Одиннадцатая
— Уолтер!
Дорогие итальянские туфли, такие полагается чистить особой жидкостью. При покупке продавец подает их в шерстяном мешочке, затянутом шнурком, а иногда кладет еще и сапожный рожок.
— Ну как ты, Уолтер?
Теперь появилось лицо, озабоченно вглядывающееся в Брэкетта. Брэкетт не ответил; он размышлял, чего это он разлегся на каменном полу и почему на него глазеет толпа.
— Послушай, Уолтер, давай-ка уйдем. Можешь двигаться?
Медленно приподняв голову, Брэкетт взглянул на Горовитца, собираясь ответить, но тут вспомнил, что с ним приключилось, и потерял сознание.
На улице было темно, часы в машине показывали 1.25. Брэкетт сидел рядом с Горовитцем. Вроде он цел и невредим, но не произнес ни слова, как очнулся.
Молчал он потому, что сосредоточился на хитросплетениях событий.
— Сидней? — Брэкетт искоса взглянул на друга.
— А?
— Ты мне еще не рассказал, что у тебя.
— О чем ты?
— Про девушку. Ты же говорил, что раскопал что-то новенькое.
— Потерпи до утра. Ты не в форме…
— Но что же все-таки узнали?
Горовитц отвернулся. Взглянув в зеркальце, он притормозил у обочины и, заглушив мотор, уставился в окно. Брэкетт ждал.
— Уолтер… — Горовитц запнулся.
— Да не тяни! Я же не нарочно впутался.
— Это попадает под…
— Ох, кончай, Сидней! Все равно ведь скажешь!
Горовитц пожал плечами и ухмыльнулся.
— Может, тебе будет легче, если я первый начну? Сойдет за обмен сведениями. К примеру, девушка ехала не одна.
— Откуда ты знаешь?.. — изумленно уставился на Брэкетта Горовитц.
— Верно?
— Да, он…
— Так что же вы раскопали?
— Это был не несчастный случай.
— Что именно?
— Смерть девушки. Произошла не авария.
— Как не авария?
— Симмонс…
— Ну?
— Попросил произвести осмотр тела еще раз, на шее у девушки обнаружили синяки. Явные следы удушения. Скорее всего, когда она вылетала через ветровое стекло, то была уже мертва. Таково заключение медиков. Раскрылось чисто случайно. Симмонс решил проверить все, связанное с Лумисом. И вот выплыло убийство.
— Ну и денек! Дерьмовый прямо какой-то денечек!
— В машине! На ходу! Рискованно играл подонок!
Брэкетт промолчал.
— Ведь убийство едва не попало в разряд безупречных.
Брэкетт щелкнул зажигалкой и сунул сигарету в рот.
— А кто убийца, Симмонс знает?
— Нет. Считает — Лумис.
Брэкетт покачал головой, уставясь на красный огонек зажигалки.
— Девушку задушили сзади, правильно?
— А ты откуда знаешь?
— Но это так?
— Черт возьми, ты-то откуда знаешь?
— Ты, Сидней, меня недооцениваешь. Да или нет?
— Да.
— Лумис был в машине. Но девушку убил не он. А тот, кто сидел за ней. Она вела машину.
Горовитц недоуменно посмотрел на Брэкетта.
— А ты, похоже, не бездельничал сегодня.
— Угу. Прямо тут, за ней. Один тип у «Джими» видел, что в машине уехали трое.
— Кто таков?
— Не важно.
— Но есть же у него имя.
— Погоди, Сидней… Девушка — вам еще неизвестно, кто она?
— Нет.
— И об ее исчезновении так и не заявляли?
— Нет. Но…
— Итак, девушка угнала машину своего клиента, «тойоту». Зашла к «Джими», и ей требовались деньги. Встретила там Лумиса. Вот факты.
— Откуда ты все это знаешь?
— Погоди. Она садится за руль. Сзади — двое. Лумис и еще один. Она пугается. Второго она знает, но ей невдомек, что он в «тойоте». Замечает его, когда уже поздно. Он приказывает ей ехать. И она слушается. Страх сковывает ее. Она перепугана. Насмерть. Они едут через весь город. Но Юнион-сквер огибают. Там — пальмы. Едут к мосту. На мосту пассажир, сидящий за девушкой, душит ее. Машина врезается в балки, но к этому моменту ни Лумиса, ни второго пассажира в машине уже нет. А теперь, вдумайся-ка, Сидней, — Лумис видел все. Он свидетель. И он удирает. Почему? Да потому что не сомневается, что его тоже убьют. Сломя голову он мчится к полицейским. В тюрьму. Самое безопасное для него укрытие. Защита.
Брэкетт замолк, скрестил руки и взглянул на друга. Горовитц моргнул.
— Так чего же он не выложил все про этого, второго?
— Может, хотел. Но не забудь: он тоже замешан, могут привлечь и его, и он плетет небылицы, тянет время. И что же? Полиций верит. Никаких сомнений. Почему бы и нет? Подумаешь, невелико диво. Такое случается каждый день!
— В результате он сорвался с крючка.
— Нет. Лумис собирался выложить все. Но не полиции. Мне.
— Почему тебе?
— Вот этого я не знаю. Опоздал.
Горовитц задумчиво вперился в темноту, постукивая по рулю.
— Но ведь это только догадки? Про второго…
— Он существует. И называет себя Иордан. Хэл Иордан.
— Сведения Билли Кента?
— Да. Слушай, Сидней, взгляну-ка я завтра еще разок на «тойоту».
Горовитц молчал. Брэкетт почувствовал его беспокойство.
— Ты что, не веришь?
— Не знаю. По-моему, тебе надо бросить это дело. Им занимается полиция…
— Сидней…
— Сам видишь, что с тобой сотворили. Запросто могли убить.
— Я сумею защитить себя. Да и Иордан тут ни при чем. Пожелай он прикончить меня, не стал бы церемониться! Это месть. Один тамошний придурок расстарался.
— Может быть, может быть. Но по-моему…
— Сидней, надо же, ты…
— Мне кажется, тебе не…
— Что?
— Да выслушай же, наконец!
— Еще орать вздумал! — рассердился Брэкетт. — Ничего я не брошу! Разгадка совсем близко. Вот она! Рядом!
Наступила долгая пауза.
— Прости, Уолтер, я не собирался… Вспомнил, что случилось с Гарри… Гарри всех знал. Все ходы и выходы. Он был искуснее тебя, Уолтер. Что уж темнить. И ты, и я — мы оба это знаем. А посмотри, что вышло. Несколько мальчиков избили его чуть не насмерть. За что? До сих пор не выяснено.
— Гарри знал, что делает.
— Разумеется. Он был упрямым, как и ты.
— Сидней, ты единственный, кому я могу доверять. Ты должен понять, что для меня значит это дело.
— Лет двадцать назад ты бы не признался в таком.
— Двадцать лет назад я бы удрал от убийства без оглядки. Это не по моей части. Но сейчас мне необходимо добраться до истины. Если расколю убийство, докажу себе, что…
— И даже слушаешь сосунков вроде Билли?
— Да. Кого угодно. Всех.
— И клиентов «Джими»?
— Почему бы и нет?
— Никто из них не станет давать показания в суде.
— Да я и не тяну их в суд. Главное для меня — факты.
— Какие же?
— Всякие.
— Ты разговариваешь с другом.
— Знаю. И с верным. Помню, когда умерла Дороти…
— Ох, только без сантиментов!
— Сам их не выношу. Просто вспоминаю. Да, мы друзья. Но на лацкане твоего пиджака — значок.
— И что?
— И все.
— Ты намекаешь, что значок полицейского — помеха для твоей откровенности?
— Да.
— Ты все-таки сумасшедший! Сбрендил!
— Вези меня домой, — попросил Брэкетт. — Давай, двигай!
Квартала четыре они проехали молча. Остановившись у светофора, Горовитц заметил:
— Не представляю, что у тебя на уме.
— То, что надо. Не хочу болтать. Сначала выясню наверняка.
— Но что?..
Опустевшее бюро, бюро без папок, слишком много он пил, слишком жалел себя, вот и результат — ноль. Он потерпел поражение. Он неудачник. Симмонс наглядно продемонстрировал это. Вначале было просто отталкиваться от мысли: Кембл талантливее. Кембл — оплот их фирмы. Но от правды не уйти. Вчера, сегодня, последние несколько часов Брэкетт отстаивал свой собственный престиж. Мистер Уолтер Брэкетт… Неужели не слыхали о таком? Нет, роскошь ошибки он себе позволить не может. Бить надо наверняка. Брэкетт должен победить. Именно он. Пятьдесят три года. Уолтер, чего ты достиг? Черт возьми! Светофор зажегся зеленым, снова красный. Чего, интересно, Сидней застрял? Наконец-то. Двинулся. Теперь решил ехать. Ну ладно. На сей раз ты мне без надобности. Я сам. Через холм. Нет, какой там холм! Через вершину. Чертовы копы! Продажные мерзавцы! Девушка. Совсем молоденькая. Прядка волос. Удрала от всех.
Надо открыть Горовитцу. Скажу ему. Вот. посмотрите… Я скажу, что…
— Сидней!
Пронзительный вскрик, Горовитц резко нажал на тормоза. Машина вильнула вбок, шины сорвались на мокром асфальте, а Брэкетт рвался к дверце, стараясь доползти и открыть ее. Уткнувшись головой в стекло, потерял сознание. Отключился. Голос его поднялся в крике еще раз, и он мгновенно отключился.
Брэкетт уставился на раковину: вокруг пробки медленно кружилась вода. Он следил, как она прибывает, и ждал, пока вода покроет два звена цепочки.
— Ну, как ты?
Кто это? Брэкетт обернулся, схватился за раковину и уставился на свет, считая мушиные точки на лампочке.
— Развоевался в машине, — сообщил Горовитц. — Пришлось лаже ремнем тебя пристегнуть. Ей-богу, Уолтер, ты прямо обезумел!
Осторожно, будто страшась поколебать воздух, Брэкетт поднял голову, дивясь, чего это все вокруг громоздится, нависает глыбами; Горовитц вырос до потолка, вот пряжка пояса, пистолет в кобуре, разлохматившиеся нитки галстука, стакан виски, играющий бликами света, подбородок, запах пота и улыбка — «Ну вот, все в порядке».
— Где я? — спросил Брэкетт, когда улыбка исчезла, сменившись чередой гримас и оскалов.
— Выпей, Уолтер. Мириэм варит нам суп.
У Мириэм сложилось ложное впечатление, что картофельный суп с луком — любимый суп Брэкетта. Она стояла, сложив руки, и смотрела, как Брэкетт ест.
— Вкусно? — озабоченно спросила она, глаза ее не отрывались от мутной жидкости.
Брэкетт помедлил с ответом, будто смаковал изысканный муттон-ротшильд, затем произнес:
— Отменно!
Мириэм расцвела и подтолкнула кастрюлю поближе. Брэкетт вперился взглядом в кастрюлю, закрывавшую Горовитца.
— Спасибо, Сидней, — покачал он головой, — я отлично себя чувствую. Тебе со мной одни хлопоты!
— Да что ты, Уолтер! Ну, Мириэм, скажи!
— И правда! Когда бы ты еще зашел!
— Уже поздно, — сказал Брэкетт. — Пора двигаться. Не обижайтесь.
Мириэм взглянула на мужа, тот знаком велел ей выйти. Мириэм нехотя ушла. Было слышно, как она моет на кухне тарелки.
— Чего не ложишься, Мириэм? — окликнул Горовитц, возвел глаза к потолку и снова обратил все внимание на Брэкетта.
— Старик, нет, ну как ты бушевал в машине! Даже крышу прошиб!
— Извини, запоздалая реакция.
— Ну понятно. Крыша—ерунда. Но ты так буйствовал! У-ух!
— Сидней.
— Ага?
— Ты не против, если я?.. — Брэкетт указал на суп.
— Конечно. Оставь его. Пусть и ребятишки пострадают завтра. Знаешь, моя жена, наверное, единственная еврейка, которая не умеет готовить.
Помолчали. Брэкетт оглядывал комнату: на дальней стене традиционная галерея фотографий. В основном детишки: играют на пляже, стоят, зачарованные, в Диснейленде, катаются на велосипедах. Брэкетт подошел ближе.
— Растут потихоньку.
— Не пропустят ни дня. А ты правда уже в форме?
— Заладил! Говорю, все отлично.
Чтобы сменить тему, Брэкетт перешел к своей фотографии, снятой 18 лет назад. Он на ступеньках маленькой церкви в своем лучшем костюме, в петлице гвоздика. За руку держится Дороти, а справа — Кембл. На заднем плане — лицо Горовитца. Быстро переведя взгляд на другое фото, Брэкетт воскликнул:
— Эге! Да это ты! Групповой снимок выпускников-полицейских на фоне суровых ворот их училища.
— Я, а кто же еще! Разве не видел ее раньше?
— Наверное, видел. А вот и Херб. Херб Йохансен.
— Выпуск новобранцев.
— А я считал… — начал было Брэкетт и запнулся.
— Считал, что он старше? Нет, Уолтер. Херб честолюбив. Мне кажется, он всегда добивается своего. Смотри-ка, и Симмонс тут.
Брэкетт молчал.
— Уолтер, мне пришлось доложить Симмонсу, — вдруг сказал Горовитц.
— Что?!
— Прости, пришлось. Ведь я на дежурстве…
— Что ты ему сказал?
— Да так, ничего. Что Лумис был в «тойоте». Пришлось. Дело ведем мы, а не ты. Кроме того, надо же было о чем-то подавать рапорт.
— Но почему? Почему про это? — Брэкетт удивился своему твердому тону. — Разве происшествия у «Джими» мало? Дело не только ваше. Его расследую я.
— Извини, Уолтер. Симмонс битый час орал на меня, и… Не хотел втравливать тебя, честное слово…
Брэкетт все смотрел на снимки. Невольно он вздрогнул, будто какое-то шестое чувство подсказало, что одно из лиц — Иордан. Брэкетт попытался стряхнуть наваждение, убеждая себя, что не верит в интуицию, просто у него перевозбуждены нервы. Но ощущение, свалившееся ниоткуда, никак не смахнуть. Да и не свалилось оно, это ощущение. Какое там шестое чувство! Всего-навсего результат холодных, трезвых размышлений.
— Присядь, Уолтер! Успокойся. Мириэм сварит кофе.
Избегая взгляда Горовитца, Брэкетт молча направился к двери, попрощался и быстро вышел из комнаты.
Он слышал, как Горовитц зовет его, видел вспыхнувший на площадке свет, но был уже в вестибюле. Брэкетт захлопнул парадную дверь и торопливо вышел на бодрящий ночной воздух.
Двенадцатая
Осторожно ступая, Брэкетт вошел в кулинарию через боковую дверь и поднялся к себе.
Оглядев комнату и убедившись, что никто не заходил, он машинально заглянул под пепельницу, где лежала записка. Ему звонили. Дважды. Миссис Марнстейн, конечно, и кто-то еще. Не назвался. Брэкетт раздумывал, кто бы это мог быть. Оказалось, что список кандидатур бесконечен, и он бросил бессмысленное, одуряющее гадание.
Как ни взгляни, день был утомительный, хлопотный, события его определялись разными людьми и случайными разностями. На данной стадии Брэкетту хотелось подумать, слепить все воедино и проанализировать события, преобразовав их в привычную и простую цепочку.
Он разделся, с облегчением обнаружив, что отделался легкими синяками. Прихватив папку с делами Лумиса, ручку, сигареты и пепельницу, он бочком вскарабкался на постель, взбил подушки и принялся за записки. Кое-что перечеркнул, кое-что оставил. Подтвердил прежние ответы — где полновесной точкой, где осторожным знаком вопроса. И удивился: сколько исписано страниц, сколько прибавилось имен!
Его тревожило обилие версий. Особенно прибавилось их за последний час.
Брэкетт отложил листки. Сквозь дремоту он неожиданно услышал шаги. Кто-то расхаживал в комнате наверху. И не тайно, украдкой, а очень даже в открытую, безбоязненно.
Может, Либерман? Нет, непохоже (Либерман пришаркивает, а наверху ходят резко, энергично.). В комнате уже десять лет никто не жил. Она принадлежала Гарри Кемблу.
Брэкетт настороженно прислушивался: шаги остановились в углу, прямо у него над головой. Он уставился на потолок — тихо, может, все-таки почудилось? Уж не его ли возня с убийством исказила реальность? Но нет! Шаги были! Он уже не сомневался, набрасывая плащ и мешкая у окна, — правая рука соблазнительно близко от ящика стола. Он медленно выдвинул ящик, тронул пистолет, и вот оружие уже в кармане. Брэкетт открыл дверь и шагнул в темноту коридора.
Комната Кембла находилась на самой верхней площадке. Подойдя ближе, Брэкетт увидел свет, пробивавшийся из-под двери. Пришелец вел себя вызывающе нагло. Или он имел на это право? Странно, но именно это соображение тревожило Брэкетта больше всего: не то, чтобы он боялся увидеть в комнате Гарри, нет. Его страшил глубинный смысл возвращения Кембла. Вряд ли Брэкетт сумел бы облечь опасения в слова, да и к чему? Он приостановился, переложил пистолет в левый карман, бесшумно повернул ручку, распахнул дверь и шагнул в комнату. Мужчина обернулся — спокойно, точно его присутствие было здесь вполне обычным и нормальным.
— А, вот и вы! — воскликнул он, не давая Брэкетту опомниться. — А я уж гадал, куда же вы запропастились!
Брэкетт растерялся: перед ним стоял лейтенант Симмонс.
— Мне страшно неловко, — Симмонс присел на стол, — но, честно говоря, я думал, что комната ваша.
Они спустились вниз и стояли теперь в кабинете Брэкетта. Брэкетт потихоньку закипал, злясь на поведение Симмонса и на то, что сам он одет в пижаму.
— Нет, комната не моя. Но в любом случае вы не имеете права вламываться в дом. Не важно, днем или ночью.
— Но, Брэкетт, я не вламывался, — Симмонс позвенел ключами. — Я открыл! Ключом! Звонил вам, да не застал.
— Может, и звонили, но не предупредили, что собираетесь зайти.
— Ну да? — Легкий взлет бровей. — Я просил какого-то иностранца сообщить вам о моем визите.
— Либерман — венгр.
— Венгр? Может быть, может быть.
Симмонс улыбнулся, а Брэкетту стало неловко, что карман плаща оттопыривает пистолет. Если Симмонс что и заметил, то промолчал, только, небрежно оглядев стол, взял пепельницу, повертел ее в руках и поставил на прежнее место.
— Что же вы хотите? — спросил Брэкетт.
— Значит, наверху — комната Кембла.
— Да.
— Угу… А вы, похоже, надеетесь, что он вернется… Как там называется это местечко? Вы мне еще говорили… «Осенние пастбища»… Ах. нет, «Осенние поляны».
— И не думал ничего говорить…
— Нет? Ну не важно. Так вы все-таки…
— Что?
— Надеетесь, что Кембл вернется?
— Конечно. Послушайте, зачем вы пришли так поздно? Неужто нельзя было потерпеть до утра?
Симмонс изобразил недоверчивое изумление.
— Брэкетт… я же пришел поблагодарить вас!
— За что? — подозрительно поинтересовался Брэкетт.
— За помощь. Мне рассказали о ваших теориях про машину девушки, и я проверил отпечатки пальцев на сиденьях…
Брэкетт молча ждал.
— И знаете, что обнаружилось? Лумис точно был в машине. Факт бесспорный. Но сидел он не за девушкой.
Сказано буднично, будто Симмонс знал, что для Брэкетта это не новость. И все же лейтенант добавил:
— А вы,похоже, не удивились.
— Нет.
— Значит, уже вызнали про второго пассажира?
— Да.
— Знаете, кто он?
— Нет.
— Мы тоже — нет. Ни одного отпечатка. Только размазанное пятно перчатки поверх отпечатков Лумиса.
— Убийца девушки был в перчатках?
Чуть поколебавшись, Симмонс стремительно повернулся к нему.
— Так вам уже известно, что девушку убили?
— Да. — Брэкетт смаковал каждое мгновение.
— Похоже, я вас недооценивал, — Симмонс пытался вернуть свое превосходство. — Все-таки вы детектив. Вон, табличка на двери. Но помнится, я не велел вам вмешиваться.
— А я и не вмешивался. Занимался девушкой. Не мог же я знать, что оба дела перехлестнутся. Верно?
Лейтенант порывался возразить, но передумал.
— А как вы раскопали? — спросил он. — Про убийство?
— Сказали.
— Кто?
— Сидней Горовитц.
— Ах да! Он ваш старый друг?
— Знакомы уже несколько лет.
— Он бывает у вас?
— Частенько.
— Так, так… — Симмонс поджал губы, оглядел комнату.
Они беседовали еще минут десять. Вернее, говорил Симмонс, а Брэкетт односложно отвечал, пока, наконец, совсем не замолчал. И немудрено, если учесть предшествующие события. Брэкетт недоумевал, зачем он понадобился Симмонсу. У того в распоряжении все полицейские силы. Лейтенант свернул разговор на Кента. Он наведался к нему домой, прочесал все спортклубы, но парень исчез. Как в воду канул. По словам Дикси, он одолжил у него пятьсот долларов и обещал звякнуть из Нью-Йорка.
— Знали об этом? — спросил Симмонс.
Брэкетт покачал головой и заметил, что удивляться нечему — Билли был уверен, что убийца — коп. Брэкетт нарочно выложил это, злясь на Симмонса, но, как ни странно, лейтенанта это не тронуло.
— Все болтают одно и то же. Любой мальчишка, обиженный чем-то, норовит ткнуть в нас пальцем. Им пришили дело. Их избили. Им подбросили наркотики. Каждый день одно и то же.
— А я впервые слышу.
— А когда, интересно, вы занимались убийствами?
— При чем здесь это? Кенту незачем было возводить напраслину.
— Поверили ему?
— Поверил, что он искренне думал… Человек не показался ему сборщиком винограда или там балетным танцором. Нет. Копом. Не без причины, как считаете?
— Может, ему по душе сборщики винограда и балет?
— Я передаю его заявление. И только.
— А если он такой важный свидетель, как же вы допустили, чтобы он удрал?
— Тогда я не знал… — Брэкетт отвел глаза. — Согласен, я промахнулся. Но где были вы?
Симмонс глазом не моргнул.
— Вы всерьез считаете, что убийца — полицейский?
— Я знаю одно — Билли был твердо уверен, что человек, которого он встретил у девушки, вел себя как полицейский. Что он был на стороне закона.
— Как вы, да? — Симмонс пристально смотрел на Брэкетта.
— Пусть так. Как я.
— Как бы там ни было, сейчас он уже по другую сторону закона. А из-за вас, Брэкетт, наш главный свидетель на полпути в Неваду.
— Слушайте, Симмонс, не надо делать из меня козла отпущения. Я играю один, а у вас вся полиция. Нужен вам свидетель, ступайте и разыщите Норму Уитли.
— Разыскали. Она убита.
Брэкетт оторопел.
— Господи, и как это меня угораздило встрять в такую передрягу?
— Главное, никто вас не умолял. Вы сами. Нам не привыкать, это наши будни. Но нам хоть платят. А вас что потянуло?
Не дожидаясь ответа, Симмонс подошел к бюро, но ничего не стал трогать, только провел рукой по металлическому верху.
— Не даю вам спать?
— Да ладно.
— Ну что ж… Скажу, зачем я пришел. Минутное дело.
— Уж полчаса тянете.
— Ну еще пару минут. Если не возражаете.
Возражать-то Брэкетт возражал, но его одолевало любопытство. Он сел за стол и налил еще виски.
— Опять насчет девушки. Кто она, Бог ее ведает. Сержант Хендерсон сказал, что она заходила сюда, к вам.
— Верно.
— Когда?
— Не помню точно, месяца три назад.
— Вы записали ее адрес. Он в папке?
— Да.
— Но папка потерялась. Или пропала?
— Пропала.
— Ее украли?
— Мне кажется, да.
— А еще какие-нибудь пропали?
— Вроде нет.
— Значит, тот, кто украл папку, — Симмонс принялся выбивать на бюро дробь, — знал, что она тут.
— Очевидно, — вздохнул Брэкетт.
— А кому вы рассказывали про девушку?
— Хендерсону.
— А еще?
— Никому. Единственно… — Брэкетт запнулся.
— Так кому же? — насторожился Симмонс.
— Кемблу. Но ему я говорю все.
— А почему вы колебались?
— Вам показалось.
— Нет. Почему же?
— Послушайте, — Брэкетт повысил голос. — Сюда приходят десятки людей. Это же контора. Она открыта целый день. Всякому понятно, что я клиентов записываю.
— А девушка была клиенткой?
— Не совсем.
— Не понял…
— Она больше не пришла. Я записывал кое-что. На этом все оборвалось. Может, сама и стянула, кто ее знает.
— Не исключено. Только зачем?
— Не знаю.
— Ей надо было зайти так, чтобы никто не заметил…
— Естественно…
— А единственный ход сюда — через кулинарию. Ее бы засекли.
— Верно.
— Она могла пройти через боковую дверь. Тогда бы ее не заметили. Но ведь дверь заперта?
— Вы же вошли.
— Не забывайте — у меня есть ключ. Отмычка, правда, но все-таки.
— Войти нетрудно.
— То есть — если человек на стороне закона?
— Или по другую его сторону.
— Правильно. Значит, мы установили: чтобы взять папку, нужен ключ. И мне кажется, тот, кому она потребовалась, тревожился, не сболтнула ли девушка лишнего. А это снимает подозрение с самой девушки. С чем она к вам приходила, Брэкетт?
— Так, ничего особенного.
— А поточнее?
— Слезливая историйка. Наплела, что она Мэри Малевски. А оказывается, имен у нее было — на любой вкус.
— Тогда вы про это знали?
— Да нет! Откуда же? Назвалась Малевски, и я ей поверил.
— Вы верите всему, что вам говорят?
— Иногда. Я видел ее первый раз. Пришла, наговорила, что хочет разыскать отца. На самом деле ей требовалось одно — деньги.
— И вы дали?
— Да.
— Не поинтересовавшись, зачем ей отец понадобился?
— Не успел.
— Как это?
— Так уж вышло. Девушка почему-то всполошилась и удрала.
— Чего ж это вдруг?
— Даже не пойму… струсила, наверное.
— Когда же она ударилась в панику? — Симмонс смотрел озадаченно. — Может, вы что сказали?
— Да нет. Поначалу все шло гладко. Спросил ее о том, о сем, она говорила спокойно. Потом она села, а он начал писать, и вдруг — ее как ветром сдуло.
— Вам это не показалось странным?
— Я, конечно, удивился. Но ведь и ко мне, как и к вам, заглядывают психи.
— И на том кончилось?
— Да. Я решил, что ей требовались деньги. Выкачивала монету.
— Но с чего вдруг такая паника?
Брэкетт пожал плечами: он тоже был в тупике. Но тогда он не придал происшествию особенного значения. Не копался в нем, как Симмонс. Он наблюдал, как детектив расхаживает по комнате. Наконец тот опустился в кресло и задумался.
— А вот это вы зря, — заметил Брэкетт. — Не стоит так уютно устраиваться. Я вас сейчас выгоню.
Симмонс поднял глаза, намереваясь встать, и замер, взгляд его впился в стенку у двери.
— Как странно!
— Что такое?
— Слушайте, я и не заметил этих фотографий, а ведь я здесь уже давно.
— И что в них особенного?
— Ничего. Просто я тут так долго, а только сейчас увидел. Странно, а?
— Подумаешь!
— На верхнем снимке ваша жена?
— Да.
— Разведены?
— Нет.
Симмонс не стал уточнять.
— А на другой — вы и Кембл?
— Да.
— Странно.
— Да что это вы заладили «странно да странно»? Что тут странного?
— Ничего… Девушка сидела в этом кресле? Перед тем как удрать?
— Да. А кресло тут при чем?
— Спокойной ночи, Брэкетт, — произнес Симмонс вместо ответа и вышел из комнаты. Брэкетт застыл у кресла, но смотрел он не на открытую дверь, а на фотографии.
Заснуть ему удалось только через два часа, и то со снотворным. Очнулся он в холодном поту — вещественный след его сновидений. На ночном столике клочок бумаги, на нем нацарапано одно слово: «Почему?»
Брэкетт оделся в тот же костюм, что и накануне. Он не побрился, отказываясь от заведенного ритуала. Заперев дверь, он вышел на сумеречный свет утра. Воскресенье. Либермана он избегал, не хотелось пустых разговоров. Хотелось одного: взять такси и съездить за своей машиной. А потом — в «Осенние поляны».
Тринадцатая
Под фиговым деревом устроились четверо. Дерево взирало на всех надменно, будто давным-давно поняло, что окружающий пейзаж не Эдем, только подделывается под него. По тропинке, обсаженной кустарником, Брэкетт подошел к сидящим — они играли в карты.
В лечебницу Брэкетт не торопился, нарочно медлил, тянул время, выбрал дорогу подлиннее.
Странно (даже неестественно) ехать к Кемблу в воскресенье. Как и в какой-либо другой день, кроме субботы. Притормозив у аптеки, Брэкетт купил комиксы: не приезжать же с пустыми руками. Взял и газету, прочитал об убийстве Лумиса. Ничего нового. Так, мелкие подробности. Многое в газету не попало. Про Симмонса ни слова. О Мэри Малевски, как о жертве убийства, тоже ничего. Всего несколько строчек, не связанных с Лумисом, — катастрофа на мосту; заметка терялась в гуще других. Симмонс, явно по своим соображениям, напустил туману, преподнес первоначальную версию: полиция считает аварию несчастным случаем.
Тасуя карты, старик в клетчатой куртке взглянул на Брэкетта.
— Имеются деньжата — подсаживайтесь.
— Нет, спасибо. Я приятеля ищу. Гарри Кембла.
— Кембла?
— Верно.
— Что-то его сегодня не видно. Взгляните, может, у себя в комнате?
— Нет, там его нет.
Теперь на Брэкетта со слабым любопытством смотрели все четверо. Им было уже за шестьдесят, но их это явно не трогало. Не тревожило, судя по ставкам на столе, и будущее. Словно пожилые римские сенаторы, доживали они жизнь, тупо безразличные ко всему, что выходило за узкий круг их бытия.
— Его может и не быть, — вступил второй, — ведь сегодня воскресенье.
— Ну и что? — удивился Брэкетт.
— А вы правда его друг?
— Да. Я же сказал.
— Тогда должны бы знать. По воскресеньям Гарри надо искать вон там. — Он ткнул на здание, стоящее поодаль в тени кипарисов.
— А что это?
— Это, — объяснил первый, прикрыв карты ладонями, — церковь.
По архитектуре здание походило скорее на трехъярусный цирк, нежели на церковь. Оказалось, церковь вмещает чуть ли не десять вероисповеданий: от чопорной американской тайной секты до римского католичества. В разные святые дни на разных этажах в ней служили равви, священник и проповедник, празднуя дни самых именитых святых: базар для агностиков и новичков, которым позволялось свободно бродить из зала в зал, прицениваясь к ритуалам, прикидывая преимущества верований или отвергая их. Все здесь было напоказ, кричаще и безвкусно.
Брэкетту атмосфера показалась гнетущей. Церковь напомнила ему городской банк, там тоже все было чересчур пышно, чопорно и загадочно, вселяло чувство, что кредитоспособность даже самого богатого клиента под сомнением. Пожалуй, такие чувства уместны и в церкви, но Брэкетт был не в настроении забавляться пикантными аналогиями. Он искал Кембла, а не спасения души. Искать же Кембла в церкви — занятие само по себе достаточно пикантное. Они так давно знакомы, а Брэкетт и не подозревал, что Гарри — верующий. Даже в моменты кризиса не замечал, чтобы тот обращался к религии. Вскоре он разыскал Кембла, и не в синагоге, а в самом большом зале — католическом. Тот стоял на коленях у пустой скамейки. Кембл молился. А может, дремал?
По боковому проходу, невольно ступая на цыпочках. Брэкетт подошел к Кемблу, смущенно оглянулся и, пробравшись между рядами, встал рядом.
— Гарри? — шепнул он.
Партнер не шелохнулся. Из ризницы появился священник, поймал взгляд Брэкетта и кивнул, как бы приглашая в убежище. Брэкетт поймал себя на том, что кивает в ответ, и поскорее отвел глаза.
— Гарри! — громче шепнул он, опускаясь на колени. Обнаружив, что держит в руках комиксы, он попытался пристроить книжки на подставку для молитвенников, но комиксы шумно посыпались на пол. Когда Брэкетт поднялся, чтобы подобрать их, Кембл обернулся.
— Уолтер? Как ты тут оказался?
— Пришел к тебе.
— Навестить? Какой ты добрый.
Брэкетт коротко улыбнулся и уставился на комиксы в руках.
— Вот, принес. — Брэкетту остро захотелось оказаться где-нибудь подальше от этого места.
— Комиксы принес? Поэтому и пришел?
Кембл смотрел на Брэкетта в упор, точно стараясь проникнуть в его тайные помыслы. Брэкетт хорошо знал этот взгляд. Сколько раз он наблюдал, как под взглядом Кембла задиристость вилявших свидетелей оборачивалась заиканием, а здоровенные парни моргали и с готовностью выкладывали все.
— Ну не совсем, Гарри…
Кембл ел Брэкетта глазами, сторожа малейшее его движение. Чтобы хоть как-то перебить напряжение, Брэкетт произнес, обводя рукой зал:
— Знаешь, Гарри, а я всегда думал, что ты еврей.
— Здесь спокойнее.
— О! А они не возражают? Я про…
— Уолтер, в моем возрасте не мешает обзавестись лишней религией. Про запас.
Брэкетт смущенно улыбнулся.
— Чего ж ты хочешь?
— Может, еще где поговорим? Неудобно шептаться…
— Что-то тебя грызет… Правда? Связано с делом, которое ты расследуешь? Твой клиент?
— В общем, да.
— Всегда рад тебе служить.
— Гарри, мне обязательно надо с тобой поговорить…
— Тише, начинается месса.
Брэкетт досадливо взглянул на Кембла и медленно опустился на скамейку. Священник у алтаря листал молитвенник.
— Гарри, — не вытерпел Брэкетт, — ну пойдем, в саду поговорим.
— Здесь лучше всего сбросить груз забот и тревог.
Вздохнув, Брэкетт уставился перед собой. В соседнем зале зажгли свечу. У колонны торговали новейшей энциклопедией: 50 центов штука.
— О Дороти думаешь? — шепотом осведомился Кембл.
— Нет.
— Твоя жена на моей совести.
— Брось, Гарри. Все забыто. Договорились же.
Мужчина, стоящий перед ними, посмотрел на них и отвернулся, шея у него покраснела. Брэкетт не обратил на него внимания.
— Врач сказал…
— Ты говорил с врачом?
— Да. Только что. Я же беспокоюсь о тебе. О твоем здоровье. Он сказал, что ты в отличной форме. Первый сорт.
— Так и сказал?
— Да. Слушай, Гарри, давай выйдем? Трудно без конца шептать.
— Поздно, Уолтер.
И правда, зазвонил колокол, прихожане преклонили колени. Брэкетт тоже опустился на колени и придвинулся ближе к Кемблу.
— И еще — он очень доволен, что ты снова можешь водить машину.
— Кто доволен?
— Врач.
— Незачем было выбалтывать. — Кембл чуть отодвинулся.
— Почему же? Ведь это правда?
— Да.
— Так почему же?
— Сюрприз тебе готовил.
Все поднялись, а Кембл с Брэкеттом пересели на скамью.
— Гарри, почему ты скрывал, что уже здоров?
— Говорю же, сюрприз готовил.
— Только поэтому?
— Нет…
— Так почему?
— Боялся, что ты приезжать перестанешь.
— Не пойму.
— Тут ко всем приходят. Мне нравится, что и меня навещают. Я всегда тебя очень жду.
— Но, послушай, если ты уже можешь водить машину, приезжал бы сам.
— Нет, Уолтер, фирма теперь твоя. Я хочу, чтобы ты… хочу, чтобы ты работал один. Разве непонятно? Охота посмотреть, как ты сам справишься. Сам. Мой ученик. И ты меня не подвел.
— Считаешь? — вызывающе взглянув на соседей, громко спросил Брэкетт. И снова понизил голос: — Я врал тебе. Все время. Россказни мои… Сплошное вранье.
— Я не слышу тебя. Мои уши закрыты. Сегодня воскресенье. Воскресенье.
— А ты слушай. Я врал тебе. Клиенты… Их можно по пальцам пересчитать. А ты мне врал? Не про машину, а вообще?
— Не понял.
— Вчера. Где ты был вчера?
— С тобой сидел.
— А потом?
Кембл оцепенел.
— Чего ты добиваешься от меня?
— Врач сказал, что ты пропадал весь день.
Хотя в зале было прохладно, Брэкетта прошиб пот. Он попытался отстраниться от происходящего, притвориться, будто он сторонний наблюдатель. Кембл медленно повернул к нему голову:
— Раз врач так говорит, значит, так оно и есть. Чего тебе еще?
— Ничего. До свидания. — Брэкетт встал.
— Приедешь ко мне еще? Приедешь?
Не отвечая, Брэкетт зашагал к дверям. Теперь он не старался идти на цыпочках. Наоборот, хотя месса продолжалась, он шумно захлопнул дверь за собой…
Между его «бьюиком» и ближайшим коттеджем притулился черный «форд», водитель оперся о капот и курил сигарету. Это был Симмонс.
— Какого черта вы за мной таскаетесь? — закричал Брэкетт, не обращая внимания на врачей, пациентов и игроков в покер. Чувство бессилия обернулось злостью, и он не спешил унимать ее.
— Ей-богу, Брэкетт! Чего вы кипятитесь? Я о вас забочусь.
— Пошли к черту! — Брэкетт зашагал к «бьюику». Он заметил полицейскую машину, стоящую у ворот. Мотор был на ходу.
— А эта, надо полагать, — тихо произнес он, — приехала не ради меня.
Симмонс промолчал.
— Что ж, он ваш. Весь, — Брэкетт взглянул на церковь. — Даже священник есть. Сгодится в свидетели.
Забравшись в машину, Брэкетт захлопнул дверцу.
— Брэкетт… — Детектив подошел к машине.
— Отойдите, лейтенант. Хотя, может, и меня желаете арестовать?
Симмонс чуть покачал головой и отступил, глядя, как «бьюик» покатил к воротам и, чуть не зацепив полицейскую машину, выехал на улицу.
— Что ж, пора его забирать, — медленно произнес Симмонс, усаживаясь в «форд».
Четырнадцатая
Двумя часами позже, когда Горовитц приехал к «Толстяку», Брэкетт восседал в кресле. Он методически раздирал папки, бумаги и конторские книги. Ящики вывернуты, мусорная корзина забита до краев (бумажные клочья уже ползут через верх), телефонная трубка сброшена с рычагов, а фотографии сняты и прислонены лицом к стене
С минуту Горовитц молчал. Он подошел к окну, взглянул на полицейскую машину у подъезда.
— Так Симмонс звонил тебе? — спросил ом наконец.
Ответа не последовало.
— Уолтер, зря ты. Не надо так близко принимать к сердцу. Откуда ты мог знать?
— Уходи, Сидней.
— Хорошо хоть, — заметил Горовитц, не двинувшись, — что все кончилось.
— И это все, что ты можешь сказать?
Разыскав бутылку в ворохе бумаг, Брэкетт перевернул ее и, увидев, что та пуста, швырнул через комнату. Ударившись о стенку, бутылка разлетелась на мелкие куски.
— Уолтер! Ошибка-то наша. Не твоя. Займись мы девушкой сразу — хоть одну жизнь спасли бы.
— Да убирайся же!
— Прости, — Горовитц нерешительно двинулся к двери. — Прости… я не очень тактичен.
— Постой! Я тоже хочу извиниться.
— За что?
— Сказано — хочу, значит, хочу. — Брэкетт говорил невнятно. в голосе слышались слезы, и Горовитц смущенно отвел глаза. — Хочу извинится за то, что думал о тебе. Прости.
— Чего тут размазывать. Я понимаю.
— Ничего не понимаешь! Ни черта! Никто не…
В постельном белье Брэкетт разыскал еще бутылку.
— Никто, черт…
— Не возражаешь, если я выпью с тобой? — Горовитц вынул из стаканчика зубную щетку.
— А тебе какая печаль?
— Ну… Теперь мне вряд ли дадут лейтенанта. И надеяться нечего.
— Почему же?
— Нить проморгал. Тогда, в тюремном загоне. Помнишь?
Брэкетт пристально взглянул на друга и плюхнулся в кресло.
— Так я не проморгал! Какого черта! Результат тот же.
— Тебя чуть не убили.
— Ха-ха-ха!
— Уолтер, что-то не пойму, чего ты…
— А чего ты схватил мой стаканчик? Поставь на место.
— Думал, выпьем вместе.
— Не желаю я с тобой пить. И в жалости твоей не нуждаюсь. И в супе.
— Кончай, Уолтер!
— Где его забрали? В церкви или в патио? Сидел в кресле, читал комиксы?
— Что?
— Смотрел на лужайку. Комиксы читал. В патио…
— Он был не в патио.
— Значит, в церкви. Встали, сели…
— И не в церкви. Разве Симмонс тебе не звонил? Он был у себя в кабинете.
— У Гарри нет кабинета.
— А Гарри тут при чем? — удивился Горовитц. — Я про Пломера.
— Про кого? — тупо уставился на него Брэкетт.
— Про Пломера. Роберт Пломер. Интересно, про кого же еще?
Рот у Брэкетта открылся, он попробовал было встать, на пол плеснулось виски, и он снова рухнул в кресло.
— Роберт Пломер?
— Я думал, Симмонс тебе звонил… Разве ты не знаешь? Убийца — Пломер. Он сознался.
Брэкетт сглотнул. Пломер? Ну, конечно. Пломер… На стороне закона. Билли так и говорил. Частные детективы и Лолиты. Пломер. Не Гарри. Роберт, черт его возьми. Роберт Пломер.
— Не дурачишь меня?
— Клянусь, нет. Я думал, ты знаешь. Думал, ты и разгром устроил из-за звонка Симмонса. Он грозился разнести тебя: ты же утаил встречу с Пломером.
— У нас было джентльменское соглашение. — Брэкетт залился хохотом. — Пломер! Ох, да ты же ничего не знаешь! Сидней! Выпей! Наливай! Пломер! Господи! Адвокат, член «Елкс»!
— А что тут смешного?
— Пломер!
— Я так и сказал.
— Да. Все сходится. Вот откуда Лумис узнал мою карточку. Он видел ее раньше. Может, и папку он стянул. Для Пломера. Пломеру-то известно, что девушка заходила ко мне. Умный мерзавец! Роберт Пломер с Пасифик-авеню! Кто бы мог подумать! — Брэкетт ухмыльнулся и подлил виски. Но скоро его улыбка растаяла. — Я должен был подумать. Я! Вот кто!
Прижавшись лбом к деревянной раме и прикрыв глаза, он думал о Кембле.
— Выпей еще, Уолтер.
— Не хочется.
— Симмонс считает, что Пломер не намеревался убивать девушку, — рассказывал Горовитц. — Но так получилось, а там уж все покатилось, как снежный ком. Жена подозревала, что у пего любовная связь, но… Он знал город лучше, чем мы. Частных детективов нанимал. Контакты. Что делает людей такими, какие они есть? Неизвестно.
— А почему ты о нем в прошедшем времени?
— Он покончил жизнь самоубийством. На такой манер и признался. Увидел, что мы едем, вошел в свой кабинет и заперся. Пока ломали дверь, он застрелился. Никакой записки. Только фотографии этой девочки.
— А мне врал, будто у него их нет, — заметил Брэкетт. — Вообще все врал! А я-то, дурень, отпустил его. Знаменитый детектив… Так мы все-таки раскрутили дело? Да, Уолтер Брэкетт?
Он отошел от окна, оглядел хаос в комнате. Горовитц принялся подбирать бумаги.
— Да брось, Сидней! Какая разница!
— И за Гарри не грызи себя. Мы его тоже подозревали.
— Но, как сказал Симмонс, вам за это платят. А мне — нет.
— Ты куда?
— Поеду к Гарри. Может, хоть что-то полезное сделаю. Если не опоздал.
Открыв дверь, Брэкетт приостановился.
— А кто такая Мэри Малевски, узнали? Ну, та девочка?
— Нет.
— И никаких следов?
— Никаких. Полная неизвестность. Так, чья-то сестра…
Когда Брэкетт добрался до «Осенних полян», было уже три часа. На лужайках пусто. Наверное, обитатели отдыхают. Послеобеденная сиеста. Кембл, похоже, тоже — в патио никого. Дверь в коттедж закрыта.
Брэкетт постучал о жалюзи — тихо.
— Гарри? — тихонько окликнул он, войдя и оглядываясь. В полумраке комната казалась заброшенной, будто в ней никто не жил.
— Гарри? — уже с тревогой повторил Брэкетт.
Ответа не последовало, и Брэкетт распахнул дверь в спальню. Постель свернута, одеяла аккуратно сложены в изголовье. Брэкетт повернулся, чтобы уйти, но тут заметил Кембла. Тот сидел в кресле, спиной к нему, видна была только макушка и сигарета в правой руке.
— Гарри? — Брэкетт направился к нему. — Что же ты молчишь?
Кембл не двигался. Брэкетт заглянул ему в лицо, глаза закрыты, будто спит. Брэкетт нагнулся, чтобы взять из рук Гарри сигарету, и вдруг услышал умоляющий голос:
— Уолтер, отвези меня домой. Мне тут больше невмоготу.
Смех в «бьюике» на обратном пути в Сан-Франциско звучал заразительно. Смех облегчения, что уик-энд кончился, что все хорошо. Для них обоих жизнь изменится, их роли переменятся. Кембл будет жить над кулинарией, может, опять займется расследованием (Но только совсем мелких дел, Уолтер. Надо понимать границы своих возможностей.), а Брэкетт скорее всего вернется в Англию.
— Пересмотрю свою роль, Гарри. Как ты мне не раз советовал.
— Неужто советовал?
— Да, Гарри. И очень часто.
Брэкетт улыбнулся. Он знал, что будет скучать по Сан-Франциско. Но больше ему нельзя здесь оставаться. Город перерос его. Последние два дня — яркое доказательство тому, но пятьдесят три года — еще не конец света. Надо только заботиться о себе.
— Включи приемник, — попросил Кембл. — Я очень люблю радио. Слушаю без конца.
— Воображаю лицо Либермана, когда ты войдешь, — заметил Брэкетт, включая местный канал. Томная воскресная музыка.
— Он хранит твою комнату в неприкосновенности.
— Правда? И все пишет записки на оберточной бумаге? Не пойми что.
— Да, именно такие.
Брэкетт рассмеялся и нажал клаксон. Так, из озорства. По главному шоссе они въезжали в город.
— Я тебя, Гарри, буду навещать. При случае.
— Но не каждую субботу?
— Нет! — усмехнулся Брэкетт, — Не каждую… Э-эй! — вдруг завопил он и с маху надавил на тормоза. — Эх, черт возьми!
— Что такое?
— Черт!
Брэкетт распахнул дверцу и рванулся через дорогу на стоянку машин. На минуту скрылся за щитом рекламы и вынырнул с другой стороны, держа что-то в руках. Когда он подбежал к машине, Кембл разглядел, что он тащит довольно буйного ньюфаундленда.
— Ты чего это, Уолтер?
— Собака миссис Маркстейн, — запыхавшийся Брэкетт еле удерживал рвущегося пса.
— Что?
— Миссис Маркстейн… подержи-ка, пожалуйста.
— Кто такая?
— Держи крепче. Я не могу править… и…
— Может, мне пересесть? Чтобы не мешать?
— Ага. Давай.
Кембл ухватил собаку за ошейник, недоуменно взглянул на нее и перебрался назад. Брэкетт сел за руль и, оглянувшись, усмехнулся.
— А ты ему понравился.
— Здорово, — кисло откликнулся Кембл. — Ну, так кто же она?
— Клиентка.
— Ты же ушел от дел?
— Теперь да.
Они молча доехали до Залива. На горизонте показались знакомые белые дома города. Музыка сменилась новостями, сообщили об окончании охоты за убийцей, о самоубийстве Пломера. Дали короткое интервью с комиссаром полиции, тот держался подобающе скромно, приписывая все заслуги Симмонсу, Йохансену и «твердому бескорыстному служению закону и порядку». На миг у Брэкетта упало настроение, он взглянул на ньюфаундленда, примостившегося на коленях у Кембла, и улыбнулся, представив себе лицо его хозяйки.
— Знаешь, Гарри, давай забросим пса по пути. Это же совсем рядом с нами. Глядишь, сотняжку-другую заработаем.
Кембл взглянул на красновато-коричневые балки моста Золотых Ворот и кивнул.
— Отчего же, Уолтер, конечно. Только, пожалуйста, Крошка, не езди через Юнион-сквер. Терпеть не могу эти пальмовые деревья.
Новости сменились рекламой миксера, но Брэкетту было не до миксеров. Он слышал только Кембла. У него чуть не вырвалось: «Как, пальмовые деревья?» — но он сдержался.
Брэкетт остановил «бьюик» у въезда на мост и выключил зажигание. Он видел в зеркале, как улыбается Кембл, горделиво, почти по-отцовски, как будто Брэкетт только что с отличием окончил курс обучения. Парень в рубашке с коротким рукавом рванул дверцу и осведомился, какого черта он паркует машину на мосту Золотых Ворот. Не отвечая, Брэкетт обернулся к Кемблу:
— Я заберу у тебя собаку. Спусти ее с рук.
Ньюфаундленда очень вежливо передали. Оба избегали смотреть друг другу в глаза. Шум на мосту стоял оглушительный. Водители, лавируя, пробирались к ним.
— Спасибо, Гарри, — мягко поблагодарил Брэкетт, держа собаку. Парень принялся барабанить по крыше.
— Да заткнитесь вы! Чего раскричались? — заорал Брэкетт, забрал ключи зажигания и медленно выбрался из машины. Уже вылезая, он услышал шепот:
— Но ты будешь навещать меня, Уолтер? Как прежде?
Брэкетт заколебался, он заставил себя вылезти и хлопнуть дверцей. На миг он остановился в нерешительности среди скопища машин. Парень кричал, что если «бьюик» сейчас же не уберут, то он отправится за полицией. Брэкетт обернулся к нему и, прежде чем уйти, спокойно произнес:
— Так что же вы? Звоните в полицию.