Любовь Александровна ГАЛАНЧИКОВА . В свое время я спросил старого летчика, испытавшего себя в самых разных амплуа, вплоть до солиста Большого театра, может ли он мне рассказать что-нибудь о Любови Галанчиковой. Он прищурился и поинтересовался: «А что вам говорит имя Молли Море?» «Первый раз слышу», — признался я. «Так вот, к вашему сведению, это был сценический псевдоним Галанчиковой, она ведь поначалу была певицей, пользовалась успехом и популярностью. А потом слетала с Ефимовым и — все!» Но чтобы стать профессиональным пилотом, закончить школу Первого российского товарищества воздухоплавания «Гамаюн» и получить диплом пилота-авиатора № 56 оказалось мало.
Чтобы даме летать, ей нужен собственный аэроплан, такие в ту пору были порядки. Ей повезло: один из весьма богатых почитателей таланта певицы обещал выполнить любую ее просьбу. Она ответила: «Хочу аэроплан». И получила.
Так с афиш исчезло имя Молли Море и появилось подлинное имя Любови Галанчиковой. Ее публичные полеты пользовались колоссальным успехом. Народ подкидывал в воздух шляпы, шапки, палки, зонтики, выражая таким способом свои чувства. К сожалению, восторги публики добром не кончились — одна из палок попала в винт «Фармана», когда Галанчикова заходила на посадку. Аппарат рухнул. Пилот получила сотрясение мозга и массу ушибов.
Поправившись, она вновь стала летать.
На Корпусном аэродроме в Петербурге Любовь Александровна познакомилась с Антони Фоккером, авиатором и предпринимателем. Он пригласил ее в Берлин. Там в ноябре 1912 года, во время международных авиационных состязаний, она установила рекорд высоты для женщин — 2200 метров. И Фоккер предложил ей поработать в его фирме. Рекламируя самолеты «Фоккер», она облетала всю Европу…
Самолет «Спинн» А. Фоккера.
Пришло время обустроить личную жизнь. И Галанчикова вышла замуж. Жила в Москве. Во время революции вместе с мужем уехала во Францию. Овдовев, перебралась в Америку. Работала на автомобильном заводе, была водителем такси. Увы, жизнь этой выдающейся женщины стремительно шла под откос. Скончалась она в семьдесят два года на чужбине, в печальном одиночестве.