Прошло шесть дней послѣ возвращенія барона Шиллинга изъ Берлина. Въ нижнемъ этажѣ дома съ колоннами все какъ бы просвѣтлѣло, съ тѣхъ поръ какъ оттуда былъ изгнанъ коварный демонъ болѣзни. Маленькій Іозе уже два раза оставался по нѣскольку часовъ на открытомъ воздухѣ, и хотя въ салонѣ сидѣлъ въ своей колясочкѣ, но въ постели днемъ уже не лежалъ. Члены мальчика начинали крѣпнуть; онъ снова заставлялъ маршировать своихъ оловянныхъ солдатиковъ, и вѣрный товарищъ его игръ Пиратъ допускался уже въ салонъ.

Іозе постоянно пилъ молоко изъ кубка, подареннаго ему „бабушкой“. Съ появленіемъ этого драгоцѣннаго подарка въ домѣ Шиллинга воцарилось полное ожиданій торжественное настроеніе и невыразимое напряженіе во всѣхъ, знавшихъ о таинственной цѣли прибытія сюда дѣтей.

Третьяго дня тотчасъ же послѣ посѣщенія маіорши донна Мерседесъ пришла взглянуть на мальчика. Она такъ же, какъ и Якъ, видѣла еще изъ аллеи, что какая-то черная фигура проскользнула въ садовую калитку. Почти въ ту же минуту пришелъ изъ мастерской баронъ Шиллингъ, и они оба вмѣстѣ выслушали оживленный разсказъ мальчика.

Баронъ Шиллингъ поблѣднѣлъ; онъ низко наклонился къ мальчику, потомъ, выпрямившись, сказалъ холодно слегка дрожащимъ голосомъ доннѣ Мерседесъ: „развязка близка, вы будете освобождены отъ вашего требующаго столькихъ жертвъ порученія скорѣе, чѣмъ можно было предполагать и надѣяться“.

Послѣ короткаго совѣщанія было рѣшено, что изъ дома Шиллинга не будетъ сдѣлано ни одного шага къ ускоренію сближенія, такъ какъ таинственные поступки маіорши ясно указывали на то, что она дѣйствуетъ за спиной брата, и потому не слѣдовало несвоевременной предупредительностью мѣшать ея планамъ.

Съ тѣхъ поръ донна Мерседесъ не разговаривала болѣе съ хозяиномъ шиллингова дома. Она видала его иногда прохаживающимся въ саду около мастерской, когда выходила въ садъ подышать чистымъ воздухомъ, но тогда она тотчасъ же возвращалась въ комнату, не обращая вниманія на то, замѣчаетъ онъ или нѣтъ, что она избѣгаетъ его. Ей все казалось, что она не довольно скоро удаляется отъ него, и при мысли, что его взоръ преслѣдуетъ ее, она внутренно содрагалась… На родинѣ она привыкла, не долго думая, поворачиваться спиной къ людямъ, которые ей чѣмъ-нибудь не нравились, и льстецы увѣряли ее, что она это дѣлала съ необыкновенно величественной граціей. И теперь въ ней кипѣло негодованіе, но его перевѣшивало удручающее убѣжденіе, что она со своимъ прославленнымъ умомъ, красотой и энергіей не можетъ равняться съ человѣкомъ, который, будучи однажды оскорбленъ, упорно и съ величайшей холодностью уклонялся отъ нея.

Къ ея величайшей досадѣ какое-то безотчетное чувство страха заставляло удаляться отъ него; это была непреодолимая боязнь его голоса, его взгляда, боязнь за себя, что передъ его сдержанностью она потеряетъ самообладаніе и снова потерпитъ пораженіе.

Онъ не приближался къ дому съ колоннами; уходилъ или уѣзжалъ верхомъ всегда черезъ садовую калитку. Онъ держалъ слово: фрейлейнъ фонъ Ридтъ все еще гостила въ бель-этажѣ; она управляла всѣмъ домомъ и ухаживала за баронессой, которая была больна. Иногда нѣсколько разъ въ день бѣгали за докторомъ. Тотъ приходилъ большею частью съ недовольнымъ лицомъ, хотя довольно скоро и вслѣдъ за тѣмъ въ открытыя окна слышенъ былъ его строгій серьезный голосъ среди крикливыхъ возгласовъ больной… Иногда онъ принужденъ былъ брать на себя роль посредника: онъ отправлялся въ мастерскую, но возвращался постоянно безъ барона къ тайному удовольствію прислуги, которая уже давно знала, какое это имѣло отношеніе къ припадкамъ баронессы.

Между тѣмъ, именно на другой день по возвращеніи барона изъ Берлина, пришло письмо доннѣ Мерседесъ отъ Люсили, письмо полное брани и дерзости, въ которомъ она рѣшительно и настойчиво требовала, чтобы ей отдали ея маленькую дочь.

Немедленно послѣдовалъ такой же рѣшительный отвѣтъ, что ребенокъ останется въ рукахъ тѣхъ, кому онъ порученъ и что она можетъ завести процессъ.

Восхитительное маленькое созданіе, изъ за котораго грозила разгорѣться ожесточенная борьба, между тѣмъ беззаботно и весело играло въ домѣ и въ саду. Паула иногда требовала маму, но нѣжная любовь и заботливость, которыми ее окружили, не давали малюткѣ тосковать о матери, которая то душила своихъ дѣтей горячими ласками, то вслѣдствіе дурного расположенія духа бранила и гнала ихъ отъ себя.

Черная Дебора ни на минуту не покидала свое „ненаглядное дитятко“ ни днемъ, ни ночью. Такъ и сегодня она сидѣла съ вязаньемъ на своемъ любимомъ мѣстѣ въ тѣни сосенъ, между тѣмъ какъ Паула возила кукольную колясочку по пересѣкающей лужайку дорожкѣ, которая вся была видна Деборѣ съ ея мѣста.

Было прекрасное тихое утро. Пиратъ, который, къ великой досадѣ негритянки обыкновенно лаялъ безъ умолку, былъ взятъ въ домъ къ Іозе; въ мастерской не слышно было ни малѣйшаго движенія, – баронъ Шиллингъ уѣхалъ верхомъ. Въ саду царствовала торжественная тишина; слышалось только щебетанье птицъ въ густыхъ вѣтвяхъ и шелестъ листьевъ и вѣтвей отъ легкаго утренняго вѣтерка… Иногда раздавались по ту сторону стѣны шаги или скрипъ нагруженной, медленно проѣзжавшей по пустынной улицѣ телѣги. Вдругъ какой то легкій быстро подъѣхавшій экипажъ остановился у калитки. Дебора слышала это, но не обратила вниманія,- она спустила петли и усердно старалась поднять ихъ.

Поэтому она не замѣтила, что калитка тихо отворилась. Женщина въ круглой шляпѣ и длинномъ темномъ пальто крадучись вошла въ садъ, a другая нѣжная, элегантная дама съ закрытымъ вуалью лицемъ остановилась на порогѣ отворенной калитки и смотрѣла съ очевиднымъ напряженіемъ. За этой дамой виднѣлся стройный молодой человѣкъ въ блестящемъ цилиндрѣ и зеленыхъ перчаткахъ; онъ почтительно стоялъ позади дамы шагахъ въ двухъ, но съ любопытствомъ заглядывалъ черезъ ея плечо въ сосновый лѣсокъ, вытягивая свою длинную шею.

Вошедшая бросила кругомъ пытливый взоръ и потомъ, какъ хищная птица, но совершенно безшумно, бросилась черезъ лужайку прямо къ Паулѣ. Въ эту минуту спущенныя петли были подняты, и негритянка съ глубокимъ вздохомъ облегченія подняла глаза, которые широко раскрылись отъ изумленія и испуга. Какая-то женщина схватила ея „ненаглядное дитятко“, которое сидѣло спиной къ калиткѣ и, ничего не подозрѣвая устраивало въ колясочкѣ постельку куклѣ, – эта точно съ неба свалившаяся женщина была Минна, горничная маленькой госпожи.

Съ быстротой молніи подняла она ребенка съ земли и сказала ему что-то на ухо.

– Ахъ, къ мамѣ! – вскричала малютка и обвила рученками шею горничной, которая лѣвой рукой закрыла ротъ малютки, но было уже поздно.

Дебора вскочила съ дикимъ крикомъ, отбросила вязанье и, растопыривъ руки, бросилась наперерѣзъ быстро бѣжавшей къ выходу женщинѣ.

– Помогите! Якъ, на помощь! Они хотятъ украсть у насъ ребенка! – кричала она на весь садъ.

Горничная свободной лѣвой рукой съ силой оттолкнула ее, стараясь устранить съ дороги; въ то же время мужчина схватилъ негритянку сзади за плечи, острые ногти впились въ ея обнаженную руку, какъ когти хищнаго звѣря, между тѣмъ какъ ротъ былъ закрытъ одуряюще надушенымъ платкомъ.

– Замолчишь ли ты, глупое созданье? – со злобой проворчала Люсиль, – это она впилась ногтями въ руку няньки, и, плотно прижавшись къ ней своимъ нѣжнымъ гибкимъ тѣломъ, старалась заткнуть ей ротъ. – Неужели вы здѣсь, въ шиллинговомъ домѣ думаете, что я буду съ терпѣніемъ агнца ждать, когда господамъ юристамъ угодно будетъ признать мои права?

Она бросила быстрый взглядъ на калитку и увидѣла, что Минна съ ребенкомъ вышла изъ сада. Она тотчасъ же освободила негритянку и выбѣжала на улицу; господинъ въ цилиндрѣ посдѣдовалъ за ней. Теперь ужъ не Дебора испустила громкій крикъ испуга, ярости и гнѣва, – онъ раздался съ улицы.

Между калиткой и стоявшимъ на улицѣ экипажемъ появилась, какъ будто выросла изъ земли, высокая сильная женщина съ блѣднымъ лицомъ и стиснутыми губами. Еще одежда ея и волосы на лбу развивались отъ скораго бѣга. Быстрымъ движеніемъ вырвала она дѣвочку изъ рукъ горничной и сильными руками держала ее, поднявъ высоко надъ головой, такъ что Люсиль вскрикнула отъ ужаса.

– Похищеніе ребенка среди бѣлаго дня! – грозно вскричала она сильнымъ груднымъ голосомъ. Она оттолкнула горничную, пытавшуюся броситься на нее, почти къ самому экипажу, вошла въ садъ и отдала раскричавшагося ребенка на руки подоспѣвшей Деборѣ. Потомъ повернулась лицомъ къ стоящимъ на улицѣ и стояла неподвижно, какъ стѣна, прикрывая отступленіе няньки. Ея полная фигура совершенно заслоняла проходъ.

Все это было дѣломъ одной секунды.

Эти двѣ женщины уже стояли однажды другъ противъ друга, одна стройная, какъ сильфида, роскошно одѣтая, съ лицомъ, закрытымъ вуалью, и съ дорогими браслетами на рукахъ, блестѣвшими при скудномъ ламповомъ освѣщеніи, другая – величественная, въ кухонномъ фартукѣ, съ діадемой изъ своихъ волосъ и съ проклятіями на устахъ… Это было нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ просторной мрачной передней монастырскаго помѣстья.

Теперь молодая женщина быстро откинула вуаль съ лица, и ея зеленоватые глаза метали искры.

– Вы сейчасъ же сойдете съ дороги, мадамъ, – сказала она дрожащимъ отъ ярости голосомъ. Она топала своей маленькой ножкой и подняла руки, чтобы отстранить женщину и самой проскользнуть въ садъ.

– He дотрогивайтесь до меня, – не совѣтую вамъ этого! – возразила маіорша, не двигаясь съ мѣста, холодно смотря на страстную жестикуляцію изящныхъ ручекъ.

– Ахъ, вы можетъ быть хотите меня уничтожить своими большими грубыми кухонными руками? – дерзко разсмѣялась маленькая женщина. – Я не труслива, какъ вамъ извѣстно! Я уже дала вамъ однажды этими самыми пальцами, которые вы не считаете достойными прикосновенія къ вашей священной особѣ, такой щелчокъ, какого вы не забудете всю жизнь.

Сжатыя губы маіорши скривились отъ гнѣвнаго раздраженія.

– Вы не имѣете основанія торжествовать, – мои предсказанія сбылись, – сказала она сквозь зубы, бросивъ насмѣшливый взглядъ на франта, который, стоя у открытой дверцы кареты, имѣлъ такое воинственно мрачное лицо, какъ будто хотѣлъ пронзить противницу своей дамы. Люсиль мелькомъ взглянула черезъ плечо.

– Ба, это мой секретарь! – сказала она и отвернулась отъ него, чтобы снова попытаться проникнуть въ садъ. Тревожные крики Деборы о помощи раздавались уже вдали, очевидно, она приближалась къ дому. Но разстояніе все-таки было еще довольно велико и еще можно было ее догнать.

– Боже мой, да не стойте вы тамъ такъ глупо и безъ толку, Форстеръ! – закричала Люсиль секретарю, снова топая ногой. – Ну бѣгите же туда!

Секретарь однимъ прыжкомъ очутился подлѣ маіорши и вызывающе надвинулъ на лобъ цилиндръ.

– Мадамъ…

– Я маіорша Люціанъ, милостивый государь, если вамъ угодно узнать мою фамилію, и въ садъ я васъ не пущу, будьте покойны, – рѣшительно сказала она, стоя, какъ приросшая, на каменномъ порогѣ калитки. Она подняла только правую руку, чтобы оттолкнуть бросившуюся на нее Люсиль, какъ докучливое насѣкомое.

Маленькая женщина упала на руки своей горничной. Она была внѣ себя и хохотала насмѣшливо и громко, какъ вакханка.

– Чего же вы церемонитесь, Форстеръ! Женщина въ синемъ фартукѣ, которая стоитъ въ калиткѣ, точно ангелъ съ пламеннымъ мечемъ у дверей рая, дѣйствительно жена маіора Люціана, мужичка изъ монастырскаго помѣстья, торгующая масломъ и яйцами, фурія, прогнавшая и мужа, и сына за океанъ… Fi donc, madame, постыдитесь гнусной роли, которую вы разыгрываете! Но вѣдь это не удивительно, это только слѣдствіе вашего ужаснаго характера, что вы мѣшаете матери овладѣть ея ребенкомъ и ея неоспоримыя права…

– He очень то неоспоримы, думается мнѣ, если приходится похищать ребенка, – прервала ее маіорша охрипшимъ голосомъ, между тѣмъ какъ по всему ея тѣлу пробѣгала нервная дрожь. Тѣмъ не менѣе она спокойно повернула голову и посмотрѣла въ садъ, гдѣ теперь раздавались мужскіе голоса. Дебора не звала больше на помощь; со всѣхъ сторонъ сбѣгались люди и по гравію дорожки слышались быстрые, приближавшіеся къ калиткѣ шаги.

Услышавъ это, Люсиль вздрогнула и эластично прыгнула на подножку кареты.

– Силы небесныя! Вотъ такъ исторія – является цѣлая шайка сыщиковъ, – вскричала она сердито. – На этотъ разъ дѣло проиграно, благодаря вашему вмѣшательству, любезная свекровушка!… Одному Богу извѣстно, что заставило васъ выползти изъ вашей ужасной лягушечьей норы на свѣтъ Божій! Я не буду ломать надъ этимъ голову, но я увѣрена, что это не была любовь! Ну на этотъ разъ зло побѣдило, пользуйтесь на здоровье, почтенная женщина. Въ другой разъ посмѣюсь я!

И сдѣлавъ съ неподражаемымъ комизмомъ насмѣшливый поклонъ, прыгнула въ карету и развалилась на подушкахъ.

– Впередъ! – приказала она громко и повелительно.

Лошади рванули, и несчастный секретарь, только что ступившій вслѣдъ за горничной на подножку, съ розмаху упалъ на переднее сидѣнье.