся энергооболочкой, подключение сотни с небольшим юных бойцовых лилиток – это была всего лишь проба пера. Мне, как магу разума, видно, что он развивается буквально на глазах, и я уже предвижу тот момент, когда суровые дядьки из полусотни Ратибора Береста, которые сейчас видят в нем забавляющегося отрока, начнут складывать к его ногам свои мечи, произнося слова клятвы, которую сможет разорвать только смерть. Не исключено, что его энергооболочка рано или поздно наберет такую же силу, как и у Серегина…

Ну или почти такую же, поскольку Серегин так крут потому, что энергооболочке Ареса несколько десятков тысяч лет и по своей мощи она могла сравниться только с энергооболочками существ еще более высоких порядков. Отдав ее Серегину в наследство, Афина сделала тому по-настоящему королевский подарок. Для того чтобы достичь того же уровня, что и Серегин, Александру Ярославичу в боях и сражениях придется прожить еще одну-две тысячи лет, и еще вопрос, останется ли он при этом человеком или плавно мутирует в какого-нибудь архангела, которому все человеческое будет до предела чуждым и неприятным. А вот это уже не очень хороший вариант, при котором огромная сила оказывается не связанной никакими моральными или эмоциональными ограничителями.

После некоторых размышлений я поняла, что только обоюдные эмоциональные связи между патроном и Верными могут удержать душу патрона от мутаций, ведь не только верные влюблены в своего патрона вплоть до его обожествления, но и для него тоже они самые родные и близкие существа на свете, ради которых он готов на все. А может, это лично особенности психики Серегина, которая всего лишь удачно наложилась на дающую силу энергооболочку Ареса, с которой срослась без остатка. Соответственно и князь Александр Ярославич, инициированный Серегиным, тоже пойдет по тому же пути, и нам вообще не о чем волноваться. Пока юный новгородский князь вполне человечен и параллельно деловым распоряжениям и учебным заданиям по связям, соединяющим его и бойцовых лилиток, проскальзывают импульсы искренней симпатии и даже чего-то похожего на юношескую влюбленность. Надо будет порекомендовать им каждый вечер в полном составе посещать танцульки, чтобы их интеграция усиливалась не только в сфере служебно-деловых, но и личных отношений.

Насколько я знаю, в то время когда его верные веселятся или массово занимаются тем, о чем нельзя говорить вслух, Сергей Сергеевич испытывает острые приступы удовольствия; и наоборот, когда он любит свою супругу Елизавету Дмитриевну, то их любовные игры (точнее, ощущения) становятся достоянием всех его Верных, где бы они ни находились. Не знаю, я бы, наверное, не смогла жить такой «стеклянной» жизнью, когда можно только слегка задернуть шторы, скрыв наиболее личные мысли и побуждения, но невозможно отгородиться от мира каменной стеной, скрыв от людей свои эмоции. Хотя Сергей Сергеевич живет и не испытывает от этого особого дискомфорта, и, видимо, к тому же по ходу развития его энерогооболочки придется привыкнуть и князю Александру Ярославичу.

Кстати, эта работа по наблюдению за юными князьями, нашей Асаль и их новыми Верными – бойцовыми лилитками – позволила продвинуться и моей работе по изучению психических, эмоциональных и поведенческих особенностей последних. Как бы это странно ни звучало, но эти немного громоздкие, но по-своему грациозные остроухие женщины, девушки и девочки в психологическом плане на самом деле созданы не для битв и смерти, а для большой любви длиною в жизнь. Именно так их создатели планировали обеспечивать их верность, платонически влюбляя в верховного правителя, после чего они должны были бы служить ему искренне и бескорыстно. Если бы их правители сохранили этот секрет, то нам было бы гораздо сложней. Любовь, даже если она противоестественная и искусственная, никоим образом не подвержена воздействию заклинания Нейтрализации, как банальное Принуждение, узы которого легко разорвать при помощи превосходящей силы. Но видимо, кто-то подумал, что зачем вызывать в них любовь, ведь можно просто заставить – и заклинание Принуждения стало для содомитян основным и единственным методом работы с остроухими.

Но тут пришли мы, бухнули по толпам скованных и бессловесных рабов заклинанием Нейтрализации, напрочь снося все цепи и оковы, а потом появился Серегин и сказал: «Я вас всех люблю, поэтому Я – это Вы, а Вы – это Я, и я убью любого, кто скажет, что вы не равны мне». И ведь он действительно любит их всех, считает себя ответственным за их судьбы, и готов любому, кто причинит им зло, устроить персональный компактный филиал ада. Таким образом, можно сделать вывод, что бойцовые лилитки изначально были предназначены для того существования, которое предложил им Серегин. Например, их малышки, которых к нам притащила Асаль, после удаления заклинания Принуждения превратились в очень милых, улыбчивых и легко обучаемых девочек, которых не портят ни их острые вытянутые вверх ушки, ни слишком длинноногие и длиннорукие тела. В отношении усидчивости, контактности и способности воспринимать новую информацию маленькие лилитки способны дать сто очков вперед не менее юным, но гиперактивным и шебутным амазонкам, с которыми до того водилась сама Асаль и продолжает сейчас водиться наша Ася.

По крайней мере, Яна от них в восторге и помогает Асаль возиться с самыми младшими Верными – играет с ними в разные развивающие игры и рассказывает им сказки. Я знаю, что раньше Асаль немного недолюбливала Яну, считала ее тютей и рохлей, недостойной того, чтобы обращать на нее внимания. Асаль не обижала Яну только потому, что с одной стороны от девочки стояла я, а с другой стороны не понимающий шуток Ув, который под воздействием инъекций укрепляющего гормона и тренировок со своим двуручным мечом прямо на глазах накачивал себе бицепсы и трицепсы. Теперь Асаль относится к Яне совсем по-другому, и совсем не из страха получить нагоняй. Они часто возятся с младшими девочками вдвоем, ведь развивающие игры Яны (моя школа), развивают не только юных лилиток, но и саму Асаль. Та, видимо, это уже заметила и оценила.

Для облегчения общения по моей просьбе к нам в башню Мудрости пришел Дима Колдун, который сейчас постоянно живет с Серегиным в Башне Силы, и, как он выражается, провел девочкам групповую инсталляцию краткого курса русского языка. При этом он объяснил, что все остальное они должны восполнять в общении с нами и Асаль, которая владеет современным русским языком уже на приличном уровне, а теперь учит еще и древнерусский. Вот Яна и старается, рассказывая малышкам сказки и разные истории, и тут же поясняя разные непонятные слова.

Основной вопрос, вставший перед Серегиным, а также великим киевским князем Ярославом Всеволодовичем, заключался в тех девочках-лилитках, которые были еще слишком малы, а также тех, которые по какой-то причине (возможно, личная несовместимость, а возможно, и нехватка емкости у молодых патронов) не смогли услышать Призыв. Малышек пока требовалось вообще оставить в покое на несколько лет, а для тех старших, что остались глухи к Призыву, через пару месяцев стоило провести повторный сеанс запечатления. Но до этого времени их требовалось как-то устроить, адаптировать для жизни на Руси середины тринадцатого века и найти им подходящую социальную нишу, чтобы они не оказались потерянными, даже если у них ничего не срастется с Призывом. Когда я сказала об этом Ярославу Всеволодовичу, то тот премного удивился. Оказывается, у них с Серегиным все уже было продумано и решено.

В лесу, неподалеку от Переяславля-Залесского, удельным князем которого был Ярослав Всеволодович как сын Всеволода Большое гнездо, смерды-лесорубы уже валили топорами вековые сосны, чтобы в традициях русского деревянного домостроения стахановскими темпами возвести женский монастырь имени Святой княгини Ольги. Настоятельницей этого монастыря готовилась стать игуменья Феодосия, бывшая жена князя Ярослава, предпоследняя по счету, с которой тот развелся по политическим мотивам еще двадцать два года назад*.

Историческая справка: * В 1212 году умер Владимирский великий князь Всеволод Большое гнездо, за некоторое время до своей смерти лишивший прав наследования своего старшего сыны Константина Всеволодовича, и назначивший наследником второго сына Юрия Всеволодовича. Естественно, после смерти старого князя Константин Всеволодович не пожелал мириться с такой несправедливостью и начал собирать армию сторонников, для того чтобы силой отобрать владимирский стол у Юрия Всеволодовича.

Так уж получилось, что папенька теперешней игуменьи Феодосии, которую тогда звали Ростиславой, смоленский князь Мстислав Удатный, оказался в лагере Константина Всеволодовича, а его зять Ярослав Всеволодович поддержал своего брата Юрия. В результате в 1216 году дело кончилось знаменитой по тем временам братоубийственной Липицкой битвой, в которой русские убивали русских, а победу одержали сторонники Константина и Юрий с Ярославом были вынуждены бежать с поля боя, да так бежать, что Ярослав потерял при бегстве свой знаменитый шлем, найденный только в 1808 году.

После этого сражения, обидевшийся на зятя Мстислав Удатный, дабы тому насолить, «забрал» у него свою дочь и постриг в монастырь, ибо другим путем церковный брак расторгнуть было невозможно. Прошло немного времени, и глупость упрямца стала очевидно всем. Юрий и Ярослав помирились с Константином, и тот назначил Юрия своим наследником, а Ярославу выделил в удел, назначенный еще отцом Переяславль-Залесский. Прошло еще немного времени, и в 1218 году Ярослав женился последним третьим браком на дочери рязанского князя Глеба Игоревича по совпадению тоже Феодосии, которая к настоящему моменту и родила ему семерых сыновей, а Юрий Всеволодович в том же году, после смерти Константина по естественным причинам, стал великим князем Владимирским. И чего, спрашивается, господа князья вы воевали и клали русских воинов в бессмысленной междоусобице?

Этот монастырь, по совместному замыслу Серегина и Ярослава Всеволодовича, должен был стать чем-то вроде православного женского Шаолиня, то есть смесь православного монастыря, школы боевых искусств и кадетского корпуса. Дисциплину, порядок, воспитательный и учебный процессы должны были обеспечить монахини-наставницы, воинские инструкторы, живущие за его стенами и обычные послушницы, решившие посвятить свою жизнь Богу. Что касается юных бойцовых лилиток то, все время своего обучения и нахождения в монастыре они будут пребывать в статусе послушниц и закончив обучение, должны будут покинуть его стены, как Верные тех князей, которые смогут привязать их своим Призывом или как специально подготовленные воины-телохранители для княжьих жен и дочерей. На самом деле и Серегин, и Ярослав Всеволодович имели в виду только одного князя, и это именно войско Александра Ярославича должен был усилить женский православный Шаолинь. Если связь с этим миром спустя некоторое время не будет по каким-либо причинам утеряна, то Серегин и компания еще не один раз смогут совершать набеги на питомники остроухих в мире Содома, пополняя контингент юных послушниц монастыря Святой княгини Ольги. Да, несладко придется врагам новой Руси, когда лет через десять на них начнут обрушиваться такие вещи, которые способны помять любую прическу.

Что же касается тех юных лилиток, которые уже стали Верными князей Александра и Глеба, то для их православного окормления и воспитания к нам заранее прибыл специально назначенный на это дело духовник и наставник юного Глеба отец Исидор. Переговорив с отцом Александром, у которого уже имелся опыт крещения бойцовых и иных лилиток, отец Исидор без единого стона взялся за это дело, не испугавшись необычного вида своих новых духовных дочерей. Думаю, что в скором времени у него все должно получиться, потому что в своих духовных устремлениях верные всегда идут за своим Патроном.

17 января 1238 Р.Х. День тридцать шестой. Вечер. Коломенское княжество. Лагерь сборного войска владимирской и иных русских земель.

Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович

Когда ему отказала в повиновении даже собственная дружина, мол, идти против воли божией мы не подписывались, а потому, княже, прежде чем что-нибудь приказать, подумай как следует, угоден ли твой приказ Господу нашему Иисусу Христу. А что тут было думать. Всю свою жизнь князь Юрий имел в виду, что его державой является Русь и только Русь. Они с братом Ярославом, поделив между собой два главных стола Руси, Киевский и Владимирский, практически полностью контролировали положение… Оставался только один враг – князь Михаил Черниговский, ему оставалось уже недолго, в тридцать шестом году, за полтора года до прихода Батыя, именно у него Ярослав отжал киевский великокняжеский стол, и теперь в трех главных городах Руси – Киеве, Владимире и Новгороде – сидели князья из их владимирского клана.

Когда пришел Батый, князь Юрий откровенно струсил и бросил своего старого союзника Рязань на произвол судьбы. Если бы Рязанская и Владимирская земли объединили усилия и дали приграничное сражение на реке Воронеж (или, в крайнем случае, у стен Рязани, когда вражеское войско должно было разделиться с целью грабежа), исход этого сражения привел бы к тому, что Батыю пришлось бы убираться из русской земли без посторонней помощи. Но случилось то, что случилось. Юрий владимирский принял роковое решение и не подал помощи Юрию рязанскому, вместо этого решив боронить под Коломной собственную границу; рязанские войска на Воронеже потерпели поражение, Батый вторгся вглубь рязанской земли, а вслед за ним, как ангел мщения явился и чужеземный великий князь Серегин, предложивший свою помощь рязанцам и меньше чем за месяц превративший в ничто несметные орды кровожадных азиатских находников*.

Примечание авторов: * Находники (старославянск.) – группа людей, пришедших с грабительским набегом и после этого набега возвращающихся на родину, в отличие от завоевателей, оставляющих гарнизоны.

Вот тогда бы Юрию Всеволодовичу остановиться в своих мыслях, попросить у Господа прощения за совершенный грех оставления в опасности друзей и союзников, но он закусил удила и попробовал по-своему переиграть то, что решил Серегин с выморочным рязанским столом. И вот результат. Войско в поход на Рязань так и не двинулось, и более того, почти перестало подчиняться его приказам. К тому же большая часть удельных князей распустили ополчения своих уделов, оставив при себе только малые дружины, и теперь открыто заявляли, что поедут на княжий съезд, объявленный чужеземным князем Серегиным на двадцать восьмое генваря.

Князь Юрий чувствовал, что за всеми этими событиями, приводящими к тому, что власть от него утекала как вода из рассохшегося ведра, стоят сыновья его брата Ярослава Александр и Глеб, которые то исчезали из лагеря в неизвестном направлении, то появлялись в нем вновь. Чувствовать-то он чувствовал, но доказать ничего не мог, а для всех остальных молодые князья так и оставались юными неразумными отроками, поверженным еще детским забавам, а не опасными политическими интриганами, затеявшими на Руси переворот в пользу чужеземного князя. И куда только смотрит их отец, киевский великий князь Ярослав Всеволодович?

И вот настал момент, когда в сенях его шатра раздались тяжелые шаги множества людей. Сам Юрий Всеволодович, расстроенный всеми этими предыдущими событиями, коротал вечер за игрой в шашки-шахматы с воеводой Еремеем Глебовичем. Пусть это занятие и проклято церковью как сатанинское*, но ведь скучно же, господа, длинными зимними вечерами особенно если князь находится в войске под Коломной, а княгиня с семьей во Владимире.

Историческая справка: * очень долгое время шашки и шахматы считались азартной игрой, а потому были запрещены церковью. В шахматы или шашки спускались не только состояния, но и целые княжества.

Немного испуганный князь поднял глаза на своего воеводу, но тот только пожал плечами – мол, ты не переживай, все будет нормально. А если тебя даже и зарежут, то это будет совсем не больно – чик и ты уже на небесах. Тем временем полог шатра отдернулся и приоткрывший рот от удивления Юрий Всеволодович увидел на пороге своего шатра престранную компанию. Во-первых – там стоял его брат Ярослав Всеволодович. Во-вторых – его сын Александр Ярославич, тот самый, которого он подозревал в организации кампании неповиновения. В-третьих – там был незнакомый мужчина при всех атрибутах княжеской власти и гладко выбритый, как латинянин. Наверняка это и был тот самый заморский великий князь Серегин. В-четвертых – рядом с этими четырьмя князьями стоял православный священник в черной рясе и с большим серебряным православным крестом на груди.

«Будут бить, – испуганно подумал князь Юрий, – и скорее всего ногами. Не стоило мне тогда так жадничать и пытаться помимо Владимирской земли положить в ответ глаз еще и на Рязанскую…»

Посмотрев в сторону воеводы, старый князь увидел, что тот встал из-за столика, за которым они играли, и отошел в сторону, скрестив на груди руки. Знак этот означал, что старый воевода полностью отстраняется от хода событий, предавая судьбу князя Юрия в руки пришедших в его шатер людей и самого Господа Бога Иисуса Христа.

– Покайся, сын мой, – возгласил священник, – признай, что все, что ты делал до сего дня, вело только умножению человеческой алчности к чужому добру и слепой похоти к власти.

– Признаю, – неожиданно даже для себя козлиным тенорком выдал князь Юрий, – и весьма в этом раскаиваюсь.

– В чем ты раскаиваешься, князь Юрий, – презрительно усмехнулся гладко выбритый незнакомец, – в том, что натворил, бросив союзную тебе Рязань на произвол судьбы, или в том, что признаешь этот прискорбный факт?

– Э-э-э, – проблеял озадаченный князь, – раскаиваюсь я в том, что натворил, э-э-э-э, бросив союзную мне Рязань на произвол судьбы, а еще в том, что возжелал свергать с рязанского стола одних князей и возводить на их место других. Смилуйся надо мной и моими малыми детьми, князь-колдун Сергей Сергеевич Серегин – не я так решил, то меня бес попутал, вот тебе истинный крест!

И с этими словами он несколько раз осенил себя крестным знамением, каждый раз болезненно морщась, то ли от внезапно одолевшей его мигрени, то ли от боли в правой руке, которую внезапно прострелил приступ ревматизма.

– Ты кого обманывать вздумал, пес смердящий? – громовым голосом произнес отец Александр. – Покайся, пока не поздно, Юрий, сын Всеволода по прозвищу Большое гнездо, и приготовь свою душу к очищению адским огнем.

– Пощади его, Отче, мы же договаривались, – негромко сказал священнику Ярослав Всеволодович, – брат же он мне, а не чужой человек.

Тот хмыкнул, глядя на начавшего хвататься за сердце князя Юрия.

– Да будет так, – уже тише произнес он, – если ты, великий князь владимирский, передашь отчий стол своему племяннику Александру Ярославичу, а сам примешь постриг и удалишься в дальний монастырь, то адские муки будут отложены до момента твоей смерти по естественным причинам. А там поглядим. Быть может, и загладишь ты свой грех примерным поведением, искренним раскаянием и усердной молитвой. Также в наказание за твое безрассудство все твои дети лишаются своих, нарезанных тобой, уделов, и опека за ними возлагается на твоего брата Ярослава, и свидетелем в том пусть будет присутствующий здесь воевода Иеремей Глебович. Молись и кайся, брат Варсонофий, молись и кайся.

Едва только Юрий Всеволодович поцеловал протянутый ему крест и превратился в брата Варсонофия, Александр Ярославич стал и Великим князем Владимирским. Процесс объединения русских земель в единое монолитное государство начался.

01 января 562 Р.Х., день сто сорок восьмой, Поздний вечер. Византийская империя, Константинополь, Загородное поместье ромейского полководца и государственного деятеля Нарзеса

Зимой вечер наступает рано. Не успели люди отобедать, а за плотно закрытыми ставнями* уже сгущается вечерняя синева и пора зажигать масляные светильники и – о невероятная роскошь! – восковые свечи. Пчелиный воск, привозимый торговцами от антов и куявов, запредельно дорог, и даже из представителей знати далеко не каждый мог позволить себе в доме такие свечи. Но Нарзес мог, а потому наслаждался их ярким, не мигающим и не коптящим светом. Впрочем, и в его поместье свечами освещались только его личные покои, а во всех остальных местах висели обычные светильники, заправленные оливковым маслом** и исправно при этом коптящие и пованивающие.

Примечание авторов:

* хоть стеклянная посуда в античном Средиземноморье и Причерноморье была известна уже несколько сотен лет, до оконного стекла, даже самого примитивного, с листами размером в ладошку, было еще не менее тысячи лет развития технологий.

** не путать с пищевым оливковым маслом высшей очистки, которое настолько дорого, что по карману далеко не каждой семье среднего достатка. В античные времена производилось огромное количество так называемого черного оливкового масла, совсем не очищенного и предназначенного для технических целей. Есть подозрение, что, поскольку источников открытой нефти на территории Византии никогда не водилось, то и знаменитый греческий огонь тоже являлся пиротехнической смесью на основе технического оливкового масла.

Впрочем, и в покоях полководца на стене висела маленькая, чуть помаргивающая огоньком масляная лампадка. Во-первых, это была дань традиции. Во-вторых – вечный (если вовремя доливать масло в сосуд) источник огня для зажигания свечей. И в-третьих – ночное дежурное освещение, хотя бы частично рассеивающее мрак и позволяющее вставшему ночью по нужде хозяину не спотыкаться в темное о мебель, оглашая окрестности громогласными ругательствами.

Впрочем, сейчас в покоях Нарзеса было светло – если не как днем, то все же достаточно для того, чтобы не напрягая глаз читать письмо, невесть как оказавшееся в его опочивальне в то время, пока старый полководец в триклинии не спеша вкушал свой ужин. И без этого дурацкого письма на душе у того было весьма паршиво. На завтрашний день был назначен выезд из города в направлении границы с варварами на нижнем Дунае. Там, в крепости Эгиссос*, одновременно являвшейся базой пограничного дунайского речного флота, Нарзес вместе с посольством планировал пересечь границу, взять в проводники кого-то из местных варваров и уже по контролируемой славянами территории продолжить свой путь в поисках столицы этой Великой Артании.

Историческая справка: * современная Тулча.

Всю ту неделю, которая отделяла прибытие Нарзеса в Город и его встречу с Юстинианом, его агенты, шпионы и прочие доглядчики и наушники потратили на сбор и систематизацию ходивших по Константинополю слухов, сплетен и прочей досужей болтовни. Впрочем, болтовня по большей части тоже не была такой уж досужей, зерна рационального смысла вылавливались и оттуда, только трудно было отличить по-настоящему ценную информацию от искажений при пересказе и вообще домыслов рассказчиков, ни в коем случае не являвшихся свидетелями описываемых ими событий. Но агентура старалась и собрала почти все, что было известно по патрикию Кириллу, происшествию в трактире «Золотая барабулька», а также некоторым другим городским происшествиям, которые можно было связать с этой так называемой Великой Артанией. Весьма примечательным происшествиям, вроде исчезновения из городской тюрьмы некоторых заключенных, хотя и не столь ярким, как главное событие нескольких последних месяцев, о котором, несмотря на репрессии, судачил весь Константинополь.

Когда Нарзес узнал, что произошло в «Золотой Барабульке», то только криво усмехнулся. Разумеется, никакие усилия городского эпарха были не в состоянии скрыть, что три сотни ескувиторов были буквально изрублены вместе со своими доспехами, и сделали это катафрактарии неизвестного происхождения, внезапно прокатившиеся по ним подобно горной лавине. Говорят, что изнутри трактир тоже был забрызган кровью, как какая-нибудь бойня, а куски человеческих тел в беспорядке разбросаны по полу, как будто там веселились сумасшедшие мясники. При этом не было найдено никаких частей тела ни от трактирщика, ни от членов его семьи и слуг, ни от кого-то из гостей. С особой изощренностью, показывая их полную никчемность в военном деле, убивали только ескувиторов.

Вопрос. Если этот архонт-колдун так искусен во внезапном появлении и исчезновении своих людей, то зачем ему понадобился весь этот кровавый спектакль и танец с саблями*? Неужели только для того, чтобы, изрубив на куски его гвардейцев, как следует напугать нашего дорого Юстиниана? Надо признаться, что в этом случае архонт Серегин достиг полного успеха, Юстиниан просто трясется от страха.

Примечание авторов: * Знаменитый балет был создан композитором Арамом Хачатуряном по мотивам древних армянских танцев, причем древними они были уже во времена Нарзеса.

Так вот, отужинав и вернувшись к себе в опочивальню, Нарзес обнаружил свернутое в трубку письмо, чужою рукой брошенное ему на кровать. При этом слуги клялись собственными жизнями и Пресвятой Богородицей, что в отсутствие хозяина никто в опочивальню не входил. В воздухе откровенно запахло архонтом Серегиным – любителем входить без спроса и уходить, основательно со всеми попрощавшись. Нарзес понял, почему еще мог быть так напуган Юстиниан. А что, если он таким же образом обнаружил такое же послание у себя в Священных покоях и понял, что где письмо, там и тот, кто его принес, особенно если в письме были написаны вещи неприятные или даже, прямо сказать, злые. Кинжал между ребер или яд в бокал с ночным питьем – это секундное дело, но после этого убийца* исчезнет без следа, а ромеям понадобится новый автократор.

Примечание авторов: * Нарзес не знал, что в священных покоях постоянно находятся несколько вышколенных и преданных как собаки здоровенных рабов-нубийцев, которые глаз не спускают ни с покоев, ни с самого автократора. Хотя захоти архонт-колдун устранить Юстиниана, тому не поможет никакая охрана, ибо ликвидатору не надо будет даже появляться на этой стороне портала, достаточно только будет выстрелить из арбалета, нанести удар мечом, или произнести простейшее заклинание стимуляции сердечной деятельности. Если в нем сдвинуть некоторые акценты, то тахикардия и смерть на месте неизбежны. (Аналог действия попавшего в кровь жертвы яда кураре).

И то, что старик еще жив, могло говорить только о двух вещах. Во-первых – Серегин не хочет быть связанным с убийством Юстиниана, а хочет всего лишь его смерти по естественным причинам. И второе – его категорически не устраивает Юстин, и сейчас он готовит другую кандидатуру на трон, того же патрикия Кирилла, о котором в Городе ходит столько странных слухов. Как только эти иная кандидатура будет готова, то ни Юстиниан, ни Юстин не проживут и трех дней. Такие уж жестокие традиции престолонаследия в Византийской империи.

Немного подумав, Нарзес взял свиток и сломал печать из странного коричневого материала с изображением двуглавого орла. Орел на печати, кстати, изрядно отличался от византийского, но фамильное сходство прослеживалось. А вот содержимое письма первоначально повергло Нарзеса в некоторый шок:

«Дорогому Нарзесу от Прокопия Кесарийского*. Радуйся.

Должен тебе сообщить, что теперь я снова молод, как в свои юные годы, и здоров, пребывая в наилучшем распоряжении духа, и тебе желаю того же. Господин наш Великий архонт Артании Сергий, сын Сергия, из рода Сергиев**, спафарий Третьей*** Римской империи, просил передать, что не желает тебе зла, и зная о том, что ты направлен к нам с посольством, с удовольствием будет с тобой говорить. Его император Владимир IV говорит, что умные люди в созданных Творцом мирах и так слишком большая редкость для того чтобы разбрасываться ими понапрасну****.

Еще тебя приветствуют твой старый знакомый Велизарий и его супруга Антонина, и просят тебе передать, что, начав новую жизнь, не держат на тебя прежних обид. Большое видится им на расстоянии, когда уже невозможно перепутать храм с лупанаром, и только по прошествии времени мы зачастую понимаем, какие из наших деяний являлись воистину великими, а какие были суетой сует.

На том позволь мне закончить, все остальное при личной встрече. Можешь ехать к нам безбоязненно, тебя защищает честное слово архонта Сергия, Бог-отец и Святой Дух, а также сама Богоматерь.

Писано в стольном граде Китеже Великого Княжества Артании первого января 6071 года от Сотворения Мира, 1314 года от основания Рима или 562 года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа.

P.S. Господин наш архонт Сергий и его люди, как истовые православные христиане, пользуются летоисчислением от Рождества Христова, которое они считают началом новой эпохи в существовании Ойкумены.»

Примечание авторов:

* в отличие от Велизария, Прокопий Кесарийский всю жизнь поддерживал с Нарзесом ровные хорошие отношения.

** В древнем Риме был известен древний патрицианский род Сергиев или Сергитусов, прародитель которого был другом Энея.

*** Москва же у нас Третий Рим.

**** фраза Путина о том, что после смерти Махатмы Ганди и поговорить не с кем.

Прочитав такое, поневоле сядешь и начнешь чесать тыковку. И дело тут даже не в том, что Прокопий пишет, что они все втроем получили вторую молодость. Написать можно разное, пергамент стерпит все и даже не сморщится. Кстати, это отнюдь не пергамент*, и даже не похож… Нарзес сперва провел рукой по свитку, а потом расправил лист и глянул через него на просвет на пламя свечи и увидел проступившие вдруг водяные знаки. Матерь Божья! Великое колдовство. Двуглавый орел, герб империи ромеев, глянул на него во всей своей грозной красе.

Примечание авторов: * отбеленная писчая бумага высшего сорта 80 г/см2, в нашем мире именуемая «финской», с водяными знаками, из контейнера, предназначенного для какого-то загранучреждения Российской империи на Кубе.

Так что получается, что этот патриций Сергий из рода Сергиев действительно представлял тут Римскую Империю – даже более великую, чем Восточная империя Ромеев. С бывшими антами, а ныне артанами все ясно. Они пошли в имперские федераты, и Император и Сенат Третьей Империи, как это водится, прислали им спафария Сергия в великие архонты, а также чиновников и инженеров, чтобы построить города и дороги, а также наладить римские порядки. Именно появления где-то поблизости этой действительно могущественной империи (не чета каким-то там парфянам и персам которые, даже будучи по-настоящему древними народами, так и остались варварами) и испугался Юстиниан. Вопрос в том, кому ты служишь – империи, которой покровительствует сам Господь наш Иисус Христос, или автократору Юстиниану, смертному человеку, который сегодня есть, а завтра нет, и его дух уже держит ответ перед суровым апостолом Петром. Велизарий, значит, выбрал Империю, а что выберешь ты? Извечный выбор между вечным и сиюминутным – между духом, живущим в веках, и слабыми потугами человеческого тщеславия, между божественным промыслом и земной суетой сует.

Еще раз перечитав письмо, Нарзес свернул его обратно в трубку и сунул в пламя свечи. Неизвестный материал тут же занялся ярким ровным пламенем, испуская легкий дымок, какой бывает, когда сгорает чистая хлопчатая или льняная тряпка. Всего несколько мгновений – и на пол упали несколько лохмотьев пепла и маленький недогоревший клочок, на котором вообще не было текста.

Нарзес решил, что он сделает все, как это и было задумано ранее. То есть поедет с посольством в эту Артанию, встретится с ее архонтом Сергием из рода Сергиев и уже там, на месте решит, сохранять ли верность Юстиниану. Особой лояльности империи у него не было. Просто она была той силой, которая пока стояла между его слабой и униженной родиной и нечестивыми огнепоклонниками, считавшими всех неарийцев* кем-то вроде говорящих червей.

Империя, напротив, помогала сдерживать натиск персов, давала убежище беженцам, и еще она была христианской, почти единоверной для его соотечественников. Дело в том, что формально отрекшись от доктрины монифизитства** и предав анафеме основателя Евтихия, Армянская Апостольская Церковь в своей повседневной практике продолжала придерживаться чрезвычайно близкой к ней доктрины миафизитства***.

Настолько близкой, что ортодоксальные православные**** богословы-халкидонцы вообще не видели между ними разницы. А своих монофизитов Юстиниан истребил нещадно, не останавливаясь даже перед поголовным истреблением целых селений и умервщлением монахов и священников, исповедующих чуждые ему догматы. Пока армяне нужны для сдерживания персов, их не трогают, но как только эта опасность для Империи исчезнет, в глазах Юстиниана и подобных ему православных фанатиков они мгновенно станут еретиками.

Поэтому свое решение он, Нарзес, примет позже, когда побывает в Артании, встретится с ее архонтом Сергием и рода Сергиев, и попытается понять, что этот человек принесет его израненной Родине – Спасение или окончательное уничтожение. Если при всем своем могуществе он окажется таким же фанатиком-халкидонцем, как и Юстиниан, то тогда придется действовать согласно первоначальному плану, ибо знакомое зло все же привычней. Если же окажется, что дела идут прямо противоположным образом, и Серегин захочет и сможет оказать помощь его Родине, то он, Нарзес, впервые в жизни сменит флаг, перейдя на сторону того, кто согласится дать шанс его страдающему народу. И неважно, где может располагаться та самая третья римская империя, Прокопий в своем письме ведь не зря оговорился что Господь в своей неизмеримой мудрости создал огромное множество разных миров. Судя по тому, что первый Рим был на Италийском полуострове, второй на семьсот миль восточнее, то третий должен оказаться примерно в тех краях, где архонт Сергий из рода Сергиев основал столицу своей Артании.

Но как уже говорилось, окончательное решение он будет принимать только лично и только в последний момент. А пока нужно пойти и отдать все распоряжения, которые необходимо отдать перед дальней поездкой. Время не ждет.

Историческая справка:

* зороастрийцем, как и иудеем, можно было только родиться. Религия Заратустры не предусматривала прозелитизма, а делило человечество на две неравные половины. На расу господ и на всех остальных, предназначенных быть их рабами. А вы думали, что Гитлер сам выдумал свою теорию расового превосходства? Да нет, скажите спасибо высокоумствующим интеллектуалам, вроде мадам Блаватской и Ницше, раскопавшим древнюю человеконенавистническую клоаку и представившим ее содержимое на суд неразборчивого человечества.

** монофизитство – христологическая доктрина в христианстве, постулирующая наличие только одной, единственной Божественной природы (естества) в Иисусе Христе и отвергающая Его подлинное человечество. Авторство приписывается константинопольскому архимандриту Евтихию (около 378–454).

*** миафизитство – христологическая доктрина, утверждающая единство природы Бога Слова воплощённого, то есть единство природы Богочеловека Иисуса Христа. Миафизитское богословие признаёт Иисуса Христа равно и истинным Богом, и истинным человеком, то есть признаёт две совершенные соединённые природы – божественную и человеческую, но в отличие от диофизитства, видит их в реальном, а не условном единстве. В отличие от монофизитского учения Евтихия, миафизитство не учит о смешении двух природ во Христе или о поглощении одной в другой, но говорит лишь об их нерасторжимом единстве с полным сохранением своих свойств.

**** диофизитство (православие, католицизм и протестантизм) – христологическая концепция, согласно которой в Иисусе Христе признаются две природы – Божественная и человеческая. Доктрина имеет свои истоки в учении Антиохийской богословской школы. Противопоставляется миафизитству севериан – христологической концепции, признающей единство сущности Бога воплощенного. Диофизитство как христологическая концепция принято в Православии византийской традиции, в Католичестве, в Протестантизме и в различных доктринах несторианства, исповедуемого Ассирийской церковью Востока и Древней Ассирийской Церковью Востока.

Двести двадцать седьмой в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Письмо, написанное Прокопием Кесарийским по моей просьбе, было заглочено адресатом, что называется, «по самые гланды». Ну что – события в мире Славян пока идут своим чередом, Нарзес выехал из Константинополя, и его караван по зимним дорогам медленно потащился в направлении устья Дуная, где в районе крепости Эгиссос заканчивается ведущая к базе пограничного флота мощеная дорога. Мы пока не будем торопить события в мире Славян, пусть там все идет как идет. И клиенту еще нужно окончательно созреть, пережечь в себе и переварить последние сомнения, которые наверняка одолевают его после получения письма. И ведь в этом письме не было ни капли вранья. Москва – это действительно третий Рим, а у российских президентов полномочия ничуть не меньше, и даже больше императорских. И Сенат тоже имеется, будь он три раза неладен. И Империя у нас такая, что и первый, и тем более второй Рим кажутся рядом с ней захудалыми провинциями, так что все по-честному.

Правда, никаких полномочий от Владимира Владимировича я не имею, тут врать не стоит, но зато есть полномочия от Небесного отца – он же Бог-отец и Святой дух. Все, что намечено с его благословения, мы выполним – с помощью Нарзеса или без нее. В отличие от того же князя Ярослава Всеволодовича, он не ключевой элемент в тамошней картине и может являться приятным, но не обязательным дополнением к нашим планам. Меня в принципе одинаково устроит и его переход на нашу сторону с искренним сотрудничеством, и его полное физическое уничтожение в противном случае. Когда на кону будет стоять судьба местной Руси и выполнение задания Небесного Отца, я уже не буду иметь права на ошибку. Короче, пока караван Нарзеса плетется под пронизывающим ветром и ледяным дождем, смешанным с мокрым снегом, то и мы прекратим говорить об этом человеке – как говорится, до особого распоряжения.

В настоящий момент наше внимание сосредоточено на Руси мира Батыевой погибели, где проходит подготовка к саммиту русских князей в Рязани. Все сдвинулось с мертвой точки, когда удалось сместить с Владимирского стола Юрия Всеволодовича, заменив его на Александра Ярославича, а Ярослав Всеволодович применил весь свой немалый авторитет для того, чтобы остальные князья восприняли это как надо. Да и сам бывший Юрий Всеволодович, а ныне брат Варнософий после отречения признался, что задуманный им поход на Рязань был ужасающим косяком, как и неоказание помощи той же Рязани месяцем раньше. Ну вот, как говорят в подобных случаях, «хорошая мысля приходит опосля, а теперь поздно пить боржом, когда почки совсем отвалились». Вел бы себя как положено социально ответственному князю – был бы сейчас на коне, а не в полном дерьме. Пока что брат Варнософий находится у нас в тридевятом царстве, тридесятом государстве, и ждет, пока у игумена Игнатия найдется минутка поставить его на путь покаяния и вразумления. Аминь.

Дома, в своем мире, Александр Ярославич теперь бывает только наездами. Побудет немного – и обратно к нам. Тут он не только учится, всему что мы ему можем преподать, но и учит свою остроухую девичью команду работе с мечом, копьем и щитом, как в индивидуальной схватке, так и в строю. И пусть эти бойцовые лилитки еще не достигли полной зрелости, но обычных местных бойцов я бы против них уже не ставил. Для них это будет верная смерть, а для юных лилиток, соответственно, легкая победа.

Глядя на старшего брата, нечто похожее начал исполнять и Глеб. Вот именно что нечто похожее, потому что то что у него получилось с его совсем юными подопечными, тонкими и хрупкими как тростинки, больше похоже на танец, или даже балет с легкими макетами мечей. Бесшумные (под музыку было бы эффектнее) плавные движения смуглых фигур, с которых еще не сошел экваториальный загар, одетых только в короткие камуфляжные шорты, взмахи длинных тонких мечей, со свистом рассекающих воздух. Рубящий удар, блок, выпад с уколом, парирование и отскок. Чем то напоминает знаменитый балет «Спартак», только князь Глеб куда симпатичней тех мускулистых качков, которые обычно танцуют эту партию. Так как Асаль тоже здесь – с голым торсом упражняется по левую руку от своего любимого – то скорее это похоже на танец Ромео, Джульеты и полсотни ее одноклассниц.

Как-то случайно это безобразие (с военной точки зрения) увидал Танцор, проходящий по своим делам мимо тренировочного поля – и, подпрыгивая на месте заорал так, будто тяжелый боевой меч плашмя упал ему на ногу. Упал бы острием, вопли были бы совсем другого тона.

– Это замечательно, великолепно, – верещал он, – из этого можно сделать самый настоящий балет. Сергей Сергеич, Сергей Сергеич, отдайте это мне, я сделаю из этих девочек самых настоящих звезд… Это же находка, шедевр, брависсимо.

На эти вопли тут же сбежалась целая толпа народу – посмотреть, что там происходит и кого убивают. Но первым все-таки был Глеб, ему-то бежать было никуда не надо. Тут надо сказать, что хоть князю всего пятнадцать лет и он еще совсем мальчик – но это весьма тренированный мальчик, способный часами махать учебным мечом вместе со своими подопечными. На Танцора, которого плевком перешибить можно, его сил хватит с избытком. И потом объясняй разъяренному юному князю, что этот скоморох юродивый не хотел сказать ничего плохого ни про него, ни про его невесту (Асаль уже по секрету успела похвастать всем встречным и поперечным), ни про его будущих юных бойцовых лилиток-дружинниц.

Спасли Танцора от расправы две проходившие мимо амазонки, буквально выдернувшие разгильдяя из-под княжеского кулака, а уже потом подоспевшее начальство (то есть опять я) принялось выяснять кто тут кричал и по какому поводу весь сыр-бор. Танец получился захватывающий, но, во-первых, здесь не принято демонстрировать такое на людях за деньги (ибо потешать толпу – это удел скоморохов, а не князей), а во-вторых – от этого танца-тренировки припахивало, я бы сказал, неким педофильским душком. Уж больно незрелая и хрупкая красота у юных лилиток, самые младшие из которых на год-два моложе наших Зайца и Матильды. Нет, смотреть на такое должны исключительно их сверстники и сверстницы, причем находящиеся с ними в одном статусе – то есть будущие воины и воительницы.

Поэтому Антону – нагоняй за поднятый переполох и вообще за старое, новое и три года вперед. Мы вместе почти уже девять месяцев, и до меня дошла информация о том, с каким, собственно, диагнозом его выперли из детского лагеря. Было это педофилией или не было – совершенно не важно. Самое главное, что этот интерес к девочкам можно было воспринять подобным образом. Поэтому любовнику Венеры-Афродиты за номером один положен еще один нагоняй с наказом и на пушечный выстрел не приближаться с несовершеннолетним девчонкам. Не надо нам тут ни подозрений, ни тем более чрезвычайных происшествий на эту тему. Пусть идет вон, и чтобы больше я его здесь не видел.

Князю Глебу Ярославичу тоже нагоняй, но полегче. За тренировки личного состава, одетого по форме № 1. Как минимум должна быть форма № 2, то есть лилиткам следует быть одетыми в майки или лифчики. Что значит «они не привыкли», курсант? Нереиды тоже привыкли рассекать исключительно голышом. И что, нам теперь идти у них на поводу и позволять устраивать здесь эрошоу? Немедленно одеть личный состав, чтоб не сверкали сиськами на кого попало, тем более что и сисек-то у них по большей части еще нет. Кругом, бегом, шагом марш!

Ругаю я князя Глеба без злобы, просто для порядка; и он это тоже чувствует, как и только что подошедший Александр Ярославич, у которого в этом смысле все в порядке. Бойцыцы там постарше, и новгородский князь НЕ ЖЕЛАЕТ, чтобы каждый встречный и поперечный любовался на их прелести. Это только его дружинницы; и если будет надо, он сам сходит с ними в баню и посмотрит, что там отрастает и как. Но кроме шуток, воительницы Александра Ярославича на тренировках были не только обмундированы как положено, но зачастую находились в полной защитной экипировке – при кирасе, шлеме, поножах и наручах. Какая уж тут эротика? Тем более что даже не достигшие полной зрелости бойцовые лилитки гораздо сильнее большинства местных мужчин. Когда приходит их очередь тренироваться, то с военной точки зрения это уже не является полным безобразием, а в рамках местной военной науки, скорее, даже наоборот. И ничего, что тяжело и жарко в учении, зато в настоящем бою будет куда легче – вот и машут обливающиеся потом девки мечами под мысленные команды князя, выполняющего такие же упражнения. У них скоро первый выход – можно сказать, премьера – ибо на приближающемся княжьем саммите именно они будут составлять внутреннюю или ближнюю охрану новгородского и владимирского князя Александра Ярославича. Это даже не сражение, это еще важнее, потому что в случае необходимости именно Верным придется закрывать патрона своим телом. Бойцы внутренней охраны предназначены только для этого.

27 января 1238 Р.Х. день сорок шестой. Утро. Рязань, княжий съезд.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

День открытия княжьего съезда был ясным, морозным и почти безветренным. В воздухе с граем носились стаи ворон, премного обиженных тем, что обещанная война кончилась слишком быстро, оставив после себя слишком мало свободно валяющихся трупов, которые можно было бы не спеша и со вкусом обклевывать. А те трупы, которые все же появились, жадные и подлые двуногие спрятали от несчастных пернатых, закопав в промерзшую землю. Только кое-где на лесных тропах были разбросаны тела тех монгол, которые пали в мелких стычках и которые никто и не думал хоронить. Но по сравнению с тем, на что рассчитывала воронья братия, все это были сущие крохи, к тому же сопряженные с риском попасться в зубы хитрой лисе или голодному волку. Поэтому мечущиеся между верхушками деревьев и крышами домов шумливые стаи можно было считать некоей формой акции протеста.

Горожане, по большей части уже вернувшиеся в свои дома (у кого они уцелели), поглядывали на воронье сборище с раздражением, понимая, из-за чего возмущаются птицы, и между делом не упускали возможности запустить в зазевавшуюся ворону камнем или заледеневшим снежком. Мол, хоть опасность и бысть велика, но кончилось-то все хорошо, чего уж говорить. А эти все каркают и каркают, будто злятся на то, что не досталось им сладкого человечьего мяса. Впрочем, сидящие на крышах и ветвях деревьев вороны были только мелкой, хотя и наиболее яркой деталью происходящего, значительно важнее было то, что происходило в настоящий момент на земле.

А там, на главной улице, ведущей от городских ворот к княжьему терему, творилось человеческо-лошадиное столпотворение. Это прибывшие на саммит князья вместе со своими ближними боярами и старшими дружинниками-телохранителями стремились скорее добраться до терема рязанских князей, в пиршественной зале которого и было намечено первое заседание съезда. Сдерживался этот хаос только присутствием на улицах и торговой площади перед княжьим теремом моих бойцовых лилиток и рязанских дружинников в полной боевой экипировке. В настоящий момент город находился под двойным протекторатом, и в знак этого перед полуразрушенной воротной башней стоят две тихо урчащие на морозе БМП и пара находящихся в резерве рейтарских эскадронов. Благодаря этому желающих буйствовать и нарушать порядок не находится, все понимают, что будет с бузотерами, несмотря на титул и позицию в лествичной системе*, в которой сам черт ногу сломит.

Историческая справка: * Ле́ствичное пра́во (родовой принцип наследования, сеньорат) – обычай княжеского престолонаследия на Руси. Все князья Рюриковичи считались братьями (родичами) и совладельцами всей страны. Поэтому старший в роду сидел в Киеве, следующие по значению в менее крупных городах. Женщины к наследованию не допускались. Княжили в таком порядке: старший брат; младшие братья по порядку; сыновья старшего брата (по старшинству); сыновья следующих братьев (по старшинству); внуки, правнуки в той же последовательности и так далее.

Прибыл на саммит и черниговский князь Михаил Всеволодович, и его главный оппонент на правобережной, юго-западной Руси Даниил Романович Галицкий. Эти два князя могли остаться дома, но предпочли прибыть на общерусский съезд – во-первых, из любопытства (ведь культурная программа включала в себя казнь хана Батыя на колу), а так же из тех соображений, чтобы никакие важные решения не были приняты без их участия.

Если Чернигов, стоявший на пути из варяг в греки, как и Киев, так же медленно умирал от тех же причин, то Галичина, являющаяся воротами Руси в южную Польшу, Венгрию и Чехию, напротив, процветала*. Строились новые города и обновлялись укрепления уже существующих. Так же Галицко-Волынские князья пытались выбиться в политические лидеры русской земли, боролись за влияние с Черниговскими князьями, которые медленно уступали лидерство потомкам владимирского князя Всеволода Большое Гнездо, заключали брачные и политические союзы с владыками соседних государств, пытаясь заручиться их поддержкой в русских делах, а тот самый Даниил Галицкий даже принял королевскую корону из рук римского папы Иннокентия IV. Впрочем, это ему не помогло. Титул «король Руси», который наследовали его потомки, так и не обрел реального политического веса, оставаясь фикцией.

Историческая справка: * так, например, в городе Дрогичин на границе Галицко-волынского княжества с Польшей было обнаружено несколько тысяч свинцовых товарных пломб (по разным сведениям, от не менее 8,5 до не более 15 тысяч). Второе место по числу находок пломб занимает Великий Новгород (более 400 пломб), третье – Ратминское поселение в Дубне (около 50 пломб), четвёртое – Курск (40 пломб). В большинстве случаев пломбы представляют собой согнутые вдвое свинцовые пластинки, сквозь которые проходил шнурок. На пломбах из Дрогичина обнаружены знаки Рюриковичей – двузубцы и трезубцы, а также геометрические линии, фигуры, латинские и славянские буквы. Большинство знаков Рюриковичей на дрогичинских свинцовых пломбах не встречаются за пределами самого Дрогичина – видимо, они принадлежали мелким западнорусским князьям.

Итак, на съезде должны были столкнуться лбами три силы и три олицетворяющих их князя. Первой была Северо-Восточная Русь – Владимиро-Суздальская и Рязанско-Муромская земли, которые уже глянули в лицо страху божьему, что принесло Батыево нашествие, и поняли, что там, в степи, еще очень много и диких раскосых всадников, которым все равно куда идти в грабительский поход, и жадных царевичей-чингизидов. Так что встречать следующую орду (которая непременно будет не через год так через три) лучше всего объединенной Русью с объединенным войском, а не порознь. Эти горой стояли за Ярослава Всеволодовича, его сына Александра Ярославича, и являлись моими союзниками в выполнении заданий Небесного Отца.

Второй силой были сторонники «старины», возглавляемые Михаилом Черниговским и обитавшие вдоль почившего в бозе пути из варяг в греки – новгородская, смоленская, черниговская, киевская и переяславская земли, князья и жители которых не понимали, что оживить умерший торговый путь так же невозможно, как оживить мертвого человека. Хотя нет, некоторые понимали. Такие брали ноги в руки и по возможности переселялись на северо-восток, где жизнь била ключом, а деньги сыпались прямо с неба. Поскольку в первую очередь уходили самые предприимчивые и инициативные, то южные княжества скудели и слабели, в том числе и интеллектуально. Пока этот процесс затронул только купечество и отчасти служилое сословие – людей, изначально более легких на подъем, чем ремесленники и смерды, но вскоре, даже без монгольского нашествия, он коснется всех слоев населения, и все в тех землях покатится по наклонной. Впрочем, новгородская земля стоит тут наособицу, ибо Господин Великий Новгород питается тем торговым путем по Волге и Оке, который проходит через Владимирскую и Рязанскую земли.

Третья сила – это галичане-волыняне и ориентированный на Европу их князь Даниил Галицкий, который ведет свой процесс централизации власти, укрощения жаждущего привилегий боярства, и усиления в Галицко-Волынском княжестве монархического начала. Но если победа останется за этой силой, то России в привычном нам понимании просто не будет, вместо нее возникнет еще одна окатоличенная Польша или Чехия, которая позже будет поглощена католическо-германским миром. Наивные славянские мальчики и девочки (поляки, чехи и хорваты) променявшие былое славянское единство, свободу и право молиться на своем родном языке на интеграцию в так называемую европейскую семью и на чужеземное господство.

Если сторонники Михаила Черниговского своим неразумием вызывают у меня только сожаление, то евроинтеграторы, вроде Даниила Галицкого, являются моими лютыми врагами – не меньше чем Батый и его темники-людоеды. В нашем прошлом итогом их деятельности стала «евроинтеграция» Галиции и Волыни в состав Речи Посполитой на правах жестоко угнетаемой колонии, и раскол единого до того древнерусского этноса на две части – русскую и антирусскую. Впрочем, возможно, здесь этого и не случится; по крайней мере, мы с князем Ярославом Всеволодовичем будем биться против такого исхода аки львы.

Тем временем князья вместе с ближними боярами проходили в пиршественную залу и рассаживались за столами, а отроки относили их крепким, почти черным вином, разбавленным водой из Волшебного Фонтана, на которую было наложено заклинание, призывающее к разуму, миролюбию, единению, откровенности и дружеским, родственным чувствам. В противном случае вся эта княжеская кодла друг друга бы просто поубивала, поскольку настроения в зале царили как на сходке кошачьих главарей, делящих территорию и самок. Все понимали, что в результате этого сборища одни должны подняться на одну ступень вверх, а другие сгинуть в безвестности, да так, что и жаба за ними не кумкнет.

При этом мы с Ярославом Всеволодовичем и Александром Ярославичем уселись в резных деревянных креслах перед особым столом, возвышающимся над общим залом, а юные бойцовые лилитки из новой дружины князя Александра стояли у нас за спиной, скрестив на груди руки. Так же возле каждого из нас стояли юные отроки, готовые в любой момент исполнить любое наше поручение, и рядом с ними в полутени застыл отец Александр – глаза и уши Отца Небесного – также скрестивший руки на груди. Возле меня стояли Профессор, Колдун в курточке с надвинутым на глаза капюшоном и одетая под мальчика Матильда, а возле князя Александра и его отца стояли княжичи Михаил и Даниил Ярославичи, исполняющие обязанности посыльных при старшем брате и отце. Очевидно, что этот стол на помосте и кресла остались в этой зале с тех времен, когда рязанский князь Юрий Игоревич со старшим сыном, супругой (или матерью) пировал тут во главе своей дружины.

Тот же день, Полдень. Рязань, княжий съезд.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Несмотря на все принятые меры по успокоению ситуации, заседание началось с великого лая, то есть перебранки. Полаялись, то есть поругались Даниил Галицкий и Михаил Черниговский. Первый упрекнул второго, что тот не подал помощи Рязани и еще крутил Евпатию Коловрату дули, второй ответил первому, мол, сам дурак, тоже не дал ни одного воина, а еще гавкаешь; слово за слово, и понеслось… В принципе, публика, то есть остальные князья, от перебранки второго и третьего по значимости князей веселились вовсю, а я прикидывал, с чего бы это такой наезд Даниила на Михаила. Да, эти два князя друг друга по жизни на дух не переносят, но это же не повод так собачиться при посторонних.

По моим прикидкам получалось, что подковерной причиной скандала было желание Даниила Галицкого установить контроль за трассой бывшего пути из варяг в греки. Киевское, Переяславское, Черниговское и Смоленское княжества в последнее время сильно ослабли. В то же время на Новгородскую землю несколько лет назад уже пытался наложить свою лапу Михаил Черниговский, когда верные ему люди изгнали Федора и Александра Ярославичей и посадили князем малолетнего Ростислава Михайловича. Но «владимирская» партия в Новгороде оказалась сильнее «черниговской», через некоторое время Ростислава выперли с той же легкостью, с какой и посадили на стол, снова вернув в Новгород Ярославичей, но Михаил Черниговский тут же оттягал для сына Галич у Даниила. Не имея возможности соперничать с потомками Всеволода Большое Гнездо, которые были многочисленны, богаты и авторитетны, два князя второго эшелона сцепились между собой за доступные им ресурсы.

Не исключено, что в том, что ни Михаил ни Даниил не подали помощи Владимиру и Рязани, поработала монгольская дипломатия. Скорее всего черниговским и галицко-волынским князьям было обещано, что весь этот зимний поход 1237-38 годов нацелен только против Владимирской земли и ее союзников. Так и произошло. А то, что должно было случиться осенью-зимой 1239-40* годов, к этим договоренностям никакого отношения не имеет. Там никто, никому и ничего не обещал. Обычная политика – разделяй и уничтожай поодиночке. Очень жаль, что мои воительницы со слишком большим энтузиазмом рубали ханскую ставку. Живой деятель, который мог бы доказать факт сговора этих двух князей с монголами, сейчас бы мне совсем не помешал.

Историческая справка: * осенью-зимой 1239-40 годов произошел второй поход монголов на Русь, в ходе которого были полностью разорены южные русские княжества – Переяславское, Черниговское, Киевское и Галицко-Волынское.

Короче, все эти князья, густо расплодившиеся в на русской земле после Рюрика, по большей части были еще тем клубком скорпионов и ехидн. Возникло резкое желание вывести из залы нужных мне людей, а всех остальных покрошить из пулеметов, чтобы разом решить все проблемы. Но, к сожалению, это исключено, потому что князья неприкосновенны, пока находятся под моим попечением в Рязани. Нет, как говорил дедушка Ленин, мы пойдем другим путем.

Живой и очень высокопоставленный свидетель возможного сговора некоторых русских князей и монгольского командования в моем распоряжении имеется. И это никто иной, как сам Батый, который пока живой-здоровый стоит под заклинанием стасиса в моем кабинете, дожидаясь того восхитительного момента, когда у меня дойдут руки посадить его на кол. Ну что же, я обещал князьям публичную казнь злодея, и от своих слов не отказываюсь. Но сперва мы проведем короткое, но очень эффективное следствие, и возможно, что казнимый злодей у нас будет не один.

Склонившись к уху Ярослава Всеволодовича, я коротко изложил ему свой план. В ответ тот только усмехнулся в бороду и молча кивнул. Все во власти Господней! Мы же в принципе и сами еще не проверяли, о чем Батый знает, а о чем нет, но даже если эти двое уедут из Рязани живыми, то ничего страшного. Все равно достанем! Осталось только отдать распоряжение, чтобы в залу доставили уже находящуюся наготове тушку Батыя и приготовили все к импровизированному судебному процессу. А Михаил Черниговский и Даниил Галицкий тем временем так и не прекратили свою ругань, впрочем, оставив дела сегодняшних дней в стороне и все глубже погружаясь в прошлые обиды. Откровенность, на которую тоже была заклята волшебная вода из фонтана, также бывает разной. Остальные присутствующие в этой зале князья слушали их перебранку уже без смешков и очень внимательно, потому что прямо у них на глазах скелеты толпами повылезали из шкафов и, гремя костями, устроили пляску вокруг двух раскрасневшихся бородатых мужчин, в порыве гнева засучивающих длинные рукава своих дорогих камковых рубах. Сейчас прольется чья-то кровь.

Сначала я не догадывался, с чего это вдруг спорщики пошли на такую откровенность, грозящую им обоим серьезными неприятностями. А если есть что непонятное, пусть и подыгрывающее твоим сиюминутным планам, то в этом надо тщательно разобраться, потому что сейчас оно подыгрывает, а пять минут спустя все будет наоборот. Почти сразу же стало понятно, что в этом деле активно замешана магия, причем главную роль играло вовсе не заклинание, наложенное Птицей на волшебную воду – для такого эффекта оно было слишком слабым и имело совсем другой спектр – а то, которое, будучи разлито в воздухе, сейчас в запале спора развязывало языки волынскому и черниговскому князьям. И накладывали это заклинание не Колдун, не Птица, не Анастасия и даже не Лилия, не говоря уже о Кобре. После ее заклинаний обычно пожарных вызывают, а не разгадывают ребусы. Неожиданно перед моими глазами возник образ смешливой девочки-подростка с красной кожей, маленькими рожками и забавной рожицей. Няша Тел – кто же еще мог так «пошутить»… Еще раз внимательно оглядев залу, в дальнем темном углу обнаруживаю невысокую худенькую фигуру в монашеской рясе до пола. В принципе, таким образом можно было бы спрятать настоящего черта с копытами на ногах и свиным пятачком вместо носа, а не только маленькую деммку, которая впридачу пахнет не серой, а ароматом свежих фиалок.

Я жестом подозвал к себе Профессора и тихим голосом приказал:

– Бери Матильду и что хочешь делай, но убери отсюда Тел, в смысле совсем убери из этого мира. Если ее обнаружат, то начнутся такие пляски, что никому мало не покажется. Тапки здесь, а голова потерялась.

Профессор наклонил голову, щелкнул каблуками, как в фильмах «про белогвардейцев», тихо сказал: «Есть, товарищ капитан» – и, взяв Матильду за руку, направился в тот самый темный угол. И когда я посмотрел туда в следующий раз, там уже никого не было. Профессор, если захочет, может быть весьма убедительным.

Тем временем растрепанные, будто бойцовые петухи, спорщики поливали друг друга отборными ругательствами и размахивали перед публикой грязным бельем оппонента. И, несмотря на отсутствие Тел, этот спектакль и не думал кончаться; похоже, что чем больше старые противники высказывали друг другу мелкие накипевшие обиды, тем больше им это нравилось. И только воздействие магической воды, заряженной лошадиной долей гуманизма и человеколюбия, не позволяло господам князьям схватиться за висящие на поясе кинжалы и перейти к банальной поножовщине.

– Сергей Сергеевич, – с усмешкой, но также тихо спросил меня Ярослав Всеволодович, указывая на разыгравшуюся посреди зала сцену, – скажи, эта ссора Даниила Галицкого и Михаила черниговского имеет обычные причины или тут поработала ваша любимая магия? Как-то неприятно смотреть на то, как два уважаемых своими людьми князя вцепятся друг другу во власы, будто скандальные бабы на городском торжище.

– Да нет, – почти неслышно признался я, – тут поработала магия. Одна из наших девочек из озорства решила наложить на всех присутствующих заклинание, которое просто делает их такими, какие они есть на самом деле, лишая людей возможности лгать и притворяться. Результат налицо.

– Воистину, – кивнул князь, – результат налицо. Только лиц я там, Сергей Сергеевич, собственно, и не вижу, есть две отвратительные хари. Кстати, как я догадываюсь, у той девочки, о которой ты только что говорил, красная кожа, маленькие рожки и длинный хвост, как у молодой телочки?

– Да, – ответил я, – воистину так, Ярослав Всеволодович. А как ты догадался?

Киевский князь кивнул в сторону старшего сына и с усмешкой произнес:

– Александр мне рассказывал, что тем существам, которых вы называете деммками, разные дурацкие шутки дороже собственной жизни. Иногда мне кажется, что наши скоморохи отчасти приходятся им родней, потому что иногда их зубоскальство тоже можно остановить только ударом меча.

– Я тоже так думаю, – кивнул я, – впрочем, деммки куда вменяемее ваших скоморохов, и я уверен, что моим отрокам никого бить не пришлось бы, тем более мечом. Кстати, смотрите, вон несут главное украшение сегодняшнего дня – и сейчас начнется вторая часть марлезонского балета.

Ярослав Всеволодович явно сперва хотел было спросить меня о том, что такое марлезонский балет, но потом промолчал. И так понятно, потому что украшением стола была замороженная тушки хана Батыя, которую тащили две дюжие бойцовые лилитки. Еще одна лилитка, двигающаяся следом, несла на плече кол и крестовину для его установки. Зрелище было таким же завлекательным, как и при вносе «черного ящика» на передаче «Что, Где, Когда». Почему-то у меня возникла именно такая ассоциация, не хватало только музыки. Батый действительно был «черным ящиком», из которого неизвестно еще было что вылезет. Очевидно, что это зрелище привлекло не только мое внимание, потому что даже Даниил Галицкий и Михаил Черниговский, выплескивающие друг на друга черные волны ненависти, приостановили пока свое занятие и воззрились на искаженную в застывшей яростной гримасе рожу Батыя.

Тем временем лилитки, которые внесли в залу детали этого натюрморта, поставили Батыя и кол прямо напротив стола, после чего застыли за спиной у тушки монгольского хана, находясь в готовности выполнить любое мое распоряжение. Дальше был мой выход.

– Итак, уважаемые господа князья, – немного ироническим тоном произнес я, – перед вами монгольский хан Батый, наш злобный враг, губитель христовой веры и убийца, руки которого по локоть в крови русских людей. Захватив в полон этого злобного зверя в человеческом обличье, я представляю его на ваш общий суд, чтобы вы все рассмотрели его дело и вынесли справедливый приговор. Ведь именно смерть большинства из здесь присутствующих, со всей родней и ближниками, должна была стать результатом похода в русские земли, поэтому на вас я и возлагаю обязанности судей. Скажете казнить – казним! Скажете отпустить – отпустим! На все четыре стороны. На себя же я возьму того, кто будет обвинять Батыя в его злых деяниях, приводить их доказательства и спрашивать, чего он за это достоин. Любо ли вам такое решение, уважаемые господа князья?

– Любо, Сергей Сергеевич, ты говори его вины, а мы будем судить, – вставая рядом со мной, со своего места произнес киевский великий князь Ярослав Всеволодович, и уже под всеобщий смех добавил: – Пусть все будет по Правде, и пусть потом никто не скажет, что на Руси с гостями, даже незваными, поступают без вежества.

– На кол, его, на кол, – завопили другие князья, и в их числе оба скандалиста, – вины его известны, преступления его безмерны – так что на кол его и не рассусоливать.

– Да нет, – ответил я, специально заготовленным контрзаклинанием снимая с Батыя заклинание стасиса, – не все так просто, как думают некоторые. Не все вины этого человека известны, так же как не все его подельники пойманы. Ведь могли же быть у монгол на Руси тайные союзники, которые думали, что это нашествие пойдет им на пользу? Что в первый раз из-за мелких выгод и обид русские князья берут себе в союзники поганых и приводят их на русскую землю, отдавая ее им на поток и разорение?

– Нет, – веско произнес князь Ярослав Всеволодович, – не первый раз, так что делай свое дело, Сергей Сергеевич, великий князь страны Артании.

Тем временем заклинание стасиса совсем истаяло – и Батый, в глазах которого еще мельтешили чертики, ошеломленно затряс головой, не понимая как он с поля боя, где смятое тушами чудовищных железных зверей бесславно полегло все его войско, попал сюда, в этот зал, полный переговаривающихся русских князей и бояр, с тяжелым вниманием сейчас смотрящих в его сторону. Ох, как он ненавидел в этот момент этих мелких людишек, у которых не хватило ума согнуть свои шеи перед потомками Потрясателя Вселенной. Теперь он, побитый с помощью ужасного колдовства, стоит перед всеми этими князьями, которые наслаждаются его унижением. А ведь среди них есть и те, которые летом присылали тайных послов в его степную ставку, расположенную в верховьях Северского Донца, которые клялись монголам в вечной дружбе и любви. В лицо он их не знает, но имена навечно отпечатались в памяти… И самое главное, прямо напротив него стоит главный враг – выбритый так гладко, будто это юноша никогда еще не знавший женщин – именно он и низверг его в прах, вытерев свои грубые сапоги о дорогой халат. Батый так ненавидел меня в этот момент, что рванулся на хапок, желая только дотянуться и вцепиться мне в горло ногтями и зубами, как бешеный степной убур-алмасты, о котором темными ночами монгольские бабки рассказывают сказки своим маленьким внукам. Рывок у Батыя не получился, потому что он был схвачен за шею сильной дланью бойцовой лилитки и поставлен обратно на прежнее место, после чего ему связали руки за спиной в запястьях и наказали не сильным, но очень болезненным тычком по почкам.

– Эй ты, вонючий хорек, – сказал я, и энергооболочка послушно перевела мои слова на местный вариант монгольского, – еще одна такая пьяная выходка – и остаток твоей жизни станет до невозможности неприятным. Ты меня понял, засранец?

Присутствующие в зале князья заржали, будто я отмочил плоскую шутку в стиле Петросяна, а Батый оскалился и кинул в мою сторону злобный взгляд.

– Я тебя прекрасно понял, коназ-колдун, победивший мою армию ужасным и нечестным колдовством, – прошипел он, – если бы не это, то сейчас мы бы поменялись местами. Ты воевал нечестно и победил мое войско не по правилам, спрятавшись за спину женщин-великанш и огромных рычащих железных зверей.

– Тю, – ехидно сказал я, ориентируясь больше на реакцию княжеско-боярской публики, чем на самого Батыя, – злодей Батыга, напавший на русских воев с численным превосходством десять на одного, и собиравшийся положить русскую землю пусту и истребить на ней всех, от грудных младенцев до седых стариков, учит меня честности и милосердию… Я воевал так, как принято воевать в моих родных местах, когда меньшая сила сражается с большей и побеждает. В начале, когда войско Батыги вошло на Русскую землю, нас вместе с рязанцами было втрое меньше его, но мы все же разбили врага, обратив в ничто его силу, а самого главного злодея представили на ваш суд. Для того чтобы спасти русских людей от истребления, а Русь от разорения – против таких, как этот хан Батыга и его разбойничья шайка, были хороши все средства.

– Но ты же все равно колдун, чужеземный князь? – выкрикнул со своего места какой-то лично мне незнакомый князь. – Ты же не будешь отрицать, что жег мунгалов Батыги адским огнем и давил огромными железными зверями, а твои богатырки-великанши могут скакать по воздуху, аки по твердой земле, а также исчезать и появляться в нужных тебе местах.

Ярослав Всеволодович тут же шепнул мне, что это смоленский* князь Святослав Мстиславич, хитрый как лис и скользкий как налим. Вроде бы сейчас он не примыкает ни к одной из группировок, но бес его знает, чего он на самом деле хочет. Скорее всего, ему надобно и елку влезть, и не оцарапаться.

Историческая справка: * в нашем прошлом Смоленск так и остался не взятым монголами, а Смоленское княжество не разоренным. Впрочем, есть сведения, что в 1239 году к тому времени великий князь владимирский Ярослав Всеволодович отбил Смоленск у литовцев и вернул его князю Всеволоду Мстиславичу, брату покойного к тому времени Святослава Мстиславича, что может означать, то что монголы Смоленск не брали, а вот литовцы, вполне возможно, отметились. Впрочем, так как сведения о жертвах и разрушениях в Смоленске (и в случае его взятия литовцами и в случае освобождения владимирцами) отсутствуют, то можно сделать вывод, что все это были не полномасштабные войны или даже набеги, а внутренние заговоры различных группировок в самой столице Смоленского княжества, одна из которых получала помощь от великого князя Литвы Миндовга, а другая – от великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича.

– Могу поклясться на мече, – торжественно произнес я, – и целовать крест в том, что все сделанное мной сделано с ведома и по поручению самого Творца всего Сущего, дозволившего мне и моим соратникам то, что не дозволяется и не доступно обычным людям. Также могу поклясться, что железные звери, о которых тут было сказано – никакие не колдовские создания, а всего лишь самоходные боевые колесницы из холодной стали*, созданные невероятно искусными мастерами.

Примечание авторов: * По тогдашним понятиям, на холодную сталь и железо было невозможно наложить какие-либо заклинания, а заколдовываться меч должен был в процессе ковки, и именно потому кузнецов считали связанными с колдовством и нечистой силой.

– Клянись, чужеземец, – выкрикнул смоленский князь, показывая на стоящего чуть в стороне отца Александра, – целуй крест, и горе тебе, если Господь отвергнет твою клятву. Против святого креста бессильно любое колдовство!

Я буду не я, если эта сцена заранее не была спланирована хитрым политтехнологом. Сбило им темп только то, что сперва началась публичная свара между двумя князьями, а потом внесли тушку Батыя, который и сейчас, злобно щерясь, смотрит прямо на меня своими узкими глазами.

– Целуй свой крест, коназ Серегин, – выкрикнул он мне, – и мы посмотрит, потворствует ли твой Бог колдунам и обманщикам.

Я вытащил из ножен меч Ареса и поднял его на вытянутой руке острием к потолку.

– Клянусь в том, что все сделанное мной и моими соратниками, сделано с ведома и по поручению самого Творца всего Сущего, – торжественно произнес я, и льдисто отсвечивающее лезвие меча вдруг засияло ярким бело-голубым светом, из-за чего в пиршественной зале стало так светло, будто там зажгли дуговую лампу от зенитного прожектора.

Большинство князей крестилось и шептало слова молитв, а некоторые так и вообще падали на колени. Но самый интересный вид был у Батыя, узенькие глазки которого округлились, рот раскрылся, отчего он являл вид внезапного растерянного озарения, типа: «так вот с кем я связался, дурак несчастный!» В тот момент я так не понял, чего они там увидели, кроме светящегося меча, но все равно послушно поцеловал крест, протянутый мне отцом Александром, после чего сияние меча медленно угасло до чуть заметного свечения.

– Знаешь ли, ты друг мой Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, – сказал мне на ухо Ярослав Всеволодович, когда я вложил меч Ареса в ножны, – что на мгновение вокруг твоей головы появился призрачный сияющий нимб, вокруг тела светящиеся доспехи, а за спиной широкие ангельские крылья? Даже я, знающий, с кем на самом деле имею дело, был потрясен до глубины души. Молви мне, ты часом не сам ли Архангел Михаил, со своим ангельским воинством явившийся к нам помочь отбить нашествие Батыги?

– Да нет же, друг мой Ярослав Всеволодович, великий князь Киевский, – устало ответил я, – не Архангел Михаил я, а всего лишь один из его воинов, смертный, делающий тяжкую и многотрудную работу господнего воина, расчищающего миры от скверны, подобной вашему Батыге. Здесь моя работа подходит к концу, дальше дело будет за твоим старшим сыном, который, как ты знаешь, тоже человек не совсем обыкновенный, если не сказать большего.

Кстати, пока мы разговаривали, недавние спорщики Даниил Галицкий и наехавший смоленский князь, а также присоединившийся к ним чуть позже Михаил Черниговский и некоторые другие князья и бояре бочком-бочком начали протискиваться к выходу, очевидно, желая покинуть нашу компанию и не докучать своим присутствием. Непорядок это. Надо их остановить. Мы же, чай, не в Англии, чтобы джентльмены могли уходить из клуба не прощаясь.

– Кстати, друг мой Ярослав Всеволодович, – добавил я, кивком указав нужном направлении, – а чего это наши лучшие друзья так скромно решили нас оставить, при этом даже не попрощавшись? Одно из двух – или им тут слишком душно, или у них нечиста совесть и рыло при том в пуху.

– Скорее всего, второе, друг мой Серегин, – ответил великий князь Киевский и хлопнул в ладоши, громко крикнув: – Эй, стража, никого из этой залы не выпускать!

Мое мысленное подтверждение присутствующей здесь моей охране из бойцовых лилиток и лязг извлекаемых из ножен мечей. Четверо владимирских воинов в полном доспехе и столько же моих воительниц заступают беглецам путь и те, уже было разогнавшиеся, тормозят всеми четырьмя копытами, чтобы не насадиться на выставленные острия мечей. С остроухими богатырками великанских пропорций, выполняющими мой прямой приказ, теперь не хочет связываться ни один вменяемый человек. Слишком хорошо все знают их боевое мастерство, и уж очень сильно сейчас в своих белых одеждах поверх доспехов они похожи на небесное ангельское воинство, каким его изображают ни иконах.

Поэтому беглецы вытаскивают из ножен кинжалы и короткие мечи и бросают их на пол. По местным обычаям это означает безоговорочную капитуляцию. Почти одновременно за дверями залы слышен какой-то шум и звуки борьбы, потом несколько раз раздается чавкающий звук, будто мечом разрубают свиную тушу – после чего все снова затихает. С княжескими телохранителями, которые ломанулись на помощь своим патронам, тоже все кончено. Итак, у нас сложился уникальный шанс разом избавиться от большей части княжеского балласта, с самого начала перераспределив власть в нужные руки.

– Ну вот и все, господа хорошие и не очень, – обратился я к неудачливым беглецам, усаживаясь обратно в кресло, – интересно, с чего бы случилось столь торопливое бегство? Неужто у вас у всех разом подвело животы или вы вспомнили о важных и неотложных делах, или, может, у вас нечиста совесть? Отвечайте, не стесняйтесь, за честный ответ вам ничего не будет.

Выдержав наполненную ватной тишиной паузу, я повернулся к Батыю и обратился к нему по-русски, а энергооболочка, как и в тот раз, перевела мои слова на местный древнемонгольский.

– Или лучше спросить у хана Батыги – вон он стоит тут – о том, кто звал его на Русь, кто обещал: «приходи и володей нами» – но только уничтожь моих соперников? А, Бату Джучиевич, отвечай?

– А зачем? – мрачно ответил Батый. – Ты же, коназ Серегин, все равно меня казнишь, вон даже кол уже приготовил, так что скажу я тебе чего или нет, уже не имеет большого значения.

– Ну так, – сказал я, – казнить тоже можно по-разному. Можно быстро и почти без мук отправить твою душу для разбирательства в загробный мир, а можно сделать так, что после нескольких суток казни тебе смерть будет казаться желанной сладкой сказкой, но до самого последнего момента, когда я решу, что достаточно, ты будешь в полном сознании, чувствуя все, что с тобой будут делать палачи.

– Нет, – сказал Батый, складывая на груди руки, – ты можешь делать со мной все что захочешь, но не изменишь моего решения. Я не буду помогать искать твоих врагов.

– Так их и искать не надо, – усмехнулся я, – мои враги – ты, которому я обломал поход на Русь и вообще всю дальнейшую жизнь, и папа римский, который обо мне еще не знает, но как только узнает, так сразу взбеленится и объявит против меня крестовый поход. Ведь именно агенты папы в облике странствующих монахов, в последнее время заполонившие Каракорум, подтолкнули тебя к этому вояжу, сообщив, что русская земля настолько богата, что даже крыши храмов сделаны там из золота, и даже самые нищие крестьяне едят только на серебре, отказываясь от меди. Не так ли?

Очевидно, я угадал на все сто процентов, потому что злобный, ужасный и великий Бату-хан опустил голову как пристыженный школьник и принялся ковырять ногой пол.

– А эти (вымарано цезурой), – продолжил я, насладившись картиной, – которые тут столпились, не более чем ваши помощники, вольные или невольные. И методы отделения агнцев от козлищ у нас тоже имеются. Не всегда это выглядит аппетитно, но успех в любом случае будет гарантирован.

Я обернулся, поманил к себе стоявшего за моим креслом Колдуна и тихо сказал:

– Сделай ему заклинание «Полного откровения». Начни, пожалуй, с третьей степени и понемногу повышай силу. Как только почувствуешь, что он уже сказал все важное и начал растекаться мыслью по древу, остановись и предупреди меня. Воспоминания детства маленького Бату мне совсем неинтересны.

Колдун сбросил с головы капюшон и внимательно посмотрел на клиента.

– Сделаем, Сергей Сергеич, – так же тихо ответил он и, бросив взгляд в сторону несостоявшихся беглецов, добавил: – Скажите, а на всех этих такое же заклинание наложить не надо? Я могу.

– Нет, Дим, – назвал я мальчика по имени, – не надо. Против них мы применим другие методы, а то начнут сейчас каяться наперебой, и ничего в их криках не разберешь.

– Хорошо, я начинаю.

Почти сразу после этих его слов Батый икнул и выпучил глаза, явно почувствовав в своем организме какие-то далеко не позитивные изменения. Я уже было подумал, что Колдун, открывая врата истины, что то напутал в своем заклинании и клиента сейчас просто банально пронесет, но все оказалось не так просто.

– Ик, – сказал несостоявшийся основатель Золотой Орды, – мы, монголы, конечно договаривались с некоторым урусутскими коназами о том, что мы не тронем их земли, а они не пошлют помощи тем коназам, против которых мы будем вести свой поход. Но я ничего об этом не помню и не знаю, потому что не ханское это дело – разговаривать с урусутскими собаками.

Кстати, князья явно понимали речь хана Батыги – и слушали очень внимательно, ибо Русь уже давно находилась в политическом и экономическом симбиозе с кочующими по причерноморским степям половцами-куманами, и красные половецкие девки были совсем нередкими гостьями в княжьих теремах, какие в качестве невест или жен, а какие, захваченные в походах, в качестве наложниц. Потому-то киевский князь Ярослав Всеволодович без единого стона проглотил идею своего сына Глеба жениться на этой дикой штучке Асаль, заодно породнившись и со мной, как с ее приемным отцом.

– Добавь еще, – шепнул я колдуну, – пока откровенности что-то маловато…

Колдун добавил – и Батый снова икнул, на этот раз громче. И не только икнул – потому что по зале потихоньку пополз удушающий запашок, от которого многие князья начали морщить носы.

– Ой, – сказал он, – ошибся я, сейчас вспомнил, что были послы от коназа города Чернигова, коназа Волыни и Галиции, коназа Смоленска и Полоцка, а также некоторых знатных людей города Новгорода. Но все равно, кто это был, я вам не скажу, потому что занимался у меня этим специальный человек, ибо невместно хану вникать во всякие мелочи. В любом случае, за упрямство и непокорность я собирался сжечь и уничтожить всю эту землю, включая женщин, младенцев и стариков, чтобы никогда больше не поднялись в этих лесах деревянные города. Ненавижу непокорных упрямцев, не желающих склонить свои головы перед копытами монгольского коня.

В ответ на это заявление Батыя фактически обвиненные им князья громко завопили, что все это лжа и навет, и если бы не охрана из лилиток, то бросились бы на него толпой, чтобы растерзать злосчастного монгольского хана. Батый долго смотрел на эти беснования, а потом взял и как верблюд довольно метко плюнул, попав Даниилу Галицкому прямо в глаз. Как говорится, «Бог шельму метит», и еще одно напоминание о том, что неплохо бы поискать в свите этого политического предка всех цеевропейцев каких-нибудь папских агентов, которые и направляли его действия в этом кризисе. Но самое главное было сделано, остальные князья услышали эти обвинения из собственных уст Батыя и соответствующим образом настроились, потому что это именно за счет их княжеств и ценой их жизней группа заговорщиков и примкнувшие к ней лица собирались решить свои мелкие политические проблемы руками монгольского хана. Половина Руси в развалинах, князья убиты, города разрушены, торговые пути уничтожены, а руки у вождей, враждебных русскому единству партий Даниила Галицкого и Михаила Черниговского, чистые. При этом никакого значения не имеет то, что всего через два года та же трагедия развернется и на их землях. Сами эти поцы убегут и уцелеют, а пострадают люди, которые не были ни сном ни духом в их коварных замыслах.

– Сергей Сергеевич, – спросил у меня Колдун, – быть может, мне еще немного усилить заклинание откровенности?

– Нет, Дим, не надо никаких усилений. Во-первых – я чувствую, что этот тип и так уже сказал все то важное, что знал, а во-вторых – у твоего заклинания есть побочный слабительный эффект, и если ты его еще усилишь, то Батый не только испортит нам тут воздух, но и навалит на пол кучу дерьма, которую потом придется или убирать, или обонять, так что будем считать, что наша цель достигнута, спасибо тебе.

– А эти? – спросил Колдун, показывая на группку обезоруженных беснующихся князей.

– А против этих у меня есть иной метод, – ответил я, – пусть целуют крест отцу Александру в том, что все сказанное Батыем есть лжа и навет…

– Сергей Сергеевич, – скептически сморщился Ярослав Всеволодович, – и ты думаешь, что это поможет?

– Если крест будет держать отец Александр, то, естественно, поможет, – ответил я, – ты помнишь, как твой брат пытался лжесвидетельствовать в его присутствии и что из этого получилось?

– Да уж, – ответил мне великий киевский князь и замолчал, позволив ситуации развиваться своим чередом.

И точно – как только к крестному целованию первым был подведен Даниил Галицкий и после произнесения клятвы его губы коснулись массивного серебряного креста, то тут же раздался дикий крик и запахло паленым мясом, будто губы галицкого князя коснулись не освещенного серебряного креста, а слитка раскаленного докрасна железа. Доказательство клятвопреступления и божьей кары за него было настолько явным, что все остальные князья повскакивали со своих мест и возбужденно загалдели. Михаил Черниговский, глядя на воющего от боли соперника-подельника, наотрез отказался подходить к кресту, как и остальные подозреваемые, пытавшиеся несанкционированно покинуть пиршественную залу.

Но вот Борис Владимирович, удельный князь Вщижский*, наконец набрался храбрости подошел к кресту. Произнес клятву, что он непричастен к промонгольскому заговору, затем, зажмурив глаза, приложился губами к освещенному серебру – и не произошло ровным счетом ничего. Князь вщижский оказался ни в чем не виновен, и теперь присутствующие смотрели на него как на героя, сумевшего найти в себе храбрость подойти к священному кресту. Затем последовало еще несколько ближних бояр и удельных князей, в том числе и двенадцатилетний мальчик, удельный князь Козельский Василий Иванович, известный тем, что под его формальным руководством город Козельск героически держался целых семь месяцев, после чего в результате ожесточенного штурма был взят, разрушен до основания, а юный князь «был утоплен в крови своих подданных».

Историческая справка: * Вщижское княжество было разгромлено Батыем с особым садизмом, город Вщиж так никогда и не возродился, а при его осаде и штурме погибли как сам Борис Владимирович, так и три его младших брата: Давыд, Андрей и Святослав (в крещении Дмитрий).

Были и попытки обмануть святой крест – так, один из ближних бояр Михаила Черниговского попытавшись лжесвидетельствовать весь покрылся чирьями и бородавками, что еще раз доказало, что шутки с истиной плохи. В результате всей этой операции по крестному целованию остался столь малый круг подозреваемых, так что дело сразу можно было передавать в нашу контрразведку к милейшему герру Шмидту – он быстро раскрутит этот запутанный клубок и выведет на чистую воду его выгодополучателей. Также было решено, что в совместную следственную комиссию войдут несколько наиболее авторитетных бояр из Киева, Новгорода, Владимира и Рязани, а также удельных князей, которым как раз и угрожало разорение. Впрочем, как засвидетельствовал сам Батый, подобная участь ждала всех – только одних раньше, других позже.

Также большинством голосов было решено провозгласить новгородского и владимирского князя Александра Ярославича верховным князем всея Руси с условием, что до того момента, когда ему исполнится осьмнадцать лет, фактически управлять объединенной Русью будет его отец, великий князь киевский Ярослав Всеволодович. Юный князь произнес клятву хранить и беречь русскую землю, после чего был удостоен видения светящегося нимба над головой, двух крыльев и сияющих доспехов. Впрочем после того когда князь оторвал свои губы от креста сияющее видение довольно быстро рассеялось, но все равно божественное подтверждение его права занимать эту должность было неоспоримым.

В самом конце встал вопрос о том, что нам делать с уже заскучавшим ханом – засунуть обратно в стасис (Колдун), выслать в иной мир, где он никто и звать его никак (Александр Ярославич), казнить путем насаживания на кол (Ярослав Всеволодович и ваш покорный слуга), отпустить на все четыре стороны (Птица). В результате поименного голосования среди сохранивших права голоса князей было решено казнить – и немедленно, потому что на завтра я пригласил весь местный бомонд на пир к себе в тридевятое царство тридесятое государство.

Все прошло как-то даже скучно, поскольку я решил не затягивать процедуру. Желание мучить этого придурка чуть ли не неделю куда-то ушло. Противно же, господа и товарищи, уподоблять всяким недоразвитым тонтон-макутам! Я, например, вообще старался не наблюдать за процедурой казни, хотя остальные присутствующие на саммите князья смотрели на это во все глаза, а потом еще и жаловались, что процедура была сокращена, а к Батыю отнеслись слишком милосердно, не дав ему перед смертью как следует помучиться.

Одна из бойцовых лилиток дала Батыю такой оглушительный подзатыльник, что тот на долгое время потерял сознание, потом с него до колен спустили штаны и в четыре руки, как маленького ребенка, который хочет делать «пись-пись» подняли в воздух, и водрузили задним проходом на головке кола, имевшей скругленную оживальную форму и щедро смазанную нутряным бараньим жиром. Дальше кол, смазка и земная гравитация делали свое дело самостоятельно. Через пять минут проникновения отменить ничего уже было нельзя, а еще через столько же времени клиент очнулся – скорее всего, от дикой боли, но вместо крика изо рта вырывался уже только какой-то хрип. Через полчаса экзекуции кол проник в тело казнимого вплоть до упорной крестовины, и так остановился. При этом Батый был еще жив, лупал глазами, мелко дрожал, но не мог произнести ни слова.

Убедившись, что дело сделано до конца, я инициировал открытие краткосрочного портала в Каракорум, после чего четверо бойцовых лилиток подхватили кол с крестовиной, вынесли его в монгольскую ночь, после чего укутали эту инсталляцию в баранью доху и увенчали лисьим малахаем поверх наголо бритой головы, чтобы эта тварь не замерзла и дожила до утра. Также к Батыю было приложены магические фотоизображения трупов уничтоженных нами Чингисидов (кроме тех, от кого ничего не осталось) и мое послание Верховному хану Угэдею, в котором говорилось, что отныне любой степняк – неважно, монгол он или нет – пошедший в поход на Русь, найдет только свою смерть, а некоторых, наиболее высокопоставленных, мы будем возвращать в Каракорум примерно таким вот образом.