Главной мукой оставалась неизвестность – как Митя доехал в таком состоянии, что натворил. Она проклинала тот час, когда позволила Жене снять прослушку такой ценой, знала, что Митя теперь никогда до конца ей не поверит. Подозревала, что он сразу бросился утешаться – к Наташе, к кому-нибудь ещё… во все тяжкие. Что она сама виновата в этом. И уговаривала себя, доказывая, что, не будь этой записи, ничего бы не изменилось.
Поскольку Соня поменялась сменами, то в субботу снова работала сутки. Нервы у неё были натянуты, как струна. Она вздрагивала от телефонных звонков и ежеминутно повторяла про себя молитву – за Митино здоровье.
В воскресенье утром пришла неутомимая Семёновна и Соню освободила. Она побежала домой.
Анька с Вадиком ещё спали. Соня приготовила завтрак и разбудила их около одиннадцати. После завтрака решили поехать в парк, а Вадику было обещано детское кафе.
– Я угощаю! – заявила Анька, заметив, как Соня с сомнением изучает содержимое кошелька.
Собирались долго; пока ждали троллейбуса, началась метель. В кафе оказалось слишком много народу, и, чтобы не расстраивать Вадика, отправились в пресловутый «Макдональдс», тот самый, в котором Соня однажды обедала с Митей. Отстояли там длинную очередь, а когда вышли наружу, оказалось, что уже совсем стемнело. Они сели на троллейбус и поехали домой. От остановки шли, с трудом протаптывая дорогу. Вадика усадили на санки, и тащили их то по очереди, то вдвоём.
– Сонь… Завтра – тридцать первое. Ну, мы поедем на дачу?
– Я же сказала – езжайте. Только не замёрзните там.
– А ты… Как вы тут одни-то?
– Нормально.
– А Вадику – что за праздник? У тебя настроения нет… А мы там ёлку нарядим.
– Ань, ну ты что говоришь? Помню я вашу компашку. Ребёнку там делать нечего.
Обе внезапно замолчали, вспоминая осеннюю поездку в Малую Сторожевку.
– Знала бы… в жизни б его не позвала! – в сердцах выдала Анька. – Это я во всём виновата.
– Прекрати, – оборвала её Соня.
– А ведь эта сволочь любит тебя… – внезапно заявила та. – Не понимаю… Любишь – люби! А ушёл – так ушёл. А он… Валерия говорит, свадьба была – ужас один. Димка нажрался: все «горько» орут, невеста – его целовать, а он – никакой, или чмокнет её, как свою бабушку – и снова за рюмку. Прикинь, кольцо Наташке даже не надел – просто в руку пихнул, такое позорище… Ну, а народ пил-веселился, всем по барабану.
– Ань, я не хочу ничего знать, – Соня отворачивалась от ветра, дующего ей прямо в лицо.
– Нет, ну неужели всё из-за денег? – продолжала неугомонная сестра.
– Не знаю… нет… наверное… Ань, в общем, я тебе не говорила… Мы с Митей виделись. Его отец угрожал, что убьёт меня. Вот Митя и ушёл. Чтобы меня не тронули.
– Да ладно? – изумилась Анька. – Неужто правда?
– Угу… Я сама слышала, он мне запись принёс.
– Ни фига себе! Так значит – он герой!
– Ань, пожалуйста… не надо…
– Прям мелодрама! Ради любимой женится на нелюбимой!
– Угу… просто кайф.
– Нет, а дальше – дальше-то что? Так и расстанетесь?
– Да. Он хочет, чтобы я ехала с ним в Москву, тайно, а в открытую он будет с Наташкой жить. Я, разумеется, не согласилась. Вот и всё. Только – никому! Ни Валерии, ни…
– А почему?
– Да ты что! Валерия передаст сестре и…
– Нет, почему – не согласилась? Из-за Вадика, что ли? Думаешь, ему здесь лучше?
– В том числе, – коротко ответила Соня и замолчала.
Объяснять это Аньке было бы без толку. Они уже перешли переезд и подходили к дому, когда путь им неожиданно преградили. За метелью Соня не сразу разглядела кто это.
– Софья Васильевна? – вежливо спросил парень.
Голос показался знакомым. Она развернулась против ветра, парень тоже повернулся, чтобы она увидела его лицо.
– Тебе чего? – внезапно взъярилась Анька.
Перед ними стоял тот самый качок-бандит, главный из тех, что трясли деньги из Костика.
– Закрой варежку-на и не ссы, – так же вежливо предложил парень и снова обратился к Соне. – Софья Васильевна, тебе передать велено.
Он протянул ей прозрачный пакет, Соня разглядела в нём мобильный телефон.
– Это твой новый телефон-на. Тут внутри номер забит… его никто не знает-на. Позвони по нему сегодня в десять-ноль-ноль-на. Дмитрий Антонович будет ждать-на. В другое время не звони-на.
Не успела Соня моргнуть, как пакетик оказался у неё в руках, а парень уже растворился в снежной завесе.
* * *
– Ого… – с восхищением протянула Анька.
– Дурной сон… – откликнулась Соня.
– И чё? Будешь ему звонить?
– Зачем…
Анька неодобрительно глянула на неё, но промолчала. Они вернулись домой – там уже ждал Костик. Вместе поужинали. С некоторых пор Соня научилась неплохо готовить, и Анька с Костиком частенько к ней заворачивали.
Они ушли, а Соня ещё немного поиграла с Вадиком, потом уложила его спать. Переданный ей мобильник так и лежал в коридоре на тумбочке, притягивая мысли – не тронутый, даже не вынутый из пакета. Без пятнадцати десять… без десяти… без одной минуты…
Соня не собиралась звонить Мите. Она просто не знала, что ему теперь говорить. Понимала, что новые разговоры принесут только новые муки – и ей, и ему. В три минуты одиннадцатого телефон заверещал сам – стандартной мелодией «Nokia». Соня взяла его и унесла на кухню, чтобы не разбудить ребёнка. Телефон продолжал надрываться. Она уговаривала себя не отвечать, потерпеть. Но внутренний голос нашёптывал: «Ответь… а то Вадик проснётся… только поэтому…» Просто нажать на отбой Соня не могла, словно оборвёт этим что-то важное, скрытое и дорогое.
Она с самого начала знала, что не выдержит, вот и не выдержала. Взяла трубку, но не могла заставить себя что-либо произнести.
– Привет… – услышала она тихий Митин голос.
– Привет… – выдохнула она.
– Я завтра уезжаю… Рано утром.
Соня молчала – что она могла сказать?
– Почему ты молчишь? Ты… не одна?
– Что ты хочешь услышать?
– Соня!
– Митя, я не одна. Я с Вадиком.
– Сонечка…
– Ты что-то забыл мне сказать – с прошлого раза? Кроме того, что я – последняя дрянь.
– Сонечка, прости меня… Прости, я схожу без тебя с ума! Я не могу уехать, не зная, что у тебя с этим…
– Я помогу тебе уехать спокойно, – усмехнулась Соня. – У меня ничего с ним. Но ты ведь не веришь?
– Я верю! Прости, маленькая моя, девочка моя родная… Ты не знаешь, что я испытал, когда услышал, как вы…
– Знаю, – прервала его Соня, – ещё как знаю.
Было дико жалко его – он не виноват, не виноват… зря она обвиняет его… Это несправедливо… он бессилен что-либо изменить. Но боль от этого слабее не становилась: Митя уезжает – с другой женщиной.
– Соня… Я не буду тебе изменять – никогда… Я дождусь тебя! Если ты ещё любишь меня, если ты моя жена… я пришлю к тебе человека. С билетами и деньгами – как только устроюсь.
– На колу мочало, Митя… – устало сказала она. – Мы это уже обсуждали. Никого присылать не надо. Я никуда не поеду.
– Значит… ты останешься с ним?
– Ты – едешь с Наташей?
Тишина в трубке.
– Чего же ты не отвечаешь? – первая не выдержала Соня.
– Это ничего не значит… я уже объяснял.
– Бесполезный разговор, Мить, мы ходим по кругу. Я твоя жена и помню об этом – не знаю, как долго будешь помнить ты… Но я не буду с тобой на твоих условиях… они даже не твои. Ты выбор сделал. У меня его нет.
Она произнесла это бесцветно, на одной тональности, сама удивляясь своему спокойствию. Наверное, у неё просто не осталось больше сил на эмоции.
– Сонечка…
В его голосе прозвучала такая мука, что она не выдержала:
– Митенька, родной, прости… я всё понимаю… это конец… я тебя не виню… Я люблю тебя и буду любить! Прощай…
Наверное, её страстная речь звучала, как текст из плохой мелодрамы, но ничего более горького и честного она в своей жизни ещё не говорила. Она действительно знала, что это конец. Но Митя не желал сдаваться.
– Соня! Как ты сможешь одна – с ребёнком! На свою зарплату… Соня, я знаю, если ты не поедешь со мной – этот своего добьётся! Он хитрый, упорный! Обложит тебя кругом. Я знаю – он уже выкупает вам квартиру!
– Не нам. Ничего он не добьётся, или ты плохо меня знаешь. Я работаю… Мы справимся.
– Сонечка, обещай хотя бы, что будешь со мной на связи! Я пришлю тебе денег… Послушай, ведь есть Интернет. Анька тебе покажет, я её найду и…
– Митенька, милый, лучше не надо, пожалуйста. Мы станем играть друг у друга на нервах. Будет легче, если ты оставишь нас… в тишине…
– Но мне бы только узнать – как ты…
– Ага… только узнать! Так я долго не выдержу, Мить. Ты успокойся… я с ним не буду. Никогда. Но не мучай меня больше.
– Сонечка, прости мне… вчерашнее… я не буду тебя мучить… но я твой муж! Я имею право…
– Ты считаешься мужем Наташи, – жёстко произнесла она. – А мужа Наташи мне не надо. Мне нужен мой. Я не могу и не буду делить тебя с ней. А она всё равно тебя заполучит… Не для того она так старалась, чтобы опустить руки! Ты сдашься…
– По себе судишь, да? – голос у него стал надрывным. – Вот и я знаю! Что он снова придёт и…
Невыносимо… они круг за кругом проходили всё ту же пытку. Кто-то должен был это закончить. Но положить трубку она не могла: пока в ней звучит Митин голос – они вместе. Скоро и этого не будет.
Но вдруг он произнёс быстро и тихо:
– Я перезвоню, через десять минут.
В трубке раздались гудки. Соня медленно убрала её от уха, а потом…
Словно кто-то руководил её действиями – она делала всё, как под гипнозом. Вырубила телефон – вообще отключила. Потом, дабы избежать нового искушения, вынула из него сим-карту и… сломала её. А потом в ужасе уставилась на маленькую, поломанную картонку.
Она сама не понимала, что натворила, как только решилась?! Слёзы хлынули градом – она сама порвала последнюю нить, лишила себя единственной возможности слышать мужа! Сама толкнула его в пучину, обрекла себя на вечное отчаяние… Лихорадочно, трясущимися руками Соня начала складывать кусочки, бросилась в Анькину комнату – нашла скотч и склеила карточку, хотя знала, что всё бесполезно. Вставила в телефон, включила – разумеется, телефон сеть не поймал. Оставался последний шанс – что Митин номер записан на самом аппарате, а не на «симке». Она вставила свою, пролистала контакты – пусто. Входящих звонков тоже не было.
«Ладно… – успокаивала она себя. – Он помнит мой прежний номер… наверное, помнит. Надо будет – позвонит. Или испугается прослушки? А как слушают мобильники? По номеру? Или просто – ловят? Нужно спросить у Жени… Нет, у него спрашивать нельзя…»
Соня металась по квартире со старым телефоном, ожидая звонка. Митя не звонил. Потом она впала в тёмную апатию. При этом рассудок её словно существовал отдельно от неё, он был чужой и бесчувственный и, пока Соня рыдала, холодно подсказывал, что она всё сделала правильно. Но не до конца. Надо будет сменить и свой номер… от греха подальше.
Соня не знала, куда ей приткнуться, что сделать. Она принесла из комнаты Бориса и уселась с ним на кухне. Лис молчал, и она тоже не находила, что ему сказать. Его мордочка расплывалась у неё перед глазами. Потом Соня почувствовала, как у неё сдавливает сердце – словно кто-то просунул руку внутрь её груди и сжимал, сжимал его, перекрывая дыхание. Это было совсем не похоже на прежние приступы – на этот раз Соню скрутило так, что она испугалась. Пульс стучал уже не в сердце, а в голове. Соня выронила Бориса.
Тело отказывалось выносить боль, но мозги работали превосходно. Как и в прошлый раз, когда уходил Митя, ей дико захотелось умереть. И, как и тогда, она сразу вспомнила Вадика. Только сейчас смерть приблизилась к ней так близко, что стала уже не заветной мечтой, а страшной реальностью. Соня вдруг представила – ярко, как наяву: утром просыпается Вадик, зовёт её, вылезает из кроватки, идёт на кухню и видит… Он толкает её, плачет, не может понять, что с ней.
Соня нащупала свой старый мобильный и впервые в жизни сама себе вызвала скорую.
* * *
Дальнейшее Соня помнила смутно. Кажется, она проползла по коридору, открыла дверь, чтоб в квартиру могли зайти, а потом добралась до Анькиной кровати, сообразив, что приезд врача разбудит и испугает мальчика.
Лежать оказалось не легче – наоборот, давило ещё сильнее. Следовало срочно принять лекарство, но возвращаться и искать его в сумке не было сил. Соня устроилась кое-как полусидя и просто терпела – острую, не снижающую накала боль. Через какое-то время боль немного приотпустила, но от слабости Соня не могла двинуть ни рукой, ни ногой.
Наверное, прошло не менее часа, прежде чем приехала скорая. Соня услышала голоса, шаги в коридоре и крикнула: «Я здесь». В комнату ввалились двое – Соня с удивлением узнала тех самых медбратьев, которых вызывал для неё Митя. Неужели с них всё началось – ими же и закончится?
– Здрасьте! – заявил лысый. – Вот повезло вам, что мы тут рядышком оказались – бабульку едва откачали. Такая метель, везде пробки, могли вообще не дождаться.
– А мы у вас, кстати, уже бывали! – радостно заявил другой, чернявый. – Помнишь? – он обратился к коллеге.
– А то! – подтвердил первый. – Тот самый подъезд – миллион алых роз… Ну, что на этот раз?
– Сердце, – сказала Соня. – Уже легче.
– Как болит? Где?
Соня рассказала.
– И ещё воздуха не хватает… дышать трудно… но это у меня постоянно.
– Сейчас сделаем кардиограммку. О, пульсик-то зашкаливает, – он приложил руку к её запястью. – Вы так и не обследовались?
– Нет…
К Соне прицепили присоски и сняли кардиограмму. Пока лысый занимался расшифровкой, второй сделал Соне укол и уселся рядом с ней на постели.
– Не волнуйтесь… Пока полностью не пройдёт, не уедем, всё равно застрянем. Ну, чего там?
– Сделай ей ещё укол, – лысый произнёс название незнакомого лекарства. – Что там может быть – приступ стенокардии, конечно. Ишемическая болезнь, похоже, у вас начинается, не рановато ли? Наследственность, что ли?
– Не знаю.
– А, ну да, помню-помню. Вы – сирота.
– Ну, а где же ваш заботливый супруг? – поинтересовался чернявый после второго укола.
– Мы расстались.
Медбратья переглянулись.
– Бывает… – неловко произнёс лысый и повернулся к коллеге:
– Что будем делать?
У Сони не проходило ощущение полного дежавю.
– Да в больницу её надо. На обследование, подлечить. Софья Васильевна, слышите, нет? Назначат вам курс лекарств, пока далеко не зашло.
И это уже было, точь-в-точь… вот только спасать её теперь стало некому.
– Я не могу в больницу! Правда, не могу. Мне уже легче, намного! А потом я обследуюсь, обязательно.
– Почему не можете?
– У меня ребёнок, он один останется. Он сейчас спит, в другой комнате.
– И что – совсем некому помочь?
– Некому… – выдохнула Соня. – Новый год, все разъезжаются. Ну, какая больница – там и врачей-то не будет… знаю я… как у вас на праздники.
Опровергать это не стали.
– Ну, а что вы предлагаете? Лекарства-то я вам выпишу. А дальше-то что?
– Слушай, чё мы её уговариваем? – пожал плечами чернявый. – Она и в прошлый раз отказалась, помнится.
– В прошлый раз ладно, а с сердцем шутки плохи, – кивнул лысый. – Мать во сколько у вас померла, говорите? Доиграетесь, будут и вашего пацана чужие люди растить.
Соне вдруг стало страшно – она ведь и правда, не знала, от чего так рано умерла её мать. И что тогда Вадик?
– Я лягу в больницу, правда! Только после праздников. Сестра вернётся, и…
– Ляжете в ближайшие дни, я пишу направление – не позднее четвёртого числа. А на завтра вам ставлю актив – ждите врача. День-то у вас будет рабочий?
– У меня все рабочие… и праздничные тоже.
– Тогда тем более. Ну что – полегчало сейчас?
– Да-да, намного, – честно сказала Соня.
Когда медбратья уехали, ей даже хватило сил подняться и запереть за ними дверь. Соня вернулась в свою комнату, легла и тут же, наверное, под действием лекарства, провалилась в сон. Утром, однако, слабость прибила её к постели – видимо, и пульс, и давление упали после уколов. Она позвонила в интернат и предупредила, что заболела. Бедная Мария Фёдоровна… так мечтала побыть дома с семьёй на праздники!
Вадик, конечно же, в сад не пошёл. Соня объяснила ему, что болеет, и он стал очень заботливым, сам оделся, принёс ей в кровать найденного на кухне Бориса. Потом, следуя Сониным указаниям, достал из холодильника творожок в пластиковом стаканчике, погрел его под горячей водой и съел.
В десятом часу Соня всё-таки встала сварить ему кашу. Как раз в это время пришла врач – как нарочно, дежурила Надькина мать. Поворчав, что её вызвали на дом в канун Нового года, заставили тащиться в такую даль (машины в поликлинике выделяли крайне редко), подниматься по лестнице, с её-то больными ногами, а сами тут расхаживают, она изучила записи медбратьев, выдала Соне бюллетень и велела прийти третьего числа к дежурному врачу за направлением на госпитализацию. Выписку обещала подготовить сама.
Врачиха уже собралась уходить, когда Соня, повинуясь непонятному порыву, окликнула её:
– Как там ваш сын? Ему лучше?
У Надьки Соня об этом спрашивать не решалась. Женщина остановилась на пороге.
– Ногу ему отрезали, – строго сказала она. – Вот тебе и как!
– Ох… И где же он теперь? Вернулся к жене?
– Кому нужны калеки? – зло произнесла мать. – Только маме родной. С мамой родной и живёт.
Она подхватила сумку и ушла, оставив Соню в недоумении – неужто Надька, и правда, пустила брата домой?
Соня позвонила Анюте, рассказала ей о ночном вызове скорой, продиктовала список лекарств, и ещё… попросила купить новую «симку» для телефона. Сестра прибежала через полчаса.
– Нет, ну как же! – с порога начала она. – Сонь, ну так как же теперь – мы же с ребятами договорились… на трёхчасовую…
Голос у неё звучал жалобно.
– Езжай! У меня всё нормально, – успокоила её Соня, – только звони почаще. Когда вы вернётесь?
– Не знаю… а когда надо?
– Четвёртого мне в больницу. Ань, я ложусь на обследование. Я тебе не говорила, но мне давно уже плохо. Что-то с сердцем, тахикардия…
– Да… конечно, приеду… – испуганно заморгала сестра.
– Аня, пожалуйста… Вадика будешь отводить и забирать, только здесь поживите – ладно? Чтоб не менять ему обстановку. Я тебе всё напишу, где, что, чем кормить…
– Да ладно, не дёргайся, справимся. Что он – грудной, что ли? Сонь, мне тут надо шмотки взять. Я пойду, уложу, а?
– Давай…
– Ну, ты как вообще… чувствуешь себя? Лекарства я в коридоре оставила. Может, ещё в магазин сбегать?
– Нормально всё. Продукты есть, сейчас что-нибудь приготовлю… что нам надо вдвоём? Езжай спокойно.
– Ой, знаешь, я тёте Ире тогда позвоню. Пусть она с вами на связи будет.
– Не надо, Ань.
Ирина тесно связана с Женей, а думать о Жене ей совсем не хотелось.
– Да ну, не глупи. А то мне не в кайф будет, если тут чё у вас… Да, кстати… – вспомнила Анька. – А этот-то не звонил? В десять?
– Звонил…
– Ну?! Расскажи! – в глазах у сестры зажглось острое любопытство.
– Аня, не надо, я не могу.
– Ах, вон оно что! То-то тебе поплохело! – разъярилась Анька. – Довёл тебя, гад, да?
– Нет… я сама себя довела.
– А зачем тебе новая «симка»? Боишься, Димкину засветили?
– Купила? Отлично. Слушай, поменяй мне номер в мобильнике – ну, в моём, старом.
– Это ещё зачем?
– Чтобы… чтобы он больше не мог позвонить. Наверное, он и не будет… Но на всякий случай. Чтобы уже не думать.
– А зачем он вообще телефон новый подсунул?
– Да не знаю я, Ань. Надоели мне эти игры.
Соня, которая ещё вчера рыдала, сломав Митину «симку», сейчас чувствовала себя так, словно окаменела. В голове за эту ночь созрело твёрдое решение – пора всё прекращать, или ей долго не продержаться. А Вадику нужна здоровая мать. Соне будет легче ничего не знать и не слышать, оставить всё позади. Правильно это или нет по отношению к Мите – уже не важно, сейчас в ней работал инстинкт самосохранения.
– Ладно… – пожала плечами Анька. – А старую карточку куда девать?
– Убери её куда-нибудь… чтоб я не нашла. Или лучше вообще тот телефон мой старый – выключи. Я не знаю, как они подслушивают – по номеру ли, по трубке…
– Да небось улавливают разговор, подключаются и всё!
– Как – улавливают? Я, Ань, ничего в этом не понимаю. Ты новую карту в новый аппарат вставь… в Митин. Только все контакты перепиши из моего, у тебя это быстрее получится.
– О’кей.
Анька помухлевала над телефоном, записала себе новый номер Сони.
– А его старый номер тебе сохранять? Димона-то? – поинтересовалась она. – Валерия ему мобильник тот передала, как и обещала.
– Зачем, Ань? Во-первых, за ним следят, во-вторых… неужели ты думаешь, я стану ему звонить?
«Когда он будет с Наташей», – мысленно добавила она.
– А как же… Вдруг что понадобится?
– Что – понадобится? Иди, собирайся, Ань. А то опоздаешь.
Сестра покидала в сумку нужные вещи, немного помялась – вроде как ей не хотелось оставлять Соню одну, потом глянула на часы и заторопилась. Соня закрыла за Анькой дверь. Вадик всё это время, казалось, занимался своими делами, а именно слушал кассету с «Лесной азбукой». А сейчас вдруг спросил тихо:
– Мама, а ты что, в больницу уйдёшь?
– Да, детка моя. Но это только после Нового Года. И ненадолго, всего на недельку.
В глазах у мальчика появился ужас. Внезапно он зарыдал – истошно, так, как Соня ещё никогда не видала.
– Что ты? Что ты, моя заинька, ты почему плачешь? Всего какая-то неделька… Ты с тётей Аней будешь…
Соня схватила его в охапку и принялась успокаивать. Прошло минут пять, прежде чем она добилась от него внятного ответа.
– Мама в больницу ушла… и умерла, – всхлипывая, объяснил Вадик. – Деда в больницу ушёл, и уехал… Из больницы не возвраща-а-ются-а-а… И ты не вернё-о-ошься-а-а…
– А я – вернусь! – пообещала Соня. – Я уже лежала в больнице, и вернулась. Не веришь – спроси у Бориса.
* * *
Новый год они встретили с Вадиком тихо. Вместе нарядили маленькую, ещё мамину ёлочку старыми игрушками – новых не заводили принципиально. За пару часов до полуночи Соня приготовила скромный праздничный ужин, который годился для детского желудка, и поставила на стол детское шампанское. Его они с Вадиком и выпили под бой курантов. Потом Соня развлекала мальчика, как могла. Он обнаружил под ёлкой подарок – теперь уже от настоящего Деда Мороза (детсадовского он разоблачил – тот пил горячий чай с пирогом и не растаял). Подарок этот – машина с пультом управления – был заказан заранее. Экономя семейный бюджет, Вадик запретил её покупать, продиктовал Соне письмо на Северный полюс и лично бросил его в почтовый ящик. Так что отвертеться сказочному деду не удалось.
Правда, настроение подпортило то, что мальчик принялся искать ещё и подарок от Мити. Но Соня быстро сориентировалась и подложила под ёлку книжку про путешествие Нильса, которую собиралась подарить на Рождество. Ценой этому стал настоящий восторг ребёнка и постоянно возобновляющийся разговор о Мите – когда он приедет, и какой он хороший. Надо было это выдержать, и Соня выдержала.
Удивительно, но сердце её больше не беспокоило. Даже тахикардия прошла, и она впервые за последнее время задышала нормально – то есть дышала, как здоровый человек, не думая о количестве воздуха в лёгких. Как это объяснить, Соня не знала. Возможно, ей помогла тишина «в эфире» – все каналы, по которым Митя мог выйти на связь, теперь были закрыты. Неизвестность, которая обычно тревожила, сейчас оказалась спасительной. Не любить его она не могла, каждая секунда по-прежнему оставалась наполнена Митей, но никаких фактов из его жизни – как он уехал, с кем отмечает Новый год, рядом ли с ним Наташа – Соня знать не желала. Что он думал, слушая, что «абонент временно не доступен», она тоже старалась не представлять.
В новогоднюю ночь сестра поздравила их сразу же после боя курантов – а дальше, наверное, на даче началось веселье. Это был первый Новый Год без Мары, обычно они встречали его в компании с тётей Ирой и дядей Лёшей. Но Ира так и не позвонила, и Соне стало тяжело на сердце – ещё не было праздника, с которым они не поздравили бы друг друга.
Она немного поколебалась и набрала ей сама. Ирина обрадовалась: оказывается, она не могла прозвониться по старому номеру – Анька забыла своё намерение её предупредить. Они мило, но коротко поговорили, стараясь не задевать опасных тем.
Первого января Соня проснулась поздно, около полудня, да и то – от звонка по мобильнику. Она глянула на экран и мысленно произнесла недобрые слова в адрес Ирины. Сначала Соня не собиралась отвечать, но потом передумала, решив, что лучше поговорить с Женей по телефону, чем принимать в гостях. К тому же – ей очень хотелось кое-что для себя уяснить. Она вышла на кухню и весь разговор смотрела в окно, на пустой, занесённый метелью двор.
– Детка, ты уже проснулась? – послышался его такой домашний, размеренный голос. – С Новым Годом тебя! С новым счастьем…
Соне почудилась насмешка в его последнем пожелании.
– Прости, что не зашёл поздравить – дежурил в новогоднюю ночь.
Она молчала, но это ему не мешало.
– Сонь, а знаешь, почему меня не было всё это время?
– Надеюсь, что знаю, – жёстко сказала Соня. – Решил оставить меня в покое.
– Нет, конечно, – ничуть не смешался он. – Решил дать тебе отдохнуть… Ото всех. Мне показалось, ты здорово на меня рассердилась, хотя я, кажется, ничем тебя не обидел. Ну, ничего, это бывает. Виноват один, достаётся другому… К тому же, я ездил в командировку.
– Калюжные направили?
– Детка, перестань… – терпеливо начал он. – Я тебе уже всё объяснил.
– Ой ли? А может, расскажешь, как ты мучился, когда искал жучки? Забыл, где поставил, да?
Надо отдать Жене должное, если он и был поражён, то длилось это меньше секунды.
– Нет, не забыл. Но я не хотел, чтобы ты думала обо мне плохо. Тем более это без разницы – кто поставил.
– Без разницы? – изумилась Соня. – Женя, ты меня пугаешь.
– Детка, давай, я приду и…
– Нет. Я тебе не открою, разве что взломаешь дверь. Хочешь говорить – говори сейчас. Хотя уже не знаю, надо ли это мне.
– Мне – надо. Хорошо, давай сейчас. А зачем ты сменила номер? Тебя больше никто не слушает, не бойся.
– Может, ты слушаешь, откуда я знаю?
– Аппаратура дорогая, Сонь и геморроя много. Это же время, деньги… Конечно, я на всё для тебя готов, но это уже лишнее – Калюжный-младший уехал со своей женой в Москву.
Помолчав секунду, Женя добавил:
– Это он тебе сказал про прослушку? Он что – опять приходил? Если так, то он просто м…к.
Соня поняла, что всё-таки выдала Митю. Она и хотела что-то придумать, и не могла.
– Значит, я был прав, что он припрётся… – в голосе Жени послышалась угроза.
– Пойдёшь жаловаться Калюжным?
– Чтобы они снова взялись за тебя? Нет, детка, я о тебе думаю, в отличие от твоего козла.
– Он уехал.
– Знаю. Ну, и чего он хотел? Хотя… не буду даже спрашивать – нетрудно догадаться. Одной жены ему мало, да? А я, идиот, думал, он совесть имеет. В чём-то я его понимаю… тебя трудно бросить, Сонь. Но он – всё-таки бросил. Это – факт.
Соня поразилась его догадливости – в принципе, Женя оказался не так уж далёк от истины.
– Скажи… – медленно проговорила она. – Ты записал этот кусок… когда приходил, якобы ради меня – это ведь ты специально? Чтобы отец показал Диме? Классная операция, Жень! Как там теперь говорят? Мой респект! Ты мог снять все жучки, когда угодно, но ты…
Соне надо было понять, до какой степени может предать человек.
– Хорошо ты меня провёл… заставил петь под свою дудку! – добавила она, поморщившись.
– А… так вот он чего прибегал – ревниво стало, – хладнокровно усмехнулся Женя. – Нет, Сонь, кусок я записал ради тебя. Для нас с тобой. А уж кому его показал Калюжный – не моё дело. Снять жучки раньше я не мог – без ведома хозяина. Мне проблемы не нужны, я ходил за разрешением.
– В принципе, мне всё равно… – выдохнула Соня. – Я уже всё про тебя поняла.
– Ты погорячилась, – твёрдо произнёс Женя. – Я всё-таки расскажу. В понедельник, когда твой мальчик отпуск взял, Калюжный меня вызвал, спросил, могу ли я поставить прослушку. Объяснил, что ему надо знать, что там у вас происходит. Но я же не идиот, сразу понял, что это значит… по телефону говорить не буду, даже сейчас. Я уговорил его не ставить видео, мол, это долго и сложно.
– Чего ж так…
– Я не мазохист. И не хотел, чтоб за тобой наблюдали. Пойми – не сделал бы я, сделал бы кто-то другой, а меня бы выкинули из обоймы. Сам поставил – легче снять, верно? Я затягивал, как мог. Говорил, что вы всегда дома. Но он уже начал злиться – пришлось выполнять. Остальное ты знаешь. Я сделал всё, что мог – караулил, передал с Ирой записку. Я действовал только ради тебя.
– Интересно было нас слушать?
– А слушал не я, Сонь. Даже если бы и хотел – не дали бы. Не забывай, у меня и своя работа есть. Когда твой козлик сбежал, Калюжный продолжал тебя пасти. Кстати, я не был уверен, что в квартире не поработал кто-то ещё. Так что я действительно проверял всё заново, а не притворялся.
– Угу… А сцена, когда ты жучки искал, а потом «нашёл» их уже открыто, в эфире – это для кого, не врубаюсь? Не для Калюжных же?
– Нет, для тебя. Ты должна была думать, что я создаю для Калюжных версию, как я узнал о жучках. Ты могла удивиться, под каким предлогом я к ним появлюсь, что скажу, откуда в курсе прослушки… То есть они-то всё знали, но ты…
– Ой, нет, прекрати… Это для меня слишком сложно. У тебя так хитро устроен ум… такой артистический талант… столько талантов, что я их не выдерживаю.
– Я говорю тебе честно. Сейчас ты действительно знаешь всё.
Соня вздохнула – сказать ей было нечего.
– Детка, у меня к тебе разговор, – деловито начал Женя. – Не пугайся, это по поводу квартиры. Я выкупаю у Вовы его часть.
– Я в курсе.
– Правда? Ну и отлично. Потом я оформлю тебе дарение.
– Нет, спасибо.
– Почему?
– Ты знаешь, почему.
– Не веришь в моё бескорыстие?
– Нет, конечно.
– Хорошо. Положим, я не бескорыстен. Я вообще бескорыстных людей не знаю.
– Я знаю. Мама.
– Прекрасная женщина. Если ты помнишь – она мечтала, чтоб мы с тобой…
– Она просто не знала тебя.
– Я слыхал, ты болеешь? – не обращая внимания, продолжал он. – Больничный, небось, копейки. Тебе нужна помощь?
Она даже засмеялась.
– К вопросу о бескорыстии, да, Жень? – спросила она.
– Понимай, как хочешь. И подумай о ребёнке. Как поднимать его одной – а вдруг с тобой что случится?
– Если со мной что случится, последний, кому я доверю Вадика – это тебе. Да он тебе и не нужен.
– Ты его одного оставишь? На сестру твою полагаться нельзя.
– Ничего! Господь позаботится. Доверит это мне – справлюсь. Нет – найдутся другие. А я сделаю всё, чтобы Вадик не жил во лжи. Никогда не жил рядом с тобой!
И она положила трубку.
* * *
Третьего января, как и обещала, вернулась Анька – довольная, но уставшая от активного отдыха. Они с Костиком сразу же притащили вещи к Соне. Самым сложным оказалось уговорить Вадика отпустить маму в больницу. Утром, уходя, она не хотела его будить, но мальчик проснулся сам, точно его толкнули.
Соня подошла к нему попрощаться, поцеловала в обе щеки.
– Я тебе Бориса оставлю, – сказала она. – Ты ему всё говори, пока меня нет, ладно?
Это был первый случай, когда Соня собралась куда-то без своего друга. Вадик кивнул. Но когда она уже стояла в дверях с собранной сумкой, выбежал в коридор босиком, в пижаме. В руках он держал лиса.
– Возьми! – решительно протянул игрушку мальчик. – Я с ним договорился, он тебя обратно, если что, заберёт.
Больница, конечно, условиями не блистала. Соня уже бывала в ней, когда навещала Мару. Мало того, отделение оказалось тем же самым. На платную, предложенную при оформлении, палату Соня не согласилась и очутилась в огромной, крашеной в белый цвет шестиместной «камере» с тремя бабушками, женщиной за сорок и испуганной девушкой, у которой, как потом выяснилось, обнаружили серьёзный порок сердца. Туалет находился на другом конце коридора, душ не работал, лекарства, даже те, что для капельниц, предстояло покупать за свой счёт.
Зато с доктором повезло. Маму тогда вела женщина – резкая и равнодушная. А Соне достался заведующий отделением – симпатичный, смуглый парень лет тридцати пяти, невысокий, подвижный, с умными острыми глазками. Он считался лучшим диагностом в кардиологии, к тому же сразу проникся к Соне симпатией. Впрочем, Илья Сергеевич относился радушно и внимательно ко всем своим пациентам.
Он назначил Соне самое тщательное обследование, расписал лечение, каждый день наблюдал за динамикой. И сразу заявил, что одной недели недостаточно, нужно понаблюдать, как поведут себя препараты. Рождество пришлось провести в больнице. Анька хотела приехать туда вместе с Вадиком, но Соня отказалась – эта встреча означала бы новое болезненное расставание.
Под конец второй недели Соне стало невмоготу, так она скучала по Вадику и переживала за него. Конечно, они каждый день разговаривали по телефону, но когда Соня слышала в трубке его голосок, едва удерживалась от слёз – нервы, и правда, стали совсем никуда. Она рвалась домой, и доктор внял её просьбам.
Соне хотелось как-то его отблагодарить, да и все говорили, что так положено. Накануне выписки Анька привезла ей две тысячи, и Соня смущённо сунула деньги ему в карман. Но доктор широко улыбнулся и тут же вытащил их обратно.
– Вам ещё пригодятся, – сказал он, протягивая купюры, – лекарства-то я не дешёвые назначаю.
Красная от стыда, Соня скомкала деньги в кулак.
– Так вот, – продолжал Илья Сергеевич как ни в чём не бывало, – приедете ко мне через неделю. А потом будет достаточно одного-двух раз в месяц.
Соня удивлённо подняла брови и смущённо выдавила, что у неё недостаточно средств так часто ездить на консультации.
– Недостаточно, а в карманы суёте, – засмеялся доктор.
– Успокойтесь, Софья Васильевна, я своих пациентов не бросаю. Это вы в платной клинике за каждый плевок заплатите, а я, слава Богу, клятву Гиппократа давал. Случай у вас, скажем, довольно типичный. Наследственность наследственностью, а нервный стресс налицо. Не будет стресса – и сердечко не станет шалить. С тахикардией – тут посложнее, а главное – берегите психику, у вас всё отсюда растет, – и доктор показал ей на голову. – Ничего, назначим препараты. Посмотрим на их фоне, что будет. Не пойдут – подберём другие. Хорошо, что давление у вас в норме, организм молодой. Думаю, всё будет в порядке.
Соня смотрела на него с изумлением – за всю жизнь она таких врачей ещё не видала. Возможно, ей просто не везло прежде, но Илья Сергеевич, и правда, считался здесь уникумом.
Выписывали её в субботу – он как раз дежурил. Она запретила Аньке себя встречать, но когда спустилась по лестнице со всеми своими пакетами, то сразу же увидела в вестибюле сестру, причём вместе с Костиком.
Испугавшись, Соня уронила сумки:
– Вы что? А Вадик где?
– Ну, во-первых, привет! – деловито заявила Анька, пока её друг подбирал Сонины вещи. – Чё ты сразу психуешь? Вадик дома, с тёть Ирой, она помочь приехала. Забыла – сегодня маме полгода?
– Я помню… и как он с ней остался?
– Спокойно. Да вообще пацан в ажуре! Тебе лишь бы к юбке его прицепить.
Эта фраза Соню встревожила. Но Вадик, и правда, оказался в порядке. Правда, целая гора его колготок валялась в ванной – похоже, Анька стирала только две последние пары. Комната была завалена игрушками («А чего убирать – всё равно опять раскидает», – пояснила сестра), плита – надёжно и, похоже, давно залита чем-то коричневым, а шкаф с крупами полон растворимыми пакетиками с импортной кашей. Но в остальном – всё было нормально.
Соня боялась, что Вадик от неё отвык, но он бросился к ней, вцепился и не отпускал, пока у неё не заболела шея. И потом не отходил ни на шаг, как бы невзначай, в подтверждение Анькиных слов про юбку, удерживая Соню то за рукав, то за краешек блузки, словно мама может внезапно исчезнуть. Борису он тоже обрадовался. Правду сказать, из тумбочки Соня его так ни разу и не вынула – сказались детские страхи. Но одно присутствие друга внушало спокойствие и уверенность.
Ирина уже всё приготовила – осталось только накрыть на стол. Решив не припоминать ей обмана с запиской и переданного Жене телефонного номера, Соня сердечно её поприветствовала. Они сели, помянули Мару, поговорили о ней.
– Папаша-то так и не явился, – сказала Анька. – Стыдно, небось, в глаза смотреть.
– Что там с квартирой? – вспомнила Соня, внутренне морщась.
Пока она лежала в больнице, сестра, следуя молчаливому уговору, не тревожила её новостями. Однако проблемы, пока Соня пыталась о них забыть, никуда не исчезли.
– Да ничего… Одна третья теперь принадлежит Жене. Они с папашей уже всё оформили, – Анька как-то странно глянула на Ирину.
– И что он собирается делать? – Соня тоже бросила на гостью невольный взгляд.
– Пропьёт небось всё, – презрительно хмыкнула Анька. – Или Жанночке на холсты всё пойдёт, а может…
– Я не про Вову, – раздражённо перебила Соня. – Плевать я на него хотела.
– Сонечка, – решительно начала Ирина. – Знаешь, Женя очень рвался к тебе в больницу, навестить… но мы решили, что не надо пока тебя волновать.
– Правильно сделали.
– Ты же понимаешь – он потратил такие деньги… только ради тебя, – продолжала Ирина.
– Тёть Ир! – обрубила её Соня. – Я спросила, что он собирается делать? Мы должны что-то решить.
– Да не будет он к вам заселяться, он только хотел помочь!
– Спасибо. Вместо одного чужого человека, – Соня сделала напор на слове «чужой», – в квартире теперь числится другой.
– Это ведь только от тебя зависит, – мягко сказала Ирина, – чужой это будет человек или нет.
– Если он захочет въехать… – медленно произнесла Соня, – мы в тот же день уедем к Вадику. И будем продавать свою долю, да, Ань?
Она в упор посмотрела на Аньку. Та огорчённо кивнула, не глядя сестре в глаза.
Ира прикусила губу и увела разговор в сторону. Снова вспомнили Мару и в который раз заговорили о маминой шубе.
То есть мех принадлежал Соне – Мара привезла его из Греции. Вещь эта давно стала притчей во языцех. Это был единственный случай, когда мать ездила за границу, притом – настоящая авантюра, на которую её подбила коллега, вернувшаяся из шоп-тура. Суть состояла в том, чтобы посетить страну и за одни сутки приобрести там шубу. Поездка считалась бесплатной, точнее, стоила восемьсот долларов, которые следовало взять с собой и купить на них меховое изделие. Если шуба не покупалась – и отель, и дорога оплачивались уже клиентом.
Соня посадила горло, уговаривая мать не заниматься чепухой. Убеждала, что лучше бы Мара поехала за эти, собранные за долгое время деньги, просто отдохнуть – хотя бы и в ту же Грецию. Уму непостижимо – впервые в жизни побывать в незнакомой, прекрасной стране и потратить всё время – на что? На рытьё в мехах! Но – бесполезно. Мара, как и прежде, поставила цель: одеть девочку, только теперь, вместо пихора, в шикарную норку. Соне исполнилось тогда двадцать восемь, Аньке – девятнадцать. Сестра против идеи не возражала, но требовала, чтобы шуба досталась ей. Но мать заявила: «Тебе – потом. А в Сонином возрасте пора иметь приличную вещь!»
Поездка состоялась, и шуба была привезена. Кто хорошо знал Мару, легко мог догадаться, что носить эту шубу будет невозможно. Соня не сомневалась: кто-то дал матери «хороший» совет при покупке, и в итоге заветным изделием стала тонкая стриженая норка белоснежного окраса – ровно до талии. Видимо, восьмиста баксов хватило только на фасон, а на мех не осталось. Модель сама по себе была ультрамодная. Носить её можно было только тому, кто ездит в собственном лимузине, а по улице делает пару шагов, чтобы дойти от авто до клуба. Вот, к примеру, новой Митиной жене она пришлась бы как раз кстати. Аньке вещица уже тогда не подходила по росту, а то, может, и выпендрилась бы где. Ну а для Сони толку в такой шубе не было никакого: зимой в ней не получилось бы пройти и пяти минут – отмёрзла бы задница; осенью, под дождём – и того хуже.
Короче, шубу, чтобы не огорчать Мару и не мозолить глаза Соне, злой и расстроенной, убрали в шкаф – со всеми мерами предосторожности от моли. «А вдруг когда наденешь? – мечтала мать. – Например, если свадьба будет зимой…»
– Тёть Ир… Помогите продать мамину шубу! – в очередной раз попросила Соня. – Деньги очень нужны.
– Азнаешь… Пожалуй, попробую, – Ира, которая обычно открещивалась от «мехового» вопроса, неожиданно согласилась. – Я теперь на сайте зарегистрировалась, «Моё рукоделие». Там с одной дамочкой познакомилась на теме вязания – она такая модница! Правда, уже в годах. Но у неё дочка есть – твоя ровесница, журналистка. Может, ей подойдёт?
– Хорошо бы! – загорелась Соня. – Вы им дайте мой телефон, ладно?
Ирина ушла, Анька с Костиком тоже засобирались.
– Ой, как же мы по своей квартирке соскучились, да, Кость? – проворковала Анюта. – У Соньки всегда такой бардак…
– Ага… – кивнул пофигист-Костик.
– Ну-ка, стоп, – преградила ей путь Соня. – Чего ты там глазки прятала?
– Когда?
– Когда про Женю заговорили.
– Не знаю… Тебе показалось.
– Дядя Женя мне «киндер» принёс, – неожиданно заявил Вадик, который стоял тут же, ухватившись за Сонины брюки. – Но игрушки там не было, только пазлы. Мамочка, я шоколад не ел!
– Та-ак… – угрожающе протянула Соня. – За моей спиной… ты…
– Сонь, подожди! – взмолилась Анька. – Ну, что он тебе плохого-то сделал?
– Что плохого… что? – не выдержала Соня. – Ты понимаешь, что он во всём этом участвовал? В моей травле! Твой папаша, квартира – его рук дело! Он ставил прослушку! Он показал Диме запись, где сам же ко мне пристаёт! Он…
Она даже задохнулась от возмущения.
– Сонечка, успокойся, тебе нельзя… – испугалась Анька. – Давай я тебе капелек накапаю…
– Не надо мне твоих капелек. Предатель ты, Аня!
– Да откуда мне… Сонь! Не может этого быть! Женя – он не такой…
– Ах, не может… – Соня вскочила и забегала по комнате. – А ты его спроси – он и не скрывает!
Вадик, не успевая за ней, отцепился от брюк и только мотал головой, следя за её передвижениями. А потом заревел.
– Мама-а-а… я не ел шоколад… правда… – взвыл он.
Из этого Соня поняла, что шоколадка тоже была съедена, причем не одна.
– Ты ни в чём не виноват, – опомнилась она и прижала его к себе. – Не плачь, маленький… Аня, давай быстро рассказывай. Как здесь оказался Женя?
– Да не специально! Просто… Просто нам с Костиком надо было… по делу.
– На дискотеку?
– Ну…
– Дальше! Сколько раз вы отлучались?
– Ну… три… А Ира согласилась забрать Вадика. Откуда я знала, что Женя придёт? Он только один раз был, честно. Или два… Просто Ира в тот день не успевала в садик, вот и попросила его.
– А кто… кто же ему ребёнка отдал? – вытаращила глаза Соня.
– Танечка твоя и отдала. Она же его видела раньше.
– Отлично! – Соня плюхнулась в кресло. – Спасибо тебе! Пойми, наконец! Я не хочу, не могу быть ему обязанной! Ни в чём!
– Да один только раз… – бормотала сестра.
– Ладно, всё! Идите… – Соня рассерженно отвернулась.
– Сонечка, ты как себя чувствуешь? – подобострастно спросила Анька.
– Прекрасно!
Та ещё помялась у самых дверей, а потом решительно начала.
– А ещё… Ты только не нервничай, ладно?
– Ох… ну чего там ещё? Поправишься тут с вами!
– Димон звонил, – тихо и быстро проговорила сестра.
Наступила тишина. Соня смотрела на свои руки – они задрожали против её воли.
– Чё ты молчишь?.. – боязливо начала Анька.
Костик, вздохнув, снова разулся и отправился на кухню – подальше от зоны возгорания.
– Что он сказал?
– Мол, дозвониться не может, не знает, что с тобой. Знаешь, ему мой номер Валерия дала… небось, старый свой телефон выкинул, а наизусть, конечно, не помнил… кто я ему такая… – скривилась Анька.
– Валерия? – удивилась Соня.
– Ага… Причём сначала у меня спросила. Говорит, ни к чему это, конечно, но парень, видишь ли, дёргается, чтобы глупостей не натворил…
– Короче. Чего он хотел?
– Да ничего… Мы очень коротко поговорили – это было на Новый год ещё. Он спросил, что у тебя с телефонами. Я сказала, что ты сама отключилась. Он начал про Женю нести ахинею. Я его отрубила. Вот и всё. Я тебе не говорила перед больницей, чтобы ты не волновалась. А второй раз…
– Что, был ещё и второй?
– Да… Он ко мне в аську стучался… чес-слово, Сонь, он меня сам нашёл. Я с ним один только раз початилась, написала, что ты в больнице, но жива-здорова. Ну, ты же тогда говорила, что его заставили, что он… В общем, он плакался, что приехать не может, что отец вдруг узнает… а там, мол, работа. Допрашивал, что с тобой – с ножом к горлу пристал. Я сказала, что ты просто обследуешься. Он и успокоился. По-моему, ему главное, чтобы Женя к тебе не вернулся. А что с тобой – ему начихать!
– Замечательно. Ань, ты просто самая верная сестрёнка на свете! – у Сони не находилось слов. – Незачем ему знать обо мне! И… я не могу, понимаешь?
– Больше не будешь! Честно! Я его в чёрный список отправила, – Анька насупилась.
– С чего это вдруг?
– Пошли, покажу, – сестра решительно рванула в свою комнату, потянула за собой Соню и включила компьютер. – Вот, смотри…
Анька открыла Интернет и зашла на сайт «Одноклассники». Потом быстро набрала в поисковике: Дмитрий Калюжный, двадцать четыре года, название города. Сайт предложил всего один вариант, и Соня впилась глазами в главную фотографию на открывшейся страничке – на ней Митя казался совсем юным, видимо, снимался ещё в институте. Дальше шли перечисления – где он учился, школа, ВУЗ, работа, друзья, а ещё ниже – фотоальбом.
Соня уже всё поняла. Митя разместил здесь свадебные фотографии. На одной из них он держал на руках Наташу, оба смотрели в объектив – вид у жениха был вполне довольным. Что бы там не говорила Валерия, обнимал он молоденькую невесту вовсе не как свою бабушку, а нежно и страстно. Выглядела она очень привлекательно, пара вообще получилась красивой. Кстати, Соня угадала – декольте у Наташи оказалось совсем вызывающим. А само платье – просто шикарным, как у принцессы.
На другом снимке – жених и невеста смотрели друг на друга в лучах заката. Очень проникновенно смотрели. На третьем… В общем, одна фотка – лучше другой. Пару фотографий молодые сделали уже в Москве, после свадьбы. Гуляли, взявшись за руки, в парке, стояли возле до боли знакомой машины. Вид у Мити был вполне счастливый.
Соня не выдержала и отвернулась.
– Подожди, – Анька, наверное, решила её доконать. – Вот, гляди, надпись, под этой, где на руках её тащит: «С моей самой любимой и родной – и пусть так будет всегда!» Вот так вот, Сонь… А зарегистрировался-то на сайте недавно, в январе. И поспешил выложить своё счастье! Вот и забудь теперь думать о нём, слышишь?! Эх, зря я ему, козлу, тогда не устроила… Довёл тебя до больницы – и умотал… рожа, бл…, довольная…
«Я больше не отпущу тебя – ни в больницу, ни на Луну», – неожиданно вспомнила Соня. Такой измены, столь скорой, откровенной и наглой, она не ждала. Это была не мерзкая физическая связь, а гораздо страшнее. Женя оказался прав. Эгоизм, ложь, желание иметь всё и сразу – вот что двигало Митей. А вовсе не любовь к Соне, не желание её защитить…
Лучше бы ей никогда этого не видеть!
Если до этого душа кровоточила, то теперь её изодрали в клочья. Не осталось ни одного воспоминания, к которому Соня могла прикоснуться без боли, без ощущения, что её предали, выкинули и растоптали. Но… из прежней раны словно вытащили постоянно бередящее её оружие. И оставили одну пустоту.
Анька тревожно взирала на неё, ожидая истерики или нового сердечного приступа.
– Закрой, – неожиданно спокойно сказала Соня. – Мне всё равно. «Пусть так будет всегда», раз ему хочется. Мне даже легче стало… правда. Намного легче.