В конце семидесятых почти все двадцать восемь тонн марихуаны, которые выкуривали американцы, прибывали из Колумбии. Каждый месяц большие грузовые корабли из колумбийских портов, принявшие на борт несколько сот тонн товара, вставали на якорь за много километров от береговой линии южной Флориды. А оттуда флотилия мелких суденышек развозила дурь, по нескольку тонн за рейс, на частные стоянки и дикие пляжи. Часть марихуаны продавали во Флориде, остальную сбывали за пределами штата.

Замысел операции принадлежал Санто Траффиканте-младшему, главе флоридской мафии. Траффиканте унаследовал место отца, который был партнером босса нью-йоркской мафии Сальваторе Лучиано по кличке Счастливчик. В 1946 году Траффиканте открыл на Кубе несколько казино, но когда пришедший к власти в 1959 году Фидель Кастро потеснил мафию, Санто посадили в тюрьму. По какой-то причине Кастро позволил Траффиканте покинуть Кубу со всеми деньгами. Когда Санто вернулся в Америку, ЦРУ заплатило ему, чтобы он убил Кастро. Траффиканте взял деньги и предупредил Фиделя. Как утверждает глава чикагской мафии Сэм Джианкана, после этого Траффиканте попросили убрать президента Кеннеди.

Так или иначе, Траффиканте знал свое дело, и колумбийская марихуана поступала в таких количествах, что оптовая цена начала резко падать. Покупателям захотелось чего-то новенького. В итоге тонны марихуаны продавались на улицах Майами и Форт-Лодердейла по бросовой цене — четыреста долларов за килограмм, в то время как килограмм гашиша и тайских бошек стоил две тысячи долларов.

В Лондоне ситуация была иной. Марокканский и пакистанский гашиш продавались в любых количествах по шестьсот фунтов за килограмм, и примерно столько же стоила любая приличная марихуана. Всегда удавалось заработать на контрабанде гашиша из Лондона в Америку, что я и делал, пересылая товар в аппаратуре рок-групп. Теперь же низкая цена колумбийской марихуаны в Америке позволяла получать прибыль от контрабанды марихуаны из Америки в Лондон. Из-за океана доставили несколько небольших грузов, а Траффиканте и его дилеры были рады подзаработать в валюте. Они подумывали о ввозе в Европу больших партий не из Америки, а прямо из Колумбии. Траффиканте, Луис Ипполито и Эрни рассматривали эту мысль. Эрни был согласен заниматься любыми партиями. Траффиканте остановился на цифре в пятьдесят тонн, считая, что перевозка меньшего количества не оправдает себя экономически.

Потребление марихуаны и гашиша в Англии составляло около трех тонн в день, значительно меньше, чем в Америке. От одной до двух тонн потреблялось и потребляется до сих пор каждую ночь в Лондоне. Но чтобы продать такое количество, нужно больше времени. Еженедельно продавать больше тонны колумбийской марихуаны было сложно. На реализацию пятидесяти тонн уходил год.

Стюарт Прентисс соглашался провернуть еще одну операцию в Шотландии, но пятьдесят тонн не потянул бы. Он мог справиться с импортом пятнадцати тонн, если найдутся деньги на покупку еще одной яхты. И не имел возможности держать у себя более пяти тонн. Остальные десять следовало быстро увезти с Керреры, желательно, на яхте, и спрятать где-нибудь еще. Требовались другие стоянки для судов и надежные места хранения. Флоридских мафиози все это не устраивало.

Питер Уайтхед, у которого я приобрел офис для «Уорлд-вайд энтертейнментс» в Сохо, занимался разведением ловчих соколов для королевской семьи Саудовской Аравии в крохотной деревушке Питчли в Нортгемптоншире. Снаружи питомник выглядел совершенно обычно: здание и здание, но внутри для птиц был оборудован ряд огромных клеток. Идеальное место для хранения марихуаны.

Кроме того, Питер Уайтхед продолжал снимать фильмы и порой арендовал для натурных съемок необычные площадки. В Шотландии сдавались в наем старинные поместья на берегу моря. Ничто не помешало Уайтхеду затеять съемки в таком месте, замечательно подходящем для выгрузки и хранения марихуаны.

И вот корпорация «Уорлдвайлд энтертейнментс» через свой головной европейский офис в Лондоне, на Карлисл-стрит, 18, обратилась с запросом в агентство недвижимости «Лохабер», Форт-Уильям, Инвернессшир. Планируя съемки полудокументального фильма о Гебридских островах второй половины прошлого века, корпорация желала арендовать участок с выходом к морю, пригодный для размещения съемочной группы (примерно 6-10 человек) и для съемок некоторых сцен фильма. Участок требовался к первому декабря текущего года минимум на три месяца.

Агентство предложило арендовать Конаглен-хаус, баронский особняк на побережье, прямо перед входом в Каледонский судоходный канал, возле Форт-Уильяма, за тысячу фунтов в неделю.

Джеймс Голдсэк, после непродолжительной отсидки и долгого отдыха под кайфом вернулся к продаже оптовых партий марихуаны и гашиша. Джарвис, Джонни Мартин и Старый Джон поддерживали свое существование тем же способом. Втроем они могли бы толкнуть по тонне в неделю.

Патрик Лэйн теперь занимался переводом астрономических сумм из одной части света в другую. Наличные, которые ему вручали в Лондоне, аккуратно превращались в заграничные счета. Патрик перевез семью из Лимерика в дорогой особняк с видом на Гайд-парк.

Идеальным судном для перевозки крупных партий контрабанды стал глубоководный буксир-спасатель «Кароб».

Спасатели в океане встречались повсюду и подозрений не вызывали. Если капитана допрашивали, он мог заявить, что получил сигнал с терпящего бедствие судна. Спасательные суда часто обменивались шифрованными и кодированными сообщениями. Погрузочно-разгрузочного оборудования на палубе хватало. В декабре 1979 года «Кароб» принял пятнадцать тонн колумбийской марихуаны и направился через жаркие Карибы к холодным бушующим водам Ирландского моря. Две яхты Стюарта Прентисса — «Багира» и «Саламбо» — заскользили от острова Керрера на север, в лабиринт узких глубоководных заливов вокруг внутренних Гебридских островов. «Саламбо» вернулась на Керреру с пятью тоннами колумбийской марихуаны. Семья Прентисса и его друзья разгрузили товар. «Багира» доставила десять тонн к Конаглен-хаус, где ее ждали четыре фуры-трехтонки. Том Сунде, правая рука Эрни, распоряжался разгрузкой. С ним прибыло восемь ньюйоркцев, друзей Алана Шварца, которых для этого случая доставили на самолете. Они понятия не имели, где находятся. Джарвис отвез пять тонн на соколиную ферму в Питчли. Джеймс Голдсэк прибрал пять тонн в тайник, в Эссексе. В первый день нового 1980 года пятнадцать тонн колумбийской марихуаны высшего качества лежали ожидая своего часа. Это была самая большая партия наркотиков, которую когда-либо ввозили в Европу, ее хватило бы, чтобы одновременно удолбалось все население Британских островов.

Ожидая, когда строители закончат ремонт ванной комнаты на Каткарт-роуд, мы с Джуди и Эмбер переехали в квартиру за пятьсот фунтов в неделю в Найтсбридже на Ганс-Корт, прямо напротив «харродз». Завтракали икорными омлетами в «Кэвиар-хаус». Джуди снова забеременела. Я попросил ее выйти за меня замуж. Она отказала. Вот если бы я жил под своим настоящим именем, тогда другое дело. А так никаких миссис Найс! Однако же она согласилась на помолвку. Мы закатили шикарную вечеринку на Ганс-Корт. Из закусок только икра и паштет из гусиной печенки, море «Столичной» и «Дом Периньон», лебеди изо льда. Играли Pretenders. Питер Уайт-хед женился на Дайдо Голдсмит, дочери Тедди и племяннице сэра Джеймса.Я был шафером Питера, а Бьянка Джаггер подружкой Дайдо. Наши дочери познакомились. Джейд играла с Эмбер.

Англия укурилась. Улицы наводнила колумбийская марихуана, и об этом знали все, включая полицию и Управление таможенных пошлин и акцизных сборов, но арестовать не смогли ничего. Как и следовало ожидать, в неделю уходило по тонне, но флоридским мафиози никак не верилось, что продажи идут настолько медленно. Их что, кидают? Подозревая неладное, они убедили Эрни отправить в Англию людей для учета непроданной марихуаны. Выбор пал на Джоэла Мэгэзина, адвоката из Майами, и сицилийца с диковинным именем Вальтер Нат. Эти двое остановились в отеле «Дорчестер». Не довольствуясь учетом непроданной марихуаны, Нат решил проверить, не продадут ли его друзья в Лондоне товар побыстрее. Друзья Ната, сами того не подозревая, свели его с полицейским в штатском из Управления таможенных пошлин и акцизных сборов. И коп увязался за ним в Шотландию, где Нат вместе со Стюартом Прентиссом проверял запас марихуаны. Стюарт Прентисс заметил слежку, оторвался от хвоста и сбросил несколько тонн марихуаны в море. Несколько следующих недель большие тюки выносило на побережье Шотландии. Траву курили, передавали полиции; ее поедали овцы и олени. Газетчики веселились. Флоридские мафиози нет. Тем не менее продажа шла своим чередом.

Марти Лэнгфорд время от времени помогал перевозить марихуану в Лондон из Питчли, где друг Джарвиса, Роберт Кеннингейл, сторожил тайник, подкармливая соколов дохлыми крысами. Марти также поддерживал контакты с женой Мак-Канна Сильвией. В то время как ищейки таможенного ведомства следили за лондонскими наркодилерами и шотландскими островитянами, которые делали состояния на колумбийской марихуане, в Дублине начался судебный процесс над Мак-Канном по обвинению в контрабанде тайской марихуаны. Пока Мак-Канн ожидал суда, его жестоко избили люди ИРА, но он быстро обрел равновесие, чтобы выстроить линию защиты: он следил за опасным врагом Ирландии, агентом МИ-6, который отравлял ирландскую молодежь, ввозя в страну марихуану. Агента звали Говард Маркс, он же мистер Найс. Мак-Канна оправдали.

Я отправил Джарвиса в Кампионе, где хранил паспорт и остальные документы на имя Найса, и велел закопать бумаги где-нибудь подальше от дома. Меня настораживали некоторые странности: щелчки в телефоне, частота, с какой мне на глаза попадались одни и те же недружеские лица, куда бы я ни шел. За мной следили. Но если знали, кто я такой, почему же меня не арестовывали?

Я сидел в баре гостиницы «Лебедь» в городе Лавнем. У меня развилась сильная паранойя, и я решил дать себе отдых на выходные, забронировав номер на имя Джона Хейса. Джуди укладывала Эмбер спать. Гостиница предоставляла няню для ребенка, и Джуди собиралась присоединиться ко мне в баре перед ужином. Двое мужчин приблизительно моего возраста подошли к стойке и заказали выпить. Я взял порцию шерри «Тио Пепе» и направился к свободному столику. Неожиданно один из незнакомцев схватил меня за руку.

— Покажи часы, — попросил он и резко защелкнул наручники на своем и моем запястье.

Опомнился я довольно быстро. Было очевидно, что меня повязали.

— Таможенная полиция. Вы арестованы.

— За что?

— Вы подозреваетесь в контрабанде гашиша и марихуаны. Понятно?

— Да.

— Имя?

Может, они не знают, кто я такой? Может, приняли за обычного барыгу.

— Не скажу.

Я не стал отвечать ни на этот вопрос, ни на другие: в этой ли гостинице остановился, один ли здесь. По первому требованию вывернул карманы, вытряхнув водительские права, блокнот с недавними итогами колумбийских операций и ключ от соколиного питомника в Питчли, который давал мне доступ к нескольким тоннам наркотиков.

— Водительские права на имя Джона Хейса. Это ваше имя?

— Да.

— Это ваш адрес?

— Без комментариев.

— Как вы зарабатываете на жизнь, мистер Хейс?

— Учусь на таможенного инспектора.

Он даже не улыбнулся. Подошли еще двое копов.

— Это обнаружено в номере 52, вашем номере. Несомненно, это гашиш. Ваш?

— Нет, конечно же, нет.

— Он лежал в кармане вашей куртки. Думаете, мы его туда положили?

— Откуда мне знать?

— Он принадлежит вашей подружке из номера?

— Нет, он мой. Нельзя ли мне увидеть Джуди и нашу дочь?

— Конечно. Мы вам не враги. Меня зовут Ник Бейкер, а это мой коллега Терри Бирн. Мы поднимемся в номер, а после поедем в наш лондонский офис на Нью-Феттерлейн.

Я обнял и поцеловал Джуди и Эмбер. Я знал, что копы не будут долго возиться с Джуди — немного допросят и отпустят. А еще я знал наверное, что, сколько бы ее ни допрашивали, она ничего не скажет.

В Лондоне допрос продолжился.

— Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Хейс?

— Моя работа секретного характера. Послушайте, зачем все это?

— У вас есть паспорт?

— Нет.

— Вы что, никогда не были за границей?

— Нет.

— Как вы зарабатываете себе на жизнь?

— Я не могу отвечать на такие вопросы. Моя работа секретна.

— Во сколько вы прибыли в Лавнем?

— Без комментариев.

— Вы знакомы с Марти Лэнгфордом?

— Без комментариев.

— Вы знакомы с Джеймсом Голдсэком?

Это продолжалось вечность. Через какое-то время я спросил, нельзя ли мне просто поднимать палец вместо того, чтобы повторять «без комментариев». Бейкер не согласился:

— Мистер Хейс, я веду протокол и не увижу, как вы поднимаете палец. Не могли бы вы отвечать вслух? Понимаете?

Я попробовал воспроизвести звук, каким в эфире заменяют слова, запрещенные цензурой, что-то вроде «бип».

— Джон Хейс — ваше настоящее имя?

— Бип.

— Вы не возражаете, если мы возьмем ваши отпечатки пальцев?

— Бип-бип.

— Это из-за того, что ваше настоящее имя Говард Маркс? Меня захлестнула волна облегчения. Я снова был самим собой впервые за шесть с половиной лет.

— Итак, Говард, как вы зарабатывали себе на жизнь последние несколько лет?

— Без комментариев.

И так продолжалось всю ночь до тех пор, пока Бейкер и Бирн не отвезли меня в полицейский участок Сноухилла. На следующее утро повидать меня пришла Джуди и попросила жениться на ней. Я согласился. После тридцати шести часов в тюремных камерах меня приволокли к судье Мискину в Олд-Бейли, где мои интересы вновь защищал Бернард Симоне. Из суда меня отконвоировали в тюрьму Брикстон, где я уже бывал в 1973 году. На следующее утро судьи-магистраты также постановили держать меня под стражей за соучастие в контрабанде нескольких тонн колумбийской марихуаны и хранение нескольких фальшивых паспортов. Вместе со мной в тюрьму угодили Марти Лэнгфорд и Боб Кеннингейл, которых взяли на соколиной ферме Уайтхеда; Джеймс Голдсэк и его подручный Ник Коул, арестованные в Лондоне; калифорниец-яхтсмен Стюарт Прентисс и его помощник Алан Грей; ассистент Патрика Лэйна Хэдли Морган. Сам Патрик каким-то чудом выскользнул из сети и бежал к Эрни в Калифорнию. Таможенный полицейский Бейкер сообщил магистратам, что у нас изъято наркотиков на пятнадцать миллионов фунтов, больше, чем было конфисковано Управлением за всю его историю. Я преисполнился гордостью, совершенно позабыв о последствиях, какие влечет за собой обвинение в таком тяжком противоправном деянии. Газеты уверяли, что меня допрашивает с пристрастием британская Секретная служба, что я вступил в ИРА и нахожусь под защитой мафии.

Благодаря паблисити, которое мне сделали журналисты, в «Брикстоне» я встретил подобающий прием: меня отделили от подельников и посадили в двухместную камеру без туалета и воды в крыле А. Моим сокамерником стал ловкий еврейский жулик Джонатан Керн. В крыле А на четырех этажах размещалось примерно двести заключенных. Среди них были весьма примечательные личности, знаменитости лондонского преступного мира: гангстер Ронни Найт, муж актрисы Барбары Виндзор; Дьюк и Деннис из клана Ариф, многим внушавшего страх и уважение; турки-киприоты, которые стали самым преследуемым криминальным сообществом со времен близнецов Крейз; Томми Уисби, участник «великого ограбления поезда»; Мики Уильяме, наполовину ирландец, наполовину ямаец, житель Лондона, которого не вразумили даже пресловутые исправительные камеры Даремской тюрьмы. Как-то утром, Мики оказался рядом со мной и Джонатаном Керном, когда мы опорожняли пластиковые параши.

— Ты с ним поосторожей, Говард. Он стукач, да еще какой. На свою собственную мать донес.

Керн услышал его и ушел.

— Спасибо, Мик.

— Да не за что. Он же не в твоем бизнесе?

— Нет, Мик. Я с ним раньше не был знаком.

— Потому что среди тех, с кем ты вел бизнес, есть несколько доносчиков, Говард. Понимаешь, что я имею в виду? Я подумал, что он может быть одним из них. А это ведь такой хороший бизнес, Говард. Но кому-то следует заткнуть несколько ртов. Я понял, что твои подельники слегка разговорились.

— Да, они сказали больше чем следует, больше, чем им хотелось, но они же не профи, Мик.

— Зачем тогда берутся не за свое дело, Говард? Скажи мне. Если они не могут отсидеть, нечего совершать преступление. Это просто. Я что, неправ? Знаю, что прав. Я знаю, чем займусь, когда выйду отсюда. Хватит мне скакать по банковским стойкам с пушкой. Займусь наркотиками. Но в моем деле доносчиков не будет. Живых, по крайней мере. Давай не будем терять связь, когда выйдем на свободу, Говард. У меня есть куча знакомых ребят в аэропорту и портах в Лондоне. Могли бы помочь друг другу.

Этот был один из множества подобных разговоров, которые случались у меня и других людей, промышлявших контрабандой наркотиков, с преступниками традиционных «специальностей» в британских тюрьмах в конце 1970-х и начале 1980-х годов. Наши барыши казались огромными в сравнении с наваром грабителей, мошенников и воров. Тюрьмы волей-неволей сводят накоротке преступные таланты. Если перевозчик наркотиков сидит за решеткой с фальшивомонетчиком, то разговор непременно коснется подделки транспортной накладной. Многие закоренелые преступники занялись контрабандой наркотиков, привнося в этот промысел все больше жестокости и насилия. Когда таможенника застрелили при попытке изъять контейнер с марокканским каннабисом, власти усмотрели в этой трагедии не свидетельство ошибочности запрета на наркотики, порождающего сверхприбыли, а значит, преступления, но доказательство генетической связи между наркотиками и насилием. Курильщики и контрабандисты марихуаны, в большинстве своем люди законопослушные и миролюбивые, оказались в одной упряжке с безжалостными убийцами. И с ними обходились соответственно, вынося суровые приговоры.

Я несколько раз представал перед судом магистратов в ратуше, главным образом в связи с тщетными попытками добиться освобождения под залог. Правосудие не желало предоставлять мне еще одну возможность скрыться. Возвращаясь в тюрьму после одного из таких судебных заседаний, я заметил, что в комнате для свиданий Джонатан Керн разговаривает с полицейским Бейкером. Они меня не видели. Позднее в камере Керн попробовал развязать мне язык. Пока я еще не знал, какие улики имеются против меня, но связь Керна с Бейкером открывала полезный канал для слива дезинформации. Я наплел Керну фантастическую историю про то, что марихуану будто бы перевозили перуанские террористы, чье судно, доставившее еще шестьдесят тонн дури, бросило якорь у берегов Ирландии. К сожалению, Керна снова подловили на стукачестве. На сей раз его засек матерый лондонский люмпен, который избил «дятла» при первой возможности. Керна перевели в другую тюрьму, меня — в другую камеру.

Моим новым соседом стал Джим Хоббс, которого арестовали за сексуальные сношения с парнем, не достигшим двадцати одного года. Людям, совершившим сексуальные правонарушения, педерастам, бывшим полицейским и доносчикам в британских тюрьмах приходится несладко. Мучить их не возбраняется никому. Попытки Хоббса объяснить, что его несовершеннолетней жертве было восемнадцать, приносили немного пользы. Ведь он мог врать. Все равно двинем ему! Несмотря на его странные наклонности, мне нравился Хоббс. Он презирал власти и был щедр к заключенным, у которых не имелось ни гроша за душой.

Тюремные власти не препятствовали моей женитьбе и даже позволили мне предстать перед алтарем в сопровождении двух тюремных охранников. И слава богу, потому что Джуди была на пятом месяце. Мои дочери Мифэнви и Эмбер стали подружками невесты. Шафером был Джонни Мартин. После венчания я попросил охранников сопровождать меня на вечеринку, пообещав, что не дам тягу. «Кадиллак» доставил нас с Джуди и стражей в гостиницу «Бэйзил». Шампанское и поздравления лились рекой. Нам с Джуди позволили даже уединиться на некоторое время в гостиничной спальне. И охранники, и я напились.

Я ладил практически со всеми тюремщиками Брикстона и не столкнулся с жестоким обращением. Мне предложили разносить чай в крыле А, обязанность для многих желанную, и я согласился. Чаевых получал кучу. И большую часть дня проводил вне камеры. Тюремщики тайком проносили для меня безобидную контрабанду: датский сыр с голубой плесенью и порножурналы. И свидания мои длились два часа вместо нескольких минут, установленных тюремными правилами. Регламенты предварительного заключения тогда были менее строгими. Заключенному разрешалось ежедневно получать еду и алкоголь с воли. Вместе с едой запросто удавалось проносить наркотики. У меня все еще оставалось довольно много денег, не конфискованных властями. Почти все оптовики полностью расплатились за колумбийскую марихуану, отпущенную в кредит. Джонни Мартин, который хоть и имел беседу с таможенниками, но гулял на свободе, присматривал за тайником с деньгами.

Эрни чувствовал себя виноватым за то, что позволил недалеким американским мафиози ревизовать британские склады с колумбийской марихуаной. Присматривай он за ними, ареста не было бы. Эрни предложил оплатить все расходы по моей защите и заверил Джуди, что ей никогда не придется думать о деньгах. Все его связи и состояние в ее распоряжении.

Джуди пришлось прибегнуть к услугам Эрни раньше, чем мы думали. Ее сестру Наташу арестовали при попытке без нашего ведома провести собственную операцию. Наташу и ее приятеля поймали у побережья Мексики на небольшой яхте, груженной марихуаной. Они томились в жутких мексиканских тюрьмах. Эрни занялся их делом и отмазал девчонку. Для этого потребовалось какое-то время, но Наташа с приятелем коротали его вместе в роскошной квартире со всеми современными удобствами. Пока они сидели взаперти, Наташа зачала и родила мальчика. Она назвала новорожденного Альби. В Мексике у Эрни определенно имелись прекрасные связи.

23 ноября 1980 года родилась моя очаровательная дочка Франческа. Я подал прошение в министерство внутренних дел Великобритании, чтобы мне разрешили присутствовать при родах, но получил отказ.

Она была моим единственным ребенком, которого этот мир приветствовал без меня. Я разозлился, но ее рождение дало мне силу для будущих испытаний. Тяжелые времена и долгий срок были не за горами. Затем в Нью-Йорке застрелили одного из моих героев, Джона Леннона. Это сделал либо сумасшедший, либо ЦРУ. Смерть Леннона перекликалась с его глубоким определением жизни как того, что случается, когда у тебя другие планы. Эта трагедия меня опечалила, но одновременно подняла мой боевой дух. Джуди прислала мне книгу по йоге, и я принял для себя правило, от которого уже не отступал в тюрьме: каждый день полчаса асан и десять минут медитации.

Мало-помалу Бернард Симоне узнал, какие улики собраны против меня. Их было немало. Ключ, изъятый при аресте, открыл дверь соколиной фермы в Питчли, за которой нашлось несколько тонн колумбийской травы. Подсчеты того, кому сколько уплачено в ходе сделки, написанные моей собственной рукой. Нашлись свидетели моих встреч с остальными обвиняемыми в Лондоне и Шотландии. У меня под кроватью обнаружили чемодан с деньгами. Требовалось истолковать все это в мою пользу. Но как?

Любой адвокат или оправданный правонарушитель скажет вам, что виновность не имеет ничего общего с тем, имело ли место преступление. Все зависит от того, удастся ли обвинению убедить присяжных, что все улики указывают только на его версию событий, и никакую другую. Большое количество улик против меня говорило за то, что я организовал ввоз пятнадцати тонн наркотиков. Какое еще объяснение могло им найтись?

В тюрьме необыкновенное значение приобретают сны. Как-то посреди ночного кошмара ко мне явился Мак-Канн:

«Используй Кида, тупая валлийская сука. Я тебя использовал, бля».

В высших судах мои интересы должен был отстаивать королевский адвокат лорд Хатчинсон из Лаллингтона, социалист по убеждению, защищавший шпионов и врагов истеблишмента. Услугами этого барристера воспользовались русские агенты Джордж Блейк и Вассалл, а также издательство «Пенгуин букс», когда его притянули к ответу за публикацию «Любовника леди Чаттерлей» Д. Г.Лоуренса. Хатчинсону я изложил следующее: в 1972 году меня завербовала МИ-6, чтобы изловить контрабандиста оружия из ИРА Джима Мак-Канна, поймав его на приманку наркотиков. Дела шли наилучшим образом, пока Управление таможенных пошлин и акцизных сборов Ее Величества не расстроило планы Секретной службы, арестовав меня в 1973 году. Договорились об освобождении под залог. Я скрылся, как было условлено. Однако средства массовой информации каким-то образом разнюхали, что я агент МИ-6, и лишили меня прикрытия. Не зная никакой другой жизни, кроме жизни шпиона, я согласился по указке МИ-6 работать на мексиканскую разведку, которая, как ни странно, тоже была заинтересована в поимке Мак-Канна, помогавшего мексиканским террористам из «Лиги 23-го сентября» приобретать оружие и добывать деньги через сделки с наркотиками. Мексиканская разведка достала мне паспорт на имя Энтони Танниклиффа и прочие документы. Невзирая на трудности, я решил выследить Мак-Канна в Ванкувере, чтобы выполнить долг перед королевой и страной, а заодно помочь Мексике. Я известил канадские власти, но они упустили Мак-Канна. Я снова настиг его, на этот раз во Франции. И снова Мак-Канн ускользнул от властей, но не раньше, чем я обнаружил, что теперь он работает с колумбийскими наркобаронами и с героиновыми магнатами из «Золотого треугольника»: Лаос, Таиланд, Бирма. Мне поручили сложную миссию, за которую я нес ответственность перед правительствами Великобритании и Мексики. Я должен был проникнуть в колумбийскую наркоиерархию и узнать, в каких банках боссы хранят свои деньги и как эти деньги поступают на счета известных функционеров «Лиги 23-го сентября». Кроме того, мне предстояло добиться, чтобы Мак-Канна поймали на месте преступления, предпочтительно в Ирландии или Европе. Свою шпионскую деятельность я вел под личиной хиппи, наркодилера и контрабандиста марихуаны. В интересах дела я втянулся в две различные сделки с наркотиками: поставки колумбийской «травы» в Шотландию и ввоз тайской дури в Ирландию. Первой совершилась ирландская сделка. Когда наркотики доставили на Изумрудный остров, я проинформировал МИ-6, и Мак-Канна взяли с поличным. Мак-Канн снова перехитрил власти, суд Дублина его освободил. Зато внедрение в колумбийскую наркоиерархию проходило очень хорошо. Я даже привлек шурина, чтобы проникнуть в тайну их банковских операций. Я уже почти размотал клубок и чувствовал себя национальным героем Мексики, когда, как и в 1973 году, в дело вмешалось таможенное ведомство и все испортило. Возможно, оно имело что-то против МИ-6. Кто знает?

— Это ваша линия защиты, Говард? — открыл рот от удивления королевский адвокат лорд Хатчинсон из Лаллингтона.

— Да. А что? В чем дело?

— Несомненно, это самая смешная история, которую я когда-либо слышал.

— Вы что, мне не верите?

— Вера тут ни при чем, Говард. Я вынужден быть вашим голосом в суде, даже если ваша версия событий — полный бред.

— Почти каждый пункт ее можно подкрепить доказательствами, лорд Хатчинсон. Газеты много писали о том, что я агент МИ-6, следивший за Мак-Канном.

— А где сейчас находится паспорт Танниклиффа? Тот, которым вас снабдила разведка. Мексиканская, кажется?

— Паспорт Танниклиффа британский, лорд Хатчинсон. Полагаю, МИ-6 предоставила его мексиканской разведке. В нем полно печатей, фиксирующих даты въезда и выезда. Некоторые доказывают, что меня не было в Шотландии, когда туда ввезли марихуану. Предполагать, что я будто бы находился на побережье, контролируя разгрузку и перевозку наркотиков, просто смешно.

— Жалко, мой дорогой, что никто из мексиканской разведки не может приехать в Лондон и дать показания, что вы действительно на них работали.

— Лорд Хатчинсон, мой патрон Хорхе дель Рио будет только счастлив приехать и выступить в мою защиту.

— Хм! Интересно. Мне не терпится снова поработать в Олд-Бейли.

В Брикстонской тюрьме заключенным разрешалось читать что угодно, кроме пособий по организации террора. Адвокаты могли приносить фотокопии. День за днем недоумевающий Бернард Симоне таскал мне труды о подрывных группировках Южной Америки и Юго-Восточной Азии, чтобы я, как он выразился, «освежил память». Не забывал и путеводители. Тюремное начальство ничего не имело против.

— Зачем тебе все эти путеводители по Мексике, Маркс?

— Поеду туда отдыхать, как только меня оправдают, комендант. Нельзя держать невинного человека за решеткой слишком долго.

— Рад, что ты не потерял чувства юмора, Маркс. Читай себе.

— Спасибо, комендант.

Была одна заковыка. Вопреки моим уверениям, будто я никогда не встречал никаких флоридских мафиози, полицейский Майкл Стивенсон утверждал, что как-то поздно вечером видел, как я покидаю номер одного из американцев в гостинице «Дорчестер». Эти показания следовало перечеркнуть. У меня был друг-уэльсец, который какое-то время пользовался благосклонностью Рози. Этот парень, его звали Лиф, содержал паб «Апельсины и лимоны» на Сент-Клемент, в Оксфорде. Лиф навестил меня в Брикстоне.

— Лиф, помнишь, как я остался как-то у тебя в Оксфорде в прошлом году?

— Да, конечно, помню. Я не настолько был пьян. Я хорошо это помню.

— А когда именно, не помнишь?

— Нет, черт возьми, я не настолько был трезв.

— Это ведь было в пятницу вечером, верно?

— Может, и так, Говард.

— Это была пятница. Потому что в субботу утром мы смотрели по телевизору регби. Вспоминаешь? Уэльс проиграл Ирландии.

— Да, верно. Разве такое забудешь? Мы продули со счетом 21 : 7 на Ланздаун-роуд в гребаном Дублине. Капитаном был Джефф Сквайр. Уверяю тебя, мы побьем их в этом году в «Кардифф-Армз-Парк».

— Прошлогодний матч состоялся 15 марта.

— Похоже на то. Я могу легко проверить. У меня есть все матчи уэльской команды на видео.

— Я уже проверил, Лиф. Ты готов дать показания в Олд-Бейли о том, где я был в ту ночь?

— Чертовски бы этого хотелось.

Судебный процесс начался 28 сентября 1981 года, в тот самый день, когда в Великобритании ввели запрет на марихуану. Мне светило восемнадцать лет тюрьмы (четырнадцать за наркотики и четыре за фальшивые паспорта).

Только трое из нас признали себя невиновными. Прентисс стоял на том, что совершил преступление под давлением. Подобная защита срабатывает, если присяжные верят, что таким образом удалось избежать более тяжкого преступления. Прентисс будто бы перевез пятнадцать тонн колумбийской марихуаны, потому что его угрожала убить мафия. Хэдли Морган якобы не знал, что деньги, которые он получил, выручены от продажи наркотиков. Я же выдавал себя за агента, работающего под прикрытием.

Короне потребовалось шесть недель, чтобы предъявить обвинение перед судьей Мэйсоном, Карающим Питом. Прокурор Джон Роджерс, спрятавшись за мешками с марихуаной, адресными книжками, паспортами, досье, показаниями свидетелей, без тени юмора излагал дело: «Это крупномасштабное преступление... Неудивительно, что обвиняемый с такой биографией и таким интеллектом превратил британскую часть предприятия в успешный, отлаженный бизнес... Он находил удовольствие в своей работе... Невообразимые количества гашиша, марихуаны и денег. Все было выверено, как военная операция... Замысловатая сеть лжи и правды, вымышленных имен... У Маркса столько личин, что странно, как он еще помнит, кем был... Успех организации зависел от тонкости, и тщательности планирования, и вы не удивитесь, узнав, что фигуранты этого дела чрезвычайно умные люди».

В итоге «Дейли мейл» озаглавила свой отчет о судебном заседании «Оксфордская голова в наркосиндикате с капиталом 20 миллионов фунтов», а «Дейли телеграф» — «Университетский барыга».

Главным свидетелем был Питер Уайтхед. Он попал в ложное положение: не хотел никого топить, но и не собирался кончать свои дни в тюряге. Питер дал показания, избежав прямых обвинений в мой адрес. Ценой, которую он заплатил за это, стал вызов в суд на стороне обвинения. Питер вел себя самым благородным образом, но оставил некоторые вопросы относительно моей роли в деле. Лорд Хатчинсон вцепился в него мертвой хваткой и обернул сомнения в мою пользу. Хатчинсон с блеском провел перекрестные допросы, и младший адвокат Стивен Солли проанализировал доказательства обвинения самым тщательным и компетентным образом, но мы одержали только одну победу, пошатнув уверенность в том, видел ли меня полицейский в гостинице «Дорчестер». Когда Хатчинсон с ним закончил, Майкл Стивенсон уже сомневался, а был ли он сам в «Дорчестере». Стивенсон мне этого не простил. Остальные агенты уже праздновали победу. Я тонул.

Чувствуя это, лорд Хатчинсон перемолвился парой слов с Карающим Питом. Британское правосудие не допускает сделок, гарантирующих поблажки в обмен на признание вины, но иногда удается по косвенным признакам угадать вероятную линию поведения судьи. Лорд Хатчинсон отправился выяснить, ограничится ли Карающий Пит сроком в семь лет, если я признаю себя виновным. Я готов был пойти на такое в надежде на досрочное освобождение. Карающий Пит отказал. Он намеревался приговорить меня к гораздо более серьезному сроку заключения.

Целую неделю я давал показания, поклявшись говорить правду, только правду и ничего кроме правды. У меня имелось множество документальных подтверждений того, что я агент мексиканской разведки, но мое сотрудничество с МИ-6 не подтверждалось ничем, за исключением старых газетных статей. Посредством вполне законных манипуляций лорд Хатчинсон добился, чтобы с газетами ознакомились сочувствующие присяжные. Я выглядел натуральнейшим шпионом. В этом были убеждены все газеты. Одна даже процитировала юрисконсультанта МИ-6. Прокурор Джон Роджерс поднялся, чтобы допросить меня, и я поразился недостатку рвения с его стороны. Словно не зная, какие вопросы задать, он налегал на пустую риторику, распинался по поводу того, какой блестящий, но испорченный я субъект. Даже сыграл мне на руку, заявив: «Признано достоверным, что вы работали на Секретную службу до марта 1973 года...»

Теперь присяжные окончательно уверились, что я рыцарь плаща и кинжала. И Роджерс зря тратил силы, обрушиваясь на меня с нападками: «Вы рассказываете чуть-чуть правды, а потом нагоняете тумана... Вы сочинили легенду, разве не так? Вы создали культовую фигуру, тайного агента Маркса, которого преследует полиция. Вы только и делали, что сгущали дымовую завесу, а сами под ее прикрытием занимались контрабандой наркотиков... Позвольте мне усомниться и попросить вас назвать того человека, который предложил вам работать на мексиканцев».

Я недолго медлил с ответом и назвал имя Энтони Вудхэда, мужа Анны, совладелицы «Анны-Белинды», человека, который ограбил меня на миллион долларов. Не знаю, чем это для него обернулось, но полагаю, он особенно не рисковал. Перекрестный допрос подошел к концу.

Первым свидетелем защиты был Лиф. Его слова прозвучали настолько убедительно, что у присяжных не осталось сомнений: полицейский ошибся, когда дал показания, что видел меня в гостинице «Дорчестер». Последним со стороны защиты выступил Хорхе дель Рио, заслуживающий доверия сотрудник правоохранительных органов Мексики. Поскольку его показания носили конфиденциальный характер, все покинули зал суда и заседание продолжалось при закрытых дверях. Мексиканец подтвердил, что знал меня под именем Энтони Танниклиффа, что я был представлен ему Энтони Вудхэдом, завербован мексиканской разведкой и получал немалые суммы для внедрения в колумбийские наркоорганизации. Присяжные пришли в восторг. Офицеры таможенного ведомства забеспокоились.

В заключительной речи Джон Роджерс перешел в атаку: «Маркс — организатор наркотраффика, на счету у которого самая крупная за всю историю контрабанды наркотиков партия груза. Все утверждения о том, что он секретный агент — полный бред. Действительно, в 1973 году некий сотрудник Секретной службы завербовал Маркса, опрометчиво попросив его о помощи, но все их контакты оборвались спустя три месяца. Остальное — миф, который Маркс создал для сокрытия своей преступной деятельности».

Лорд Хатчинсон был куда более убедительнее: «МИ-6 использовала Говарда Маркса для проникновения в ИРА. Три раза он настигал Джеймса Мак-Канна, но три раза тому удавалось ускользнуть. Агенты британской разведки не захотели подтвердить суду, как это сделало обвинение, что работал на них Говард Маркс. Они предпочли отсиживаться среди публики. Я уверен, что присяжные видят их. Говарда Маркса бросили на произвол судьбы, как „шпиона, который вернулся с холода". Так это называется на языке разведслужб: Они говорят: „Ты сам по себе, приятель". Возможно, вы помните судебные дела русских шпионов: Кима Филби, Энтони Бланта. Похоже, британская разведка готова оградить от судебного преследования агентов, которые работали против этой страны. Но не тех, кто работал на страну».

Карающий Пит подвел итог: «Вы видели мистера Маркса, господа присяжные. Он обладает необычайной харизмой и столь свободно ориентируется в свидетельских показаниях, что с легкостью отвечает на все вопросы. Вы должны решить, состоял ли он в сговоре с другими подсудимыми или нет. Либо он не имеет с этим ничего общего, либо он в этом по горло».

Присяжные вынесли вердикт о невиновности Прентисса, Моргана и меня. Я сомневаюсь, что они хотя бы на мгновение поверили защите. Просто не хотели, чтобы такие классные парни гнили в тюрьме за то, что доставляли целебные растения из одной части мира в другую. У присяжного может найтись сотня своих причин для оправдания подсудимого, факт, который не афишируют. Количество может перейти в качество, слишком много оправдательных приговоров — и придется менять закон. Стюарта Прентисса и Хэдли Моргана освободили в зале суда. Я получил два года за подделку паспортов. С помилованием мне осталось отбыть пять дней. Я взглянул на балкон для публики и увидел Джуди. Вот и все... Рождество я проведу с ней, Эмбер и маленькой Франческой. Я обошел систему и через неделю буду свободен.

Мое ликование разделили не все. У агентов таможенного ведомства были свои виды на меня. Немедленное освобождение не входило в их планы. Я совершенно забыл об истории 1973 года, когда мы переправляли товар в аппаратуре рок-групп. Агенты Управления таможенных пошлин — нет. Судебный процесс назначили на середину февраля. В освобождении под залог мне отказали.

Две недели спустя после моего оправдания старший суперинтендант полиции Темз-Вэлли Филип Фэйрвезер всадил себе в живот двадцатисантиметровый кухонный нож. Именно он рассказал прессе об отчете МИ-6, подтверждающем факт моей вербовки. Он знал, что эта утечка информации позволила мне добиться оправдания. Перспектива быть обвиненным в нарушении закона о гостайне, заставила пятидесятивосьмилетнего ветерана Второй мировой войны, заслуженного полицейского совершить харакири. Кто мог подумать, что из-за всей этой ерунды оборвется человеческая жизнь?

Бернард Симоне выяснил, что после моего ареста в Амстердаме и депортации голландский суд рассматривал дело в мое отсутствие. По причинам, мне не известным, я был признан невиновным в контрабанде из Голландии ливанского гашиша, который арестовали в Лас-Вегасе в 1973 году. Британское право включает в себя принцип autrefois acquitв силу которого оправдательный приговор иностранного суда может при определенных обстоятельствах стать основанием для отказа от судебного преследования за подобное преступление в Великобритании. В таких случаях суд присяжных решает, достаточно ли сходными являются преступления для применения autrefois acquit. Нам казалось, что контрабанда определенного количества гашиша из Амстердама в Лас-Вегас аналогична умышленному соучастию в контрабанде и отклонить обвинение 1973 года будет несложно. Дело даже не дойдет до суда.

В Олд-Бейли перед судьей сэром Джеймсом Мискином я сделал заявление о своей невиновности в силу autrefois acquit. Судья объяснил сбитым с толку присяжным нюансы правонарушений и спросил, считают ли они, что преступление, совершенное в Голландии, аналогично тому, что совершено в Великобритании. Присяжные молчали, недоуменно тараща глаза. Судья Мискин заметил, что правильным ответом будет «нет». И старшина присяжных сказал «нет». Лорд Хатчинсон вскочил и попытался возразить. Мискин предложил ему обсудить разногласия в апелляционном суде и распустил присяжных. Избежать судебного разбирательства не удалось.

Я выиграл первый раунд. Гари Ликерта, друга Эрни, который привез деньги в Амстердам и должен был забрать колонки в Лас-Вегасе, доставили на самолете, чтобы он опознал меня. Но в планы Гари вовсе не входило стучать британскому правосудию, и в полицейском отделении Сноухилла он внимательно разглядывал всех, кроме меня. Он никого не смог опознать. Позиции обвинения значительно ослабели. Тем не менее лорд Хатчинсон чувствовал, что меня вряд ли оправдают еще раз, и в день судебного разбирательства отправился в кабинет судьи прощупать почву. Он предложил мне признать себя виновным: больше трех лет не дадут. Я последовал его совету и получил три года. Не знаю, пришло ли это в голову агентам таможенного ведомства и судье, но я сразу сообразил, что весь срок, который я находился под стражей, будет зачтен в срок отбывания заключения. Если повезет, я освобожусь меньше чем через три месяца. Я еще раз победил систему, почти. Все-таки у меня была судимость. Осужденный за контрабанду марихуаны и пользование фальшивыми документами, мог ли я жить с таким пятном на репутации?