Я видел о заднего сиденья «олдсмобиля», как рука водителя в белых перчатках повернули руль и машина выехала с Ван-Бюрен на Центральную авеню. Отражающиеся в окнах банка яркие лучи осеннего солнца слепили. Здание банка казалось таким же неприступным, как отвесные утесы в пустынных каньонах.

Банни сидел рядом и равнодушно жевал резинку. Кисти его огромных рук лежали на коленях. Лицо водителя было бледным, но он четко, без колебаний подъехал к банку.

Все молчали. Я открыл дверцу и вышел на тротуар. Банни последовал за мной. Его темные зеркальные очки и яркие соломенные волосы сверкали на солнце. Под двухнедельной бородкой был почти незаметен широкий белый шрам, пересекающий горло. Огромные часы над входом в банк показывали без пяти три. Столбик ртути на термометре достиг тридцати двух градусов. На противоположной стороне улицы стоял мужчина в рубашке с короткими рукавами и лениво ковырял в зубах.

Мы вошли в банк через огромные стеклянные двери. Мой рост около шести футов, но Банни выше меня на добрых шесть дюймов. Левой рукой он держал скатанный парусиновый мешок. После уличной жарищи и духоты в фойе банка почудилось, что обдало могильным холодом и потное тело вот-вот обледенеет. Банни опередил меня и пошел налево. Я свернул направо. В зале стояли два вооруженных охранника.

Я подошел к охраннику, который объяснял пожилому мужчине, как правильно заполнить бланк, остановился и посмотрел на Банни.

Когда его рука резко опустилась вниз, я ударил по красной морщинистой шее охранника рукояткой «смит-вессона». Охранник молча опустился на пол. Сзади донёсся слабый стон второго охранника, не нарушивший тишинутишину огромного зала.

Я сунул за пояс крупнокалиберный «смит-вессон» и достал из-под мышки десятизарядный кольт 22-го калибра. Оглянулся вокруг. Если бы нам не удалось сразу избавляться от двух охранников в центральном зале банка, все сорвалось бы. У окон кассиров стояло десятка два клиентов. Я трижды выстрелил пт из кольта в стеклянные перегородки, но так, чтобы пулили прошли над головами кассиров. Грохот выстрелов и звон разбитых стёкол произвели должное впечатление. Все замерли.

— Слушайте меня внимательно, — произнёс я громко и отчетливо. — Всем стоять и не двигаться. Обещаю, что тогда никто не пострадает.

Банни перепрыгнул через низкую калитку, ведущую в служебное помещение. Я сунул кольт в карман и достал крупнокалиберный «смит-вессон». Если бы кто-нибудь попытался застать нас врасплох, тяжёлые пули «смит-вессона», сэкономленные мной, оказались бы очень кстати.

Две полные женщины прижались друг к другу, держа вввввв руках пустые сетки для денег и закрывая Банни вход в коридор, ведущий к банковскому сейфу с массивной полуоткрытой пппппа дверью.

Банни взмахнул револьвером, показывая, чтобы они отошли в сторону. Но женщины замерли, оцепенело глядя на него выпученными глазами. Он ударил одну из них — ту, что была ближе, — дулом револьвера по щеке. Она пошатнулась и сползла на пол, жалобно застонав. Кто-то изнутри сейфа открыл дверь пошире. Банни быстро вошёл туда и жестом показал, чтобы все отошли к задней стенке. Затем он принялся выдергивать ящики с наличными. Пачки сотенных и двадцатидолларовых банкнотов оп бросал в мешок, все остальное швырял на пол.

В зале слышались только рыдания женщины, лежащей на полу, и ритмичный стук отбрасываемых Банни ящиков с деньгами. Краем глаза я уловил какое-то движение. Я повернулся — все замерло, однако я успел заметить край серого мундира охранника. Почти не целясь, я выстрелил ему в грудь. Охранник рухнул на пол балкона. Банни даже не повернулся.

По моим расчетам, прошло две минуты с того момента, как мы вошли в зал банка. Может быть две с половиной. Во всех полицейских участках Феникса заливаются сейчас клаксоны тревоги, но через шестьдесят секунд нас уже здесь не будет. Я повернулся, окидывая взглядом балкон и главный зал. Все в порядке. Ни единого движения.

Банни выбежал из двери банковского сейфа, прижимая туго набитый мешок к широченной груди. Он подскочил к ограде, отделяющей служебное помещение банка от зала, и, легко перемахнув через нее, приземлился на носки подобно гимнасту. Я еще раз быстро обвел зал взглядом и бросился за ним. Банни уже протянул руку к стеклянной двери, ведущей на улицу, когда сзади прогремел выстрел и верхняя половина двери высыпалась на тротуар. В прохладное помещение банка хлынула снаружи волна горячего влажного воздуха.

Банни машинально нагнулся, когда ему на плечи посыпались осколки стекла, но тотчас выпрямился и бросился к машине, Выбежав на тротуар, я повернулся и двумя выстрелами снес оставшееся стекло огромной двери. Если кому-нибудь придет в голову преследовать нас, он должен будет броситься в ливень осколков.

Повернувшись к машине, я заметил, что мужчина в рубашке с короткими рукавами, стоявший напротив, исчез в дверях магазинчика на другой стороне улицы. Уже подбежав к автомобилю, я. увидел, что наш водитель нарушил все указания, которые мы так долго вдалбливали ему в башку. В смятении я чуть не заорал, когда увидел, что он вместо того, чтобы сидеть за рулем, не привлекая внимания к автомобилю, выскочил на мостовую, обежал машину и раскрыл дверцы с нашей стороны, Подумать только, мы объехали полстраны в поисках надежного водителя, нашли его в Сент-Луисе, и вот в решающую минуту он показал себя таким услужливым идиотом! По его бледному, как мел, лицу текли струйки пота.

Банни прыгнул на переднее сиденье «олдсмобиля». Водитель взглянул на меня и бросился обратно на свое место за рулем. И в это мгновение с другой стороны улицы грохнул выстрел охотничьей винтовки. Наш водитель вскрикнул, сделал дару шагов в сторону и упал на мостовую перед автомобилем, вытянув ноги и руки в белых перчатках на тротуар. Пуля снесла левую половину его лица.

Банни быстро перелез на водительское сиденье. Я уже наклонился, чтобы нырнуть в машину, когда услышал, что Банни слишком резко нажал на газ и двигатель заглох. Я выпрямился и повернулся в сторону банка, не забывая об охотнике с противоположной стороны улицы. К западу от Миссисипи каждый мужчина считает себя отличным стрелком и ему не дает покоя слава Уатта Эрпа. Я слышал, как жужжал стартер. Наконец, мотор взвыл, и я перевел дыхание, но в это мгновение из дверей банка выбежал жирный охранник, держа револьвер в вытянутой руке. Не останавливаясь и не целясь, он выстрелил в меня.

Я готов поклясться, что в момент выстрела он все еще бежал и его ноги едва касались земли. Шансы на то, что он попадет в цель, были ничтожны — один из шестидесяти тысяч, — но он прострелил мне левое плечо, Удар пули отбросил меня на машину, Я оперся на крышу, прицелился и всадил ему две пули — одну и другую — в пряжку его форменного ремня.

Затем я рухнул на заднее сиденье, и Банни рванул тяжелую машину вперед. Она дважды подпрыгнула — передними и задними колесами, — когда мы переехали через мертвое тело нашего бывшего водителя. Я посмотрел на мужчину в рубашке с короткими рукавами, который, проклиная все на свете, дергал рукоятку затвора, упершегося в заклинивший патрон, Я поднял «смит-вессон» и прицелился, но опустил ствол. У меня слишком мало патронов, чтобы развлекаться.

— Платки! — крикнул я Банни, когда с Центральной авеню мы свернули на красный свет на авеню Рузвельта. — Сними очки, — уже спокойнее продолжал я. — Сбавь скорость. Двигайся вместе с транспортным потоком. — Банни, не оглядываясь, бросил через плечо два носовых платка, закрывавших нижнюю часть его лица; потом схватил синий берет, лежавший рядом, и натянул его на свои соломенные волосы. Без темных очков и в берете он выглядел другим человеком.

Я скомкал его платки, добавил к ним свой и попытался закрыть сквозную рану, из которой так и хлестала кровь, Все эти басни относительно того, что, когда пуля попадает в тебя, испытываешь шок, а боль наступает позже, — чепуха. У меня было такое чувство, что в плечо всадили раскаленный напильник.

Я перезарядил револьвер, пытаясь не обращать внимания на кровь, стекающую по руке. Не хотелось только, чтобы кровь капала на брюки. Одновременно я следил за светофорами. Наш бывший водитель рассчитал путь от банка до Уайвайпай Террэс с точностью до секунд, но, к сожалению, нам пришлось оставить водителя у входа в банк. Мне отчаянно хотелось поскорей оказаться к югу от Ван-Бюрен-авеню. Казалось, я подталкиваю автомобиль силой воли.

Полицейские наверняка думают, что мы бросимся на главное шоссе. Если кто-нибудь увидит, что мы свернули на Рузвельт-авеню, то решит, что мы пытаемся улизнуть через Тусон и Ногалес на восток. Если на север — то через Прескотт и Викенбург. Можно даже предположить, что мы кинемся к Юме и побережью. Все шоссе, ведущие из города, будут блокированы. Но мы не собирались выезжать из города. Пока еще не собирались.

Пока я пытался остановить кровотечение платками, мы пересекли Седьмую улицу и Двенадцатую, где я перезарядил револьвер. Первый раз красный свет остановил нас на Шестнадцатой улице. Мы сидели, нетерпеливо ожидая зеленого света, зажатые со всех сторон автомобилями, но полицейских сирен все еще не было слышно.

Зажегся зеленый, мы снова пересекли Двенадцатую улицу и повернулся на Ван-Бюрен-авеню. Сделав еще один поворот, мы опять оказались в городе, развернулись, свернули налево, потом направо. На Уайвайпай Террэс, поблескивая на солнце, стоял черный «форд». Я поставил его под эвкалиптом рядом с китайским магазином. Банни остановился позади «форда». Банк был сейчас меньше чем в двух милях от нас.

— Поищи в чемодане что-нибудь… руку перевязать, — сказал я Банни. Он вылез из «олдсмобиля», пошел к «форду», через минуту вернулся, держа в руках мой летний костюм и белую рубашку.

— Разорви ее на полосы и перевяжи рану. — Я протянул руку. — Потуже.

Он взялся за раненую руку. От жары, пыли и слабости меня начало тошнить. Я справился с приступом тошноты и накинул на плечи пиджак, чтобы скрыть повязку.

Банни пошел обратно к «форду». Я последовал за ним, сперва оглядев пустую улицу. Мешок он держал обеими руками, и я впервые подумал о том, сколько же нам досталось. Мешок весом в пятьдесят фунтов, в котором не меньше трети сотенными купюрами и остальное — банкноты по двадцать долларов, Всего может быть четверть миллиона.

Если только удастся уйти.

«Олдсмобиль» мы оставим здесь. Банки включил двигатель «форда», развернулся и медленно поехал на юг. Названия улиц в этом районе были индейскими — Папаго, Пима, Кокопа, Мохаве, Апачи — однако жили здесь мексиканцы. Деревья, закрывавшие тротуары тенью, были пышными, ветвистыми. Дома тесно прижимались друг к другу — маленькие, выгоревшие от солнца, похожие на сараи. Дворы, выходящие на улицу, заросли пожухлыми сорняками.

Банни повернул «форд» на улицу Дюранго и остановился на противоположной от темно-синего «доджа» стороне улицы.

Он затянул ручной тормоз, и я наконец с облегчением вздохнул.

— А теперь слушай, — сказал я. — Наши планы меняются, Банни. Мне придется остаться в городе. Я не могу двигаться. Так что мы не поедем в охотничий домик в каньоне. — Теперь, когда парень погиб, а мне пуля продырявила плечо, нужно было импровизировать. Я сунул руку в мешок, лежащий на полу у моих ног, и покопался среди пачек денег. Первые три пачки оказались стодолларовыми банкнотами — пятнадцать тысяч, небрежно зажатых в ладони. Я бросил две пачки обратно в мешок, нашел две пачки двадцаток и сунул все три пачки в боковой карман пиджака. — Здесь мы расстанемся, дружище, — продолжал я. — Ты поедешь в «додже». Найди дешевый мотель и не забудь смыть желтую краску со своей шевелюры. Послезавтра отправляйся на запад. Избегай шоссе 80 и 66. Поезжай по 70-му, через Росуэлл, Плейнвью и так далее. Возьми с собой мешок. Найди небольшой город на побережье Флориды. Когда устроишься там, посылай мне по тысяче долларов сотенными бумажками, потрепанными. На имя, — я постарался вспомнить одно из моих имен, еще неизвестных полиции, — Эрла Дрейка, до востребования, почтовое отделение, Феникс, Аризона. Записал? Ну хорошо, отправляйся. Как только у меня заживет рана — сразу приеду.

Банни вышел из «форда», обошел вокруг и открыл дверцу с моей стороны. Его крупное, будто высеченное из гранита лицо было мрачным. Мы крепко пожали друг другу руки, и он достал из машины мешок с деньгами. Затем он пересек сонную улицу, поднимая облака пыли, двухдюймовым слоем покрывавшей асфальт, Открыл багажник «доджа», бросил туда мешок и хлопнул крышкой, Оглянулся, помахал рукой, сел в машину и уехал.

Не успел он повернуть за угол, как я вспомнил, что чемодан со всей моей одеждой остался в «додже». Я протянул руку к сигналу, но передумал и откинулся на спинку сиденья. Мне предстояло решить более серьезные проблемы.

Некоторое время я сидел за рулем неподвижно. Напряжение всех сил, потребовавшееся для решительных действий при ограблении банка, давало реакцию. Мое сознание энергично работало, но я не мог шевельнуть пальцами.

То, что Банни увез мешок с награбленными деньгами, не входило в наши планы, но сейчас это был оптимальный вариант. Мне придется немало потрудиться, чтобы выбраться из положения, в которое поставил меня банковский охранник своим идиотским выстрелом, а в нашей игре первым и главным правилом было: при аресте похищенные деньги не должны быть найдены у тебя. Если полицейским придется уговаривать преступника, чтобы он вернул награбленные деньги, приговор от двадцати лет до пожизненного автоматически превращался и отсидку от семи до десяти лет, причем с шансами условного освобождения через два-три года. Правда, перестрелка с охранниками сделала эту проблему чисто академической. Если хотя бы один из них отбросил ноги…

Итак, нам удалось уехать с похищенными деньгами. Но вот рана в плече и этот наш глупый парень… Если бы он остался сидеть в машине за рулем, а не начал бегать вокруг нее, все пошло бы по заранее разработанному плану. Мечты, мечты.

Я собрался с силами и пришел в себя. Предстоит сделать так много. Первое — найти врача. Это будет нелегкой проблемой, но я решу ее, когда увижу врача. Я сел поудобнее за руль «форда» и включил двигатель.

И тут же встретился с первым препятствием. Банни обладает нечеловеческой силой, и он затянул ручной тормоз так туго, что я не мог освободить его ослабевшей раненой рукой. Я ругался последними словами, по лбу струился соленый пот, кровь снова засочилась из-под грубой повязки. Наконец мне удалось снять машину с ручного тормоза.

Когда я свернул за угол, солнце ослепило меня. Медленно поехал по улице, глядя на вывески. Торговля недвижимым имуществом. Фирма сантехники. «Сантьяго Е. Санфилиппо, доктор медицины», То, что мне нужно. Я медленно проехал мимо. Гараж, примыкающий к дому, был пуст, и я загнал туда свою машину.

Перекинув пиджак через плечо, я пошел по дорожке, которая вела к дому. Через стеклянную дверь я увидел приемную, мне пришлось постучать дважды, прежде чем мужчина в белых брюках и белой куртке открыл дверь. Из кармана у него торчал стетоскоп.

Доктор Санфилиппо оказался очень молодым человеком, высоким и худым. У него было смуглое, кофейного оттенка лицо, по выражению которого я понял, что он вряд ли мечтал увидеть такого клиента.

— Ну? — спросил он, помолчав вместе со мной полминуты.

Я прислушался, Ни в приемной, ни в операционной комнате никого не было.

— Это ваша машина, — сказал он и посмотрел через мое плечо. — Немедленно уберите ее из моего гаража!

— Я — пациент, доктор, — напомнил ему я.

— Тогда войдите через вход для пациентов, — огрызнулся он. — Но сначала уберите автомобиль.

— Давайте спокойно обсудим эту проблему, — предложил я. Дуло «смит-вессона» уперлось ему в живот.

У него выкатились глаза, он попятился назад, пока не прижался спиной к стене, Я вошел в приемную и закрыл за собой дверь.

— Здесь еще есть кто-нибудь, доктор?

— Нет, я один, — промолвил он, — У меня нет наркотиков в операционной, — добавил.

— Входите, доктор, — пригласил я и дулом револьвера направил его в операционную. Она была чистой, с белыми стенами и умывальником в углу. В приемной был телефон, но в операционной телефона не было.

В операционную вела только одна дверь, и я стоял между ней и врачом. Рядом на стене висел диплом медицинского колледжа в рамке, Я приблизился и внимательно прочел. Диплом производил впечатление подлинного, поэтому я опустился на белый табурет рядом с операционным столом, Мне не очень хотелось, чтобы самозваный шарлатан принялся кромсать мою раненую руку.

Доктор Санфилиппо подозрительно смотрел на меня. Я сбросил пиджак, и его усы дрогнули при виде рваной раны, перевязанной окровавленной тряпкой.

— Мадре де Дьос! — воскликнул он. Его черные глаза повернулись в сторону старого радиоприемника в шшшшшшшкафу.

— Вы ведь знаете, что мне придется сообщить о ране, нанесенной огнестрельным оружием, в полицию, — произнес он хриплым голосом.

— Разумеется, — успокоил я его. — Ио ведь вы врач. Сначала сделайте перевязку. — Я протянул руку.

Он не двинулся с места. Тонкие черты его лица заострились.

— Охранник… — начал он и замолчал. Ио его лицу стекал пот.

— Перевяжите руку, доктор, — напомнил я ему. Значит, один из охранников умер. Еще не зная этого, доктор Сантьяго Е. Санфилиппо пересек невидимую черту, отделяющую его от смерти.

Наконец он взялся за дело. Тщательно вымыв руки, вытерев их чистым полотенцем, он развязал повязку.

— Эта рана от пули большого калибра, — констатировал он профессиональным тоном.

— Верно, большого, — согласился я.

— Половина ампулы обезболивающего… — Он повернулся к настенному шкафчику.

— Без обезболивающего, — прервал я его.

Доктор пожал плечами. По-видимому, он решил, что это мое дело и чистка раны без наркоза только ослабит меня. Чувствовалось, что к нему возвращается уверенность. Конечно, он, врач, неизмеримо умнее и выше этого потного бандита с пистолетом в руке и огромной рваной раной в плече, осмелившегося угрожать ему, доктору Санфилиппо, в его собственном кабинете. Сейчас он уже думает о том, как бы ему захватить меня и передать полиции. Мне стало казаться, что он облегчает мою задачу.

Он разложил на столе поднос со скальпелями и прочими острыми хирургическими инструментами. Я расстелил на коленях полотенце. Врач принялся резать, промывать, дезинфицировать рану и наконец забинтовал ее. Он обращался с раненым плечом грубее, чем этого требовали медицинские правила, очевидно, надеясь, что я потеряю сознание от боли.

— Не двигайтесь, пока я не сделаю висячую повязку, — резко сказал он, закончив операцию.

— Повязки не надо, — сказал я, взял сухой конец полотенца и вытер потное лицо. Затем я сунул руку в грудной карман пиджака, лежащего на столе, и достал пачку стодолларовых банкнотов, Разорвав обертку, я отсчитал пятнадцать сотенных бумажек. — Отличная работа, доктор, — похвалил я его.

Выражение его лица сразу изменилось. Он нервно облизнул губы, не спуская глаз с пачки денег, и робко протянул к ним руку. Затем пересчитал их и сунул в бумажник, который тут же убрал в карман.

Я встал и отодвинул табурет, на котором сидел, в его сторону.

— Садитесь, доктор. И не двигайтесь.

Я подошел к умывальнику, у которого он мыл руки, посмотрел в маленькое зеркало над ним. В зеркале отражалось загорелое, с жесткими чертами лицо, короткие черные волосы. Я положил револьвер на край умывальника, открыл кран и взял чистое полотенце.

Наклонившись, я видел ноги доктора. Если ему удастся прыгнуть мне на спину быстрее, чем я схвачу револьвер, значит, я здорово недооценил его. Одной рукой я смыл ламповое масло с волос и краску, сделавшую таким загорелым мое лицо. Когда я тщательно вытер полотенцем лицо, голову и шею, перед Санфилиппо предстал человек чуть ли не другой расы.

Доктор был худым, это верно, но отнести его в гараж мне все равно будет не под силу.

— Проводите меня к машине, — сказал я. — Идите впереди меня, и без фокусов. Я собираюсь связать вас и запереть в гараже.

Такая перспектива совсем ему не понравилась, Разные мысли проносились у него в голове, это было видно, и я предсказал момент, когда он поймет, что опасность ему не грозит. Действительно, если бы я собирался убить его, разве я сначала заплатил бы ему за операцию? Нет, конечно. Глупец даже не подумал о том, что если бы я хотел оставить его живым для того, чтобы он тут же бросился рассказывать всем о моем появлении, он не увидел бы меня без маскировочной окраски. Я пошел за ним через операционную и по дороге взял с подноса острый скальпель с костяной рукояткой и стальным шестидюймовым лезвием. Я сунул его за пояс.

По дороге к гаражу я достал малокалиберный кольт и сунул его под мышку, откуда можно было достать его удобнее и быстрее. Подойдя к машине, Санфилиппо обернулся и посмотрел на меня. Я старался не приближаться к нему больше чем на десять футов.

— Мне… плохо… — пробормотал я, покачиваясь. Затем наклонился и рухнул на пол, стараясь не упасть на раненое плечо. Даже сквозь почти закрытые веки я заметил, как странно некрасиво исказилось лицо Санфилиппо, когда он увидел мое падение.

Моя здоровая рука оказалась поблизости от кольта — я был готов прекратить отсчет земных часов и минут доброго доктора, если бы он бросился на меня или попытался выбежать из гаража. Но он повел себя иначе — и я дал ему возможность проявить себя.

Он бросил на меня еще один взгляд, повернулся к «форду», распахнул дверцу и стал шарить по заднему сиденью, потом по переднему, с чувством выругался по-испански и подскочил к багажнику. Я заплатил ему сотенными, поэтому он был уверен, что добыча спрятана где-то в машине.

Он получил отличное образование, этот доктор. С того места, где я лежал, не было видно, каким инструментом он пользовался — были видны лишь его ноги под «фордом», — но он открыл запертый багажник в несколько секунд. Слышались звуки лопающегося металла, когда доктор взламывал замки на ящиках с моими инструментами. Не обнаружив денег и в багажнике, он снова выругался, рысцой обежал машину и нырнул на заднее сиденье; теперь из машины торчали лишь его ноги.

Я осторожно встал и подошел поближе. В руке у Санфилиппо был нож, и он кромсал им подушки сидений, уже успев добраться до пружин. Я достал из-за пояса острый хирургический инструмент. Санфилиппо увлеченно орудовал ножом, матерясь подобно матросу, но вдруг почувствовал, что я стою совсем рядом. Он начал поворачиваться, и я всадил пять дюймов хирургической стали между вторым и третьим ребрами, повернув лезвие так, что оно легко прошло между костями.

Санфилиппо продолжал смотреть на меня через плечо, не веря своим глазам. Я вытащил лезвие и всадил еще раз, затем схватил его за пояс и потащил в сторону от машины. Когда я опустил пояс, доктор стал оседать на бетонный пол гаража, как проколотый воздушный шар, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

Его нож остался у него в руке, Хирургический инструмент я не вытащил из тела, но тщательно вытер ручку, чтобы не оставить отпечатков пальцев. После этого я наклонился, выдернул бумажник из кармана его брюк, достал деньги, вытер бумажник и отшвырнул его в угол гаража. Любой следователь сразу придет к выводу: застал вора у себя в кабинете, преследовал его и был убит. К тому же в нем нет пуль, которые можно было бы сравнить с пулями, извлеченными из охранников.

Я сел за руль, подал «форд» назад, выехал на улицу и направился по Девятнадцатой улице и Ван-Бюрен-авеню к большому мотелю «Тропики». Там, не снимая пиджака, накинутого на плечи, я зарегистрировался под именем Эрла Дрейка.

— Решил воспользоваться вашим западным гостеприимством, пока из дирекции фирмы мне не пришлют новый маршрут, — сказал я пожилому портье. — Я остановился в мотеле в Ногалес, и какие-то хулиганы влезли мне в машину прошлой ночью. Украли все, что можно — одежду, образцы продукции нашей фирмы, фотоаппарат. Так что остановлюсь у вас на неделю.

Портье сочувственно кивнул головой и протянул мне сдачу.

— Всего в двух кварталах от нас отличные магазины, сэр. Примите мои сожаления. Надеюсь, у нас вам понравится.

Я взял ключ № 24, который портье вручил мне, и подогнал машину к коттеджу с этим номером. Вошел, запер дверь. Умылся. Осторожно сел в кресло, положил ноги на подставку и закрыл глаза.

Прежде всего нужно как следует отдохнуть. Последняя мысль, промелькнувшая у меня в голове перед тем, как я уснул, была о том, сколько придется заплатить ограбленному нами банку за новые стекла и двери.

Мне пришлось провести в этом кресле целую неделю, если не считать коротких визитов в ресторан, находившийся совсем рядом, Я не решался лечь в широкую двуспальную кровать, потому что боялся, что при первом же неосторожном движении рана снова откроется.

Я предпочел страдать в кресле.

Проспав почти сутки, я нашел бойкого коридорного, дал ему список одежды, которую нужно купить (рубашки только с длинными рукавами), размеры, снабдил деньгами и отправил в магазин. Он вернулся с охапкой одежды, расцветке которой позавидовала бы райская птица. Я чуть было не отказался от такого многоцветья, по потом решил, что пусть уж люди смотрят не на меня, а на одежду.

Следующий после ограбления день был для газет настоящим праздником: «Два охранника убиты во время дерзкого, среди бела дня, ограбления банка. Убийцы умчались с добычей в 178 тысяч долларов. Один бандит убит во время перестрелки в банке в центре города».

Я посмотрел на цифру 178 тысяч несколько раз и с немалым удовольствием. Даже если директора банка прибавили к этой сумме занятые ими деньги — что бывает довольно часто, — сумма все равно казалась достаточно круглой.

В газетах высказывались предположения, что один из грабителей был ранен. Описания бандитов резко отличались друг от друга. Один очевидец утверждал, что бандитов было пять. Большинство свидетелей говорило, однако, что в ограбления принимали участие двое — огромного роста швед и низенький мексиканец. Мой рост, как я уже говорил, пять футов одиннадцать дюймов, и вешу я сто семьдесят фунтов. Однако я не раз обращал внимание на то, что крупный мужчина не всегда выглядит сам по себе крупным — другие рядом с ним кажутся низкорослыми.

«Во главе расследования встало ФБР!» — гласили подзаголовки. Милое старое ФБР. Я не встречался с ним уже столько времени, Они снимут отпечатки пальцев у мертвого шофера, доберутся до Сент-Луиса, расследуют по дороге все вдоль и поперек. Но это им не поможет. Когда мы увозили парня из Сент-Луиса, он не имел ни малейшего представления, куда его везут, и один из нас — Банни или я — все время был с ним, чтобы он не рассказал кому-нибудь о своих новых партнерах. Впрочем, это не убавит рвения ФБР.

На одной из внутренних полос газеты я нашел короткую статью под заголовком «Местный врач убит ударом ножа». Дальше шло: «Тело Сантьяго Е. Санфилиппо, возраст 31 год…»

Я прочитал статью трижды, прежде чем отложить газету в сторону. Полиция занимается арестом всех известных наркоманов. Итак, мне удалось заткнуть последнюю дыру в нашем первоначальном плане, который поломал наш водитель своей неосторожностью.

Я не боялся, что Банни будет арестован. У него лучшая защитная окраска в мире. Это была одна из причин, по которым я выбрал его в помощники — разумеется, меня привлекло также его хладнокровие и его безграничная уверенность во мне. Я занимался этой профессией уже немало времени. Два человека, достаточно отчаянных, не слишком задумывающихся о возможных последствиях, имеют примерно три шанса из десяти совершить хорошо спланированное крупное ограбление банка. А если один из них умеет стрелять, как я, а второй обладает силой Банни, шансы резко увеличиваются.

На протяжении первой недели в мотеле «Тропики» я почти все время дрожал от лихорадки. Температура прыгала как сибирский шаман. Разумеется, рука нуждалась в заботе квалифицированного врача, но этого я не мог себе позволить. Я горстями глотал аспирин. Потом рука перестала болеть, но отчаянно чесалась. Через неделю температура стала нормальной, но я настолько ослаб, что ноги подгибались подо мной, как спагетти. Ночами я то и дело просыпался, весь мокрый от пота.

Было очень скучно одному сидеть в этой комнате. Когда я отправляюсь путешествовать, я всегда беру с собой собаку. Я люблю животных и уже давно привык обходиться без людей.

Первые пять дней газетные заголовки сообщали, что меня видели в половине американских городов между Гуантанамо на Кубе и Номе на Аляске. Но постепенно материалы об ограблении с первой страницы переместились на девятую, а потом исчезли с газетных страниц совсем.

Две недели спустя я начал проявлять интерес к ресторанному меню, надоело просто глотать все, что ставили стол. Уже ясно было, что на руке останется основательный шрам, но в остальном все шло хорошо. Пару раз, когда боль становилась особенно свирепой, мне приходила в голову мысль — а не стоит ли съездить в Ногалес, в Мексику, и попытаться найти там врача? Но я решил, что не следует рисковать. Если и за всем миром полиция перестала следить, разыскивая меня, то с мексиканской-то границы они глаз не спускали.

В середине третьей недели я съездил на почту. У меня в кармане была кипа документов, удостоверяющих, я — Эрл Дрейк. В окошечке до востребования меня ждали два конверта. Я предъявил документы и расписался в их получении. Вернувшись в машину, я разрезал — конверты и достал из каждого по тысяче долларов сотенными бумажками. Писем в конвертах не было. Обратный адрес: «Дик Пирс, до востребования, Гудзон, Флорида». Банни отыскал себе надежное убежище.

Через пять дней пришел еще один конверт.

А еще через семь дней вместо конверта мне передали телеграмму. Я быстро отошел от окошечка, вскрыл бланк и прочел: «Крупные неприятности никуда не уезжай ничего не предпринимай жди звонка Дик».

Я посмотрел рассеянным взглядом на плакаты на стене, которые призывали меня вступить в армию. У Банни действительно были крупные неприятности, но неприятности совсем иного рода, чем мне пытались внушить в телеграмме. Когда мы расставались с Банни, то договорились, что телеграммы от меня к нему и от него ко мне будут подписаны «Эйб».

Но даже это было не самое главное. Если бы Банни прожил до ста четырех лет, он все равно не смог бы позвонить мне, как бы важно это ни было. Удар ножа, оставивший широкий белый шрам у него на горле, перерезал ему голосовые связки. Банни стал немым, хотя слышал великолепно.

Кто-то, перехвативший конверт с тысячью долларов, адресованный Эрлу Дрейку, послал телеграмму. Я снова посмотрел на нее. Телеграмма была отправлена из Гудзона, штат Флорида.

Я вернулся в мотель, достал географический атлас и отыскал Гудзон. Это был небольшой город на перекрестке к югу от Перри на шоссе № 19, ведущем к Тампе.

Я собрал вещи, отнес их в машину и рассчитался за три недели своего пребывания в «Тропиках».

Плечо больше не болело. Рука все еще двигалась с трудом, но с этим приходилось мириться. Я решил, что смогу проезжать в день миль триста пятьдесят без чрезмерного напряжения. Через пять дней я приеду в Гудзон.

Я хорошо знал Банни и понимал, что вывести его из игры можно лишь одним способом.

Мне нужно было срочно ехать в Гудзон, штат Флорида.