Ари Мармелл

Конец соглашения

(Приключения Виддершинс — 4)

Перевод: Kuromiya Ren

ПРОЛОГ

Она жила в доме. В обычном доме, насколько она знала, хоть жители не из района Возвышения сказали бы иначе. Могли бы сказать ей, что много этажей, высокие крыши, стеклянные окна и просторные сады были признаками богатства и вычурности. Но ей никто не говорил, и она одиннадцать лет провела в окружении всего лучшего. Она жила с семьей в комфорте и неведении; еще один избалованный ребенок аристократов.

Но больше такой она не будет.

Ее звали Розамунда. Розамунда Сегуин.

Но это не надолго.

Розамунда была в лучшем наряде сегодня. Ее персиковая туника, темный бархатный жилет и пышная юбка придавали ей взрослый вид. И, конечно, ее любимый кулон, сияющий серебряный лебедь. Она была в лучшем, но вела себя не так.

— Так не честно! — так возмущенно визжали только дети. За пеленой слез все расплывалось, темные пряди волос прилипли к ее щекам, она безумно разглядывала комнату в поисках аргумента, доказательства, рычага, что заставит ее родителей понять. Она увидела лишь старые дедушкины часы, полки посуды из фарфора и ваз. Она была уверена, что весь мир состоял из такой роскоши.

А еще она увидела недовольные лица родителей.

— Вы сказали! Сказали, что я могу. Недели назад!

— Это было до того, как ты сбежала посреди службы в церкви, — сказала строго ее мама. — Опять.

— Но все там будут! Я должна пойти!

Она посмотрела с мольбой на отца, с ним всегда было проще, но сегодня он был беспощаден, как его жена.

— Может, после этого, — сказал он грубым голосом из-за курения трубки, — ты будешь держать обещания.

— Так не честно! — ей не хватило длины руки, и только это спасло красивый набор посуды на столе, который она хотела разбить об пол. — Вы сказали! Вы это сказали, черт во…!

— Язык, юная леди! — рявкнули взрослые хором.

Тихий четвертый голос воспользовался мгновением тишины.

— А я?

Розамунда оглянулась на спутанные волосы и неряшливый наряд. Она и забыла, что он был здесь.

— Я тоже собирался пойти, — напомнил Рузель. — Что насчет меня?

Их отец обошел кипящую от гнева дочь и взлохматил еще сильнее волосы сына.

— Прости, — сказал он. — Но ты еще мал, чтобы ходить в одиночку.

— Нет! Почему я должен страдать из-за ее…!

Розамунда вдохнула, чтобы возразить, хоть и не решила, накричит на брата за то, что он считал ее виноватой, или использует его недовольство как рычаг на родителей. Но этого и не произошло.

— Это не обсуждается! — закричала их мать. — Рузель, милый, мне жаль, что тебя это задело, но вспомни, чья это вина. Розамунда, в следующий раз думай, а потом… Не уходи, когда я с тобой говорю!

Она и не уходила. Она неловко неслась, а не шла. Девушка промчалась, громко топая, по лестнице к своей двери, которой, конечно, хлопнула так, что задрожали полки внизу. Она услышала, что дверь Рузеля рядом тоже загремела.

Но Розамунда не закончила. Оставался еще один удар. Она широко распахнула дверь и завизжала изо всех сил:

— Ненавижу! — Рузель тоже так сделал, повторяя за ней, когда она хлопнула дверью, удовлетворенная тем, что ее родители услышали это.

Конечно, услышали, и хоть было больно, они утешали себя осознанием, что дети только говорили так, но не думали всерьез.

Ее услышало и кое-что другое. Нечто радующееся тому, что она произнесла то слово всерьез.

* * *

Она не знала, что именно ее разбудило.

Розамунда села, протерла глаза, поняла, что уснула лицом в одеяло, даже не переодевшись для сна. Кулон-лебедь оставил отпечаток на ее коже, ведь она лежала на нем. Ее туника, жилет и волосы были ужасно растрепаны. Хотя видно было плохо, комнату озарял только лунный свет, сочащийся из-за штор.

В доме было тихо. В это время ночи тихо было всегда, но сегодня тишина была тяжелой, давящей. Снаружи не было слышно ветер и шорох ветвей, птиц или далекие голоса. Скрип старой мебели, тиканье часов с тяжелым маятником — все звуки, которые она толком не замечала раньше, пропали, и это она сразу заметила.

Позвать родителей? Слова застряли во рту, страх душил ее, но уязвленная гордость напоминала о себе. Она поднялась на ноги и, минуту провозившись с фитильком, медленно прошла в коридор со свечой в руке.

Он казался… длиннее обычного. Комната брата в паре шагов от нее была теперь далеким пятном против света. Лестницу скрыли тени. Но, конечно, коридор не мог измениться. Это была ее фантазия.

Или свеча горела слабее обычного. Такое ведь могло быть? Звучало лучше, чем растущий коридор.

Босые ноги на паркете, но было тихо. Ноги не шлепали, не было скрипа досок. Розамунда неслышно шагала, затаив дыхание. Ее рука дрожала. Наконец, она добралась до вершины лестницы.

Тишина закончилась. Она слышала слабый звук внизу.

Слабое скуление, полное отчаяния.

Казалось, она спускалась сто лет.

Комната внизу была тускло озарена углями, что выглядывали из-под горок серого пепла. Алые искры летали по комнате, от этого вид был жутким.

Она увидела Рузеля, сжавшегося у старого дивана, сцепив ладони. Его губы дрожали.

Ее родители были на коленях в центре комнаты. Их одежда свисала кровавыми лохмотьями, до этого их били хлыстом. Наволочки скрывали их головы, из-под них доносилось скуление и вскрики паники. Их ладони были связаны за спинами, но Розамунда не видела, чем. И воздух…

Там сильно пахло корицей и сладостями.

— Мама? — она снова была ребенком, едва могла говорить. Это ее смущало, ведь она была подростком, но она ничего не могла с собой поделать. Она не могла сделать голос ниже и решительнее. — Папа!

Скуление стало приглушенными криками, испуганными, предупреждающими. Похоже, под наволочками их рты были заткнуты кляпами, но Розамунда не понимала, зачем.

Она придвинулась, пытаясь понять. Она увидела руки матери, и ее смятение возросло.

Лакрица. Запястья ее родителей были скованы не веревкой или цепью, а толстыми сплетенными полосками лакрицы.

— О, ты здесь! Хорошо, а то мне надоело ждать.

Розамунда пискнула от жуткого голоса. Не голоса. Голосов. Два голоса говорили в унисон, идеально четко. Один голос принадлежал мальчику, что мог быть на пару лет старше нее, другой голос был грубым скрипом старика.

Вдали, словно отвечая им, хор детей радостно вопил из-за ее прибытия.

Он появился из ниоткуда, стоило затрепетать свече. Высокий и худой, он напоминал юношу, что еще не считался взрослым, может, почти ее возраста. Но Розамунда не верила. Она не сомневалась, что он был намного старше, чем выглядел.

Темные жирные волосы висели колтунами до плеч. Его туника, брюки и жилет когда-то были хорошими, даже богаче, чем ее наряд, но теперь они были в грязи, пятнах и дырах.

Его правая ладонь была в перчатке из кроличьей шерсти, сжимала старый кухонный нож в засечках, а левая…

О, боги!

Большой палец левой ладони был обычным, но другие вообще не были пальцами. То были свежие прутья березы почти в два фута длиной, идеально подходящие, чтобы рассекать кожу непослушных детей.

А его глаза были стеклом. Идеальные зеркала отражали комнату и Розамунду, но не остальных членов ее семьи.

Слеза покатилась по щеке Розамунды, но она не могла заставить себя кричать.

— Ты звала, — сказал он ей своим двойным голосом. — И я пришел.

— Звала…

— Да, вы оба. Отчетливо. Сказали, что ненавидите… их, — презрение в его тоне было густым, он помахал прутьями в сторону ее родителей.

Рузель всхлипывал со своего места.

— Но мы не серьезно!

— Конечно, серьезно, — существо звучало спокойно, почти с сочувствием. — Все дети так делают. Может, лишь на миг. В пылу момента. Но вы ненавидите. Все вы. И мига…

Старый нож сверкал в алом свете. Кровь обагрила наволочки изнутри, испуганное скуление сменилось бульканьем.

— …хватает.

Мальчик завизжал, рыдая, бросился к маме и принялся трясти ее, умоляя ее встать. А Розамунда?

Розамунда была в ужасе, да. Горевала. Слезы лились по ее лицу, капали с подбородка. Но при этом ее живот пронзал нож стыда, ведь скрытая, но не очень хорошо, часть ее смеялась от облегчения. Больше не будет несправедливых наказаний. Не будет глупых правил.

Плохо скрытая часть. Зеркальные глаза вспыхнули, и существо улыбнулось — ужасно и нечеловечески широко.

— Вот это мне нравится видеть! — пальцы из березы потянулись к ней, но не разрезали кожу, а обвили Розамунду и мягко притянули к незнакомцу. Вблизи запах конфет удушал. — Идем, дитя. Идем в новую семью. Она понравится тебе больше. И ты отлично впишешься.

Свет вспыхнул, и Рузель остался один в комнате, рыдал над телами родителей.

* * *

— Боги!

Лизетта Суванье, новый глава давиллонской Гильдии Искателей, что вскоре станет чем-то большим, вскочила и сбросила роскошное одеяло, под которым спала. Дрожа не от страха, а от злости, она убрала рыжие волосы с лица и вытерла тонкий слой пота со лба. Она знала, что это был за сон, как знала в прошлый раз и до этого. Она знала, что позволяла видеть их связь, она знала, что увиденное было настоящим.

Опять. Они снова сделали это. В этот раз Эмбрушель. Кто знал, кто сорвется с поводка завтра?

Она нуждалась в них, ей нравилась сила, которую они давали ей, но так не пойдет. Они будут убивать, сеять ужас, все, что она им обещала, будет, но не так, не сейчас. Не все было на месте.

— Боги, — снова прорычала она, уже тише. — Идиоты, вы же бессмертные. Неужели так сложно подождать?!

Вздохнув, Лизетта встала и принялась собирать одежду по богатой комнате. Ей нужно было взять себя в руки и поесть.

А потом еще раз попытаться объяснить важность «терпения» существам чистой прихоти.

Ах, все мучения будут того стоить, когда весь Давиллон будет ее.

* * *

Не только Лизетта проснулась в тот миг в Давиллоне.

В другой части города, в его комнатах в Базилике священного хора, его преосвященство Ансель Сикар, епископ Давиллона, тоже сел, проснувшись от жуткого сна. Он со стоном провел пальцами по примятой от подушки бороде, уткнулся лицом в ладони.

Картинки были нечеткими, но темными, тревожащими и кровавыми. Больше ощущений, чем видимости, холодная и гадкая уверенность, что что-то не так в этом городе.

Это он знал и без снов. Болтали в Домах и страже, ходили жуткие слухи, как в прошлом году, когда по улицам ходило жуткое существо, Ируок. И Игрейн говорила ему, что проблемы были и в преступном мире… Конечно, сны были беспокойными.

Но Сикар был священником достаточно долго, чтобы понимать, что порой то были вовсе не сны. И если это были знаки и предзнаменования, то их ждало что-то ужасное.

Чудо, что Давиллон почти не пострадал в прошлом году. Казалось неблагодарным молиться так скоро о новом чуде, но город нуждался именно в этом.

«Или, — размышлял он, вспоминая картинку из сна с девушкой с каштановыми волосами и в темной одежде, — в возвращении прошлого чуда».

Он был потрясен, что надеялся на это. Она была грубой, вспыльчивой, непредсказуемой, и один разговор с ней был попыткой удержать охапку щенков и угрей. Он не плакал, узнав, что она ушла.

«Но… если она вернется, надеюсь, это скоро произойдет».

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Дни были удивительно холодными, хоть календарь настаивал, что близилась середина весны. Холод не был жутким, тут не было снега, словно зима забыла, что нужно было уйти на север. Но было прохладно. Ветер кусал кожу, как соседский пес, которому вы уже надоели, но не настолько, чтобы впиться в горло. Дождь был редким, большие холодные капли заткали жидкими пауками за воротники и в сапоги.

Жители леса были в смятении, то покидали зимние норы, то возвращались в них. Трава и листья росли, но их срывали ветер и дождь. Одна из главных южных дорог Галиции превратилась в болото, и новые листья с соседних деревьев лежали на этой грязи, как раненые бандиты.

Сравнение показалось бы странным, но дорога и лес вокруг были с группой истекающих кровью стонущих бандитов.

Фигура одиноко шла прочь от отбросов общества, ее сапоги хрустели замерзшей грязью. Темный капюшон сочетался с ее нарядом в пути, не давал каштановым волосам закрывать ей лицо от ветра. Кроме ветра и ее шагов, было слышно звяканье мешочка, который она подбрасывала в руке.

— Не знаю, Ольгун, — жаловалась она, хоть никого рядом не было. — Тут лишь немного больше, чем было у прошлой группы. Нам нужно попробовать класс путников выше. Что? — она склонила голову, слушая ответ, который не слышал больше никто. — О, ладно тебе! Я не так сильно их ранила!

Еще пауза.

— Ну, да, — признала она. — Это было больно. Но у него есть другая, и она должна еще хорошо работать.

Виддершинс — в прошлом Адрианна Сатти, а еще хозяйка таверны, воровка и, почти в прошлом, изгнанница из Давиллона — шла по дороге, по которой до недавнего времени и не собиралась шагать.

Путь домой.

— Что? — спросила она. Картинки и сильные ощущения вспыхивали в ней, так «говорил» ее невидимый спутник, чужой для Галиции богу которого был лишь один послушник. — Откуда мне знать, что тут нормально? Мы были на этой дороге лишь раз до этого, и то было летом. Может, тут это нормальное количество бандитов. Или, не знаю, может, это сезон бандитов. Потому тут почти нет других путников, да? Местные должны знать, когда на дорогу лучше не соваться.

С изумлением и неохотой Ольгун указал на парадокс «сезона бандитов», когда путники остаются дома.

— О, хорошо. Может, это сезон тупых бандитов!

Виддершинс засчитала молчание Ольгуна как свою победу в этом споре. Ольгун не перечил. Там обоим было лучше

Но день заканчивался, дорога тянулась под ее ногами, и Шинс пришлось признать, что что-то не так. Это было понятным выводом. Хоть было холодно, хоть угроза бандитов была выше обычного, такое отсутствие путников было странным. Их должно быть меньше, но они должны быть.

Что-то было… не то. А после недавних событий в жизни девушки она не доверяла, когда что-то было не так. Ее поза не изменилась внешне, но шаги стали медленнее и мягче, она сосредоточилась на мире вокруг себя.

Она так сосредоточилась на опасности, что ее спутнику пришлось ткнуть ее, чтобы она заметила запах в воздухе. Холод и слабые запахи цветов и почек постепенно сменились дымом и жареным мясом.

Она все еще была в паре дней от Давиллона, так что…?

— Ах.

Небольшое скопление домиков показалось, когда она забралась на небольшой холм. Ничего впечатляющего, приземистое здание из дерева с парой каменных труб, извергающих дым, и домики поменьше вокруг него.

Увидев это место, Шинс вспомнила его смутно из своего пути в прошлом году. Тогда она была не в состоянии что-то замечать, даже если место было не таким неприметным. Простое место торговли, что использовалось путниками и выделялось близостью к дороге.

Вот только…

— Разве тут не должно быть пусто? Я почти уверена, что на дороге почти без путников толком нет клиентов. Но про это даже есть пословица. Что-то про рот дареного коня.

Ольгун лишь «пожал плечами».

Людей тут и не было много, но дела все же велись. Несколько лошадей — не очень ухоженные — были привязаны к столбу у главного здания. Небольшое собрание людей тут, парочка болтала и курила там. Все радовались отсутствию дождя вечером. На Шинс поглядывали с любопытством, ведь девушка путешествовала одна, но никак на ее прибытие больше не реагировали.

Пока она не ступила на скрипучее крыльцо центрального здания.

— Прошу прощения, мадемуазель?

К ней обратился мужчина, близкий по возрасту к старику, готовый к такому статусу. На нем были тяжелые и яркие ткани, что говорили: «Я торговец, который хочет показать, что может позволить себе больше, чем на самом деле».

Шинс не потянулась за рапирой, но она сосредоточилась на расположении своего оружия.

— Да?

— Просто… если вы пришли издалека одна, значит, дороги стали безопаснее?

Она не знала, с чем ей сравнить, чтобы понять насчет безопасности, но:

— Не думаю.

— Все еще полно дикарей?

Она сжала рукоять рапиры.

— Теперь меньше, чем раньше.

— Ах, — покровительственная улыбка торговца четко показывала, что он не поверил ни единому слову. — Что ж, благодарю за уделенное время.

Кивок, и Шинс толкнула дверь, запах готовой еды — и сильная концентрация пота путников — ударил по ее носу.

— Как тебе? — спросила она так тихо, чтобы никто не слышал. — Девушке явно не доверяют.

Ольгун передал эмоциями фырканье.

Квадратная комната. Квадратные столы. Даже стулья были такими. Все скрипело от годов использования, все впитало в себя столько запахов, что они стали важной частью мебели.

Это не было похоже на зал «Дерзкой ведьмы», но Шинс все равно ощутила тоску.

Скоро.

Это была не таверна. Большой зал был соединен через широкую дверь с чем-то, похожим на магазин. Тут были напитки и еда, но как дополнение к магазину, а не как отдельный бизнес.

Почти половина стульев была занята, почти половина клиентов перестала пить, жевать и говорить — некоторые группами — чтобы посмотреть на новую гостью. Снова ее юность и пол привлекали лишнее внимание, но почти все клиенты повернулись к своим делам с готовностью.

Шинс прошла к небольшой стойке у внутренней двери, посчитав девушку за ней официанткой.

— Привет.

Ее глаза расширились, она выдохнула:

— Ох, добро пожаловать.

Виддершинс твердо решила, что девушка не напоминала ей Робин. Шинс не хотела допускать этого. Она сунула два пальца в один из мешочков на поясе и вытащила пару монет, которые забрала как компенсацию за попытки бандитов навредить ей.

— Чашку лучшего на эти деньги, — монеты звякнули о дерево, Шинс вытащила вторую пару. — И тарелку лучшего на это, — звяканье металла о металл, ведь она положила монеты друг на друга.

Девушка моргнула.

— Ох, эм… — моргнула два раза. — Ладно. Сейчас будет, — моргнула еще раз.

Виддершинс отошла от стойки, выдвинула из-под пустого стола стул на одной ножке, закружила его и опустилась на него идеально, пока сидение вертелось. Умело игнорируя потрясенные взгляды, она отклонила стул на ножке и скрестила ноги на краю стола.

— Что? О, я не рисуюсь! — возразила она. — Просто… я хочу всем показать, что могу о себе позаботиться. Осторожность не помешает, да? Нет, это не одно и то же! Цель — не впечатлить людей, а… наоборот… Впечатлить другим… О, молчи.

Несколько минут Шинс развлекала себя, крутя рапиру, уперев ее в пол, придерживая рукоять пальцем, запретив Ольгуну хоть что-то говорить об этом. Он молчал, но она ощущала его смех.

— Если не перестанешь, я привяжу тебя к столбику снаружи. Будешь ржать с лошадьми.

Официантка или дочь хозяина, или кем она была, появилась перед столом с сосудом и тарелкой в руке. Тут ее сходство с Робин уменьшилось. Она была худой, как подруга Шинс, но пышные юбки и заплетенные волосы были совсем не в стиле Робин.

Но тоска воровки от этого не уменьшилась.

— И, — спросила она, когда официантка собралась уходить, — что с толпой? На дороге почти никого, а тут…

— О! Это, кхм… — девушка разглядывала пол, пока отвечала, будто ждала, что весенние цветы прорастут тут, спасаясь от погоды. — Не знаю, должна ли я распространять слухи на работе.

— Я не на работе, — терпеливо объясняла Шинс. — И для слухов нужные двое, да? Так что, хоть ты на смене, слух не разойдется в это время, и никто тебя не обвинит.

Ольгун ушел в уголок разума Шинс с кружащейся головой.

Девушка застыла, раскрыв рот, не могла подобрать слова, словно они ушли в уголок с Ольгуном, а потом она решила, поверив Шинс или, что вероятнее, решив, что так проще, подыграть, а не пытаться понять все это.

— Это монстры, — сообщила она сценическим шепотом.

Рапира Шинс перестала кружиться.

— Что, прости? Повтори медленно.

— Я знаю, как это звучит, — голова Не-Робин покачивалась, как пробка в кипящей воде. — Но мы слышали такое. Дорога отсюда до Давиллона — и все дороги вокруг Давиллона — прокляты или полны монстров!

— Слушай, бандитов там точно было много в последнее время, да? Уверена, это…

Впервые лицо девушки стало уверенной маской.

— Мы знаем все о бандитах, — возразила она. — Их на дороге много. Но некоторые путники и торговцы рискуют. Воры не могут быть всюду, и некоторые караваны хорошо защищены. Многие из них доходят сюда. Но за последние несколько недель из Давиллона не вернулся почти никто из них, а те, кто вернулись? Их напугали не бандиты. Путники доходят до этого места и слышат истории. Некоторые идут дальше, но мы почти никого больше не видели. Другие? Они ждут, занимаются делами с нами и другими торговцами тут, а потом рискуют долгой дорогой туда, откуда прибыли.

— Если на дорогах монстры, — сказала осторожно Виддершинс, — почему солдат не отправили разобраться с ними?

Не-Робин пожала плечами и пошла к своей стойке.

— Говорят, армия Галиции собралась на границе с Раннанти, — бросила она через плечо, — а солдаты Давиллона? — она еще раз пожала плечами. — Боги знают, что творится в том городе. Приятного аппетита.

Шинс проводила ее взглядом, лениво гоняя кусочки мяса по тарелке, словно они могли ожить.

— У тебя даже лица нет, — возмутилась она. — Так что не смотри на меня так.

Крохотное божество ответило ей вопросом в голове.

— Откуда мне знать? Маловероятно, да? Монстры на дорогах Галиции? Чушь.

Ольгун не спешил проявлять эмоции, а показал своей юной приспешнице картинку демона и картинку фейри, оба существа были жуткими.

Остатки аппетита Виддершинс высохли и улетели, как пыль.

— Я не говорила, что это невозможно, Ольгун. Только маловероятно.

Она ощутила его извинение, но без искренности. И, если бы Шинс была честной с собой, чего она избегала в последнее время, но не всегда удавалось, она спешила, отрицая возможность появления монстров. Над ней тоже смеялись, когда она пыталась предупредить об Ируоке, так что ей стоило вести себя осторожнее с сомнениями.

С другой стороны она была умнее и не такой суеверной, как многие люди. Порой она напоминала себе об этом.

— Я буду осторожна, — успокоила она бога, — Не буду спешить с выводами. Но я уверена, что мы справимся.

«Мы же идем домой!».

Виддершинс напала на еду, подчеркивая это, а не из-за аппетита. Какое-то время она видела только тарелку, жевала почти не переготовленное и не пересоленное мясо, на фоне стоял гул разговоров.

Она не сразу поняла, что Ольгун тыкает ее эмоциями. А потом она ощутила, что его внимание приковано к конкретному столику за ней.

— Я могу обернуться? — тихо спросила она.

Его ответ был отрицательным.

— Хорошо, — она разглядывала свой столик. Тарелка была деревянной, утварь не блестела. Эль?

Виддершинс постучала пальцем по сосуду.

— Свет подходит? Ты сможешь это сделать?

Робкое «да» и признание, что он не продержит эффект долго.

— Сойдет.

Она осторожно сжала сосуд, ждала, пока в воздухе не появится знакомое покалывание ограниченной магии божества.

Будет холодно и стыдно, если Ольгун не справится. Она подумывала произнести это вслух, но решила не давать ему идеи для шуток.

Покалывание достигло пика, Шинс подняла сосуд на уровень глаз и наклонила горизонтально.

Пару секунд, против всех законов, жидкость внутри застыла, создав темный пруд, в который она смотрела. Это было не совсем отражение, но ей хватило этого, чтобы понять, что Ольгун хотел ей показать.

Мужчина одиноко сидел за столиком и — раз она была спиной к нему — не скрывал, что пристально разглядывает ее.

— О, ради печенья! — Шинс опустила сосуд, вздыхая. — Что ж, за нами пару месяцев не следили. Мы отдохнули, да?

Она задалась вопросом на миг, видел ли незнакомец ее трюк с элем, и что он об этом думал. Точно посчитал, что сосуд пуст, и остальное было лишь игрой света.

Шинс поела еще немного, чтобы выглядеть обычно. Она шумно и сыто вздохнула, отклонилась опасно на стуле.

И позволила ему упасть.

Комната вскочила вокруг нее, ведь угол ее зрения менялся, но Шинс тут же перекатилась и вскочила на ноги раньше, чем стул остановился. Быстрый поворот, она развернула стул напротив шпиона и села туда, посмотрела в расширившиеся глаза мужчины.

— Привет.

И едва слышно, пока незнакомец искал слова:

— Да, я могла встать и подойти, но в чем веселье? Я не привлекла внимания, только… ох. Все равно тут не так много людей. И мы застали его врасплох, да? Знаете, — последнее она заговорила нормальным тоном, — вы точно делаете что-то не так. Если вы едите, во рту должно что-то быть, а если вы говорите, должны доноситься звуки. Странно вот так жевать с пустым ртом. Похоже на рыбу.

— Ох…

— Растерянную рыбу.

— Я…

— Пытаешься узнать направление.

— Что ты творишь?! — пропищал он.

Шинс разглядывала его, не мигая. Тусклые каштановые волосы, усы, одежда совсем не выделялась…он старался выглядеть так просто, что это привлекало к нему внимание.

— Я, — сказала она, наконец, — жду, пока ты объяснишь, зачем следил за мной.

— Я н-не знаю, о ч-чем ты…

— О, давай без этого! Давай ты дашь мне четкие ответы, и тогда тебе не придется всю жизнь стыдиться того, что тебя побила на людях девчонка.

Он стиснул зубы, усы ощетинились, как у злого кота. Шинс чуть не навредила себе, подавляя хихиканье.

— С чего ты взяла, что можешь одолеть меня? — осведомился он.

Улыбка Виддершинс в ответ была почти вызывающей.

— Хочешь проверить?

Он не хотел, тело незнакомца обмякло.

— Ты поверишь, что ты понравилась мне?

— Польщена, но нет. Ты не так мягок, так что мог лишь поглядывать, и я знаю, как это ощущается. Ты таких ощущений у меня не вызвал.

Ольгун фыркнул, забавляясь, и послал по спине девушки ощущение влаги.

— Хватит! — было сложно вложить силу крика в шепот, что был чуть громче дыхания, но она давно научилась этому. Пришлось.

Ее напарник рассмеялся.

Незнакомец медлил еще пару секунд. Потом он вздохнул и вытащил из кармана потрепанного плаща мятый кусок пергамента.

Лист складывали, разворачивали и снова складывали столько раз, что заломы протерлись, бумага пропиталась потом, но все на ней было видно, когда Шинс развернула ее. Они неспешно разглядывали рисунок и друг друга.

— Чего-то не хватает, — заявила Шинс. — Не передает внутреннюю меня.

— И не помогло мне понять, чего ожидать, — подтвердил мужчина.

— Хмм, — она посмотрела на текст под портретом. Ее имя, краткий перечень деятельности, в которой она могла участвовать… — Мелкие кражи?! — возмутилась она Ольгуну. — Ничего они не мелкие! — а еще за информацию о ней или месте, где ее видели, обещали небольшую награду, и сообщать нужно было в… — Гильдия Искателей? — у Шинс не было проблем с ворами Давиллона, она не знала, зачем они искали ее. — Где ты это взял? — осведомилась она.

— Ох, это уже пару месяцев раздают. В Давиллоне и городах вокруг него. До этого что-то происходило, но те, кто раздавали, сказали приносить информацию по адресу в районе Рагвэй, а не в саму гильдию.

Она почти не слушала, ее внимание было в сотнях миль отсюда. Шумный город Лурвью, незнакомцы ходили у могилы архиепископа Уильяма де Лорена, словно ждали кого-то, и тогда она думала, что за ней следили от дома Карно.

Она снова заговорила только с божеством:

— Что думаешь?

Тревога, подозрение, но робкое согласие. За ней следили в обеих частях Галиции? Вряд ли это было совпадением.

Шинс пришла в себя и опустила пару монет на грязный стол.

— Это не столько, сколько они предлагают, — сказала она, постучав пальцем по пергаменту, — но тебе не придется идти по дороге, где могут быть монстры.

Грязные руки потянулись к серебру, но незнакомец остановил себя.

— И, кхм, что я должен сделать за эту награду?

— Найти другие такие листовки в этом месте и сжечь, — это не поможет, она понимала, но именно это место станет безопаснее, если ей придется возвращаться, это ей пригодится.

Хоть она и не планировала.

— О. Хорошо.

— Случайно, — Шинс остановила его руку в пути, — не приходило в голову взять деньги и уйти, не поискав эти листовки? Я же не узнаю, да?

— Эм…

— Лучше подумай, на что они пошли, чтобы следить за мной. Потом задайся вопросом: почему. И спроси себя… узнаю ли я.

Она ушла от столика. Все это было мелодраматично и грозно, и она чуть не испортила все, почти рассмеявшись, когда Ольгун заполнил ее голову зловещей мелодией из оперы. К счастью, она сдержалась и рассмеялась уже вне здания.

— Перегнула, да? — хихикала она, глядя на хмурое небо. Решив, что можно пройти еще пару часов до ночлега, она повернулась и оставила торговый пост позади.

Холод ветра и тени деревьев разогнали ее веселье, как облетали листья этой весной. Что-то было не так в Давиллоне.

— А когда было иначе? — сказала она Ольгуну. — И если все было бы хорошо, значит, точно что-то не так! Но кто меня ищет? Мы оставили не так много разозленных на нас людей! И даже я не могу раздражать людей в другом конце страны.

Вздох, Шинс высунула язык.

— Тебя это заинтересовало, да? Точно — да.

Ольгун был доволен собой.

— Да, да. Мы будем держать твои глаза открытыми. Или мои глаза. Или твои не-глаза, или чем ты там видишь. Если ты видишь. Ты знал, что даже сейчас можешь сбивать с толку?

Ответом было только веселье, и Шинс продолжила:

— Не важно. Будь настороже. Дома что-то не так, и что-то плохое может быть по дороге домой. Вряд ли это «монстр». Многие ведь за всю жизнь ни одного не встречают, да? Так что и мы можем никого там не встретить.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Кстати, — сказала Виддершинс вяло своему невидимому компаньону, — можешь в будущем напомнить мне не рисковать? Или не говорить?

Ольгун пообещал, что поможет с первым, но второе было невозможным даже для божества.

Шинс рассеянно кивнула, ожидая споры. Это помогало им сосредоточиться.

То, что когда-то было большой телегой, лежало у дороги, ставшее досками и обломками. Тут и там торчали узнаваемые куски: целое колесо, половина скамейки кучера. Ткань шуршала на ветру.

Когда-то телегу тянули две лошади. Одна из лошадей лежала, все еще отчасти привязанная, изломанная, как вся телега. Ужасно холодная весна означала, что насекомых было мало, но те, кто нашли такое угощение, радостно жужжали.

Другой лошади, всадников или кучера видно не было.

Только следы на земле, сломанные ветки, где что-то тащили от дороги.

Почти смешно смотрелись огромные дыры в мертвой лошади — казалось, ее прострелили несколько раз. Шинс уже оставила свое раннее недоверие.

— Значит, монстр.

Ее напарник недовольно согласился.

— Но как же вовремя. Это произошло недавно, да? Значит, это где-то рядом. Занятое. Но не голодное, наверное.

Согласие было уже не таким ворчливым.

— А нам пора пройти мимо и отправиться домой, в безопасность.

Согласие уже было бодрым.

— Нам не нужно сюда лезть.

Ольгун соглашался. Шинс все стояла на краю дороги и смотрела на след, не собираясь уходить отсюда.

— Да. Вот-вот пойдем дальше.

Ветер дул на них. Насекомые гудели. Ноги замерли.

Ох, финики.

— Мы оба очень глупые.

И снова недовольное согласие.

Она замерла еще на миг, нашла у себя тяжелый пистоль, который забрала у первого бандита, помешавшего ее пути. Она быстро зарядила оружие и поспешила по следу.

Она не очень любила ходить по лесу, но избегать торчащих корней или листьев было как избегать скрипучих половиц и хрустящего гравия. Она была ловкой, Ольгун предупреждал о препятствиях, приглушал треск веток. Они тихо наступали.

Первой подсказкой, что она близко, был запах дыма: сильный, древесный, с ароматом жареного мяса. Пахло хорошо, но у Шинс не было аппетита в таких обстоятельствах.

— Видимо, мы знаем, что произошло с другой лошадью, — буркнула она.

Огонь мерцал за листьями, направлял ее. Виддершинс пригнулась под ветки, опустилась еще ниже, двигаясь почти как утка, и выглянула из-за пня.

Большой костер зло трещал, питаясь влажным гнилым деревом, выпуская густой дым. Над огнем висела ветка. Шинс толком не видела плоть коня, но жир с нее капал с шипением в огонь, и туша уже почернела от дыма.

Ее внимание привлекло испуганное скуление. Пропавшая лошадь в яблоках, обрывки упряжи висели на ее груди. Она безумно дергала за веревку, привязанную к соседнему дереву.

Но если там была лошадь, то что…?

Виддершинс посмотрела на жарящееся мясо, ее желудок вывернулся.

— Ольгун… — прохрипела она.

Сила божества покалывала в ее животе, успокаивая ее, чтобы тошноту удалось сдержать, не выдав себя шумом. И все же рвота была близко.

А потом хозяин лагеря прошел в поле зрения с дальней стороны, и от его шагов сотрясались ветки. Шинс забыла обо всем.

Это был не демон из проповедей, как и не фейри из сказок. Силуэт напоминал человека, хоть у него было слишком много мышц, но это был человек. Один глаз торчал на хмуром лбу, над ним загибался рог, терзая ветки и листья. Хоть было сложно сказать в свете костра, но казалось, что кожа существа была красно-коричневой, напоминая жуткий, но уже заживающий солнечный ожог.

От него воняло даже издалека потом и гнилым дыханием. На нем были только кожаные штаны, оно несло примитивное, но опасное на вид копье, но не все это вызвало вскрик из ее горла и заставило ее желудок снова задрожать.

— Боги! Эта штука вдвое выше меня! — и это не считая рог. — Что во имя гульфика Хуриэля это такое?

Вопрос был бесполезным. Ольгун общался картинками и ощущениями, и он не мог назвать ей слово для того, что они видели, даже если бы знал.

Он мог передать ощущение времени. Возраста.

И возраст был старым.

До Галиции и Раннанти, до других современных наций был долгий период варваров на континенте, может, и в мире. Веками жестокие племена бились за земли, за власть. Из этих племен пришли 147 богов, что заключили Священное соглашение и помогли возродить цивилизацию.

А до этого, за тысячи лет до времени Шинс, была эпоха мифов. В легендах говорили о великих империях и воюющих королевствах, о сильной магии и монстрах, каких никто еще не видел.

Шинс не верила в это. Никто не верил. Но один кусочек был правдой, раз Ольгун подчеркивал, что существо было таким древним.

— Ты же не веришь, что оно так долго прожило?! — спросила она.

Нет. Он не верил.

— Откуда тогда оно взялось? — а потом. — Как ты пожимаешь плечами, если у тебя их нет?

На это Ольгун пожал плечами во второй раз.

— Не важно, — она смотрела, как существо прошло к огню, скривилась, когда оно потыкало жареное мясо, проверяя на готовность. Даже пригнувшись, оно было намного выше нее. — Я не хочу с ним биться, — призналась она. — Ускорим события, да?

Воздух покалывал, Шинс подняла пистоль. Она осторожно прицелилась между веток и теней от огня, глубоко вдохнула…

Влияние Ольгуна наполнило ее руку, поправило оружие, а потом…

Грохот, огонь, дым. Во тьме и внезапной дымке Шинс увидела, как голова существа покачнулась от удара. Оно закричало, подняло руки к виску.

А потом с ревом торнадо изо львов — кровь текла, но дыры в черепе она не увидела — существо вскочило и бросилось.

— А-а-а-а-а-а! — Шинс бежала.

Грубая кора царапала ее пальцы, она забралась на ближайшее дерево. Пустой пистоль упал глухо на землю. Сила Ольгуна поддерживала ее, помогала прыгнуть, когда она оттолкнулась от ствола к другой ветке. Тонкие прутья царапали ее лицо, жалили, но не останавливали. Сзади слышался треск и вой, ее преследовали, хоть тьма скрывала это.

Тьма…

— Ольгун?

Покалывание силы божества, мир стал ярче, хоть и потерял четкость и краски. Еще прыжок, и она забралась на ветку выше. Шинс обернулась.

Хоть существо замедлилось, пробираясь среди деревьев, оно было недалеко. Почти все ветки и даже маленькие деревья ломались от его движений, пока оно неслось вперед. Рог задевал листья, это тоже замедляло существо, заставляло его пригибаться, но оно все равно прорывалось и бежало дальше.

Через каждые несколько шагов оно взмахивало копьем и тыкало им во тьму. Копье было размером с таран, толще деревьев, что ломались из-за существа. С усиленным зрением Шинс видела сухую кровь лошади на наконечнике размером с меч.

Ветка, что была толще той, на которой она сидела, треснула и повисла на тонких щепках от удара копья. Шинс прыгнула с воплем. Она пролетела над головой чудища и рогом, хоть и не так высоко, как хотела, долетела до соседнего дерева. Она сжала ствол и полезла выше, чтобы враг не достал.

Сомнения Ольгуна были слоем пота, что цеплялся не к ее телу, а к душе. Шинс не винила его: враг был почти в двенадцать футов ростом, копье было еще длиннее. Оно далеко доставало.

Каждый прыжок и рывок поднимали ее на фут, и Шинс «ругалась» при этом:

— Финики… печенье… курицы… кошмар…

Под ней что-то зарычало. Шинс застыла и посмотрела вниз.

Оно стояло у дерева, прищуренный глаз смотрел на нее. Она видела, что существо разглядывает длину ствола между ними, решая, могло ли достать до нее. Оно подняло копье пару раз, подумывая бросить.

А потом с улыбкой, из-за которой плоть вокруг рога сморщилась, оно отклонилось и топнуло ногой.

Дерево содрогнулось. Ветви махали, как утопающие, и Шинс могла лишь держаться, кора впивалась в кожу, зубы стучали. Она хотела вытащить рапиру и прыгнуть, надеясь, что убьет существо и смягчит падение, рухнув на него, но жуткий рог заставил ее передумать.

Второй удар ногой. Шинс съехала на пару футов с воплем. Кровь текла с левой ладони.

— О-о-оль-гу-у-н? — спросила она, дрожь утихала.

Она уловила намеки на его идею, вспышки картинок, что были связаны с ветками вокруг нее, но его задумки пропали от тихого крика паники. Дерево содрогнулось, но иначе. Удар был сильнее, дрожь — тоже. Шинс сжала ствол и посмотрела вниз.

— Ох, финики.

Существо повернуло копье к стволу. Наконечника хватило бы для роли топора, и хотя деревья вокруг мешали, силы существа было достаточно без взмаха. Первым ударом оно нанесло такой вред дереву, какой лесоруб нанес бы за шесть ударов.

Еще взмах, еще, металл вонзался в дерево. Шинс пыталась залезть, но каждый удар сбрасывал ее обратно. Она дико искала убежище на соседних деревьях, но постоянная тряска мешала упереться ногами для прыжка.

Раздался жуткий треск, мир накренился, и Шинс могла лишь перебраться на стволе так, чтобы ее не раздавило дерево, когда оно точно упало.

Падение оказалось не таким страшным, как Шинс ожидала. Деревья стояли плотно, и ее дереву было некуда падать. Оно врезалось в ветви с листьями, ломало их по пути, но застряло в руках соседей, крона не дошла и до середины пути.

Но дерево было большим, падение ощущалось сильно. Виддершинс уже была в царапинах и синяках, а теперь слетела со ствола от удара, крутясь в воздухе. Только толчок силы Ольгуна позволил ей схватиться за ветви, которые она пролетала. Она чудом не упала на землю.

Она висела там, наверное, лет десять, обвив руками и ногами толстые ветки, дрожа, ощущая боль всюду. Деревья и листья хрустели неподалеку, существо тыкало крону копьем, но падение дерева устроило бардак, и Виддершинс смогла уцепиться выше, чем это сделал бы обычный человек, так что оружие не задевало ее.

Ее легкие горели, но она заставляла себя дышать тихо. Ольгун коснулся ее порезов и синяков, но она знала, что будет ощущать это еще пару дней. Она ждала, пока вопли и толчки копья становились все быстрее и недовольнее.

Она уже почти отчаялась, существо зарычало и забралось на упавшее дерево, решив найти спрятавшуюся воровку. Оно склонилось вперед, сжимая копье в кулаке.

Оно не могло держаться обеими руками за дерево.

— Ладно, Ольгун. Пора впечатлить меня.

Ее кожу покалывало, словно воздух наполнили невидимые пчелы. Она ощущала в себе энергию, ощущала все неровности ветки под собой, ее вес пропадал, мышцы становились очень сильными.

А еще она ощущала усталость, которую Ольгун пытался спрятать, и она тянула за веки и кости Шинс, как своя. Она многого от него просила за короткий промежуток времени: если первая попытка провалится, второй у почти забытого божества не будет.

«Один шанс, чтобы избежать болезненного конца для нас. Такое ведь не каждый день. Только каждый четвертый день. Или третий».

Она ждала, готовясь, пока существо заберется чуть выше. Еще миг, сердце трепетало…

Шинс вскочила и бросилась.

Сначала ветка, за которую она держалась, потом верхние ветки упавшего дерева. Они дрожали, угрожали сбросить ее, подвернуть лодыжку или отправить ее катиться по кривой коре. Ей приходилось щуриться, закрывать лицо руками от веток. Шинс была ловкой, почти всю жизнь цеплялась за стены и выступы, но она не прошла бы и несколько шагов без помощи Ольгуна.

Существо завыло, увидев ее, встало во весь рост на опасном склоне, сжимая копье в обеих руках, подняв его в ее сторону.

Сила Ольгуна покалывала под ее сапогами, словно она оставляла след из углей. Она сделала еще два шага и прыгнула.

Следующее было невозможным даже для связи воровки и божества. Это и не требовалось бы против противника-человека.

Но существо было мускулистым, значит, сильным, и Шинс уже доказала эту догадку. Она с идеальным равновесием приземлилась на древко копья, и хотя оружие склонилось от неожиданного веса, монстр удерживал его почти горизонтально.

У нее были доли секунды, но ей требовалось меньше. Она бежала, пересекла половину оставшегося расстояния и снова прыгнула.

Все замедлилось, как ей казалось. Ветерок замер, листья почти не шуршали. Она увидела, как существо отклонилось, пыталось следить за ней, поднять копье за ней.

Она вытянула руки и сжала рог чудища. Виддершинс взмахнула ногами, повернулась вокруг рога, как в танце, и весь вес направил ее за голову существа.

Оно было сильным, но ему нужно было прочно стоять.

Существо пошатнулось, уронило копье, пытаясь восстановить равновесие. Оно покатилось с воем со склона.

Оно удалось спиной о ствол, кора и кожа трещали от столкновения. А потом чудище скатилось и рухнуло на землю. Грохот сотряс все вокруг, дыхание вырвалось из легких существа, глаз расширился и ничего не видел.

Виддершинс тяжело дышала, спустилась по дереву, где они с Ольгуном едва не упали сами. Падение не убило существо, Шинс и не надеялась.

Оно было оглушенным, и этого должно было хватить. Оно не погибло от выстрела в голову, и Шинс сомневалась, что ее рапира могла пронзить его кожу.

Если существо пролежит хоть миг, это и не понадобится.

Шинс выхватила меч, измерила расстояние между своим насестом и землей и посчитала, что прыгать можно. Она бросилась туда.

Существо содрогнулось, когда сталь вонзилась в его глаз и попала в мозг за ним.

Колени болели от твердого приземления, дрожали, энергия Ольгуна угасала, и их усталость смешивалась. Виддершинс выпрямилась. Она тихо застонала, скривилась, когда сталь заскрипела о кость, пока она вытаскивала оружие.

— Ладно, Ольгун, — начала она, давя на мышцы своей поясницы, — что же происходит…?

Тело таяло.

Как снеговик на солнце, но быстро. Мертвое существо рассеялось меньше, чем за минуту. Реки жидкости утекали по изгибам. Туман поднялся облаком и разлетелся.

Странным было и то, что труп быстро разделился на два тела поменьше, пока таял. Шинс видела, как рассеивалась пара человеческих силуэтов, словно один стоял на другом в чудовищном костюме.

Это был бред, она видела и ощущала достаточно, чтобы знать, что существо было настоящим. Но она видела и это.

— Ольгун? Что случилось?

Смятение ответило ей, но Шинс не упустила страх за ним, а еще ощущение узнавания.

— Ты такое уже видел? — потрясенно спросила она. Она могла думать лишь о том, что это было схоже на чары, что она испытала в прошлом году, когда двое делились своей силой, и даже это было далеко…

Но нет. Ольгун не говорил ни о чем конкретном. Она поняла, что было что-то в магии существа, что напомнило ему что-то. Он был растерян, ведь не мог определить, в чем дело.

— Ладно тебе, — сказала Шинс, играя легкость, которую не ощущала. — Заберем ту лошадь, чтобы она не голодала, и найдем место для ночлега. Я хочу завтра добраться до Давиллона. Хорошо?

Домой. Мысль радовала, и божество было согласно. Они пошли в лес, делали вид, что не знали, о чем они думали.

Они хорошо помнили, что за существа уже встречались им. Даже если Ольгун не мог определить магию, которую ощущал, хоть она и казалась ему знакомой, они точно не хотели сталкиваться с этим еще хоть раз.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Дождь падал холодными большими каплями, как снег или град, что растаяли. Он стучал по листьям, земле, по мокрому капюшону Виддершинс, день был серым и тусклым.

— Может, поменяемся? — спросила она, потянув за капюшон одной рукой, а поводья — другой. — Ты сможешь бродить везде, промокший, пытаясь понять, дышать воздухом или пить его, а я покатаюсь в сухости в твоей голове!

Она получила ожидаемый ответ.

— О, молчи, — она оглянулась. — Ты! Скажи Ольгуну заткнуться.

Лошадь фыркнула. Ольгун рассмеялся так, что не мог дышать, что не было проблемой, ведь он и не дышал, но это все еще о многом говорило.

— Отлично. Просто чудесно, — Шинс подумывала вытереть тунику сзади, но решила, что дождь справится сам. — Надеюсь, вы будете счастливы вместе.

Ольгун хихикал и дальше, лошадь дрожала и фыркала, и Виддершинс ворчала, пока они шли по дороге.

А потом стало видно последний поворот и блестящие от дождя стены Давиллона. Высоко наверху трещина в облаках позволила лучу солнца упасть на город, сияя золотом на воде.

Шинс, Ольгун и даже, казалось, лошадь потрясенно смотрели туда.

— Да вы шутите, — сказала девушка. — Ольгун?

Он лишь пожал плечами, которых не было. Это был не он, не магия. Просто стихии драматично совпали.

— Думаю, не только ты из божеств обладаешь чувством юмора, — она шмыгнула носом и пошла дальше, сделала еще десяток хлюпающих шагов. Она замерла, щурясь сквозь дождь, подняла руку, чтобы закрыть лицо от влаги, которую не останавливал капюшон.

Это…? Было сложно видеть — на таком расстоянии пруд света, от которого она только что фыркала — но выглядело как…

— Это мне кажется, — тихо спросила она, — или врата заперты?

Сила божества бросилась вперед, пейзаж мелькнул по краям. Ее зрение стало сильнее. Виддершинс не сомневалась. Огромные двери в самый большой из южных городов Галиции были закрыты.

Шинс не видела солнце — его не было весь день. Но она знала, что времени не прошло много. Несколько часов после полудня, многие торговцы и покупатели еще должны были ходить там, надеясь на что-нибудь особенное для себя. Торговля шла хорошо во все время, кроме зимы, продукты поставляли снаружи.

Никогда еще при Шинс врата не закрывали до сумерек.

Но не только это удивляло ее. Часовые стояли внизу, в сторожке у ворот и рядом с ней, часовые были и сверху, патрулировали узкую стену. Как всегда.

Но их количество было другим. Шинс не считала всех, но их было вдвое больше, чем обычно, а то и в три раза. Если так было со всеми вратами, воровка не понимала, как у стражи хватало людей хранить мир внутри.

Но часовые и не ждали мира внутри или снаружи. Шинс привыкла к обычному виду городской стражи: простая рапира, мушкетон, тяжелый пистоль, чтобы бороться с бандитами. И она их видела, но при этом у стражи были дополнительные пояса со снарядами и пистоли. Она видела длинные мушкеты, рукояти мечей и других клинков.

Врагов не было вокруг, стены не были повреждены, но мужчины и женщины в дозоре будто защищались от осады.

— Что думаешь? — спросила Шинс, покачала головой даже раньше, чем угасла картинка циклопа. — Вряд ли. Не вижу, чтобы тут были следы того чудища, и Дома не закрыли бы врата из-за слуха. Ради печенья, даже если бы это существо добралось сюда? Мой выстрел не убил его, но я уверена, что много снарядов или пушка могли бы разобраться с ним, да? Нет, тут что-то еще. Та штука на дороге была частью. Частью чего? Оно точно было связано с этим, уж слишком много совпадений, но это не все. Ха. Загадки, смятение, жестокость. Это точно Давиллон.

Она стояла. Смотрела. Промокшая от дождя.

А потом решила сыграть.

— Дом! — она бросила уздечку и шлепнула лошадь по крупу. — Домой! — крикнула она.

Не оглядываясь, лошадь пошла вперед, пригнув голову из-за погоды, двигаясь к вратам.

Голоса часовых загремели, они быстро сбились на лепет смятения, когда поняли, что зверь без всадника. Несколько стражей вышли из хижины под дождь, чтобы осмотреть путника.

Они осмотрели ее. Шинс еще не видела, чтобы так проверяли на входе людей, зверей или телеги. Они сняли обрывки упряжи, проверили брюхо коня. Они осмотрели зубы и копыта лошади. Они спорили, юный часовой подошел, нервно сжал хвост зверя, и Шинс поняла, где еще они искали.

— Я развернусь, — сообщила Виддершинс, так и сделав. — И ты поклянешься, что не покажешь это мне никогда, иначе я найду священника, чтобы запереть тебя в благословленном шкафу.

Она знала, что молчание Ольгуна означало, что он смеется над ней, но она решила не спорить.

Лошадь будет в порядке, хоть и испугана. Или ей найдут хозяина, если по упряжи удастся понять, кто он, или ее используют в городе. Последнее вероятнее. Шинс не привязалась к зверю, но она все же гордилась, что спасла лошадь.

А дальше? Шинс была уверена, что ее стражи осмотрят не так тщательно. Но они были настороже, придирчиво разглядывали посетителей, а она не хотела, чтобы ее допросили, чтобы заставили объяснять ее инструменты. Это если стражи не узнают ее. Виддершинс не была самой известной преступницей Давиллона, но она была известна как искатель, и она потеряла единственного друга в страже, когда…

«Не думай сейчас об этом».

Выход был лишь один. Если она не хотела рисковать обыском, ей нужно было перелезть стену. Не в первый раз.

— О, ладно тебе, — сказала она, когда Ольгун возмутился. — Куда уже хуже?

Его ответ стал картинкой, на которой в Виддершинс стреляют, пока она на стене, и она буркнула то, что даже божество не поняло, и пошла на дорогу ждать наступления ночи.

* * *

Деревьев вокруг было много, но земли возле Давиллона были плоскими и пустыми. Редкие деревья стояли там одиноко, не скрывали. На Давиллон и не нападали, но они все равно были готовы.

Днем подойти незаметно было невозможно, даже если бы часовые были почти без сознания и одноглазыми. Ночью… шансов было немного.

Мужчины и женщины стражи ходили по стенам, стояли у всех ворот, искали взглядом движение, силуэт в тенях. Большие фонари стояли через промежутки наверху и у стены. Зеркальная поверхность направляла свет лучом в одну сторону. Они медленно крутили фонари, лучи скользили туда-сюда по открытой местности. Дуги света пересекались, земля не оставалась во тьме дольше, чем на минуту. В ранние годы воровства Шинс слышала, что у стражей такое было, но эти приборы давно не использовали.

До этого.

Конечно, такая защита была от врагов — многих врагов. Одна фигура в темной одежде, что сливалась с тьмой, быстрая и удачливая, могла пройти мимо лучей легко.

— Знаешь, — тихо сказала Шинс, прислоняясь к каменной стене, слушая шаги и голоса сверху, — если бы они двигали лучами не одинаково, а меняя их путь, они могли бы… что? Нет, я не хочу, чтобы нас поймали! Я о других! Об опасных людях! Им нужно исправить эту проблему… позже. Да, — пальцы ног и рук нашли, за что зацепиться, многие люди не смогли бы так сделать. Ее подъем был быстрым и тихим, не громче гусеницы, ползущей там же. — Законы для других людей. Ты знаешь, что мне можно доверять, но так не скажешь про остальных, да? Я столько всего сделала для этого города, что им пора бы подумать…

Тихий крик предупреждения Ольгуна заставил ее застыть чуть дальше, чем на половине пути. Она прижалась к камню, желая стать частью стены. Над ней шаркали ноги, медленное дыхание показывало, что один из стражей выбрал это место, чтобы прислониться к перилам и посмотреть во тьму. Он не должен смотреть вниз, иначе даже Виддершинс не сможет спрятаться.

Пальцы и ноги горели, начинали дрожать. Она цеплялась так, чтобы сразу подняться выше, а теперь она пыталась удержать свой вес за трещины, которые не были надежными.

— Ольгун…

Напряжение в теле ослабло от волны дополнительной силы, но она купила себе лишь мгновения. Она хотела попросить божество сделать что-нибудь серьезнее — чтобы парень подумал, что услышал что-то в стороне, или чтобы пистоль неподалеку выстрелил, отвлекая всех — но проблема решилась сама. Часовой печально вздохнул и сплюнул за край, чуть не попав на Шинс. Он пошел дальше.

— Ты стареешь, — прошептала Шинс. Ольгун возмутился. — Один из нас — точно! И не я, ведь я младше тебя! Что? Не глупи, боги стареют! Иначе ты был бы слишком юным для этого, но это не так.

Ольгун решил, что есть вещи важнее, чем этот разговор.

Шинс еще один напряженный миг ждала разрешения Ольгуна, а потом медленно выглянула за перила. Тут было темно за лучами фонарей, место звучало и выглядело пусто. Девушка перелезла и быстро, несмотря на мокрый от дождя камень и лужи, перебралась к другой стороне. Она снова прикрепилась к стене, как на клей, и огляделась.

— Что за…?!

Внизу стены больше фонарей светило в Давиллон, озаряя тех, кто приближался. Стражей там было меньше, чем сверху, они следили за вратами внутри, были настороже, как и другие, хоть и находились в относительной безопасности.

— Ты же должен творить невозможное, да? — прошептала Шинс. — Так делай. Скажи, что это может указывать на что-то хорошее.

Ольгун не ответил.

— Понятно. Ладно, какие шансы, что это не связано с охотой гильдии на меня? Я не думаю, что они так низко опустились бы.

Она спустилась и скользнула в тени у дороги, это не было сложно. Шинс не могла при этом думать о задании. Она скрылась в извилистых улицах, оставив стену позади, но ворчала из-за загадок вокруг нее, ведь этот город теперь казался ей незнакомым.

* * *

Шинс сидела на подоконнике, куда и кот не полез бы сразу. Она смотрела, как маленький отряд идет по улице, стуча и хлюпая сапогами. Она поймала себя на том, что жевала локон волос, она думала, что давно избавилась от этой привычки.

— Сколько тут патрулей?

Ольгун указал, что их шестеро.

— Да? — Шинс отцепляла щепки от грубого дерева под ней. — А на вид их вдвое больше, — но шестеро были на три или четыре больше, чем она ожидала увидеть, только войдя в город.

Шинс смотрела из переулков и с крыш небольших зданий, но не видела отряды хорошо до четвертой группы. Ей было любопытно, как стража собрала столько солдат, учитывая, как много их было на стене. А потом четвертый отряд прошел под фонарем и ответил на вопрос воровки, добавив ей новый ворох тревог.

Свет сверкнул не на черно-серебряной форме стражи, а на сине-белых камзолах, и Шинс сразу узнала цвета дома Помэ.

Личная стража. Правительство города или созвало солдат домов помочь в сохранении мира, или Дома решили сделать так, и город не смог помешать им. В любом случае, было понятно, откуда столько людей, но возникал легион новых вопросов, которые Шинс не хотелось обдумывать.

И когда она разбиралась со стражами дома в Геспелене, опыт не был приятным.

— Ольгун, что происходит? — а потом. — Да, я буду спрашивать. Ты тут умнее, так что говори. Сколько есть способов, чтобы сказать «Я не знаю»?

Патруль пропал из виду, пару минут спустя Шинс спустилась на улицу и пошла глубже в этот район. Состояние вокруг ухудшалось с каждым шагом. Лестницы становились кривыми, вдоль дороги лежал мусор, камней было все меньше, между ними была земля, воздух вонял отходами.

Ее желудок мутило, но не так сильно, ведь эта тошнота была знакомой.

Это не был дом, но уже близко.

Виддершинс подумывала пойти сразу в «Дерзкую ведьму». То был дом, и она хотела увидеть старых друзей. Но мелочи остановили ее. Она долго была в пути, и ее вещи оставляли желать лучшего. Стоило помяться и переодеться, чтобы Робин и остальные не приняли ее за нищую или восставшую из могилы.

Она бросила почти все убежища, когда стала хозяйкой таверны, но Шинс все еще удерживала несколько дешевых квартир по Давиллону, где она хранила трофей, инструменты или спала там, где ее не стали бы искать. К одной из таких — не совсем по пути к «Ведьме», но и не так далеко от нее — она приближалась сейчас.

Она подошла к зданию, глаза покалывало от местных запахов. Все выглядело почти как всегда. Лестница снаружи просела сильнее, может, и больше окон были заколочены, но почти ничего не изменилось. Фасад был грязным, как всегда, но это ее устраивало. Шинс и не ждала чистоты.

Лестница опасно скрипела от ее шагов — и это с помощью Ольгуна! — но Шинс добралась до третьего этажа без проблем. Она толкнула дверь на одной петле, прошла в коридор, где все скрипело. Паутина точно была тут для вида, ведь паукам хватило бы уважения к себе, чтобы не жить тут.

— Какой кошмар… — начала Шинс, но чужое любопытство остановило ее. — Что? — и еще раз. — Что? Ничего. Как можно учуять что-то во всем мусоре? Фу, тогда помогай. Ноздри одолжи. Как можно описать помощь с нюхом? Кто-то до нас пытался помочь кому-то ощутить о-о-а-с-с-х-о-у-а-а-а!

Этот шум был от букв, что пытались сбежать от Виддершинс. Вонь здания, района, улиц и без того была ужасной. А теперь, после знакомого покалывания сил напарника, запах заполнил ее нос, рот и легкие. Она словно вдохнула подмышку спортсмена. Сквозь использованный подгузник.

Жуткий запах не успел добраться до ее живота, чтобы она добавила еще один запах к этому кошмару, Ольгун сузил запахи, как помогал раньше сосредоточиться на звуке или картинке. Он отогнал лишние запахи, хоть и на мгновения. Виддершинс медленно выпрямилась, нюхая, как любопытный котенок.

— Да, что-то не отсюда. Почти… не уверена. Цветы?

Робкое согласие напарника.

Запах точно был не из коридора. Букет затмевал давние запахи. Шинс не нуждалась бы в помощи Ольгуна, будь цветы в коридоре.

Значит, в одной из комнат.

Она прошла мимо нескольких дверей, что были неровными, гнили, некоторые были заколочены. Она добралась до той, что была открыта на пару дюймов, хоть и помнила, что запирала дверь, когда была тут в последний раз.

Шинс злилась из-за вторжения в ее убежище, не понимала, как его нашли, но не была удивлена. Она уже догадывалась, в чьей квартире будет что-то чужое.

Она вытащила рапиру, Ольгун был готов предупредить ее об опасности. Шинс открыла дверь шире и скользнула внутрь.

Квартира была просторной, хоть и небольшой, мебели было мало. Духи ударили по ее носу. Этот запах был духами, и теперь он стал сильнее. Слишком сильный, чтобы быть нотками, что остались от прошедшего человека или от разлитых духов. Нет, духи нанесли ровно, кто-то намеренно облил тут все духами.

«Что же вы пытались скрыть?».

Врагов у дверей и в тенях не было, Ольгун сообщил, что ловушек тоже не нашел. Опасности сейчас не было, и Шинс пересекла комнату, пошла к своей кровати, сундукам и прочим вещам.

Засады не было. Никто и не своровал, насколько она видела, а вещи, что можно было украсть, она тщательно спрятала. Так что за…?

Шинс зажала рот рукой, чтобы не закричать. Кто-то был в ее кровати!

Она не хотела давать нарушителю время отреагировать. Шинс превратила свой испуганный прыжок в рывок и обрушилась на матрас. Ее рапира уже летела, когда она уловила крик тревоги Ольгуна. Она не могла уже изменить удар, лишь подвинула запястье, и лезвие пронзило грязную подушку, а не…

Она охнула, оперлась на рапиру, сглотнув.

Труп. Кто-то пролез в квартиру Шинс — одну из них — чтобы оставить труп на ее матрасе, голова лежала на подушке, тело было укутано одеялами.

— Мы… пора купить новую постель, да? Или украсть. Да, может, украсть.

Ольгун дал ей продолжить, и Виддершинс была благодарна тому, что он сделал вид, что не заметил дрожь в ее голосе.

Она уже была возле трупов, и часто, даже сама некоторых такими сделала, но все не было так. Духи добавили, чтобы никто не обнаружил тело раньше времени. Цветочный запах был странным, но гниль привлекла бы внимание даже в этом гадком здании.

Но в это мне было необходимости. Тело пахло землей и пылью, а не гнилью — человек был мертв больше года. Почти ничего не осталось, сморщенная тонкая кожа покрывала кости. Он был кем-то важным, раз кожа осталась, ее обрабатывали бальзамами и прочими веществами, которые могли себе позволить только аристократы. Даже без этой подсказки Шинс видела по одежде, что она была высокого качества, хоть и уже портилась.

— Не понимаю, — призналась она божеству, отвернувшись от кровати. — Это явно угроза. Это очевидно, да? Но что? И…

Ольгун пытался привлечь ее внимание, но она отмахнулась.

— …от кого? Многие, кого я злила, просто ударили бы меня тяжелым. Или подожгли. Или…

Божество махало руками и кричало, что впечатляло, ведь у него не было конечностей или голоса.

— …ударить меня чем-то горящим. И как вообще? Как они нашли это место?! Откуда узнали…

Треск силы в воздухе вокруг Виддершинс, и Ольгун почти потащил ее к кровати. Иначе и не опишешь, ее словно зацепили крюком — не глаза, а зрение и слух — и потянули туда.

— Ай! Ольгун, что ты…?! Что? Нет, я уже близко к трупу… Ох, ты… ладно!

Ворча, чтобы отвлечь себя от страха и отвращения, Шинс подошла к кровати и склонилась, глядя на труп внимательнее, чем хотелось.

— Хорошо, я тут. Это… — что-то маленькой и черное с множеством лапок убежало из-под кожи за кровать. — Что там такого важного? — процедила Виддершинс. — Я уже хотела уйти отсюда.

С пугающей мягкостью после настойчивости Ольгун направил ее внимание на голову.

Она ничего не понимала. Улыбка и зияющие глазницы были неузнаваемы. Лицо, если его можно было так назвать, ничего не значило.

Но было что-то в форме головы. Она что-то вспоминала, это стучалось в дверь ее сознания, и она понимала, что не хотела открывать.

— Ольгун… — она умоляла, даже не зная, из-за чего. Волны сочувствия охватили ее, разбились о напряжение в ее душе.

И она заметила — позволила себе заметить — тусклые цвета одежды трупа. Они когда-то были темно-красными, темно-синими и лиловыми.

Крик пронзил ее уши, ужасно громкий. Ее горло горело, но Виддершинс не могла понять, что кричала сама. Как безумная, она сорвала одеяло, отбросила в сторону. Она отчаянно впилась в ладонь трупа. Кожа облетала в ее пальцах, цеплялась за ее одежду, но ей было все равно. Не было отвращения, не было ничего, она хотела ошибаться.

Но не ошиблась.

Кольцо упало со стуком, забрав палец с собой. И на нем была печать, которую она знала.

Голова льва в маске.

Дрожа, с точками перед глазами, Виддершинс отшатнулась от кровати. От кровати и тела самого доброго человека, которого она знала, ее приемного отца во всем, кроме имени. От Александра Делакруа.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Она не могла дышать. Не могла думать. Крики и всхлипы, будто раненый зверь бросался на все, что было рядом. Дыры на перчатке, царапины на плоти под ней, алые ручьи лились на грязные половицы. Она едва замечала это, а потом лишь смутно поняла связь между этой ночью и неровной дырой в хлипком дереве стены.

Ее желудок пылал. Комната накренилась, и она не понимала, как не упала на пол. Она повернулась, пытаясь бросить мечом через комнату, но от поворота ее занесло, и она упала на пол. Там она лежала, грудь вздымалась, по лицу стекали пот и слезы. Крики сменились тихим скулением.

И она ощутила прикосновение Ольгуна, его безумные попытки утешить ее, успокоить. Слов не было, а эмоции в ней казались далекими и лишенными значения.

А потом она ощутила огонек ярости за ними. Божественный гнев питал и питался ее гневом, ревущим под поверхностью. Гнев, которым Ольгун с трудом управлял, пока утешал ее.

Этого хватило. Если он так старался ради нее, она могла ответить тем же. Она не радовалась этому, но ей нужно было взять себя в руки.

Сжав мебель, она дышала медленно, хоть и хрипло, встала, шатаясь. Она проверила меч и раны. Отвела взгляд и нащупала кольцо. Она сняла его с отломанного пальца, вытерла о край простыни и надела на свою руку. С перчаткой ее палец подходил под кольцо, оно почти не скользило.

Тогда она позволила себе — или заставила? — посмотреть на кровать. Эмоции кипели в ней, она подавляла их, пока они не утихли.

— Я найду того, кто сделал это с вами, Александр. И убью его.

Виддершинс еще никогда так не говорила о смерти. Она убивала, но когда ее вынуждали. Но ее обещание было холодным и твердым, как камень.

Она бережно заперла дверь, уходя, хоть это никого не остановило бы. Шорохи доносились из других квартир в коридоре. Ее крики точно привлекли внимание, но людям хватало ума не открывать двери, пока они не убедятся, что тут безопасно.

Насколько было возможно безопасно.

Одна дверь открылась немного, было видно тьму и белое отражение любопытного глаза. Шинс прорычала что-то невнятное, и дверь быстро закрылась.

На лестнице она не топала, но и не шла осторожно, как раньше. Лестница скрипела и стонала, грозилась рухнуть на стене. Шинс не замечала, ей было все равно.

Небо наверху, когда она посмотрела туда в поисках подсказок, было без звезд. Серое на черном, ночь и тучи. Луна, яркая и чистая за тучами, была для нее лишь пятном краски светлее среди тьмы.

Это подходило. Мир сегодня был в тенях, черный, как мысли и намерения Виддершинс.

— Не знаю! — рявкнула она на робкий вопрос напарника. Она знала, что слышала в его не-голосе, как он заставлял себя успокоиться, делил ее ярость, уравновешивал ее. Помогал ей вернуть контроль над собой.

Ее реакция, несмотря на понимание и благодарность, была с нотками раздражения. Она хотела затеряться в гневе, часть е так и сделала. Она думала, что только так могла не сойти с ума.

— Не знаю, — повторила она немного спокойнее. — Я не знаю, кто это мог сделать. Откуда они знали об убежище или моей связи с Александром. И я не знаю, как мы разберемся. Но я найду их, что бы ни…

— Эй, ты! Стоять на месте!

Ее шум в квартире услышали? Кто-то из здания вызвал помощь? Или их появление было случайностью? Не важно. Они были тут: шестеро стражей вышли из-за угла и шагали по улице к ней.

И этот патруль был стражами, а не солдатами домов, как отряды до этого. В жизни Шинс это было плохим знаком, но сейчас они казались предсказуемыми…

Если подумать…

Шинс держала руки по бокам, не показывая, что сдается, но и не убегая в ночь. Она даже пошла к стражам!

— Пусть поработают за нас, — ответила она ошеломленному Ольгуну. — Вряд ли они что-то найдут, но если они займутся мелочами расследования, мы сможем взяться за важные вещи, — она громко и вежливо сказала. — Я рада, что вы тут, офицеры. Мне нужно сообщить о преступлении.

— В этом районе? Кто бы удивился, — они застыли в паре футов от нее. Их лидер был образцом стража — черно-серебряная форма без изъянов, медальон Демаса сиял, волосы и густые усы были ухожены — он сделал еще шаг и коснулся широкого края шляпы в вежливом приветствии. — Можете представиться, мадемуазель?

— Клэрис де Мондэ, — тут же ответила она. Не одно из ее обычных имен, но под этим именем она снимала эту гнилую квартиру. И ее любимую маску, Мадэлин Валуа, так не поймают одной в таком районе.

Любой фальшивый облик был бы убедительнее, если бы она не была в кожаном костюме в пыли дороги, но…

— И что за беда, мадемуазель де Мондэ?

— Эм… констебль…?

— Лейтенант, — исправил он.

Он не собирался называть имя, и Шинс продолжила:

— Да, лейтенант, кто-то ворвался в мои комнаты и оставил… — голос оборвался, и она не играла, ее снова захлестнули эмоции от мысли, что покой Александра нарушили.

Один из юных стражей в этот миг крикнул:

— Простите, лейтенант Донуа?

Командир патруля вздохнул и оглянулся.

— Нельзя ли подождать, констебль? Я занят.

— Нельзя, сэр, — он нервничал, но не остановился из-за этого. — Прошу, сэр, всего минутку.

— Хорошо, — он коснулся шляпы. — Простите, мадемуазель.

— Конечно, — он отвернулся, и она тихо позвала своего бога. Когда Донуа дошел до юноши, Шинс смогла четко их слышать, хоть они стояли далеко и говорили тихо.

— Сэр, думаю, это она!

Ох, не лучшее начало.

Лейтенант не понимал, о ком говорит его подчиненный, как не понимала и Шинс.

— Кто, констебль?

— Из листовки, что май… начальник Арчибек раздавал пару недель назад. Ее разыскивают…

«Что? Меня не должны обвинять!».

— …за убийство, — закончил юный констебль.

Шинс, казалось, попыталась проглотить уши от шока.

— Если подумать… — начал Донуа.

«Не стоит тут задерживаться для объяснений», — решила воровка.

— Ольгун? Бам.

В конце патруля выстрелил мушкетон одного из солдат. Было сложнее, ведь он не был готов к выстрелу, но Ольгун уже выучил технику. Мушкетон развалился на части. Констебля немного обожгло вспышкой, он вздрогнул так, что его первый ребенок родился бы заикой, а потом закричал, высоко и пронзительно.

Это отвлекло всех мужчин и женщин в патруле.

Виддершинс побежала, как кот, которого пнули, кожу покалывало от магии Ольгуна.

Ее десятый шаг опустился на нечто твердое, но невидимое. Из этой точки воля божества легко подбросила ее к ближайшему зданию. Она сжалась, забралась на подоконник второго этажа, вытянула руки, чтобы сжать края, пальцы ног едва нашли место между краем и старыми досками. Край стонал, двигался под ней.

Солдаты повернулись к ней, но после отвлечения, что устроил Ольгун, и из-за невозможности увиденного, никто не смог напасть на нее.

— Если это их беспокоило… — прошептала она. — Готов?

Чтобы не быть неподвижной мишенью, она прыгнула, не дожидаясь ответа Ольгуна.

Но не на третий этаж, не к земле, даже не к дому напротив. Нет, Виддершинс бросилась в сторону, параллельно стене, к которой прижималась. Ее навыки и помощь божества, и она легко улетела бы за угол здания, и там она приземлилась бы на открытой улице.

Но у них с Ольгуном были другие идеи.

Стена закончилась, она прижала ладони к углу. Это было невозможно, она словно ударилась о стену, пролетая мимо. Он подталкивал ее для прыжка много раз, и этот трюк сейчас помог ему удержать ее пальцы на камне, пока она не нашла, за что уцепиться.

Рывок, усиленный ее покровителем, и Шинс улетела за угол, сделала сальто, нарушая законы гравитации.

Даже Ольгун не мог перечить этим силам больше мгновения. Шинс пропала из виду стражей (и с линии огня) быстрее, чем они думали, но даже она не смогла впиться в стену после этого. Стиснув зубы, она сжалась, извернулась и приземлилась на ноги на дороге. Не замечая боль в коленях и жжение в руках, она побежала. Она миновала здание, повернула налево, потом еще раз, оказалась за местом, где миг назад были стражи.

Они уже убежали за ней, не понимая, куда делась их подозреваемая.

Не понимая, что еще могло пойти не так, и почему все искали ее сильнее обычного, Виддершинс пропала на ближайшей улице, осторожно пошла к людным частям города.

Ей нужно было подумать. Ей нужно было понять, что происходило в этом дурдоме. Ей нужно было отдохнуть и поговорить с кем-то дружелюбным.

И это означало только одно место.

* * *

Даже «Дерзкая ведьма» изменилась.

Не снаружи. Она оставалась старым строением, побитым, но держащимся. Свет сиял за ставнями на окнах, дым поднимался из труб, гул разговора достиг ее даже издалека.

Казалось, все шло лучше, чем когда она ушла. Даже если бы она не видела, как в таверну постоянно приходят и уходят, было видно, что место было людным, и дела там были лучше, чем месяцами до ее отбытия. В Давиллоне, что сошел с ума, Шинс была рада видеть, что Робин помогла этому месту.

Она улыбалась, пока поднималась и проходила в общий зал.

Там было все занято. Не так, как в старые добрые дни. Запахи выпивки, всегда сильные, теперь заглушали все ароматы с кухни. Люди больше пили, меньше ели, и так было какое-то время. Тут было слишком тепло, хоть снаружи было прохладно, и запах пота был кислым, Шинс такого не помнила. Даже разговор был не таким. Громким, но тяжелее. Не те ноты там, искры гнева тут. Многие люди пришли сбежать от своих жизней, а не пообщаться с друзьями.

Некоторые просияли, увидев ее, старые и постоянные клиенты были рады ей, помахали руками и кружками. Шинс улыбнулась им, радуясь найти хоть что-то знакомое.

Но почти все в толпе взглянули на нее, как на обычного нового посетителя, и вернулись к своим кружкам. Хорошо, что незнакомцы не узнали ее. Но были те постоянные клиенты, что не поприветствовали ее и быстро отвернулись.

Как они могли не узнать ее? Они — или она — так сильно изменились меньше, чем за год?

Присутствие Ольгуна успокаивало ее, как рука на плечах. Она подумывала уйти, но тут появилось дружелюбное лицо.

— Жерар!

Крупный рыжебородый бармен — он был в «Дерзкой ведьмы» еще с ранних дней при Женевьеве Маргулис, еще до Робин — с любопытством выглянул поверх клиентов, собравшихся у бара. Толпа не была организованной очередью, но стояла слишком узко, чтобы считаться оравой. Клиенты собрались там кучей.

Жерар выглянул из-за этой кучи в поисках источника крика. Он увидел ее. Шинс поняла, что борода не дала его челюсти упасть на пол.

Ему повезло.

— Шинс! — он поманил ее к себе, не глядя, сколько напитка наливает. Толкаясь, пригибаясь и протискиваясь, порой с помощью Ольгуна, Виддершинс не слышала жалобу клиента из-за того, что Жерар отвлекся, но она успела услышать конец ответа бармена, — …владеть этим местом, болван! Если не хочешь быть изгнанным навеки, а то и, — он указал на дубинку, которую держал на всякий случай, — побитым, предлагаю отойти на пару шагов, выбрать себе отличный напиток, хорошенько обдумав решение!

Она прошла за стойку бара, Жерар как раз закончил, и клиент ушел, решив выпить в другом месте, но потом он понял, сколько ему придется идти, не выпивая при этом.

— Отличные напитки? — она вскинула бровь.

— Да, — Жерар пожал плечами. — Решил, что громкие слова собьют его с толку, и это звучало лучше, чем «обжигающая моча» из меню.

— О, чего ты смеешься? — тихо спросила она у хохочущего Ольгуна. — Ты про мочу ничего не знаешь! Не должен. Да? Учитывая, где ты живешь… фу! — а потом Жерару. — Я бы придумала что-то среднее. Наши напитки — не нектар, но и не отходы.

— Тогда нужно нанять бармена, что мягче меня. Или знает больше слов.

Они смотрели, ухмыляясь, а потом рассмеялись и обняли друг друга почти в унисон.

— Я рад, что ты в порядке, Шинс, — выдохнул он в ее ухо.

Шинс смогла лишь кивнуть, эмоции переполняли. Они с Жераром не были так близки, но эти объятия, запах алкоголя и щекочущаяся борода, были лучшим — и единственным — приветствием тут.

Она не сомневалась, что объятия были теплыми, но она понимала, что Жерар был замкнут, его спина была напряжена. Раньше, чем ей хотелось, он медленно отошел от нее и вернулся к работе с клиентами.

— Кхм, дела… идут хорошо, — вяло сказала она.

Наливая напитки и передавая их так умело, как Шинс не смогла научиться, Жерар ответил поверх плеча.

— Так почти каждый вечер в эти дни. Плохие времена… но правильные для нас, — исправился он, намекая на то, как церковь подавляла дела до этого. — Время хорошее для мест, как наше. Звучит жестоко, но такова природа вещей.

— Так не только в «Ведьме»?

— Во всех тавернах Давиллона, насколько я знаю.

— Жерар, что происходит в Давиллоне?

— Политика. Преступления. Странные слухи. Все как всегда, но этого… больше.

Шинс постучала пальцем по щеке, казалось, Ольгун тоже так делал. Она знала, что бармен мог ответить лучше, но ему не понравятся ее попытки выведать информацию. Не такое возвращение домой она ожидала.

И потому она осторожно задавала следующий вопрос:

— Где…? — она сглотнула, ей вдруг захотелось одну из чашек, которые наполнял Жерар. — Где Робин?

Ей показалось, или спина мужчины напряглась сильнее от ее имени? Сердце Шинс колотилось.

— Наверху. В самой большой спальне, которую занимала ты.

Виддершинс чуть не растаяла. Она так боялась из-за его реакции. И было странно для Робин не работать вечером самой. Она боялась, что ответ Жерара будет куда хуже. Она пошла к лестнице.

— Шинс?

Она оглянулась, его лицо из напряженного стало сочувствующим.

— Многое случилось почти за год. Тебе стоит… сбавить ожидания. Я приготовлю тебе кружку чего-нибудь, если понадобится.

Шинс снова чуть не сорвалась, а попытки Ольгуна успокоить ее чуть не сорвались из-за его тревоги. Виддершинс бросилась по лестнице, и ступени дрожали, за ней поднималась пыль.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Она знала, что Робин должна была услышать ее шаги. Вся таверна, если не улица, слышала. И она знала, что ее подруга слышала стук в дверь, потому что Робин ответила:

— Войдите! — голосом, по которому Виддершинс сильно скучала.

И почему-то у Шинс возникло желание убежать.

— Ольгун, что со мной такое?

Она знала, что его ответ, похожий на «Долго ты будешь стоять?», должен был приободрить ее или хотя бы отвлечь от тревоги в ее теле.

— Ценю заботу, — сказала она. — Но меня сейчас не приободрить. И даже не пытайся перечить, лучше найди другой способ…

Хватит. Она оттягивала момент. Они оба знали это. Глубокий вдох, и Виддершинс толкнула дверь дрожащей рукой.

— Привет, Робин.

Следующие несколько секунд были очень странными. Шинс словно смотрела сквозь треснутое стекло, и оно увеличивало то движение, ту часть комнаты, ту деталь.

Прежде всего, Робин. Лицо девушки вытянулось, она словно не верила глазам, была потрясена увиденным. Веснушки на ее коже были светлее, чем Шинс помнила, ее волосы стали длиннее. Сильнее в глаза бросался ее наряд. Шинс никогда в жизни не видела Робин ни в чем, кроме туники и штанов, так она напоминала юношу. Этой ночью на ней была простая, но свободная зеленая блузка, юбка дважды обвивала ее талию, была темно-красной, почти черной.

Виддершинс перевела взгляд ан комнату. Мебель стояла не так, как она помнила. Кровать стояла боком, а не изголовьем у стены. Дешевый шкаф и дешевый стол были отодвинуты в угол, и в центре оставалось пространство в несколько шагов шириной.

Ошеломление Шинс достигло пика, и она заметила третьего человека в комнате.

Она была выше Робин, возраста Виддершинс или старше. Ее светлые волосы старики сравнили бы со светом луны, но Шинс хватало определения «светлые». На ней была богатая версия одежды Робин, а сверху — зашнурованный черный корсет.

— Кто…? — голова Шинс кружилась, она посмотрела на Робин. — Кто…? — и тогда она увидела еще одно изменение.

Робин опиралась на толстую трость, пальцы побелели от того, как она ее сжимала.

Не только Шинс переполнили эмоции. Руки Робин вдруг задрожали, она оступилась. Ее старая подруга бросилась на помощь, но незнакомка успела первой. Она обвила рукой талию Робин, подняла ее, и, когда девушка выпрямилась, оставила руку на ее плече.

Робин взяла себя в руки и смогла сказать:

— Виддершинс?

Шинс чуть не сломалась. В ней смешались сомнения и страх, радость и надежда, боль и тоска, а еще гнев… Этот яд хлынул в ее сердце, легкие и душу. Рыдая, она бросилась в объятия подруги, замедлившись в последний миг, вспомнив о трости и неустойчивости Робин. Незнакомка убедилась, что Робин не упадет, и немного отошла с пустой маской на лице.

И пару прекрасных мгновений подруги прижимались друг к другу и плакали.

Лишь пару мгновений. Робин отодвинулась без предупреждения и так быстро, что Шинс пошатнулась. Она смотрела на подругу, уже собираясь задать вопрос…

И хоть лицо Робин было мокрым от слез, ее взгляд был тяжелым, она поджала губы.

— Я рада видеть, что ты цела, — сказала девушка почти монотонно. — Мы долго о тебе переживали.

— Робин? Я…

— Ты только прибыла, Шинс? От тебя пахнет, как от старого седла.

Так Робин сказала бы, будь она в хорошем настроении, но теперь это звучало как вынужденные вопросы.

— Робин? — снова начала Шинс. — Ты… не рада меня видеть? Я сделала что-то…

Другая женщина, что кипела в стороне, не выдержала:

— Сделала?! — Шинс вздрогнула от ее голоса и попятилась, незнакомка наступала на нее. — Как ты смеешь спрашивать такое?! Как можно спрашивать такое у нее?!

— О чем ты, безумная…?

— Фостин, — сказала в это время Робин, но женщина не услышала ее.

— Ты ее бросила! — возмущалась Фостин, ее палец злым кинжалом вонзался в грудь Шинс. — Ты была ее лучшей подругой, единственной семьей! Той, с кем было безопасно! И ты просто ушла, оставив ее с вопросами, вернешься ли ты, как она будет справляться, жива ты или мертва. Эгоистичная, бессердечная…!

Шинс видела только огонь, слышала только рев и треск этого огня. С Обера, где она познала презрение к себе и гнев Ольгуна, когда они сливались, она не ощущала ничего схожего с такой злостью. Она не думала, что способна на такое, но гнев охватил ее своими гадкими щупальцами.

Она бросилась, и рывок был быстрым и жестоким, удар нанес бы Фостин серьезную рану. Она атаковала, но Ольгун был там, и он всегда был готов спасти ее от опасности. Даже от самой себя.

Эмоции полились словно из разбитой дамбы, хлынули на ее пылающий гнев. Они выбирались из глубин ее разума, заполняли ее, призванные и направленные ее божеством.

И Шинс поняла, на кого злилась. И почему слова Фостин так ее задели.

Потому что Виддершинс давно обвиняла себя в том же.

Она не могла в тот миг остановить удар. Но они с Ольгуном смогли замедлиться, она раскрыла ладонь, и удар, что мог сломать кости, стал сильным толчком. Женщина отшатнулась к стене, чуть не упала, охнула от боли, прижав руку к груди, но ничего хуже не было.

— Ты ничего не знаешь! — закричала Шинс, кулаки дрожали. Но она заметила, как Робин неуклюже хромает к Фостин. — Ты не знаешь, что я пережила! Что видела! Что потеряла! Мне нужно было на время уйти отсюда! Я должна была…

Фостин перебила ее тихим и спокойным голосом, за которым скрывались железные шипы.

— Уйти от той, кто рассчитывал на тебя, кто тоже видел кошмары? Чтобы и она кого-то потеряла?

Ольгун снова был готов успокоить ее, хоть его гнев уже разгорался, но в этот раз не возникло необходимости. Слова Фостин были коркой льда внутри Шинс, что покрыл ее сердце и горло, и даже ярость не могла его растопить.

— Кто ты? — осведомилась она, когда смогла выдавить слова. — Зачем ты здесь?

Ответила Робин. Размеренно, как артист на сцене, она передала трость в другую руку и обвила правой рукой талию Фостин.

— Фостин, это Виддершинс. Ты это уже поняла. Шинс, это Фостин. Моя девушка, — слова были сообщением, да, но и вызовом, брошенной в нее перчаткой.

Шинс казалось, что она и навыки речи разделились, и они потеряли друг друга, убегая от стражи. Она моргнула, челюсть опустилась — она от ошеломления плохо соображала — но прошел еще миг, и она попыталась вспомнить свой голос, и как его использовать.

— Деву… что значит, твоя девушка?

— А что это обычно означает? — парировала Робин. Шинс пялилась, не понимая, а девушка вздохнула, обвила руками шею Фостин, и их губы встретились. Фостин напряглась на миг, будто хотела убеждать, но потом растаяла от поцелуя.

— прости, — шепнула Фостин, когда они вдохнули. Она густо покраснела. — Я… все еще не привыкла, что другие видят…

— Шш, я знаю, — Робин, все еще сжимая другую девушку, повернулась к Виддершинс. — Это понятно? — осведомилась она дерзко. — Или мне сунуть ее руку мне под юбку?

— Робин! — Фостин умудрилась покраснеть еще сильнее. Чудо, что в ее ногах еще оставалась кровь, и она не падала.

Потрясение Виддершинс было бурей листьев и прутьев. Она поняла, Робин переигрывала.

— Ты хочешь, чтобы у меня возникла проблема с этим, — обвинила ее Шинс. — Ты хочешь, чтобы я расстроилась. Почему? Чтобы у тебя был еще повод злиться на меня?

— Это чушь! — лицо Робин гневно исказилось, но она немного покраснела и не могла смотреть в глаза подруге.

Фостин хмуро посмотрела на Робин и сказала:

— Ей и без того хватает причин, Виддершинс.

— Почему? Я ведь просто… — Ольгун осторожно направил мысли воровки к трости Робин. — Я дура, — прошептала Шинс. Ольгун в этот раз даже не фыркнул. — Что произошло, Робин?

Девушка сжалась. Она опустила взгляд и отошла, почти упала на стул. Все еще глядя на пол, она задрала юбку, которая сразу показалась Виддершинс странной, почти до пояса.

— Боги… — Шинс не знала, что еще сказать.

На правом бедре Робин была ужасная рана, и Шинс понимала, что ее оставил клинок. Рана стала шрамом, но не была старой. Плоть все еще была покрасневшей, опухшей и сморщенной вокруг нее, подчеркивая контуры раны. Участок плоти прогибался внутрь, словно слой ткани под ней пропал.

— Мы днями не знали, выживу я или нет, — ее слова были горькими, жалили горло и глаза. — Я начала ходить только пару недель назад. Я уже не смогу бегать, Шинс. Я не смогу провести на ногах полную смену внизу. Рана горит от прикосновений, ноет на перемену погоды. Говорят, однажды все может пройти. Возможно. Однажды.

— Ох, Робин, мне так…

— Не смей. Не смей! — она встала на ноги, шатаясь, а Шинс уже ждала, что в нее полетит трость. — Это твоя вина!

— Так не честно! Если бы я была тут…!

— Честно?! Боги, Шинс, напасть хотели на тебя!

Шинс не знала, кого парализовало сильнее — ее или Ольгуна.

— Что…?

— Это было послание для тебя. Потому что никто не знал, где тебя найти. И мне выпала роль гонца. Если бы ты была там, была с друзьями, а не отвернулась от людей, которые… — голос Робин на миг оборвался, — которые любят тебя, этого не случилось бы!

Атмосфера в комнате застыла как стекло. Теперь оно разбилось, и осколки разрезали мысли, мечты и воспоминания. Они кровоточили как физические раны. Виддершинс не помнила, чтобы выбирала бежать, не помнила, как миновала таверну, или что ей ответил Жерар, когда она промчалась мимо. Ей было все равно, когда в голову пришла мысль, что она повторяет тот грех, за который только что получила наказание. Она знала лишь дыхание, биение сердца, что приближали миг, когда она развалится, и она не хотела, чтобы в такой момент на нее с укором смотрела Робин.

Ольгун, конечно, был с ней, но это ее не утешало. Нет, она намеренно отказывалась впускать его утешение. Она не хотела, чтобы ее успокаивал хоть кто-то, кто рассчитывает на нее. Это казалось неправильным. Не справедливым.

Вода на камнях и между ними вылетала из-под ее ног с каждым тяжелым шагом. Дождь перед рассветом был холодным, но она радовалась ему, даже растянула воротник, чтобы дождь лился по ее шее, плечам, спине. Она подняла голову к небу, и дождь стекал в ее волосы.

Только дождь и был чистым этой ночью.

Она стояла, дрожа, и мысли стекали ручьями, как грязь от пути. Шаги раздались так близко, что ей могли серьезно навредить.

Ее рапира покинула ножны раньше, чем Шинс поняла, на кого смотрит.

— Тебе хватает наглости, — рявкнула она на женщину, чьи светлые волосы прилипли к голове и плечам. — Чего, ради печенья, ты хочешь?

— Ты правда так говоришь, — поразилась Фостин. — Я думала, она выдумывала.

— Почему ты не сказал, что она идет? — зашипела Шинс на Ольгуна, пока ждала, когда женщина расскажет о чем-то важном. Маленькое божество пыталось какое-то время привлечь ее внимание, а теперь он фыркнул и ушел в уголок ее разума.

— Послушай, Шинс…

— Нет. Неа. Только друзья так меня зовут.

Фостин вскинула бровь, капли стекали по ее лбу.

— Потому что «Виддершинс» формальнее? — Виддершинс не ответила. — Мы можем вернуться внутрь и поговорить?

— Как хочешь.

Фостин вздохнула, погода скрыла звук ото всех.

— Виддершинс, ты… мы думаем, ты в опасности.

— И ты пришла порадоваться этому?

— Боги! Робин злится! У нее болят душа и тело. Но она не хотела бы тебе вреда, и ты это знаешь!

— Разве? — она хотела произнести это с вызовом, а получилась мольба.

— Конечно, знаешь. Робин любит тебя, Виддершинс. Иначе ее так не ранило бы то, что ты ушла.

Шинс тупо кивнула. Она все еще не хотела возвращаться в «Ведьму», но хотя бы поднялась на крыльцо здания напротив, поманила Фостин за собой. Навес не закрывал полностью от дождя, но все равно помогал.

— А какое тебе дело, пострадаю ли я? — спросила она. Без вызова или смятения, только из любопытства.

— Потому что ей не все равно.

Второй кивок.

— Она не знает, что ты пошла за мной, да?

— Не знает. И она расстроится, когда я вернусь мокрой. Но она подумала бы об этом на ясную голову, и она хотела бы, чтобы ты знала.

— Хорошо. Я слушаю.

— Ты дружишь с Ренардом?

Шинс не могла сдержать кривую улыбку, вспомнив вора-павлина. Он ухаживал за собой, но был отличным другом и наставником. Бывшим наставником.

Дождь будто смыл улыбку с ее лица.

— А что он? Что-то случилось?

Фостин сжала руку Шинс, воровка напряглась, но не отпрянула.

— Мы не знаем, — призналась она. — Он регулярно приходил в «Ведьму». Говорил, что там дешевые напитки, но Робин знала, что он проверял ее. А пару месяцев назад он пришел растрепанным. Сказал, что что-то было не так. Что-то в гильдии Искателей.

«Ах. Вот как все связалось. Забавно, да?».

— Он почти не говорил, — продолжила Фостин. — Попросил нас быть осторожнее. Сказал, ситуация стала хуже, и он не знал, сможет ли защитить нас. Больше мы его не видели, Виддершинс. Прошли недели. У тебя уже были проблемы с гильдией в прошлом, так что с такими странными событиями…

Шинс пришлось дважды сглотнуть, и она смогла ответить, убрав страх за Ренарда из горла.

— Спасибо, — выдавила она. — Я… не думаю, что он уточнял, что за ситуация?

— Не уточнял, — ответила женщина. — Но в таверне Робин и у меня на работе мы многое слышали. В Давиллоне сейчас многое идет не так. Часть этого — гильдия Искателей. Они стали жестокими. Пугают всех. Они всегда были опасными, но теперь они будто проливают кровь веселья ради!

Шинс отпрянула от Фостин и принялась расхаживать. Учитывая размер навеса, она делала по шагу в сторону. Но она так отвлеклась, что даже не ощущала себя глупо.

— В этом нет смысла, — бормотала она, и Ольгун соглашался. — Чем думает Скрытый лорд?

Божество добавило в ее разум сомнение, и оно расцвело.

— Думаешь? — она ответила раньше него. — Может, ты прав. Вряд ли он так сильно изменился бы, но если он не у власти… Но кто в гильдии так…?

Виддершинс застыла так внезапно, что Фостин вздрогнула. Холод мокрого мира и боль от реакции Робин на ее возвращение пропали. Вокруг и внутри Шинс ничего не было.

Только тьма, в которой медленно разгорался уголек ненависти.

Рана Робин была посланием. Для Виддершинс.

Рана на бедре.

И гильдия стала жестокой.

— Кто напал на Робин?

Шинс не знала, как звучала, но точно неприятно. Фостин отпрянула на шаг.

— Ч-что?

— Кем был тот, кто ее ранил?

— М-мы не знаем.

— Опиши ее!

Фостин пискнула что-то невнятное, а потом:

— Это была женщина! Ужасно быстрая! Мы не… я не видела ее лица из-за капюшона, но ее волосы были почти красными… Погоди, откуда ты знала, что это она?

Шинс уже слушала только себя и Ольгуна в голове.

Лизетта.

Она задавалась вопросом. После мужчин, которых ей пришлось убить в замке Поврил — не из самозащиты, как она делала раньше, а холодно и ради общего блага, ее почти раздавил стыд. И хоть она надеялась, что в ней этого нет, она задавалась вопросом, что заставит ее убивать без раскаяния.

Теперь она знала. Теперь Виддершинс не только могла убить, но и поклялась сделать это.

И в этот раз она была этому рада.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Погода стала лучше к середине утра. Дождь стал густым туманом, и он все равно пропитывал все влагой, хоть и не так сильно, как дождь.

Он не давал мокрым волосам и одежде Виддершинс высохнуть, и она начинала нервничать. Она могла лишь представлять, как жутко выглядела со стороны. Наверное, как утонувшее пугало.

Но она не успевала помыться и переодеться. Она была на половине пути к одному из ее убежищ после разговора с Фостин, когда несколько вопросов, которые до этого отгоняли шок и гнев, вернулись в ее голову. Вопросы, на которые Ольгун не мог ответить, и которые, судя по волнам стыда, должны были прийти к нему раньше.

— Как…? Ольгун, как…?

Слова вспыхивали в ее голове, но не вылетали из горла. Откуда Лизетта знала о ее связи с Александром?!

Мастер заданий была во время нападения Апостола, хоть и не участвовала напрямую. Она что-то услышала? То, что связывало Виддершинс с Адрианной Сатти, которой она когда-то была?

Но, если Лизетта знала это, почему не пустила слухи? Так Шинс искало бы куда больше людей.

— Ладно, — выдохнула она. — К этому мы вернемся, — потому что если она продолжит думать об этом, ее поглотит паника. — Займемся насущными проблемами.

Например… Если не задаваться вопросом, откуда Лизетта узнала про ее убежища, как она вообще поняла, какие Виддершинс использует, вернувшись?

«Даже я не знала! Откуда она знала, где оставить тело… Александра?».

Лизетта была в ответе за это, Виддершинс не сомневалась. Уж слишком совпадали время и нечеловеческая жестокость поступка. И первые вопросы привели божество и его послушницу к вопросам ужаснее.

А если она сделала так со всеми квартирами?

Шинс тут же сменила курс, пересекла половину Давиллона. Сначала на маленькое кладбище, где стражи хоронили своих, когда их не ждали фамильные склепы. А потом на кладбище побольше, по тропам которого Виддершинс ходила очень много раз.

Могила была неузнаваемой, когда она добралась до нее. Многие цветы и лозы не увяли даже лютой зимой, благодаря божественному прикосновению Ольгуна, но их вырвали с корнями и бросили гнить. Камень был в трещинах, и по нему словно ударили тяжелым молотом. И, как и на могиле Джулиена Бониарда, куда она и ходила на маленьком кладбище утром, тут был толстый слой почвы, что была свежее, чем должна быть.

Словно похороны прошли неделю назад, а не больше года назад.

Осквернение тоже было недавним. Куски камня были относительно чистыми, и вырванные растения не сгнили полностью и не высохли, а медленно разлагались.

Шинс опустилась рядом с могилой, ее колено с хлюпаньем погрузилось в грязь. Она осторожно подняла гнилые останки розы, подержала на ладони и сжала кулак, сминая ее пальцами. Даже гнев угас, оставив пустой парализующий холод.

— Ольгун? Надзиратель?

Она ощутила слабое натяжение, кивнула и пошла за ним.

Найти его было несложно, Шинс справилась бы и без помощи Ольгуна. Напротив главных ворот в дальнем конце кладбище недавно расширили. Земля еще была в открытых ранах там, где убрали стены, было видно ряды свежих могил. Надзиратель, Шинс посчитала, что им был пожилой мужчина с пепельными волосами в шерстяной одежде, утомленно опирался на лопату и смотрел, как группа работников копает еще яму в паре ярдов от него. Шинс им не завидовала, ведь земля была мокрой от погоды и твердой от множества ног, ходивших по ней последние недели. Запах почвы в воздухе был таким сильным, что Шинс поражало, как остальным он не мешал.

Она не скрывала свое приближение, и надзиратель повернулся на звук ее шагов.

— Чем могу помочь, мадемуаз…?

— Могила Маргулис. Что с ней произошло?

— Произошло? Боюсь, я не знаю, что…

Виддершинс вздохнула.

— Серьезно? Женевьева Маргулис была моей подругой. Я была у ее могилы больше раз, чем вы умеете считать. Так что не изображайте неведение, ладно?

Он выпрямился во весь рост и хмуро посмотрел на нее.

— Мы копаем много новых ям, — заявил он, — и решили пройтись и по нескольким старым, где время и погода начали…

— Пытаемся сохранить лицо? У вас и список есть, по которому вы проверяете могилы? Просто говорите правду!

— Хватит перебивать! Мадемуазель, не знаю, где вы учились своим манерам…

— Ее тела нет, верно? Кто-то ее выкопал. И так не только на этом кладбище.

Паника в глазах старика, он лепетал и не сразу смог возмущенно выпалить:

— Я не слышал о таком бреде! — но он уже все доказал.

— Спасибо, — крикнула она и пошла прочь. Она сделала три или четыре шага, и он позвал ее:

— Мадемуазель, стойте! — ей хотелось проигнорировать его, но она остановилась, чтобы он догнал ее. — Прошу, — хрипло и тихо сказал он, — не знаю, как вы узнали, но никому не говорите! Все боятся и расстроены и без этого. Если весть разойдется…

— Насколько все плохо? — спросила она. Он ошеломленно посмотрел на нее. — Я только вернулась в город, — она махнула рукой на расширенную часть кладбища. — Если честно, вашему бизнесу я процветания не желала бы.

Он вздохнул с печалью, как могли только старики, которые могли серьезно говорить о «старых добрых днях».

— Преступлений стало больше, стража не справляется, и солдаты домов помогают хранить мир, но при этом они враждуют с политическими противниками. Я такого еще не видел. И это не считая…

— Не считая чего? — спросила она, когда стало ясно, что он не планирует продолжать.

— О, обычных слухов. Такие возникают каждый раз при беспорядках. Только в этот раз их ужасно много.

Скрипя зубами от нетерпения, она спросила:

— Какие слухи?

— Некоторые говорят, что на улицах что-то сверхъестественное. Как прошлым летом…

Ольгун отреагировал так, что даже Шинс не смогла разобрать.

— Эм, спасибо, — сказала Шинс надзирателю, а потом побежала к вратам. Старик остался позади, кричал ей не говорить никому. — Ага, — пробормотала она. — Так никто не поймет, что у тебя секреты.

Ее божество снова испуганно залепетало.

— О, успокойся! Это просто очередной трюк Лизетты. Пользуется тем, что запугает людей. Подлая жаба, а не женщина. Стоило убить ее в тот раз.

Детская и робкая неуверенность.

— Возможно. Но даже если она смогла что-то призвать, все началось и закончится ею. Это не как с Иру… как раньше.

Ольгун не звучал — точнее ощущался — убежденно, но спорить не стал. Шинс миновала врата, резко повернула, и он поднял вопрос в ее голове.

— Нет! — она затормозила, перевела дыхание, которое вдруг стало резким и быстрым. — Нет, — повторила она, — мы не пойдем к квартирам. Мы уже знаем, что там найдем, и я не могу… нет. Спать негде, да и некогда. Тебе придется поддерживать меня, пока мы не закончим.

Может, это было глупо. Ей стоило поспать после этих дней, и хотя Лизетта не была угрозой один на один — Шинс это уже доказала — никто не знал, как сложно будет до нее добраться.

Но Виддершинс не могла вернуться в убежища. Найти Жен и Джулиена в том же состоянии, что и Александра… нет. Это было слишком. Она устала от смерти.

Кроме одной задуманной смерти…

* * *

Виддершинс сидела на мокрой крыше, болтала ногами, осторожно стирала кровь с рапиры обрывком ткани. Переулок под ней был по лодыжки в застоявшейся воде после дождя, кучи мусора дали «соки», и трое мужчин стонали и скулили. Они выживут — если их раны не заразятся — но вряд ли смогу нормально ходить.

Она не хотела доходить до такого. Ночью она смогла обнаружить банду, в которой узнала Искателей, и Виддершинс хотела проследить за ними, узнать о новом поведении гильдии, надеясь подслушать достаточно, чтобы понять, что происходило в залах под землей.

Печальный план дожил до мига, когда воры нашли первых жертв. Когда стало ясно, что они пришли не за деньгами юной пары, а хотят крови или чего похуже, Шинс не смогла стоять в стороне.

Результатом, благодаря неожиданности и силе Ольгуна, стали три покалеченных искателя и три здоровых человека — пара и четвертый член банды, успевший сбежать.

— Не случайно, — объяснила Шинс своему любопытному напарнику, двигаясь на краю крыши, чтобы видеть раненых, но не сидеть в луже. — Я хотела, чтобы он ушел. О, я так и сделала! Зачем мне выдумывать… что?! Будто я стала бы врать тебе, чтобы ты думал обо мне лучше. Ты уже знаешь, что я часто ошибаюсь, так зачем… не это… о, отстань.

После пары мгновений, когда маленький бог перестал хохотать, Шинс продолжила:

— Как я и говорила, — прорычала она, — вряд ли он успел разглядеть меня. Он знает, что кто-то превратил его друзей в отбивные. Раз эти ребята были не в состоянии говорить со мной, да они ничего и не знали, их друг может вернуться с кем-то более важным и не таким раненым. И даже не пытайся говорить мне, что это бред. Ты не говоришь. Ты не знаешь, как работают слова.

Это продолжалось какое-то время под стоны, доносящиеся снизу. Шинс пыталась объяснить Ольгуну, что такое слово, когда он сообщил ей, что кто-то приближается.

— Хорошо. Будь добр…

Ночь стала ярче, звуки — четче. Она четко слышала топот, стук мечей о бедра.

— Ха, а они подготовились. Неужели он сказал, что его команду одолело несколько человек?

Ольгун хихикал.

Банда добралась до переулка, их вел сбежавший мужчина. Шинс насчитала десять голов, их было больше, чем она хотела сразить, хоть и с помощью Ольгуна. Одну из голов она узнала: лысую, как брюхо змеи, на теле в кожаном костюме, что больше подходило медведю или горилле, а не человеку.

— Так-так. Мастер заданий Реми Привотт собственной персоной. Похоже, я разозлила еще не все богов.

Она шмыгнула, когда ее бог намекнул ей дать им время.

Ей повезло. Второй после Скрытого лорда — или женщины, занявшей его место, если Лизетта не изменила иерархию гильдии — мастер заданий знал обо всем происходящем в гильдии. Ей просто нужно было задать правильные вопросы.

Она широко и опасно улыбнулась.

— Твои уши лучше моих, — прошептала она. — Стражи или патрули домов есть неподалеку?

Учитывая, как много их было вчера, она должна была удивиться, когда он сказал, что их нет.

Она не была удивлена.

— Хорошо. Подожди…

По приказу Реми несколько искателей пошли в ниши между зданий, опустились возле раненых товарищей. Несколько других стояли в начале переулка, сжимая кинжалы, меч и… пистоли.

— Тот, — шепнула она.

Оружие взорвалось, металл изогнулся, части отвалились. Грохот разнесся в ночи Давиллона, как и пронзительный крик — скорее испуганный, чем исполненный боли, но там были обе составляющие — мужчины, что сжимал пистоль.

Все мужчины и женщины в том переулке развернулись или вскочили на ноги, выхватив оружие с колотящимися сердцами. Реми не закончил ругаться, когда без помощи божества стало слышно крики и быстрые шаги приближающегося патруля, привлеченного выстрелом.

Шинс знала, что грядет. Она рассчитывала на это.

— В рассыпную! — прошипел мастер заданий. Искатели послушались, убежали в стороны в одиночку или парами. Во все стороны. Многие остались на улицах, но некоторые полезли на здания или укрылись внутри.

Важен был только один из них.

Реми взбирался на здание рядом с тем, на котором сидела Шинс, с ним был нескладный небритый вор, которому не мешало помыться. Они удивительно тихо бежали по крышам, пригнувшись, перепрыгивая с одной на другую, быстро покидая место происшествия.

Виддершинс было до смешного легко догонять их.

Было бы лучше, если бы мастер заданий бежал один, но ей так сильно не везло. И ей нужно было оставить его одного.

— Хорошо. Подумаешь, еще один раненый вор. Так безопаснее для улиц, да?

Ольгун отметил, что ей не нужно было больше врагов к гильдии, но раз она уже знала об этом, она проигнорировала его. Она сказала:

— Тут нужна скорость и толчок.

Реми и его товарищу нужно было перелететь улицу, хоть и узкую, но не переулок. Прыжок был опасным, но не слишком сложным, особенно для опытных мужчин.

Они добрались до края, и бег Виддершинс стал ужасно быстрым. Она держалась на крыше чудом, волосы и капюшон развевались за ней на ветру от ее движения, она приблизилась за пару мгновений. Когда ее добыча прыгнула, она была в шагах за ними.

Она ощутила Ольгуна под собой, он подтолкнул ее, и она взлетела в воздух выше и быстрее остальных. Она прижала колени к груди, давая себе место, чтобы пролететь над головой товарища Реми.

Она опустила ноги в воздухе.

Мужчина закричал от резкого удара по плечам, затрещали кости, и он полетел вниз. Удар Шинс не изменил его полет вперед, и крик оборвался, когда он врезался в стену ниже места, куда прыгал.

Ни удар, ни падение не были фатальными, но, когда он придет в себя, он будет завидовать друзьям в переулке, которых лишь порезали пару раз.

Учитывая поведение гильдии в последнее время, Шинс не ощущала вину за свой поступок.

Шинс опустилась на крышу из-за толчка Ольгуна на миг раньше Реми. Этого хватило, если учесть, что он еще не осознал, что происходило. Девушка присела и повернулась, вытянув ногу, ударила мужчину по лодыжкам, выбив их из-под него, когда он только приземлялся. Мастер заданий пошатнулся и упал на крышу лицом и грудью, его ноги торчали над краем. Шинс подтолкнула его носком сапога, но не так, чтобы он улетел с края, а лишь чтобы поехал и впился руками в крышу, стараясь удержаться от болезненного падения.

Он мог, конечно, забраться — Реми был сильным — но он поднял голову и увидел кончик рапиры Виддершинс в двух дюймах от его носа.

— Я не собиралась тебя пронзать сегодня, — сказала она. — Но придется нанизать тебя на меч. Так что слушайся.

— Что ж, — прохрипел он, кривясь от боли в ребрах. — Я не хочу тебя злить, да?

— Именно! Хорошо, когда есть понимание.

— Это точно. Когда ты вернулась в город?

Виддершинс охнула от потрясения, почти не преувеличивая.

— Серьезно? Это ты хочешь узнать в таких обстоятельствах?

Реми решил пожать плечами, но застыл, когда съехал на пару дюймов от своего жеста.

— Угрозы тебе мне на пользу не пойдут, хотя ты пожалеешь об этом, так что говори уже, что хочешь знать.

— Ну, да, — Виддершинс присела, не убирая клинок. — Думаю, первый вопрос ты знаешь.

Он не играл.

— Да. Лизетта вернулась. И она во главе.

— Что случилось с прежним Скрытым лордом?

— Боги знают. Я… разговор будет долгим, можно я поднимусь? Руки болят.

— Тогда не говори много.

Мастер заданий зарычал, но они знали, что толку не будет.

— Скрытый лорд? — напомнила она.

— Не знаю. Она говорит, он мертв, но… она не сказала, кто был под маской, и она злится, когда разговор заходит о нем. Может, он не так мертв, как ей хочется. Или мертв. В общем, его нет, и она уже убрала многих искателей, что были верны ему.

— Угу, — рапира дрогнула. — Но ты в их число не пошел.

Реми, не двигаясь, выглядел так, словно снова хотел пожать плечами.

— Я выполняю работу. Я верен гильдии, а не человеку.

— Угу, — повторила Шинс. — И ты не хотел, чтобы она тебя вскрыла и осмотрела внутренности.

— И такое было, — признал он.

— И она теперь Скрытая?

— Нет. Бегает такая, как есть.

Шинс впервые в разговоре опешила.

— Я думала, священники говорили об этом. Это ведь требование? Чтобы почитать Скрытого бога?

— А, это? Лизетта убрала старших священников. Думает, она сможет делать все так, как пожелает.

Она хотела повернуться к Ольгуну, спросить у него, что происходит, но она ощущала его смятение, как свое. Лизетта всегда была фанатичной послушницей Скрытого бога и его учений. Что могло измениться?

Слабый стон, вырвавшийся невольно, привлек ее внимание к Реме.

— Почти закончили, — сказала она, но сочувствия в голосе было мало. — Что вообще происходит?

— Приказы, — он дышал с трудом. — Она хочет… чтобы люди нас боялись… хочет тела на улицах. Пытается… расшевелить стражу и… Дома. Не знаю, зачем.

— Потому что она безумная, — но что-то тревожило Шинс. Лизетта всегда была безумной, но у ее действий была цель. — Хорошо, еще вопрос. Может, последний. Какие у тебя приказы насчет меня?

— Найти… следить. И… все.

«Правильно, ведь на листовках была награда за информацию, а не части тела».

— Думаешь, Лизетта хочет убить меня лично?

— Возможно. Или… она задумала что-то еще. Но ты нужна ей живой… для чего-то.

— Что ж… — Шинс отошла от края, инстинкт и помощь божества окутали ее тенью, и она оставила место, чтобы дрожащий и уставший Реми мог выбраться. — Не стоит заставлять ее ждать.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Толстое одеяло тумана развернулось, но, когда Виддершинс подошла к району Рагвэй, оно уже рассеивалось. Остались обрывки тумана, что трепетали у брусчатки. Призраки вчерашних промокших от дождя прохожих.

Магазины и дома становились старее, порой вообще отсутствовали. Она словно шла по рту с плохими зубами. Запах был не лучше. Тут не было канализации. Не чистили улицы. Не было утешения. Не было надежды. Не в Рагвэе.

Виддершинс не замечала. Она была тут слишком много раз.

Здание было старым, кирпичным, когда-то в нем были ростовщики. Почти все в городе знали, что на самом деле было в здании.

Она знала, что за ней следили как минимум трое, хоть она еще не заметила их. Это не помешало ей пройти к входной двери и постучать, будто она собирала налоги.

— Это уверенность! — выдохнула она в ответ Ольгуну. — Не наглость. Потому что я не переживаю.

«Нет. Это не Апостол и его демон, не Ируок и не Пальцекость с его странностями. Это просто Лизетта! — шаги за дверью, засов сдвинули. — Я не переживаю», — и вслух:

— Ох, но будь готов бежать.

Панель отъехала, и Шинс увидела глаза в тени, а они увидели ее.

Судя по тому, как смешно они расширились, воровку узнали.

— Виддершинс, — сообщила она. — К Лизетте Суванье. У меня назначено.

Панель захлопнулась, какое-то время было тихо. Ветер выл и гремел, но вдали, за стенами Давиллона.

— Похоже, завтра будет неприятно, — отметила она. Ее напарник не ответил.

Снова шаги, Шинс, несмотря на браваду, напряглась. За дверью могли оказаться пистоли и арбалеты, ей нужно быть готовой…

Но нет. Дверь открылась, и там было два юных вора, похожих внешне, как брат и сестра. Он был в коричневом и сером, она — в синем и алом, но оба были сильно вооружены, хоть оружие было в ножнах.

— За нами, — сказала женщина. — Мы отведем тебя к ней. Тебе придется отдать меч.

— Только если примешь его острием в себя и очень быстро, — ответила Шинс с милой улыбкой. — Может, не один раз. Ты не неуклюжая, но будет сложно.

После минуты споров двух искателей Шинс выгнали наружу ждать, пока они уточнят у Лизетты решение. Она ждала, засов щелкнул, шаги ушли, и она рассмеялась.

— Вряд ли старая змея любит повторять приказы, — сказала она Ольгуну.

Дверь открылась еще раз через пару минут, и женщина прижимала руку к кровавому носу и губам, а ее напарник или брат был с темным синяком под глазом.

— Похоже, новый босс не такой и добрый, — отметила Шинс. Они хмуро посмотрели на нее и отвернулись, уверенные — или им было все равно — что Виддершинс пойдет за ними. — И ты звал меня наглым! — тихо возмутилась она. — Посмотри на нахальность Лизетты! У нее был бы шанс, если бы нам пришлось резать всю гильдию на пути к ней! А теперь? Ха!

Шинс стало лучше, чем было после того, что она обнаружила в квартире. Она уже один раз одолела Лизетту, они с Ольгуном тогда еще не работали так слажено, как сейчас. Даже если Лизетта тренировалась каждую минуту, у нее нет ни шанса.

Она выглядывала ловушки и засады, хоть была уверена, что этого не будет. Виддершинс следовала за проводниками по туннелям штаб-квартиры гильдии искателей.

Она шла к схватке, которую ждала.

* * *

Вперед, все ниже. По извилистым сложным проходам, похожим на рассыпавшуюся лапшу, мимо открытых и закрытых комнат. Шинс невольно взглянула на темную часовню, странную комнату с тяжелыми порталами и статуей Скрытого лорда в ткани. Она поежилась, вспомнив о жутком проклятии идола.

Всюду воняло дыханием и потом, слышались шепот и смех, искатели смотрели на них. Некоторые отходили, некоторые угрожали, но все равно пропускали ее проводников. Многие узнавали ее лично или по описанию. Многие из них улыбались или скалились. Шинс не была популярной в гильдии. Но некоторые не смотрели ей в глаза или поглядывали с дискомфортом.

«Они боятся. И не меня».

Сомнения стали загораться в разуме Виддершинс. Она быстро затоптала их.

«Это просто Лизетта».

И все же:

— Путь ты запоминаешь? Это место все еще меня путает.

Ольгун сказал ей, что запоминал, значит, его неуверенность была вызвана другим.

— Что тебя тревожит?

Но он не смог четко ответить.

Дверь, к которой два вора привели Виддершинс, не удивила ее. Это была комната аудиенций Скрытого лорда, по крайней мере, раньше. Конечно, узурпатор правила отсюда.

— Думаю, дальше я путь найду, спасибо, — сказала она проводникам. Она опешила, когда они кивнули и отошли. Пожав плечами, Шинс открыла дверь и юркнула туда.

Она теперь могла видеть комнату. Скрытый лорд всегда наполнял ее ароматным дымом, который почти идеально сливался с серой тканью его одежды и в комнате. Эффект был как у призрака, хоть это и раздражало.

А теперь? Это была просто комната, кабинет, как у других высоких рангов гильдии Искателей. Стены были в саже, но большой деревянный стол был произведением искусства, стулья возле него были мягкими, и одинокий стеллаж стонал от стопок бумаг. Жаровни, которые раньше источали густой ароматный дым, теперь были подставками для дорогих масляных ламп, озарявших комнату лучше, чем могли факелы.

И это было всем. А еще там был единственный обитатель кабинета.

— Ты долго, — пожаловалась Лизетта, встав за столом. — Привет, зараза.

Она выглядела подлее, чем Шинс помнила. Ее лицо ожесточилось и осунулось от времени, торчало из густой массы алых волос. Ее губы были тонкими, напряженная улыбка открывала зубы, но не была дружелюбной. Она выглядела обычно в зеленом и черном, жилетка сочеталась с ее волосами, явно была пошита на заказ.

У нее не было видимого оружия, но Шинс не думала, что она не скрывала что-нибудь за столом.

— Я удивлена, Лизетта. Я подозревала, что ты переделаешь это место под себя. Это… — она указала на стол и стеллаж, — даже не подошло близко к безвкусице.

— О, прости, что разочаровала, — ответила Лизетта. — Я думала об украшениях, но это не стоит усилий. Сердце моих владений не долго будет находиться тут.

— И откуда ты собираешься править, Ваше злейшество?

— Откуда захочу. Из центрального здания, например. Или поместья Лючень. Мне всегда нравился вид того места.

Виддершинс ощущала, что разговор ускользает от нее.

— Ты…

— Честно, я думаю о Базилике. Неплохое место, и это передаст всем послание, не думаешь?

— Ты собираешься править всем городом? — она почти пищала от потрясения. Лизетта пожала плечами. — Ты безумнее, чем была! Ради печенья, ты даже не можешь управлять гильдией так, чтобы ее не замечали.

Впервые улыбка Лизетты стала оскалом.

— Да, и чья это вина?

— Похоже, опять моя! — тревога Ольгуна пропала от порыва ярости. Шинс выхватила рапиру, не выбрав это сознательно. — Стоило держаться в стороне, Лизетта. Не стоило. Трогать. Моих. Друзей.

— Живых или мертвых? — сухо спросила бывшая мастерица заданий.

— И не стоило впускать меня сюда, — тон Виддершинс мог заморозить лампы.

— Дело в том, — продолжила Лизетта, — что я думала пытать тебя несколько месяцев. У тебя столько слабостей, зараза. Но у меня все еще много дел. Я решила лишить себя радости от медленной мести. Это не значит, — напряженная и гадкая улыбка вернулась, — что я не позволю себе радость от личной мести. Ты же не думаешь, что я тратила время на гнилые трупы Женевьевы, Александра и Джулиена, чтобы тебя убил кто-то из моих людей? Ты. Моя.

Комната была чище без дыма, но теперь казалась красной перед глазами Шинс.

— У тебя не было шанса выиграть еще до хромоты, змея!

— Чьей хромоты? Моей или Робин?

Шинс бросилась.

Укол силы Ольгуна, и она взлетела, миновала расстояние между собой и врагом одним прыжком. Ее нога опустилась на стол, рапира летела как молния, описывая линию между двумя женщинами быстрее, чем мог уследить человек.

Но не попала.

Лизетта отклонилась так, что клинок пронзил пустое место. Она повернулась, даже не выпрямляясь, и ударила кулаком в лодыжку Виддершинс.

Удар выбил ногу воровки из-под нее. Она рухнула на стол грудью, воздух вылетел из легких. Ей повезло, или помог Ольгун, что кулак все еще сжимал рапиру.

Она не знала, что произошло, но времени на размышления не было. Ее бог кричал ей предупреждения, она ударила кулаками по столу — пустым и с рапирой — подняла себя со стола и отскочила в центр комнаты.

В кулаке Лизетты был кинжал с тяжелым клинком, и он вонзился в дерево там, где только что была спина Шинс, пронзая дерево и затупляя острие.

— Ты хоть знаешь, — завизжала она, бросая испорченное оружие в сторону, — сколько стоит этот стол?!

— Как ты это сделала? — Шинс была потрясена, и она начинала ощущать искры страха.

Лизетта почти урчала:

— В этом мире есть силы, дурочка. Силы, что больше, чем ты можешь представить, и силы, способные скрывать себя от твоего незначительного божка!

Слова были оружием, пошатнули и оглушили Виддершинс — и Ольгуна — сильнее физического удара. Ее рот раскрылся, но она не могла заставить себя говорить внятно.

— Что…? Как…?

Но Лизетта уже двигалась. В этот раз она вскочила на стол, и хоть Шинс была слишком ошеломленной, чтобы быть уверенной, казалось, она просто подняла обе ноги достаточно высоко, чтобы подняться на стол, а не прыгнула. Она сжимала рапиру в одной руке, новый кинжал — в другой, Шинс даже не видела, как она его достала. Лизетта застыл на миг, пригнувшись на столе, а потом ее ноги выпрямились в прыжке.

Она чуть не задела потолок, пролетела над головой Виддершинс невозможной дугой, которую было сложно видеть. Она должна была удариться о каменный потолок или пролететь полкомнаты. Вместо этого она упала у дальней двери, уже повернувшись к противнику.

— Ты начинаешь понимать, — прошипела Лизетта, выдыхая с яростью, — как ошиблась, придя сюда?

— Наверное, — сказала Виддершинс с вялой улыбкой. — Пора сказать, что я выучила урок, и разойтись, да?

— Ах, да, я хорошо помню остроумие Виддершинс. Но нет, насмешливая дрянь, мы не закончили. Мне нужно многому тебя научить! — рапира и кинжал кружились, Лизетта наступала.

— Ольгун…?

Прилив божественной силы, нога женщин зацепилась за приподнятый край ковра. Это должно было отправить ее на пол к стульям, дав Виддершинс пару мгновений, чтобы добраться до двери…

Этого не произошло. Хоть носок Лизетты зацепился за ковер, тот расправился раньше, чем она смогла споткнуться.

Ольгун лепетал, и Шинс хотелось присоединиться. Ладони вспотели, сердце колотилось, она отошла к столу.

— У вас детские трюки, — дразнила Лизетта. — Такие пустяки. Хочешь, покажу тебе… кое-что интереснее?

— Если это… — начала Шинс, они с Ольгуном испуганно закричали.

Оружие Лизетты приближалось, кружась, и теперь оно будто атаковало Шинс со всех сторон. Но Лизетта не сделала ни шагу. Такое было невозможно видеть — сталь кружилась, воровка пыталась уклониться или отбить удары — но она могла поклясться, что руки врага просто потянулись через пространство, удлиняясь. Каждый раз, когда она позволяла себе моргнуть, чтобы посмотреть мимо оружия на руки, она не могла сосредоточиться на них. Словно смотрела на них сквозь слезы и густой туман.

На огромной скорости с помощью силы Ольгуна и с его предупреждением она успевала рапирой ловить почти все атаки, и только это помогало Шинс выжить. Все ее тело пропитал пот, ее руки жалило от мелких порезов, где она не успела отодвинуться от клинков. Она не помнила, чтобы когда-то уставала так сильно, так быстро, и чтобы Ольгун запинался от своей усталости.

«Чем она была? Чем стала Лизетта?».

Клинки застыли, Лизетта оказалась перед ней, словно ее руки вернули себе нормальную длину и подтянули ее вперед, а не притянулись к ней.

Так Шинс подумала потом, когда смогла собраться с мыслями. А сейчас она увидела лишь пятно красок, оскал, а потом боль, когда Лизетта ударилась лбом об лицо Шинс.

Она пыталась отвернуться от грядущего удара. Она добилась лишь того, что ее нос мог быть сломан, а не был сломан точно. Это было уже что-то, но боль и хруст показывали, что особой разницы это не сделало.

Ольгун направлял ее руку, Шинс повернула запястье и ударила неловко, пытаясь ранить рапирой там, где лучше подошел бы кинжал.

Удар был неуклюжим, но должен был попасть. Острие миновало несколько дюймов, но Лизетта бросила рапиру из правой ладони и метнула кинжал из левой. Руки не остались пустыми — кинжал попал в правую ладонь, а левая схватила клинок рапиры Шинс.

Меч просто остановился. Она словно ударила дуб. Хватка была невозможной, и ладонь человека не могла остановить такой удар без раны на руке, но это уже не удивляло. Виддершинс успела подумать: «Конечно», и Лизетта погрузила кинжал в ее тело.

* * *

Ольгун сделал все, что мог. Если бы клинок попал так, как хотела Лизетта, и пронзил печень Виддершинс, юная воровка умерла бы в агонии и ужасно медленно, но не так медленно, чтобы маленькое божество попыталось исцелить ее. И спасти.

Вместо этого он из последних сил отбил сталь, изменив ее угол. И клинок попал в живот.

Виддершинс все еще могла умереть в агонии и медленно, но у Ольгуна могло хватить времени залатать худшее, пока она еще была тут.

Могло. Если бы у него был шанс. Если рыжеволосое чудовище не прикончит их сразу.

Ольгун знал, что его силы на исходе, что он мог сделать лишь столько без воли Виддершинс, соединенной с его. Что он не мог защищать ее и дальше.

Испуганный и горюющий бог рыдал в глубинах разума девушки.

* * *

Пронзительный крик, всхлип, мольба и прочее. Шинс прижалась к столу, сталь покинула ее тело, и она сжалась в комок на полу, прижимая руки к животу. Ее рукава уже были в теплой крови, но она не замечала. Не заметила, что упала, что еще кричала и рыдала.

Ее уже пронзали клинком. Полоски кожи срывал с нее жуткий Ируок. Ее даже ударял в живот молот в руках мужчины, который заставил бы Реми стать похожим на Робин рядом с ним.

Но такого она еще не ощущала.

Ее мир пылал, агония, тошнота и ужас. В тот миг она сделала бы все, дала бы Лизетте все, что она просила, умоляла бы Ольгуна убить ее, только бы это прекратилось. Так было бы, будь у нее силы думать, но она и этого не могла.

Она смутно ощущала покалывание, Ольгун старался помочь ей с раной, но этого не хватало. Ее тело содрогалось, мышцы сжимались, словно их натягивали на рану.

— Прошу… — она не знала, чего просила, у кого это просила. Может, у самой Лизетты, и Шинс не могла даже стыдиться этого. — Прошу…

И, слава богам, боль стала отступать! Она поверила, что это было ее воображение, может, разум отступал от нее. Холодок растекся по ее телу от раны, и там, где он проходил, боль ослабевала… немного. Она не уходила. Просто холод становился стеной, барьером льда и онемения между агонией и Шинс. Боль осталась, бушевала, но худшее не достигало ее.

Виддершинс стошнило с кровью, а потом посмотрела ошеломленно на Лизетту.

Женщина была в лентах теней, похожих на червей, и они извивались вокруг нее.

Одна из теней пробралась между ними, погладила края раны Виддершинс, точно радуясь этому.

— Мы не можем дать тебе сейчас погибнуть, дрянь, — дразнила ее Лизетта. — Пока другие не познакомились с тобой.

— Д-другие?

— О, да. Они хотят этого не меньше меня.

Корчащиеся тени вспыхнули по сторонам от Лизетты, напоминая развевающийся плащ и расправленные крылья. Лампы затрепетали, потускнели, свет словно отпрянул, и воздух заполнили запахи корицы, ванили и прочих сладостей.

Из этих теней появились фигуры.

Первая смутно напоминала человека, мужчину с подтянутыми мышцами с кожей цвета болота и лап жабы. Его голова была лысой, уголки губ доставали до ушей. Даже в своем состоянии Шинс поежилась от мысли, как этот рот широко раскроется, и что будет внутри.

Он — оно? — был с девушкой, что кружилась на длинных тонких ногах. Она была в платье из листьев, ее волосы были красными, но не ближе к рыжему, как у Лизетты, а яркими, как лепестки роз. Ее глаза, когда она замерла, впились взглядом в Шинс, и они были корой дерева, а пальцы на ладонях были прутьями роз с шипами.

И, наконец, последний был со своей свитой. Тощая фигура, жирные волосы, он был не старше Шинс на вид, но было в нем что-то древнее. Его левая ладонь была с длинными тонкими прутьями вместо пальцев, и его глаза были зеркалами, в которых Шинс видела свое отражение, а не Лизетты.

За ним ползли со стонами шестеро детей — существ в виде детей. Их плоть была бледной, как у личинок, их глаза были впадинами в бесконечную тьму, их челюсти растянулись от длинных и острых зубов. Они были в старых лохмотьях, кроме одной — с ее шеи свисал серебряный потертый кулон в форме изящного лебедя.

Ольгун кричал от страха, Шинс не могла ответить на его предупреждения.

— Дорогие друзья, это Виддершинс, — сообщила Лизетта, — которой мы благодарны за встречу. Виддершинс, это мои новые друзья. Мы понимаешь, зачем они тут?

Даже в ее состоянии было несложно понять.

— Ируок… — прошептала она, кровь текла из уголка рта.

Словно в ответ сдали, там, где не нашел бы компас, залепетал хор детей.

— Хорошо, — женщина радовалась так фальшиво, что это пугало. — Они тут не на самом деле, конечно. Ируока пригласили, хоть и случайно. Моих друзей — нет, и присутствие Церкви все еще тревожит их. Но мы заняты этим, да, милые?

Дети-призраки ворковали, трое фейри кивнули в унисон.

— Они на границе, они в магии, что дали мне, — продолжила Лизетта, выхваляясь. — Они могут появляться в Давиллоне на небольшие периоды времени. И они так хотели побыть тут с тобой.

Шинс поняла, что нужно спросить, почему, но стиснула зубы. Она не будет их радовать.

— Поэтому, — сказала Лизетта, словно она спросила, — мы ослабили боль твоей раны. Мы договаривались, что я дам им повеселиться, видишь ли.

Фейри-подросток с зеркальными глазами наступал, а потом прутья на его левой ладони затрепетали, корчась от ненависти.

— Интересно, — отметила Лизетта, — если их игры убьют тебя раньше, чем ты истечешь кровью насмерть, они ощутят, что бог умер?

«Не так. Все не должно было произойти так. Прости, Ольгун…».

Жуткое существо подняло руку для удара, но Шинс даже не видела этого сквозь слезы.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В этот раз сон был другим.

Епископ Сикар проснулся с криком, его щеки блестели, бороду пропитали слезы. Но он не узнавал картинки, не понимал значения кошмара.

Он знал, что кто-то где-то страдал. Где-то мир был на грани потери чего-то незаменимого.

Сикар снова уткнулся лицом в ладони. Он долго горевал, не зная, по ком плачет.

* * *

Она не помнила свое имя, даже какую-нибудь букву из него. Все о себе пропало. Если до этого ее мир был в агонии, теперь не было мира. Не было сознания.

Не было ощущений.

И памяти.

Как и не было желания, чтобы это прекратилось, потому что она не помнила, было ли когда-нибудь не так.

Она кричала постоянно и отчаянно, не осознавая, что кричит. Тело, разум и душа разбивались, по ней безжалостно бежали трещины, которые, если они станут шире, уже не заживут. Но ей было все равно, потому что она не знала, что могла сосредоточиться, а вокруг нее смыкалась бездна…

Что-то еще? Было что-то еще? Она не понимала, что это, но что-то медленно возвращалось, и она это слышала. Не ушами и не в голове, а где-то между.

Она кричала, и он кричал с ней. Агония была не только ее. Он страдал, и она не знала, что он мог так страдать.

Он? Ольгун!

«Ольгун? Тогда я…»

Она открыла глаза, и это было вторым самым сложным поступком в этот миг.

Сложнее всего было вспомнить, как быть Виддершинс.

Но она была ею. И вспомнила. Потому что он нуждался в этом.

Она видела только пол, на котором лежала, темный камень покрывали пыль и грязь. В углу ее поля зрения был комок чуть ярче по оттенку, и это могла быть ножка стола или…

Стол. Стол Скрытого лорда.

Эта секунда зрения будто открыла ей и другие ощущения. Комната окружила ее. Она вспомнила, где была. Она ощущала запах сапогов, что годами ходили по этому камню, благовония почти рассеялись в воздухе, а еще она ощущала запах — и вкус — крови, что лилась из ее рта.

Она слышала насмешки Лизетты, радующейся, что она нашла себе кого-то лучше «слабого и трусливого бога», который бросил ее в миг, когда она нуждалась в нем больше всего, и как ее союзники сделают церковь жалкой, как Скрытый бог.

Она слышала далекий смех детей, они ворковали и хихикали, а еще дышали существа размером с детей.

И она слышала слабый свист прутьев существа в воздухе, они снова опустились на ее спину.

«Боги, как больно!» — она снова невольно закричала, и только вой боли Ольгуна не дал ей снова ускользнуть во тьму. Это было не так ужасно, как рана в живот, но эти раны все появлялись. Она ощущала, как ее кожа опухала, разрывалась, кровоточила, горела…

Но были не просто раны от ударов, при этом она словно деградировала физически и морально. Магия внутри была ядовитой, не святой, извращенной.

И это, как она поняла, когда ее разум смог проясниться, объясняло реакцию Ольгуна. Он не просто испытывал боль сквозь нее, как бывало обычно, он не просто боялся за себя и за нее. Он ощущал удар каждого «пальца», его сущность рвалась не хуже ее кожи.

Она задумалась, поежившись, испытывал ли ее бог хоть когда-либо такую прямую боль. Она ощущала себя ужасно, но для нее это не было новым! Бедный Ольгун…

Существо снова подняло руку, Шинс напряглась в ожидании следующего удара, а Ольгун заскулил.

Раскаленная ярость растеклась по венам Виддершинс. Ее крик становился все громче, терзал ее горло, уже пострадавшее от желчи из желудка, но это был уже не крик боли.

Мучитель снова опустил прутья-хлысты, а Виддершинс, что поразительно, поднялась на ноги навстречу ему.

Она не перестала чувствовать боль. Она ревела в ней, огонь лизал ее спину и живот, впивался раскаленными добела кинжалами в каждый ее нерв. Обрывки ее одежды были в крови, прилипли к ее коже. И только эта кровь мешала, опустив взгляд, заметить те части ее тела, что не должны были видеть свет дня.

Это не пропало. Она ничего не избежала. Шинс знала лишь упрямый гнев, что не давал ее телу упасть как пустой мешок.

Но в этот освобождающий миг свободы ей было все равно.

Лизетта и даже фейри были смешно ошеломлены, не смогли отреагировать. Кулак Шинс сжал три «пальца» существа и дернул, выводя его из равновесия. Она еще кричала, но голос становился хриплым, и все тело последовало за ее рукой в сильном развороте. Ее враг пошатнулся, чуть не врезался в нее сзади, локоть другой ее руки стукнул его по переносице.

Фейри, как она знала, не сильно страдали от ран, но помощь Ольгуна делала ее исключением из правил.

Воя от боли, существо отбросило ее в другую часть комнаты. Она врезалась в дальнюю стену и рухнула кучей, все нервы кричали, весь мир искрился и вспыхивал. Но она видела кровь, хотя это больше напоминало разбавленную акварель, текущую из носа ее мучителя.

И, как она заметила, когда зрение начало проясняться, из носов его товарищей размером с детей.

Далекий смех пропал. Фейри, главари и подчиненные, уставились на Виддершинс, словно не знали, на что смотрели. Лизетта раскрывала рот, но была впервые лишена дара речи.

Хоть на ее лице была маска крови, покрывшей ее губы и подбородок, текущей сквозь зубы, Виддершинс широко усмехнулась им.

Они собирались убить ее, и она не могла надеяться на другое. Ей было нечем сражаться. Они могли разорвать ее.

Но она испачкает их. Они ударят ее всем, завалят ее пытками, а она оставит на них кровь. Они не получат идеальную месть, легкую победу. Нет уж.

Это было лучшим вариантом в таких обстоятельствах.

Не только Шинс была потрясена своими усилиями. Лизетта и ее союзники миг шипели друг на друга, и фейри растаяли. Они стали тенями вокруг рыжеволосой воровки, а потом и эта тонкая вуаль пропала. Осталась Лизетта, но с нечеловеческой магией.

— Я впечатлена, — она прошла по комнате, медленно стуча сапогами. — Честно. Я все напоминаю себе не недооценивать тебя, а ты все равно удивляешь меня.

В паре шагов от места, где лежала Шинс, Лизетта остановилась и присела, чтобы они лучше видели друг друга.

— Ты все еще опаснее, чем должна быть, — отметила Лизетта. — И хоть я обычно поступаю не так, даже я думаю, что такую решимость нужно поощрять. Так что пыток больше не будет. И боли тоже, — она вытащила из-за пояса маленький пистоль. Под ее большим пальцем щелкнул молоточек, звук казался оглушительным. — Пора покончить с этим. Может, ты сможешь увидеть своего маленького бога.

Дуло перед ней казалось открытой пещерой. Подавляя все оставшиеся инстинкты, Шинс отказывалась закрывать глаза.

Все произошло так быстро, прозвучал выстрел, и Шинс не сразу поняла, что не мертва.

Первым был выстрел снаружи комнаты, он разнесся эхом в замкнутом коридоре. Лизетта испуганно отпрянула и вскочила…

Второй выстрел сорвал дверь приемной Скрытого лорда с рамы.

Только положение Шинс у стены рядом с той дверью — бывшей дверью — спасло ее от удара, который она никак не могла избежать в своем состоянии. Уже истерзанные, ее разум и ощущения потрясли ее. Она видела лишь быстрые неподвижные картинки происходящего, звон в ушах сменился тишиной, порой доносились отдельные звуки.

Пыль и кусочки камня сыпались сверху, как засохший весенний дождь.

Клубы дыма валили сквозь дверной проем, облако удушало…

Лизетта отлетела по комнате, схватилась рукой за стол, пока катилась по нему, и подняла себя с силой, которой не должна была обладать, а потом укрылась за…

Ревели выстрелы, летели щепки, пули попадали по дереву и камню…

Голоса кричали за дымом, слова сталкивались и боролись друг с другом, и Шинс ничего не понимала…

Кровь лилась на камни из открытых ран, и Шинс смотрела, поражаясь рябью, пытаясь вспомнить, почему это важно…

Еще взрыв, громче, чем от пистоля, и комнату заполнил дым с соленым запахом и лилового оттенка.

Это не правильно. Дым должен быть серым, да? Как накидка… Скрытого лорда…

Больше криков, выстрелов, немного молитвы…

Молитва?

Она была уверена, что поймет, что происходит, если только подумает мгновение…

— Она у меня! — ладони сжали руки Шинс возле плеч, подняли ее. Она сонно подумала, что было хорошо, что она не знала, нужно ей сражаться или нет, ведь она все равно не могла.

— Кто у тебя? — пробормотала она и закричала, когда рука задела одну из открытых ран на ее спине.

Фигура, что держала ее, вдохнула с шипением.

— Боги, Виддершинс, что они с тобой сделали?

— Кошмары, — ответила она, кивнув, а потом расплакалась.

Другой голос дрожал, будто хотел присоединиться к ней.

— Идем, милая леди. Нужно увести тебя отсюда, — а потом крикнул громче. — Отступите! Дым не задержит ту гадину надолго!

— Вы что творите?! — закричал кто-то, раздался визг и жуткое хлюпанье.

— Точно, — прорычала Лизетта в дыму, откуда донесся предыдущий вопль. — Не задержит.

— И не должен, — пробормотал мужчина, державший Шинс. Ее повели, почти потащили из комнаты. Она много раз споткнулась… Нет. Нет, она только и спотыкалась, лишь порой удавалось шагнуть ровно. Каждый раз мужчина сжимал ее крепче или двигался, чтобы поймать ее, и каждый раз она кривилась, вскрикивала или выла от боли.

— Ради богов, кто-нибудь, помогите мне с ней!

Кто-то добавил свою руку, и они понесли ее между собой, они значительно ускорились. Каждый шаг, каждый рывок, каждый миг были новым клинком боли, но Виддершинс сжимала зубы и позволила вести ее, пока она медленно приходила в себя.

Коридор был полон дыма, но не такого густого, как в комнате. Прикосновение Ольгуна было с дрожью, но успокаивало, гудело на краях ее ран, старалось прогнать паутину из ее головы. И она стала лучше понимать, что происходит вокруг нее.

Мужчина слева подхватил ее позже, она не знала его, но поза и потрепанный вид выдавали в нем вора. А справа и пониже был…

Хоть он был без своей привычной шляпы с пером, которое он точно называл пером из хвоста феникса, она точно узнала усы и синие глаза, а еще тунику, где смешались синий, белый, желтый и фиолетовый, и короткий плащ.

— Ренард?!

Ее бывший наставник из гильдии искренне улыбнулся, пока шумно дышал.

— Всегда к вашим услугам, леди Виддершинс.

Если бы ее рука не была уже вокруг его плеч, и если бы ее не тащили почти бегом по часовне гильдии, она обняла бы его.

Погодите. Часовня?! Почему…

Но Шинс получила ответ раньше, чем спросила. Там ждало несколько людей, скорее всего с Ренардом, они стояли в стороне от идола Скрытого бога возле открытого люка, о котором Шинс даже не подозревала!

— А-а? — спросила она.

— Я знаю все секреты этого места, — сказал Ренард, указывая остальным отойти. — Этот проход был ближе всего к месту, где тебя должны были держать. Ближайший, который безопасен, ведь Лизетта теперь знает о тайном проходе из комнаты Скрытого лорда.

— Давайте, — сказал властный голос, — оставим вопросы на потом. Если вы не против?

Шинс вытянула шею, кривясь от боли. Почти возле них была темноволосая темнокожая женщина в темной одежде и с острыми, но не величавыми чертами.

Игрейн Вернадо, жрица Скрытого бога. Виддершинс поняла, что это она могла молиться до этого.

— Не знала, что вам есть дело, — Шинс выдавила слабую улыбку.

— Меня все еще можно отговорить, — предупредила Игрейн, спрыгивая в люк.

Ренард последовал за ней, а потом за пару мгновений пыток несколько рук, сжав тело Виддершинс как можно бережнее, насколько это позволяли обстоятельства, опустили ее. Ренард снова закинул ее руку себе на плечи, Игрейн подхватила с другой стороны, и они пошли по пыльным проходам в паутине, хоть и не на большой скорости.

— Другие не… — Шинс закашлялась от пыли, сильно чихнула и около минуты ждала, пока мир перестанет кружиться от вспышки боли в ее ранах. — Не идут с нами? — выдавила она.

— В гильдии еще есть несколько верных мне людей, — сказал Ренард, жрица почему-то хмуро на него посмотрела. — Так я узнал, что ты там, милая леди, они отправили ко мне гонца в тот же миг, как ты прибыла. Если следовать плану, в хаосе вторжения никто не должен был понять, что они помогали нарушителям. И они должны запечатать люк, чтобы та стерва и ее люди не смогли последовать за нами.

— И, — добавила Игрейн, пока они проходили старую деревянную подпорку, — если они найдут туннель, у нас есть меры для такого случая.

Шинс проследила за ее взглядом и заметила сверток, привязанный к балке. Сверток с торчащим фитилем.

— Заметила, что тут нет ни факелов, ни ламп? — спросил Ренард. — Топливо очень чувствительное. Поднеси к ним огонь, и… будет громко.

Шинс моргнула, и Ольгун тоже… моргал в своем стиле.

— Но я вижу.

— Светящиеся грибы. Тут давно их вывели. А те, кто найдут туннель, решат, что им нужен факел…

— Понятно. И будет громко.

— Именно.

Шорох. Шорох. Шаг.

Боли стало меньше.

— Спасибо, — тихо и искренне, это не слышали смертные. Теплое сияние стало сильнее в ответ.

Она споткнулась.

Но не сильно.

Шорох. Шорох.

И тут ее разум стал анализировать события прошедших минут.

Ну-ка, погодите!

— Верны мне…? — не нам, а мне. — Откуда ты знаешь, что Лизетта нашла туннель в кабинете Скрытого лорда?

— Ренард… — предупредила жрица.

— О, какая уже разница, Игрейн? — буркнул он. — Я знаю, потому что сбежал по нему от нее в нашу встречу. Поверь, было близко.

Шинс смогла лишь покачать головой, а это лишь провело ее волосами по крови на спине, и пряди задели пару, помогающую ей.

— Ренард Ламберт. Скрытый лорд. Должна признать, такого я не ожидала.

— Весь смысл в анонимности, — проворчала Игрейн. — Так было.

— Разве это важно? Я не во главе. Скрытого лорда больше нет. И, даже если он будет снова, я им не буду, не после того, как меня свергла Лизетта. Священники этого не позволят.

Шинс уловила тихое ворчание женщины слева, но это не звучало как отрицание.

— Я все равно плохо подходил, — признался он Виддершинс, чуть подвигая ее руку на своих плечах. — Я не достаточно жестокий. Искатели при мне могли быть лучше, но они не были такими корыстными, как сейчас. Даже если бы Стерва Суванье не свергла меня, через пару лет меня точно сместили бы. И я мог бы не выжить в этом процессе. Нет, когда это закончится, кто-то должен взять себе бремя, но с меня хватит.

— Кто-то посчитал тебя подходящим, — сказала Шинс через миг.

— С чего ты взяла?

— Место с властью, где нужно быть угрожающим…?

— Да?

— Они даже закрыли глаза на рост ради тебя!

Напряженное выражение лица Игрейн разбилось, она рассмеялась, хоть и с неохотой. Ольгун присоединился к ней, хоть об этом знала только Шинс, как и Ренард после долгой паузы.

Когда он успокоился, он легонько сжал плечо Виддершинс.

— По тебе скучали, моя дорогая. Думаю, нам с и Игрейн это нужно. В последнее время мы почти не смеялись.

Шинс ткнула его локтем, но вяло, лишь слабо задела. Пока что она могла лишь так.

— Если ты пытаешься залечь на дно, — возмутилась она, — то это не лучшие цвета для этого. Ты похож на птицу.

— Обычно я так нарядно не одеваюсь. Но сегодня был особый случай.

— Даже не знаю, почему, — вмешалась Игрейн. — Спасение тебя не считается таким уж необычным событием.

— Эй! Я отрицаю эти слова! Ребята… Ренард… — казалось, пол накренился, и ее голова с телом снова кружились, еще и сразу в несколько сторон. — Мне… мне нужно пару минут, простите.

— Не извиняйся, — жрица и бывший Скрытый лорд осторожно усадили Шинс на пол. Ренард снял с плеч короткий плащ и укутал ее, чтобы она не прислонялась истерзанной спиной к грязной и твердой стене. Она мягко улыбнулась ему и благодарно кивнула, но даже этого чуть не хватило, чтобы ее стошнило.

Пальцы Ренарда подрагивали от желания поймать ее.

— Боги, ты… Игрейн, мы можем что-нибудь сделать? Я не понимаю, как она остается в сознании, еще и двигается!

— Ну, мы все знаем, что Виддершинс не обычная девочка, да? — жрица опустилась на колени, осторожно ощупала раны девушки. — Если она… Небеса, ты должна быть мертва!

— Даже почти… обидно, как много людей… думают так обо мне, — охнула Шинс, вздрагивая от каждого прикосновения.

— У меня есть чистая ткань, хватит для повязок для худших ран, но…

— Просто не дайте… развалиться за эти дни.

— Ольгун справится с остальным? — спросила Игрейн. Виддершинс вздрогнула. — Весь город в хаосе, а не только гильдия, и я много общалась с его преосвященством Сикаром. Теперь я лучше понимаю твою ситуацию.

— У Сикара… длинный язык.

Уверена, ты еще успеешь накричать на него.

— Мы можем, — попросил Ренард, — обсудить это в другом месте, где будет меньше грязи и крови?

— Ты начинаешь говорить как она, — возмутилась жрица.

Шинс фыркнула, скривилась, попыталась придумать слово для всего этого вместе, но не смогла.

— Ему повезло, — еще один хриплый вдох. — Но он прав. Отсюда точно можно добраться до «Ведьмы»… чего вы на меня так смотрите?

И смотрели так не только эти двое, но и ее напарник.

— Виддершинс, — мягко сказал Ренард. — Лизетта первым делом пойдет тебя искать в… — он пожал плечами, не видя необходимости заканчивать.

Шинс не знала, хватало ли в ней крови, чтобы покраснеть. Ее щеки попытались.

— Я это знала, — проворчала она. — Просто хотела увидеть, помните ли вы.

— Знаю, что я пожалею о том, что спросил, но почему вообще я должен был забыть?

— Вы с Игрейн размытые с тех пор, как показались. Откуда мне знать, что еще с вами не так?

Ренард и Игрейн со смирением переглянулись.

— Ты же не видишь будущее, — сухо сказала женщина.

Шинс помрачнела.

— Нам все еще нужно идти, — возразила она. — Если Лизетта придет туда, а меня не будет… Робин и остальные…

— Ты не в состоянии им помочь, — ответил нарядный вор.

— Но ты можешь!

— Шинс…

— Слушай, вы с Игрейн и остальными скрывались какое-то время. У вас есть убежища и средства связи, да? Мы с ней где-нибудь спрячемся, потом скажем вам, где. Но мне нужно, чтобы ты сделал это!

«Она не должна пострадать из-за меня. Не еще раз…».

— Ладно, но… Игрейн может сама пойти. Я отведу тебя…

— Нет. Робин… сейчас потребуется убеждать. А тебя она знает. И она тебе доверяет.

— Доверяет? — вяло возразил Ренард. — Даже не знаю.

— Ты звучишь знакомо, — вздохнула Шинс, игнорируя сдавленный смех Ольгуна. — Ренард, больше никого нет. У меня кончились союзники. Я не могу просить гильдию защитить ее. Даже если меня послушают, меня разыскивают за убийство… а я даже не знаю, кого убила!

— Я слышал, что тебя разыскивают, — задумчиво сказал он ей. — Но я не смог узнать причину. Только что приказ сверху.

— Мило. И сегодня такой хороший день. Но это должен быть ты. Так нужно. Мне нужно. Пожалуйста.

— О, иди уже, — приказала Игрейн. — Мы оба знаем, что ты все равно сдашься, так зачем тратить время?

— Ты позаботишься о ней? — почти умолял бывший Скрытый лорд.

— Нет, я ударю ее по голове, ограблю, брошу в канаве, а сама убегу в Раннанти с трофеями, — два вора уставились на нее. — Иди уже, Ренард.

После мига сомнений он пошел. Еще минуту после этого женщины разглядывали друг друга.

— Вы оба вели меня сюда, — сказала Шинс. — Ты сможешь дотащить меня одна?

— Тебе придется взять на себя больше веса. Но я сильнее, чем выгляжу.

Шинс заставила себя встать, чуть не охнула от радости, ощутив струйку силы Ольгуна в себе. С его помощью она могла удерживать свой вес.

Едва.

Она рассмеялась и прижалась рукой к балке, чтобы не упасть.

— Думаю, сейчас важнее, что ты сильнее, чем я выгляжу, — отметила она с напряженной улыбкой.

Игрейн цокнула языком, поправила плащ Ренарда на плечах Виддершинс, чтобы скрыть кровь и дыры в ее тунике, а потом обвила рукой плечи юной воровки.

— Почти утонувшие котята, — сказала она, пока они медленно шли по туннелю, — выглядят сильнее тебя.

Виддершинс смогла вежливо рассмеяться.

— Так куда ты меня отведешь? В Базилику?

— Нет. Суванье знает, что многие священники Скрытого бога — союзники Ренарда. Ее люди будут следить. И у Сикара так же неспокойно, как и в городе. Вообще-то, — призналась она, — я еще не решила, где тебя прятать. Не думаю, что наши убежища в Рагвэе надежны, а другие…

— Ничего, — почти бодро перебила Шинс. — Я знаю, куда мы пойдем!

— Конечно. Откуда я знаю, что мне не понравится? — пожаловалась жрица.

— Потому что тебе ничего не нравится.

Какое-то время было тихо, только шаркали шаги.

Виддершинс не могла позволять такому продолжаться.

— Игрейн?

— Хмм?

— Почти утонувшие? Да? Мне становится лучше быстрее, чем я думала.

— Молчи и иди.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Из всех возможных планов, — рычала Игрейн, выглядывая из-за угла темной улицы на их хорошо озаренное место назначения, — этот именно в стиле Виддершинс.

— Ох. Спасибо!

— Это не был комплимент!

— Думаешь? — Шинс шмыгнула. — Ты просто не знаешь. Никто так не планирует, как я!

— С этим я согласна.

Виддершинс нахмурилась, отгоняя ранних мух от засыхающих пятен крови, что выглядывали из-под плаща Ренарда.

— Слушай, — не в первый раз объяснила она, — это идеально. Он может даже не быть в Давиллоне! У его семьи тут нет интересов, и когда ситуация ухудшилась… Но я уверена, что за место ухаживают. Он не захочет вернуться в бардак, да? Там должно быть пусто, и никто не подумает искать нас там!

— Потому что мы не пройдем до двери, нас остановят и допросят! Я в пыли и паутине из туннеля, а ты выглядишь как ходячее сырое филе.

Девушка выпрямилась с гордостью, а потом обмякла, кривясь, когда задела раны.

— Я уже попадала туда! — возразила она.

— Угу. Через главный вход?

— Ну, нет…

— И ты сможешь лазать сейчас по стенам?

— О, хватит! — возмутилась Шинс. — Нам нужно отвлечение.

— Хм. Хорошо. Ты отдашь мне плащ, чтобы раны было видно, а потом упадешь на улице. Все соберутся вокруг тебя…

— И?

Игрейн беспомощно пожала плечами.

— Я уйду.

Виддершинс сказала Ольгуну, а не жрице:

— Как ты фыркаешь без носа? — а потом громче. — Милый план.

— Я подумала, что в нем есть очарование.

— Можно, — спросила Шинс, — кое-что изменить?

— Я была уверена, что ты так сделаешь.

Многое не требовалось. В ближайшей конюшне были материалы (это были, в данном случае, лошади). Немного криков и размахивания руками, вспышка искусственной паники от Ольгуна, и звери встали на дыбы, вопя, но они все же не ранили себя.

Стражи и прохожие на улице отвлеклись на шум, и Игрейн легко помогла Виддершинс отойти от конюшни, словно ее ранили копытами.

И они прошли в главную дверь.

Шинс только раз до этого была в «Золотом соболе», но не видела вход, прихожую и широкие залы. Толстый ковер мог согреть медведя зимой, и он вел к дверям и большой лестнице. Лампы из отполированной меди и хрусталя отгоняли тени в уголки. Несколько слуг в хорошей одежде смотрели свысока на жутко выглядящую парочку, но они не сказали ни слова. У них были свои дела, и они решили, что Шинс и Игрейн не стоят внимания.

Три пролета наверх, несколько коридоров, и они остановились там, где, по мнению, Виддершинс, была нужная дверь. (Она входила в окно, а не изнутри здания, но надеялась, что правильно угадала расположение).

— Это место невероятно! — Игрейн звучала оскорбленно, а не восхищенно. — Это — гостиница?

— Не совсем, — Шинс опустилась перед дверью и взяла оставшиеся отмычки из пояса и сапог. — Тут комнаты на долгий срок, напоминающие поместье для богачей, что бывают в городе не настолько часто, чтобы покупать себе жилище. Тут дают и слуг, если нет своих. Дом Давиллона для заблудших аристократов.

— Видимо, это место давно не посещали искатели, — буркнула женщина. Она вздрогнула от плеска, Шинс сделала глоток из хрустального графина, а потом опустила сосуд рядом с собой, пока работала. — Где ты это взяла?

— У одного из слуг. Он был слишком занят, скалясь на нас, чтобы замечать содержимое своего подноса. О, не смотри на меня так! У меня засохла кровь во рту и горле, и я даже не ощущала запах в конюшне! Удивительно, что я еще говорю!

— Не знаю, радует ли меня это…

— Молчи и угощайся бренди.

Игрейн нависала над плечом Шинс, кривясь от щелчков в замке.

— Хочешь, я это сделаю?

— Я в этом лучше, чем ты, — возразила Шинс, высунув язык, пока взламывала замок.

— Но ты ранена, — возразила жрица.

— Потому я немного лучше в этом. И опять этот взгляд. Тебе это скоро надоест, да?

— Вряд ли.

— Ты слишком напряжена, — Шинс отклонилась, когда раздался щелчок громче, замок сдался. Она поднялась на ноги, держась за дверь, тихо открыла дверь. — Я же говорила, его тут не будет.

— А если ты ошибаешься?

— Тогда мы уговорим его. Он меня недолюбливает, но ему можно уговорить. Мы-а-а-а!

Что-то выхватило у нее дверь, и она пошатнулась. Шинс рухнула на ковер, не смогла остановиться или отреагировать, подавила скуление от агонии в спине и животе. Она дюйм за дюймом повернула шею, легла на щеку, а не на болящий нос, и пыталась видеть.

Она увидела рапиру в паре дюймов от ее глаза, темноволосый мужчина с острыми чертами стоял на другом конце рапиры.

— Предлагаю, — сказал Эврард Даррас, — начинать уговаривать.

* * *

Она извивалась, билась в оковах лихорадки между пробуждением и сном, мыслями и беспамятством. От пота простыни прилипали к ее телу, они душили ее, словно были из шерсти посреди лета. Она пару раз сбросила простыни, но это вызвало дрожь.

Слабое гудение прикосновения Ольгуна, жжение на краях ран, мази, которые нанесла Игрейн, смыв худшую грязь и засохшую кровь, незнакомый зуд повязок и кровати, а еще лихорадочное сознание Виддершинс, похожее на комок кусающихся муравьев. Она стонала, шлепала себя и ворочалась, и простыни запутывались на ней.

Голоса из соседней комнаты, голоса в ее голове. Было сложно различить их. Пару раз она улавливала обрывки разговоров, и это явно были жрица и недовольный хозяин.

— …не собирался выбросить ее на улицу в таком состоянии, — рычал, как ей казалось, Эврард. — Я не жестокий! Но ее нужно убрать отсюда!

— Она не в том состоянии! — парировала Игрейн. — Да и мне некуда ее забрать.

— Не мое дело. Ох, Вернадо, ты знаешь, что она сделала со мной, с моей се…

— О, даже не начинай. Она — воровка. Это она делает. Твоя семья такого не видела?

— Не в том дело, и ты…

— Я помню, что ты бился на ее стороне почти год назад.

Тихий стук шагов, а потом удар кулака о стену.

— Так было нужно! То, что я решил, что не хочу ее смерти, не значит, что я простил ее, и что она может просить меня о помощи! Ох, эта мелкая…

Голоса пропали за сном, в котором Шинс слышала жуткий смех призраков, что сопровождал Ируока, но в этот раз среди них звучал голос Робин. Она не успела осознать это, как снова потеряла сознание.

И проснулась от жаркого спора. И отключилась. Проснулась от хлопнувшего шкафа, но не понимала причины. Может, хлопнул винный погреб. А потом опять отключилась.

Проснулась от стука кулака в дверь. Медленный стук ног по коридору.

Она приподнялась на дрожащих руках, в которых не ощущались кости, она словно поддерживала себя двумя змеями, стоящими на головах. Мышцы ее спины и живота пытались поменяться местами. Хоть было сложно, она не хотела лежать, ей нужно было увидеть, кто прибыл, и что происходило в других комнатах.

Но она легла на матрас и провалилась в беспокойный сон с галлюцинациями.

* * *

Холод, но приятный, разбудил ее окончательно, вытянул медленно, но верно из глубин лихорадка, боли и усталости. Нежное прохладное прикосновение убрало покалывание с кожи. Она ощущала мерцание силы Ольгуна, бог добавлял свое влияние к травам и чистой воде, которая, как понимала Виддершинс, была в чистой ткани, что ласкала ее.

Было приятно, такая боль уже не была той агонией. Шинс чуть не вздохнула.

Мысли скользили в ее голове, быстро сменялись, преследуя друг друга.

«Боги, это куда приятнее одеяла, хоть и запах как у чая, что испортился неделю назад! Та простыня была ужасной! И было бы хорошо, если бы все говорили тише. А если они разбудили меня раньше времени? Я бы… Стоп, все? Почему в комнате стало так людно?».

И кто-то ухаживал за ее спиной…

«Ох, я без одежды?».

Силой воли Шинс пробила последние слои паутины в ее голове, приоткрыла глаза и огляделась. Ее лицо было уткнутым в подушку, она почти ничего не видела. Ее все еще укрывало одеяло, теперь она обратила на это внимание. Она ощущала одеяло от бедер и ниже. А выше она могла лишь благодарить Игрейн — она полагала, что жрица омывала ее раны и меняла повязки — работавшую над ее спиной, а не животом.

Это не было бы важно, будь тут только Игрейн. Но голоса — не меньше четырех — были понятны, и Шинс явно уловила жалобы Эдварда Дарраса из-да толпы в его доме.

И голос Ренарда Ламберта, спорящего с ним.

И когда Игрейн рявкнула:

— Тихо! Она просыпается, — Виддершинс поняла, что сама испуганно пискнула.

— Она будет в порядке? — еще один знакомый голос с тревогой.

«Робин. И Робин здесь?».

Значит, знакомым голосом, который она не определила, была… как ее там? Ф-как-то-там…

«Фостин».

Возлюбленная Робин.

Игрейн рассказывала Робин, что ей нужно спросить у Шинс самой, как у нее дела, раз их шум разбудил ее, но жрица не смогла закончить. Шинс вдруг обрела голос:

— Ренард!

Она слышала, как его одежда зашуршала от того, как он вздрогнул.

— Что?!

— Если ты увидел хоть что-то из того, что не должен был, — сказала она, стараясь вжаться в матрас, — ты потеряешь глаза. И тебе повезет, если только глаза!

— Милая Виддершинс! — ужаснулся вор, защищаясь. — Я бы и не подумал…

— …признаться в таком, — закончила она за него.

— И почему это, — возмутился он, — мне угрожают, а месье Даррасу — нет?

— Не впутывайте…! — начал Эврард.

— Потому что я не могу кричать на него, — сказала она, — пока мне не станет лучше, а рядом нет острых предметов.

— …меня в это, — закончил он со вздохом.

— Думаю, всем нужно уйти, — проворчала Шинс. — Я слишком устала, все затекло, и я не одета для такого общества.

— Хорошо, — твердо сказала Робин. — Вы ее слышали. Вон.

— Это мой дом…! — снова Эврард не смог закончить.

Шинс могла слышать, как хмурится Робин.

— Тогда ты должен знать, где двери.

Шепча и бормоча, толпа ушла в другую комнату. Робин что-то шепнула Игрейн — Шинс не могла различить, но знала этот голос — а потом кровать дрогнула, жрица, сидящая на краю матраса, встала.

— Хорошо, — сказала она Робин. — Но только промыть их. Потом позови меня.

Прозвучали шаги. Дверь закрылась, кровать пошевелилась снова, кто-то занял место Игрейн. Шинс вдруг обрадовалась, что лежала на животе, скрывая лицо в подушке, так что не видела взгляд подруги.

Хоть она ощущала, как он занимается ее ранами, чтобы ее плоть заживала быстрее и аккуратнее, чем должна была, Ольгун ослабевал. Его присутствие стало тусклым, почти забытой мыслью.

Так он давал Шинс самой разобраться с неловким моментом. Она любила его за это.

«Стоит говорить ему это чаще. Стоит многим говорить это чаще».

Тихий шорох тяжелой ткани, капли воды, запах трав, а потом прохладное прикосновение, как перышко на худших синяках и ссадинах.

И тихий разговор из-за стены. А тишины тут Шинс не могла выдержать.

— Поверить не могу, что Игрейн впустила всех сюда, пока я в таком состоянии, — отметила она хриплым голосом.

— Нужно было важное обсудить, и она уложила тебя лицом вниз…

— Хмф, — еще пауза. — Это как в старые времена. Я вернулась два дня назад, но уже в крови, а ты в опасности и прячешься.

Робин рассмеялась вяло, но искренне.

— Удивительно, что ты продержалась так долго.

— Я еще не в форме.

Тихий смех обеих. Атмосфера в комнате оставалась тяжелой, но Шинс дышалось легче.

— И, — сказала Шинс, будто вечность спустя, — Фостин?

— Да, — Робин замерла на миг и продолжила вытирать ее спину. — Тебя это беспокоит?

— Я… нет. Нет, Робс, не беспокоит. Просто… я кое-что не замечала.

— Нет, — горечь была слабой, и Шинс упустила бы ее в голосе другого человека. — Не замечала.

«Что это такое?».

Ей не стоило сейчас просить объяснения, и она выбрала другой подход:

— Она заботится о тебе?

Шинс почти слышала, как подруга хмурилась до этого, а теперь уловила широкую улыбку.

— Когда нужно. И наоборот. Она хорошая, Шинс, если ты об этом.

— Я рада. Хорошие люди в жизни необходимы.

В дальнем углу ее мыслей Ольгун шлепнул невидимой рукой по невидимому лбу. Шинс поняла, когда руки Робин напряглись, что сказала неправильные слова.

— Ох, Робин…

— Фостин была со мной все время, когда я нуждалась в ней, — ответила Робин почти монотонно. — Ренард часто заходил в «Ведьму». Всегда получал бесплатно кружку, но было приятно видеть его рядом. И тот страж пару раз заходил. Друг Джулиена, как его там? Паскаль, да?

— Ох…

— Ненадолго, просто заглядывал. Даже Эврард был пару раз.

— Эв… что?

Робин пожала плечами, приподняв матрас.

— Он заходил.

— Наверное, из чувства вины. Из-за твоего «похищения».

— Наверное. Но он хотя бы был тут.

— Робин, хватит! Я говорила, что должна была…

«Уйти. Не могла справиться с потерей Джулиена после всего, что случилось, после всего, что забрали у меня».

Она уже говорила это вслух. Говорила тысячу раз в голове. Она верила в это, когда ушла.

Но не верила после Обера, после того, как чуть не умерла в замке Поврил. Она призналась в этом себе и Ольгуну. Так почему упрямство мешало ей сейчас?

Стоило задать этот вопрос, ответ пришел ясно, словно Ольгун выложил его звездами.

Она ошибалась, поступила эгоистично, и она не могла оправдать весь вред, что причинила.

Виддершинс не была уверена, когда начала плакать в подушку. Она знала лишь, что не могла остановиться. Ее всхлипы были гадкими, пятна слез оставались на подушке. Ее плечи содрогались, тянули за раны и повязки.

Она ощутила ладони Робин на своих плечах, нежные, успокаивающие. Не осталось ни следа напряженности или гнева. И это вызвало еще больше слез.

— Прости, — тише шепота, среди икания, всхлипов и вздохов. — Боги, Робин, мне так жаль.

— Знаю, — ее голос тоже дрожал. — Я знаю, Шинс. И я знаю, что ты не хотела меня бросить, как и остальных друзей. Ты не думала головой. Я это понимаю. А ты понимаешь, что «прости» мало? И почему я не могу пока тебя простить?

Что-то в Шинс сжалось в комок от последних слов. Она хотела натянуть одеяло на голову, рыдать так, чтобы предыдущий приступ слез показался праздником.

Она сдержалась. С трудом.

— Расскажи мне. Я хочу все исправить.

— Я доверяла только тебе, кроме Женевьевы, до Фостин. Я рассчитывала только на тебя. Даже когда все было ужасно, когда тебе было плохо и ты плакала… я знала, что ты все равно будешь рядом, когда я буду нуждаться в тебе, и ты со всем справишься.

Шинс казалось, что рана на животе открылась изнутри.

— А потом я ушла.

— А потом ты ушла.

— Робин, никто не может…

— Знаю. Я это поняла. Я не злюсь на тебя за то, что ты — человек, Шинс. Но так было у меня. Такой ты была для меня. И когда я узнала, что ты можешь подвести меня…

Шинс неловко кивнула в подушку.

— Ты ощутила предательство, — поняла она.

Волосы девушки зашуршали от ее кивка.

— И предал человек, которому я доверяла больше всего, любила больше всего.

«Любила больше всего…».

Невинная фраза, но все встало на места в голове Виддершинс с таким громким щелчком, что она не понимала, как остальные не прибежали в комнату.

Это многое объясняло.

Осторожно, помня о своих ранах и об эмоциональных ранах подруги, Шинс повернулась и села, чтобы видеть глаза Робин. Она натянула одеяло до груди. Она не стеснялась Робин, но только теперь поняла то, что должна была знать годами.

— Давно? — тихо спросила она.

Робин не стала делать вид, что не поняла.

— Избитая фраза, но со дня встречи. Отчасти это правда. Но… по-настоящему? После смерти Женевьевы.

Сжимая одеяло у груди, Шинс другую ладонь прижала к щеке подруги. Вздох Робин был почти всхлипом, она прильнула к ее руке, закрыла глаза.

— Я люблю тебя, Робин. Ты знаешь. Просто я не… не…

— Не так, — глаза девушки открылись, слезы блестели там, но она не давала им пролиться. Взяв Виддершинс за руку, она медленно убрала ее со своего лица. — Я знаю.

Виддершинс снова плакала, но в этот раз за себя и Робин.

— Но ты — моя семья, Робин. Этого… достаточно?

Она приняла яростные объятия, что грозили толкнуть ее на кровать и были бы приятнее без ее ран, как да.

Они оставались так какое-то время, Шинс рассеянно смотрела на комнату за плечом Робин. Гостевая комната. Тяжелая дубовая мебель была отполирована до блеска, чаша из серебра, зеркало в тяжелой раме на стене. Она поймала себя на продумывании способов украсть чашу и зеркало из комнаты, но не потому, что хотела воровать, а потому что так могла успокоить мысли, подавить эмоции.

— И, — хитро сказала Робин, отодвинулась и вытерла стыдливо нос рукавом, — во всех дверях спален «Ведьмы» теперь есть глазок, так что, если останешься у нас, мне будет чему порадоваться.

Челюсть Виддершинс чуть не отскочила от матраса, могла улететь на пол, и это вызвало у Робин истерику. Шинс засмеялась с ней через миг, они хохотали, пока обеим не стало больно.

Она побывала в одной из своих квартир, в «Дерзкой ведьме», в Гильдии. Но только теперь после возвращения в Давиллон она ощутила себя как дома.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Еще несколько часов сна, немного бальзама Игрейн, помощь магии Ольгуна, и эмоциональный вес из-за почти потери лучшей подруги пропал с ее плеч. Виддершинс ощущала себя новой.

Новой женщиной, у которой были изъяны, но она была новой.

Настроение поднимало и то, что она помылась, уже не была в засохшем поте и крови, и одежда на ней не была загрубевшей или похожей на конфетти. Робин принесла вещи, что Шинс оставила давным-давно. Это не был ее кожаный костюм, там были черные штаны, зеленый жилет и туника цвета бургунди, и они были достаточно темными, свободными и прочными.

Даже если от нее пахло затхлым сундуком для одежды.

Она лениво разглядывала портрет, что висел над пустым камином, пока остальные заходили в комнату за ней. Золотая рама окружала аристократку в темно одежде, изображенную темными красками. Она была достаточно похожей на Эврарда, чтобы быть крови Даррасов — или она была незнакомкой, ведь картина была из самой гостиницы. Кто знал, какие прихоти тут выполнялись? Хоть она провела мало времени с Александром Делакруа, когда была богатой, но она избегала этого места, хоть и не шарахалась от него.

Тихий разговор, люди тихо опускались на мягкие диваны и кресла, позвякивали хрусталем, в котором плескалась жидкость. Эврард появился рядом с ней с бокалами в руках.

— Дальняя тетя, — сказал он, указав бокалом на портрет и вручив напиток ей, — сестра моей пра-пра… — он замолчал и задумался. — Прапрабабушки, — закончил он.

— Я так и думала, — она благодарно кивнула, взяв бокал. — У нее твое чувство юмора.

Эврард улыбнулся, но вяло, доказывая ее слова.

— Зачем ты здесь, Виддершинс?

— Ох, ты не заметил кровь и отчаяние, когда мы…

— Я знаю, почему ты пришла сюда, — перебил он, его возмущение росло с каждой буквой. — И я не мог выбросить раненую женщину на улицу. Но тебе стало лучше. И я не приглашал всех твоих знакомых. И я уже проявил достаточно гостеприимства. Так что угощайся бренди. Собирай вещи. И уведи всех из моего дома.

— Почему?

Эврард сделал глоток из бокала и чуть не подавился.

— Почему?

— Мы будем долго искать укрытие, где можно сесть и поговорить. И тебе тут удобнее. Но если ты хочешь в другое место, веди нас.

Он моргнул так, что Шинс не знала, пытался ли он сдуть себя порывом ветра. Он замер на миг, чтобы понять, на что она намекала.

— Я не участвую в вашем заговоре! — рявкнул он.

Ее улыбка была искренней, ее тон — сочувствующим.

— Конечно, ты там, Эврард.

Шинс сражалась рядом с ним против врага. Она пришла один раз в его дом незаметно, когда он полагал, что она хотела убить его, как он хотел поступить с ней. И она как-то раз отправила его на пол в толпе ударом в чувствительное место.

Она никогда не видела его лишенным дара речи, как сейчас.

— Ты остался, — сказала она, осторожно опустив бокал на камин. — Мне сказали, что бардак в городе творился месяцами. У тебя тут нет вещей семьи, нет родных. Ничто тебя не держит. Но ты остался. Не знаю, переживаешь ты за город или завел друзей тут. Но что-то для тебя тут важно.

— Даже если так, — прорычал аристократ, — желание остаться с коллегами — не согласие воевать с проблемами и кошмарами Давиллона. Для этого есть стража!

— Стража занята, как и все. Ты покидал это место за последние недели? На улицах солдат домов больше, чем стражей.

— Это не…

— Ты бился с Ируоком, Эврард. Потому что ты понял, что зашел слишком далеко в своей вендетте мне, и потому что это было благородно. Для тебя и твоей семьи.

— Это не…

— Это отчасти наша вина.

В этот раз вопрос был не вызовом, а удивлением. И искренней тревогой.

— О чем ты?

— Жуткая ведьма, что в ответе за эти беды? Лизетта Суванье. У нее есть силы. Союзники. Не люди. Они сделали… — она указала за свое плечо большим пальцем, — это со мной. Они тут, потому что мы убили его. Их… брата или жуткого дядю, или кто он там…

— Сумеречный двор… — выдохнул Эврард.

Она не назвала бы это так, но название подходило. В сказках и легендах этот дом был для худших фейри. Только в нескольких сказках Ируока связывали с двором, но этого хватало.

Аристократ еще раз попытался спасти гордость:

— И с чего ты взяла, что так хорошо меня знаешь? — осведомился он. — Мы провели несколько часов в общем счете в обществе друг друга за всю жизнь. С чего ты взяла, что я обязан помочь покончить с этим?

— Ты проверял Робин, пока меня тут не было.

Эврард подавил слова, которые точно не учил у благородных наставников, разбил бокал о камин и рухнул в ближайшее кресло, дуясь.

Шинс отвернулась, взяла себя в руки, чтобы не рассмеяться, ощущая, как Ольгун высунул (образно) язык и издавал грубые звуки (образно) губами.

Все уже собрались, и Шинс поняла, что они могли слышать весь разговор с ним.

«Не моя проблема, — решила она. — Я ничего постыдного не сказала», — Ренард и Игрейн заняли схожие кресла по краям маленького круглого столика. Она не знала точно, но Шинс догадывалась, о чем они шептались, склоняясь друг к другу. Это было связано с гильдией. Она не знала, какие секреты они обсуждали, и зачем они их хранили теперь, но старые привычки у осторожных воров искоренялись с трудом.

Оставшаяся пара выбрала небольшой диван, они сели, прижавшись друг к другу. Рука Фостин обвила плечи Робин, защищая, словно бросая вызов остальным. Робин ерзала, но Шинс поняла, что ее беспокоила нога. Юная воровка ощутила укол вины за рану подруги, не зная, сколько еще будет испытывать это.

Заслужила ли она, чтобы вина перестала колоть ее за это?

«Может, я могу кое-что сделать…», — Шинс смотрела, ждала, пока Фостин встретится с ней взглядом, а потом кивнула на графин бренди. Курьер нахмурилась в смятении, но шепнула Робин на ухо слова и встала. Шинс встретила ее, пополнила бокал, пока стояла у столика.

— Робин мне все более-менее описала, — начала она.

Фостин скрывала эмоции.

— Знаю.

— И насчет своих чувств ко мне.

В этот раз она дрогнула.

— Знаю.

— …и о чувствах к тебе. Она — моя лучшая подруга, Фостин. Моя сестра. Я хочу вам счастья. Я не буду вам мешать. Я не соревнуюсь с тобой.

На ее лице появилась лавина эмоций, огонь и лед сменялись на лице женщины быстрее, чем Шинс могла определить их. Фостин взяла себя в руки с трудом и печально улыбнулась.

— Конечно, — тихо сказала она. — Ты всегда будешь на пути. Поразительно, что ты думаешь, что можешь это изменить. Тут ты не решаешь, Виддершинс. Как и я.

— О, я… ох.

Фостин улыбнулась естественнее, хоть всего на миг.

— Но я ценю твои попытки. Спасибо.

Шинс не смогла придумать, что сказать. Она смотрела, как Фостин вернулась на диван, обвила плечи Робин рукой. Она ощущала странное смущение, словно влезла не в свое дело.

— Я хотела помочь, — вздохнула она Ольгуну. Понимание и сочувствие в ответ немного помогли ей. Даже капли этого хватало. — Хорошо, — она резко повернулась ко всей комнате. — Мы знаем, что ужасные странности в этом городе уже происходили.

— Странности? — спросили Фостин и Эврард. Шинс не слушала их.

— Мы знаем, что такое происходит и сейчас. Но хоть кто-нибудь знает, что именно происходит?

Все переглядывались, ерзали на местах и молчали.

— Да. Как и я думала. Пора сравнить наши мнения и объединить их.

И снова оглушительная тишина. Они соглашались в теории, это она видела по их лицам, но никто не знал, с чего начать.

Эврард кашлянул, и Шинс притворилась, что не вздрогнула.

— Что? Это да?

— Я не хочу открывать старые раны, — сказал аристократ, звуча неохотно, даже с сочувствием. — Или новые. Но… Виддершинс, ты почти в центре этого, а то и в центре…

— Как всегда, — буркнула Игрейн.

— …а я все еще не понимаю, что произошло с тобой.

— Ты не видел те раны! — закричала Робин, встав, хоть ей и было неудобно. — Не вблизи! Нельзя просить ее…

— Все хорошо, Робин, — Шинс обняла бы ее, но… — Всем нужно все узнать, если мы хотим разобраться. Все хорошо. Я…

Но это не было хорошо. Горло воровки сдавило тисками страха и плоти. Она пыталась вспомнить ту комнату, ту боль, то существо, что причинило ей столько боли. Попыталась и не смогла. Ее разум убежал с криками от картинок, и она дышала быстро и слабо, сердце колотилось, как тысяча копыт.

А потом… Ольгун. Конечно. Всегда Ольгун. Никаких сомнений.

Из ее сердца, а не головы, расплылось облако спокойствия, как чернила в чистой воде. Он держал ее за руку, она повернулась к тем воспоминаниям. Он опустил вуаль на картинки, сделав детали мутными. Шептал ей слова поддержки.

Напоминал и обещал ей, что она была в безопасности.

Ее дыхание замедлилось, и она смогла прошептать:

— Не знаю, что бы я без тебя делала.

Глубокий вдох, чтобы успокоиться, глоток бренди на всякий случай. Пора.

— Дело в том, — сказала она небольшой компании, — что я стала самоуверенной.

Она замолчала на миг, ожидая комментарии с сарказмом, но их не было.

— Давно люди не были мне угрозой в бою один на один. Не с… моей помощью. И я уже одолевала Лизетту один раз. Она знала, как меня задеть, чтобы я не думала. Я… То, что она сделала до того, как я вернулась…

Она должна была произнести имя Александра, хоть и казалось, что она ведет себя неуважительно. Многие из собравшихся не знали историю Шинс. Но они узнали, что фейри были вовлечены в это, оправились от ран от этого открытия, и Ольгун смог объяснить ей, как Лизетта узнала. Существа страсти, эти духи могли пронюхать, какие места и люди были важны для нее. Лизетта могла не знать, почему Делакруа был важен для нее, но она знала, что он был таким.

Виддершинс впилась ногтями в ладони до кости, как ей казалось, и рассказала, что увидела в убежище, и что потом обнаружила на других могилах.

Робин открыто плакала, когда она закончила, из-за произошедшего с Женевьевой, которую она любила, ее так же любила и Шинс. Фостин обнимала ее, шептала и нежно укачивала. Ренард и Игрейн побледнели, а потом он посерел, словно боролся с тошнотой, а жрица покраснела от возмущения. А Эврард….

Один взгляд на его искаженное от ярости лицо и лед в глазах, и Шинс вспомнила, почему даже без бога или фейри на своей стороне он был угрозой, когда этот гнев был направлен на нее.

И только у него пока что не было личной причины презирать Лизетту Суванье.

— Я пошла туда, — сообщила Шинс. — Было понятно, что она этого и хотела, и я пошла туда. Я так злилась, была уверена, что она ничего не сделает. А потом она… — Виддершинс только тогда поняла, что сжимала живот, прикрыв рукой рану.

Робин осторожно выбралась из руки Фостин, прошла, хромая, к подруге и взяла ее за руку раньше, чем воровка заметила ее.

— Только когда будешь готова, Шинс.

Шинс сжала ее пальцы, вяло улыбнулась и, поддерживаемая объятиями Ольгуна, рассказала, что еще произошло в бывшем кабинете Ренарда.

— Эмбрушель, — выдохнула Робин рядом с ней.

— Что?

— Тот, кто… ранил тебя. О нем не так много историй, как об Ируоке. Но это описание Эмбрушеля.

— Я не слышала о нем, — Шинс посмотрела на остальных, но Фостин и двое мужчин были в смятении.

Игрейн медленно кивала.

— Его чаще зовут по титулу, а не имени. Ты можешь помнить его как Принца сиротских слез.

Виддершинс поежилась. Это имя она помнила с детства. Она услышала историю от других детей вскоре после того, как стала сиротой.

— Эти знания нам помогут? — спросил Эврард, сжимая подлокотники кресла.

— Нужно прочитать легенды о нем, — сказала Игрейн. — Это не повредит.

— И он не один, — отметила Виддершинс. — Думаю, Лизетта искала их, услышав об Ируоке, хоть я даже не хочу догадываться, как она дошла до этого. У них, — с горечью добавила она, — общий враг.

— Я не так хорошо знаю сказки, — сказал Ренард. Хоть он говорил так же, как обычно, Шинс слышала отголоски Скрытого лорда в его голосе. — Но даже я знаю, что фейри — хитрые. Они сделали бы это только ради мести за Ируока?

— Это возможно, — ответила Робин, забрала бокал Виддершинс и наполнила его, не спрашивая. — Они мстительные в историях.

Игрейн махнула Робин, вспомнила о ее хромоте и подошла сама за напитком.

— При этом, — сказала она, пересекая комнату, — они могут хотеть чего-то большего. Виддершинс, ты говорила, что они не совсем тут?

— Но раны выглядели как настоящие, — прорычал Ренард.

— Нет, она права, — сказала ему Шинс. — Они даровали Лизетте немного своих сил, и это дает им возможность появляться тут ненадолго, но… они приходят и уходят. Лизетта говорила что-то о церкви.

Жрица кивнула.

— Вспомни реакцию Ируока на молитвы и святые предметы. Вера общества в Давиллоне обычно отгоняла их. Он пришел… из-за случайного приглашения. Если Лизетта убедила их, что даст им свободное правление тут, — задумчиво добавила она, — этого хватило бы, чтобы купить их помощь, даже если они не хотели мстить.

— И что она хочет? Убить всех в церкви? — спросил Эврард слишком мрачно, значит, явно не с сарказмом.

— Я же говорила, — вздохнула Игрейн, — что часто общалась с его преосвященством Сикаром? Отчасти из-за паники и слухов. Истории распространяются, как было при Ируоке.

— И, конечно, если церковь ничего не сделает, и люди снова начнут терять веру… — отметила Шинс.

— Это не все. Священники меньших Домов говорили, что нашли способ защитить своих людей от этого «проклятия». И никто из этих домов не пострадал.

— Это ничего не доказывает. Атак мало, их дома могли пощадить случайно. Но люди начинают верить слухам.

Эврард был потрясен.

— Церковь позволяет болтать такое?

— Духовенство подавлено, — возразила Игрейн. — Эти «нападения», беспорядки в политике в Давиллоне… и Давиллон даже не в приоритет для церкви! Архиепископы еще разбираются с проблемами после назначения Фаранды! В Лурвью открытые бунты!

Шинс узнала это месяцы назад, пока она сама была в Лурвью, сердце Церкви Священного соглашения. Николина Фаранда, назначенная вместо покойного архиепископа Уильяма де Лорена, была из Раннанти, а не Галиции. По законам Церкви тут не было ничего плохого, вера в Соглашение не была ограничена рамками страны. После поколений вражды между двумя странами многие жители Галиции оскорбились таким решением. Церковь страдала от протестов жителей, правительство Галиции отправило почти всю армию к границе, чтобы ситуация не ухудшилась…

«Нет, она не могла… Это не она сделала! Она же не влияет так вне Давиллона?».

— Могла ли она? — с мольбой спросила она под нос.

Ольгун с неохотой ответил, что могла. Она не создала всю ситуацию, но могла подговорить людей, что меткими словами вызвали гнев, заставили его разгореться.

Чтобы на Давиллон смотрело меньше глаз важных лиц.

— Боги…

— …пытались передать в Лурвью, что тут творится, — говорила Игрейн, — но они не прислали пока даже вежливый ответ.

— Послания могли до них и не дойти, — сказала Шинс, вернувшись в разговор. Она объяснила им ситуацию с бандитами и монстром. — Ясное дело, что то существо «два-в-одном», с которым я боролась по пути домой, было трюком фейри, да? Мы ведь знаем, что они вовлечены.

— Насколько сильной стала эта стерва? — осведомился Ренард, встав и пройдя в дальней стене.

— Знаете, — сказала Игрейн, — мы думали, почему она заставляет гильдию вести себя жестоко. Я не понимала, пока не узнала, что у нее есть планы помимо искателей, но… местное духовенство с трудом мешает страже и гильдии впиться в горло друг другу. Открытая война между группами с богами-покровителями из Соглашения запрещена, но страдания людей скоро заставят стражу действовать. Они только и имеют дело с искателями, помимо усиленной стражи на стенах города. И Сикар остатки сил и внимания направляет на то, чтобы ситуация не накалилась до предела.

— Мадам, эм, Игрейн? — все посмотрели на Фостин, забыв, что она была тут, ведь она почти не говорила. — Священники каких Домов заявляли, что могут защитить людей?

— Эм, не думаю, что я знаю весь список, но… — жрица задумалась на миг, произнесла несколько имен. — А что?

— Какие дома, — тихо спросила женщина, — выделили личных солдат, что хранят мир, пока стража занята?

Ренард перестал расхаживать и задумался.

— Они… не пересекаются, — отметил он. — Вообще.

Тишина, все пытались понять это.

— Есть что-то еще, — мрачно сказал Даррас.

— Хорошо, — фыркнула Шинс, — а то стало слишком просто.

— Небольшие Дома, которые назвала Игрейн? Не так давно у них сменились лидеры. Несколько глав Домов умерли за последние месяцы, и их наследники заняли их места. Это было бы громкой новостью, но из-за происходящего это скрыли, ведь были проблемы важнее. Главные Дома… закрыли часть бизнеса, того, что был уязвимым. За кулисами они вспоминают о старых связях и заводят новые. Ко мне уже пару раз подходили. И это Дома с солдатами на улицах, помогающими хранить мир, но… думаю, они все стараются извлечь выгоду из растущего политического беспорядка. Может, они хотят сбить противников в процессе.

— Сикар говорил мне, — добавила Игрейн, — что многие главные Дома стали делиться из-за мнений, должна стража воевать с гильдией Искателей, несмотря на запрет, или нет. И разные лидеры домов все еще ходят на службы. Он думает, что они пытаются сыграть в хорошие связи с Церковью, а еще выглядеть хорошо в глазах людей вокруг них.

— Я уже понимаю вашу головную боль от всего этого, — пожаловалась Виддершинс.

Эврард заерзал в кресле.

— Мне сложно поверить, — сказал он, — что один человек мог все это сделать. Она могла быть замешана во многом, но во всем? Даже с ее связями, даже если это входит в план, во что я не верю, мне сложно принять это.

— Все кажется запутанным, — добавил Ренард, — по сравнению с прямыми методами, к которым она привыкла. Но ее долго не было тут, и это достаточно жестоко для нее.

Шинс сделала глоток, собираясь с мыслями, и потом задумалась, сколько бренди приняла, и почему не ощущала эффекта от этого.

О. Конечно.

— Ты, — прошептала она, не зная, благодарна за его вмешательство или раздражена.

Ольгун ухмыльнулся, не оставляя сомнений в том, что он чувствовал в этом.

— Хорошо, — сказала она остальным, — я приду в норму через несколько дней, — но это все же было на месяцы раньше, чем понадобилось бы им. Они знали об этом, но промолчали. — Почему бы нам не собрать пока что информацию? У нас есть люди из аристократов, стражи, воров и церкви… Если мы не сможем узнать ничего нового, можно хотя бы уловить подозрения и попытаться понять, для чего все эти беспорядки, да?

Многие соглашались — никто не спорил — и она продолжила:

— Мы встретимся тут в назначенное время. Робин, Фостин, вы останетесь…

Три крика протеста перебили ее, как топор палача. Шинс замолчала на миг. Лишь на миг.

— О, ради печенья, молчите! Ты! — она указала два пальца на испуганного Эврарда. — Если ты в этом, то ты в этом. В этом месте мы можем собраться, и Лизетта не узнает, где нас искать. Это место всех нас устраивает, и если ты против, уходи. И какое тебе дело, что тут происходит? Ты снимаешь это место.

Она опустила руку, другую направила на диван.

— Ведьма уже приходила к тебе один раз! Она не может…! — божество подсказало ей, что она начала кричать. — Мне нужно убедиться, что ты в безопасности, Робин. И даже не начинай бред про обузу. Я бы так сказала и до твоей раны, и ты это отлично знаешь.

Ее подруга нахмурилась, отвернулась, но кивнула.

— Фостин…

— Я курьер, Шинс. Я знаю, какие люди в благородных Домах и кругах торговцев.

— Знаю, но…

— Но ты не знаешь меня, — горечь и понимание слились в одно. — Ты не доверяешь мне.

— Боги! — не навык и вмешательство бога, а чистая удача не дала бокалу Шинс улететь из ее руки в стену или потолок, когда она всплеснула руками. — Ты упрямая как она! — воровка прошла по комнате — всего пару шагов, но все же смогла — и нависла над парой на диване. — Робин тебя любит. Этого хватает, чтобы я доверяла тебе, пока ты не дашь мне повода передумать. Фостин, мне нужно, чтобы ты осталась тут, потому что Робин останется тут, — она быстро продолжила, чтобы Робин не успела возразить. — Мне нужно, чтобы с ней кто-то был. Что бы она ни думала об этом. Есть вопросы или тревоги, которые не касаются плана? Вы ведь знаете, что он все равно не поменяется.

Ренард прижал кулак ко рту, улыбаясь за ним.

— Нет, генерал Виддершинс, ничего такого.

— О, уймись.

— Есть вопрос, — сообщил Эврард слишком спокойно. — Ты не собираешься вернуть мне мою рапиру? Только не говори, что это не мой меч, раз в рукояти нет рубина.

— О, точно. Это… Я оставила ее, когда Игрейн и Ренард утащили меня из гильдии Искателей. Так что можно одолжить еще одну? На время, пока это… все… Ох, думаю, ты одержим, раз у тебя такое лицо. Тебе не больно? Думаю… да, я просто… встретимся тут позже. Всем пока.

Она побежала, но только на улице поняла, что еще сжимала в кулаке бокал.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Паскаль Сорель из стражи Давиллона отклонился на спинку простого стула, который стоял перед его обшарпанным столом в кабинете с грязными и серыми стенами, и зажал переносицу пальцами. Будь в комнате кто-то еще, стало бы ясно, от чего у него напряжены плечи и болит голова. Неровные стопки бумаг, созданные из-за множества проблем в Давиллоне, могли быть тяжелее стола, на котором находились.

Конечно, в кабинете никого не было. Тут никого не должно было находиться, и он никого не видел.

— Ты слишком стараешься, — сказала Шинс из угла у двери.

Паскаль будто подавился, выхватил мушкет он и направил его — хоть и не очень метко — раньше, чем его стул перестал дрожать, а он перестал сидеть на грани падения с него.

— Тебе еще рано седеть, — сказал черноволосая, благодаря дешевой краске, девушка, все еще ведя себя беспечно. — Но не переживай. На светлых волосах почти не видно.

— Боги, Виддершинс! — он опустил пистоль на стол — точнее, на бумаги на столе — но еще мог быстро взять его. — Как ты сюда попала?!

Она прищурилась и посмотрела на него, лениво постукивая ногой по вытершемуся ковру.

— Ладно, — сдался он. — Тогда зачем ты здесь? Вообще-то, я должен тебя немедленно арестовать!

— С чего ты это взял? — спросила она. — Не имеешь права. Но тебе приказали бы меня арестовать. А ты знаешь, что это неправильно, потому так не делаешь.

Паскаль молчал мгновение, рассеянно потирая бородку, пытаясь уловить логику.

— Не могу спорить с этим, — он улыбнулся. — Но я бы и не знал, как. Джулиен предупреждал, что с тобой не нужно говорить.

Шинс тоже улыбнулась, хоть знала, что сквозь улыбку видно боль, и что так будет всегда, как бы она ни старалась скрывать это.

— Паскаль, ты знаешь о его… его…?

— Теле, да, — несколько документов, может, важных, смялись в его пальцах. — Когда я узнаю, кто это сделал…

— Ее зовут Лизетта Суванье. Она управляет сейчас гильдией Искателей, свергнув Скрытого лорда, и… — она глубоко вдохнула, взяла себя в руки. На то была причина. Лизетта и ее люди знали, где были ее квартиры, они не были безопасными. Стража хотя бы могла защитить остальных. — Я могу дать наводку, где может быть его тело. И тело Женевьевы Маргулис. И, кхм, остальных.

Ей было плохо, хоть она и не произнесла имя Александра, но она знала его как Адрианна Сатти. Было бы сложно описать связь между Виддершинс и Делакруа, так что она решила отложить этот момент.

Промолчав, эмоции на лице все говорили за него, Паскаль придвинул к краю стола перо и чернильницу, не переживая, что сбил несколько стопок бумаг в процессе. Он вытащил пустой лист из выдвижного ящика и положил его рядом.

Шинс взяла это все, села и второй стул использовала как стол.

— По первому адресу точно можно найти одного из них. Остальные места — вероятное расположение.

— Я могу понять, — сказал страж, — связь между тобой, Джулиеном и мадемуазель Маргулис, но что за другие?

— Личное дело, — и, чтобы пресечь эти вопросы, она сменила тему. — Кстати… поздравляю с повышением, майор.

Она оторвала взгляд от записей и заметила, что печальная маска на его лице была схожа с ее лицом.

— Я бы предпочел не занимать это место, — сказал он.

— Знаю. Я тоже, — она еще немного скребла пером о бумагу, а потом опустила лист на пол у стула, придавила его чернильницей. — Я тут не только из-за могил.

— Я так и понял.

— Паскаль, мы с тобой плохо знаем друг друга, но мы работали вместе. Джулиен доверял тебе, и ты знаешь, что Джулиен доверял мне, чем бы я ни… занималась в жизни. Надеюсь, это означает, что я могу доверять тебе.

— У меня нет повода думать иначе, судя по тому, о чем ты меня просишь.

— Ха, это хоть честно. Паскаль… почему меня вообще разыскивает гильдия? Я никого не убивала перед тем, как ушла — людей, по крайней мере — и даже если бы дело было в Геспелене, многие важные люди могут все объяснить, и я не знаю, почему ты так на меня смотришь, но я нервничаю.

— Виддершинс…

— И этот тон: «Я не хочу тебе этого говорить». Я так часто его слышу. Это как отдельный язык.

— Просто ты… — он не смог продолжить. Бардак на столе вдруг привлек его внимание.

Шинс уже казалось, что в ее желудке хрустела бумага.

— Говори, Паскаль. Прошу.

Страж вздохнул и посмотрел на нее, и она испугалась сочувствия на его лице.

— Именем Демаса, правосудия и законов Давиллона, — он явно цитировал, — уличная воровка, известная как Виддершинс — настоящее имя неизвестно — должна быть задержана на месте, используя все силы, по подозрению в убийстве майора городской стражи Джулиена Бониарда.

Она не могла дышать. Не могла думать. Комната и мир перевернулись, и она упала бы на потолок, если бы не впилась в стул мертвой хваткой.

— Что? — пискнула она не своим голосом. Только потом она поняла, что это напоминало ей себя на десять лет младше.

— Виддершинс…

— Как ты мог такое подумать? Как хоть кто-то мог так подумать?

— Я так не думаю! — убедил он ее. — Но приказ пришел сверху. Многие стражи не слышали всей истории произошедшего на кладбище в тот день, но они и не поверили бы.

— Но ты был там! Ты мог рассказать людям, что случилось!

— Я ничего не видел, помнишь? Джулиен оставил меня сторожить врата. Я знаю о произошедшем лишь то, что рассказали мне ты и остальные. И, если бы я не видел Ируока в действии, я бы не поверил.

Шинс притянула колени к груди, опустила голову на спинку стула.

— Боги. Они думают, я… о, боги…

Казалось, Паскаль хотел выйти из-за стола и как-то утешить ее, но не знал, как именно. Это так напоминало Джулиена, что она чуть не расплакалась, улыбаясь при этом.

— Не знаю, помогло бы то, что я был свидетелем, — объяснил он. — Командир Арчибек уверен в твоей вине. Будь у меня неоспоримые доказательства, ситуацию удалось бы изменить, но… — даже от его беспомощного пожатия плечами одна из стопок бумаг пошатнулась, зашелестела.

— Ольгун? — прошептала она. — Мы его знаем?

Только смятение. Ладно, или этот Арчибек верил всей душой, что Шинс была виновна в преступлении, которого не совершала, или…

— Насколько он честен? — выпалила она.

Паскаль нахмурился.

— Майор — а потом командир — Арчибек был старожилом еще до моего вступления в стражу. В этой организации нет никого надежнее!

Шинс хотела услышать больше.

— Но?

— Что? Что «но»? Но что?

— Ого. Все начинают звучать как я. Ладно тебе, Паскаль, мы оба знаем, что за «но». Ты постоянно забываешь его озвучить.

Страж нахмурился на миг, а потом это выражение пропало.

— Как ты это делаешь?

— Легко. Если всю жизнь никому не доверять, начинаешь заранее ощущать «но».

Ольгун почти задыхался от истерики в ее голове, а снаружи стояла тишина.

— Я сделаю вид, что ты сформулировала это лучше, — сказал Паскаль.

— Да? — она покраснела, хоть это вряд ли было видно в темноте. — Я была бы благодарна.

— Командир Арчибек, — с неохотой продолжил он, — сам не свой после повышения. Это точно просто стресс и привыкание к новой власти, но, хоть он всегда был строгим, в последнее время он слишком строгий. И он издал много указов, типа твоего, где процедура расследования допустила бы только подозрения и теории. Но я не верю, — поспешил добавить он, — то это показывает, что он — взяточник.

— Уверена, ты прав, — Шинс уже прикидывала варианты развития событий, если он был не прав. — Спасибо за разговор, Паскаль. Я знаю, у тебя могли возникнуть проблемы.

Она встала, и он тоже поднялся.

— Это было правильным поступком, и Джулиен хотел бы этого от меня. Надеюсь, ты найдешь то, что искала… в скором времени.

— Да, я тоже.

— Тебя нужно сопроводить? Чтобы твое присутствие казалось законным?

— Спасибо, но нет. Я справлюсь, — она уже ушла за дверь, повернулась закрыть ее и замерла. — Паскаль? На улицах ведь не начнется открытая война? Давиллон ведь не вышел из-под контроля?

Если выражения лица юного майора не хватило для ответа, он добавил:

— Не знаю, где ты была все это время, но стоило серьезно подумать о возвращении сюда.

* * *

Позже тем вечером, в конце смены, Паскаль заметил это. Он не понимал, как это произошло — он весь разговор смотрел на нее, и она не покидала стула — но когда он потянулся за рапирой стража, стоявшей в углу возле его стола, ее не было.

Он долго раскрывал рот, как рыба без воды, а потом хохотал, хоть и пытался сдержаться, вспоминая истории Джулиена, в которые тогда не верил, и не злясь.

* * *

Виддершинс покинула кабинет Паскаля, но не штаб-квартиру стражи. Ей нужно было еще кое-кого увидеть.

Кое на кого посмотреть.

Она не переживала, что ее узнают. Цвет ее волос и одежда были изменены, она старалась идти иначе, выглядела неуклюже, и, конечно, в это время дня тут было полно посетителей и гонцов… Шинс не заметили бы в толпе даже без Ольгуна, заставляющего их отводить взгляды.

Это если она не столкнется с теми, кто ее знал. Например, со стражем, который арестовывал ее в прошлом, с искателем, которого могли привести на допрос, или с самим Арчибеком, хоть она не понимала, что ему сделала. Это могло испортить ее день, а то и всю жизнь.

Это было просто, но мешкать не стоило.

Она лишь пару минут бродила по зданию — его стены покрывали уголь и масло от годами использующихся дешевых масляных ламп — и нашла нужную комнату. В главных коридорах было много людей, и было куда сложнее найти миг уединения, чтобы взломать замок и попасть в нужную комнату. Ольгуну пришлось обеспечивать отвлечение — курьер просто ушиб из-за этого колено, но вечность собирал рассыпавшиеся бумаги — и он направлял удачу в ее старания с замком. Она приоткрыла дверь и юркнула внутрь.

Тускло, но не темно: пальчики солнца пытались ощупать края ставен, и света от них хватало. Полки и стол были больше, стопки бумаги лежали аккуратнее, на дальней стене было окно со ставнями, но кабинет не очень-то отличался от кабинета Паскаля.

По крайней мере, внешне.

Запах был не таким, Шинс не могла понять, что не нравится ее носу. Только позже она поняла, что ее сбило отсутствие запаха. Смесь запахов пота, чернил, еды, напитков и десятка мелочей — запах работы — тут была слабой, слишком слабой, нельзя было даже списать на присутствие окна.

А еще в кабинете Паскаля Ольгун не кричал.

Шинс хотела осторожно поискать в кабинете, в бумагах, попытаться отыскать связь между командиром Арчибеком и Лизеттой или гильдией. Но, судя по реакции божества, в этом уже не было необходимости.

— Святые кони, Ольгун! Успокойся! — она застыла, проверяя, не услышали ли ее голос за дверью, и продолжила. — Ты уверен?

Ответ бога был таким оскорбительным, что Шинс не была уверена, не обозвал ли он себя при этом.

— Хорошо, да, ты знаешь! Я не подумала. Не говори, — она задумалась, роясь при этом в выдвижном ящике и не обращая внимания на содержимое. Если тут был фейри, и довольно часто, раз Ольгун ощутил ауру, что это означало? — Командующий встречался с ними?

Ее голова кружилась от ощущений и картинок, краски перетекали друг в друга. И на некоторых картинках была кровь.

Через миг она сказал:

— Это связано с аурой командующего?!

Нет, не совсем. Несколько вспышек неуверенности объясни ли, что Ольгун не мог поклясться, что это был командующий Арчибек. Но тут часто бывала комбинация человека и фейри.

— Лизетта?

Нет. Он узнал бы это ощущение.

— Тогда я не пони… фейри могут захватывать людей как призрак или демон? Нам нужны, скажем, особые лекарство или экзорцизм? Церковь Священного соглашения вообще проводит изгнания? — а потом. — Ситуация ухудшается. Если и дальше будешь пожимать плечами, лучше отрасти их себе, да? Я…

От вспышки силы божества в ее ушах затрещало, и она услышала шаги в коридоре. Шаги решительно приближались.

— Ладно, плечи обсудим позже. Не забудь напомнить! Отметь себе «Плечи».

Свои плечи она пропихнула в окно (вместе со всем телом), ставни закрылись за ней раньше, чем приближающийся — Арчибек или кто-то еще — смог приоткрыть дверь кабинета.

Не самый незаметный выход, но удача — может, с помощью Ольгуна, хоть Шинс и не просила — была с ней. Окно командира выходило на маленькую улицу, к одной стороне здания, а не к проспекту. А еще сгустился туман перед ливнем, что мог начаться в любой миг, и прохожие вряд ли видели ее выход. Шинс вызвала несколько странных взглядов и фраз, но ушла раньше, чем кто-нибудь успел сбегать за стражей.

Она обвила себя руками, лишь порой вытирала воду с лица и убирала пряди волос. Виддершинс вернулась к окружению приятнее. Холодная одежда прилипла к коже, и Шинс дрожала, а влага в воздухе такой густой, что вобрала в себя вкус запахов общества. Она была почти уверена, что с повязкой на глазах узнала бы любую часть города по запахам.

Потому она почти сразу заметила, когда в букет запахов добавились огонь и дым. Пепел жалил нос, резкий запах того, что раньше было деревом… запахи доносились до нее облачками, но оставались в памяти, она кашляла, глаза слезились не из-за погоды. Из-за горящего здания…

Огонь покончил с ее детством, резко изменил ее жизнь впервые за множество раз. Ей было не по себе от этого запаха, особенно, когда он возникал внезапно. Она не представляла, как огонь занялся в такую погоду, но он точно был сильным.

Это точно было связано с хаосом в городе. Но было достаточно далеко, чтобы Шинс не видела столб дыма в тумане, и, хотя ветер не был сильным, она видела, что дым не доносился до нее от чего-то поблизости. Каким бы сильным ни был огонь, в такую погоду он не сможет разгореться и выйти из-под контроля.

Она ощутила укол сочувствия к тому, чье место горело (или места), ощутила вспышку гнева на Лизетту за то, что страданий становилось больше из-за ее махинаций. Но в глубине души Шинс ощущала облегчение.

Было приятно вспомнить, что не все плохое в Давиллоне было ее проблемой.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

«Как, ради всех богов Соглашения, меня втянули в это?».

Эврард Даррас шел — скорее «топал», хоть он посчитал бы такое описание недостойным — по камням, что потемнели вечером и были мокрыми от постоянной влажности. Ветер хлестал по его длинному пальто у лодыжек, он собирал краем ткани грязь, что отлетала от его ног, с его треуголки падали капли. (Во многих кругах Галиции эти шляпы были популярны, но Давиллон не догнал эту моду. Конечно). У каждого третьего фонаря он заставлял себя отпустить рукоять меча, опустить руку, но ладонь снова оказывалась на оружии, словно действовала сама.

О, он узнал это настроение. Он хотел, чтобы его нашла беда, хотел, чтобы кто-то дал ему повод выместить немного агрессии. Он понимал чувство, но не мог подавить его. Его кожаная перчатка захрустела, он тихо зарычал.

Ему не нравилась эта женщина! О, он начал уважать ее после дела Ируока, и он уже не питал шипящие угли ненависти, которые когда-то ощущал, но это было близко к доброте. Ему не нравилось ее поведение, ее присутствие, ему не было дела до ее друзей — но он все еще ощущал немного вины перед девушкой, Робин. И он не простил воровку за то, что она ограбила башню его семьи в годы, когда клан Даррас был «политическим гостем» в Раннанти. Он хотел просто больше не видеть ее (и, может, вернуть рапиру, что она украла).

«Так как она меня уговорила на это?!»

Ему повезло обнаружить брошенную бутылку, что было редкостью в этом неплохом районе. Он ударил по ней ногой с вредным и детским смехом. Она разбилась о чей-то порог, и от шума залаяла собака неподалеку.

Он знал, как это ощущалось.

Слова той воровки были правдой. Имя и честь семьи были для него важными, и он не мог дать людям страдать, когда был в силах остановить это, и он ощущал, что эти фейри решили закончить начатое в прошлом году задание.

Он признался только себе, что его вел и страх. И если ему придется столкнуться с жуткими монстрами, типа Ируока, то он хотел, чтобы это произошло по его плану, а не их.

Но это не объясняло всего. Желание сохранить имя Даррас, помочь людям были далеко от порыва «вызваться охотиться на монстров и преступников». Эврард не был ни профессиональным солдатом, ни стражем, хоть сражался в дуэли лучше многих из них. Но если бы он отказался в этом участвовать, честь его и его семьи не пострадали бы.

«Так почему тогда я…?»

Сзади раздались крик и тихий хруст. Едва успев подумать, что нужно быть осторожным с желаниями, он развернулся, занял защитную стойку, выхватив рапиру из ножен.

И увидел, что его навыки не требовались.

* * *

Виддершинс бежала и прыгала по крышам — только по самым гладким крышам и через небольшие бреши, ведь она еще не полностью восстановилась даже с помощью Ольгуна — и преследовала Эврарда улицами. Точнее, она преследовала двух мужчин в жалких плащах и больших ножах, которые плохо скрывались под одеждой, они шли недалеко от него.

Она была почти уверена, что они следили за ним, и она перестала сомневаться, когда они остановились в тот миг, когда он замер, чтобы ударить ногой по бутылке. Они не хотели, чтобы их заметили.

— Давай-ка, — выдохнула она Ольгуну, ощущая его магию в своих мышцах, плоти и кости, — заметим их.

Шинс спрыгнула на плечи одного, под ее ногами раздался хруст, и он сложился под ней. Он смог вскрикнуть. Она ощутила укол сочувствия, но… это было лучше, чем если бы она подошла и зарезала его.

Так ведь?

Сложившийся человек, еще и так, как природа его не сложила бы, был неустойчивой подставкой, и даже усиленные рефлексы Виддершинс не были идеальными. Она шагнула к товарищу раздавленного мужчины.

Он застыл на месте, его разум и ощущения спорили насчет произошедшего, и Шинс решила воспользоваться этим.

(Просто ее прыжок врагу и Эврарду мог показаться спланированным и намеренным. Но она не призналась бы в этом и под пытками, а свидетели не слышали смех Ольгуна из-за этого).

Шаг стал перекатом, и ладони девушки шлепнули по влажной брусчатке. У бандита на лице успело мелькнуть странное выражение, а потом подошва сапогов Виддершинс врезалась в его лицо. Когда все было сделано, и пыль улеглась, он лежал, растянувшись на брусчатке, а Шинс с удобством сидела на нем. Удара могло и не хватить, чтобы он потерял сознание, но тот факт, что Шинс сидела, опустив ногу на его горло, убирал все сомнения.

— Вечерок, — сказала она, когда Эврард подошел ближе, его кулаки и челюсть дрожали.

— Рисуешься? — рявкнул он.

— О, нет, — не совсем. — Тут некого впечатлять.

— Я мог с ними разобраться!

— Да, если бы ты заметил их. И будь они нормальными ворами, — она встала, потянулась, пока ее спина не хрустнула, а потом побрела в ту же сторону, куда шел Эврард до этого. У него не было выбора — и он все еще шел в ту сторону — и аристократ присоединился к ней.

— Нормальные воры? — осведомился он.

— Да. Как те, что хотят тебя обокрасть. Это нормально.

— А какими еще они могут быть?

Шпионы Лизетты, узнавшей, что ты был в бою с Ируоком, и, возможно, заметившей, что ты задаешь вопросы. Ты мог бы убрать их, но, если их задачей было просто проследить, работаешь ли ты с нами, и где мы, ты бы и не понял, что они тебя преследовали. Пока искатели не зарезали бы нас во сне. Огнем.

— Зарезали о…?

— Так они не видели, куда ты шел, и что их ударило.

— А какая ты? — спросил Эврард.

— А?

— Кто или что?

— Мило, — сказала Виддершинс. — Пару лет практики, и ты станешь веселее.

— Я… — он резко опустил взгляд, что-то отвлекло его. — Ты с рапирой.

— Как и ты, — парировала она.

— Да, но, когда ты ушла, у тебя не было рапиры. Ты просила, чтобы я одолжил тебе.

Она пожала плечами.

— И ты отказал. И я одолжила у другого.

— Ясно. И этот кто-то знает, что ты «одолжила» его меч?

— Думаю, уже знает…

Шаги, шепот прохожих, шипение капель воды, попавших в горящие фонари. Но в остальном — тишина.

— Боюсь, я зря провел день, — начал Эврард. — Я не узнал ничего…

— Шш! — она подняла два пальца и быстро остановила его. — Не сейчас, — сказала ему Шинс. — Погоди, пока все соберутся. Потом все и доложат результаты.

— Но я сказал, что мне нечего…

— Тогда подожди, пока все соберутся, и не докладывай.

Эврард пошатнулся, будто опьянел.

— Ты хочешь, чтобы я подождал, — медленно и четко сказал он, чтобы проверить, что они говорили на одном языке, — и сказал группе, что ничего не узнал. Не говоря тебе сейчас, что я ничего не разузнал.

— Именно.

— Зачем?!

Шинс смотрела на юношу, словно он обезумел, раз спрашивал такое.

— Не хочу упустить все детали.

И снова шаги, шепот прохожих, шипение капель воды, попавших в горящие фонари. То есть — еще больше тишины.

— Как я согласился на это?

он не спрашивал Шинс, даже не хотел произнести это вслух. Он просто повторял это весь вечер. Но, не глядя на него, Виддершинс ответила:

— Потому что ты и твоя семья почти десять лет просто играли в манеры и «гостей» другой страны, да? А потом еще и возникла твоя глупая одержимость местью мне.

— Глупая…?! Ты украла десятки наших семейных драгоценностей! Боги, Лизетта ненавидит тебя за то, что ты опередила ее с кражей в…

— Теперь это все позади, и ты не знаешь, что делать в своей жизни. Тебе скучно, ты без цели, и ты ищешь важное для себя дело.

Эврард покачнулся, коснулся кончиками пальцев своей щеки, словно его ударили по лицу.

— Ты не знаешь, о чем говоришь!

— О, — Виддершинс пожала плечами. — Ладно.

— Правда! — настаивал он.

— Ладно. И Лизетта не в тему. Она нашла и другие поводы для ненависти ко мне. Так что не вини себя.

Аристократ проревел что-то жуткое и бросился вперед, его рапира была зло подрагивающим хвостом, и Эврард почти оставил в тумане дыру в форме себя. Шинс смотрела ему вслед и моргала.

— Что я такого сказала?

Ольгун смог лишь вздохнуть.

* * *

— Я переживала, — сказала Робин с умоляющим взглядом лани со своего места на краю дивана. Заговорщики сидели в разных местах в комнате, а Эврард, исполняющий роль хозяина и постоянно ворчащий из-за этого, передавал полные бокалы и кусочки фруктов, доступных в это время года.

Всем, кроме Фостин, которой не было видно.

— Я говорила ей оставаться тут! — возмущалась Шинс, не расхаживая, а топая по ковру, словно он был из пауков. — Я не хотела, чтобы ты оставалась одна!

— Успокойся, Шинс. Я и не была. Она ушла, когда Ренард вернулся.

— Вряд ли это безопаснее, — прорычала она.

— Я тебя слышу, — возмутился старший вор и другого конца комнаты, лениво разглядывая хрустальный бокал с вином.

— Я не удивлена, — Шинс огляделась, взмахнула руками и заняла свое место у камина. — Гах!

— Виддершинская катастрофа или нет, — возразила Робин, — но у меня еще есть обязанности.

— Виддершинская…

— Мне нужно принимать решения насчет «Ведьмы», проверять, как идет бизнес. Тебе повезло, что я отправила ее, но это лишь потому, что сама я медленно добиралась бы.

— О, хорошо. Это понятно. Начнем с основ. Общими словами. Если Фостин не вернется после этого, пойдем искать ее, а потом примемся за детали. Ладно, Робс?

Робин не выглядела радостно, но согласилась.

— Хорошо. Эврард ничего не узнал, так что начнем с тебя, Игрейн.

— Точно, — начала жрица. — Эм… Виддершинс?

— Да?

— Эврард должен быть такого цвета? Потому что он не кажется мне естественным.

— Уверена, он в порядке. Что ты говорила?

— Л-ладно… раз я не пыталась тащить за собой окровавленного компаньона без сил, я легко добралась до Базилики. Я весь день говорила с людьми его преосвященства Сикара. Ничего нового, но я подтверждаю почти идеальное пересечение тех Домов, жрецы в которых якобы могут отгонять сверхъестественную угрозу, и тех, что отказались отправить солдат на улицы для сохранения мира. И ни один из них не пострадал от нападения фейри, по крайней мере, об этом не сообщалось.

Шинс минуту жевала концы волос, а потом:

— Хорошо. Ренард?

— Ах, милая леди, мне жаль, но я не обнаружил в гильдии и у знакомых того, чего мы не знаем. Боюсь, я наравне с месье Даррасом. Хоть краснею из-за этого меньше.

Эврард невнятно проворчал что-то.

— А ты? — спросил Ренард, бегло взглянув на аристократа.

— о, — ответила Шинс, — точно. Что ж, меня разыскивают за убийство… — она сглотнула, было сложно произнести это, — майора Джулиена Бониарда.

Не удалось услышать реакцию Робин, Ренарда и Эврарда, ведь Игрейн завопила не в стиле жрицы:

— Вот дерьмо! — но Виддершинс была уверена, что и они разделяли это мнение.

— Я так и сказала, но без фекалий. Но не все мне верят. Друг Джулиена Паскаль знает правду. Но приказ пришел сверху.

— Командующий Арчибек? — спросил Ренард.

— Да. О, и он одержим фейри Лизетты.

Тут, конечно, пришлось объяснить. Шинс только заставила всех перестать кричать вопросы и начала объяснять произошедшее в штаб-квартире стражи, когда робкий стук в дверь остановил ее на полуслове.

Они знали, кто это мог быть, но руки опустились на оружие, мышцы напряглись, пока Эврард, выглянув в глазок за панелью, не открыл дверь и не впустил Фостин в номер.

Ее волосы и юбки промокли, отяжелели от влаги, и это все было логичным. Но Шинс тут же посмотрела на лицо женщины. Покраснение, опухшие глаза… на ее щеках блестел не дождь. Фостин рыдала.

Шинс ощутила покалывание в носу, она будто хотела чихнуть, но это было на другом уровне. Она знала, что это означало, знала, что Ольгун ощутил что-то, что она не могла, и ей тоже нужно было уловить этот запах.

Он направил ее, и запах нашелся на одежде курьера. Слабый запах дыма.

И Шинс знала. Была уверена, будто Фостин уже сказала это, словно она сама увидела это. Она прижалась к камню камина, и только это не дало ей упасть на пол.

А она глупо думала, что та проблема в Давиллоне была не из-за нее…

Утешающее прикосновение Ольгуна согревало ее изнутри, и она была благодарна, но едва ощущала это.

— Фостин? — Робин поднялась на ноги, ладонь невольно сжала горло. — Шинс? Я не… Что происходит?

— Это… Робин, это… — голос Фостин дрогнул. Она сделала шаг, подняв руки, и застыла, не зная, что делать, зная только, что эти слова будут среди самых сложных для нее и для ее любимой. — Ее нет. О, Робин, мне так жаль, но «Дерзкой ведьмы» больше нет.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Свечи мерцали, некоторые догорали, добавляя больше запаха воска, чем освещения. Масляные лампы и канделябр были темными и холодными, никто не посчитал нужным зажигать их.

Сумрак соответствовал настроению.

— Все успели выбраться, — тихо сказала Шинс. Робин рыдала, обмякла на краю дивана, икая, тело уже не справлялось с всхлипами. Она дрожала в руках Фостин, а Виддершинс, утешая, коснулась плеча Робин. Она хотела утешить этим, но таких слов было мало.

Она поймал взгляд Фостин. Курьер слабо улыбнулась сквозь слезы, Шинс ответила тем же. Они с трудом подавляли свое горе, старались быть сильными ради девушки, которую любили, хоть и по-разному, но они едва справлялись. Но Шинс и Фостин сейчас полностью понимали друг друга.

— Это все еще моя собственность, — продолжила в отчаянии воровка. — Мы можем… мы отстроим ее. Будет как новенькая…

Робин шмыгнула носом, а Шинс не могла больше ничего сказать. Она уже не первый раз говорила это после новости Фостин. Она надеялась, что от повторения горе Робин уменьшится.

Но Робине не хотела «Дерзкую ведьму» новой, как и Шинс.

Лизетта забрала у нее и это. Еще один пункт в растущем списке.

— Зачем она делает это? — пробормотал Ренард. Все долго молчали, из уважения или разделяя горе, но ночь не длилась вечно.

— Шутишь? — рявкнула Игрейн скорее потрясено, чем со злостью. — Ей не нужно повода лучше, чем ранить…

— Нет, это я понимаю, — Ренард потянулся погладить перо, что обычно украшало его шляпу, но вспомнил, когда его пальцы сомкнулись, что не носил ту шляпу сейчас. — Я про… все это. Все, что она делает, и все, о чем мы говорили прошлой ночью. Я все еще не вижу связи.

— Думаю, я вижу, — сказала Виддершинс. — Вы тренировались? Вы моргаете одновременно.

Они и дальше смотрели и моргали, но молчали, и Шинс в последний раз сжала плечо Робин и встала, медленно прошла от дивана к камину и обратно. — Я столкнулась с политическими играми, пока меня не было, так что я думала об этом в таком ключе. И все совпало, когда я обнаружила, что когти этой змеи есть ив страже.

— Змея с когтями? — голос Ренарда был напряженным.

— Очень подлая змея. Уверена, она украла когти у кого-то, кому они были нужны больше, чем ей. Посмотрите на все вместе. Давиллон на грани паники, закон и порядок почти рухнули. Город изолирован от помощи снаружи. Церковь парализована, пытается разобраться с тысячами криков сразу. Главные Дома на грани открытого конфликта, по крайней мере, политического, если не самого насилия. Фейри ослабляют церковь и явно работают сообща, чтобы пустить слух, что священники меньших Домов могут защитить людей. Эти меньшие Дома не отправили солдат на улицы, они могут залечь на дно и воспользоваться выгодой ситуации, не страдая так, как их крупные соперники. И у некоторых из тех Домов новые лидеры, будто прежние мешали, да?

Они кивали.

— И стража, — вмешалась Фостин с растущим пониманием. — Мы так и не поняли, почему они отправили столько людей охранять стены, если из-за этого солдат стало не хватать, и Домам пришлось выделить своих в патрули.

— Именно! — Шинс повернулась так быстро, что ее волосы взметнулись, задев стену рядом с камином. — Другими словами, Лизетта, уже управляющая преступным миром Давиллона, хочет, чтобы поднялись Дома и священники, что верны ей, чтобы они стали сильнее законной власти в городе. И ей хватает влияния, чтобы стража была занята и не могла ничего поделать с этим, если не захочет помогать. Правительство. Торговля. Церковь. Закон. Преступники. Она говорила, что весь город будет ее, но… я думала, что она дразнит меня. Я уже так не думаю.

— Боги, — выдохнула Игрейн. — Это безумие, и от такой паутины даже у паука закружилась бы голова, но… такое она сделать могла. И Лизетта может быть на грани правления в Давилоне!

Фостин качала головой.

— Как долго? Город в таком хаосе, еще и фейри могут бегать кругом? Как долго она занималась этим?

— Не думаю, что ей есть дело до такого далекого, — сказала Шинс. — Думаю, пока она не станет королевой развалин, остальное не важно.

— Ни за что, — заявил Эврард, склонившись в кресле так, что упал бы, если бы не сжимал подлокотники, — церковь или галицийский престол не позволят кому-то вот так забрать большой город!

— Что они сделают? — парировал Ренард. — Солдаты и церковь заняты на границе. Они знают, что тут хаос, но так и в некоторых других городах. Лизетта может утихомирить все, и никто не увидит, никто из властей не успеет даже прибыть сюда.

— И даже если престол узнает, — добавила Игрейн, — если Лизетте хватит ума платить налоги, подыгрывать и делать все, что ждут от правительства… цена в деньгах и жизнях, чтобы захватить Давиллон, того не стоит.

— Политика, — фыркнула Робин.

— Может, рассказать людям? — без уверенности спросила Шинс. — Настроим город против нее? Ее власть пока не абсолютна.

— Как нам это доказать, дорогая Шинс? — спросил Ренард. — Мы не направим стражу против приказов их командира без доказательств, а пытаться заставить Дома сделать что-то вместе — как выложить ровно живых угрей.

— Нет! — Робин села прямо, сжав кулаки, сильно напугав Фостин. — Не надо этого! Никаких переговоров и стратегий. Просто убейте стерву!

Шинс поежилась. Она не хотела слышать такое от лучшей подруги. Даже Ольгун побелел.

— Робин, — начала она, — мы не можем. Она слишком…

— А ритуал епископа Сикара? — перебил Эврард. Фостин растерялась. — Его преосвященство знает немного больше магии, чем должны священники. В прошлом году в бою с Ируоком он смог связать нас парами, позволяя брать друг у друга силы и навыки.

— И убить обоих, если один сильно ранен, — напомнила Игрейн.

— Неплохая идея, — сказала Шинс, — но… это вряд ли сработает. Я видела, как быстро двигается Лизетта, как неестественно, хуже Ируока в чем-то. И ее союзники могут появиться вокруг нее. Вряд ли мы сможем одолеть ее даже с ритуалом, это если Сумрачный двор не может перерезать связь.

— Такое возможно, — подтвердил Ренард. — У нас есть защитные чары в кабинете Скрытого лорда. Они не сработали, она прошла сквозь них, — он улыбнулся, когда Виддершинс опешила. — Думала, что все знала о гильдии?

— В этом есть смысл, — шепнула она возразившему Ольгуну. — Они могли быть хорошо скрыты. Потому ты не заметил.

Крохотный бог передал, как он скрестил бы руки и фыркнул, сев на стул.

— Вы оба правы, — задумчиво сказала Шинс. — Нам нужно быть сильнее, нам нужно быть прямыми. Игрейн?

— Хм?

— Ты говорила, что главы главных Домов еще ходят в церковь, да? Чтобы держать марку в этом бардаке?

— Да. И я уже ненавижу этот план.

— Ты даже не знаешь, какой он!

— Я услышала достаточно, чтобы его ненавидеть.

— Нет, — возразила Шинс. — Подожди, пока я опишу все, — добавила она с кривой улыбкой. — А потом ты сможешь его ненавидеть.

* * *

Патрули менялись в разных зданиях, и из них вытекал черно-серебряный поток: табарды и шляпы, медальоны Демаса, покровителя городской стражи. Они текли на улицы, уже полные рабочих и ремесленников, торговцев и клиентов, они спешили домой, смотрели, кто доберется быстрее, пока не сядет солнце. Мужчины и женщины заходили и выходили, и вид напоминал бушующие волны.

— У этого должно быть название, — прошептала Шинс Ольгуну, присев на краю ближайшей крыши между старой горгульей и широким участком птичьего помета. — Чтобы соединить наполнение и смешивание. Население! Нет, такое слово уже есть. Селение? Ох, кексы, у меня уже голова забита.

Она сказала бы больше — ей было что сказать — но ее божество закричало и указало, хоть и в своем стиле.

Шинс ошеломленно посмотрела вниз.

— Уверен? Отсюда все стражи — одни шляпы. Хорошо! Ты-то ощущаешь. Уж прости меня! Что? Слушай внимательнее!

Она уже бежала по крыше, перепрыгнула узкую улицу, следя за их мишенью. Виддершинс все еще не видела одного стража, но узнала, когда его выделил Ольгун, сосредоточив на нем ее ощущения.

К сожалению, Ольгун ничего не мог поделать с расширяющимися дорогами и брешами между крышами. Шинс все еще была не в лучшей форме, но уже близко к ней, но даже в лучшей форме некоторые прыжки тут были ей не по силам. Ей пришлось вскоре сменить мокрые крыши на не такую мокрую брусчатку. Толпа хорошо укрывала ее, и она не переживала, что ее заметят. Но вот упустить мишень…

После дороги, что завела их в дальний конец Давиллона и обратно, как казалось Шинс, улицы стали сужаться, людей было все меньше, и она решила, что лучше шанса не будет. Она побежала, повернула в переулок, потом в другой впереди, помчалась параллельно главной дороге. С помощью Ольгуна она летела над землей, брызгая, когда ноги ударялись о лужи.

Она разогналась так, что пару минут ждала в соседней улице, пока не пройдет мужчина, которого она преследовала.

— Эй! Командир Арчибек! Вы обронили свои… кхм… усы!

Усы были серыми, как борода, и они оставались на его лице, что повернулось к ней.

— Да, — буркнула она Ольгуну. — Я бы тоже лучше напала на него внезапно. Но на главной улице людно.

— Это шутка? — он сделал два шага от перекрестка, уверенный, но осторожный. — Потому что мне не смешно.

— Ой, правда? Я думала, вы хорошо это скрываете.

— Юная леди.

— Ох, этот бред, — Шинс знала, что это не нужно, но отошла на половину шага от стены, чтобы ее лицо было видно в свете садящегося солнца. — Вы знаете, кто я. Куда важнее, командующий, что я знаю, какой вы.

Так быстро! Даже с магией Ольгуна, усиливающей ее зрение, она едва уловила движение его руки, пока он не направил пистоль в ее грудь.

«Он хоть не тратит время на «Я не знаю, о чем ты» и прочий бред…».

Напарники не пытались исполнить свой обычный трюк с пистолем, не зная, на что способен дух, что захватил его. Если он хоть на миг сможет отбить силу Ольгуна, она убьет себя, заставив оружие выстрелить.

За миг до выстрела она прыгнула.

Нет, взмыла.

Она думала, что это выглядело драматично. Ее тело поднялось выше, чем мог подпрыгнуть человек, руки были раскинуты, ноги она подогнула под себя, над летящей пулей.

Но поза не должна была выглядеть драматично.

Виддершинс оттолкнулась от досок ближайшей стены. И не только со своей силой.

Воздух вокруг нее трещал магией Ольгуна, и она нарушала законы физики. Она уже много раз до этого делала шаг в пустоту, и сила бога ловила и толкала ее. Теперь эта сила текла в ее ногах, несла ее от здания ужасно быстро, еще и под невозможным углом. Не переживая о мелочах, Шинс прыгнула и понеслась вперед.

Страж, захваченный фейри, поразился и не смог отреагировать. Виддершинс врезалась в него, как пуля в виде человека, сбила его на землю. Она оттолкнулась рукой от его груди и оказалась на ногах. Ее пятка обрушилась, как топор, намереваясь раздавить его, но существо не поддавалось, хоть удар и должен был оглушить его при падении. Словно его подошва была прибита к земле, его тело выпрямилось. Узкое щупальце тени тянулось от его спины, поднимая от земли. Арчибек развернулся, рапира вылетела из ножен, и Шинс вытащила свою. Никаких пауз и угроз. Сталь кричала, хор смерти оглушал, пока они бились, отражая атаки.

Они двигались туда-сюда по улице, разворачивались, отталкивались от стен. Она попыталась попасть по плоти его руки, надеясь сделать конечность бесполезной. Это должно было сработать, ему нужен был второй локоть, чтобы изменить путь ее рапиры, а он еще не показывал нечеловеческую гибкость Лизетты.

Рука командующего сломалась изнутри, мышцы сжались, где не должны были, изгибаясь нужным углом между локтем и запястьем. Ее клинок прошел мимо и отпрянул, и рука выпрямилась с хрустом кости, что звучал хуже перелома.

— Ох! — Шинс отпрянула на шаг, сделав первую паузу в дуэли. — Это больно?!

Арчибек улыбнулся так широко, что уголки ртов кровоточили.

— Конечно. Но не мне.

Тени вырвались из кончиков его пальцев, заплясали перед ней пьяными змеями, и мир резко потемнел.

Всего на миг, и магия Ольгуна бросилась и прогнала странную вуаль с ее глаз.

Одержимый страж уже атаковал, а потом понял, что его жертва не была слепой и беспомощной, как он думал. Если бы Шинс хотела его смерти, смогла бы это устроить.

Но в плане не было убийства Арчибека.

Кулак Виддершинс, защищенный Ольгуном от ран, попал по челюсти мужчины на пике его удара. Даже это не остановило его, но и оправиться от такого удара он — или существо в нем — не могло сразу.

— Видишь, — Шинс обошла его растянувшееся тело и встала у головы, — я знаю, что вы в Давиллоне лишь отчасти. И часть твоих сил идет на то, чтобы он слушался, да? Твоя челюсть точно болит, так что не отвечай. И простите, командующий. Если вы там.

Она осторожно опустилась на колени перед ним, полезла в мешочек на поясе, а потом сунула горсть порошка из сухих листьев в его лицо. Он испуганно вдохнул. Его тело содрогнулось, билось, но лишь миг. Вещество сработало быстро, и он обмяк.

— В тело без сознания ты вряд ли войдешь! — сказала она. — Уходи отсюда, если можешь, потому что ты не должен быть в Давиллоне, и Арчибек не будет твоим сосудом. Или ты слушаешься меня, или…

— Ты! Ни с места… Командир? Командующий Арчибек на земле!

Шинс проскулила что-то невнятно. Патруль из шести человек в конце улицы, озаренный лучами, услышал выстрел. Существо за лицом Арчибека рассмеялось, и он потерял сознание.

Шинс медленно встала перед стражами и сказала единственно возможное слово.

— Ой.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Друзья… — Ансель Сикар, епископ Давиллона, часто говорил эти слова в эти дни. Друзья. И почти всегда он говорил искренне. Он заботился о городе.

Город, судя по лицам священников, не заботился о нем так же.

Его тонкая фигура не была похожа на человека, ведущего службу. Когда-то черная с сединой борода стала полностью седой, белой. Так было и на голове, но не имело значения, ведь там их почти не осталось, скальп был в пятнах от возраста.

Но его голос еще гудел, когда он хотел, словно Соглашение говорило сквозь него, и он все еще выглядел решительно.

Он собирался к вечерней мессе и невольно скалился внутри, видя яркие краски и ощущая запахи одеколонов и духов. Казалось, собравшиеся хотели затмить витражи и благовония. Аристократы были жизнью Давиллона, и он понимал, что им нужно было хранить облик, но осознание, что властные люди были тут не из-за веры, оставляло горечь во рту.

И они были властными. Особенно сегодня. Беатрис Лючень, герцогиня Давиллона, Голос Верколя и правительница Домов города, пришла сегодня. Ее платье было красно-лиловым, серо-черные волосы были заплетены, и она привлекала своим обликом больше взглядов, чем священник на платформе.

Хорошо, что ее нельзя было упустить. Ее присутствие было тем, чего Сикар и ждал, потому он и вел вечернюю мессу впервые за недели.

— Друзья, — повторил он, — мне не нужно вам говорить, что за последние два года Давиллон пережил тяжелые времена. И мне не нужно напоминать, что часть этих бед была по вине нашей матушки-церкви.

«Больше, чем вы знаете».

— Но сегодня Дома, церковь и люди города стоят вместе против невзгод, что, как оказывается, неестественного происхождения. Вы многое слышали, но подтверждений не было. Я знаю, что страх сковывает вас, слухи не дают покоя. И я не могу успокоить вас так, как хотелось бы, — он шагнул к краю платформы. — Я не обещаю, но эта ночь будет ночью перемен! — оханье и шепот заполнили зал, как он и хотел. Все его слушали.

Это внимание он мог направить к тому, к кому обратился бы.

— Сегодня среди нас много лордов и леди Давиллона. Я приглашаю вас присоединиться к завершению этой службы, чтобы мы могли говорить, и я предложу вас план, что спасет город от разных невзгод!

Шепот уже не был тихим. Волна звука обрушилась на собор, все задавали вопросы друг другу. Многие смотрели на Сикара с восхищением и надеждой впервые за месяцы. Некоторые — представители благородных Домов, в основном — не могли скрыть злых взглядов.

Сикар поймал их. Если уйти сейчас, отказаться от его приглашения, обычный народ разозлиться. И дом, что откажется, будет выглядеть не заинтересованным в спасении Давиллона от бед.

Некоторые проявляли особый энтузиазм, поднялись со скамеек, склонились и шептали указания помощникам или стражам.

— Я понимаю, что в беспокойные времена, — сообщил епископ, — некоторые из вас нервничают, раз вы взяли с собой слуг и стражей сюда. Я вас успокою. Я собрал большой отряд солдат церкви, и они проследят, чтобы вам ничего не угрожало изнутри и снаружи. Хотя, — добавил он, — я не жду опасности в наших рядах.

Хмурые взгляды стали оскалами. Сикар открыто приказал им не приводить кого угодно, они должны были возразить. Он затронул тему доверия церкви, заставил обычный народ внимательнее посмотреть на аристократов. И они понимали, что под угрозами внутри он подразумевал распри между домами, которые он не потерпит тут.

Сикар улыбнулся толпе, но не смог подавить нервную дрожь уголка губ. Если это не сработает — а многое могло пойти не так — он получит себе врагов среди аристократов.

«Но в такой жуткой, судя по описанию, ситуации стоит попробовать прервать попытки соперничать».

Он махнул одному из священников вести «гостей» на собрание. Сикар спустился с платформы и пропал в коридоре так быстро, как позволяли приличия.

* * *

— Думаю, мне не нужно отмечать, — сказала герцогиня голосом, который испугал бы даже солдат, что это не ваш кабинет.

С его места во главе огромной комнате под изображением Вечного ока, символа всех 147 богов Священного соглашения, епископа опустил головой.

— Нет, ваша светлость, я знаю. Мои покои просторны, но не вместят такую группу. Я решил, что часовня подойдет лучше.

Маленькая часовня была для ритуалов и особенных религиозных собраний, она смутно напоминало церковь, откуда они пришли. Небольшой подиум стоял под Вечным оком, как и стол с основами для церемоний: несколько священных текстов, благовония и свечи и другое. Скамьи были мягче, чем в главном зале, стояли перед подиумом ровными рядами. Тут не было витражей, только пара канделябров, один из них сиял.

Сюда могла влезть сотня, если нужно, часовня подходила для десятка гостей.

Десятка плюс Сикар. И его союзники, хоть они еще не вошли. И немного солдат церкви.

Те, кто не знал традиционную форму, рассмеялись бы над стражами в их ярких панталонах и туниках с пышными рукавами, с их блестящими нагрудниками и узорами на шлемах, с их старыми алебардами, которыми они не могли нормально взмахивать в небольших комнатах и в узких коридорах Базилики.

Любой, кто видел их в действии — с этими пиками, пистолями или мечами в дуэли, точно не смеялся бы.

То, что они стояли настороженно, были рядом с выходами, а некоторые — возле собравшихся аристократов, делало их еще менее забавными.

— Покончим с этим! — Шарль Думерж, барон д'Орейль, аристократ с кривыми конечностями и жидкими волосами. Он напоминал хорька. — Вы шантажом заманили нас сюда, так что говорите.

— Шантажом? — невинно спросил Сикар. — Я просто попросил вас, как лидеров нашего славного города.

— Ближе к теме, ваше преосвященство, — сказала Беатрис Лючень, но с ноткой веселья.

— Ах, простите, ваша светлость. Если позволите, еще миг неприятных дел… Стражи?

Спины и алебарды выпрямились, многие аристократы вздрогнули.

Епископ взглянул на листок, бормоча под нос, и кивнул.

— Его, — он указал на одного из гостей, который тут же побелел. — Его. Ее. Ее. И… — он указал на Думержа. — Его.

— Минуточку…! — начал барон.

— Вы можете отвести пятерых мадам и месье в мой кабинет? И держать их там, пока я не прикажу обратное?

Многие голоса возмущались. Думерж был среди них. Даже некоторые из не названных кричали, будто забавляясь.

— Мы не можем разобраться с заговором, — сказал Сикар, прерывая их, — когда заговорщики тут, верно?

Все, кроме пятерых выбранных, замолчали, а те пятеро протестовали вяло. Когда Сикар отметил, что все выбранные были из Домов, что не пустили солдат на улицы, они должны были понять, что он раскусил их. Но они не были готовы к прямому обвинению, особенно, когда в объявлении не было ни капли сомнений.

Еще немного криков, воцарился хаос, но, когда все было сказано и сделано, собрание стало меньше на пятерых участников, и солдаты церкви остались грозными.

— Господа, которых я убрал, — сказал Сикар оставшимся, — представляют лишь часть большого заговора. Некоторые из Домов поменьше заняты незаконной деятельностью. Важно, что вы…

— Не могу не отметить, — сказал барон Мерчанд, крупный, но ужасно высокий мужчина, который казался спокойным, если его не выводили, — что наши пять отсутствующих коллег были из Домов, чьи священники якобы могут защитить их людей и граждан Давиллона от угрозы, с которой не может справиться церковь. Если вы назовете и другие такие дома заговорщиками, ваше преосвященство, вы можете вызвать у нас сомнения.

— Вы верите, месье, что я обвинял бы аристократов города при нынешних невзгодах, чтобы убрать политических соперников?

Лицо Мерчанда говорило за себя.

Епископ вздохнул, прошел к иконе Вечного ока, поцеловал кончики пальцев и легонько коснулся ими святого символа.

— Мы так и думали, — признался он, — Потому не я расскажу вам об этом.

Он махнул на один из дверных проемов. Ближайший солдат подошел по сигналу, открыл дверь и впустил троих, только один из которых напоминал нарядом аристократов в комнате.

— Игрейн Вернадо, — сообщил Сикар, — жрица, что в хороших отношениях с матушкой-церковью. Месье Ламберт… переживающий житель города с полезными связями. Думаю, многие из вас уже знают Эврарда Дарраса.

Первые двое склонили головы с уважением, третий снял шляпу с головы и поклонился по-настоящему.

Трио быстро описала основу (сильно исправленную) плана Лизетты. К сожалению, хоть говорил Эврард, его товарищи-аристократы не верили ни слову.

Они не доверяли источнику — у отпрыска Даррасов могли быть политические амбиции, жрица могла слушаться Сикара, и они ничего не знали о Ренарде.

Они не верили, что у кого-то есть власть или влияние сделать то, что якобы сотворила Лизетта, они бы это заметили. Это было безумием.

И они фыркали от историй о Сумрачном дворе или монстрах на дорогах у Давиллона. Многие отказывались верить, что сверхъестественное произошло в прошлом году в деле Ируока. И даже те, кто верили, отвергали возможность повторения. Это они не понимали.

И в такую атмосферу вошла Шинс бодрым шагом, на ее плече висел побитый и бессознательный командир стражи, как мешок бородатой, одержимой и слюнявой картошки.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Внезапный гул шока и гнева собравшихся стал громче, когда она бросила стража на пол у ног Сикара.

— Да, да, я знаю, — выдавила она, тяжело дыша. — Но он ужасно тяжелый!

— Что, во имя богов, ты с ним сделала?! — спросил один из аристократов, сутулый старик, чье имя и Дом Виддершинс не знала.

— Прыгнула на него, ударила по лицу и сунула травы в его горло. А вы что думали?

В потрясенной тишине Шинс повернулась к епископу.

— Нам… помешали, — тихо сказала она. — Шесть его стражей. Думаю… вы понимаете, как они это увидели.

Сикар побелел.

— Ты не…!

— Никто не мертв, Сикар. Но мне пришлось… — ее плечи опустились. — Я старалась, правда. Но некоторые не смогут работать в страже. Вы убедитесь…?

— Церковь проследит, чтобы их семьи ни в чем не нуждались. Я знаю, что ты сделала все, что могла.

— Да. Были бы все такими хорошими.

— Виддершинс… они сделали это необходимым. Суванье и ее союзники в ответе за это. Не ты.

— Отлично. Может, они помогут убрать кровь с их меча. А он, — сказала она громче, отвернувшись от епископа раньше, чем он заговорил, — не тот, кем вы его считаете. Точнее, он тот, но и не тот.

Мертвая тишина. Глаза щурились.

— Как бы ты сказал? — шепнула она Ольгуну и снова заговорила громко. — Командующий Арчибек не управлял собой какое-то время. Он был одержим существом Сумрачного двора.

— Ваше преосвященство… — герцогиня Лючень встала, казалось, она подняла с собой две сотни ярдов платья. — Я не знаю, что вы делаете, но мне уже хватило…

— Ваша светлость, — перебила Шинс, — при всем уважении, вам нужно убрать часть горы волос. Ваш мозг задыхается.

Оханье перед ней не смогло заглушить хлопки ладоней о лбы за ней.

— Только я, — продолжила она, пока гнев герцогини закипал, — помню, что случилось в городе в прошлом году? Ируок не был приятным, но должен был запомниться.

— Мадемуазель, — сказала Лючень, явно скрывая за этим: «простолюдинка с ужасными манерами», — это мой город. Герцоги Давиллона были моей семьей до того, как появился город с таким названием. Не смейте заявлять, что я могу просто забыть такое отвратительное событие прошлого года! Но заявлять, что это было сверхъестественное существо, хоть многие свидетели считают, что видели…

— Я потеряла важного человека из-за Ируока. Видела его смерть. Мы пытались убить то существо магией, и я ощущала его смерть. И меньше недели назад меня чуть не убили пытками милые родственники Ируока. Сходство не сильное, но хобби они разделяют. Так что не смейте мне говорить, что они не настоящие!

— Так вышло, — прервал Сикар, чтобы Шинс не лишилась союзника из-за своих слов, — мы можем доказать вам, что эти существа прибыли в Давиллон, и мы знаем оружие от них. Вера и божество — гибель для существ Сумрачного двора.

— Командующий Арчибек, — сухо сказала Лючень, — лежит в убежище Священного соглашения и не горит.

— Потому что, как и всегда с верой, — объясни епископ, — символ силен, когда за ним есть вера, — он опустился рядом с Арчибеком, вытащил амулет, что висел на его шее. В свете канделябра засияла маленькая копия Вечного ока. Амулет был из серебра.

Он взглянул на Шинс, прося ее не ошибиться в этом, а потом прижал икону к груди командующего. Он склонил голову и забормотал молитвы.

— Думаю, — начал барон Мерчанд, — мы услышали достаточно…

Арчибек закричал. Точнее, что-то в нем.

Голос не был человеческим, хоть и вылетал из горла человека. Даже не так. Там были два разных голоса, они сливались. Один был высоким, пронзительным, и все в комнате зажали уши руками, а другой был низким, от него дрожал пол.

Ужасный запах — смесь мяты, гнилых апельсинов и желчи — опалил ноздри и легкие. Черная слизь полилась изо рта командующего, бурлила, стекала по лицу, становилась дымом и тенью.

— Нужно еще время, — сказал Сикар, тяжело дыша, — и помощь других священников, чтобы выгнать из него дух, но вы видели достаточно?

Они не спорили, хоть могли просто пялиться в ужасе на стража. Он продолжил:

— Я позволил себе вызвать старших священников ваших Домов. Гонцы ждали и отправились, как только началась месса. Они могут подтвердить, что увиденное вами — не трюк. Они требуются мне, потому что мои священники и я не можем набрать нужное количество, но мы обсудим это позже.

Герцогиня и ее дом из платья вернулись на место, и остальные последовали примеру.

— Может, лучше рассказать нам вашу историю и теории. Уверена, что мадемуазель…?

Намек был понятен.

— Виддершинс. Меня зовут Виддершинс.

— Ах.

«Ах? Что это значит? Это не хорошо. Мне не нравится».

— Ваша светлость, о том, что было…

— Если ваши слова — правда, вы через многое прошли. Я спишу слова на пыл момента.

«О, вот как? Вы так добры…».

— Как я говорила, — продолжила Лючень, — уверена, мадемуазель Виддершинс может добавить поразительные детали к истории, которую нам уже рассказали.

«О, вы не представляете».

Виддершинс глубоко вдохнула и описала кошмар прошлой недели.

* * *

Сказать, что аристократы не скрывали скепсиса к концу ее истории, было бы преуменьшением. Они щурились, шептались, хмурились, точно не выглядя потрясенными. Но они не прерывали ее. Отчасти потому что ее поддерживали епископ и Эврард Даррас, отчасти из-за увиденного ранее. Но Виддершинс нервничала больше, чем если бы ее просто назвали безумной вруньей.

— Мне это не нравится, Ольгун…

Герцогиня подняла властную руку, и бормотания утихли, словно их обрубили.

— Вы понимаете, почему нам сложно поверить? — спросила она.

Шинс кивнула.

— Я сама верю себе лишь потому, что пережила это.

Губы Лючень дрогнули, и это было ближе всего к улыбке от нее.

— Думаю, — сказала она, и, хоть не повернулась, все знали, что она обращается к ним, а не только к воровке, — многие из нас слышали шепот и слухи. Сплетни слуг и стражей о загадочной Виддершинс и ее умениях.

Некоторые аристократы были растеряны, но больше половины кивнули.

Если бы она резко встала с кровати, не проснувшись до конца, вступила в горшок из снега, Виддершинс была бы так же потрясена, и ей было бы так же холодно, как сейчас. Она боролась со своим телом, ее нервы и инстинкты пытались увести ее из комнаты. Ольгун помогал, как мог, но сила его воли удерживала его от паники.

В этом… был смысл, хоть ей не нравилось. Люди должны были заметить, особенно, когда она попадала в громкие случаи, как планы Апостола или дело Ируока. Она и не думала, что слухи о ней разнеслись дальше улиц.

«Конечно, будто я не воровала у сидящих тут хотя бы по разу…».

— Что ж, — сказала она Ольгуну, голос дрожал, — это объясняет ее «Ах».

Ее напарник этому не радовался.

— Я… польщена, — пропищала она, будто десять лет спустя.

— Не стоит. Покажи.

— Что?!

— Покажи нам, — приказала Лючень. — Покажи, что эти способности — не уловка. Что ты знаешь, о чем говоришь, когда упоминаешь сверхъестественное.

— Вы хотите выступления? Мне хоть раздеваться не нужно?

— Виддершинс! — рявкнули хором Сикар, Игрейн, Эврард и Ренард.

— Когда-то, ваша светлость, я попрошу вас приказать им рассказать, когда они научились делать это так слажено, — Шинс вздохнула. — Ладно, Сика… ой, ваше преосвященство?

— Хм? — ответил Сикар.

Шинс встала рядом с ним под Вечным оком, в центре общего внимания.

— Ваши солдаты ведь стоят и в Базилике, а не только в этой комнате?

— Да.

— Можете послать кого-то сказать им, что они услышат выступление, и им не нужно бежать? И что им не нужно стрелять и резать?

Епископ нахмурился с подозрением, но он махнул одному из стражей разнести весть. Через пару минут он вернулся, его ждали в тишине, все неловко улыбались друг другу.

Почти в тишине. Шинс успела рассказать Ольгуну, что задумала.

Когда солдат вернулся, и дверь за ним закрылась с тихим щелчком, Шинс сказала:

— Хорошо, — она указала на солдата в дальней части часовни, пистоль которого висел так, что выстрел попал бы по ковру, а не по его ноге или соседу. — Он!

Сила Ольгуна потекла, вспыхнула искра, и оружие выстрелило.

Те, кто уже начал поворачиваться, когда Виддершинс указала, сделали это быстрее, вскочили с мест. Стражи и несколько аристократов потянулись за оружием, а солдат, чей пистоль активировал Ольгун, смотрел на них со смятением щенка.

Запахло жженой серой, Лючень развернулась на месте.

— Хорошо, Виддершинс, это…

Шепот и бормотание, а потом все посмотрели на точку рядом с Сикаром, где Шинс стояла мгновение назад.

— Сверху!

Шинс помахала им с люстры.

— Если не сложно, ваше преосвященство, — продолжила она, — передайте мои комплименты архитектору и строителям. Эта цепь, — она щелкнула по медному чудищу, что удерживало люстру на месте, — даже не заметила мой вес.

— Ох… Базилике почти сто лет. Люди, что ее построили, давно мертвы.

— Ох. Тогда вы должны знать, где их найти.

— Как ты там оказалась? — спросил один из аристократов. — Карабкаться не вышло бы!

— Заметили? Потому я не забиралась. Я прыгнула.

— Чушь!

— Но я же тут?

— Да, но… ты, но… я…

Барон Мерчанд потер подбородок.

— Ты даже не потревожила лампы.

Лючень покачала головой, ее волосы затрепетали сверху.

— Вы можете спуститься.

Шинс шагнула меж двух ветвей люстры и рухнула. Она снова оказалась рядом с Сикаром, и хуже не стало, раз все охнули.

— Подойдет? — сказала она. — Мы на этом закончим, или мне нужно прыгать по потолку с палкой?

— Виддершинс… — герцогиня встала и тяжело прошла в переднюю часть комнаты. — Мы все видели нечто неестественное в теле командующего Арчибека. Мы видели твои способности или намеки на них. Наши священники в пути, и вам все еще нужно объяснить это нарушение порядка, ваше преосвященство, — добавила она, пронзив Сикара взглядом, — и я уверена, что они подтвердят его слова насчет Арчибека и тебя.

«Почему это плохо звучит…?».

— И я верю, что ты, несмотря на твой статус и профессию, хочешь помочь Давиллону.

— Ваша светлость, если грядущее «но» станет еще больше, мы не влезем в этот зал.

Ее губы вежливо дрогнули.

— Верно. Но… ты просишь нас поверить в заговор многих благородных Домов. И их священников. И стражи. И воров.

— Да, но…

— И, если я не ошибаюсь, ты хочешь разобраться с этим заговором, поведав это нам, использовав наши Дома и правительство города против этих сил? Зачем еще говорить это нам, если ты не надеешься, использовать нас в бою?

Шинс шаркала ногами, не спеша отвечать, и Эврард помог ей:

— Вы почти угадали, ваша светлость.

— Но мы не можем принимать такие решения на вере или уверенности. Мы должны знать, Виддершинс. Мы — я — должны знать, что тебе можно доверять.

Если бы горшок из снега вернулся в тот миг, Шинс не ощутила бы его, онемев.

— О чем вы? — спросила она, хоть понимала, какой ответ получит.

— Откуда ты знаешь, что делать, Виддершинс? Откуда ты все знаешь? Кто ты?

Годами. На этот вопрос она не отвечала годами. Он оставался свежим в ней, не заживал, в отличие от раны от клинка Лизетты. Жаркая кровь, искалеченные тела друзей и единомышленников.

Осознание конца света, ужас и отчаяние, когда все решили, что она в ответе.

Никакие путешествия, скорость и ловкость божества не позволяли ей уйти от этого.

Но… она не хотела отказываться отвечать. Не с таким на кону.

И… может, пришло время. Хорошо это или плохо, но пора было сбросить бремя.

— Вы не вспомните.

Хриплый и тихий голос подавил волну конфликта в комнате. Ее друзья спорили с герцогиней, но никто из них не знал правду. Они пытались защитить ее, позволить ей хранить свои тайны. Она не забудет этого.

Но да. Пора.

— Вы не вспомните, — сказала она тверже, — но я почти всех вас уже встречала. Когда была младше.

— Где, дитя? — спросила мягко Лючень.

Последний глубокий вдох, она представила, как целует Ольгуна в щеку, которой у него не было.

— В основном, ваша светлость, на балах Дома Делакруа.

— О, боги… — герцогиня поняла. А остальные? Они не понимали.

— Меня звали, — Виддершинс признавалась, казалось, впервые за десяток жизней, — Адрианной Сатти.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

«Стоит рассказать ей».

Не слушая какофонию разговора вокруг, Ренард Ламберт отклонился и посмотрел поверх плеча аристократа на воровку, которую всегда знал — и думал, хоть и слышал другие имена — как Виддершинс. Она лежала на дальней скамье, опустив лодыжки на соседнюю скамью, глядя на потолок. Или она не переживала из-за того, что обсуждали ее суд и казнь, или она хорошо притворялась. Но ее отношение ко всему входило в список того, что ему нравилось в ней.

«Я должен сказать ей. С властью Лизетты, еще и гильдия… Даже если план сработает без ошибок, нет гарантий, что мы с ней выживем. Я должен сказать ей».

Но… зачем? Что хорошего будет? Она о нем так не думала никогда, это он знал без сомнений. Что вдруг изменится? Он ждал, что она бросится в его объятия?

«Да. А потом мы назначим епископа Сикара новым Скрытым лордом».

Это будет для нее еще одним бременем, еще одной сложность. И для чего? Чтобы ему стало лучше? Потому что он не сможет жить, если она умрет, не зная?

«Она умрет. Куда уже хуже?».

Нет, это было эгоистично. Лучше оставить это. Он давно решил не говорить ей, ничего не изменилось. Может, они оба выживут…

Ренард замер, огляделся и не понял, когда успел встать и пройти к дальней части комнаты.

«Боги, нет! Я не буду… Но если я ошибся? А если есть шанс?».

Он уже почти потерял последний шанс. Он все еще ощущал пустоту, сердце билось в горле, желудок сжимался, когда он вспоминал, как она выглядела пару дней назад. Как от ее окровавленного и сломленного вида он чуть не закричал. Как, когда она начала приходить в себя, он предложил группе разделиться на время. Он боялся того, что скажет ей…

Даже сейчас Ренард моргал от воспоминания, стиснув зубы, чтобы не плакать.

«Я не могу узнать? Ради нас обоих? Я не должен…».

— Простите, месье Ламберт?

— О, — Ренард отошел и поклонился, отошел, пропуская епископа. — Конечно, ваше преосвященство.

Сикар благодарно улыбнулся и пошел дальше — прямо к месту, где сидела Шинс.

Это был знак? Тихо вздохнув, Ренард вернулся на свое место.

«Позже. Если мы переживем это, я скажу ей позже…»

* * *

Боги знали, сколько времени прошло — они-то знали, но она не спросила у того, кого знала лично — с тех пор, как Виддершинс закончила свою историю.

Она впервые поведала всю историю своей жизни. Не наставнику, не любимому, не верному другу, а аристократам»

«Даже в моем уголке мира эти аристократы требуют особых привилегий, да?».

Она попробовала сначала участвовать в разговоре, что последовал за ее речью — в разговоре, спорах, угрозах — но быстро устала от этого. Тогда она ушла в дальний угол часовни и делала вид, что не замечает, как глаза с недоверием следят за ее движениями.

Судя по изменениям речи, что отражалась от стен часовни, они еще не успокоились.

Дерево скрипнуло, дрогнуло под ней, приняв чей-то еще вес. Шинс смотрела наверх.

— Я не привык к такой перспективе, — сказал ей епископ, — смотреть на Вечное око с места паствы. Мне стоит делать так чаще.

— Вы бы видели его с люстры, — сказала она. — Так они решили, кто купит веревку, на которой меня повесят?

Сикар фыркнул.

— Уверен, некоторые из них были бы рады отдать свои пояса для такого дела, — он посерьезнел. — Ее светлость решила, что во время кризиса твоя вина или невиновность не важны. Их священники подтвердят твои слова насчет нынешней угрозы, и они поверят твоим словам пока что.

— Это, — отметила Шинс, качнув носком сапога в сторону собравшихся, — не звучит как согласие. Или я все это время что-то делала не так.

— Нет, ты слышишь одни и те же слова. Что тебе нельзя доверять, и твоя история о демоне, убившем последователей Ольгуна, смехотворна. Но ты не должна была признаваться, что ты — Адрианна Сатти, если бы ты врала. Думаю, это убедило герцогиню.

— Так все еще обо мне? Они даже не дошли до…

— О, нет, я рассказал им о плане. Но все те же аристократы, что против тебя, высказались и против плана. Неправильно. Незаконно. Плохо. Нужно больше времени. И так далее. Но все решено, кроме некоторых гордецов. Ее светлость и другие убеждены, и я тебя поддерживаю. Это помогло.

Шинс выпрямила и скрестила лодыжки.

— Может, они и правы, — отметила она. — Даже вы сказали, что не знаете, законно ли это.

— Есть сомнения, да. Моя власть епископа — важный фактор, и мне дали больше свободы, учитывая ситуацию между Давиллоном и матушкой-церковью. Но такое, насколько я знаю, не пытались сделать. Но как только прибудут другие священники, и нас соберется нужное количество, должно быть… достаточно законно.

— Ха. Теперь вы звучите, как один из нас, ваше преосвященство.

— Ох, мне придется покаяться.

Шинс опустила ноги на пол и повернулась к нему впервые с начала их беседы.

— Это был сарказм, Сикар? Я не думала, что вы так умеете.

— Не умею. Наверное, это чудо.

Она невольно засмеялась, но ее подозрения росли. И росли дальше, когда она увидела, как епископ, несмотря на перепалку — хоть и мягкую — смотрел вперед, не желая глядеть на нее. Его пальцы теребили ткань его мантии.

— Хорошо, вываливайте.

— Прошу прошения?

— Вы же не пришли рассказать мне о статусе разговора, который еще не завершен?

— Ах, нет. Ты права.

— И вы нервничаете, как школьник. Или кот в грозу.

— Я…

— Может, как нервный школьник, который боится грозы, как кот.

— Виддершинс…

— И кот с медным хвостом.

Сикар хотел посмотреть ей в глаза.

— Ты хочешь ответ на свой вопрос? Или будешь болтать?

— Мы меня знаете. Я не могу не болтать.

— Я хочу, чтобы ты обдумала разрешить Церкви официально включить Ольгуна в Священное соглашение.

Только их паника — Шинс и ее божество не могли понять, куда бежать — удержала ее на месте.

— Ч-что?

— Милая, мы знаем, что ты прожила так долго только из-за удачи и по милости богов. Если ты умрешь как его единственный последователь…

— Я знаю! — скамейка тянула ее к полу, она сжалась в углу, прижав колени к груди, обвив их руками. Большая часовня будто смыкалась на ней, сжимая в каменном кулаке страха.

Она знала годами, что с этим придется столкнуться, и они говорили об этом не раз, но всегда было просто отложить это. Конечно, она должна была согласиться — то, что она была его единственной послушницей, делало его уязвимым. И если она умрет, он умрет.

Потому у них была их связь, их отношения.

Сикар увидел ее сомнения и протянул к ней руку. Шинс смотрела на его руку, не узнавая, не двигаясь.

— Я понимаю, — мягко сказал он, — что прошу тебя отдать.

— Понимаете? Вы?! — она поняла, что кричит, когда все разговоры в комнате притихли, но ей было все равно. — Вы не знаете! Мы не можем… я не могу… нет!

— Но это правильно. Думаю, ты знаешь.

— Нет!

Сикар убрал руку, поняв, как глупо она висела там.

— Я буду, конечно, уважать твое решение, — его плечи напряглись, и он начал вставать, но замер. — Но, Виддершинс, все не всегда зависит от меня.

Она покачивалась, глядя на носки сапогов.

— О чем вы?

— Я не знал, что это было тогда, — мягко сказал он, — но после твоей истории знаю. Когда ты была… Когда Суванье…

— Пытала меня.

— Да. Это. Я ощутил это. В своих снах. Это был будто знак.

— Нет. Это невозможно!

— Последние несколько лет некоторые люди, включая таких, как я, у власти, ощущали Ольгуна. Ты знаешь это.

— Да, но… — она плакала. Когда успела начать? Это случалось часто, и ей уже надоело. Она зло вытерла щеку ладонью.

— Но знания — не поклонение, — закончил он за нее. — Ты права, это так. Ты должна понимать, что, когда люди узнают об Ольгуне, когда начнут понимать, как он приглядывал за ними, как помогал тебе освободить город от Ируока… вся ситуация уникальна, но, думаю, их знания станут верой. Может, не искренним поклонением, но…

Качая головой, раскачиваясь, Шинс чудом не упала со скамейки.

— Я не могу. Нет. Сикар, не сейчас. Это слишком. Может… поговорите со мной после, если мы еще будем тут.

«А лучше никогда не говорите».

— Но не сейчас.

— Конечно. Прости, что побеспокоил тебя.

Она встала раньше, чем он прошел четыре шага. Сжав кулаки и поджав пальцы ног в сапогах, чтобы не дрожать, она пошла, почти как хищник, к собранию в конце часовни. Они впустят ее в разговор и планы, нравится им или нет. А, кто против, пусть заставят ее уйти. Они с Ольгуном хотели броситься к опасности, планировать сражения и убийства, может, умереть, но не думать над словами епископа.

В глубине души, Шинс и Ольгун знали, что Сикар был прав, хоть они не признавались в этом себе и друг другу.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Тяжелый туман и морось перестали просто угрожать им. По крышам и брусчатке стучал миллион крохотных копытец, ливень был занавесом, укрывал весь мир собой, пытаясь задушить.

Виддершинс стояла на краю крыши, вода стекала с ее капюшона. Она едва видела здание напротив, оно было темным силуэтом в каплях. Из-за тьмы ночи и погоды казалось, что оно было в милях от нее.

Но она смотрела.

«Сколько раз я буду это делать? Сколько…?».

— Ты понимаешь, — сказал за ней майор Паскаль Сорель, — что мне нужен этот меч.

— Конечно. Ты ведь одолжил мне клинок стража на время операции, не так ли?

Он издал звук в ответ, что был похож на сдавленный смешок, или он просто набрал в рот дождевой воды.

— Как-то так.

— Нельзя ведь просто забрать оружие из-под носа обученного стража.

— Не начинай.

Она повернулась к нему и с трудом подавила смех.

— Ты завял.

Паскаль хмурился из-под шляпы, которая была такой тяжелой от дождя, что опустилась на его уши. Обычно торчащее перо свисало печально хвостом крысы.

— Надеюсь, свой порох вы сухим хранить умеете, — сказала она.

— Мы уже справлялись с погодой, веришь или нет.

— Паскаль, — она вдруг посерьезнела, — я не могу описать точнее. Идол…

— Знаю, знаю. Ты говорила. И жрица. Много раз.

— Воспринимай это серьезнее. И все вы. Легко фыркать от слов о проклятии, но…

— Ты не шутишь. Я знаю. Ты и остальные приведете нас туда, а там мы сами будем следить за тем, чтобы выжить и остаться без проклятия. Если там лабиринт, как ты описала…

— Хуже. И спасибо, что дал мне перебить, до этого ты сделал это два раза подряд.

— Как неблагородно с моей стороны. Виддершинс, я переживаю за тебя. Ты сможешь? Ламберт и Вернадо? Есть те, кто назвал бы твои действия предательскими.

— Лизетта предательница. Она и те, кто верен ей. Они могут гнить, швы штанов.

— Швы…?

Тук-плеск-шмяк сообщил о прибытии гонца стражей, он прибежал по крыше. Он остановился рядом с Паскалем, сплюнул воду и сказал:

— Последняя команда на месте, сэр.

Шинс ухмыльнулась, задумавшись, блестели ли ее зубы от дождя. Она сказала:

— Не отставай, — и шагнула с края.

* * *

Ливень почти слепил и оглушал, но даже он не мог смыть вонь переулка. Старый мусор впитался в землю, и запах слился с кирпичами. Может, очистить это место можно было только огнем.

Шинс не впервые была тут, так что знала, что справится. Но она подумывала попросить Ольгуна выключить на время ее нос. Она решила с неохотой, что ему хватало усиления ее зрения и слуха, и его не нужно было отвлекать.

И она тут ненадолго.

Она нашла часового там, где и ожидала. Он выглядел как нищий, прятался в дверном проеме, пытаясь укрыться от стихий. Многие прохожие, если и замечали его, отмахивались.

В том и был смысл.

«Если подумать, — она разглядывала мужчину пристальнее, чем позволяли полумрак и дождь, — я его вроде бы знаю, да?».

— Скажи, — сказала она сквозь дождь, выходя из тени, — я не тебя как-то раз заставила провести меня по гильдии, опьянив веществом?

Вор смешно запутался в лохмотьях, чтобы вскочить на ноги и вытащить оружие, потянуться за свистком, а у Шинс было много времени, чтобы отреагировать. Почти беспечно взмахнув рукой, она ударила голову мужчину о кирпичи за ним. Не слишком сильно — она не собиралась его убить — но этого хватило, чтобы оглушить его, она развернула его за плечи, обвила рукой его шею, стала душить, чтобы он не скоро пришел в себя.

— Ты предпочел бы вещество, — отметила она, осторожно опуская его на место, где он сидел. Дождь медленно смывал кровь, сочащуюся из его головы. — Может, в третий раз так и сделаем, да?

Из соседних улиц доносился приглушенный стук и оханье других часовых, с которыми примерно так же обращались люди Паскаля.

Стража била, выводила из строя, а то и хуже товарищей-искателей.

«Это должно быть странным. Я должна хоть немного сомневаться, да?».

Но этого не было. Мысль о сражении против бывших товарищей с ее бывшими врагами и возможность остаться врагом гильдии после того, как Лизетту уберут, едва была замечена. Она должна это сделать. Ради себя и тех, кого она любила.

Лизетта заставила ее так поступить.

Она все еще думала, когда досчитала до пятисот — столько Паскаль дал на то, чтобы заглушить часовых. Она все еще думала, когда что-то тяжелое загремело по брусчатке, встало напротив входа в гильдию Искателей.

Заревела пушка. Усиленная дверь пропала в облаке огня, обломков и дыма. Из всех видимых переулков, углов улицы, дверей бросились солдаты в броне, в черном и серебряном цвете стражи.

Шинс бросилась с ними, и больше времени на мысли не было.

* * *

Не только пушка майора Сореля выстрелила в Давиллоне в ту ночь.

В другой части города, в районе, где не только огонь пушки, но и вообще насилие было мифом, одна из стен поместья Дюкара рухнула от первого выстрела. Луи Риттье, сын покойного Кларенса Риттье, недавно ставший маркизом Дюкаром, вылетел из кровати с криком от внезапного выстрела. Простыни и ковер промокли от дождя. От полога кровати остались только обрывки шелка, и они извивались, как мертвые черви. Он сжался за тяжелым столом, безумно пытался надеть штаны и пояс с мечом, пока капитан солдат его Дома пытался доложить поверх грохота выстрелов и дождя:

— … не просто солдаты! — кричал капитан, тоже скрываясь за столом. — Мои люди докладывают, что там гербы разных семей, включая Лючень!

— Боги! — она знала. Герцогиня откуда-то знала о плане Суванье, как и знала, что он был частью этого. Он не знал, что заставило ее пойти против них с открытой жестокостью, а не политической. — Гонца к страже! Скажи Арчибеку вести людей сюда и восстановить порядок!

— Мой лорд, я… стражи тоже есть среди нападающих.

Кровь покинула щеки Риттье.

— Как это… как мы ничего не слышали об этом?!

— Значит, они собрались быстро, мой лорд. И если они напали на нас первыми… если мы будем примером…

Юный аристократ кивал, медленно беря себя в руки. Хорошо… солдаты его дома были собраны на территории поместья. Они собирались напасть, а не защищаться, но они были вооружены, отдохнувшие и снаряженные. Что бы ни задумала Лючень с крупными домами и стражей, это должно быть на грани закона. Его союзники смогут ответить, пожаловаться в суд, и, даже если они не смогут, многие солдаты снаружи не станут без сомнений стрелять по владениям аристократа.

Дом Риттье мог победить, но им нужно было просто выстоять.

— Капитан, — приказал он, застегнув пряжку на поясе, — отправьте гонца с белым флагом. Скажите гаду, что ведет этот фарс, что я не признаю его законную власть нападать на меня и мои владения. Скажи ему, что я вызываю его на дуэль чести, ведь мою честь он запятнал, и он спасет жизни на обеих сторонах, если согласится. Это должно дать нам время отправить гонцов к союзникам и сообщить, что происходит.

— Сэр! — солдат отсалютовал и поспешил за дверь, неловко пригибаясь.

Через пару минут выстрелы утихли.

Маркиз медленно и подозрением встал, покинул укрытие и прошел к окну, чтобы понять, что происходит. Его капитан пришел к нему, когда он отодвинул штору.

— Луи Риттье! — раздался голос за стеной, громче дождя, слышный всем мужчинам, женщинам и детям на улице. — Выйди и обратись ко мне! — пауза. — Даю слово, что тебе не навредят.

— Мы ему доверяем? — прошептал солдат.

Риттье хмыкнул.

— Он открыто дал слово. У него будут проблемы, если он нарушит его, — он протер глаза, жалея, что не побрился, и встал на подоконник. — Я — Луи Риттье, маркиз Дюкар! — закричал он. — По какому праву вы напали на мой дом? Приказали солдатам стрелять по их согражданам?

— По праву законного указа, подписанного ее светлостью, где заявляется, что Дом Риттье, среди других, предатели города и правительства Давиллона!

— Даже если бы это было правдой, что я отрицаю, это не по правилам! Герцогиня не может издавать такой указ без суда!

— О, может! В присутствии и с согласия трибунала патриарха Домов Беатрис Лючень, герцогиня Давиллона, временно вернула свое право власти над землей и титулами!

Юный аристократ понял, что его рот раскрыт, когда ветер бросил за его губы капли дождя.

— Этого не было поколениями!

— Это не применялось поколениями! — парировал голос. — Это не запрещено законом! И ее светлость решила, что заговорщикам на ее земле нужно преподать урок. Вам, если вы не поняли.

Риттье застрял между гневом и растущим ужасом.

Аристократ вдали продолжал, и Риттье не понимал, как он не охрип от крика:

— Если хотите оспорить законность этого перед судом, у вас будет шанс. Если вы сдадитесь. Если решите перейти к личной дуэли, я согласен, но мне придется требовать дуэли до смерти! Это часть… послания ее светлости.

— Мой лорд… — начал капитан. Риттье отмахнулся. Он был не лучшим дуэлянтом в мире, но все же выше многих мечников. И тот, кто кричал, точно был из аристократов, а не каким-то военным. Убийство его не спасет Дом Риттье, но даст союзникам время на действия. Законно… или нет.

— И как, — крикнул он, выхватив рапиру и взмахнув ею пару раз, — зовут наглеца, которого я буду наказывать за нападения на мои владения и мою персону?

— Эврард Даррас!

Рапира Риттье застыла посреди взмаха, он был бледен до этого, а теперь кровь отступила к пальцам его ног.

— Капитан? — Риттье гордился уверенностью своего голоса.

— Да, мой лорд?

— Прошу, отправь гонца к месье Даррасу и сообщи, что мы хотим оспорить это нарушение в суде, а пока что дом Риттье сдается.

— Да, мой лорд.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Густой от дыма, пыли и крошки камня воздух в верхних коридорах гильдии искателей казался тверже стен, что рушились вокруг них. Все кашляли и отплевывались, кричали вопросы и приказы, просто кричали. Гремели выстрелы, гудели арбалеты, и разные снаряды впивались в плоть и кирпичи.

Пушечные ядра и первая волна пуль из пистолей и мушкетонов открыли здание, как банку консервов, очистили коридоры от защиты, вызвали у воров хаос. Теперь стражи двигались в дымке, стреляли, замечая движение или звуки сопротивления. Но они знали, что искатели собирались за этим дымом в группы, что обе стороны были слепы, пока бой не перейдет глубже в лабиринт. Что, как только элемент неожиданности перестанет действовать, как бы хорошо ни было продумано нападение, стражи тоже понесут потери. Такой была цена рейда.

Виддершинс дым не мешал, ведь у Ольгуна не было глаз, так что ослепить его не вышло.

— Пока не стреляйте! — она надеялась, что крик из рядов сзади донесется до солдат в первых рядах. Скоро она узнает.

Сила Ольгуна окутала ее, она побежала, и движения были как водопад. Она бежала, прыгала, оттолкнулась от стены, сжала руками плечи испуганного стража и взмыла вверх. Ее ноги ударились об пол между солдатами с одной стороны коридора и поваленными ворами с другой, она снова быстро взлетела. Она сжалась в комок, перекатилась три раза подряд, уходя от линии огня обеих сторон. Она взлетела над головами первых искателей, рухнула на ладони в гущу группы, прыгнула на ноги и пригнулась с рапирой в руке.

«Жаль, никто этого не видел».

— Ребята, — позвала она и закружилась.

Она вертелась, бросалась, делала шаги в сторону, пригибалась, но не из-за того, что видела опасность, а потому что Ольгун управлял ее движениями, не сильно, но ощутимо давил на ее конечности, чтобы она реагировала быстрее, чем думала. Она отклонилась в талии и коленях, почти горизонтально, пара клинков пронзила место, где она была до этого. А потом она молниеносно парировала. Крики боли, звон металла на полу, стук тел. Стонущих тел. Ольгун знал, что она не хотела убивать, если позволяла ситуация.

И он знал, что она не будет мешкать, если выбора нет.

Крики отовсюду были дикими, паническими. Искатели не знали, кто или что рухнуло в их группу, они знали лишь, что врагов не была сотня, как их. Шинс танцевала в дыму, и они могли заметить вспышку стали там, серую тень тут, но это пропадало раньше, чем слезящиеся глаза могли разобрать больше.

Стук молоточков слился с предупреждением Ольгуна, Шинс лишь улыбнулась. Искры вспыхнули и зашипели, молоточки отвалились, и три пистоля выстрелили, три искателя упали, крича от боли, подстреленные своими испуганными товарищами.

Шаг, поворот, отбить внизу, отбить сверху. Сталь гремела, напоминая стук дождя, словно гроза снаружи решила присоединиться к ним. Шинс напала, рапира попала по чему-то мягкому и скулящему. Она низко пригнулась, другой вор попытался ударить, и Шинс выбила ноги из-под напавшей женщины. Тяжелый стук сообщил, что враг поднимется не скоро, но Шинс на всякий случай пронзила ее ногу.

Дымка стала рассеиваться от ветра движений Шинс. Стало видно участки каменной стены по сторонам. Кровь блестела на полу в свете лампы, и только тогда Шинс стала слышать хлюпанье с каждым шагом.

«Но, — подумала она, поежившись, — я хотя бы не лежу в этом».

Семеро искателей лежали вокруг нее на полу, в них были разные дыры, которые им дали не природа или боги.

«Может, боги и даровали их им…».

Восьмой вор стоял, потому что был дальше всех, когда разверзлись пучины ада, и он напоминал пугало, которое только набили соломой. Его губа дрожала, слезы текли по лицу, и дрожь в его руках передалась мечу и стала такой сильной, что кончик клинка не было видно.

Шинс улыбнулась. Он пискнул, бросил рапиру и рухнул на колени, убрав руки за голову.

— Молодец, — сказала она. — Ты вырастешь мудрым стариком, — она побежала по коридору глубже в лабиринт, оставляя зачистку стражам, что следовали за ней.

* * *

Лицо вспотело, Ренард ворвался в комнату на низших уровнях гильдии, затормозил за группой искателей. Многие были в обычной одежде, а то и в пижамах, но пистоли и мечи все равно носили с собой.

Они смотрели на другой вход комнаты, собрав столы и стулья, сделав из них укрытие. В этом был смысл, ведь сторона, куда они смотрели, вела в коридоры, откуда мог прийти захватчик, а Ренард, тем временем, появился снизу.

— Сзади! — прохрипел он им, согнувшись и уперев руки в колени. — Не знаю, как, но… они нашли тайные входы! Они в минутах позади меня!

Искатели тут же, ругаясь, подвинули мебель к другой стороне. Они покажут чертовой страже! Люди закона хотели застать их врасплох, но они придут на свою гибель.

Ренард прошел в другую часть комнаты, встал у двери, за которой они следили до этого.

Дверь, откуда придет стража. Да, Ренард провел их по тайному проходу, но не по тому, который назвал.

Рапиры и пистоли в руках. Ренард смотрел на спины людей, которым не стоило столько бросать из-за Лизетты, и ждал начала выстрелов.

* * *

— Придется идти комната за комнатой, — приказал с неохотой Паскаль. Он хмурился из-за того, сколько времени это займет, но им нужно было поступать правильно.

Он не ожидал, что в коридоре будет столько дверей! Они смеялись над ним в трепещущем свете лампы, как зубы усмешки.

— Команды по четыре. Двое в комнате, двое на подхвате в коридоре. Никто ничего не делает один, внимательно нападайте на врага. Найдете кого-то или что-то важное, зовите. Тут же.

Все это было стандартной процедурой для такой операции, но майор не хотел, чтобы его люди расслаблялись. Не тут.

— Кольерс! Дилсэ! Рено! Вы со мной! — он не проверял, а пошел по длинному коридору. Он знал, что они пойдут следом.

Весь проход гремел от топота тяжелых сапог, выбивающих двери, от криков с приказами, от перевернутых столов и шуршащей бумаги. Только порой в эти звуки попадали звуки сражения, но ими были лишь несколько быстрых выстрелов. Большая часть комнат была пустой, и обитатели других чаше всего выбирали сдаться, а не биться.

Пока все шло хорошо, но Паскаль хмурился. Проблема была в том, что они вечно будут идти до конца коридора. Если кто-то ждал их там, они успеют устроить засаду или сбежать в хаосе.

— Мы начнем с другой стороны, — сообщил он трио, что шагало за ним. — Пойдем отсюда и встретимся со всеми посередине.

Оттуда все стало рутиной. Выбить дверь, ворваться внутрь, быстро оглядеться с пистолем в руке, проверить все тени. Минута усиленных поисков, чтобы никто не остался скрытым за мебелью, чтобы опасность или доказательства не остались в комнате. А потом следующая комната. Паскаль и Дилсэ вошли, Кольерс и Рено заменили их в следующей комнате, пока они ждали в коридоре, потому опять Паскаль и Дилсэ. Поведение было знакомым и эффективным, как в часах.

Но от повторения действий даже профессионалы могли стать немного невнимательными.

Паскаль уже прошел в темную комнату, отодвинулся с дверного проема, но в комнате вспыхнул и прогремел выстрел. Констебль Дилсэ закричала за ним, но не было ясно, насколько все плохо. Хотя, раз она ругалась, рана не была смертельной. Остальные ворвались на звук беды, но майор их не видел.

Он смотрел на дуло пистоля и врага, сидящего у двери в дальней стене.

Он ответил на выстрел, и враг уже лежал у двери в дальней стене. И немного плоти его плеча осталось на двери.

Раненый кричал, раненая констебль ругалась еще немного, а потом стала хрипло и с болью дышать. Кольерс опустился рядом с ней, обрабатывал рану, пока Рено направился к пленнику, чтобы тот не смог никуда в ближайшее время уйти.

А Паскаль отправился проверить дальнюю дверь. В этом коридоре им еще такие комнаты не попадались…

Дверь была меньше той, что вела в коридор, но в остальном была такой же. Майор выбил ее и бросился с рапирой в руке…

Большой силуэт появился в тенях, высокая фигура с пистолем.

«Идиот. Вот идиот! Сам же говорил не ходить в одиночку! Я за такое наказывал уборкой в туалете!».

Паскаль отчаянно бросился, вытянув клинок, который большой вор легко обошел, и другой рукой схватил дуло пистоля, что, даже если он выстрелит…

— Ай! Черт возьми!

Боль была резкой, послала покалывание по всей руке. Но это было лучше, чем быть застреленным. Он и крупный искатель посмотрели на пистоль, а потом молоточек опустился не на пистоль, а на плоть между большим и указательным пальцами Паскаля.

Лареми Привотт, мастер заданий гильдии искателей — Паскаль узнал вблизи лысую голову и тело обезьяны, они уже пересекались — что-то хмыкнул, а потом сказал:

— Ты издеваешься.

— Как и ты, — сказал Паскаль, отчаянно искал рапиру свободной рукой. Не рапиру, он был слишком близко, она не спасла бы. Нет, страж бросил меч и потянулся за кинжалом. Но он не нашел его, ведь тиски в виде кулака сдавили его запястье до хруста костей. Он невольно охнул от боли.

Они врезались в стены и мебель в своей дуэли. Паскаль не мог отпустить пистоль, хоть было больно, а Паскаль пострадал бы от кинжала, если бы ослабил свою хватку.

Паскаль был в лучшей форме, чем многие, но все еще был вторым в их дуэли. Привотт, судя по насмешке, тоже это знал.

— Хочешь что-то сказать перед концом?

— Ну… да, — хрипел он. — Вы… арестованы.

Мастер заданий рассмеялся.

— Можете сдаться… сейчас, — выдавил Паскаль, — или можете… убить меня, а потом… вас застрелят мои люди… в другой комнате.

Привотт застыл.

— Ты блефуешь.

— Нет, — прохрипела Дилсэ с порога, голос был твердым, хоть и с болью. — Он прав.

Она и два солдата стояли или пригибались, целясь пистолями в пару дуэлянтов.

— Вы ждали… приглашения? — спросил Паскаль, все еще зажатый в схватке.

— Мы не в таком отчаянии, чтобы стрелять сквозь вас, сэр.

— Это я ценю, — майор посмотрел в глаза искателя, тот озирался, пытался сбежать, но выхода не было. — Ты мог бы взять меня в заложники, конечно, — его дыхание замедлилось, — и это провело бы тебя мимо них. Но в коридоре их еще больше. Куда бы ты ни повернулся, откроешь кому-то спину. Насколько ты верен Суванье, Привотт? Готов страдать из-за нее?

Мужчина выпрямился, отпустил запястье противника и пистоль (и Паскаль убрал пострадавшую ладонь от пистоля).

— Думаю, офицер, — сказал он, — я сдамся.

* * *

— Вы не хотите этого делать.

Мушкеты и пистоли висели на стенах и валялись по комнате. Арбалеты стояли, готовые к использованию, на полках. Мечи и кинжалы, некоторые на тех же полках, некоторые висели, сильно пахли маслом. Из-за укрепленной железом двери, что была приоткрыта, доносился едкий запах пороха.

Группа искателей заняла оружейную гильдии, они собрали оружие и снаряжение, и все они смотрели на Игрейн Вернадо, прошедшую в комнату.

— Еще не поздно, — продолжила она. Жрица замерла, приковывая к себе все внимание, а потом пошла по оружейной. — Вы еще можете вернуться к светлости Скрытого бога.

— Как ты? — рявкнул один из них. — И быть заодно со стражей?! Предательница! Ты…

— Скрытый бог использует нужные инструменты, Пьер. Гильдия искателей нынче под каблуком отступницы, которая прогнала старейшин гильдии и священников. Вы верите в то, что наш бог потерпит такое?

— Мы — не церковь! — рявкнул Пьер. — Суванье сделала наше дело прибыльнее, чем при Скрытом лорде или твоем боге!

Гул согласия был от некоторых, но Игрейн видела сомнения на лицах большинства.

— Опустите оружие, — приказала она. — Быть тут — не преступление. Многие, кого арестовала стража, будут выпущены через пару дней и смогут помочь отстроить гильдию. Или вы можете сражаться и умереть ради настоящей предательницы. Даже если вы чудом победите, как долго вы проживете без одобрения Скрытого бога?

Она пересекла оружейную, миновала полки и кучи оружия, как и нерешительных воров, оказалась у двери в комнату с порохом. Даже те, кого не тронули ее слова, не напали на нее и не станут. Может, они и отвернулись от Скрытого бога, но они все еще не осмелятся убить одну из его жриц в стенах гильдии искателей.

Но они еще могли решиться. Пьер и несколько других подняли оружие.

— Ты заодно со стражей против искателей. Как по мне, в этом предательства больше.

— Тогда докажем это. Если хотите меня выслушать, присядьте на пол.

Они переглянулись в смятении, шептались с тревогой, но некоторые воры сели.

— Так мало? Стыдно.

Пьер усмехнулся.

— Думаю, ты закончила тут, Вернадо.

— Да, пожалуй.

Она вдруг скрылась за бронированной дверью, стражи в коридоре, которые подкрались, пока она задерживала искателей, открыли огонь.

Открыли огонь над головами тех воров, которые послушались предупреждения жрицы.

* * *

— Вы понимаете, что потратили время и зря пролили кровь? — хоть он был на коленях и в оковах, присутствие товарищей — тоже задержанных — вернуло искру Лареми Привотту. — Даже если все это было бы законно без приказа командира Арчибека…

«Откуда он знает об этом?» — но Паскаль не долго думал об этом.

— …Церковь заползет в ваши задницы и отлупит их изнутри за нарушение законов Священного…

Паскаль кашлянул и протянул раскрытую ладонь. Констебль тут же сунул в его руку свиток. Майор рассмотрел его и повернул, чтобы Привотт увидел печати Дома Лючень и Церкви Священного соглашения. Паскаль сломал их большим пальцем, раскрыл свиток с, как он признавал, ненужным размахом, и принялся читать:

— Беатрис Лючень, герцогиня Давиллона, применила свое законное право в экстренной ситуации проявить власть над Давиллоном и его официальными представителями, включая стражу города… — последнее не было написано, но майор хотел, чтобы это было понятно. Не слушая ворчание, он продолжил. — В ответ на действия по изгнанию священников и отказ от поклонения Скрытому богу, его преосвященство Сикар вместе с законным собранием четырнадцати жрецов заявил, что заведение, известное как гильдия искателей уже не попадает под защиту Священного соглашения…

Он не читал дальше, никто не услышал бы его за возмущенным ревом.

— Так нельзя! — Привотт перекричал шум, оглушая. — Даже епископ не может такое заявлять.

Ответил не Паскаль, а Игрейн Вернадо, прошедшая к мастеру заданий. Она присела перед потным и красным мужчиной.

— Это противоречиво, — призналась она и добавила с широкой улыбкой. — Уверена, ты можешь написать церкви, когда сможешь передать послание кому-нибудь свыше. Они даже могут с тобой согласиться, но я очень сомневаюсь. В любом случае, как старший священник и епископ в рядах матушки-церкви, он имеет право издать указ, пока его не опровергли.

— Предательница! — прошипел он, дергаясь в оковах.

— Я? Это ты пошел за узурпатором, Реми. Благодари ее, кстати. Из-за угрозы, которую она представляет, мы смогли собрать церковь и Дома.

Она склонилась сильнее. Зашептала на ухо мастера заданий:

— Защита Скрытого бога никогда не была глупой выдумкой, дурак. Жаль, что тебе пришлось узнать это таким путем.

Она встала и вернулась к страже, оставив бывшего друга и союзника ругаться и плеваться от гнева и страха.

* * *

Шинс снова бежала быстрее, чем могли люди, она упала на колени, отклонилась и проехала по коридору, минуя огонь пистолей. Она юркнула за баррикаду и под руками первого ряда, раня ноги там, где пробегала.

Она вскочила посреди них. Она схватила одного из искателей за пояс и воротник, направила его голову — с помощью Ольгуна, конечно, — в потолок.

Те, кто еще стоял, повернулись к ней, враги наступали и сзади, желая ее крови.

Конечно, в том и была идея. Они сосредоточились на ней, и последняя группа часовых не следила за коридором, откуда она пришла.

Виддершинс улыбнулась, бросила рапиру и прыгнула. Ее правая ладонь и нога прижались к стене, левые — к потолку. Даже с помощью божества это положение было неловким, ей не хватало настоящей поддержки, и она могла продержаться лишь пару секунд.

Но этого хватило, чтобы Ренард и стражи с ним выстрелили без помех по искателям.

Выжившие воры мудро подняли руки.

Шинс спрыгнула на пол, приземлилась, рисуясь, на рукоять меча носком сапога. Она развернулась, подцепила оружие, и оно взлетело в дюймах от ее груди, где она взяла его так ловко, словно его просто протянули ей.

— Не знаю, — отметил Ренард, подходя к ней, — была ли необходимость в последнем.

— Это должно остаться тайной жизни, — она указала на дверь кивком, посмотрела на друга, а потом на отряд солдат, с которыми встретилась до этого. — Все готовы?

Кивки и поднятое оружие были ее ответом.

Она открыла дверь в комнату Скрытого лорда.

Виддершинс привыкла видеть комнату в дыму, и она не сразу поняла, что так уже не должно быть. Что дым был темнее, что воняло горелой плотью, а не благовониями Скрытого лорда.

Дым поднимался из скрытого люка, по которому Ренард сбежал от Лизетты месяцы назад. Стражи ждали внизу с мушкетонами, и место было пропитано маслом. Им приказали, что, если кто-то будет идти из того проема, не крича нужную фразу, нужно поджечь масло и стрелять по всему пространству. Такое даже Лизетта с ее дарами не должна была миновать.

Но позже, внимательно все осмотрев и допросив выживших, Шинс и остальные узнали, что случилось. Безумная женщина использовала тела своих людей, чтобы подавить огонь, прикрыть себя от обстрела. А потом она приблизилась на расстояние клинка, и у солдат не было ни шанса.

Но это Шинс узнала потом. А пока она знала лишь, что, что бы они ни делали, Лизетта все равно смогла сбежать от них.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Солнце дважды встало и село с рейда на гильдию искателей, и в городе воцарился удивительно управляемый хаос.

Суды Давиллона были полны воров, которые утверждали, что их арестовали незаконно, стражей и аристократов, заявлявших обратное, и судей, которые точно жалели, что выбрали для себя такую работу.

Меньше дома, особенно те, что были вовлечены в схему Лизетты, держались вместе и ждали, какая судьба выпадет им. О, они бросали вызов закону и традициям, по которым Беатрис Лючень взяла власть, но они делали это тихо. Солдаты их Домов оставались в домах, сторожили на случай атаки, но не нападали сами. Главы домов не выходили, даже не приближались к окнам. Со стражей и крупными Домами против них — и примером в виде Дома Риттье — никто не высовывал головы и не хотел рисковать.

А крупные Дома? Они не были рады напряжению. То, что их интересы и Лючень совпали, не гарантировало, что так будет на следующей неделе или в следующем месяце. Аристократы этих линий заключали союзы, укрепляли дела и работали над тем, чтобы они были достаточно сильными и уверенными, чтобы пережить грядущее.

Они знали — и все в Давиллоне думали об этом — что следующий ход был за герцогиней. И курс Домов, будущее всего города зависело от одного вопроса.

Теперь опасность была подавлена. Вернет ли она власть благородным Домам Давиллона? Или она будет править сама, как было в Галиции раньше?

Вопрос был хорошим, и он мог привести к изменению законов.

Жаль, что ответа на вопрос не было.

* * *

В простой ночной рубашке — без пышных платьев, брони корсета и высокого парика — Беатрис Лючень уже казалась старой. Все еще величавая, с железной спиной и взглядом острее рапиры, но старая. И она знала это, хоть и не признавалась вслух.

Она сидела на мягком диване, обитом красным бархатом, подушки были такими пышными, что напоминали династию откормленных гусей. На ее коленях лежала тяжелая книга законов и истории, одна из многих, с которыми она советовалась в последние дни. И, как и в остальных, ответы в ней были размытыми и неточными. У нее не было сил подняться и вернуть книгу на одну из десятка полок ее большой библиотеки, так что она опустила руки поверх тома, постукивала по нему пальцем и смотрела в пустоту. Фонарь на столике у дивана жадно допил масло и стал дымить и угасать, наполняя комнату тенью и кислым запахом.

Ниже. Меньше. Тусклее. И остался уголек на конце фитиля, и герцогиня задремала.

А потом вспышка, такая яркая, будто встало солнце. Лючень скатилась с дивана, крича, закрывая рукой лицо, и тогда она поняла, что жара не было. В комнате не было огня.

Нет, ее все еще озаряла одинокая лампа. Щурясь, ожидая, пока глаза привыкнут, герцогиня поняла, что там остался все тот же уголек! Уголек почему-то озарял теперь всю комнату, отбрасывая резкие тени на стены и полки.

И с этим светом пришел сильный запах конфет и корицы.

Лючень заставила себя подняться на дрожащих ногах. Щурясь, она щупала руками, пока не нашла стилет и маленький пистоль на столике рядом с яркой лампой.

Оружие было во всех комнатах поместья. Герцогиня пережила за юные годы много попыток убийства.

— Не лучшее приветствие, — два голоса, юноши и старика, говорили в унисон. Лючень повернулась на звук: она узнала существо по описанию Виддершинс. Эмбрушель, Принц сиротских слез, смотрел на нее зеркальными глазами.

Казалось, в ее горле появился острый камень. Говорить было сложно.

— Как… как ты сделал это с лампой?

Сияние глаз фейри трепетало, он моргнул. Он явно не об этом собирался с ней говорить.

— Я убрал тени вокруг нее, — сказал он. — Чтобы свету было больше места.

— Я не… — она отступила к двери. — В этом нет смысла!

— Еще какой смысл, — возразил Эмбрушель. — Твое понимание «смысла» слишком узкое.

Дети вдали хихикали.

Еще один медленный шаг к побегу.

— Не… — начала она.

— Медленные и глупые смертные думают, что мы такие же! Эта дверь не для тебя. Даже если ты возьмешься за ручку, я смогу вытащить твои кости из твоей плоти и высосать из них костный мозг раньше, чем ты скрипнешь петлями!

Лючень выстрелила в него.

Было сложно сказать, ведь зрачков в его зеркальных глазах не было, но ей показалось, что он пытался тщетно увидеть дыру в своем лбу.

— Зачем это? — он звучал растерянно.

Герцогиня пролепетала что-то в ответ.

Он пошел к ней, это невозможное существо. Она невольно отметила, что он оставлял кровавые отпечатки на ковер, Виддершинс это не описывала.

— Ты разве не спрашивала меня о чем-то? — удивился он.

— Что? Я…? — она пыталась отвлечь его. Если он будет говорить, может, она получит для себя время… — Я думала, ты всегда ходишь со свитой.

Эмбрушель посмотрел на нее как на безумную.

— Они заняты, — объяснил он медленно, будто родитель с глупым ребенком. — А ты думала, что я буду убивать всех в твоих владениях один?

Беатрис поежилась. Ее кинжал выпал из обмякшей руки.

— Я обычно не расправляюсь лично с кем-то старым и без детей, как ты, — он поднял руку, чтобы жуткие прутья вместо пальцев развернулись в ярком свете. — Но я сделаю одолжение для друга.

Крича от гнева, а не страха, герцогиня бросилась на него, решив погибнуть в сражении, а не как беспомощная жертва. Она была с пустыми руками, ведь выронила кинжал, но разницы не было.

* * *

— …определить, что входит в нашу компетенцию, — говорил епископ Сикар собранию священников в часовне. Некоторые были его людьми, из Базилики Священного хора, другие были верны разным Домам. Они днями оставались тут, прерываясь только на сон, еду и молитвы. То, что они сделали с гильдией искателей, пошатнет закон Великой церкви. То, что Сикар хотел сделать, было беспрецедентным. — У нас может не возникнуть шанса. Не нам решать, пробовать или нет, — некоторые заворчали от этого, словно слышали это уже в восьмидесятый раз. — Но если мы займемся этим, я хочу, чтобы мы были уверены, что движемся вперед только ради…

Он не мог дышать. Воздух в часовне застыл. Его тело дрожало, кожа покраснела. Он с трудом и болью заставил себя вдохнуть. Он словно втягивал мокрую землю соломинкой.

После первого вдоха стало проще, но в комнате все еще было холодно. Но он не видел признаков холода: дыхание не стало паром, ничто вокруг него не замерзло.

Священники встали, упали или опустились на колени, чтобы молиться. Они тоже это ощущали. Два солдата церкви, что были тут из-за формальностей, ведь никто не ожидал, что священники будут нападать, бросились вперед, пытаясь помочь. Они не испытывали этот эффект. Тогда что…?

Вечное око, символ 147 богов Священного соглашения, потускнело. Свечи темнели и ярко сверкали. Воздух сгустился, но не мешал дышать, а давил ужасным весом.

Давление, и правая дверь часовни взорвалась.

Существо на пороге было лишь отчасти человеком. Ноги, выгнутые не в ту сторону, поддерживали тело, что казалось нормальным, но голова… была без волос, и челюсть раскрывалась до ушей, и в ней извивались острые языки.

Хоть их лица побелели, солдаты наступали, подняв алебарды. Сикар взмахом остановил их, размышляя. Это существо Сумрачного двора, как и все фейри, не пострадало бы от обычного оружия. Он мог сдержать его молитвой и своей иконой Вечного ока, как с Ируоком, но…

Существо шагнуло в церковь, оставляя почему-то кровавые следы, а Сикар улыбнулся.

— Ируок стоял в этой церкви, — сообщил он, отступая к священникам. — И его присутствие ощущалось иначе. Не такое тяжелое. А я видел его, так что вряд ли ты кошмарнее него.

Фейри остановился, глаза крутились над его искаженной пастью, он встретился взглядом с епископом. Бульканье раздалось из его горла, будто спрашивая:

— И?

— Может, дело в вере в этой комнате. Ты кажешься темнее из-за яркого света. И хоть я один не смог бы тебя остановить…

Существо бросилось вперед, языки хлестали, тянулись из его пасти на ярды. В тот же миг Сикар поднял амулет и начал молиться. Один священник, потом несколько присоединились к нему, и вскоре их голоса заполнили комнату оглушительным пением.

Существо застыло, склонилась, словно боролось с сильным ветром. Оно толкало, а священники Соглашения толкали в ответ. Обе стороны боролись и не отступали.

И обе начинали уставать…

* * *

Коридоры гильдии были до жути тихими.

Не удивительно, ведь многие были убиты или арестованы. Но Игрейн опустилась на колени в темной часовне перед идолом в капюшоне, и это задевало ее. Что-то было неправильно, и она молилась, чтобы ей подсказали.

Место не было полностью тихим. Не все искатели присутствовали при рейде, и стражи были заняты преступниками, которых арестовали, и напряжением на улицах, так что не обращали толком внимания на штаб-квартиру разбитой гильдии. Медленно оставшиеся воры возвращались в свои комнаты.

Некоторые убежали, узнав, что Лизетта захватила власть, и они были или верны Скрытому лорду, или не хотели слушаться женщины, которую помнили как ненадежную. Другие были членами гильдии, которые отсутствовали в ту ночь, и которые, хоть и слушались Лизетту, пока она была тут, склонили головы и подстроились под изменения, как сделали и до этого. Некоторые были тут во время рейда, но смогли спрятаться.

Так что тихо было в ближайших комнатах, но звук донесся до Игрейн через приоткрытую дверь часовни.

«Этого стоило ожидать».

Жрица закончила молитву и встала, колени побаливали. Она повернулась к двери и прижалась спиной к идолу Скрытого бога. Жалея, что была без пистоля или меча, она вытащила кинжал из ножен.

— Я знаю, что ты тут! — крикнула она.

Оно появилось на пороге, и Игрейн, несмотря на браваду, не смогла подавить дрожь, прижавшись к холодному камню своего бога. Существо было тощим и выше идола, который был чуть больше крупного мужчины. Тень липла к его лохмотьям, не обращая внимания на фонари. Она видела мало, но конечности были худыми, крылья зудели за его спиной, и почти все лицо занимали сияющие фасеточные глаза.

Она не знала, пока дрожала, но могла поклясться, что и статуя подрагивала, пока существо приближалось. Виддершинс не описывала такое существо, но оно подходило к Сумрачному двору.

Щелкая и стрекоча, оно приближалось, хоть она заметила, что оно дважды запнулось. Но лишь на долю секунды. Это было едва заметно, но точно произошло.

— Тебе не нравится быть тут с идолом, да? — спросила она с ноткой насмешки. Оно загудело в ответ и пошло к ней. Оно было уже в нескольких шагах от нее. — Я живу своей верой, — продолжила она, пытаясь смотреть в его жуткие глаза. — Я верю, например, что он направит меня и не даст смотреть туда, куда не нужно.

Узкая конечность потянулась к ней. Она лишь подняла кинжал в защиту.

— И что его проклятие, хоть и для смертных, навредит и тебе. Проверим?

Фейри был в дюймах от нее, Игрейн сорвала капюшон с идола Скрытого бога.

* * *

Эврард Даррас отлетел по ковру. Его щека была растерзана, его плечо оставило кровавый след на ковре. Это напоминало детский рисунок рядом с изящными кровавыми следами, что пятнали ковер до этого.

Он закашлялся, кривясь от боли на лице. Прижавшись рукой к стене, опираясь на рапиру, как на трость, он заставил себя подняться на ноги. Он плохо обходился с мечом, но тот и без того пострадал за последние пару минут.

Она появилась из коридора, в воздухе запахло цветами. Изящная, с волосами цвета осени, одеянием из листьев, глазами из коры и пальцами из шипов. Она смеялась, и звук был шелестом ветра среди ветвей.

За окнами ревел гром, парируя ей.

— Скажи хоть, — прохрипел Эврард, — что мне досталась самая красивая из вас, потому что я этого достоин.

Шипы роз обвили меч, который он едва успел поднять, царапая сталь еще сильнее. Он был умелым дуэлянтом, но даже не пытался отбиваться, ведь знал по собственному опыту, что обычный меч не навредит существу.

Нужно действовать иначе.

Прутья с шипами отступили, готовясь к новой атаке, и он бросил рапиру следом за ними. Он не навредил, но это заставило ее отступить на шаг. Этого мига хватило, чтобы Эврард дотянулся до мечей, которые лежали грудой, к которым он и пытался подобраться с каждым шагом и падением.

Оружие было слишком толстым для рапиры. Это был длинный меч.

Странно, что клинок сиял тускло, это был не блеск стали.

— Это сделали, — сказал он, вытирая кровь с губ, — после нашей стычки с Ируоком в прошлом году.

Существо зашипело, услышав имя, и звук напоминал треск ветки.

— Так что тут святой символ. И это железо. Чистое.

Он взмахнул мечом пару раз и занял защитную стойку.

— Попробуем снова?

* * *

Дождь превратил золу и пепел в густую пасту, что липла к ногам, смешивалась с грязью и хлюпала. Ручьи с сажей стекали по деревянному скелету — части еще стояли — и были черными в свете луны и фонарей.

Запах жареного мяса и алкоголя ощущался даже среди сильного запаха недавнего пожара.

— Мы отстроимся? — спросила Робин в сотый раз, выдавливая слова сквозь всхлипы, делая медленные шаги.

Фостин уже придерживала возлюбленную за талию, помогая ей идти среди развалин «Дерзкой ведьмы». Она прижала Робин к себе.

— Конечно. Ты слышала Шинс. Будет лучше, чем было!

— Но не будет так, как было!

— Не будет, — Фостин повернула Робин, чтобы обнять ее обеими руками. Они смотрели друг на друга, дрожащие, промокшие, волосы прилипли к головам из-за дождя, а потом они крепко обняли друг друга. — Не будет, любимая. Но ничто уже не будет прежним.

Робин всхлипнула в ответ, но кивнула в плечо женщины.

В дальнем конце развалин ждала Шинс, обвив себя руками, глядя намеренно в пустоту. Она щедро дала паре побыть наедине, но она, на самом деле, почти забыла, что они были тут, почти забыла, где была.

«Ведьма» занимала большое место в ее сердце, но она обсуждала кое-что важнее. В отличие от ее друзей неподалеку, она дрожала не от холода.

— …я не хочу! — она не должна была уметь кричать под нос, но она говорила так тихо уже долгое время, так что научилась трюкам. — Боги, Ольгун, ты — часть меня! Это как просить меня отдать мое чувство юмора или легкие… Не знаю… как лишить меня знаний или воспоминаний. Но ты… — она была рада дождю, он не только скрывал слезы от Робин и Ольгуна, но и позволял ей отрицать, что она плакала. — Нам везло последние годы, и мы знаем это. Если со мной что-то случится… О, хватит! Это возможно! На прошлой неделе, если бы не пришли Ренард и Игрейн… — она сжала себя сильнее, пока не захрустели ребра. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я все равно умру. Не в ближайшее время, но все же. Но ты? Ты должен идти дальше. Ты должен жить вечно. Я не… ты не можешь лишиться этого. Я не могу… — она зря притворялась, что держится, ее всхлипы чуть не заставили ее согнуться. — Я не могу быть причиной, по которой ты потеряешь это. Мы говорили об этом с самого начала. Мы знали, что это должно произойти, — каждая буква была усилием, она едва могла стоять от этого. Ее горло так сдавило, что она подумывала, что Ольгун что-то делал с ней, пытался помешать говорить. Но она знала, что он не стал бы так делать. — Мне нужно это сделать. Ради тебя! Пойти к Сикару и…

Перед ней появились четкие картинки. Она видела все хорошие мгновения жизни с Ольгуном. Все победы и радости. Все удобства.

А потом боль одиночества, какую она не знала, что было больше, чем пространство между звездами на ночном небе.

Он был готов рискнуть смертью — бессмертный хотел убрать одну руку с вечности — чтобы остаться с ней.

Это было слишком. Что-то в ней растаяло.

— Конечно, ты сейчас так думаешь, — всхлипывала она. — Но через десять лет? Сто? Тысячу?

Его хватка стала сильнее. Она ощущала, как он вплетался в ее воспоминания и мечты, обвивал ее душу. И, несмотря на слезы и уверенность, она невольно покачала головой и улыбнулась.

— Ладно, ладно! Пока решать не будем. Еще есть время. Я пока из команды не ухожу.

Ее улыбка стала шире от вспышки радости в ней.

— Точнее, я пока тебя не выгоню. Большой ребенок, — она рассмеялась, хоть еще минуту назад сомневалась, что сможет это сделать, из-за его реакции.

За ней кашлянули два женских голоса, едва слышные из-за дождя.

— Давно вы там? — спросила она, чуть покраснев.

Робин шагнула к ней и обняла подругу сзади.

— Достаточно долго, чтобы понять, что ты расстроена. Что случилось?

— Ничего, — Виддершинс повернулась и обняла ее, а потом протянула руку, чтобы Фостин присоединилась к ним. — Все хорошо, — они стояли у могилы старой «Дерзкой ведьмы», и они поклялись, что тут возникнет новая жизнь. — Ладно, хватит! — заявила Шинс, отходя от остальных, фальшиво хмурясь. — Нам не нужно стоять тут всю ночь. Если я промокну еще сильнее, у меня точно появятся жабры. Завтра, или когда дождь закончится, мы вернемся и попробуем понять…

На крыше напротив, скрываясь за ночью и грозой, что-то завыло не голосом человека. А второй крик услышала только Виддершинс. Ольгун кричал от страха из-за грядущего.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

— Так приятно видеть вас всех тут сегодня.

Не пустые слова, а искренние. Его голова болела, его мутило, но епископ Сикар был рад стоять на платформе в главном святилище Базилики. Все лампы и свечи тепло и ярко сияли, блестели на красках витражей, делая почти все остальное белым.

Но не свет радовал Сикара после этой тяжелой и ужасающей ночи.

Быстро разнеслась весть, быстрее, чем обычно разлетались слухи, о сверхъестественном существе, что ворвалось в церковь, и о священниках, что выстояли против него. Когда Сикар и священники Домов вышли из часовни, их вера прогнала фейри в тени, откуда он пришел, и Базилика Священного хора была теперь полна людей, их голоса оглушали.

Толпа росла, другие священники сообщили о произошедшем благородным Домам. Когда началась полночная месса, обычно полупустой зал был полон людей так, что в святилище стало жарко, и звук молитвы почти заглушал гром снаружи, люди пришли услышать слово и поддержать голос Священного соглашения Давиллона.

Если бы Сикар не был таким уставшим, он понял бы — с помощью интуиции, которая была развита лучше у служителей богам, или с помощью знаний и дедукции — что такие атаки могли происходить по городу. Он мог попытаться сделать что-то, хотя мог сейчас сделать очень малое, даже если бы решил попробовать.

Но он устал, и остатки сил были направлены на службу в час, в который он не проводил мессу в обычные дни.

Уставшие священники Домов стояли за ним. Сикар рассказал о произошедшем, как и о том, что творилось в Давиллоне в последнее время, чтобы все поняли, что ситуация была почти под контролем, что церковь была с ними, и что вскоре не будет повода бояться…

* * *

Она ужасно испугалась раньше, чем поняла, почему.

Хоть она догадывалась.

Паника Ольгуна была такой громкой, когда их ждало что-то плохое. Плохое, как демон или Ируок.

Как Лизетта.

И когда сила божества заставила ее посмотреть среди тьмы и дождя на далекую крышу, она не удивилась рыжим густым волосам или звериному оскалу на лице фигуры в тени.

Мир сузился, остались дождь, брусчатка, здания перед ней и развалины за ней. И Виддершинс — уверенная и ужасно упрямая воровка, дуэлянт и, хоть она пыталась отрицать, героиня — на миг уловила отчаянную мысль. Чужую, холодную, как лед, но уверенную, будто она была там с начала мироздания.

«Я умру этой ночью».

Так не честно. Не правильно. После всего, что она пережила, что она сделала, она заслужила лучшего. Она хотела кричать от несправедливости, бить землю и плевать в дождь, проклинать мир, судьбы и богов, сделавших такое с ней.

Она этого, конечно, не делала. Она сохраняла спокойствие снаружи. Казалась собранной. Она знала, что могла сделать Лизетта, знала, что ей вряд ли кто-то поможет, вряд ли кто-то успеет вовремя. Она не могла победить. Не могла сбежать. Даже Ольгун не мог ее спасти. Это был простой факт.

Ее желудок извивался, как умирающая змея, а сердце забилось быстрее капель дождя. Виддершинс понял, чего боялась.

«Я умру этой ночью. Но я не допущу смерти других!».

Она озиралась, словно еще искала источник жуткого вопля, как делали и Робин с Фостин, держась за руки так, что кожа побелела, а дождь не мог проникнуть меж их пальцев. Шинс отошла на шаг, чуть не врезалась в растерянных и испуганных подруг.

— Вам нужно бежать! — прошипела она меж зубов.

— Что? Мы тебя не бросим! — Шинс слышала сталь в голосе Робин, упрямство, которому сейчас нельзя было потакать. — Мы не можем…!

— Робин! Не время для этого. Нужно, чтобы ты ушла. Мне это нужно! — ее чуть не стошнило от лжи подруге, но она выдавила эти слова. — Если ты останешься, я буду переживать за тебя, и меня убьют из-за этого.

Второй вой сотряс ночь, уже ближе. Шинс уже знала, что это была Лизетта, но едва слышала в звук ее голос, это был рев убийственной ярости, пропитанный болью.

— Фостин, уводи ее отсюда!

Робин возмущалась, злилась, но Фостин слышала тревогу в голосе Виддершинс. Она кивнула, прижала девушку к себе и повела прочь. Виддершинс крикнула ей:

— Фостин! Как только Робин будет в безопасности, беги как можно скорее к епископу. Скажи ему, что я сказала да, но это нужно сделать сейчас, или будет поздно! Он поймет.

Ольгун кричал, но теперь на нее. Это терзало ее сильнее грозы. Земля пропала под ее ногами, и она врезалась в стену, но это не удивило ее.

Она игнорировала это. Ее терзали его мольбы, но она не отказывалась от своего решения.

Может, она была готова рискнуть жизнью Ольгуна вместе со своей, но она не собиралась отбрасывать его жизнь.

Виддершинс напряглась, стала статуей под дождем, чтобы Ольгун не влиял мистически или эмоционально на ее действия или слова. Когда подруги ушли — Фостин помогала Робин идти так быстро, как только позволяла ее нога, Робин оглядывалась, ее больше глаза сияли в свете фонарей — Шинс заставила свои плечи расслабиться. Она ступила на дорогу, вытащила рапиру, которую так и не вернула Паскалю.

— Хватит на меня кричать! — рявкнула она в центре дороги. Она посмотрела на крыши, моргнула, но дождь не собирался прекращаться. — Многое было ужасным, но это не важно. Я люблю тебя, Ольгун.

Она улыбнулась, пытаясь вспомнить, когда в последний раз он был так потрясен. Она сжала губы, чтобы не впускать воду, и глубоко вдохнула.

Ее крик пролетел по улице, стуча в двери и окна:

— Собираешься всю ночь стоять там и кричать, Лизетта? И что такое? У тебя не было такого ужасного голоса. Это брачный зов? Или уже начался сезон безумцев-самоубийц?

Пятно в форме человека, темноте среди сумрака, бросилось с крыши на улицу. Оно описало дугу, невозможный прыжок, и опустилось на здание перед Шинс. Стук сообщил про ее приземление, но на миг она была слишком далеко, чтобы Шинс видела.

— Прости за крики, — голос уже напоминал Лизетту, звучал среди дождя, хоть в нем остался хрип. — Я еще привыкаю к управлению чужими эмоциями. А они злятся на тебя, мерзавка! Не так сильно, как я, но близко!

«Чужие эмоции?» — у Шинс было три или четыре варианта объяснений, и они не радовали.

— Так даже почти забавно, — продолжила сумасшедшая сверху, ее тон не звучал весело. — Сложный план, а ты разрушила его, просто открыв свой мерзкий рот!

— Все было не так просто. Их пришлось убедить.

— Чертовы Дома не работали сообща десятки лет! Этого не должно было произойти. Но Виддершинс так и делает, да? Находит новые и неожиданные способы все испортить! Стоило убить тебя годы назад, когда был шанс!

— О, у тебя никогда не было…

Что-то двигалось на краю крыши. Шинс напряглась, ожидая любого хода.

— А друзья, которых ты мило прогнала? — проурчала Лизетта сверху. — Я не побегу за ними, потому что ты успеешь спрятаться еще на пару дней, а я хочу, чтобы ты умерла сегодня. Но я хочу, чтобы ты знала, что, как только ты умрешь, я отыщу их. Мы заставим их страдать, их тела и души, пока они не будут молить меня убить их, и тогда они пострадают еще сильнее. И только потому что ты переживаешь за них!

Шинс быстро дышала. Ее сжатые кулаки оставляли вмятины в коже на рукояти рапиры. В ней ревел не только ее гнев, но и гнев Ольгуна.

— Тогда, — рявкнула она, — я просто не должна умереть сегодня!

Лизетта прыгнула, смеясь, с крыши.

Она рухнула, пригнувшись, и от удара брызги из лужи разлетелись в стороны. Хоть ближайший фонарь ярко сиял над дорогой, она оставалась отчасти скрытой. Тени двигались и капали с ее рук, ног, плеч, словно ее окутывали темные беспокойные змеи.

Но тени были не такими густыми, чтобы скрыть ее от зрения Виддершинс, ведь божество помогало юной воровке.

— Боги! Ты выглядишь ужасно!

Это заявление было сродни признанию вампиру, что он выглядит бледно.

Алые волосы напоминали солому, стали ломкими, что было заметно даже в мокром состоянии. Ее губы потрескались, ее десна — было видно, пока она скалилась — сморщились, отступили от зубов. Но куда хуже были ее глаза.

Там, где когда-то были ее глаза.

Впавшие глазницы были наполнены вязкой тьмой, будто чернила смешали с жиром, что остался от старого рагу. Это катилось по ее лицу, оставляя следы на коже, и дождь не мог их смыть. Вода становилась грязной, стекала по лицу, но не стирала ни капли тьмы.

— Это стоит видеть с моей стороны, — оскалилась Лизетта. — Мне нужны месяцы, чтобы восстановиться. Может, я не стану прежней. Но это того стоит! Они со мной, и они при этом разбираются с другими моими врагами! — она заговорщически усмехнулась. — Те, кто тебе дорог, жутко умирают, пока мы говорим, если ты не в курсе. Если для этого им нужна часть меня, я рада заплатить!

«О, боги! Нет, нет, нет, кого еще она…».

Рука и шепот эмоций остановили ее, не дав мыслям довести ее до истерики.

«Не думай так. Не отвлекайся, она этого и хочет. Смотри на нее, остальные тревоги оставь на потом…».

Если «потом» наступит.

Надеясь, что дождь скроет дрожь, которую она не могла прогнать из голоса, Виддершинс сказала:

— Потом ты поймешь, как пострадала, когда не сможешь даже использовать горшок. Три помощника и мул.

Она не знала, что говорила. Не важно. Лизетта всегда говорила лучше.

«Так пусть болтает и угрожает! Каждая секунда для Фостин и Сикара…».

Или Сумрачный двор помогал ей читать мысли, или — что вероятнее — Лизетте надоела игра с противником. Может, несмотря на самоуверенность, она вспомнила, что случилось, когда она насмехалась в прошлый раз.

Тени закружились, скользя над ее кожей, будто платье танцовщицы из черного шелка, когда она сделала первый шаг.

— Может, утром мне будет очень плохо, — скалилась она, приближаясь, — но этой ночью я — мы — сильна как никогда. Как тебе это, мерзавка?

— Будто я буду ждать, пока ты докажешь это, — фыркнула Шинс. Она, несмотря на наглые слова, смогла сделать лишь одно.

Силы Ольгуна гудели в ее теле, наполняя мышцы, кровь и кости так, как никогда еще не было, и Виддершинс побежала.

«Важна каждая секунда…».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Когда она в первый раз чуть не упала, плохая нога поехала под ней по скользким камням — от падения ее спасла крепко сжимающая ее талию Фостин — Робин только вскрикнула, испуганная и немного смущенная.

Во второй и третий раз она ругалась так, что моряк рядом с ней звучал бы как Виддершинс. Они шли мимо готического здания, горгульи на нем жались от грозы, кривились от молний, что показывала их, когда она чуть не упала в четвертый раз.

— Иди без меня.

Фостин повернула голову, и волосы мокрой змеей скользнули по ее шее. Робин решила, что она смотрит на нее с потрясением, а потом поняла, что ее слова пропали за громом.

— Иди без меня! — закричала она.

Теперь было потрясение. Женщина помрачнела, пошла дальше, Робин впилась в нее. Но Фостин не собиралась слушаться. Робин уперлась ногами, и Фостин могла или тянуть ее по камням, где она упала бы, или остановиться.

— Не знаю, с чего ты взяла, что есть шанс…! — начала Фостин.

Робин задела пальцами мокрую щеку любимой, остановив ее.

— Ты бегаешь по городу каждую ночь. Ты доберешься до Базилики за минуты. Я буду идти больше часа, я задержу тебя.

— Плевать! Я не брошу тебя одну!

— Если Лизетта нападет, ты ничем не поможешь. Как и никто не поможет. Даже воры в такую ночь дома. Но дом Жерара в четверти мили отсюда. Это и я смогу пройти, — она пыталась, но не смогла подавить горечь. — Там я буду в безопасности.

Фостин топнула ногой, и это промочило бы ноги Робин, но ее обувь уже впитала в себя столько воды, сколько могла.

— Нет!

Робин улыбнулась, но ее взгляд стал тяжелее.

— Это важно. Ты это знаешь. Там Шинс, может, сражается… — она сглотнула. — Ты переживаешь за меня, знаю. Хочешь помочь мне. Но ради меня этой ночью ты можешь помочь ей. Прошу.

Плечи Фостин дрожали, а потом смиренно опустились.

— Поклянись, что пойдешь к Жерару, — взмолилась она. — Что не попытаешься вернуться и натворить глупостей.

— Обещаю. Я ничего не смогу сделать, и я тебя не брошу, — Робин приподнялась на носочки для короткого поцелуя и отошла. — А теперь беги!

Еще миг колебаний, и она изящно убежала в дождь.

Робин вздохнула, не сдержалась и закричала изо всех сил:

— Я тебя люблю!

Робин поняла с болью, что не помнила, говорила ли ей это раньше. Она надеялась, что Фостин смогла это услышать.

Она на миг оглянулась на сторону, откуда они пришли.

«Может, я могла бы… Нет. Нельзя. И мы это знаем», — и она пообещала.

Глубоко вздохнув, Робин пошла по улице к маленькой квартире Жерара.

* * *

Еще крик предупреждения, паника Ольгуна. Они вспыхивали так часто и быстро, что Шинс не могла их различить. Она пригнулась, с болью перекатилась по дороге, двигаясь очень быстро. Грязь разлеталась, клинки взлетали, не просто звеня о камни, а оставляя дыры в брусчатке.

Лизетта не отставала, и ее руки словно вытянулись и терзали Шинс на расстоянии пятнадцати футов от нее. Так было нечестно, даже грубо.

Мечи кружились возле друг друга, так не могли человеческие руки, даже удлиненные и гибкие, как у Лизетты. Шинс редко находила миг оглянуться. Она видела, что женщина бежала за ней, вспыхивала сталь, но она не могла различить движение между этими моментами, или как вообще ее руки соединялись с плечами.

Даже помощь Ольгуна не помогала ей видеть сквозь дождь, мелькающую сталь и корчащиеся тени.

Высота.

Темная магия фейри в Лизетте не следовала за Виддершинс сзади. Она висела в воздухе над фонарями, ее поддерживали трепещущие конечности из тени. Они двигались неровно и тихо, ужасные отпрыски пауков, тьма, что скрывалась под кроватью, ступала по земле и задевала стены. От неловких шагов Лизетта раскачивалась на вершине этих ног из теней, напоминая труп без костей в водопаде.

Но ее нечеловеческие руки не дрожали. Клинки приближались с каждым взмахом, как и Лизетта с каждым шагом.

Виддершинс слышала хохот детей, ощущала запах трав и сладостей за грозой.

«Как она может быть такой быстрой?!»

— Я решила, — сказала она Ольгуну, вскакивая на ноги и поворачивая в узкую улицу слева, — что лучше те духи… у которых нет тел… и они просто захватывают людей. Такие тоже существуют? Можно в следующий раз такого… вместо этих фейри?

Крохотный бог не смог ответить из-за вопля предупреждения.

Лизетта дошла до развилки и бросилась в стороны, конечности из теней меняли направление ужасно быстро, отталкиваясь от зданий. Отчаянный поворот Шинс оказался лишь на пользу ее преследователю.

— Есть что-то еще?

Она знала ответ Ольгуна раньше, чем спросила.

Клинки щелкали, как ножницы, соединились в дюймах за ней. Она бросилась вперед, споткнулась, чуть не ударилась лицом о дорогу. Она бежала быстро, так что такое падение могло избавить Лизетту от мороки с ее убийством.

Ее грудь горела, бок болел. Ольгун не успевал погасить всю боль. Она не просила от него такую скорость и силу раньше дольше, чем на пару секунд. Она не знала, как долго сможет выдерживать это, и они оба понимали, что ответ включал в себя «не очень».

И снова стало видно край квартала, стену пустоты и воды. И Шинс повернула налево, но в этот раз, когда Лизетта принялась поворачиваться, она прыгнула в ближайший угол. Развернувшись, она ударилась ногами о здание, пробежала по стене, разогнавшись, три или четыре шага. Еще прыжок, горизонтальный, и Шинс пролетела мимо противника и побежала, как только ощутила под ногами улицу.

На это даже фейри не могли отреагировать сразу. Шинс впервые с начала гонки оторвалась на пару ярдов.

Но она знала, что это не продлится долго. Может, она могла бы…

— Хватит! — голос Лизетты грохотал от тряски, но это был не только ее голос. За ним Шинс слышала двойной голос Эмбрушеля.

Нижняя половина лица бывшего мастера заданий была черной, словно она пила смолу. Ее руки не двигались, а уменьшались, снова стали человеческими, и она скрестила мечи над грудью.

Но, хоть конечности из плоти вернулись в нормальный облик, одна из конечностей из тени стала длиннее.

Лизетта выбрала место под мерцающим фонарем. Под таким углом нога, будь она реальна, и если бы свету не мешал дождь, отбросила бы тень на половину улицы.

Нога была тенью, так что она растянулась так далеко.

Шинс ощутила боль в боку, отлетела кучей в дальнюю часть улицы. Тело болело от сотни ушибов, может, кровоточило от сотни порезов, хоть кровь смывал дождь. И она знала, что только Ольгун, тянущий за нити удачи, спас ее от худших ран.

— Хватит бегать, — прошептала Виддершинс. — Прости. Надеюсь, времени хватило.

Кривясь, она встала, вытащила рапиру и повернулась к врагу.

* * *

Началось это с тихого стука в двери церкви. Не стоило входить, пока говорил епископ, но такое уже бывало. Сикар вспомнил стук позже, тогда он его не заметил.

А потом послышался тихий шепот, разнесся над скамьями и расцвел, отражаясь эхом от купола потолка. Некоторые встали, чтобы увидеть за соседями, любопытство было сильнее вежливости.

И тогда Сикар утих, прекратил хвалить Верколя — самого почитаемого бога из 147 богов Соглашения — когда прибывший показал себя.

Девушка, светловолосая, с мокрыми юбками. Ткань шлепала по ее ногам с каждым шагом, отлетали холодные брызги. Она игнорировала вес, неудобство, грубость поведения. Она спотыкалась и хрипела, но добралась до платформы так, словно пыталась бежать.

И несколько солдат с оружием направились к ней.

— Нет! — Сикар подошел к краю платформы, подняв руку. — Пусть пройдет.

Это было глупо. После всего произошедшего она могла быть уловкой, агентом фейри или Лизетты. Но это точно было не так. Он видел уставшую и отчаянную женщину.

Он приказал пропустить ее, но хмурился от гнева и любопытства. Как невежливо… Он нахмурился сильнее, когда она прошла на платформу, оставляя лужи на ковре с каждым шагом.

— Юная леди, если это не срочно…

Едва дыша, она кое-что прохрипела ему. Хоть он не смог разобрать, он встревожился.

— Что, простите?

Она прохрипела снова, стараясь говорить четко, пока задыхалась.

Голова Сикара закружилась, он сжал кафедру, чтобы не упасть. Он мог лишь догадываться, как сильно побледнел, но лицо стало замерзать без крови.

— Почему? — прошептал он.

Гонец подняла голову, взяла себя в руки.

— Она думает, что умрет, — а потом еще тише. — Если она еще не мертва, она права.

Он пошатнулся, пытаясь понять, при этом утекали секунды, которые он не мог тратить. Его пустые глаза озирались, может, искали помощи. Но он не мог понять, какой помощи.

Он не мог этого сделать. Не мог. Люди думали, что убрать гильдию искателей было непросто? Это был пустяк! Эта ситуация происходила впервые, такого никто не мог представить, никто даже всерьез о таком не думал. Сикар не верил, что имел право принимать такое решение, потому что не верил, что хоть кто-то имел такое право!

Когда он предлагал это, он знал, что попадет в огромное гнездо шершней, каким был закон, и это придется распутывать годами!

Он посмотрел направо, увидел паству и замер.

Пара сотен людей смотрели на него, ожидали его объяснения произошедшему. Они ерзали, переживали, им было интересно, но они были спокойны. Они верили, что он расскажет, что случилось, и как с этим лучше справиться.

Он был епископом Давиллона меньше двух лет, прибыл сюда в темный период, когда город и церковь чуть не стали открыто воевать.

Теперь они доверяли ему, и многие из них имели на то причину — многие жизни были спасены, хоть они не знали этого, божеством, которое даже не было с ними.

Может, этого хватит. Формальности и официальные решения подождут. Вера собравшихся, воля собрания священников могут помочь.

Сикар шагнул к кафедре и сжал ее кулаками.

— Друзья, мы отблагодарили Верколя, Демаса, Банина, Тевлера, Хуриэля… все эти благословенные боги приглядывали за нами очень долго. Еще до рождения Галиции, когда мы еще были дикими племенами в глуши, мы знали божеств Священного соглашения, благодарили их и поклонялись им. Теперь я заговорю с вами о другом божестве, о котором вы не слышали.

Потрясенный шепот волной прошел по залу, чуть не сбил его ошеломленными вопросами. Он сделал голос громче, чтобы толпа его слышала:

— Божество северных земель не было нашим, у него не было причины любить Давиллон или Галицию. Но это божество изо всех сил заботилось о каждом из вас!

Стало ужасно тихо.

Голос Сикара мог вот-вот оборваться. Он хотел поспешить, переживал, что опоздает на миг, но ему нужно было привести их к этому. Заставить их поверить!

Он обрадовался, несмотря на тревогу, и ощущение прогнало боль и страх. Он поступал правильно, и он знал это.

«Спасибо, Виддершинс. Хотел бы я сделать для тебя что-нибудь».

— Я расскажу вам, друзья, о девушке, о которой некоторые из вас слышали и думают, что знают ее. О девушке по имени Адрианна Сатти. И об Ольгуне, божестве издалека, чуть не пропавшем. О том, как он спас ее, а она — его, и как они оба рискнули всем — да, даже божество! — чтобы спасти вас. И за все, что Ольгун сделал, верю всем сердцем и душой, он заслужил место первого новичка, 148-го бога Священного соглашения.

* * *

Звон уже не казался ударами стали о сталь. Две женщины бились так быстро и яростно, делали выпади, отбивались и отвечали, что звук слился, стал протяжным. Рапира Шинс взлетала, рассекая капли дождя. Клинок двигался быстрее, ее запястье вращалось так, как не должно было. Пот лился по ее телу, она ощущала его слой, отличающийся от дождя.

Если Лизетта и устала, она мастерски это скрывала.

Она стояла почти у земли, теневые конечности держали ее в футе над улицей. Ночь текла по ее лицу, потоки усилились. Дети-призраки хохотали так, что уже не могли дышать, а потом смеялись снова, ее меч и кинжал не замедлялись, и Виддершинс оставалась целой только стараниями воровки и божества.

И даже этих стараний было мало.

Шинс пошатнулась и упала на колено, закричала от боли, когда кончик клинка распорол ее левую руку. Рана не была глубокой — длинный порез на бицепсе, вряд ли это сделало бы ее калекой. Но было больно, и это точно было началом…

Что-то в глубине Виддершинс порвалось. Не физически, это было не так просто, хоть тело и было изранено. Нет, что-то ментальное. Эмоциональное.

Духовное.

Она была пустой, словно ее выскребли ложкой. Тьма ночи вдруг надавила на нее, и каждая капля дождя была шипом. Она осталась одна, такого одиночества она не помнила. Так было, когда она потеряла родителей.

Боль заставила забыть о руке. Эта боль была как при конце света.

— Ольгун?

Невозможно, но ее слова будто разнеслись эхом в пустоте разума.

— Ольгун?

Ничего. Тишина.

Виддершинс с отчаянием всхлипнула. А потом, хоть ее ноги могли вот-вот отказать, она прижала ладонь к стене и поднялась на ноги.

Она повернулась и поймала взгляд Лизетты, улыбающейся так широко, что с уголков губ стекала кровь, смешиваясь с черной слизью.

«Конечно», — Ируок мог ощущать Ольгуна. Наверное, могли и другие. И они знали…

Но он будет жить. И она, хоть и в его воспоминаниях.

Ее будут помнить вечно. Это было не так и плохо.

«Сикар, Фостин… спасибо».

Хоть ее кулак дрожал, ее хватка на рукояти казалась слабой, но Виддершинс подняла рапиру. Ольгун или нет, если она падет от руки Лизетты, то она падет, сражаясь!

И празднуя сквозь горе то, что падет одна.

Почти ослепленная дождем и слезами, Шинс заняла защитную стойку и ждала наступления конца.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Все произошло очень быстро.

За мгновения его оттащили от, как он считал, самой важной смерти с начала времен. Той, которую он всегда будет любить больше всех.

Когда он впервые ощутил прикосновения новых душ, новых последователей, он был потрясен. Он потерял секунды от шока, от недоверия. Зов других — не слова, не песня, и божественное разделение, связь, которую он в последний раз ощущал задолго до Давиллона, ошеломила его. Он не мог думать, не мог действовать.

Это было всем, чего он хотел, по чему скучал, чего боялся никогда больше не получить.

В тот миг он готов был умереть, все отдать, если бы мог провести хоть минуту с ней, но даже боги не могли иметь все.

Другие смертные верили, даже больше, чем верили, поклонялись. Боги Священного соглашения, хоть церковь могла и не одобрить официально, приняли его с распростертыми объятиями, зная, что он и Адрианна сделали для их людей. У Ольгуна не было выбора.

Хоть он боролся, хоть желал этого, хоть даже молился, он не мог остаться. У него была лишь секунда с ней, не больше.

Но даже за секунду божество могло сделать многое.

В тот миг он стоял в обоих мирах. Связь с Адрианной была такой, какой не было ни у одного бога со смертным, и это был его первый доступ к силе и власти Священного соглашения. Этого еще не хватало, чтобы забрать ее или убить существ, угрожавших ей. Этого не хватало, чтобы изменить физический мир.

Но фейри не были существами физического мира. В своей сущности, как бы они не старались быть плотными, они были существами духа. А дух…

Тут боги могли играть, и у Ольгуна и Адрианны тут были свои союзники.

До того, как он пропал из Виддершинс, Ольгун потянул свои новые силы, новые знания. Между мирами он открыл дверь, что обычно открывалась только в одну сторону, и он позвал изо всех сил.

Он позвал, и они ответили. Не ради него.

Все четверо. Из любви к ней.

* * *

Она не понимала сперва, что видела. Наверное, то была иллюзия, смесь тьмы и грозы, боли и слез. Огни и движение стали иллюзией чего-то большего.

А потом она поняла, что не умерла. И что Лизетта не бросилась убивать…

Она пятилась.

Шинс в смятении вытерла глаза, кривясь от боли, ведь использовала раненую руку, чтобы не убирать рапиру. А потом смогла видеть.

И она видела, но, если бы ее враг не пятилась, она бы ни за что не поверила.

Они были едва видимыми, сияющими силуэтами в свете фонарей и молний. Дождь и ветер проходили сквозь них, вызывали рябь, но не вредили. Первые двое, потом третий и четвертый появились на дороге между противниками. Виддершинс не слышала, где, но вдали захлопнулись врата.

Лизетта что-то кричала, ее голос все еще сливался с ее неестественными союзниками, но Шинс не различала слов. Она смотрела, пытаясь различить фигуры. И хоть она не должна была видеть такое, она видела.

Виддершинс забыла, как дышать. Ее рапира застучала по брусчатке, и только ветер не давал ей упасть.

Первый призрак посмотрел на нее, приподнял широкополую шляпу в дружеском приветствии. Он вытащил рапиру из-под темной табарды, которая хлопала вокруг него, хоть порывов ветра не было. Шинс увидела на табарде флер-де-лис, знак стражи города.

Он не мог быть тут. Но она узнала бы его всюду.

— Джулиен…?

Он не двигался заметными шагами. Но вдруг он оказался не перед Виддершинс, а рядом с Лизеттой. С визгом и гудением кусок тени отделился от тьмы вокруг нее, на миг принял форму человека, но с ногами как у лягушки. Крик оборвался, две фигуры столкнулись в тишине. Они еще бились, призрачный меч и нечеловеческие руки и язык, и они пропали из виду.

Если это был Джулиен, но другие… о, боги…

И она ощутила. Виддершинс знала эту улыбку, хоть не могла разглядеть ее. Второй призрак с длинными полупрозрачными волосами с золотом помахала рукой, невидимая улыбка стала еще шире. Она чуть склонялась, будто одна нога поддерживала вес лучше другой. А потом она пропала, как первый, забрав у Лизетты фейри в листьях и щипах.

Виддершинс, Лизетта и вся улица засияли, их окутал свет. Его источал тяжелый посох, как у пастуха, в руках кого-то в тяжелой мантии. Он даже не подошел к Лизетте. Он коснулся плеча Шинс, и она знала, что это было нежно, хоть ничего не ощущала. Шаг, он поднял посох, и свет стал ослепительным. Он пропал, когда свет угас, но с ним исчезли и тени вокруг Лизетты, все меньше фейри, которые служили ей вместе с самыми жуткими.

Остался один. Шинс плакала, потянулась к нему, хоть знала, что это тщетно. Он тоже потянулся, его пальцы прошли сквозь ее. Он выпрямился, поправил воротник, пригладил складки. Он вытащил знакомую рапиру. Шинс долго носила ее настоящую версию.

А потом и он пропал, как и остатки силы Лизетты, Принц сиротских слез был вырван из ее тела и души тем, кто ненадолго заменил для Виддершинс родителей.

Вспышка молнии. Грохот грома. И Шинс вытерла глаза и склонилась к упавшему оружию. Ее медленные шаги были ровными, она шла по тропе пропавших призраков, а потом встала рядом с единственной душой, живой или мертвой, что осталась.

То, что фейри сделали с Лизеттой, когда впились в нее, уменьшило ее, и она не могла долго протянуть вот так. Ее кожа висела складками на костях, как мешки. Волосы падали с ее головы клочками, ногти отслаивались, оставляли следы. С каждым вдохом она хрипела и булькала, пыталась дышать сквозь чернильную слизь, что стала таять от дождя.

Ее глаза, хоть и пожелтевшие и впавшие, появились в глазницах, смотрели на Шинс. И в них была девушка, что знала только ненависть.

Лизетта заговорила, и хрип был таким, что слова были едва различимы.

— Это… не честно…

Шинс пожала плечами.

— Никто и не обещал честно.

Движение ее рапиры было действием из жалости и гнева. Оставив клинок в трупе, Виддершинс отошла к крыльцу и резко села. Она сжалась вокруг пустоты в душе и плакала дольше, чем шел дождь.

* * *

— Это безопасно? — с сомнением спросила Игрейн, она шла по крыше в лужах и листьях, оставленных грозой. Зато смыло почти весь птичий помет.

— Не совсем, — Шинс смотрела, как она идет, точнее, смотрела на ее ноги и бедра. Она не видела жрицу полностью, потому что опасно стояла на руках на краю здания. — Но я все еще могу это делать. Удивительно просто. Не знаю, как это понимать.

— Будет кошмар, если ты забудешь об осторожности.

Виддершинс тихо рассмеялась (тайно радуясь, что может смеяться) и позволила себе медленно склониться. Одна нога опустилась на крышу, и она вскочила на ноги.

Ее голова немного кружилась. Она пыталась игнорировать это. Раньше так не было, когда она не стала… одна.

— Это безопаснее, чем то, где ты была, да? — она опустилась на колени, одно колено притянула к себе, другую ногу вытянула. — Как ты?

Ответ Игрейн стал с фырканья, что не подходило жрице.

— Как вчера. Насколько мы поняли, не осталось никого в роду Лючень. Герцогиня не вернула власть Домам до смерти, так что никто не знает, кто будет во главе.

— Все вернулось к этому. Думаю, Домам лучше работать вместе, чем бороться за власть, которой неделю назад ни у кого не было.

— О, точно. Им нужно подавить амбиции и гордость, чтобы признать это, — она вдохнула, но Виддершинс не дала ей продолжить.

Она не была готова к теме, которую Игрейн могла выбрать дальше.

— Как гильдия?

Жрица моргнула и оглядела крышу. Может, поняв, что чистого места нет, она прислонилась к дымоходу с ворчанием, а не села.

— Не все привыкли к новому порядку. Искателям нужно научиться быть мягче. Священники Скрытого бога теперь будут отдельной организацией, будут управлять ею вместе, а у гильдии больше не будет той защиты.

— Уверена, новый Скрытый лорд будет рад дополнительным морокам, — усмехнулась Шинс.

— Леди, — исправила Игрейн.

— Что?

— Новый лидер гильдии и священников. Скрытая леди. Первая.

— Да? — Шинс вытянула другую ногу. — Даже не знаю, кто она, — сказала она без вопроса.

Игрейн пожала плечами, но глаза жрицы точно блестели.

— Я не могу сказать.

— Конечно, нет, — вдруг на ее лице мелькнуло сомнение. — Ренард?

— Отказался от места, но мы и не пустили бы его. Он не знает, хочет ли оставаться в гильдии. Я надеялась, что ты поговоришь с ним.

— О, — Шинс задумалась. — Ладно.

— Может, вы поговорите не только об этом, — Шинс ошеломленно посмотрела на нее, и Игрейн улыбнулась. — Ты порой слепая, Виддершинс.

— Такое мне говорили, — воровка все еще не понимала, о чем она.

Игрейн тактично сменила тему.

— Что ты собираешься делать?

— Сейчас? Попытаюсь найти Эврарда. Хоть узнать, жив ли он.

— Все еще нет вестей?

— Нет. В его номере бардак. Кровь и разбитая мебель, но тел нет. Он не в любимцах, но помог. Я в долгу перед ним за это. После этого помогу Робин и Фостин отстроить «Ведьму». А в будущем? Не знаю.

— Если им нужно где-то жить, — начала Игрейн, — или тебе… многие искатели в тюрьмах, так что есть свободные убежища. Я могу…

— Спасибо. Правда. Но у нас уже есть временное место.

Игрейн кивнула, закашлялась от сажи из дымохода, а потом помрачнела.

— Нет!

— Почему? Он уже заплатил за место до лета. До этого, или если он окажется живым… Место хорошее. Будет, когда мы ототрем кровь.

Шинс решила, что размялась достаточно — еще и бедро заболело! — и встала. Она приготовилась при этом эмоционально и даже физически.

— Но ты пришла ко мне не поэтому, — сказала она.

Лицо Игрейн было ответом.

— Дела церкви, — сказала Шинс. — Сикар?

— Сходит с ума, пытаясь успокоить духовенство. Никто не знает, имел ли он право сделать так, как поступил. И это тут. Как только узнают в Лурвью, нас будут ждать годы переговоров, расследований… Но это не важно. Это спасение лица. Все мы ощутили, когда Соглашение приняло Ольгуна, — Шинс постаралась не скривиться, услышав имя от Игрейн. — В конце концов, если боги приняли то, что сделал Сикар, примет и церковь. Чтобы не было открытого конфликта.

— Я рада, — отчасти Виддершинс так и думала. Остальная ее часть хотела, чтобы Игрейн ушла, и она еще поплакала. — Он заслужил их принятие. Он…

— Но я все еще не поэтому здесь.

Шинс нахмурилась.

— История Ольгуна разносится по Давиллону. И с ней — история Адрианны Сатти. Половина священников города проснулась и заявила, что ты невиновна… так что тебе придется заняться делами с законом, и некоторые аристократы этого не примут. Но Адрианна может вернуть себе жизнь, если хочет.

Виддершинс не помнила, как села. Она стояла в паре шагов от жрицы, а потом оказалась в холодной луже, и ноги растянулись перед ней.

— Я не… это… я никогда…

— В поместье Делакруа мало что осталось, но хоть что-то еще есть. Достаточно Домов согласились, хоть будут угрозы. Ты не будешь такой уж богатой, но и не будешь страдать от нищеты несколько лет. Когда ты решишь, место будет ждать тебя.

— Это я, или фундамент здания проваливается? — слабым голосом спросила Шинс.

Жрица искренне улыбнулась на миг.

— Но я не только поэтому тут.

— Я точно не утерянная принцесса, и все уже не думают, что я мертва… — она зажмурилась на миг, подумала о призраках, что спасли ее. — Так что я не знаю, чем меня можно удивить.

Игрейн осторожно присела на ее уровень.

— Твоя ситуация с Ольгуном была уникальной. Как и его попадание в Соглашение. Судя по знакам, он договорился кое о чем. Такое может случиться лишь раз, Виддершинс.

— Не понимаю, — что-то шевелилось в животе Шинс. — Что может…?

Жрица закатила глаза. Она чуть не упала, но спохватилась. Она изящно встала и поманила Шинс за собой.

— Здравствуй, Адрианна.

Сказала Игрейн. Ее грудь вздымалась и опадала, рот двигался от слов. Но голос был низким, еще и с легким акцентом, который Шинс никогда не слышала.

Не слышала, но все равно знала.

— Ольгун…?

Игрейн — Ольгун — улыбнулась ярче солнца.

— Мы знаем, что я слышу тебя, когда ты говоришь так тихо, но нет повода… ох!

Шинс врезалась в него, руки отчаянно обвили его, рыдала в его грудь.

И когда она ощутила пальцы, нежно гладящие ее волосы, она начала успокаиваться, и только тогда она услышала тихие звуки, божество тихо плакало с ней. Она взяла себя в руки и отошла на шаг.

— Должна признаться, — она шмыгнула и вытерла рукой нос, — я не так тебя представляла.

Его смех был слишком громким для реальности, он не мог уместиться в тощей Игрейн. Он успокоился не сразу. — Я примерил новый облик.

Теперь рассмеялась она, еще и по-настоящему. Она была легче в сотню раз.

— Боги, я о многом хочу поговорить с тобой. Столько всего…

Ольгун посерьезнел. Ему не нужно было говорить, она знала.

— Сколько у нас есть? — спросила она, голос дрогнул.

— Мне жаль, Адрианна. Лишь пара минут. Мне дольше объяснять, почему, скажем так, что это связано с законами божеств и с желанием не навредить Игрейн.

— Но зачем? — она знала, что вопрос был детским, не был достоин их, но она невольно спросила его. — Зачем возвращаться? В чем смысл?

— Увидеть тебя, — мягко сказал он. — И ты спасла меня. Много раз, разными способами. Я не мог уйти, не попрощавшись.

Крыша стала размытой, Шинс не смогла сдержать слезы.

— Не стоило так говорить. Прости.

— Нет, — он шагнул к ней, в этот раз он обнял ее. — Не нужно извиняться. Никогда. Я не верю, что хоть одно божество хоть раз было в таком долгу перед смертной. Мы все благодарны за это, все Соглашение. Хоть никто не благодарен больше меня.

— Даже Севора? — она пыталась улыбнуться.

— Даже он. Дикий и амбициозный бог, да, но его служитель зашел слишком далеко в своем безумии. Севора не смог бы извиниться перед смертными, но, верю, он сожалеет.

Кивок, шмыганье.

— Скоро мне нужно уходить, Адрианна.

— Нет! — она сжала его с силой, хоть пыталась успокоиться. — Я знаю, что ты должен. Я… Ольгун, прошу. Останься.

— Не могу. О, милая, я, правда, не могу.

Она прошептала:

— Я не хочу быть одна.

Бог в смертной плоти отошел, чтобы посмотреть на нее, а она — на него, хоть он сжимал ее плечи.

— Ты никогда не будешь одна. Ты говорила с Игрейн, Анселем и Уильямом. Ты знаешь, что наши жрецы связаны с нами. Они — любимцы. Они получают вести через знаки. И мы говорим с ними во снах.

— Я не жрица! — взвизгнула она.

Бог снова рассмеялся.

— Было бы забавно тебя такой увидеть, но ты — не жрица. Но я могу уверенно сказать одно. Ты уже сильная и быстрая, хоть и меньше, чем до этого. После наших лет вместе, думаю, ты всегда такой будешь. И я всегда буду приглядывать за тобой, словно ты была моей высшей жрицей. Я буду даровать тебе всю удачу, что смогу, и я буду порой навещать тебя во снах.

Это было лучше, чем ничего, но этого не хватало.

— Все не будет как прежде, да?

Его пальцы сжали ее плечи.

— Ничто не будет прежним.

Веки Ольгуна — Игрейн — задрожали.

— Пора, — сказал он.

— Знаю. Спасибо, Ольгун.

— Нет. Спасибо тебе. И, Адрианна… я тоже тебя люблю.

Шинс смотрела в глаза Игрейн. Ольгун пропал.

Жрица молчала, только обняла Виддершинс на миг, отвернулась и ушла с крыши.

Виддершинс повернулась и прошла к краю. Оттуда она видела Давиллон, кипящий, как обычно, жизнью. Небо было в тучах, но дождь вряд ли пошел бы скоро.

— Несколько часов побыть сухим приятно, да?

Она на миг удивилась отсутствию ответа, а потом не смогла подавить улыбку, задумываясь, останется ли у нее привычка говорить с собой.

— Может, Виддершинс и Адрианна могут общаться, — пробормотала она.

Виддершинс. Адрианна. Впереди еще была жизнь, ей нужно было выбрать из них.

Ей нужно было отстроить «Дерзкую ведьму». Останется она там или вернется в гильдию, она не знала. Но выбирать ей.

У нее были Робин, Ренард, Фостин и другие. Те, кто любил ее, кого она любила, хоть не всегда так, как они хотели видеть ее любовь, и она знала, что они будут тут. Ее семья.

За ней приглядывало божество, оно будет помогать ей. Ей больше, чем другим мужчинам, женщинам или детям. Потому что он тоже любил ее.

И этого было много. Но пока этого не хватало.

Но со временем она привыкнет, и этого будет хватать.