Глава 12

Меган

После беспокойной ночи я проснулась с темными кругами под глазами и припухшими веками. В последний раз я спала не одна много лет назад, поэтому меня будило малейшее движение того, с кем мне отныне и до конца моих дней предстояло делить постель. Со временем я, разумеется, привыкну, но сколько же места на кровати он занимает… Однако же был в этом и приятный момент: мои шансы замерзнуть теперь равнялись нулю.

Мы перекусили тем, что Лиам прихватил с собой в кухне, прямо в постели, усыпав всю простыню крошками. Мы планировали вернуться в Гленко уже сегодня.

Колин решил остаться ненадолго в Лохабере. Ему, словно раненому зверю, нужно было время, чтобы зализать свои раны. Предлогом стало желание навестить близкого родственника в Ахнакошане. Лиам не стал возражать. Он тоже заметил, как рано Колин ушел со свадебного пира. Что ж, может, оно и к лучшему…

Для меня выбрали послушную лошадку по имени Роз-Мойре. Это был хайлендский пони, немного упрямый, но очень ласкового нрава. У обоих наших спутников, Дональда и Саймона, с похмелья раскалывалась голова, поэтому в дороге, которая оказалась очень спокойной, они говорили мало.

В сумрачную долину мы въехали вскоре после полудня. Тяжелые тучи упорно цеплялись за горные вершины, и вид у них был устрашающий. Воздух был настолько влажным и теплым, что у меня рубашка прилипла к спине. Вот я и вернулась в Карнох…

Из конюшни я прямиком направилась к реке, умылась и присела под ивой. Лиам пришел ко мне позже, когда расставил лошадей по стойлам. Он устроился рядом, и между нами повисло неловкое молчание. Нам обоим было не по себе.

Лепестки ромашки, которые я меланхолично обрывала один за другим, мягко падали мне на юбку. Какое-то время я смотрела на оборванный стебелек невидящим взглядом, потом бросила его в реку и следила за его продвижением до тех пор, пока он не утонул в бурлящей пене маленького водопада. Теперь я стала одной из них, я – жена Макдональда из Гленко. Однако при мысли об этом у меня появлялось странное чувство, что на самом деле мне нет тут места. Мне наверняка придется доказывать, что я теперь не чужачка. В целом обитатели долины были со мной любезны, но ведь тогда они считали меня гостьей, а теперь все переменилось. Теперь я – жена Лиама, однако пока никто еще об этом не знает…

В дороге я все время думала о Меган. А если она на самом деле не беременна? Мне даже хотелось верить в то, что она придумала эту историю с ребенком, чтобы уязвить меня, расстроить, заставить отказаться от Лиама. Я понимала, что Меган вполне на это способна. Ведь в отсутствие Лиама она могла встречаться с другим мужчиной. И даже если она и вправду носит под сердцем ребенка, его отцом может оказаться кто-то другой. Впрочем, если бы она вела себя уж слишком распущенно, то об этом наверняка пошли бы толки. Тем не менее, хотя я и не очень верила в возможность связи Меган с другим мужчиной, отрицать эту вероятность было нельзя. Я вспомнила, как озадачилась, став свидетельницей ее отчаяния и страха перед лицом Эуэна Кэмпбелла там, в Баллахулише…

– Кейтлин, все будет хорошо, – сказал Лиам, который догадался, что меня мучит.

– Мне страшно. Я знаю, что не надо бояться, но ничего не могу с собой поделать.

Он взял меня за руку.

– Никто не знает, что мы поженились, даже Джон. Я решил, что поговорю с ним, когда вернусь, но ты уехала, и мне нельзя было терять время. Я знал, что надо как можно скорее отыскать тебя, чтобы не потерять навсегда.

– И это чуть было не случилось.

– Я знаю.

– А когда ты решил взять меня в жены?

Он подобрал с земли камешек, взвесил его на ладони и бросил в бурные воды Ко.

– За два дня до своего возвращения. Я тогда был в Инверкреране, это в Аппине. Я копался в спорране и наткнулся на кольцо Анны. Я всегда носил его с собой. И в этот момент я подумал о женитьбе. Разве есть лучший способ привязать к себе женщину на всю жизнь?

Он слабо улыбнулся и, посмотрев на меня с озадаченным видом, спросил:

– Как, по-твоему, души умерших могут говорить с нами?

– Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– Много месяцев я не вынимал из споррана это кольцо. И как раз в тот момент, когда я размышлял, как удержать тебя рядом со мной в Гленко, оно вдруг попалось мне под руку. Думаю, это Анна дала мне подсказку. Она хотела, чтобы я это сделал. Это она открыла мне глаза.

Я невольно вздрогнула и коснулась своего золотого колечка.

В первый раз я вошла в дом Лиама. Он был просторнее того, в котором жила Сара, и в нем было две комнаты – большая и поменьше, отделенная перегородками из переплетенных между собой стеблей тростника. Мебели, посуды и прочей домашней утвари в доме было мало, зато там царила чистота. Лиам развел в очаге пламя, и я увидела подвешенные над ним сушеные рыбины и куски копченого и вяленого мяса. Несколько торфяных блоков Лиам положил возле огня, чтобы они как следует просохли, потом встал и смущенно улыбнулся.

– Я знаю, что в доме очень бедно, – тихо произнес он. – Мы редко бывали тут подолгу. Я попрошу Малькольма смастерить для нас кровать побольше и пару кресел.

– Нам здесь будет очень уютно, – заверила я его тоже не без робости.

Я пока еще не привыкла к мысли, что дом Лиама и Колина теперь и мой дом тоже. Господи, я даже не подумала, что это и дом Колина!

– А где же теперь будет жить Колин? – спросила я едва слышно. От волнения я избегала смотреть на мужа.

– Думаю, он вернется не очень скоро, Кейтлин. Он сделал свой выбор, и ему будет слишком тяжело оставаться в Карнохе, ты ведь понимаешь? Я знаю, что мой брат испытывает к тебе чувства. И я не могу сердиться на него из-за этого. Но все же было бы лучше для всех, если бы какое-то время он пожил в другом поселке.

– Мне очень жаль, что так вышло. Вы ведь были очень близки, – пробормотала я.

Лиам пожал плечами и вздохнул.

– Со временем все встанет на свои места. И Колин найдет себе женщину по сердцу.

Он повернулся к большому шкафу и открыл дверцу.

– Если тебе что-то понадобится, скажи мне об этом.

– Я еще не знаю, что может мне понадобиться. Мне ведь никогда не приходилось вести хозяйство, – сказала я нерешительно. – В Ирландии все в доме делала тетушка Нелли, а у Даннингов я составляла компанию леди Кэтрин и при случае помогала в кухне. Но я всему научусь, если, конечно, ты будешь со мной терпелив, – добавила я и улыбнулась.

– Уверен, ты не дашь мне умереть с голоду, a ghràidh.

Он поцеловал меня, о чем-то ненадолго задумался и продолжил:

– Нужно сходить к Саре и все ей рассказать. Хочешь пойти со мной?

– М-м-м… Нет, – тихо ответила я. – Думаю, будет лучше, если ты пойдешь один.

– Наверное, ты права. Тогда я зайду и к Джону тоже.

– Я буду ждать тебя тут, mo rùin, – пообещала я ему. – Возвращайся поскорее!

Он бросил на меня прощальный взгляд, полный тревоги, и вышел.

Большой шкаф служил одновременно местом хранения провизии, белья и кладовкой. Я внимательно осмотрела все его содержимое. Итак, в нашем распоряжении были кое-какие припасы: початый мешок муки, полмешка овса для каши и горшочек меда, который оказался несвежим, и мне пришлось его убрать. Муха увязла в нем, словно в куске полированного янтаря. Я решила про себя, что нужно попросить Лиама раздобыть немного меда. Еще у нас была жестянка с солью, немного репы, несколько морковок, чуть увядших, но вполне пригодных в пищу, и мешочек с сухой фасолью. На нижней полочке я обнаружила закрытые крышками горшочки с соленым салом и прогорклым жиром, который отправился вслед за медом. Так, не забыть попросить еще и жиру! Пять луковиц, одна из которых отрастила себе красивую шапку из зеленых побегов, и небольшое количество масла – вот, в общем-то, и все продукты, которые я смогла отыскать.

На верхних полках были разложены чистые рубашки, одеяла, полотенца и кухонные тряпки, плед, два куска мыла, один из которых уже использовался, свечи и огниво. Я снова отметила про себя, что нужно попросить еще свечей и тюленьего жира для лампы. Кроме всего прочего в шкафу обнаружилась Библия, а на ней – коробочка с запутанной леской и крючками.

Деревянная шкатулка, заботливо спрятанная под стопкой рубашек, сразу привлекла мое внимание. Грубой работы, сосновая, она была туго перевязана пеньковой веревкой. Я поспешно ее развязала. В шкатулке оказались две пряди белокурых волос, перевязанные красными лентами. Первая была длинная и шелковистая, а вторая – курчавая, с рыжеватым оттенком.

Я поспешно положила пряди обратно в шкатулку и вернула ее на то место, где нашла. Эта находка взволновала меня до глубины души. Я закрыла глаза, силясь сдержать слезы.

Эти волосы Лиам гладил и целовал… Это все, что осталось у него на память о тех, кого он так любил. Я беззвучно закрыла шкаф. У меня было такое ощущение, будто я надругалась над частью его души, которая мне не принадлежала и никогда моей не станет. По спине пробежал холодок, и я поежилась. Отныне мне придется жить с призраками, населяющими эту долину, а их тут так много! Мне вовсе не хотелось занимать место Анны в сердце Лиама, как не хотелось жить в ее тени.

Я набрала в грудь побольше воздуха и заставила себя отбросить все мрачные мысли. Закатав рукава, я принялась за работу. При моих скромных познаниях в кулинарии и с таким небольшим набором продуктов я все же сумела приготовить рагу из оленины. Пока оно булькало на огне, я решила накрыть на стол. Наверняка Лиам вернется уже скоро…

Дверь неожиданно распахнулась. Я поспешно обернулась, и тарелка, которую я держала в руке, с грохотом упала обратно на стол. Кровь застыла у меня в жилах. С ошеломленным видом на меня смотрела… Меган! Она была бледна как полотно.

– Я… я…

– Ты пришла повидаться с Лиамом, верно? – первой опомнилась я.

– Да нет… Я застала его у лэрда, – пробормотала она в ответ.

– Тогда что ты здесь делаешь? – спросила я с заметным раздражением.

– Я…

Лицо ее приобрело серый оттенок. Она по-прежнему цеплялась за дверную ручку. Судя по всему, она совсем не ожидала увидеть меня здесь. Мой взгляд остановился на корзинке с продуктами, которая висела у нее на руке.

– Это для Лиама? – поинтересовалась я, указывая на ее ношу пальцем.

Она растерянно посмотрела на корзину и несколько секунд не могла оторвать от нее взгляд.

– Да, наверное…

Кровь стучала у меня в висках. Я принялась теребить шнурки корсажа, чтобы хоть как-то скрыть предательскую дрожь в руках. У меня не было времени подготовиться к этому столкновению с Меган. Она застала меня врасплох.

– Входи, не стой у двери, – предложила я с напускной доброжелательностью. – Лиам вот-вот вернется.

Она посмотрела на меня озадаченно, задумалась, но потом все же решилась принять приглашение. На лице Меган отразилась смена эмоций, ее обуревавших: удивление и нежелание верить в очевидное сменились гневом. Теперь она смотрела на меня с враждебностью, которую даже не пыталась скрыть, и ее щеки не только снова порозовели, но начали наливаться пунцовым лихорадочным румянцем.

– Что ты тут делаешь? Зачем ты вернулась, колдунья?

– Потому что Лиам меня… заставил… в определенном смысле, – сухо ответила я.

– Лиам? Я тебе не верю.

Губы Меган дрожали. Взгляд ее скользнул по дому и остановился на кастрюле, подвешенной над очагом.

– И зачем бы ему тебя заставлять?

Она уставилась на меня с холодным презрением. Я ответила ей той же монетой, но с некоей толикой превосходства.

– Скажем так: возникли некоторые обстоятельства, которые и решили дело.

Меган обняла рукой свой живот и выглядела теперь совершенно растерявшейся. Она вдруг переменилась в лице. Красивые кошачьи глаза наполнились слезами.

– Почему ты не у Сары?

– Потому что теперь я живу здесь.

– Не понимаю… Ведь это же дом Лиама! Он никогда не уедет из долины…

Признаюсь, мне хотелось заставить Меган помучиться, но я знала, что нужно сказать ей правду, и все же никак не могла найти в себе силы это сделать. Ее пальцы, сжимающие ручку корзинки, побелели. Я протянула руку, чтобы взять у нее корзину. Блеск золота привлек ее внимание. Глаза Меган расширились от изумления, и она зажала рот рукой, чтобы сдержать крик. С огорчением и ужасом смотрела она на обручальное кольцо у меня на пальце.

– Боже милосердный! – выдохнула она наконец.

Корзина упала на пол, и ее содержимое рассыпалось по полу. Меган двумя руками схватилась за живот и застонала, словно бы от боли. Враждебность, злость – все ушло, и в глазах ее теперь плескалось глубочайшее отчаяние.

– С Лиамом? – спросила она коротко.

Я тоже посмотрела на кольцо – символ нашего союза перед Господом.

– Да.

Короткий приглушенный крик раздался в комнате. Меган тряхнула своей великолепной огненной копной и стала неуверенными шажками отступать назад, к двери. Рот ее то открывался, то закрывался снова. Гримаса ненависти снова исказила ее тонкие черты.

– Ведьма! Ты – ведьма! Ты за все мне заплатишь! Я заставлю тебя заплатить, клянусь жизнью моего не рожденного еще ребенка!

Лицо ее было мокрым от слез. Меган окинула меня полным отчаяния взглядом и убежала. Я присела на стул. Она и вправду беременна. Теперь я это знала наверняка. Странно, я как будто бы победила, но победа почему-то получилась горькой. И потом, что я выиграла такого, чего у меня еще не было? Сладость возмездия оказалась не столь пьянящей, как я ожидала.

* * *

Отныне мне нужно было опасаться Меган. В момент, когда она выплюнула мне в лицо свои угрозы, а длился он пару секунд, не больше, мне почудился в ее глазах огонек смертоносного безумия. И все же я решила никому об этом не рассказывать.

Страхи мои оказались напрасными. Сара не стала скрывать радости, узнав, что мы с Лиамом поженились. Она помогла мне наполнить кладовку свежими продуктами и научила тому, чего я не умела и что мне предстояло теперь делать изо дня в день – сбивать масло, готовить творог, печь bannock, молоть овес для сладких печений.

Лэрд с несколькими мужчинами из клана уехал в Эдинбург, к брату Аласдару, чтобы вместе с ним предстать перед следственной комиссией.

Лиам вместе с другими односельчанами строил новую усадьбу возле устья реки Ко, на том месте, где прежде располагалась деревня Инверко. В доме, на постройку которого пошли красивые сухие камни, было три этажа и застекленные окна. На плите перекрытия над дверью было начертано слово «Карнох». Ежедневно в обеденный час я приходила туда с корзинкой еды и мы вместе обедали, сидя под деревом.

Постепенно жизнь вошла в свою привычную колею, и жители деревни привыкли к моему постоянному присутствию. Лиам пользовался общим уважением, поэтому и со мной все были очень почтительны. Теперь я была для них просто «миссис Лиам Макдональд из Гленко».

Мы с Лиамом занимались каждый своим делом, а по вечерам, после хорошего ужина, усталые и счастливые, прижимались друг к другу на кровати, которую сделал для нас Малькольм.

В этот вечер Лиам говорил мало, хотя обычно после долгого трудового дня он бывал очень разговорчив. С задумчивым видом он сидел и смотрел, как я мою посуду. Решив, что он поссорился с кем-то из товарищей, я не стала его расспрашивать, но поинтересовалась все-таки, не болен ли он.

Он ничего не ответил и по-прежнему следил за каждым моим движением. Меня охватило беспокойство. Случилось что-то куда более серьезное, чем я сперва предположила. Лиам сжал губы, нахмурился и отвел взгляд. Я подошла к нему сзади, обняла и положила подбородок ему на плечо. Он слегка напрягся, когда я прижалась к нему грудью.

– Лиам!

Затем он молча высвободился из моих объятий, встал и вышел из дома. Я осталась стоять, глядя на захлопнувшуюся за ним дверь. Время было позднее, для прогулки неподходящее, и чутье подсказывало мне, что плохое настроение мужа каким-то образом связано со мной.

Остаток вечера я вспоминала, что же такого я могла сделать, чтобы настолько расстроить его, но ничего не придумала. Я уже легла спать, когда Лиам вернулся и тоже лег в кровать. Вид у него по-прежнему был удрученный, но я сразу почувствовала, что он хочет поговорить. Не тратя времени на околичности, он спросил у меня прямо:

– Скажи, a ghràidh, что ты сделала со шкатулкой, той, что лежала в шкафу?

Вопрос обескуражил меня. Лиам говорил спокойно, однако меня это не утешило.

– Со шкатулкой?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

Я не могла понять, почему он меня об этом спрашивает.

– Я ее не брала.

Несколько секунд мы оба молчали.

– Клянусь тебе в этом, Лиам! – сказала я твердо.

– Ты ведь знала, что в ней, верно?

Он лежал на кровати, уставившись на потолочные балки.

– Да, – ответила я поблекшим голосом. – Я нашла ее в тот день, когда мы вернулись в Карнох и я смотрела, что есть в шкафу.

Я склонилась над ним, желая посмотреть ему в глаза.

– Лиам, неужели ты думаешь, что я могла нарочно что-то сделать с этой шкатулкой?

Он промолчал. Не в силах усидеть на месте, я встала, подбежала к шкафу и открыла дверцу. Что, если я случайно переложила ее на другое место? Однако сколько я ни шарила под рубашками, сколько ни перетряхивала полотенца, сколько ни перебирала чулки, мешочки с припасами и горшочки, шкатулки не было, она словно испарилась. Я повернулась и растерянно посмотрела на мужа.

– Нашла? – спросил он холодно.

– В шкафу ее нет. Лиам, я ее не брала, клянусь!

Он сел на край постели и внимательно посмотрел на меня. Скорее всего, он все-таки пришел к выводу, что я говорю правду, потому что выражение его лица смягчилось.

– Лиам!

– Все хорошо, Кейтлин, я тебе верю. Но куда она могла подеваться?

– Может, ты ее потерял? – рискнула предположить я.

– Это невозможно. Я никогда не выносил ее из дома.

– Значит, кто-то приходил к нам, когда нас не было дома?

– Кто же? И зачем ему эта шкатулка?

Я задумалась. И правда, кому могли понадобиться пряди Анны и Колла? Непонятно! Я видела, что Лиаму очень больно. У него словно бы отняли часть жизни, в память о которой он хранил эти драгоценные для него реликвии. Кто-то осквернил его воспоминания, обокрал его самого. Сделать такое мог только тот, у кого душа мерзостнее, чем у самого дьявола. Неужели Меган? Неужели ее красота равна черноте ее души? Что ж, жажда мести зачастую ожесточает человека, обращает во зло все его помыслы…

На следующий день я решила вновь пересмотреть содержимое шкафа. Выяснилось, что, кроме шкатулки, пропало несколько свечей, носовой платок и иголки, которые я оставила на столе и забыла про них. Два дня назад, поджидая Мойру, дочку Джейлис, которой я по уговору должна была подшить платье, я занялась штопкой. Девочка почему-то не пришла, и я так и не убрала иголки на место. Значит, злоумышленник проник в дом именно в тот день, пока я помогала Саре на огороде.

Больше ничего не пропало, да и остальные вещи как будто бы были на своих местах. Я уже закрыла было дверцу шкафа, когда увидела кончик черной ленты. Он торчал из стопки моих юбок и рубашек. Я дернула за кончик и вскрикнула от испуга, когда лента вместе с предметом, к которому она была привязана, упала на пол. В ужасе уставилась я на высушенную птичью лапку, но не осмелилась к ней прикоснуться.

Это было очень странно. Теперь я не сомневалась: кто-то приходил сюда в наше отсутствие, нарушил нашу с Лиамом интимность с целью причинить нам зло. Я закрыла шкаф, прислонилась спиной к дверце и окинула комнату задумчивым взглядом. Но чего добивается Меган?

Незадолго до полудня ко мне в гости заглянул маленький Робин. Его мать передала нам с Лиамом хлеб и немного свежих яиц.

– Теперь у вас есть, где поселить Шамрока! – радостно заявил мальчуган.

– Нужно еще спросить позволения у Лиама, но, думаю, он согласится, – заверила я мальчугана, ласково погладив его по макушке. – Шамрок станет отличной охотничьей собакой! Но пока он еще слишком маленький.

Робин собрался было уходить, а потом обернулся и посмотрел на меня сияющими глазенками.

– Мама нашла папин скин доу, – шепнул он мне. – И очень обрадовалась. Ой, чуть не забыл! Старая Эффи спрашивает, можно ли ей зайти к вам сегодня?

– Эффи? – неуверенно произнесла я. – А она не сказала, зачем я ей понадобилась?

Мальчик помотал головой.

– Что ж, передай Эффи, что я буду рада ее видеть.

Она постучала в нашу дверь вскоре после полудня. Лиам уехал в Баллахулиш за покупками – за льном для рубашек, пряностями, чаем и… иголками. Я знала, что раньше вечера он не вернется, а потому у нас с Эффи была масса времени поболтать за чашкой травяного чая.

В первую очередь она поздравила меня с замужеством, потом мы поговорили об уходе за огородом, о новой мази для лечения обветренной кожи, которая, по словам Эффи, оказалась очень действенной. Еще она выложила мне все самые свежие деревенские сплетни – о том, что маленький Аллан быстро поправляется, что ей никак не удается облегчить страдания бедняги Манро, которого терзает подагра, и что Кирстен беременна. По тону ее голоса я чувствовала, что Эффи очень нервничает, поэтому решила сама завести разговор о том, что ее беспокоило, – о Меган. Плечи Эффи моментально поникли.

– Я знаю, что она очень расстроилась, когда узнала, что вы с Лиамом поженились, – сказала Эффи, кивнув мне. – Однако ей придется смириться. Она не могла выйти замуж за Лиама. Да и нельзя ей было…

Гостья бросила на меня смущенный взгляд и продолжила:

– Меган почти ничего не ест и с каждым днем становится все слабее и слабее… Кейтлин, поверьте, вы мне очень нравитесь, и потому я хочу предупредить вас. Уже несколько раз я заставала Меган с моей книгой рецептов в руках. Уверена, она ищет способ навредить вам.

Я вспомнила о засушенной птичьей лапке, которую обнаружила среди своей одежды. Стоит ли рассказать о ней Эффи? Но что, если это дело рук кого-то другого, а не Меган? И я решила, что правильнее будет подождать. Эффи между тем вынула из кармана букетик зверобоя, перевязанный красной лентой, и положила его на стол передо мной.

– Это – оберег, он отводит злые чары. Повесьте его над входом в дом.

Я посмотрела на пожилую женщину и почувствовала, что помимо моей воли страх проникает в мое сознание. Она и вправду думает, что Меган способна прибегнуть к помощи колдовства!

– Неужели вы думаете, что она попытается навести на меня порчу?

– Меган на все способна. А еще я знаю, что она ждет ребенка.

Я молча опустила глаза. Замешательство мое не укрылось от Эффи.

– Вы ведь тоже это знаете, верно? Вот о чем она все время думала, когда я попросила ее съездить в Баллахулиш за покупками. О ее беременности я догадалась через несколько дней, и по таким приметам, которые не врут. Очень скоро о ее бесчестии узнают все, ведь она тоненькая, как тростинка! Она в отчаянии, Кейтлин! И сделает все, что только сможет, лишь бы прибрать Лиама к рукам. Он отец ее ребенка или не он – хотя я молю Бога, чтобы это оказался кто-то другой, – в мужья себе она выбрала его.

Я не стала углубляться в эту тему.

– А в вашей книге написано, как навести на человека порчу? И вы действительно думаете, что она решится на колдовство?

– Описаний магических ритуалов в книге нет, ведь она о лекарствах, а не о колдовских зельях. Но Меган может воспользоваться некоторыми рецептами и приготовить зелье, способное причинить большой вред человеку, если он по незнанию съест его или выпьет.

Я вздрогнула, вспомнив про овсяные лепешки.

– Все это для меня очень неприятно, – сказала Эффи, заметив мое волнение.

Она нервно потерла свои морщинистые щеки, и руки ее бессильно упали ладонями вверх на изношенную шерстяную клетчатую юбку.

– А где Меган сейчас? – спросила я отрывисто.

– Они с Исааком ушли еще утром, но я не знаю, куда именно. Последние несколько дней он ни на шаг от нее не отходит. Думаю, они что-то замышляют.

Исаак! Он ведь тоже мне угрожал! Я поняла, что у меня появился очень серьезный повод для беспокойства. Паника, посеянная разговором с Эффи, мало-помалу проникала в мою душу.

До самого вечера я просидела, будучи не в состоянии думать ни о чем, кроме как об этом новом затруднении. Я не видела Меган с того дня, когда она пришла к Лиаму в дом с корзинкой еды и увидела меня. Хватило бы у нее ума и смелости подбросить мне эту злосчастную птичью лапку, которую я нашла среди одежды? Существовал единственный способ это выяснить. Что ж, как говорят, клин клином вышибают! Я повесила полученный от Эффи оберег над входной дверью и вышла на улицу. Мне непременно нужно было раздобыть ветку бузины.

Вода капала с волос Лиама прямо мне на лицо. Я легонько оттолкнула его и засмеялась. Он не сдался и снова стал облизывать мне ушко.

– Лиам, подушку намочишь! Я не смогу на ней спать!

Он улыбнулся. К нему вернулось хорошее настроение.

– А тебе и не нужно спать!

Я замерла, увидев у него на предплечье свежую рану. Еще утром ее не было.

– Ты поранился? – спросила я, и голос мой предательски дрогнул.

«Глупости, Кейтлин! – сказала я себе. – Ты прекрасно знаешь, что Лиам ни за что бы не стал заниматься колдовством! И тем более вредить тебе». Я решила, что даже думать об этом не стану. Он вытянул руку, осмотрел рану и передернул плечами.

– Ничего страшного. Просто несчастный случай, – объяснил он и жадно прильнул губами к моей шее.

И все же я не могла не вспомнить случай из своего детства. Однажды тетушка Нелли заподозрила, что склочная соседка решила навести на нее болезнь. Она сорвала веточку бузины и стала всюду носить в кармане. Есть поверье, что это деревце служит вместилищем для душ колдунов и колдуний. И тот, чья душа живет в пораненном дереве, в тот же день обязательно поранит себе руку или предплечье. Я сомневалась, что это средство действует, но все-таки решила проверить. Что и сделала.

– Как ты поранился? – спросила я небрежно.

Лиам на мгновение замер, потом лизнул меня в шею.

– Исаак перерезал веревку, которую я натягивал, и нож случайно соскользнул.

– Исаак?

– Да, а почему ты так удивилась? – спросил Лиам, поднимаясь вверх к моим губам. – Или, по-твоему, он сделал это нарочно? Видела бы ты, как он порезался сам, когда отдернул нож от моей руки!

По моей спине побежали мурашки. Исаак – и вдруг колдун? Но что, если не Меган, а он проник в наш дом? Что, если я подозреваю не того человека? Исаак вполне мог мстить за поруганную честь сестры. Если так, то нужно предупредить Лиама об угрожающей ему опасности. Но как это сделать, не сообщив о беременности Меган? И я решила, что будет правильнее сперва выяснить, мог ли мой муж быть отцом ее малыша.

– Лиам!

– Что?

– Вы с Меган долго встречались?

Он замер как раз в тот момент, когда намеревался поцеловать меня в губы, и посмотрел на меня так, словно сомневался, в своем ли я уме.

– Зачем тебе это?

– Просто спросила.

– Я слышал, что ты спросила, Кейтлин! – отозвался он сердито. – К чему этот вопрос?

– А что в нем такого особенного? – притворно обиделась я.

Он перевернулся на спину и запустил пальцы в волосы. Ночная прохлада окутала мое тело, лишившееся его тепла. Лиам молчал. Я видела только его подсвеченный лунным светом профиль. Если я и не могла разглядеть выражение его лица, то по ритму дыхания догадалась, что он расстроен. Наконец, вздохнув, он сказал:

– Примерно пять месяцев. Она вертелась вокруг меня с самого Hogmanay.

Я закрыла глаза и закусила губу.

– И ты…

Он лег на бок и заставил меня посмотреть себе в лицо. Глаза его блестели в темноте.

– …переспал с ней, – сухо закончил он за меня.

Я не отважилась сказать это вслух, только кивнула.

– Кейтлин, что происходит? К чему все эти расспросы? Не понимаю!

Я уже пожалела, что завела этот разговор. Покраснев от смущения, я повернулась к нему спиной. Нет, лучше прекратить эти расспросы и найти другой способ предостеречь его! Я прислушалась к шумному, несколько беспокойному дыханию у себя за спиной.

Лиам между тем решил продолжить начатое и, просунув руку под одеяло, стал очень нежно поглаживать меня. Потом он бережно поцеловал розовый, чуть припухший шрам на плече. Что касается меня, то следом за одним вопросом возник другой. И этих вопросов оказалось так много, что стало понятно: я не успокоюсь, пока не услышу на них ответы.

– Лиам, что ты к ней чувствовал? – произнесла я едва слышно.

– Но зачем тебе это знать, a ghràidh mo chridhe? – спросил он, лаская мой живот.

– Я хочу знать. Я должна знать, – ответила я охрипшим голосом. – Если бы я не появилась в твоей жизни, то это она, а не я была бы сегодня ночью здесь, в твоей постели. Ответь мне, Лиам!

Он перевернул меня на спину и внимательно посмотрел мне в лицо, словно бы ища тень временного помутнения рассудка. По его лицу ничего понять было невозможно. Буркнув что-то себе под нос, Лиам снова лег на спину и закрыл лицо руками.

– Бога ради, Кейтлин! Зачем ворошить прошлое?

– Это прошлое не такое уж далекое, замечу тебе! Отвечай!

С минуту он помолчал, словно подыскивая слова, потом вздохнул и снова повернулся ко мне лицом.

– Хочешь правду? Хорошо!

Внезапно мне стало настолько не по себе, что я с трудом проглотила подступивший к горлу комок.

– Да, я занимался с ней любовью, – признался он. – Меган… она очень манкая, ну, в смысле плотских удовольствий. К тому же она сама мне себя предложила. А я – нормальный мужчина, поэтому…

Слова его терзали мое сердце, словно удары ножа. Я злилась на Лиама за то, что он ответил на мой вопрос, да еще так жестоко. И все же какая-то часть меня, несмотря ни на что, хотела слушать то, чего я предпочла бы не знать. Почему? Да потому что это было нужно, чтобы развеять сомнения. Правда, какой бы жестокой она ни оказалась, все же предпочтительнее душевных терзаний. Лиам кашлянул.

– Но это все, что мне в Меган нравилось, – резко заявил он. – Мне нужно было от нее только ее тело. И она ничего для меня не значит. В отличие от тебя!

– А последний раз, когда ты… вы занимались с ней любовью?

– Боже мой, Кейтлин! Зачем ты сама себя мучишь? Какое тебе дело до этих старых историй? Забудь про Меган…

– Не могу. Она ждет ребенка и…

Лиам словно окаменел. Все, я проговорилась! Закрыв глаза, я ждала его реакции, но ее все не было. Наконец он шевельнулся и отодвинулся от меня.

– И когда ты об этом узнала? – спросил он после довольно продолжительного молчания.

– За день до моего отъезда.

– Она сама тебе сказала?

– Да. И с огромным удовольствием. Но здесь никто еще не знает, если не считать Эффи и, конечно, Исаака.

Кровать вздрогнула. Я решилась открыть один глаз. Лиам сидел на краю кровати спиной ко мне, обхватив голову руками. Сердце мое сжалось. Я вдруг почувствовала себя круглой дурой. Нет, мне не хотелось, чтобы он узнал правду таким вот способом! Лучше бы ему рассказал кто-то другой, а не я!

– И она сказала, что это мой ребенок?

– Да.

Он задумался.

– Она могла и соврать, – после паузы вымолвил Лиам.

– Я знаю, я сначала так и подумала, но теперь мне кажется, что это была правда. В тот день, когда мы вернулись из Лохабера, она пришла сюда, к тебе домой, и никак не ожидала увидеть меня. Она была в отчаянии. И тогда я поняла, что Меган сказала мне правду… ну, о своей беременности. Остается только выяснить, кто отец ребенка.

– Боже! Боже мой! – выдохнул он.

– Лиам, она утверждает, что беременна уже больше месяца. Как ты думаешь…

– Месяц… – едва слышно пробормотал он. – Месяц… ты говоришь?

И он потер лицо руками. Медленно встал, взял рубашку и надел ее. Судя по всему, мои слова обрушились на него, словно поток ледяной воды. Лиам с упреком произнес:

– Кейтлин, почему ты ждала до сегодняшнего дня, чтобы рассказать мне об этом?

И он пронзительно уставился на меня в ожидании ответа. Он, конечно, заметил, как сильно я расстроена, однако не подошел ближе. Я видела, что глаза его блестят, но выражения их в темноте рассмотреть не могла.

– Я решила, что кто-то хочет меня… сглазить, – сказала я. – И испугалась. Исаак вполне мог разозлиться на тебя. Тебе нужно быть с ним осмотрительнее. Несчастный случай с ножом, возможно, и есть начало мести.

– Чушь! Ему-то из-за чего на меня злиться? И откуда у тебя вообще такие глупые мысли? Смешно! Меган никакая не колдунья!

– Лиам, я нашла засушенную птичью лапку с черной лентой у себя в белье. И из дома пропали вещи. Я уверена, это дело рук Меган или Исаака. Они приходят сюда, когда нас нет дома, и…

– Ты просто потеряла эти вещи, – сухо перебил меня Лиам.

– Так же, как ты потерял прядь волос Анны?

Он замолчал и замер на месте, уставившись в темноту. Я ударила по больному месту. Лучи лунного света, проникавшие в комнату через окно, отражались от его мокрых волос. Грудь его тяжело поднималась и опускалась.

– Ты не должна была скрывать это от меня, – жестко произнес Лиам. – Ты знала, что Меган беременна, но не сказала мне об этом. Кейтлин!

– Лиам, прости меня! Я знаю, что…

– Мне надо подумать.

И он вышел, даже не оглянувшись.

Я выплакала свои горести и угрызения совести в уже мокрую подушку. Я злилась на себя, но Лиама мне не в чем было упрекнуть. Он прав, я не должна была скрывать от него беременность Меган. Может, он все равно бы не женился на ней? Но я не осмелилась рискнуть своим счастьем. Лиам – человек честный и справедливый, и все, что связано с понятием чести, для него свято. Что бы он выбрал – свою любовь ко мне или чувство ответственности по отношению к Меган? Даже думать об этом было страшно.

Через какое-то время он вернулся. Кровать заскрипела, но я не шевельнулась, даже задержала дыхание. Пусть думает, что я сплю… Однако провести Лиама мне не удалось. Негромким голосом он нарушил тишину комнаты:

– Что сделано, того не вернешь. Я ничего не могу изменить.

Я, затаив дыхание, ожидала его вердикта.

– Кейтлин, я не могу с уверенностью сказать, что Меган носит моего ребенка. Мы бывали вместе, но так, от случая к случаю. Ничего серьезного. И я часто уезжал из долины. Мы делили постель всего несколько раз.

Жалкое утешение…

– Если она беременна месяц, то можно забыть о первых трех месяцах, когда мы спали вместе. Потом мы с Саймоном на три недели уплыли на остров Малл. В последний раз мы с ней были чуть больше месяца назад, как раз перед моим отъездом в Арброат.

Я громко всхлипнула. Он проговаривал свои мысли вслух, не считаясь с моими чувствами. Мне хотелось убежать, чтобы ничего не слышать.

– Но я не помню точно, что было той ночью. Мы выпили, и потом…

Слезы застлали мне глаза, а он все просчитывал свои шансы на отцовство.

– Думаю, мы все-таки… Хотя нет, я бы это помнил… Такие вещи обычно не забываются…

– Лиам, перестань!

Он умолк и, казалось, только теперь понял, как глупо ведет себя. Я больше не могла сдерживать слезы и разрыдалась. Он привлек меня к себе и прижался щекой к моему лбу.

– Я люблю тебя, a ghràidh, и ты это знаешь.

Вместо ответа я издала какой-то сдавленный писк.

– Кейтлин, послушай! Я знал, что вы, женщины, любите все усложнять, но надо и меру знать!

Лиам взял меня за дрожащий от рыданий подбородок, поднял мое заплаканное лицо и ласково поцеловал мои опухшие веки.

– Я взял тебя в жены, потому что люблю тебя. И это уже не изменить, понимаешь? Ни Меган, ни дитя, которое она носит под сердцем, не повлияют на мое решение. Я позабочусь, чтобы они ни в чем не нуждались. Ничего большего Меган от меня не добьется. Что до ребенка… Я буду относиться к нему так, словно он действительно мой.

Его голос был так нежен… Я снова пискнула, и Лиам засмеялся, назвал меня «поросеночком», вынудив пусть слабо, но улыбнуться в ответ.

– А теперь признайся, – продолжал он, заставляя смотреть ему в глаза, – скрываешь ли ты от меня еще что-то, что мне нужно знать? Я уже не сержусь на тебя за то, что ты не сказала мне о беременности Меган, но я бы хотел, чтобы впредь ты ничего от меня не скрывала.

Еще что-то? «О Лиам, у меня есть секреты, которые я не могу тебе открыть! – мелькнула горькая мысль. – Но они заперты в самых темных уголках моей души, потому что я очень хочу о них забыть». Только теперь я поняла, что некоторые события женщина забыть не может. Никогда.

– Меган тебе угрожала?

Я кивнула.

– Ей придется объясниться перед Джоном. А Исаак? Я знаю, что он ни на шаг от нее не отходит, и временами мне даже кажется, что он только о ней и думает. Он готов изничтожить любого, кто осмелится обидеть его ненаглядную сестренку… Хм… Скажи, он говорил тебе что-то обидное?

Я вздрогнула. Лиам это заметил и притянул меня к себе еще ближе.

– Если этот негодяй хоть пальцем к тебе прикоснется, он дорого за это заплатит. Он или любой другой, кто станет тебя донимать, Кейтлин! Знай, тебе нечего бояться.

Лиам говорил совсем тихо, словно бы про себя, потом стал осыпать поцелуями мое лицо. Рука его отыскала мою руку, и он прижал ее к губам.

– Ты, a ghràidh mo chridhe, ты для меня все! ‘S tus’ a tha anail mo bheatha…Понимаешь?

– Думаю, да, – прошептала я, млея от прикосновений его второй руки, которая ласкала мое тело.

– Tha thu mar m’ anam dhomh…

Лиам смотрел на меня из-под полуопущенных век. И вдруг он схватил меня за запястья, развел мои руки в стороны и прижал к матрасу, а потом лег на меня сверху.

– Кейтлин, никогда не сомневайся в моих словах!

Я так и не поняла, хотел ли он этим успокоить меня. Или же то было предостережение. Он пылко прижался губами к моим губам и заставил их приоткрыться. Мгновение – и Меган, и моя ревность были забыты. Я страстно извивалась под его обжигающе горячим телом и со стоном развела бедра, когда он вошел в меня.

Мы проснулись на рассвете от ужасного шума. Кто-то с такой силой тарабанил в дверь, что Лиам спрыгнул с постели и побежал открывать, даже не успев прикрыться. Со своего места я не видела, кто стучал, но узнала удивленный голос Сары, которая никак не ожидала увидеть брата нагим. Через пару минут Лиам вернулся в спальню. Вид у него был мрачный, и он сразу начал одеваться. Судя по всему, случилось что-то серьезное.

Я посмотрела на него вопросительно, не скрывая своей тревоги.

– Меган! Она не пришла домой ночевать. Эффи места себе не находит от беспокойства. Мы все идем ее искать.

– Господи! – прошептала я, представляя себе самое страшное.

Лиам, повернувшись ко мне, грустно произнес:

– Если ты думаешь о том же, что и я, помолись за нее, Кейтлин!

Он поцеловал меня, взял пистолет и нож и вышел в рассветный туман.

Больше четырех часов подряд мужчины прочесывали холмы и заросли вереска, осматривали пещеры и шарили баграми в реке. Густой туман затруднял поиски, а территория, которую предстояло обыскать, была так огромна, что на это могла уйти целая неделя. И нигде следов прекрасной Златовласки… Она словно бы растворилась в воздухе. Эффи совсем извелась от тревоги.

Лиам с несколькими мужчинами вернулись в деревню спросить, не знает ли кто, где Меган имела обыкновение бывать. Но никто не смог им помочь – Меган всегда гуляла одна. Исключение она сделала всего один раз, для меня. Я повела поисковую группу к подножию горы Сгор-на-Сих, которую жители Карноха называли Пап-Гленко. Она возвышалась над озером Ливен. Мы искали Меган в окрестностях горы не меньше часа, когда Исаак вдруг вспомнил, что на северном склоне есть пещера.

Мы разделились на две группы: первая отправилась исследовать берега озера с восточной стороны, а второй предстояло осмотреть ту самую пещеру. Судя по уверенности, с какой Исаак прокладывал путь, он прекрасно знал это место. Я наблюдала за ним, пока мы поднимались по извилистой тропинке. На лице его читалось смешанное чувство презрения и ненависти. Не раз я замечала обвиняющие взгляды, которые он, ни от кого не таясь, бросал на нас с Лиамом. Мне даже пришла в голову мысль, что он, возможно, хочет заманить нас в ловушку. Лиам не отставал от меня ни на шаг, поддерживая, когда камень выскакивал у меня из-под башмака или когда я поскальзывалась в лужах грязи, часто встречавшихся на нашем пути.

В пещере было пусто, но на земле мы увидели совсем свежие крошки. Кто-то останавливался тут перекусить. Меган? Вполне вероятно. Хотя это мог быть и кто-то чужой. Например, возвращавшиеся с охоты Кэмероны. Лиам был словно на иголках. Исаак даже не пытался скрыть свою враждебность по отношению к моему мужу. Но что, если мы ищем напрасно? Что, если Меган просто сбежала? Я поделилась своей догадкой с Лиамом, однако он все еще сомневался и не знал, стоит ли прекратить поиски или продолжать их.

– А если она никуда не уходила? Если она и вправду попыталась…

Он не осмелился сказать это вслух. Уже сама мысль об этом была греховной.

– Не думаю, что она настолько лишилась рассудка, чтобы такое с собой сделать. Я уверена, она просто ушла из долины. Меган понимала, что рано или поздно я пойму, что это она пытается напугать меня, и ей придется за это ответить!

Я показала Лиаму ту птичью лапку. Он подтвердил, что это лапка ворона. Я всегда боялась этих птиц, хоть и без особых на то причин. Ворон – предвестник несчастья, посланник смерти… Я кинула лапку в огонь, а потом смотрела, как она горит. Пепел я отнесла к реке и бросила в воду. Затем, словно желая убедиться, что он не восстанет благодаря магии водопадов, я довольно долго просидела на берегу, не спуская глаз с бурной воды. Я чувствовала себя полной дурой, однако это было сильнее меня.

Лиам не верил в колдовство. «Это все предрассудки, – повторял он. – Верования, которыми крестьяне обставляют свою повседневную жизнь». Люди – сами творцы своих несчастий, но ведь проще сказать, что виноват кто-то другой или что-то другое, и не брать ответственность на себя.

Я окинула взглядом окрестности в надежде найти хоть какой-то знак. Мужчины разошлись в разные стороны и время от времени обменивались репликами. Я сделала несколько шагов и оказалась на краю обрыва. Пара больших камней рухнула в туманную пустоту у меня из-под ног. У меня слегка закружилась голова, и я отступила на шаг. И вдруг я заметила цветную точку. Красную точку. Я схватилась рукой за каменный выступ и рискнула посмотреть еще раз. Внизу, на ветке, тихонько развевался на ветру клочок ткани.

– Лиам!

Крик мой эхом прокатился по пещере. Я сразу поняла, что моя находка не сулит ничего доброго. Лиам отодвинул меня от края обрыва и склонился над ним, всматриваясь вниз. Когда я увидела, что к нему подходит Исаак, у меня оборвалось сердце.

Исаак мрачно уставился на меня. Уголок его рта едва заметно дрогнул. И я догадалась, что он испытал огромное желание толкнуть Лиама. От него можно было ожидать чего угодно. Лиам выпрямился. Он почувствовал, что рядом опасность, и инстинктивно схватился за рукоять ножа. И все же ему не пришлось его обнажить. Не в этот раз…

Понадобилось не менее получаса, прежде чем удалось достать тот клочок красной ткани. Когда же я наконец смогла рассмотреть его как следует, то вздрогнула – он был запятнан кровью. И, судя по ее цвету, кровь была еще свежая. Это открытие опровергало предположение, что Меган сбежала. На земле, возле того места, где был найден клочок, оказавшийся частью косынки, Саймон нашел следы. Судя по всему, здесь тащили что-то тяжелое. Теперь у нас был след, но не слишком обнадеживающий.

Следы крови привели нас на берег озера. Их было много, словно бы убийцы оставили их нарочно, и тянулись вдоль узкой, давно забытой тропинки, по праву захваченной колючим кустарником. Отпечаток окровавленной руки на стволе белой березы, а вот и другой – на сером плоском камне… У меня мороз продирал по коже. Сколько крови вокруг! В некоторых местах на земле мы нашли целые лужи – липкие, страшные. Если все это – кровь Меган, то нам ни за что не найти ее живой. И тем более нет повода предполагать, что она покончила с собой. Нет, Меган убили! В этом не могло быть никаких сомнений…

Холодный ветер раздувал мою юбку. Я поежилась. Спокойная гладь озера подернулась легкой рябью. Над маленькой рыбацкой лодкой, внезапно показавшейся из тумана, с криком летали чайки. Рассмотрев моих спутников, рыбаки помахали рукой. «Кэмероны из Глен-Невиса», – объяснил мне Лиам. Их земли граничили с землями Макдональдов из Гленко, отношения между кланами были хорошие, а потому Кэмероны иногда забредали и на соседские земли.

– След заканчивается тут, – сказал Калум.

– Здесь кончается суша, мой мальчик! В воде кровь растворяется!

– Считаешь, что она бросилась в озеро?

– Подумай сам! Если Меган потеряла столько крови, хватило бы у нее сил добраться до берега? Думаю, ее сюда притащили, и теперь она на дне.

Исаак подошел к самой кромке и яростно пнул гальку.

– Они увезли ее в лодке! – крикнул он. – Смотрите, вот след!

И на песке, и на гальке остался глубокий след от лодки, а рядом с ним – последняя лужа крови, словно подпись убийцы. Я с сочувствием посмотрела на Лиама. Сомнений больше не было – Меган сбросили в озеро. Убийцы позаботились о том, чтобы тело не всплыло поблизости от берега.

Исаак едва не сходил с ума. Он сошел с тропинки и приблизился к месту, где его сестру, судя по следам, втащили в лодку. Он снова и снова повторял этот путь, ругаясь и пиная землю носком башмака. В яростном порыве он отшвырнул с тропинки кусок коры, которая улетела в кусты. Что-то с металлическим стуком ударилось о камешек. То была латунная брошь – из тех, которыми мужчины закалывают плед. Исаак выругался, вынул из ножен свой кинжал и поднял его к небу.

– Ifrinn! Кэмпбелл, дьявольское отродье, я до тебя доберусь!

Крик отразился от глади озера, прокатился по холмам, отозвался на склонах Пап-Гленко. Вердикт Исаака пал на долину, и его последствия обещали быть тяжкими. Мы замерли на месте, словно опасаясь, как бы смертоносная ярость Исаака не обрушилась на наши головы. Клинок рассек воздух и вонзился в песок, в том месте, где лодка соскользнула в воду.

– Ад ждет тебя, Эуэн Кэмпбелл!

И он застыл так, стоя на коленях и сжимая обеими руками рукоять кинжала, торчащего из красного от крови песка. Плечи его тряслись от рыданий.

Я сидела в вересковых зарослях, прислонившись спиной к камню, и размышляла. Лиам стоял в нескольких шагах от меня со скрещенными на груди руками и смотрел на озеро. Я знала, что мыслями он далеко.

– Ты тоже думаешь, что это Кэмпбелл убил Меган?

– Кейтлин, я не знаю.

Ему не хотелось разговаривать. Возможно, ему казалось, что в случившемся есть и его вина. Он подошел ко мне и присел на другой камень.

– Но остальные думают так.

– Все говорит об этом, да и брошь потерял точно кто-то из Кэмпбеллов. Но где доказательства, что это брошь убийцы? Или что она принадлежала Эуэну Кэмпбеллу?

Я посмотрела на мужа. Он оперся локтем о колено и потер глаза. Я взяла его свободную руку и положила себе на бедро.

– Лиам, ты тут ни при чем.

– Знаю, a ghràidh, ты все время это повторяешь, но я злюсь на себя за то, что не поговорил с ней раньше. Может, сам того не желая, я и дал ей повод надеяться, что… Я не любил ее, но такой смерти она не заслужила…

Лиам грустно посмотрел на меня.

– И ребенка мне тоже жалко, – тихо-тихо произнес он.

Потом пожал плечами, высвободил руку и встал.

– Пора возвращаться.

– Я тебя догоню.

Тяжелой походкой Лиам направился к деревне, а я все не могла отвести глаз от черных вод Ливена. Туман рассеялся, но печальное небо так и осталось серым. На песок упали капли мелкого дождя, смывая невинно пролитую кровь. Я тоже чувствовала себя виноватой, но не плакала. Теперь, когда Меган исчезла, моя жизнь обещала стать проще. Однако покой все не приходил ко мне. Меган по-прежнему бродила вокруг моего счастья, выслеживала, ждала момента наброситься и вырвать его у меня из рук. «Кейтлин, она мертва!» – повторяла я себе снова и снова. Мертва? Может, и так, но ведь не похоронена…

 

Глава 13

Эдинбург

Два грустных дня прошло с тех пор, как стало известно о смерти Меган. Томимый жаждой мести, Исаак ушел в горы, оставив Эффи наедине с ее горем. Отныне прекрасная Златовласка, холодная и бездыханная, покоилась на дне озера. На третий день выглянуло солнце, такое яркое, что тоска сама собой рассеялась. Жизнь снова вступила в свои права.

Мужчины занялись ловлей селедки, серебристые косяки которой несколько дней назад исполосовали темную водную гладь озера Ливен. Рано утром Лиам уплыл вместе с остальными, а я стала помогать женщинам деревни чистить и расставлять специальные столы, на которых нам предстояло сначала разложить, а потом и разделать рыбу, нанизать ее на веревки и подвесить в домах на потолочных балках, над очагом, чтобы она как следует прокоптилась в едком торфяном дыму.

В то же утро Сара подарила мне арисэд – традиционный женский шерстяной плед. По цветовой гамме и рисунку тартан его был такой же, как и у мужчин клана Макдональдов, но только клетки были чуть покрупнее, а оттенки – более блеклыми. По большей части женщины в Хайленде носили арисэд на плечах, как шаль, а супруги знати – по старинной моде, как юбку, перехваченную кожаным поясом. Края полотнищ перекидывались через плечи и закалывались на груди серебряной или латунной брошью, отделанной полудрагоценными камнями или янтарем. Дополняли наряд рукава из выкрашенного в красный цвет льна, расшитые металлическими бусинами. Я решила носить свой арисэд как обычную шаль, которая оберегала бы меня от прохладного северо-западного ветра.

Сара была со мной очень терпелива, рассказывая об обычаях и нравах хайлендеров, которые мне, как жене одного из них, полагалось знать досконально. До той страшной резни 1692 года в теплые месяцы жители долины переселялись в ее восточную часть, ближе к Ранох-Мур, или на склоны Боухал-Этив-Мор, где были отличные пастбища и временные жилища. Обычно это происходило на следующий день после праздника Белтайн. Домой они возвращались осенью, отпраздновав Самайн. На летней стоянке женщины клана готовили сыры и сбивали масло, пряли шерсть, ткали ткани и валяли войлок, мужчины пасли скот, охотились, рыбачили, а временами совершали набеги на стада в Аргайле. Теперь же маленькая община, рискнувшая вернуться в долину чуть больше двух лет назад, не покидала Карнох и летом, отстраивая свои дома и свою обычную жизнь.

Система кланов унаследовала многие черты феодального уклада жизни. Каждый клан имел главу, которому подчинялись арендаторы, или тэксмены. Глава клана выбирал их из членов своей семьи, и они являлись представителями дворянского сословия. Тэксмены, в свою очередь, отдавали арендуемую ими самими землю внаем фермерам из своего же клана. Фермеры вносили арендную плату продуктами своего труда и в случае необходимости выступали на стороне арендодателя в военных конфликтах. Тэксмены были обязаны защищать своих арендаторов и их семьи, выполнять распоряжения главы клана, а в военное время становились офицерами и командовали его войсками.

Глава клана обладал почти абсолютной властью, мог судить своих соплеменников и, что, впрочем, случалось редко, даже выносить смертный приговор. Кланы признавали только свои законы и, соответственно, игнорировали те, что были установлены королевской властью, и это вызывало недовольство лоулендеров – жителей южных областей Шотландии, перенявших обычаи и стиль жизни англичан.

Жизнь в Хайленде была простой и нелегкой, и все же она пришлась мне по душе. Оставался только один-единственный повод для беспокойства: над Лиамом по-прежнему тяготело обвинение в убийстве. Джон Макдональд проявил великодушие, не изгнав его из клана, что сделало бы Лиама отверженным. Но и снисходительность главы клана имела свои границы, поэтому угроза нависла над головой моего супруга подобно дамоклову мечу. Неудивительно, что я наслаждалась каждой минутой своего хрупкого счастья, боясь, что она может стать последней.

И все же я не ожидала, что беда придет в наш дом так скоро. Мужчины вернулись с рыбалки час назад и как раз переносили в деревню деревянные ящики с рыбой, а я заканчивала нанизывать свою пятую связку селедок, когда на дороге появилось облако пыли и из него выскочили два всадника на взмыленных конях. Из их слов я ничего не поняла, но обе мои помощницы, моя золовка Сара и Маргарет, жена Саймона, со страхом посмотрели на меня.

– К долине подъезжает отряд драгунов! – крикнула Сара. От переполнявшей ее тревоги она стала бледной как полотно.

Кровь застыла у меня в жилах, потом на смену страху пришла паника. Я посмотрела по сторонам, но Лиама не увидела.

– Нужно найти Лиама! – воскликнула я, смахнув со стола груду рыбы себе под ноги.

– Кейтлин, беги скорее домой, возьми еду и оружие! – твердым голосом приказала Сара. – Я побегу седлать лошадей. Вам придется спрятаться в горах. Я буду ждать тебя в конюшне!

– Но сначала нужно найти Лиама! – возразила я.

– Это сделают и без тебя! – крикнула Сара, подтолкнув меня в спину. – Не теряй времени, драгуны с минуты на минуту будут здесь! Они не должны застать тебя, иначе воспользуются тобой, чтобы добраться до Лиама! Беги куда сказано, да побыстрее!

Я со всех ног бросилась к нашему с Лиамом дому. Несколько минут – и я набила съестными припасами джутовый мешок и схватила тяжелый стальной меч мужа. Его испанский мушкет пришлось оставить – у меня попросту не хватило рук, чтобы его нести. Кинжал и пистолет Лиам всегда носил при себе и расставался с ними, разве только чтобы поспать, ну и еще, чтобы…

Лошади уже были оседланы. Сара свернула одеяло и приладила его к задней луке моего седла. Я растерянно посмотрела на нее. Лиама по-прежнему не было рядом.

– Если они его схватят… – дрожащим голосом пробормотала я.

– Этого не будет, поверь мне! Его не так-то легко поймать, – сказала Сара, пытаясь успокоить меня. – Поезжай, Кейтлин, а Лиам догонит тебя, как только сможет. Сначала поезжай к руинам Ахнакона, а оттуда вдоль ручья вниз по долине Гленн-Лик. Постарайся уехать подальше отсюда. Лиам сумеет тебя найти даже с закрытыми глазами, так что не тревожься на этот счет. И возьми с собой Бурю, потому что моему брату, скорее всего, придется бежать через Мил-Мор и он не сможет зайти в конюшню, чтобы забрать его.

Она сжала мои ладошки своими руками.

– Beannachd Dhе́ ort, Кейтлин!

Облака на небе окрасились в розовые и сиреневые тона, тени стали длиннее. Мной понемногу овладевало отчаяние. Господи, как же мне хотелось выйти из укрытия и вернуться в деревню! Я отыскала на склоне горы нишу, достаточно большую, чтобы в ней могли спрятаться человек и пара лошадей, и провела в ней уже много часов – самых долгих часов в моей жизни.

Я совсем извелась от страха. Я боялась, что Лиам никогда не найдет меня… Конечно, если ему удастся ускользнуть от этих проклятых драгунов!

Еще час я просидела, прислонившись к каменной стене, так чтобы никто не смог подобраться ко мне сзади, и сжимала пальцами рукоять ножа. И вдруг мне захотелось пить. Рядом из расселины бил источник, и я подошла к нему, чтобы напиться. Вот тогда-то я и почувствовала, что рядом кто-то есть. Выставив нож перед собой, я повернулась… и столкнулась нос к носу с Лиамом. Он совсем взмок от долгого бега и выглядел очень усталым.

– Я уж было решил, что до ночи тебя не найду, – задыхаясь, проговорил он и обнял меня.

– Где ты был? – сердито спросила я, и этот порыв внезапной ярости освободил меня от так долго сдерживаемого волнения и беспокойства. – Я уже много часов жду тебя в этой дыре и с ума схожу, думая о том, жив ты или нет!

И я отчаянно заколотила его кулаками в грудь.

– Кейтлин, успокойся, – сказал он после того, как поймал меня за запястья и крепко сжал их. – Все хорошо, мы нашли друг друга!

– Все хорошо? – вскричала я в бешенстве. – Все плохо, очень плохо! Мне страшно, я замерзла и…

– По-твоему, я задержался, потому что играл в прятки с козами? Мне тоже, представь себе, было чего бояться! Эти проклятые англичане бросились меня искать, и мне пришлось подняться чуть ли не к самой вершине, чтобы сбить их со следа.

– Никогда больше не оставляй меня одну! – всхлипывая и с трудом сдерживая слезы, попросила я. – Это невыносимо…

Лиам заглушил мою жалобу поцелуем, жадно приникнув к моему рту губами. Руки его забрались мне под юбки и стали торопливо их поднимать. Он сжал мои ягодицы, раздвинул мои бедра, приподнял и резко вошел в меня. Я ударилась спиной о шероховатую поверхность камня, но почти не почувствовала боли. Наша любовная схватка оказалась короткой, но яростной – мы стискивали пальцами плоть друг друга и стонали, как раненые животные, слитые воедино чувством опасности и страхом, что любимый человек вот-вот исчезнет навсегда. Через несколько минут мы повалились на землю, усталые и дрожащие.

Этот дикий порыв страсти заставил меня забыть все страхи, пережитые за последнюю пару часов. Мне снова было спокойно. Лиам спрятал лицо у меня между грудей, поглаживая их через раскрытый ворот сорочки.

– Лиам, – прошептала я после долгого молчания.

– Tuch! Na can an còrr! – шепнул он.

С наступлением ночи мы отправились на поиски более надежного укрытия. Путь наш лежал в Койри-Габхейл – долину между горами Бейн-Фада и Гир-Эн. Единственная тропка, туда ведущая, оказалась обрывистой и очень крутой, и, чтобы перегородить ее, хватило бы одного поваленного дерева.

Мы решили переночевать под открытым небом, чистым и звездным. Правда, на такой высоте ночью было намного холоднее, чем в Гленко. Под одеялом я крепче прижалась к Лиаму. Мы съели все, что я успела захватить из дома, и теперь пополнять запасы провизии нам нужно было охотой. Сколько дней нам придется скрываться? Внезапно у меня чуть не остановилось сердце: вне всяких сомнений, теперь пути обратно Лиаму нет, он изгнан из клана. Мы обречены скитаться по землям Хайленда, как бродячие псы, добывая пропитание грабежом или и вовсе кормясь святым духом. Совсем как мужчины из клана Макгрегоров, за головы которых королевские власти назначили награду… На душе у меня стало так тяжело, что я не выдержала и заплакала.

Лиам погладил меня по мокрой щеке, обнял покрепче и шепнул мне на ухо:

– Не плачь, a bhean ghaoil!

– Лиам, мне страшно! – проговорила я между рыданиями.

– Не бойся, Кейтлин, они сюда не придут!

– Я боюсь того, что может случиться с тобой, mo rùin, что может случиться с нами, – с горечью отозвалась я. – Если Джон Макиайн и разрешит нам вернуться в деревню, то это произойдет не скоро. Ведь драгуны приехали за тобой прямиком в Карнох! И они вернутся снова…

Он помолчал немного, а потом сказал:

– Я об этом уже думал. Вот что: поедем в Эдинбург! Думаю, сейчас самое время повидаться тебе с отцом.

Я повернулась так, чтобы видеть его лицо, и резко заявила:

– Ни за что! Мое место здесь, рядом с тобой!

В лунном свете Лиам вдруг показался мне старше, чем он был на самом деле. Он внимательно посмотрел на меня.

– Кейтлин, выслушай меня! Тебе придется пожить немного у отца. У меня не будет крыши над головой, такая жизнь не для женщин, она слишком тяжелая и… слишком опасная.

– Я не хочу с тобой расставаться, ведь если с тобой что-то случится…

– Выбора у нас нет. Это единственное решение.

– Я хочу тебе помочь. Должен же быть какой-то способ!

Лиам нахмурился, и слова его, жесткие и полные угрозы, застыли в ночной стуже:

– Ты послушаешься меня, Кейтлин! Ты дала мне обещание, что не станешь вмешиваться в это дело. И ты свое обещание выполнишь!

Я опустила глаза, потому что не смогла выдержать этот испытующий взгляд, и снова прильнула к нему. Я сомневалась, что смогу сдержать слово.

На следующий день мы вернулись в деревню, чтобы взять кое-какие пожитки и попрощаться с теми, кто был дорог сердцу. Было решено, что Дональд Макенриг и Нил Маккоул отправятся в Эдинбург вместе с нами.

Я стиснула зубы и пустила Роз-Мойре галопом. Слезы текли по моим щекам, когда мы уезжали из Карноха, не зная, суждено ли нам однажды туда вернуться.

* * *

Три длинных изнурительных дня в седле – и мы наконец в Эдинбурге! Мы не решились ехать по большой дороге, поэтому все деревни и поселки объезжали стороной, отдавая предпочтение пустынной и гористой местности, спали на вереске и питались чем придется.

Лиам говорил мало и постоянно хмурился. Дональд, наоборот, изо всех сил старался меня развеселить, и временами у него это получалось. Я с удивлением отметила про себя, что у этого парня немало хороших качеств. Что до Нила Маккоула, то его я не знала совсем. Я несколько раз видела их с Лиамом вместе, и он был одним из немногих, кто знал, что именно произошло в поместье Даннингов. Вид у двадцатидвухлетнего словоохотливого Нила был грубоватый, густые волосы постоянно взлохмачены. Ростом он был пониже Лиама и Дональда, но крепко сложен и силен, как бык. С такими в драке обычно предпочитают не связываться.

В общем, я оказалась в отличной компании. В многолюдный шумный город мы въехали с наступлением темноты. Поплутав по лабиринту улиц и переулков, мы остановились в прокуренном трактире, подкрепились колбасками, маринованной селедкой и пивом и провели ночь в обшарпанных, кишащих клопами комнатах.

Поиски ювелирной мастерской, в которой работал мой отец, начались с рассветом. Мы проехали по ирландскому кварталу Когейт и поднялись по Ройал-Майл, прежде чем отыскали ее на улочке Лоун-Маркет.

Два года прошло с того пасмурного утра, когда отец в последний раз поцеловал меня и подсадил в карету с гербом Даннингов на дверце. Больше года я не получала от него писем. Поначалу я писала ему раз в месяц, но ответа все не было, и я отчаялась. И вот сейчас, когда мне предстояло снова увидеться с отцом, во мне боролись противоречивые чувства. Я больше не была той наивной девушкой, безоговорочно ему доверявшей, которую он отправил в услужение к незнакомым людям. С тех пор много воды утекло, но я все еще злилась на него за то, что он отдал меня на растерзание этому старому развратнику. Подавляемые до поры до времени чувства вдруг всплыли на поверхность, и я застыла как вкопанная перед дверью в мастерскую. Лиам догадался, что со мной происходит, и взял меня за руку.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, я в порядке, – соврала я. – Скажи, я прилично выгляжу?

И я поспешно разгладила складки на юбке. Я уже много дней не смотрелась в зеркало и пребывала в уверенности, что из-за долгого путешествия и недостатка сна выгляжу помятой, а под глазами у меня наверняка огромные черные круги. Лиам ободряюще улыбнулся и нежно чмокнул меня в лоб.

– Ты очень красивая, a ghròidh. Ты точно не хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Нет. Думаю, будет лучше, если я сначала поговорю с отцом сама. Мне нужно многое ему рассказать. Потом я тебя позову.

Я вошла в мастерскую под вывеской «Кармайкл, ювелирных дел мастер». Прошло какое-то время, прежде чем глаза мои привыкли к царившему в лавке полумраку. Здесь пахло пылью и плесенью – судя по всему, комнату редко проветривали. У меня стало легче на сердце, когда я наконец увидела отца. Он разговаривал с покупательницей, поэтому в моем распоряжении оказалось несколько минут, чтобы как следует его рассмотреть. Отец выглядел старше, чем я его запомнила. В черных волосах поблескивала седина, спина согнулась под тяжестью повседневных забот. Когда посетительница наконец направилась от прилавка в сторону входной двери, я сделала вид, будто рассматриваю эскиз, приколотый к стене булавкой. У меня вдруг закружилась голова.

– Чем я могу вам помочь, мисс?

Он с улыбкой посмотрел на меня, и вдруг лицо его застыло. Наши взгляды встретились, и уже в следующее мгновение передо мной был тот, кого я так любила в детстве, – тот, кто тихонько напевал мне длинные баллады у камина долгими зимними вечерами, кто приносил мне медовые пирожные с миндалем, когда я болела, и трижды целовал в нос, чтобы ушибленная рука или нога поскорее перестала болеть. Мой отец…

– Кейтлин! – дрожащим голосом едва выговорил он. – Ты ли это, моя маленькая Черная Буря?

– Папа!

Слова застряли у меня в горле, глаза застлала белесая пелена. Я бросилась к нему в объятия. Все мои горести вылились вместе со слезами, равно как и ожесточение, и злость, и обида, которые просыпались в душе, стоило мне вспомнить об отце. Я снова вернулась в семью, к тому, в чьих жилах текла родная кровь. Много минут прошло, прежде чем отец решился заговорить. Он легонько отстранил меня от себя, чтобы как следует рассмотреть. Глаза его сияли радостью, а руки, крепко сжимавшие мои пальцы, дрожали.

– Девочка моя, доченька! – проговорил он наконец. – Я уж было поверил, что никогда больше не увижу тебя!

Волнение душило его. Он смахнул слезы потертым обшлагом рукава.

– Я приехала, папа! И мне надо о многом тебе рассказать. Два года… Это, знаешь ли, большой срок!

– Два года… – прошептал он, опуская глаза.

И тут он увидел у меня на безымянном пальце кольцо.

– Обручальное? – спросил он чуть слышно, поднося мою левую руку к глазам.

Уронив обе моих руки, он с тревогой воззрился на меня.

– Ты вышла замуж?

– Да. Две недели назад.

– Две недели назад? – воскликнул он, удивленно вскинув брови.

Потом он внезапно нахмурился и посмотрел на меня вопросительно и тревожно.

– Скажи, тебя никто не принуждал вступать в этот брак?

– Нет, папа, – уверила я его с улыбкой на устах. – Мы любим друг друга так же, как вы с мамой.

Он снова взял меня за руку, осмотрел колечко уже как мастер и провел по нему подушечкой указательного пальца.

– Кладдах! Работа тонкая, дело рук хорошего мастера. А могу я узнать, как зовут человека, который похитил у меня мою дочь? – спросил он, внезапно посуровев.

– Лиам Макдональд.

– Макдональд? – повторил отец так, словно не мог поверить в услышанное. – Кейтлин, ты стала женой этого… этого человека, который, как говорят, зверски убил лорда Даннинга? Господи, дочка, что ты наделала!

– Пап, Даннинга убил не он! – в свою очередь повысив голос, заявила я.

– И ты поверила в его басни? Кейтлин, ты слишком наивна, этот человек, он…

– Я знаю, что он делал, а чего – нет, папа! Я это знаю, потому что я…

Я зажала себе рот рукой, чтобы не дать вырваться наружу ужасной правде. Стоит ли обо всем рассказывать отцу? Как посмотрит он потом на меня, свою девочку, которую он привык считать такой невинной, такой чистой? Между нами вдруг выросла стена, и я не знала, хватит ли у меня сил, чтобы ее преодолеть.

– Это не так просто рассказать…

Входная дверь распахнулась, и в мастерскую вместе с уличным шумом ворвался посетитель.

– Простите, но у нас закрыто! – заявил мой отец изумленному господину.

– Но ведь я…

– Придете завтра, сэр! Сегодня лавка уже не работает! – произнес он тоном, не допускавшим никаких возражений.

Посетитель уставился было на нас, потом буркнул что-то себе под нос и направился к выходу. Как только дверь за ним закрылась, отец запер ее на ключ, подошел к окну и выглянул на улицу.

– С кем ты приехала? – неожиданно спросил он.

– С Лиамом и двумя его товарищами, из его клана.

Сквозь грязное стекло отец явно что-то или кого-то с интересом рассматривал.

– И где он сейчас?

– Ждет меня возле мастерской.

Он повернулся ко мне. Глаза его округлились от изумления.

– Ты хочешь сказать, что этот великан в юбке, который стоит у моей двери, и есть твой муж?

– Это никакая не юбка, папа, и ты это прекрасно знаешь! В Белфасте было много шотландцев, да и в Эдинбурге они наверняка не такая уж редкость!

Отец еще пару минут придирчиво рассматривал Лиама, потом вернулся ко мне.

– Он хотя бы не обижает тебя?

– Нет, папа, об этом не беспокойся. С ним мне намного лучше, чем было в те два года, когда…

Я не смогла заставить себя закончить фразу. Отец с недоумением посмотрел на меня.

– Полагаю, нам нужно о многом поговорить, – вздохнул он. – Я закрываю мастерскую! Кармайкл до конца недели в Глазго, да и, думаю, он бы не стал возражать, если бы узнал, что я закроюсь на пару часов раньше. Мы с тобой так давно не виделись!

Лиам, настороженно поглядывая по сторонам, поджидал нас в тени портика. Дональда и Нила с ним не было. Наверняка парни отправились в какую-нибудь таверну выпить по драму виски и поглазеть на симпатичных подавальщиц. Когда я представила Лиама отцу, последний посмотрел на зятя с явным недоверием. Лиам сохранял свою обычную невозмутимость и на вопросы отвечал лишь «Да, сэр!» и «Нет, сэр!». Через некоторое время я с удивлением отметила, что, присмотревшись друг к другу, мой отец и мой супруг как будто бы успокоились и даже прониклись взаимной симпатией. Наконец и я смогла вздохнуть свободнее.

В переполненном публикой трактире было абсолютно нечем дышать. Мы устроились в нише, подальше от нескромных ушей и взглядов. Лиам постоянно поглядывал на дверь, опасаясь, что в трактир в любой момент могут ворваться солдаты. Сама не знаю как, но я умудрилась забыть, что его разыскивают по обвинению в убийстве и что для беглеца Эдинбург, столица, в которой находится резиденция шотландских властей, несомненно, не лучшее место для прогулок и посиделок за кружкой пива.

Когда подавальщица наконец удалилась, вдоволь покрутив своим пышным декольте под носом у Лиама, я стала рассказывать отцу о том, как жила эти два года, нарочно умалчивая о том, что ему, как отцу, было бы слишком больно слышать.

Лиам слушал мой рассказ, прислонившись к стене. Я знала, что он напряжен, хотя и старался не подавать виду. Папа же, наоборот, согнулся под тяжестью уныния и чувства вины за то, что отдал свою единственную дочь на потраву этой похотливой скотине Даннингу.

– Я сделала это, не думая, папа… Я не хотела его убивать, но он так надо мной издевался… У меня просто не было другого выхода, кроме как…

– Хватит! – вскричал Кеннет Данн. – Я не хочу знать, что он с тобой делал, это слишком тяжело…

Голос его оборвался. Напрасно отец старался сдержать слезы – у него ничего не вышло. Лиам тактично отвернулся, встал, сказал, что ему надо ненадолго отлучиться по нужде, и ушел. Мужчины не любят, когда представители их пола видят, как они плачут…

– Лиам вытащил меня из этого ада, – продолжила я рассказ, упрямо глядя на свою едва початую кружку с пивом. – Ему удалось вырваться из камеры, куда его заточили, а я как раз бежала по коридору, и мы столкнулись. Он… Он забрал меня с собой. Мне не хотелось в Толбут, где меня наверняка бы осудили! Когда мы ехали к нему на родину, в Гленко, меня ранили. Сестра Лиама Сара ухаживала за мной, пока я не поправилась. Потом случилось то, что должно было случиться. Я люблю Лиама, папа, и он меня тоже любит.

– Когда мне сказали, что тебя выкрали из поместья, у меня чуть сердце не разорвалось от горя! – проговорил отец, вытирая глаза. – Почему ты мне не сказала? Я так волновался! Я собирался поехать в поместье навестить тебя…

– Папа, я ведь тебе писала! Это ты мне ни разу не ответил!

– Как же это? Я писал тебе очень часто!

Он отхлебнул пива и вдруг грохнул кружкой о стол. Я тоже поняла, что произошло на самом деле.

– Так, значит… Если ты мне писал все это время…

– Даннинг!

– Господи! Он перехватывал наши письма! Не хотел, чтобы ты узнал…

– Кейтлин, дитя мое! Простишь ли ты меня когда-нибудь?

Я взяла отца за руки. Я очень любила его руки, шероховатые, покрытые мелкими шрамиками и волдырями. Сколько же прекрасных вещей он ими сделал! То были руки мастера – ловкие, умелые, искусные. В детстве мне нравилось думать, что у Господа они наверняка такие же. Я наклонилась и нежно поцеловала отца в щеку.

– Папа, я люблю тебя! Я сердилась на тебя, это правда. Даннинг украл у меня часть моей жизни, но теперь у меня есть Лиам. Не знаю, что бы стало со мной, если бы наши пути не пересеклись.

Отец всхлипнул, опустил глаза и погладил золотой ободок у меня на пальце.

– Не то чтобы я верил всему, что рассказывают о хайлендерах, – сказал он неуверенно, – но временами они ведут себя как настоящие дикари. Поэтому представить, что моя дочка попала в руки к одному из них… Думаю, мое беспокойство тебе понятно.

– Да, я тебя понимаю, – отозвалась я, с улыбкой вспомнив нашу с Лиамом первую встречу. В тот вечер, надо признать, он не показался мне человеком, заслуживающим доверия. – И все же не беспокойся, Лиам ко мне очень добр.

– Но если теперь Лиама обвиняют в том, что совершила ты, твои дела от этого не стали лучше! Ты ведь теперь его жена!

– Я это знаю, – прошептала я грустно.

– И что вы намереваетесь делать? Надеюсь, ты понимаешь, что в Эдинбурге вам не скрыться от властей!

– Он хочет, чтобы я пожила с тобой до тех пор, пока он не придумает, что нам делать. Если ты не против, то так мы и поступим.

– Это самое малое, что я могу для тебя сделать, девочка моя! Я буду ночевать в мастерской, а вы займете мою комнату.

– А Патрик с Мэтью?

– Я с ними не очень часто вижусь, – сказал отец усталым голосом. – Патрик, насколько я понимаю, интересуется политикой. Он проводит вечера то в салонах знати, то в популярных у простого люда трактирах, а живет теперь на улице Мерлинс-Вайнд. Из его рассказов я понял только то, что он старается освоиться в местном кружке якобитов.

Отец отхлебнул пива и окинул зал трактира тревожным взглядом.

– Я стараюсь не говорить с ним о его делах, не хочу вмешиваться. Но якобиты у нынешней власти не в почете…

– Я знаю.

– А Мэтью… Больше всего меня беспокоит, что он проводит слишком много времени в обнимку с бутылкой. Война его не убила, но, боюсь, теперь это сделает спиртное… Встречаемся мы редко, обычно в таких вот злачных местах.

Глаза его смотрели на меня с бесконечной грустью.

– А ты, папа, как живешь ты сам?

– Я? Прекрасно, моя жемчужинка! Кармайкл неплохо мне платит и ценит мою работу. Я живу в хорошей комнате, пусть даже и небольшой, зато моя хозяйка, миссис Хей, – отменная повариха. И мне кажется, что она ко мне неравнодушна, – добавил он и улыбнулся.

– Папа! – воскликнула я с притворным возмущением.

– Ты прекрасно знаешь, что никто и никогда не займет в моем сердце место твоей матери, – сказал он с ноткой печали в голосе. – Но, признаюсь, временами мне хочется, чтобы рядом со мной была женщина. Ты понимаешь меня, Кейтлин?

Квартирная хозяйка миссис Хей и вправду оказалась милейшей женщиной, и кулинарные ее таланты были выше всяческих похвал. Доедая вкуснейшее рагу из говядины с луком, я решила для себя, что непременно перед отъездом запишу несколько рецептов.

Она согласилась приютить нас с Лиамом, но при условии, что отец устроится на ночь в чуланчике, в котором в обычное время хранили ненужные мелочи. Папа не ошибся – хозяйке он и правда очень нравился. Она кружила возле него, как паучиха, плетущая паутину вокруг своей добычи. Очень скоро мой отец не сможет обходиться без этого уютного, мягкого кокона, и вот тогда… Однако я быстро догадалась, что отец не только не имеет ничего против подобного развития событий, но даже радуется этому.

После обеда Лиам отправился на поиски Дональда и Нила. Нужно было рассказать им новости и позаботиться о лошадях. Папа вернулся в ювелирную мастерскую, а я осталась в его комнате отдохнуть. Дом миссис Хей, узкое трехэтажное здание, чудом втиснувшееся между лавкой портного и частным особняком, располагался в Когейте. За собой хозяйка оставила два нижних этажа, а третий и пару комнатушек под крышей сдавала внаем. Арендная плата включала также стоимость еды, стирки и уборки.

Миссис Хей была вдовой. Ее супруг торговал вином, и дела его шли прекрасно до тех пор, пока лет пять назад его не сбила несущаяся во весь опор упряжка. Брюнетка с большими блестящими карими глазами, миссис Хей была очень хороша собой, и мужчины оборачивались ей вслед, несмотря на то что ей уже исполнилось сорок два.

У меня никак не получалось заснуть, настолько я отвыкла от постоянного шума и людского гомона. Отчаявшись, я решила прогуляться и получше рассмотреть город, в котором прожила совсем недолго, прежде чем оказаться у Даннингов.

Даннинги… Это имя постоянно вертелось у меня в голове со дня нашего отъезда из Гленко. До окрестностей Данди, где находилось поместье, можно было добраться за несколько часов дилижансом. Лиам строго-настрого запретил мне туда ездить, но ведь я не обязана отчитываться перед ним в каждом своем шаге?

Я бродила по узким и темным улицам самого крупного города в Шотландии. Все здесь казалось мне новым и… противоречивым. Элегантность лордов, одетых по последней версальской моде, контрастировала с аскетизмом пуритан, не говоря уже о притягивающих взгляд нарядах публичных женщин, которые бесстыдно выставляли напоказ свои округлости, и грязных лохмотьях нищих, просивших подаяние у леди из хороших семей. Пахло здесь тоже в каждом месте по-своему. Шаг – и я глотала слюнки, вдыхая вкусный запах свежеиспеченного хлеба, еще шаг – и меня едва не выворачивало наизнанку от вони, исходившей от груды мусора у ближайшей стены.

Мимо меня с топотом промчалась ватага жалкого вида оборванцев, за которыми гнался, ругаясь последними словами, разъяренный торговец. Один из них толкнул меня, и я едва не упала на прилавок с дурно пахнущей рыбой, но чья-то рука вовремя меня подхватила. Я выпрямилась и уже готова была поблагодарить своего спасителя, как взгляд мой уперся в красную форменную курточку с позолоченными пуговицами и обшитыми золотистым шнуром петлицами. Английский драгун!

– Какой приятный сюрприз, мисс… Ах да, мисс О’Доннел! Я правильно запомнил ваше имя? – спросил капитан Джордж Тернер с легким поклоном.

Я смотрела на него расширенными от страха глазами. Мне пришлось ухватиться за деревянный прилавок, так у меня тряслись колени.

– Да, – промямлила я и с трудом сглотнула.

– А я-то все думал, куда вы подевались! Мои люди прочесали весь лес, но вы исчезли словно по волшебству! Мы очень о вас беспокоились, но теперь, к своему огромному удовольствию, я вижу, что с вами все в порядке.

– Так и есть. Я… я зашла слишком далеко в лес и заблудилась.

– Заблудились? – с недоверием переспросил капитан драгунов. – Что ж, если вы так говорите… Главное, вы живы и здоровы. Мне было бы неприятно узнать, что с вами приключилось несчастье.

– Как видите, я цела и невредима! – сказала я с ноткой раздражения в голосе. – А теперь, если позволите, я вернусь домой, пока отец не начал волноваться. Мне было очень приятно снова увидеться с вами!

Я готова была бежать от него сломя голову, однако Тернер успел схватить меня за руку. Приторно-сладким голосом он сказал:

– Позвольте мне вас проводить! Таким красивым молодым женщинам, как вы, не следует гулять в одиночку по улицам, где любой мерзавец или бродяга может их обидеть!

Взгляд его карих глаз скользнул по моему лицу и платью. Я поняла, что непременно должна придумать способ от него избавиться.

– Благодарю вас, но я прекрасно дойду до дома одна! – возразила я и повернулась, чтобы уйти.

Его пальцы еще крепче стиснули мое запястье, и Тернер грубо притянул меня к себе. От него сильно пахло спиртным. Я попыталась вырваться, но у меня ничего не вышло.

– Я не из тех, кого легко провести, мисс, – зло проговорил он. – И я знаю, что вы что-то от меня скрываете. Видите ли, с годами я научился читать по лицу то, о чем люди не говорят вслух, а ваше личико, к слову, очень милое, для меня и вовсе как открытая книга!

– Отпустите меня! – прошипела я сквозь зубы. – Мне нечего вам сказать, и вы не имеете никакого права меня удерживать!

Капитан посмотрел на меня с презрением и резко оттолкнул от себя.

– Это правда, но только пока, – неохотно признал он. – Я знаю, кто вы. Вы – мисс Данн!

Кровь отлила у меня от лица.

– Я вернул вашу кобылу ее владельцу, – продолжал он с коварной усмешкой. – Я сразу заметил, что вы прекрасно подходите под описание похищенной девушки. В Хайленде не во всякий день встретишь зеленоглазую ирландку с черными как смоль волосами! Так, значит, они вас отпустили… Или вам удалось сбежать?

Внезапно кто-то позвал меня по имени тоненьким голоском. То была миссис Хей. Она махнула мне рукой и позвала снова:

– Миссис Макдональд! Миссис Макдональд, вас всюду ищут! Ваш брат пришел повидаться с вами!

Кровь застыла у меня в жилах.

– Макдональд? – прошептал изумленный Тернер. – Но какого черта…

Нашей «приятной беседе» подошел конец. Подхватив юбки, я бросилась бежать, зная, что капитан следует за мной по пятам. Но как я ни петляла по узким улочкам квартала Когейт, мне никак не удавалось уйти от погони. Когда же Тернер протянул руку, чтобы схватить меня, небеса сжалились надо мной. Кто-то крикнул: «Берегись, я выливаю воду!», и вслед за этим мой преследователь разразился страшными ругательствами.

Я остановилась, задыхаясь от быстрого бега, и оглянулась. Вызывающая смех картина, из тех, что мне не раз случалось видеть раньше, предстала перед моими глазами: капитан Тернер пытался стряхнуть с волос нечистоты весьма недвусмысленного происхождения. Лицо у него было такое же красное, как и его мундир. Пока он препирался с моим очередным спасителем, я с хохотом унесла оттуда ноги.

Едва я вошла в дом миссис Хей, как выяснилось, что Лиам с Патриком уже успели познакомиться и теперь оживленно беседовали. Хозяйка дома посмотрела на меня с беспокойством. Я знаком попросила ее оставить происшествие, которому она стала свидетельницей, в тайне. Они кивнула и прошла в кухню.

– Патрик! – радостно воскликнула я, входя в гостиную.

Брат повернулся ко мне, просияв от радости. Мы обнялись и поцеловались.

– Кейтлин, хвостик ты мой ненаглядный! – воскликнул он и отодвинулся, чтобы получше меня рассмотреть.

Я в смущении ткнула его локтем в бок.

– Не называй меня так, Пат! – воскликнула я, притворившись сердитой. – Ты же сам всегда брал меня с собой, особенно когда затевал какую-нибудь гнусную проделку! Если дело оборачивалось плохо, ты устраивал все так, чтобы и мне тоже досталось на орехи!

– Я помню, сестренка!

Он взял мои руки и поднес их к губам.

– Я очень рад тебя видеть, Китти! Сегодня после обеда я заглянул в мастерскую к отцу и вдруг вижу – он сам не свой от радости! Он рассказал мне, что ты вышла замуж.

И Патрик кашлянул, испытывая легкое смущение.

– Еще он рассказал мне… ну, о том, что случилось в поместье. Ты в порядке?

– Да, со мной все хорошо, – ответила я и попыталась улыбнуться. – Как вижу, вы с Лиамом уже познакомились.

– Это правда. И, как брат брату, я дал ему кое-какие полезные советы.

Патрик выдержал паузу и одарил меня своей особой лукавой улыбкой.

– Надо признать, у тебя отличный вкус! – шепнул он мне на ухо. – Наверное, пришлось хорошенько потрудиться, чтобы прибрать к рукам такого красавца!

– Патрик, ты никогда не переменишься!

Я улыбнулась и посмотрела на мужа.

– Лиам, Патрик часто говорит ерунду и глупо шутит, так что пусть тебя это не смущает. Он у нас за словом в карман не лезет!

– Что ж, надеюсь, с мечом он управляется не хуже, чем со своим языком! В Хайленде ему это умение пригодится больше. Тот, кто умеет защищаться только словами, у нас долго не протянет.

Я закрыла окно нашей спальни: от проливного дождя, обрушившегося на город, даже паркет в комнате стал скользким. Я вытерла пол полотенцем, которым только что просушила мокрые после купания волосы, и вернулась на кровать к Лиаму. Я легла рядом и прижалась к нему. Его теплые руки погладили меня по спине и по влажной шее.

– Мне очень понравился твой брат, – сказал Лиам задумчиво.

– Думаю, ты ему тоже понравился.

Я провела пальцем по тонкой ниточке волос, начинавшейся от его пупка и терявшейся в мягкой растительности, покрывавшей его грудь. Его живот напрягся, и с губ сорвался стон удовольствия.

– Твой отец… Не знаю, сможем ли мы с ним поладить. После обеда, когда я поцеловал тебя перед уходом, мне показалось, что еще секунда – и он на меня набросится. Ты точно сказала ему, что мы с тобой женаты?

Я тихонько усмехнулась.

– А что бы сделал ты сам, если бы мужчина, которого ты совсем не знаешь, да еще к которому относишься с подозрением, вдруг поцеловал твою дочь у тебя на глазах? – спросила я, закидывая на него ногу.

Он сделал вид, что обдумывает свой ответ, потом сказал с самым невозмутимым видом:

– Думаю, я бы задал ему такую трепку, чтобы он на всю жизнь запомнил!

От его хриплого смеха вздрогнула кровать. Лиам легонько провел пальцем вдоль моего бедра.

– А если бы я еще знал, что он собирается сделать с ней то, что я хочу сделать с тобой… Наверное, я бы его пришиб.

– Лиам, а тебе не кажется, что в таких делах… лучше не спешить? – спросила я, вздыхая от удовольствия, в то время как его рука ласкала и нежила меня.

Я закрыла глаза и расслабилась.

– Ты так говоришь, a ghràidh mo chridhe, потому что не знаешь, что я хочу с тобой сделать!

– А вот и нет! Уж это я знаю наверняка! – засмеялась я и притворилась, будто хочу оттолкнуть его от себя. – Иногда мне даже кажется, что ты только об этом и думаешь!

Я увернулась от руки, которая подбиралась ко мне под одеялом, и порывисто прижалась к Лиаму всем телом. Но супруг мой внезапно помрачнел. Я догадалась, что он собирается сообщить мне нечто неприятное.

– Кейтлин, завтра я уезжаю, – сказал он, чуть растягивая слова и стараясь не смотреть мне в глаза.

Это известие обрушилось на меня, как нож гильотины. Я быстро привстала и… утонула в его глазах.

– Только не завтра! Нет, это слишком скоро! – с дрожью в голосе заявила я.

– Так нужно. Для меня очень опасно тут оставаться. Город просто кишит солдатами. Я буду знать, что ты в безопасности, сейчас для меня это – самое главное.

Мне вдруг вспомнилось лицо капитана Тернера. Разумом я понимала, что Лиам прав. И все же мне было невыносимо тяжело с ним расставаться и еще хуже – думать, что, быть может, я никогда его больше не увижу.

– Я хочу поехать с тобой, Лиам! – взмолилась я.

– Кейтлин, опомнись! Я не могу взять тебя с собой, мы это уже обсудили. Здесь, у отца, тебе будет лучше. Патрик поедет со мной, и мы…

– Патрик? Но почему?

– Думаю, он сможет мне помочь. Я объяснил ему суть нашего с тобой небольшого затруднения.

– Маленького затруднения? – сердито буркнула я. – И когда же вы рассчитываете вернуться?

– Не знаю, a ghràidh. Недели через две, а может, чуть позже. Как только сделаем то, что нужно сделать.

– За эти две недели я умру от переживаний!

– Я постараюсь навещать тебя или пришлю кого-нибудь с весточкой.

Я упала на подушку и закрыла глаза. Я понимала, что от возражений толку не будет. Дождь сердито барабанил по оконному стеклу. Лиам склонился надо мной и нежно поцеловал. Было видно, что наша скорая разлука огорчает и его тоже.

– Я так тебя люблю! Ради тебя я пройду даже через адское пламя!

– Я последую за тобой, mo rùin!

На следующее утро я проснулась в пустой и холодной постели. И плакала, пока не иссякли слезы.

 

Глава 14

Нарушенное обещание

После отъезда Лиама, столь поспешного, прошло пять дней. Долгие часы ожидания я старалась заполнить полезными делами – помогала миссис Хей, или Эдвине, как теперь, по ее настоятельной просьбе, я ее называла, хлопотать по дому.

Если не считать отца, у нее было еще трое постояльцев. На том же этаже, что и папа, проживал некий мистер Роберт Синклер – невысокий мужчина средних лет, тучность которого свидетельствовала о любви к хорошей еде и хорошему вину. Жизнерадостный и разговорчивый, он развлекал нас за столом анекдотами и самыми свежими городскими сплетнями. По профессии мистер Синклер был банкиром и имел долю в каком-то крупном банке. Комнату у миссис Хей он снимал временно, поскольку рассчитывал вскоре перевезти в Эдинбург все свое семейство – жену и пятерых детей, которые пока еще оставались в фамильном поместье в долине Твида, недалеко от Пиблза.

Второй жилец, двадцатилетний студент Эдинбургского университета Джон Колин Макдиармид, за общим столом появлялся редко, поскольку предпочитал есть в одиночестве, уткнувшись носом в учебники.

Третьего постояльца за все это время я видела только один раз. Неизвестная болезнь приковала престарелого мистера Филиппа Керра к постели на долгих полгода. Дважды в неделю к нему наведывался доктор и прописывал процедуры, которые, по мнению последнего, должны были помочь больному, но мне, честно говоря, казались варварскими и бесполезными. Эдвина шепнула мне по секрету, что, если верить доктору, мистеру Керру осталось жить не больше одной недели, ну, в лучшем случае, двух.

По утрам, позавтракав теплой кашей, мы с Эдвиной брали корзинки и отправлялись на рынок. Миссис Хей, как опытная хозяйка, тщательно осматривала любой товар, прежде чем его купить, и увлеченно торговалась с продавцами. Когда все, что нужно, было куплено, мы шли в квартал Грассмаркет, где Эдвина покупала травки для целебных отваров. Грассмаркет располагался у подножия холма, на котором высилась Эдинбургская крепость, и вид на нее снизу был очень хорош.

Однажды, когда до рынка оставалось не больше пяти минут ходу, мы услышали глухой рокот голосов, который с каждым шагом становился все громче. Наконец впереди показалась галдящая толпа. Я вопросительно посмотрела на свою спутницу.

– Наверное, собираются казнить кого-то, – сказала она и передернула плечами.

Увидев мое недоумение, Эдвина изумленно спросила:

– Неужели тебе никогда не доводилось видеть казнь?

– Почему же… Я видела однажды, еще в Белфасте, но это было так давно… – пробормотала я. – Палач отрубил осужденному голову. Зрелище настолько меня потрясло, что папа запретил мне даже близко подходить к городской площади в такие дни.

– Да, не слишком приятное зрелище, – поморщилась Эдвина. – Повешенные синеют, и глаза у них вылезают из орбит… Интересно, кого вздернут сегодня?

Виселицу окружила толпа любопытных, и все они выкрикивали ругательства и потрясали кулаками, глядя на несчастного, который поднимался на деревянный помост в сопровождении двух солдат. Застучал барабан, и от этого звука сцена стала еще ужаснее. «Это хайлендер…» – подумала я. Мужчина в пледе и грязной, местами порванной рубашке стоял, высоко подняв голову, и невозмутимо смотрел на толпу. Эдвина подошла поближе, чтобы спросить, как зовут приговоренного и за что его осудили. Пару мгновений – и она своей семенящей походкой прибежала обратно.

– Это Реджинальд Макгрегор. Говорят, он убил двоих и украл две сотни голов скота в Ланаркшире. Эти Макгрегоры – настоящие разбойники! Они убивают и грабят всех, кто только попадется им на пути! Никакого уважения к чужой собственности! Впрочем, все они, хайлендеры, такие!

Она поперхнулась последним словом и растерянно посмотрела на меня.

– Кейтлин, простите! Я… не имела в виду… мистера Макдональда! – забормотала она, запинаясь. – Он такой приятный мужчина и, конечно, никогда не совершит ничего противозаконного…

– Конечно, не совершит, – не без сарказма в голосе подтвердила я. – Давайте пойдем наконец к мистеру Милну за ромашкой и липовым цветом. Я не хочу видеть этот ужас!

Я повернулась и, обходя толпу, направилась к лавке травника. Эдвина, растерянная, с порозовевшими от смущения щечками, посеменила за мной следом.

Этот случай стал последней каплей, и я твердо решила вернуться в поместье Даннингов. Ночью мне снились ужасные сны. Я снова стояла и смотрела на виселицу на площади Грассмаркета, на орущую толпу и на палача, надевавшего веревку осужденному на шею. Застучал барабан, и его бой постепенно усиливался, чтобы в одно мгновение оборваться – когда палач откроет люк под ногами несчастного. Я проснулась с бьющимся сердцем. Лицо мое было залито слезами. В человеке, жалко повисшем на веревке после нескольких мгновений мучительных судорог, я узнала… Лиама!

Я встала очень рано, поскольку после пробуждения не смогла сомкнуть глаз. Дом еще спал, когда я спустилась в кухню перекусить. Перед отъездом Лиам оставил мне несколько фунтов. Из этих денег я купила себе новое шерстяное платье лавандового оттенка, который мне так нравился. Продавщица не преминула заметить, что он изумительно идет к моим волосам и подчеркивает цвет глаз. У меня осталось достаточно, чтобы рассчитаться с миссис Хей и заплатить за место в дилижансе до Данди и обратно.

Я надела шляпку, накинула на плечи шаль, оставила на столе записку, в которой объяснила отцу причину своего отъезда, и вышла из дома. У меня не было причин лгать ему, и я написала все как есть, пообещав вернуться не позднее, чем через три дня.

Утро выдалось теплым и влажным, и юбки постоянно прилипали к моим ногам, пока я шла через старый квартал Кэнонгейт. Проходя мимо тюрьмы Толбут с ее часовой башней и страшными кольями, на которых обычно выставляли напоказ головы казненных, я ускорила шаг. Я направлялась к тупику Уайтхорс-клоуз, располагавшемуся на другом конце Кэнонгейта, туда, где находился постоялый двор «Уайтхорс-инн». Возле этой гостиницы останавливались дилижансы, следовавшие из Лондона.

Мне повезло: через час ожидался дилижанс, который ехал в Абердин с остановками в Перте и Данди. И два места были свободны.

Стоило мне посидеть пару минут на жесткой банкетке многоместного экипажа, как я горько пожалела, что не могла проехать это расстояние в седле. Я с трудом втиснулась между молодым господином, от которого несло спиртным и который так храпел, что остальным пассажирам о сне оставалось только мечтать, и зрелой дамой, державшей на коленях маленького простуженного мальчика. Напротив сидели тщедушный священник и полный, роскошно одетый мужчина средних лет. Последний, забыв о приличиях, всю дорогу не сводил с меня глаз.

Неудивительно, что я обрадовалась, когда толстый господин вышел в Перте. Еще час – и я наконец в Данди. На постоялом дворе, куда меня привез дилижанс, я спросила у хозяина дорогу в поместье Даннингов и отправилась в путь. Идти пришлось километров пять или шесть, и к полудню я оказалась у ворот усадьбы.

Собираясь с силами, я прислонилась к железной решетке. Построенное неким Гектором, первым лордом Даннингом, в 1568 году, здание в стиле Ренессанс с обеих сторон обрамляли башенки, серый каменный фасад был испещрен маленькими застекленными окнами, крыша покрыта серовато-синим кровельным сланцем. В 1657 году дом сильно пострадал от пожара и был восстановлен – именно тогда и были добавлены башенки. Поместье оставалось в руках семьи вот уже четыре поколения. Теперь пришел черед стать его владельцем пятому лорду Даннингу – Уинстону.

Итак, я вернулась на место, где совершила преступление, туда, где небо обрушилось мне на голову и где земля разверзлась у меня под ногами. Я судорожно сглотнула. Но отступать было поздно. Я все равно не смогла бы жить, зная, что и пальцем не шевельнула, чтобы спасти жизнь Лиама. «Я расскажу, как все было, я только хотела защититься…» – уговаривала я себя и… сама себе не верила. Чего стоило мое свидетельство против человека, чьему предку король пожаловал звание дворянина!

Я обошла дом и приблизилась к двери кухни, которая оказалась открытой. Кухарка Бекки громогласно отчитывала дворового пса, стащившего то ли кусок ветчины, то ли жареную курицу. Наш пес Вилли был тот еще хитрец: стоило только оставить на столе кусок мяса и отвернуться, как он утаскивал его в доли секунды.

Я бесшумно вошла в кухню. Месившая тесто Бекки, не поднимая глаз, кивнула в сторону стола, где лежала связка морковок.

– Почисти-ка мне морковку, Милли! Ой! Господе Иисусе! – воскликнула она и торопливо перекрестилась.

Бледная от испуга, она смотрела на меня, вытаращив глаза и прикрыв рот белой от муки ладошкой.

– Здравствуй, Бекки! – пробормотала я дрожащим голосом и попыталась улыбнуться.

– Девочка моя, да как ты только тут оказалась? – наконец выговорила Бекки.

Она бросилась ко мне, попутно вытирая руки о передник, и крепко обняла меня.

– Крошка моя, они тебя отпустили! Господи, да когда мы узнали, что этот дикарь, этот варвар тебя уволок!.. Как я молилась, чтобы Боженька защитил тебя, и вот – он меня услышал!

Она отстранилась и внимательно осмотрела меня.

– На вид и цела, и здорова! Он же не… Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать?

Бекки наморщила нос и поджала губы.

– Со мной все хорошо, Бекки, не беспокойся. Меня никто не обижал, честное слово. Я… Ты можешь рассказать мне, что случилось в доме, когда…

Я умолкла. Как быть? Могла ли я знать об убийстве старшего Даннинга или нет? Бекки подтолкнула меня к стулу, на который я с превеликим облегчением присела, – дрожащие ноги не держали меня. Плеснув в стакан миндального ликера, она сунула его мне в руку, вернулась к тесту и начала рассказывать.

– Ужас что тут было! – заявила Бекки и сделала страшные глаза. – На мистера Уинстона, нашего нового лорда Даннинга, было страшно смотреть. Еще бы – ведь его отца зверски убили! Как он кричал, какими сыпал проклятиями! Надеюсь, с тех пор он уже исповедался… И он всюду тебя разыскивал. А бедный Эндрю и до сих пор неутешен! Дом перевернули сверху донизу, и тогда стало ясно, что тот горец сбежал и увел тебя с собой силой!

Бекки с сомнением посмотрела на меня.

– Так ведь и было, да?

– Ну да, можно сказать и так, – ответила я не без смущения. – А кто нашел тело лорда Даннинга?

– Сам Уинстон. Бедный мальчик! Он был сам не свой от горя. Ведь над телом его отца так поиздевались…

И она вперила взгляд в миску с тестом, как если бы увидела там отражение той ужасной сцены.

– Говорят, его нельзя было узнать… Счастье, что с тобой такого не сделали! Этот горец – настоящее исчадие ада!

– А что Уинстон? Как он сейчас? – спросила я, едва шевеля губами. В горле у меня пересохло.

– Уинстон, разумеется, унаследовал титул и все богатства. Думаю, он уже пришел в себя. И наверняка будет очень рад тебя видеть. Он так горевал, когда тебя похитили!

– Неужели? – спросила я с ноткой недоверия в голосе.

– О да! – заявила Бекки, высыпав на раскатанное тесто нарезанное кубиками мясо и лук. – Он пообещал большое вознаграждение тому, кто разыщет и приведет тебя в поместье.

– Вознаграждение? – уточнила я, вскинув брови.

– Один драгунский капитан приезжал сюда на неделе. Сказал, что видел тебя. И лорд Уинстон очень сердился, что он не привез тебя с собой.

Мое сердце на мгновение замерло, потом забилось снова. Голова закружилась, и мне пришлось схватиться за край стола. Так, значит, меня тоже ищут… Не судьи, а лорд Даннинг, и он назначил за меня награду! Но почему?

Я отпила глоток ликера, прочистила горло и задала следующий вопрос:

– А как леди Кэтрин?

– Леди Кэтрин? По-моему, она чувствует себя прекрасно.

Бекки посмотрела по сторонам и продолжила доверительным шепотом:

– Это может показаться странным, но после смерти мужа ей как будто бы полегчало.

– Да, и правда странно, – ответила я тем же тоном.

Но на самом деле ничего странного в этом не было. Наверняка леди Кэтрин боялась этого тирана так же, как и я сама. Я подозревала даже, что она только притворялась тяжелобольной, лишь бы супруг-садист оставил ее в покое.

– Она в поместье?

– Конечно! Сейчас она должна быть в саду. Вот уже целую неделю она гуляет там подолгу. Каждый божий день выходит на прогулку и поправляется прямо на глазах. Она даже не опирается на тросточку, когда ходит! Еще не бегает, конечно, но и до этого недалеко! – добавила Бекки с лукавой усмешкой.

Я попыталась сложить в уме все фрагменты этой головоломки. Что-то тут было не так…

Я настолько погрузилась в свои мысли, что не услышала донесшийся из коридора звук шагов. Скрипнул паркет. Удивленный возглас Бекки заставил меня опомниться. Взгляд ее соскользнул с меня на того, кто стоял за моей спиной. Я обернулась.

В дверном проеме, бледный как полотно, стоял лорд Уинстон Даннинг. Он не сводил с меня глаз, и было ясно, что он пытается справиться с волнением.

– Вы! Вы! – выдохнул он наконец и, подбежав, схватил меня за запястье. – Идемте со мной, и быстро!

И он потянул меня за собой. Единственное, что я еще успела увидеть, – это выражение крайнего изумления на лице у Бекки, прежде чем оказалась в библиотеке. Уинстон грубо толкнул меня в кожаное кресло, закрыл дверь и запер ее на два поворота ключа. Я сглотнула и втянула голову в плечи. Судя по всему, увидев меня, он вовсе не обрадовался.

У себя за спиной я слышала его тяжелое, как у приготовившегося к нападению быка, дыхание. Я сжалась в комок и плотнее завернулась в свою шаль.

– Вернулись на место убийства, дорогуша? – вскричал он хриплым, полным ненависти голосом. – Что ж, вы глупее, чем я предполагал!

– Я… я вас не понимаю.

Он подошел к столу, сел на край так, чтобы мы могли ясно видеть лица друг друга, скрестил руки на груди и презрительно уставился на меня.

– Вы не понимаете? Ну, так давайте разберемся, моя красавица! Видите ли, дорогая Кейтлин, – начал он притворно-ласковым тоном, – я видел, как вы вышли из кабинета моего отца в ту ночь.

На мгновение я словно бы окаменела от неожиданности, потом у меня задрожали губы.

– Я стоял в другом конце коридора, в тени, и слушал… слушал, как вы резвились, если можно так сказать. Вы прошли мимо окна, и в лунном свете я увидел, что выглядите вы… не лучшим образом. И вы явно куда-то торопились. Я хотел поговорить с отцом о делах, поэтому дожидался, когда он закончит с вами кувыркаться. Надеюсь, вы хотя бы дали ему время получить удовольствие, – закончил он с противной кривой усмешкой.

– Мерзавец! – вскричала я, вскочив на ноги. – Так, значит, это вы…

– Тише-тише-тише! Это вы, а не я!.. – И он ткнул в меня указательным пальцем. – Это вы его убили! Я вошел в кабинет, когда отец не ответил на мой стук. Тонкая работа, Кейтлин! Один-единственный удар – и в десятку! – сказал он и повторил движение – то самое, что сделала я, вонзая нож в шею своего обидчика.

– А вы сделали остальное, что ничем не лучше, насколько мне довелось услышать! Надругались над телом своего отца! И как вы только могли?

На этот раз он улыбнулся мне… совершенно искренне. При иных обстоятельствах я бы сказала, что он очарователен, ну, или по меньшей мере очень хорош собой. Но в тот момент он был противен мне. На Уинстоне был короткий белый парик, какие носили модники при дворе Людовика XIV, под расстегнутым темно-красным шелковым камзолом виднелся серый парчовый жилет; короткие, до колена, панталоны открывали мускулистые икры, обтянутые чулками. Он взирал на меня с таким превосходством, что я невольно смутилась и отвела взгляд.

– Уж не думаете ли вы, что я опустился до такой подлости? – спросил Уинстон, вскинув руки так резко, что зашуршали кружевные манжеты. – Если да, то вы, дорогуша, ошибаетесь! Я нашел человека, который сделал это за меня. Просто поразительно, насколько обстоятельства могут сыграть нам на руку в самый неожиданный момент, не так ли?

Он встал и направился к полкам, уставленным ценными фолиантами в кожаных переплетах. Сделав вид, будто берет книгу, он тут же поставил ее обратно. Повернувшись ко мне лицом, отчего его кружева снова взметнулись и упали, Уинстон принял картинную позу, уперев руку в бок, и посмотрел на меня с явным презрением.

– Вам прекрасно известно, что это не Лиам убил вашего отца…

– Лиам? А, значит, вот как зовут этого хайлендера! – Он взмахнул свободной рукой.

Манерной походкой Уинстон приблизился ко мне. Я замерла на месте, но взгляд его выдержала, глаз не отвела. Он остановился передо мной, взял мою левую руку, на которой посверкивало обручальное кольцо, и поднес ее к глазам.

– Значит, то, что мне о вас рассказали, правда! Вы вышли замуж за этого варвара! – проговорил он, не пытаясь скрыть отвращения. – Что ж, вы напрасно потратили время и силы!

Я выдернула руку, отступила на шаг и посмотрела ему в глаза, собрав все силы и всю свою выдержку.

– Варвар он или нет, но он точно мужчина, в отличие от вас!

Уинстон язвительно захохотал, и от этого смеха у меня по спине побежали мурашки. Угомонившись, он взял меня за подбородок, приблизил свое лицо к моему лицу и жадно воззрился на мои губы. Потом взгляд его водянистых голубых глаз скользнул ниже, к моему декольте.

– Вы совсем меня не знаете, крошка Кейтлин! Я бы с удовольствием уложил вас в свою кровать! Господи, сколько раз я умирал от желания это сделать! Но тогда все мои многолетние труды пошли бы насмарку!

Он резко отпустил мою руку, вернулся к столу и присел на него снова. Я смотрела на него, не понимая, о чем идет речь. Мое недоумение, судя по улыбке, его развеселило.

– Сын лорда Даннинга – мужеложец! Признаться, мне удалось обвести вокруг пальца многих, хотя иногда я попадал в весьма двусмысленные ситуации… Но теперь-то можно перестать ломать комедию, верно?

– Но ради чего?..

– Ради чего? В этом-то и загвоздка! – воскликнул он, подняв кверху палец. – Ответ очень простой: чтобы не жениться. Отец мечтал иметь плантации в колониях, однако не могло быть и речи о том, чтобы ему самому плыть за океан. Да и мать не пережила бы подобного путешествия. Здесь у него было столько дел, что он не мог позволить себе отлучиться из Англии надолго. Но ведь у него был я, дорогой малыш Уинстон!

Взгляд его заблудился в мотивах роскошного обюссонского ковра на полу.

– Два с небольшим года назад у отца появился шанс воплотить свою мечту в жизнь. Лорд Карлайл задумал выдать замуж свою единственную дочь Эмили. Но эта кривляка так глупа, что наверняка не отличила бы моего маленького дружка от сосиски!

Это замечание было настолько грубым, что я невольно вскинула брови.

– Простите, если оскорбил ваше целомудрие! – сказал он, смеясь. – Но как по мне, то лучше целоваться с лошадью, чем с этой уродиной! Она тощая, как жердь, и косоглазая, а зубы у нее настолько кривые, что, когда она улыбается, ей приходится прикрывать рот ладошкой!

Он поморщился от отвращения.

– Так вот, отец пожелал, чтобы я женился на юной мисс Карлайл, потому что в приданое за ней давали плантации на Бермудах. Он решил, что я прекрасно смогу заняться разработкой этих земель. Хитрый ход, не так ли? Меня отправить на Бермуды с этой ведьмой, а самому остаться здесь и тискаться с вами, сколько душа пожелает!

– И вы решили притвориться…

– Естественно! Вы очень проницательны, моя прелесть, – добавил Уинстон и жеманно, почти по-женски взмахнул ручкой.

– Вы – мерзкий тип, Уинстон Даннинг!

– Хочу вам заметить, что отныне меня называют лорд Даннинг!

– Свой титул можете засунуть себе в… вы поняли куда! Вы такой же мерзавец, как и ваш отец!

– О-ля-ля! Надо же, какие грубые слова – и вдруг слетают с таких очаровательных губок! Это у Макдональдов вы научились разговаривать в подобном тоне?

– Оставьте Лиама в покое! Он вообще не имеет отношения к убийству!

– Жаль вас разочаровывать, но все совсем наоборот! Или вы забыли, что это его обвиняют в убийстве моего отца?

У меня комок подкатил к горлу. Господи, насколько же он был омерзителен! Точно зная, что я – убийца, он сделал все, чтобы в моем преступлении обвинили Лиама.

– Он не убивал лорда Даннинга, – прошипела я сквозь зубы. – Если вы знали, то почему не сказали, что это я – убийца?

Он бесстыдно раздевал меня глазами. Я инстинктивно скрестила руки на груди. Уинстон медленно двинулся ко мне. Я застыла на месте, закрыв глаза и стиснув зубы. С точно рассчитанной неторопливостью он обошел вокруг меня, коснулся моих плеч и затылка кончиками пальцев. Я ощутила тепло его дыхания на своей коже. Он остановился и шепнул, коснувшись моего уха губами:

– Мне хотелось заняться вами лично. Неужели вы еще об этом не догадались, моя прелестная Кейтлин?

Одной рукой он обнял меня за талию, привлекая к себе, а второй стиснул мою грудь и стал ее мять.

– Разумеется, я бы предпочел взять вас девственницей, но я смогу закрыть глаза на такую мелочь. С другой стороны, вы наверняка уже научились каким-нибудь интересным штучкам… М-м-м…

И он поцеловал меня в основание шеи. Меня захлестнула волна гнева. Я больно ударила его по ноге и вырвалась.

– Не смейте ко мне прикасаться! – крикнула я, чеканя каждое слово.

Морщась от боли, Уинстон потер голень, посмотрел на меня с угрозой и выпрямился.

– Я – человек терпеливый, Кейтлин! И я заполучу вас в свою постель, даю вам слово! Если не сегодня, то завтра или послезавтра. Мне пришлось ждать целых два года, так что пара лишних дней для меня не проблема!

Он подошел к буфету и налил себе бокал бордо.

– Хотите? – спросил он, вскинув бровь.

Я помотала головой, стараясь не заплакать.

– Боюсь, нам придется немного подождать. Нам обоим, Кейтлин!

Уинстон взболтнул содержимое бокала, понюхал его и отпил глоток.

– Просто чудо! – воскликнул он, прищелкнув языком. – Что ни говори, а в виноделии французам нет равных! Вы точно не хотите попробовать?

Видя, что я не отвечаю, он пожал плечами, прислонился к книжным полкам и посмотрел на меня чуть насмешливо.

– В горах вам вряд ли доводилось пить такое вино, – сказал он и поднял бокал. – Кстати, а как вышло, что вы стали женой этого… этого хайлендера? Он вас принудил? Как я слышал, они часто силой ведут женщин к алтарю, чтобы потом затащить их к себе в постель. Неужели это правда?

– Никто не заставлял меня, – зло выдохнула я.

– Вот как? Значит, вам нравятся грубые утехи? Если так, то мы прекрасно поладим, я их тоже люблю.

– Что мне нравится, а что – нет, вас не касается.

– Да что вы? Ничего, я подожду. Все равно скоро вы станете вдовой!

Он продолжал пить вино и при этом не сводил с меня глаз. Он хотел увидеть, какое впечатление произведут на меня его слова. Я заставила себя сдержаться, но все же прикусила губу и невольно сжала кулаки.

– Он наверняка придет сюда за вами. И я устрою ему теплый прием. Видите ли, Кейтлин, ваша наивность завела вас в ловушку!

Уинстон дернул за шнур звонка. Через пару минут в дверь постучали. Уинстон повернул ключ, и в библиотеку вошел Руперт Вероломный. При виде меня он от удивления открыл рот.

– У нас гости, Руперт! Прикажите приготовить спальню, смежную с моей, для… миссис Макдональд. А потом спуститесь к Бекки и предупредите, что дверь в эту комнату должна быть заперта днем и ночью. Матушка не должна ничего знать, я не хочу волновать ее понапрасну. Доложите, когда все будет готово!

Руперт закрыл рот, кивнул и вышел.

– Неужели вы полагаете, что ваша матушка не узнает о том, что я в доме? – спросила я, прилагая все усилия, чтобы мой голос прозвучал уверенно.

– Мне жаль вас разочаровывать, но она спит на втором этаже восточного крыла, а моя спальня – на третьем этаже в западном крыле дома. Я не хочу мешать ей, ведь временами, как вы, наверное, уже догадались, я отправляюсь в постель не один…

Его губы растянулись в нагловатой улыбке, и он, опустошив свой бокал, с шумом поставил его на стол.

– Добро пожаловать в поместье, дорогая моя Кейтлин!

Я повалилась на постель, стеная от горя. Ощущение было такое, будто у меня сердце вырвали из груди. Я думала помочь Лиаму, а вместо этого заманила его в мерзкую ловушку, откуда он, вне всяких сомнений, отправится прямиком на эшафот. Можно сказать, я своими руками надела петлю ему на шею… Господи, что я наделала? «Лиам, mo rùin, что я наделала? Прости меня!» Я долго плакала, потом заснула, уткнувшись лицом в мокрую подушку.

Скрежет отодвигаемой задвижки разбудил меня. Вошел Уинстон с подносом и бутылкой вина и поставил все это на одноногий лакированный столик с красивой инкрустированной столешницей. Он был без парика. Светло-русые волосы были собраны в хвост и стянуты черной бархатной лентой. Камзол он тоже снял, накинув на плечи домашний халат из камчатного атласа.

– Ваш ужин, мадам! – объявил он и поклонился. – Через час Руперт принесет вам ванну и воду, чтобы вы могли помыться. Думаю, вам необходимо освежиться после долгого путешествия, да еще в такую жару. В платяном шкафу вы найдете все необходимое, чтобы переодеться.

На мгновение мне показалось, что лорд смотрит на меня с совершенным равнодушием, но тут он сделал шаг к моей кровати.

– Выйдите вон! – прошипела я сквозь зубы и вперила в него сердитый взгляд.

Он передернул плечами, вышел, запер дверь на задвижку и проверил, надежно ли она держится. Я встала и подошла к подносу, от которого дивно пахло стряпней Бекки. Фазан, запеченный с яблоками! Подумав немного, я решила поесть. Я тщательно пережевывала каждый кусок, стараясь не думать о том, что мне грозит. «Позже, когда успокоюсь, я смогу подумать о своей участи…»

Настенные часы показывали без двадцати двенадцать, когда Руперт принес последнее ведро воды и вышел из комнаты. Я не без удовольствия наблюдала, как он делает то, что обычно входило в обязанности горничной. Но никто не должен был знать, что я в доме, распоряжения Уинстона на этот счет были очень строгими. Поэтому единственные, кого я видела с момента моего заточения в этой спальне, были хозяин дома и Руперт. Не слишком приятная компания…

В платяном шкафу, где висело множество красивых платьев из дорогой ткани, я отыскала себе чистую ночную рубашку. Свой маленький нож я сунула под подушку. Мне не хотелось бы им воспользоваться, но я знала, что моя комната соединена потайной дверью со спальней Уинстона. Если понадобится, оружие может мне помочь избежать насилия с его стороны…

Совершенно разбитая и расстроенная, я легла в постель, натянула одеяло до подбородка и поежилась. Теперь я была во власти этого молодого мерзавца! И ничего не могла с этим поделать. Оставалось лишь ждать. Сколько пройдет времени, прежде чем Лиам узнает, что я ослушалась его, нарушив клятву? Я надеялась, что он никогда сюда не придет, оставит меня пожинать плоды собственной глупости. Что он не попадет в уготованную ему ловушку…

Я стояла в полнейшей темноте на краю обрыва. Я чувствовала, что внизу, у самых моих ног, – пустота. Мне стоило огромного труда стоять ровно и не за что было ухватиться, потому что кто-то связал мне руки за спиной. И вдруг этот кто-то толкнул меня в эту пустоту. Задыхаясь, я вцепилась во влажную от пота простыню и проснулась от собственного крика.

Нарождался рассвет, мрачный и серый. Я подождала, пока успокоится сердце, и, с трудом шевеля руками и ногами, встала с кровати. Ночью я спала мало и плохо, мне снились кошмары. Раз за разом меня толкали в бездонную пропасть, снова и снова вокруг мельтешили какие-то безликие тени, и сердце мое билось как сумасшедшее…

Зачем мне пытаться заснуть? Занимался новый день, который не сулил ничего, кроме новых несчастий. И я знала, что мне предстоит испить эту чашу до дна.

Я прижалась горячим лбом к стеклу, чтобы освежиться. Оконные створки были накрепко прибиты к раме длинными гвоздями, поэтому мысли о побеге пришлось оставить. Но даже если бы я и рискнула выпрыгнуть из окна, то наверняка сломала бы себе шею. До земли было не меньше пятнадцати метров. Уинстон предусмотрел все.

Густой туман укрыл зеленеющие луга, протянувшиеся от поместья к холмам Сидлоу-Хилз. Капли мелкого дождя усеяли стекло, отчего картинка стала менее четкой. Дождь… Это означало, что леди Кэтрин сегодня в саду я не увижу.

Уинстон явился навестить меня ближе к вечеру. До этого Руперт принес мне несколько книг, чтобы убить время, но я не смогла сосредоточиться на чтении. Все мои мысли были обращены к Лиаму, который прятался в зарослях вереска, спасая свою жизнь, в то время как я по собственной глупости выдала мужа тем, кто его разыскивал! Я задыхалась от бремени своей вины.

Мой тюремщик явился в охотничьем костюме и сапогах, с которых на чистый дубовый паркет комьями падала грязь. Он поставил на столик коробку с шахматами, открыл бутылку хереса.

– Простите, что заставил вас так долго себя дожидаться!

И он с надменной ухмылкой протянул мне бокал с вином. Я взяла его.

– Если бы вы отсутствовали целую вечность, я бы и не подумала жаловаться!

– Неужели? Но ведь это же так долго – целая вечность, вы не находите?

Он опустился в обтянутое ярко-красным бархатом кресло в стиле барокко и вытянул перед собой свои длинные ноги. Я изо всех сил старалась сохранять хладнокровие. Его голубые глаза цепко осматривали меня, отыскивая брешь в моей броне.

– Вы хорошо спали? Мне показалось, что я слышал крики…

– Участливость вам не идет, лорд Даннинг! – огрызнулась я, поднося к губам янтарного цвета напиток.

Он не ответил на мой выпад и тоже пригубил бокал.

– Удачная охота?

– Да, мы убили наконец того огромного дикого кабана, который бродил по землям усадьбы с начала весны. Это чудовище несколько недель назад напало на двоих крестьян, и одному даже пришлось отнять ногу.

Он поморщился.

– Пренеприятное зрелище!

Затем, улыбнувшись, Уинстон продолжил беззаботным тоном:

– Капитан Тернер спешит к нам с отрядом из шестерых драгун. Думаю, через час он будет в поместье. Желаете разделить с нами вечернюю трапезу?

У меня сжалось сердце.

– Нет, у меня нет такого желания, – ответила я и встала.

Я подошла к незажженному камину и увидела в зеркале над каминной полкой свое отражение. Настоящая ведьма – бледная, с темными кругами под глазами…

– Что вы планируете сделать со мной после того, как… Вы же не сможете держать меня взаперти всю мою жизнь?

– Я уже думал об этом, – заявил Уинстон, отпив еще глоток хереса. – Вы станете вдовой, я – холостяк и… скажем так, пока свободен. Переговоры о моем браке с юной Кэролайн Уинслоу прекращены. Эта девица и в кровать ложилась бы с Библией, чтобы петь мне на ночь псалмы! Но я понимаю, что пришла пора позаботиться о будущем. Мне двадцать девять лет, и мне нужен наследник.

Стиснув зубы, я посмотрела на его отражение в уголке зеркала.

– Вы станете моей женой, Кейтлин!

Я окаменела от изумления.

– Я? Вы шутите?

– Вы станете моей женой, – повторил Уинстон Даннинг.

Насмешливый смех сорвался с моих губ и наполнил собой комнату.

– Лорд Даннинг, что вы такое говорите! – начала я с издевкой в голосе. – Вы, член палаты лордов, женитесь на служанке без роду и племени и убийце к тому же? Да ваша матушка умрет от стыда!

– Знайте, что на сегодняшний день меня мало волнует чье бы то ни было мнение! Главное – это получить то, что я хочу!

– А если я откажусь?

– У вас не будет выбора, – охрипшим голосом сказал он. – Ваш братец… Я говорю о Патрике… Так вот: ваш братец замешан в делах, которые не соответствуют букве закона. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Еще я дам вам возможность видеться с… как там вы его назвали? Ах да! Со Стивеном. Или вы уже забыли про него?

Я закрыла глаза, думая только о том, как бы не разрыдаться. Мне не хотелось доставлять моему мучителю такое удовольствие, ведь мои слезы наверняка порадовали бы его.

– Он… Он здоров?

Уинстон встал и встряхнулся. С отсутствующим видом он некоторое время созерцал комья грязи, которыми был усыпан паркет у его ног, потом подошел ко мне и встал у меня за спиной. В зеркальном отражении наши взгляды встретились.

– Да. Настоящий маленький крепыш… И уже тараторит без умолку!

– Где он?

– Кейтлин, вы и сами прекрасно понимаете, что я не могу сказать вам, где живет ваш сын. Но уверяю вас, о нем заботятся подобающим образом. И я регулярно его навещаю. Ведь он мой брат! И, замечу вам, очень милый и располагающий к себе ребенок.

Мое сердце забилось так, что чуть не вырвалось из груди. Я снова ощутила эту пустоту внутри меня и эту ужасную боль, которая так никуда и не делась. Я умирала от желания взять моего крошку Стивена на руки и прижать его к груди. Почувствовать его теплое прерывистое дыхание на своей коже. Вдохнуть исходящий от него запах молока, резковатый и в то же время сладкий. Эта тоска терзала меня сильнее, чем физическая боль. Тоска, раскаяние…

– Можно мне на него посмотреть? Издалека, хотя бы пару минут?

– Простите, но не сейчас. Так вот, когда вы станете моей супругой, он будет жить с нами. Я буду растить его как собственного сына.

– Лорды не женятся на служанках. Вас перестанут принимать в обществе, это будет позор для всей вашей семьи. Подумайте о вашей матушке!

Он устремил взгляд на мой затылок. По спине у меня пробежал холодок, я сильнее стиснула пальцами край каминной полки.

– Неужели вы полагаете, что возможен позор горше того, что ей уже пришлось пережить? Муж спит с половиной непотребных девок Эдинбурга! Сын – мужеложец! Хотя, надо признать, мне и самому надоело притворяться. В приличных домах на меня с некоторых пор смотрят косо, барышни меня сторонятся… Вы понимаете, если постоянно появляться в обществе с теми, кто известен своими… противоестественными склонностями, то рано или поздно… Женщины – странные существа. Если ты не пытаешься сразу залезть к ним под юбку, для них это вернейшее основание, чтобы о тебе позлословить! И я не говорю уже о том, что меня даже пытались изнасиловать…

Он засмеялся и положил руки мне на бедра.

– Думаю, вы отлично сыграли бы свою роль! – возразила я.

Он снова посмотрел мне в глаза своими холодными голубыми глазами. Улыбка по-прежнему играла на его губах, однако сейчас она скорее была лукавой. Его пальцы пробежали по моему судорожно втянутому животу, потом вдруг больно стиснули мои груди, и он рванул меня к себе. Его губы приблизились к моему уху, и он прошептал приторным голосом:

– Это потому, что я – хороший актер! Вы еще узнаете меня, моя душечка! Вы еще ничего, ничего не видели…

Резким движением он дернул вниз вырез на моем платье. Одна моя грудь обнажилась, и он стал жестко тискать ее, прильнув в то же время губами к моей шее. Извиваясь как умалишенная, я пыталась вырваться. Он повернул меня к себе лицом, и я оказалась зажатой между очагом и его телом. Его возбужденное естество уперлось мне в живот. Рот его прильнул к моему рту раньше, чем я успела отвернуться, а его пальцы, быстрые и ловкие, уже поднимали мои юбки. И тогда я яростно укусила его за губу.

Он отшатнулся, выругался и поднес руку ко рту. Из укуса на губе сочилась тонкая струйка крови. Он прищурился и посмотрел на меня с угрозой. Губы его искривились в садистской усмешке.

– Теперь понятно, почему батюшка называл вас своей дикой кошечкой! – издевательски произнес Уинстон. – Это очень возбуждает!

Я подалась вперед, чтобы ударить его по щеке. Он перехватил мою руку, сжал запястье, и тогда я плюнула ему в лицо. Он сразу перестал улыбаться. Отпустил меня, вынул из кармана платок, вытер лицо и при этом неотрывно смотрел на меня.

– Ничего, я подожду. У меня хватит терпения, – сказал Уинстон, повернулся и вышел из комнаты.

Я подождала несколько минут, потом попыталась успокоиться. Мое тело понемногу стало расслабляться. Во рту я до сих пор ощущала вкус крови. Я провела рукой по губам, словно желая стереть последний след нападения. Внутри меня поднималась волна злобы и ненависти. И вдруг гнев заполнил собой каждую частичку моего тела и души. С диким криком я схватила коробку с шахматами и швырнула ее в только что закрывшуюся дверь. Фигуры разлетелись по комнате. Рыдая, я упала на кровать. «Шах и мат, Кейтлин! Шах и мат…»

Так я и жила в постоянном ожидании дня или ночи, когда в поместье явится Лиам. Ночи не приносили мне отдыха, и я не прикасалась к еде, которую Руперту приходилось нести обратно в кухню нетронутой. После четвертой бессонной ночи мои нервы сдали. Руперт снова принес мне поднос с завтраком и поставил его на круглый столик.

– Унесите обратно! – крикнула я ему.

Я ходила взад и вперед по комнате мимо окна, нервно теребя прядь растрепанных волос.

– Лорд Даннинг приказал мне…

– Мне плевать на приказы лорда Даннинга! Чтоб ему провалиться! – выкрикнула я и швырнула поднос вместе с содержимым через всю комнату.

Он поднял на меня обескураженный взгляд.

– Думаю, вам очень приятно видеть, как со мной обращается ваш хозяин. Правда, Руперт? – ядовито поинтересовалась я.

Ответа я так и не дождалась. Руперт начал собирать с пола осколки фарфора. Я нервно засмеялась.

– На вас противно смотреть! Вы – никакой не Руперт Вероломный, вы – лизоблюд! В вашем сердце не осталось ни грамма доброты! – горько проговорила я.

– А вы – никчемная шлюшка, мисс Кейтлин! – возразил он, багровея от гнева и глядя на меня со всем доступным ему презрением. – И мне непонятно, почему лорд Даннинг так с вами носится! Я бы давно отдал вас властям и…

Я уже была готова пнуть ногой поднос, за которым Руперт как раз потянулся, чтобы его поднять, когда на пороге появился Уинстон.

– Что здесь за шум? – спросил он сурово.

– Мисс Кейтлин сегодня в плохом настроении, сэр, – ответил ему Руперт.

Уинстон посмотрел на разбросанные по полу осколки и кусочки пищи, сделал слуге знак удалиться и запер за ним дверь. Прислонившись к ней спиной, он скрестил руки на груди и посмотрел на меня из-под полуопущенных век.

Я снова заходила между окном и кроватью, время от времени с беспокойством поглядывая на своего тюремщика.

– Вы – настоящая фурия, дорогая!

– Прекратите называть меня «дорогая»! – потребовала я, подражая его манере растягивать слова и холодному чопорному тону.

– Вы правы – «дикарка» подойдет вам гораздо лучше!

Я сердито посмотрела на него и… вздрогнула, потому что заметила свое отражение в зеркале. То была не я, а какая-то исхудавшая незнакомка с тусклыми растрепанными волосами и в помятой ночной рубашке, белизна которой подчеркивала серый замогильный цвет лица.

– Смотрите, что вы со мной сделали! – выдохнула я, поворачиваясь к Уинстону.

Он осмотрел меня с головы до ног и улыбнулся. Судя по всему, увиденное пришлось ему по нраву.

– Вы выглядите чуточку утомленной, но когда все это забудется, вы отдохнете и прелесть ваша быстро вернется к вам.

Должно быть, он услышал отголоски нашей с Рупертом перепалки, когда одевался в своей спальне, – ворот рубашки был расстегнут, одна пола торчала из-за пояса панталон. Он снова окинул меня дерзким взглядом и шагнул вперед.

Я инстинктивно отступила на шаг и оказалась в луче яркого света, проникавшего в комнату через окно. Уинстон уставился на меня, и на губах его заиграла блаженная улыбка. При таком освещении рубашка почти не скрывала моих форм. Я подбежала к кровати, запрыгнула на нее и прикрылась простыней.

– Вы еще прекраснее, чем я представлял вас в моих самых безумных мечтах!

Он встал у кровати, прислонился к резному столбику из красного дерева и поставил колено на матрас.

– Не приближайтесь! – воскликнула я, еще выше натягивая простыню.

Он снял рубашку. Его грудь, гладкая и влажная, поднималась и опускалась от учащенного дыхания. Не помня себя от страха, я попятилась к изголовью кровати.

– Полагаю, я ждал достаточно!

Мгновение – и он уже стоял на четвереньках на постели. Я попыталась спрыгнуть, однако он успел схватить меня за щиколотку и дернуть к себе. Я уже наполовину свесилась с кровати, но, как ни цеплялась за простыню, удержать равновесие не получилось, и я рухнула вниз, ударившись головой об пол.

Уинстон воспользовался моей оплошностью и прижал меня спиной к кровати, просунул руки мне под рубашку и стал меня гладить. Мне удалось наконец вернуться на матрас, и я попыталась дотянуться до него, чтобы ударить. Он схватил меня за талию и перевернул, словно блин на сковороде.

– Кейтлин, угомонитесь, я не хочу сделать вам больно!

Он сел мне на бедра, лишив меня тем самым последней надежды сбежать.

– Прошу вас, Уинстон, не надо! – взмолилась я. – Только не это!

Он дышал шумно, прерывисто. На одно короткое мгновение мне показалось, что он собирается отпустить меня, но то была лишь иллюзия. Его беспощадные руки вцепились в мою рубашку и разорвали ее.

– Мне жаль, но я не могу больше ждать!

Я попыталась было стыдливо прикрыть груди руками, однако он перехватил мои запястья, стиснул их и завел мне за голову. Его прерывистое дыхание обжигало мне лицо, взгляд его голубых глаз погрузился в мои глаза. В душе у меня все перевернулось. В эту минуту я ненавидела Уинстона настолько сильно, что без колебаний убила бы его. И я была сама себе противна… я застонала от боли. Душа моя разрывалась на части. «Лиам, где же ты?» Внезапно мне захотелось, чтобы он был здесь. Я так в нем нуждалась!

Уинстон прижался губами к моему рту и стал лихорадочно исследовать его своим языком.

– Вы сводите меня с ума! – простонал он, проводя языком по моей шее.

Я извивалась под ним, как уж на сковородке.

– Уинстон, нет! Прошу, не надо! – напрасно взывала к нему я.

Он взял в рот мой сосок и яростно его укусил. Я стала отбиваться как умалишенная, черпая силы в отчаянном страхе, который порождала во мне перспектива снова пережить изнасилование. К своему несчастью, я была намного слабее Уинстона и мое сопротивление лишь возбуждало и раззадоривало его. На короткий миг он отпустил мою руку, чтобы раздвинуть мне колени. Этот жест разъярил меня еще больше. «Нет! Я не могу предать Лиама!» Уцепившись за эту мысль, я собрала последние силы, чтобы защитить себя.

– Хватит! – вскричала я и стала отбиваться с остервенением и яростью, которые уже не надеялась в себе найти.

И тут я вспомнила о своем кинжале. Я протянула руку и стала рыться под подушкой. Уинстон снова схватил меня за запястье, когда мои пальцы уже стиснули рукоятку ножа. Блеснул клинок, и пыл Уинстона моментально угас.

– Это еще что такое?

Удивление уступило место неверию, а потом и злости.

– Ах ты, мерзавка!

Уинстон выкрутил мне руку, и нож тяжело упал на постель. Он подобрал его и поднес к глазам.

– Нам понравилось убивать? – с ненавистью в голосе процедил он.

Ничего не ответив, я отвернулась. Когда острие кинжала, холодное и смертоносное, скользнуло у меня между грудей, я вздрогнула.

– Ну же, исчадие ада, убейте меня! Чего вы ждете?

– Не уверен, что я этого хочу, – словно бы про себя прошептал Уинстон и сильнее вдавил лезвие ножа в кожу.

Показалась капля крови. Уинстон подхватил ее на кончик указательного пальца и поднес к губам. Я поморщилась от отвращения. Внезапно Уинстон схватил меня за шиворот и заставил сесть, прислонившись спиной к резному столбику кровати. Пламя, полыхавшее в его глазах, испугало меня.

– Уинстон!

Он слегка разжал пальцы, но ворот моей рубашки так и не отпустил. Я сглотнула, хотя острое лезвие кинжала по-прежнему прижималось к моей влажной от пота коже.

– Мы закончим то, что начали, моя нежная Кейтлин!

– Придет день, и я убью вас за это, Уинстон!

Дверь в спальню с грохотом распахнулась. Двигаясь с быстротой молнии, Уинстон схватил меня за руку и столкнул с кровати. Он закрылся мной, как щитом, придерживая меня за талию. Нож он приставил к моей шее под подбородком. Перед нами стоял Лиам с перекошенным от ярости лицом. В руке у него был пистолет.

– Отпусти мою жену, ублюдок! – проговорил он, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно, и поднял руку с пистолетом.

Боль обожгла мне шею, и я почувствовала, как по ней потекла струйка крови.

– Вы же не хотите, чтобы я покалечил вашу красавицу супругу, правда, Макдональд? – насмешливо поинтересовался Уинстон. – Хотя мне и самому было бы жаль, она мне тоже нравится!

– Отпусти ее немедленно! – с явной угрозой, но по-прежнему тихо приказал Лиам.

Мой тюремщик шевельнулся у меня за спиной, и я почувствовала, как его тело напряглось.

– Я не собираюсь ее отпускать. Мы с ней только-только поладили, когда вы ворвались и нарушили наше уединение. Но, быть может, вы желаете присутствовать? У вашей жены очаровательная попка, вы не находите? – с вызовом спросил Уинстон.

На лице Лиама не дрогнул ни один мускул, и он по-прежнему держал Уинстона на мушке. Однако и тот не думал отступать.

– Не слишком же вы спешили, Макдональд! Я уже решил было, что она вам надоела!

Ужас буквально парализовал меня. Я попыталась встретиться с Лиамом глазами, но он неотрывно смотрел на нож в руке Уинстона.

– Лиам!

– Bi sàmhach, Кейтлин! – прикрикнул на меня мой супруг.

Взгляд его скользнул по моей разорванной ночной рубашке, которая отнюдь не скрывала моего тела. Ярость, какой мне еще не доводилось в нем видеть, исказила его усталое от недосыпания лицо. В испачканной кровью одежде, с рассыпавшимися по плечам нечесаными волосами, он был похож на древнего скандинавского воина, безжалостного и жаждущего крови.

– Отпусти ее, мерзавец! Хотел заполучить меня, так бери! Но прежде отпусти ее! – спокойно, но твердо произнес Лиам.

И шагнул ко мне и Даннингу. Острие кинжала вонзилось глубже в мою плоть.

– Falbh! Falbh! Tha na còtaichean scàrlaid ann! ‘S e painntrich a th’ ann!– крикнула я.

Лиам посмотрел на меня с удивлением, потом спросил угрюмо:

– Cò mheud saighdear?

– A seachd, – ответила я быстро.

Он посмотрел на меня, и я поняла, что он примирился с неизбежным. Палец дрогнул на спусковом крючке пистолета, дуло которого было все так же направлено в голову моего мучителя, однако выстрела не последовало. Слишком велик был риск задеть меня… Уинстон у меня за спиной начал нервничать. Наш разговор на гэльском вряд ли пришелся ему по душе.

– Falbh, a Liam… Crochaidh Iad coltach ri cù thu! – попросила я угасшим голосом. На мои глаза навернулись слезы.

По каменным ступеням лестницы уже стучали башмаки солдат. Отступать, бежать теперь было поздно. Капельки пота блестели у Лиама на висках. Лицо его исказилось в страдальческой гримасе. Он испустил такой отчаянный и яростный крик, что у меня перевернулось сердце, а Уинстон вздрогнул.

Капитан Тернер приставил блестящее дуло к затылку Лиама. Лиам опустил свой пистолет. Солдат вырвал оружие у него из руки, в то время как еще двое принялись надевать на Лиама, который даже не пытался сопротивляться, кандалы. Уинстон отпустил меня и сунул мой нож себе за пояс.

– Самое верное решение, Макдональд! Маленькое удовольствие – смывать с паркета вашу кровь, а тем более кровь нашей прелестной Кейтлин, – насмешливо заявил он.

И повернулся к капитану Тернеру, который рассматривал меня с наглой улыбкой на устах.

– Забирайте его!

Лиам смотрел на меня взглядом, в котором я не смогла прочесть ни единой эмоции.

– Carson? – спросил он печально.

– Air son a tha gaol agam ort, mo rùin, – прошептала я. – Math mi, mo rùin.

Он кивнул и отвернулся. Вихрь чувств закружил меня, и я не могла уцепиться ни за одно из них. Словно корабль, у которого обрубили якорь, я плыла по воле волн в бушующем море. Лиама вытолкнули из комнаты, и позвякивание его цепей отозвалось в каждой частичке моего тела.

– Не-е-ет! – закричала я, не помня себя от горя.

Собрав последние силы, я бросилась вслед за ним. Уинстон удержал меня. Его пальцы больно впились мне в предплечье. Я отбивалась, как дьяволица, я кричала и царапалась с безудержным отчаянием. Наконец пальцы его разжались и он с силой толкнул меня. Хлесткая пощечина едва не сбила меня с ног, и я ударилась головой о стену. Теплая стена у меня перед глазами потемнела. До меня донеслись какие-то крики. Кажется, меня звал Лиам… Солдаты осыпали его ругательствами… Стена закачалась. Как я ни пыталась уцепиться за реальность, мои попытки ни к чему не привели. Хрип вырвался из моей груди, и стена стала совсем черной.

 

Глава 15

Цена одной жизни

Тени танцевали у меня перед глазами. Отчаяние перестало быть единственным чувством, которое я была способна переживать, и рассудок постепенно возвращался ко мне. Какой-то звук или, скорее, шепот пытался достучаться до моего мозга. Я медленно открыла глаза. Мое тело понемногу возвращалось к жизни. Я уцепилась за этот шепот, как за спасательный круг.

Размытые двигающиеся фигуры перед глазами понемногу обретали четкость, звуки складывались в слова. Знакомое лицо возникло передо мной словно бы из тумана.

– Кейтлин! Все позади! – говорил голос.

Я моргнула, потом еще и еще раз. На меня смотрело встревоженное лицо Патрика. Прикосновение чего-то холодного окончательно привело меня в чувство. Я закашлялась и смахнула со щеки капли воды, которой мне только что плеснули в лицо.

– Ты решил меня утопить? – сердито спросила я, садясь на полу. Моя рубашка была насквозь мокрая. Пат набросил мне на плечи простыню.

– Кейтлин, как ты себя чувствуешь? Ты не ранена? – спросил он участливо.

У меня перед глазами вдруг возникла вся эта ужасная сцена: Лиам врывается в спальню, потом солдаты уводят его… С отчаянием глядя на Патрика, я вцепилась в него обеими руками с такой силой, что чуть не сбила его с ног.

– Где Лиам? – спросила я.

– Они его забрали, Кейтлин.

– Господи! Нет! – вскричала я. – Куда?

– Боюсь, они везут его прямиком в Толбут, в Эдинбург. И в данный момент мы ничего не можем с этим поделать.

Я застонала, терзаемая тоской и безнадежностью. Патрик обнял меня и стал укачивать, как ребенка. Ему хотелось утешить меня, однако он знал, что все усилия напрасны.

– Тебе нужно одеться. Мы возвращаемся домой.

Он протянул мне мое платье и помог подняться.

– Я подожду в коридоре, – сказал он и вышел.

Дональд с Нилом держали Уинстона и Руперта у стены в коридоре, угрожая им ножами. Я подобрала с пола свой кинжал, остановилась перед хозяином дома и холодно посмотрела на него.

– Если что-то и мешает мне убить вас, Уинстон Даннинг, так это надежда, что нам удастся вытащить Лиама из тюрьмы!

Я приставила острие ножа к напряженной шее лорда Даннинга, который, судя по выражению лица, был вне себя от злости.

– Но я обещаю: если моего мужа все-таки повесят, я вернусь и убью вас, потому что тогда, дражайший Уинстон, мне будет нечего терять!

– Я вас дождусь! – ответил он с наглой усмешкой.

Дональд так сильно ударил его по лицу, что хрустнула кость и Уинстон повалился на паркет.

– А с этим что делать? – спросил Нил, помахивая своим блестящим клинком перед глазами перепуганного Руперта. – Зарезать его?

Я подошла к управителю усадьбы и посмотрела на него, улыбаясь одними уголками губ.

– Не стоит затрудняться, Нил. Но мне хочется оставить ему что-нибудь на память!

Я легонько приподняла юбки и яростно ударила Руперта в пах. Он задохнулся, согнулся пополам и застонал.

Мы вышли в холл и увидели леди Кэтрин. Она как раз возвращалась с дневной прогулки в сопровождении девушки, которую раньше мне не доводилось видеть. Про себя я решила, что это новая компаньонка. Мои ноги вдруг стали ватными, и я схватила Патрика за руку, чтобы не упасть.

– Кейтлин Данн? – воскликнула изумленная леди Кэтрин. – Но как вы тут оказались и кто все эти шотландцы?

– Леди Кэтрин, я…

Послышался звон разбитой посуды, и мы обе вздрогнули. Милли смотрела на меня с таким испугом, словно я была привидением, а у ее ног валялся поднос с разлетевшимся вдребезги чайным прибором.

– Ты вернулась? Но тебе нельзя возвращаться! Кейтлин, это ловушка! Уходи скорее, беги! Если лорд Даннинг… О Господи!

Милли умолкла, стоило ей увидеть леди Кэтрин.

– О чем ты, Милли? – с любопытством спросила леди Даннинг.

Бедная горничная нервным движением спрятала руки под накрахмаленный фартук. Было ясно, что она растеряна и испугана.

– Я не могу вам сказать, миледи! Я пообещала, что не скажу! Иначе меня убьют!

И бедняжка разрыдалась. Леди Кэтрин по очереди заглянула в лицо каждой из нас. Она по-прежнему не могла взять в толк, что происходит.

– Кто заставил вас дать такое обещание, Милли? – властно спросила хозяйка дома.

– Э… Лорд Даннинг, миледи! Ваш сын, я хотела сказать! – всхлипывая, призналась Милли.

– А где сейчас мой сын?

– Отдыхает в своей спальне, миледи, – ответил Дональд. – И, боюсь, пока он не в состоянии к нам присоединиться.

С минуту она смотрела на Дональда, который ответил на этот взгляд дерзкой улыбкой, потом подошла к креслу, села и принялась разминать больные пальцы. Я знала, что теперь она смотрит на меня, но упорно не сводила глаз с оборки на подоле ее платья.

– Может, кто-нибудь все же объяснит мне, что здесь происходит? Только что из поместья выехал отряд драгун, и с ними был какой-то шотландец. Он тоже замешан в этой истории?

– Да, миледи, – ответила я едва слышно, по-прежнему не поднимая глаз.

Она вздохнула, и в этом вздохе уже чувствовалось нарастающее раздражение.

– Объяснитесь, дитя мое!

– Этот шотландец – мой муж, миледи. Его ошибочно обвинили в убийстве вашего… – пробормотала я и запнулась.

– Моего супруга? Вы хотите сказать, что это тот самый шотландец, который вас похитил?

– Он меня не похищал, – поправила ее я. – Да, это тот самый шотландец. Но я ушла с ним по доброй воле.

– Почему?!

Наконец я решилась посмотреть ей в глаза. Я боялась этого момента, но у меня не было выбора. Я понимала, что должна рассказать ей правду.

– Потому, что это я… я его убила.

Милли заплакала еще горше, и ее вздохи и стенания эхом отозвались в холодных стенах холла. Леди Кэтрин смотрела на меня широко распахнутыми от изумления глазами и покачивалась в своем кресле. Господи, чего бы я только ни отдала, чтобы оказаться за тысячу миль отсюда!

– Вы? Но ведь Уинстон сказал мне, что видел, как тот шотландец выходил из кабинета моего мужа!

– Он видел не шотландца, а меня! Мне очень жаль, миледи, – осипшим голосом проговорила я. – Он солгал вам. Он устроил весь этот маскарад, чтобы…

Боже праведный, но как же ей объяснить?

– Лорд Даннинг мучил меня, он заставлял меня… Я должна была его остановить.

– Не говорите больше ничего, дитя мое! – в волнении вскричала леди Кэтрин.

Я отметила про себя, что Уинстон унаследовал глаза матери, но тем более странно было видеть эти глаза – такие красивые, такие искренние и исполненные сочувствия, когда несколько минут назад я смотрела в глаза ее сына – холодные и расчетливые…

– Я догадывалась об этом, Кейтлин, но мне хотелось, чтобы вы рассказали мне по своей воле. Я не хотела принуждать вас к откровенности. Этот человек был чудовищем. Я достаточно от него натерпелась, поэтому, когда я заболела…

Она умолкла, глядя перед собой невидящим взором, потом кивнула и смежила веки.

– Милли, что вам известно об этой истории? – спросила вдруг леди Кэтрин, обернувшись к девушке. Та громко всхлипнула. – Почему мой сын потребовал от вас молчания?

– Миледи, умоляю, не спрашивайте! Лорд Даннинг угрожал мне…

– Говорите! – приказала хозяйка дома.

– Кейтлин говорит правду, – пробормотала Милли. – В ту ночь я была с парнем… Простите меня, миледи!

Милли покраснела и опустила голову. Все присутствующие с напряжением ожидали продолжения рассказа. А бедняжка то и дело поглядывала в сторону лестницы, словно опасаясь, что там вот-вот появится Уинстон.

– Дальше!

– Я была с Дугласом, миледи. Он из тех солдат, что тогда были в доме. И вдруг посреди ночи за ним пришли и приказали сделать кое-какую работу. Но я не могу вам рассказать какую, это слишком ужасно! – дрожащим голосом закончила девушка.

– Продолжайте, Милли! – безапелляционным тоном потребовала леди Кэтрин.

Милли по очереди посмотрела на каждого из нас. Мне не доводилось видеть ее такой испуганной.

– Дуглас, он… Господи, помоги мне! Ваш сын пришел ко мне в комнату и приказал Дугласу идти с ним. А потом он заставил Дугласа сделать так, чтобы преступление со стороны показалось еще более отвратительным. Позже Дуглас вернулся ко мне и все никак не мог успокоиться! Он все рассказал мне. Мистер Уинстон пригрозил, что меня прогонит, а его обвинит в краже, если он не исполнит то, что ему было приказано. Поэтому Дугласу ничего не оставалось… После этого Дуглас уехал, и мы с ним не виделись. А потом я узнала, что он утонул в речушке Дити. А ведь он, миледи, плавал как рыба!

И служанка снова разрыдалась. Рассказ ее ошеломил леди Кэтрин. Трое моих спутников молчали, но я видела, что им тоже не по себе. Дальнейшие объяснения были излишни.

Мы приехали в Эдинбург к вечеру. Я ехала на Буре и за всю дорогу не проронила ни слова. Дональд и Нил остались на постоялом дворе расседлывать лошадей, а Патрик проводил меня к миссис Хей. Я заявила, что никого не хочу видеть, и заперлась в своей комнате, предоставив брату объясняться с отцом.

Луна на небе была окружена белесым кругом. Ночь выдалась прохладной и влажной, в комнату через открытое окно проникал свежий ветерок. Я спросила себя, видит ли Лиам эту луну в окне своей камеры. Я сомневалась в этом. Слезы обжигали мне щеки. Три дня без еды и четыре бессонные ночи донельзя истощили мое тело и мой разум. Скорее мертвая, чем живая, я то впадала в отупение, то металась в бреду. Наконец я упала на кровать, жалобно заскрипевшую под весом моего тела. От кольца, поблескивавшего у меня на пальце, веяло холодом. «Прости меня, mo rùin, прости меня!» Я вспомнила глаза Лиама, когда он посмотрел на меня перед тем, как выйти из комнаты. Его отчаяние обожгло мне сердце и остудило кровь. Он был уязвлен, его душа стенала от боли. Я предала его, и он оказался в древнем эдинбургском Толбуте, тюрьме, которую жители столицы называли «Сердце Мидлотиана».

Я пыталась найти себе опору в надежде и придумать что-то, чтобы спасти Лиама, но все время словно бы соскальзывала в пустоту. Лиама будут судить за мое преступление… И приговорят к смерти только потому, что он хотел защитить меня. Я соскользнула в кошмар, которому не было видно конца, позволила сну овладеть мной и желала при этом одного – никогда больше не просыпаться.

* * *

Желанию моему не суждено было исполниться ни завтра утром, ни в последующие дни. С утра до вечера отец, Пат и миссис Хей старались чем-нибудь занять меня, чтобы я не впадала в хандру и окончательно не отчаялась.

Отец на полдня отпросился у своего патрона и заявил, что пришла пора мне повидаться со старшим братом Мэтью. В одно прекрасное солнечное утро мы обошли с десяток прокуренных постоялых дворов и таверн, прежде чем нашли то, что осталось от моего брата, в пабе «Walter’s Land Inn», располагавшемся в тупике под названием World’s End Close.

Я не поверила своим глазам: передо мной сидел незнакомец, лишь отдаленно похожий на моего брата, каким я его запомнила. Свои заботы и разочарования Мэтью решил утопить в бутылке. Мы отыскали его в два пополудни в грязном, дурно пахнущем зале паба, где стояла духота и нечем было дышать. Мэтью дремал, прислонившись спиной к стене и широко открыв рот, в который то и дело залетали копошившиеся на липких столах мушки. Я села напротив, поставила на стол чашку сомнительной чистоты, в которой мне подали чай, и какое-то время с грустью смотрела на брата.

Он открыл один глаз, закрыл его, потом открыл другой. И вдруг его точно оса укусила: он полностью проснулся, выпрямился и уставился на меня так, словно не верил своим глазам.

– Китти? Это ты? – пробормотал он, с трудом ворочая языком и вглядываясь в меня покрасневшими глазами.

– Да, это я, Мэтью.

– Китти! О Китти! Давно же мы с тобой не виделись!

– Два года, Мэт.

– Два года… – прошептал он словно бы про себя. – Неужели так давно? Я как-то потерял счет времени…

Он улыбнулся, и от этого резче обозначились первые морщины на его исхудавшем лице.

– Ты изменилась, Китти. Как же это сказать? Не знаю… Ты стала женщиной, что ли?

Культей он убрал прядь грязных и спутанных черных волос, упавшую ему на глаза, и присмотрелся ко мне повнимательнее.

– Отец сказал, что ты вышла замуж.

– Да, – вздохнула я при мысли, что очень скоро могу оказаться не женой, а вдовой.

– За шотландца?

– Его зовут Лиам Макдональд.

– Значит, ты теперь Китти Макдональд! – проговорил Мэтью и улыбнулся.

Он поднес пустой стакан к губам, заглянул в него и с грохотом поставил обратно на стол.

– Хотел выпить за твою новую жизнь, но, похоже, кто-то выпил мое виски, пока я дремал…

Взгляд его омрачился. Мэтью поморщился и потер глаза. Под ногтями здоровой руки были черные каемки грязи. У меня сжалось сердце. Мой брат превратился в жалкую развалину. Он отрекся от нормальной жизни и теперь упивался своими страданиями и жалостью к самому себе в ожидании, пока Господь не решит по-иному.

– Ты вряд ли обрадовалась, сестренка, когда увидела меня, верно? – с досадой спросил он.

– Я не осуждаю тебя, Мэтью.

– А я себя осуждаю! Мне противно даже в зеркало на себя смотреть!

Он потер подбородок, нахмурился и взглянул на меня своими золотисто-карими глазами.

– Чертова жизнь! Чего хорошего она еще может мне дать? Ты же знаешь, что в юности я мечтал стать доктором…

– Нет, ты мне этого никогда не говорил, – отозвалась я, не пытаясь скрыть изумления.

– Ха! Доктор без руки!

И он хрипло расхохотался. Даже голос его из-за длительного пьянства звучал по-другому.

– Но ведь ты можешь заниматься другим, Мэтью! У тебя есть правая рука, и вдобавок ко всему ты умеешь читать и писать!

Он поморщился.

– Посмотри на меня, сестренка! Посмотри и скажи, кому я такой могу быть нужен?

Честно сказать, озлобленный незнакомец с бледным истощенным лицом, раскачивающийся на стуле прямо передо мной, явно был не из тех, кто одним своим видом вызывает у людей приязнь. Но, в отличие от других, я знала Мэтью в более счастливые времена…

– Ты должен взять себя в руки, Мэт! Еще немного – и ты совсем опустишься…

Я замолчала, вдруг почувствовав себя такой же разбитой и несчастной, как он. Только теперь я поняла, почему отцу так хотелось, чтобы мы с Мэтом встретились. Он хотел, чтобы я увидела, как отчаяние, овладев душой, понемногу разрушает и тело. Увидела угасшие глаза человека, утратившего вкус к жизни, чье существование не имеет цели и смысла и в чьих жилах виски понемногу заменяет собой кровь. Я закрыла глаза и набрала в грудь побольше воздуха.

– Мэтью, я вижу сейчас человека, у которого еще вся жизнь впереди, если только он захочет ее прожить. Да, Господь отнял у тебя одну руку, но ведь он оставил тебе еще так много…

– Но я перестал быть мужчиной, Китти! – взвился Мэт. – Я не могу сражаться, как мужчина, и женщины, они…

Он стиснул зубы, и на лице его отразились горькое разочарование и гнев. Однако Мэтью быстро взял себя в руки, усмехнулся и показал мне свою культю.

– Дорогая моя сестренка, у твоего мужа наверняка целы и руки, и ноги, и все остальное. По словам отца, он одним махом может убить любого. Но захотела бы ты себе мужа, от которого осталась только половина того, что было?

Я некоторое время размышляла, прежде чем дать ему ответ. Если бы Лиам потерял руку в битве при Килликранки, неужели бы я его не полюбила? Если бы у него не было одной руки, как бы я к этому отнеслась?

– Ценность мужчины можно измерять разными мерками, – начала я. – Для кого-то главное – его сила, смелость и ловкость в бою, для кого-то – его богатство и влиятельность.

Я взяла его здоровую руку, ласково провела пальцем по ладони и продолжила:

– Но иных мужчин ценят за силу характера, за решительность, за благородство. И тебе одному решать, какой меркой себя мерить, мой брат! Для меня главное в мужчине – чтобы он имел те три качества, о которых я только что упомянула. Поэтому я и выбрала Лиама!

Прищурившись, Мэтью окинул меня внимательным взглядом. Его пальцы переплелись с моими.

– Я видел, как женщины смотрят на меня, Китти! И это больно! Я знаю, что они чувствуют. Я им противен!

– Мэтью, отвращение вызывает вовсе не твоя культя! Или ты думаешь, что ты единственный безрукий в Шотландии? Просто перестань пить! Ты очень хорош собой, когда смотришь на мир ясными глазами и улыбаешься! Или ты забыл про Молли и Изабель? Да они обе были от тебя без ума!

При упоминании двух сестер Фитцпатрик, вертевшихся вокруг него, словно пчелы вокруг горшочка с медом, там, в Белфасте, Мэтью невесело усмехнулся. Мне казалось, что младшая, Изабель, ему очень нравилась. Любил ли он ее? Собирались ли они пожениться? Как бы то ни было, наш переезд в Шотландию положил их идиллии конец.

– Стань прежним, Мэт! Заставь остальных забыть, чего ты лишился, пользуйся тем, что у тебя осталось! Мужчина перестает быть мужчиной только в том случае, когда лишается сердца, без которого невозможно любить и прощать. Прости жизнь, и она вернет тебе отнятое сторицей. Когда на нас обрушивается несчастье, всегда есть два очень простых решения. Либо мы плюем на все и идем ко дну, либо набираем в грудь побольше воздуха и делаем то, что до́лжно делать!

Мэтью пару мгновений смотрел на меня, потом погладил меня по руке, усмехнулся и сказал:

– Ты говоришь совсем как наша матушка. Надеюсь, этот Макдональд понимает, какое сокровище ему досталось. И если я узнаю, что он плохо с тобой обращается, я повыбиваю ему все зубы тем единственным кулаком, который у меня остался!

Изможденное лицо брата осветилось улыбкой, которая в былые годы делала его таким обаятельным. Что ж, может, в его сердце еще теплится уголек надежды?

Вернувшись к миссис Хей, я узнала, что из поместья Даннингов мне привезли какой-то сверток. Я положила его на столик у изголовья кровати и с добрый час не прикасалась к нему, словно могла об него обжечься. Я узнала изящный почерк леди Кэтрин. Но что могло быть в свертке? Подарок, который должен был заставить меня забыть о мерзком поведении Уинстона? Деньги? Письмо с признаниями и банальными, ничего не значащими извинениями? Я снова заходила взад и вперед по комнате, пытаясь угадать, что же содержит этот загадочный сверток. Наконец любопытство победило, я взяла его и стала вертеть так и эдак, чтобы получше рассмотреть. Когда же я разорвала обертку, то в руках у меня оказалась книга – «Макбет» Шекспира, трагедия, которая так мне нравилась, и письмо. Я поспешно развернула его и прочла следующее:

Дорогая Кейтлин!

Я никогда не смогу искупить грехи моего супруга и сына, да простит их Господь. Однако я могу попытаться возместить ущерб, который они причинили Вам и Вашему супругу. Мое материнское сердце обливается слезами, но я не могу отрицать очевидное.

Я призвала Уинстона и предъявила ему ультиматум: либо он снимает с Вашего мужа несправедливое обвинение, либо, в случае отказа, я лишу его права вести семейный бизнес и, возможно, полностью лишу его наследства. Я дала ему несколько часов на размышления. Это все, что я в данный момент могу для Вас сделать. И я всем сердцем желаю, чтобы Господь указал моему сыну правильный путь.

Не теряйте надежды, дитя мое! Полагаю, очень скоро Вы получите приятные для Вас новости.

С любовью,

леди Кэтрин Даннинг

Я медленно расправила письмо, на которое уже успела упасть слеза, на коленях. Отныне судьба Лиама была в руках Уинстона Даннинга. Чего мне было ожидать? Что выберет Уинстон – месть или выкуп? Трудно сказать. Я знала, что Уинстон жаден до денег и власти, однако, помимо прочего, он еще очень спесив и хитер. Итак, впереди несколько дней ожидания… Надежда – вот все, что у меня осталось.

* * *

Прошло еще два дня после того, как я повидалась с Мэтью и получила письмо от леди Кэтрин. Лиам по-прежнему оставался в тюрьме, но, насколько мне было известно, так и не предстал перед судом. Не все еще было потеряно.

Прошлой ночью преставился мистер Керр. Сначала миссис Хей решила дождаться, когда за телом явятся родственники. Однако выяснилось, что таковых у покойного нет, поэтому наша квартирная хозяйка скрепя сердце вынуждена была отдать тело Эдинбургскому университету, поспособствовав тем самым расширению знаний студентов в области практической анатомии. В тюрьму Толбут мне пришлось отправиться в одиночестве. Я все еще надеялась, что мне позволят увидеться с Лиамом, который находился в ее стенах уже больше недели.

Я пробиралась сквозь утреннюю толпу на Хайстрит, когда проезжающая мимо карета едва не сбила меня с ног. Кучер осыпал меня ругательствами. По всему выходило, что это я, ротозейка, не смотрю куда иду. Я хотела ответить ему так же грубо, но из окна кареты вдруг выглянул ее пассажир. Сначала я увидела только массу белых завитых волос, но уже в следующее мгновение мое сердце остановилось, а глаза расширились от ужаса: на меня невозмутимо смотрел Уинстон Даннинг. По спине у меня пробежал холодок. Карета тронулась с места и скоро исчезла за поворотом.

Я не сразу оправилась от потрясения. Какое дело привело Даннинга в Эдинбург? Приехал ли он затем, чтобы снять с Лиама обвинения и ходатайствовать о его освобождении? Я стояла и смотрела на почерневший каменный фасад здания тюрьмы, когда тяжелая рука легла мне на плечо, оторвав от мрачных размышлений.

– Нам так и не дали повидаться с Лиамом, – тихо сказал Дональд Макенриг. – Единственное, чего мы от них добились, так это узнали, что он жив. Идемте!

И он увлек меня за собой, уводя прочь от ненавистной тюрьмы, в которой томился Лиам. Мы молча дошли до вершины холма. Отсюда открывался прекрасный вид на дворец Холируд, было не так шумно, как в центре города, да и пахло куда приятнее. Дональд усадил меня на камень. Я невольно залюбовалась панорамой города и его окрестностей и заливом Ферт-оф-Форт.

– Завтра я уезжаю в Гленко, – сказал он, и слова эти обрушились на меня как снег на голову.

– Завтра? А как же Лиам? – пробормотала я в крайнем изумлении. – Вы просто не можете уехать! Вы не можете вот так его бросить!

– Мы не знаем, выйдет ли он из Толбута, а если да, то когда, – добавил Дональд, стараясь не смотреть на меня.

– Не может быть! – возмущенно воскликнула я. – Вы уезжаете, когда он больше всего в вас нуждается!

Я была вне себя от ярости. Возможно ли, что они оставят его гнить в этой крысиной норе?

– Мы не бросаем его, Кейтлин! – попытался оправдаться Дональд. – Я люблю Лиама как брата, и, поверьте, то, что он в тюрьме, огорчает меня не меньше, чем вас. Но сейчас мы ничего не можем для него сделать. Не нападать же нам на Толбут, чтобы его оттуда вытащить?

Я заплакала. Расстроенный Дональд, бормоча слова утешения, неловко взял меня за руку и гладил ее, пока я не успокоилась. Наконец я вытерла слезы. Мне было немного стыдно за то, что я вот так сразу накинулась на него с обвинениями.

– Простите меня, – всхлипнула я и выпрямилась. – В последние дни я вся извелась от тревоги, и я так надеюсь, что Лиама отпустят!

– Кейтлин, я понимаю! Очень скоро мы вернемся. А Лиама наверняка со дня на день выпустят! Но Джон должен знать, что произошло, а еще мне нужно рассказать ему, как проходит расследование в Холируде.

– Есть какие-то новости о расследовании? – спросила я, радуясь возможности переменить тему разговора.

– Не слишком обнадеживающие. Хотя я с самого начала знал, что от расследования толку не будет. Королю во Фландрию отправили письмо, в котором изложили установленные следователями факты. Лейтенант-полковник Гамильтон, прежде скрывавшийся в Ирландии, наконец вернулся в Эдинбург с полными карманами охранительных грамот. Кто бы сомневался! Он подписал свои показания. И я только что узнал, что он получил разрешение на выезд в Голландию и предписание присоединиться к королевским войскам. Все это расследование – пустой фарс, Кейтлин. Как мы и предполагали, король сделал вид, что он не имеет никакого отношения к этому делу. Государственного министра Далримпла обвинили в том, что он, выполняя королевский приказ, «превысил полномочия». «Превысил полномочия»! Словно мы – стадо баранов, отданных на растерзание волкам! И все же я думаю, что его даже не накажут. Сэра Ливингстона, помощника Далримпла, оправдали сразу, поскольку он, видите ли, не знал, что Макиайн уже подписал присягу на верность королю, когда приказ об экзекуции был отправлен губернатору Лохабера Джону Хиллу в Форт-Уильям. Этого Хилла тоже оправдали. Хотя из тех, кто до сего дня свидетельствовал по нашему делу, он, пожалуй, единственный искренне сожалеет о том, что произошло. Почему – понять трудно, ведь он же sassannach… Хотя, может статься, эти помешанные на Святом Писании протестанты, в отличие от своих соплеменников, еще не разучились сострадать!

Он замолчал и нервно хрустнул пальцами.

– Гамильтон и Дункансон, которые и спланировали экзекуцию, признаны виновными. Но с наказанием для них судьи не определились до сих пор. Остаются простые солдаты, которые на слушания не явились. Я сомневаюсь, что когда-нибудь они явятся. Гленлайон и Драммонд сейчас в плену в Диксмюде, во Фландрии, но кому от этого легче? В итоге король и министры пришли к выводу, что вся эта история с резней в Гленко – так, небольшое недоразумение, неожиданное осложнение при исполнении королевского приказа, а якобиты решили раздуть из нее скандал, чтобы опорочить в глазах подданных короля-протестанта и его правительство!

Дональд вынул из споррана измятый листок и протянул его мне. То был отпечатанный в типографии памфлет ирландца Чарльза Лесли, известного памфлетиста и контроверсиста. В тексте высмеивалось отношение короля к расследованию дела Гленко.

– Мне очень жаль, – тихо сказала я.

– Ваш брат раздает этот памфлет в кафе и тавернах.

– Неужели? – удивилась я. – Я знала, что Патрик общается с якобитами, но…

– Он и есть якобит, Кейтлин, притом один из самых деятельных. Я не знаю точно, каковы их цели, но сам готов отдать жизнь, лишь бы на трон Шотландии вернулись Стюарты. Не думаю, что хайлендеры и якобиты одинаково смотрят на вещи, но нам все-таки не хотелось бы, чтобы наше несчастье кто-то использовал в корыстных целях. Существуют другие способы.

Он замолчал. Взгляд его из-под нахмуренных бровей был устремлен в пустоту.

– Если бы только Макиайн вовремя отвез эти документы, ничего подобного не случилось бы!

Я следила глазами за полетом двух лебедей, пролетевших над нами и севших на озере неподалеку от нас. Дональд вздохнул и тряхнул своими рыжими волосами.

– Макиайн был человеком упрямым. Честно говоря, кланам дали достаточно времени, чтобы подписать присягу, но их главы решили дождаться одобрения со стороны Якова. Дункан Мензи, который инкогнито отправился во Францию, в Сен-Жермен, чтобы заверить его в нашей преданности, вернулся с ответом только за неделю до истечения срока. Клятву до этих пор не подписали не только Макдональды из Гленко, но и Стюарты из Аппина и Макдональды из Гленгарри, но случилось то, что случилось: Кэмпбеллы, которые занимают много постов в правительстве, решили примерно наказать именно наш клан. И одним махом утолить ненависть, которую питают к нам уже не одно столетие. Они просто умолчали о том, что клятва подписана и этот факт подтвержден уполномоченными лицами, а что было дальше, вы знаете.

– И все это – из-за кражи скота!

Дональд посмотрел на меня и слабо улыбнулся.

– Не только, – поправил меня он. – Иногда рейды заканчиваются резней. Макдональды часто марали свои ножи кровью Кэмпбеллов, но и немало наших Кэмпбеллы повесили на потраву воронам на ветвях старых дубов в Финлариге и Инверари. Так что глаз за глаз и зуб за зуб! Этот девиз высечен в граните наших гор. Всех Кэмпбеллов, замешанных в этом деле, мы когда-либо грабили. И необязательно это был скот.

– Если я все правильно поняла, войне между вашими кланами не будет конца.

Дональд поморщился и тыльной стороной кисти убрал с лица волосы.

– Не знаю… – Он помолчал в нерешительности. – Этот удар может оказаться для нас роковым. Все труднее жить, закрывая глаза на законы англичан, ведь если мы их нарушаем, то последствия неминуемы. Но пока наша единственная цель – выжить.

Он злорадно хмыкнул и подмигнул мне.

– Но если какой-нибудь Кэмпбелл некстати попадется кому-то из нас на дороге, то…

Теплый бриз дул мне в лицо. Я закрыла глаза. Только теперь я поняла, что спокойная жизнь в Гленко была видимостью, не более. На самом деле все оказалось намного сложнее. Теперь было ясно, почему лоулендеры и англичане так боятся горцев, воинственных, не признающих никаких законов, кроме собственных, и живущих только своими интересами. И все же назвать Лиама и его товарищей-хайлендеров дикарями или варварами у меня не повернулся бы язык. Все они были людьми очень гордыми, со строгими понятиями о чести, которую блюли, даже если это вело их прямиком на эшафот. Никогда эти люди не подчинятся англичанам, это попросту противоречит их бунтарскому духу. И еще я поняла, что, если Лиам выйдет из тюрьмы, наша жизнь будет полна забот и радостей, но она точно никогда не будет спокойной.

– Вы ведь по-настоящему его любите? – спросил у меня Дональд, все это время исподтишка наблюдавший за мной.

– Да, – кивнула я.

– Что вы хотели предпринять по возвращении в поместье?

– Сама не знаю. Я знала правду и рассчитывала снять с Лиама подозрения в этом убийстве.

– Ценой собственной жизни?

Испытующий взгляд его серо-стальных глаз был устремлен на меня.

– Ценой моей жизни, – ответила я внезапно охрипшим голосом. – Лиам не должен умирать за мои прегрешения.

– Сдается мне, у него на этот счет другое мнение. Как странно, что вы с Лиамом вообще встретились!

Я с недоумением посмотрела на него. Над нами с криком пролетели лебеди, а затем повисло неловкое молчание.

– Я был среди тех, кто вместе с Лиамом в ту ночь ехал из Арброата. Он нарочно позволил гвардейцам схватить себя, чтобы мы смогли скрыться с нашим товаром. Мы укрылись в ближайшем леске, но солдаты как назло принялись его прочесывать. Нам пришлось удрать и оставить им ящики с оружием. И только теперь мне пришла в голову мысль: а что, если Лиам знал, что в стенах того господского дома его ждет судьба?

Я уставилась на носки своих башмаков. Интересно, если бы Лиам знал, что ему уготовано, решился бы он отвлекать солдат от товарищей и груза?

– Я думаю, ему очень повезло. Если бы я знал, что судьба собирается послать мне такую встречу, поверьте, я бы, не сомневаясь, отдал жизнь… Даже если бы знал, что это счастье продлится мгновение…

У меня комок встал в горле. Мне стало трудно дышать. Он взял мою руку и тихонько ее пожал.

– Кейтлин, я уверен, что Лиам намеревается радоваться своему счастью дольше, чем одно мгновение. Он обязательно выйдет на свободу! Идемте, я вас провожу! – добавил он, вставая.

На следующий день, ближе к полудню, мне принесли запечатанное письмо. Сперва я решила, что это еще одно послание от леди Кэтрин, но быстро осознала свою ошибку: печать и вправду была даннинговской, однако почерк был другой. У меня неприятно заныло в груди.

Я попросила юношу, который принес послание, подождать немного и уединилась с письмом в своей комнате. Почерк у этого адресанта оказался более мелким и слегка растянутым. Я торопливо прочла следующее:

Я еще не принял окончательное решение и хочу предложить вам сделку.

У. Д.

Я рухнула на кровать. Значит, молодой лорд Уинстон Даннинг выбрал выкуп, но наверняка придумал хитрый план, чтобы отомстить за унижение, которому я его подвергла. Я спустилась к курьеру, ожидавшему на улице за дверью, и сообщила ему свой ответ. Выяснилось, что в десять вечера за мной придут.

Пока я ждала в темной прихожей, волнение понемногу подавляло в душе все остальные эмоции. На обшитых дубовыми панелями стенах не было никаких украшений, если не считать портрета, написанного в прошлом веке. Черные, близко посаженные глаза изображенной на нем женщины смотрели на меня устало, и их цвет подчеркивал молочную белизну ее лица. Ее шея утопала в объемном воротнике из накрахмаленных кружев, черное платье было расшито жемчугом и драгоценными камнями. Супруга одного из предков Уинстона? Хм, эта леди Даннинг почему-то тоже не показалась мне счастливой.

Я готова была поручиться, что Уинстон нарочно заставил меня ждать. Возможно, он даже наблюдал за мной сквозь секретное окошко, наслаждаясь моей очевидной нервозностью. За мной и вправду пришли ровно в десять. Тот же самый юнец, который принес мне первое послание, поджидал меня у входа в лавку напротив дома миссис Хей. Я пошла за ним, стараясь держаться на определенной дистанции, и вскоре оказалась в тупике Ридлз-клоуз, перед эдинбургским особняком Даннингов. Это красивое здание принадлежало той же эпохе, что и портрет усталой леди.

Дверь открылась, и передо мной появился Уинстон, облаченный в домашний халат из пурпурного шелка. На губах его играла привычная нагловатая усмешка. Я встала и холодно посмотрела на него.

– Добрый вечер, дражайшая моя Кейтлин! – сказал он, медленно подходя ко мне.

Я попятилась, чтобы удержать его на должном расстоянии.

– Я знал, что мы скоро встретимся снова…

– Я пришла не для того, чтобы вести с вами светскую беседу, Уинстон! – возразила я желчно. – Я хочу знать, что вы предлагаете.

– Что ж… Хорошо! – пробормотал он и опустил руки, которые только что держал скрещенными на груди.

Из кармана домашнего одеяния он вынул свиток бумаги, перевязанный черной лентой, и швырнул его на столик передо мной. Упав на столешницу, свиток подпрыгнул, и я вздрогнула.

– Как вам уже известно, матушка поставила мне ультиматум. Мне надлежит снять с вашего супруга обвинения в зверском убийстве. Если же я отказываюсь, то она лишает меня права распоряжаться собственностью моего отца. Вы наверняка уже заметили, что думал я достаточно долго. И решил ответить… отказом.

Он на пару мгновений замолчал, желая насладиться произведенным эффектом. Нечеловеческим усилием я заставила себя сохранить хладнокровие.

– Дело в том, что матушка не может управлять усадьбой и вести дела отца, который, как вы знаете, торговал шерстью. Столько ненужной писанины, столько документов… – Уинстон сделал изящный жест и продолжил: – Она и до болезни всем этим не интересовалась, а теперь и подавно не станет. В общем, ее угрозы не слишком меня испугали. Я знаю, что она все равно не сможет отстранить меня от дел надолго.

Склонив голову набок и прикрыв глаза, он какое-то время смотрел на меня, а потом сказал:

– И вот вчера утром я увидел вас в городе. Вы шли к тюрьме, верно? Ну и как он себя чувствует?

– Вас это не касается, – прошипела я сквозь стиснутые зубы.

– Что ж, я и сам знаю. Сегодня днем я там был. И надо признать, застал вашего муженька не в самом лучшем виде. Однако смертный приговор ему еще не вынесли.

– Вы его видели? – спросила я и почувствовала, что сердце застучало быстрее.

– Да, я его видел, но мы не разговаривали. Хотя, чтобы оценить состояние вашего супруга, достаточно было увидеть его в камере. Одна эта вонь может кого угодно свести в могилу! – И он поморщился от отвращения. – Мерзкое место!

Я упала в стоявшее у меня за спиной кресло и зажмурилась, пытаясь прогнать вставшую перед глазами картину: Лиам лежит на кишащей клопами гнилой соломе, голодный и больной…

– Вам назвали дату казни? – спросил Уинстон Даннинг равнодушно.

– Дату казни? – повторила я, глядя на него расширенными от ужаса глазами. – Суд уже состоялся?

– Тридцатого июля на площади поставят виселицу. Хорошее будет представление! Здешний народ любит смотреть, как вздергивают хайлендеров. Тем более за такое преступление – кровавое убийство лорда, добропорядочного слуги Его Величества!

– Тридцатое июня… Но ведь тридцатое – это через пять дней! – воскликнула я, в отчаянии вонзая ногти в подлокотники кресла.

– А вы умеете считать, дорогуша! – насмешливым тоном заметил Уинстон. – Что ж, вернемся к нашим баранам. Так вот, когда вчера утром я увидел вас, ко мне вернулось желание пообщаться с вами поближе. И я изыскал вариант, который удовлетворит нас обоих.

Он подтолкнул ко мне свиток.

– Я подготовил документ, который снимает с Макдональда вину за убийство, и подписал его.

Я потянулась было за драгоценным письмом, однако Уинстон схватил меня за руку и вперил в меня взгляд своих холодных глаз. Невольно я вздрогнула от страха.

– Но есть два условия! И вы наверняка догадываетесь, какие именно.

Я высвободила руку от его стальной хватки.

– Говорите же, Даннинг! – нервно потребовала я.

– Вы будете принадлежать мне целую ночь, Кейтлин. До рассвета я буду делать с вами все, что захочу.

– Вы – мерзавец, Уинстон! Как вам не стыдно?

Слова встали у меня поперек горла. Я взяла со стола свиток, сняла ленту, развернула его у себя на коленях и сразу узнала нервный почерк Уинстона. В письме говорилось, что при расследовании обстоятельств смерти лорда Даннинга была допущена оплошность, которую необходимо исправить. Настоящий убийца, некий Уолтер Дуглас, признался в этом преступлении, а потом… утопился. Что ж, эту полуправду-полуложь никто не собирался опровергать. Письмо было подписано Уинстоном Даннингом и заверено его личной печатью.

Я свернула документ и прижала его к сердцу. Теперь жизнь Лиама была в моих руках. «Да простит меня Господь за то, что я намереваюсь сделать!»

– Каково второе условие?

– Вы окончательно откажетесь от Стивена. Отныне мальчик будет моим, и только моим.

– Вы не имеете права…

– Все или ничего, Кейтлин! Я не торгуюсь!

Свиток внезапно показался мне таким тяжелым… Я сжала его в руке, проклиная день, когда я приехала в это поместье. «Пусть твоя душа вечно горит в аду, Уинстон Даннинг!»

– До рассвета… И ни секундой больше! – охрипшим голосом медленно произнесла я.

– …и ни секундой больше! По рукам!

– Дайте мне чего-нибудь выпить, – шепотом попросила я, опуская свиток в карман.

Я оттолкнула тяжелую руку, и она скатилась с моего живота. Тело мое, нет, все мое существо превратилось в сплошную открытую рану. Голова по-прежнему немного кружилась, и я испытала облегчение при мысли, что еще не совсем протрезвела. Я привстала на локте на огромной кровати под балдахином. Час, когда ночь сразится с рассветом, неумолимо близился.

Мужчина рядом со мной шевельнулся и что-то пробормотал во сне. Я затаила дыхание – настолько я боялась разбудить его. Казалось, я просто умру, если меня еще раз принудят к тому, что я не могла назвать иначе, как случкой. То, что этот человек заставил меня делать этой ночью, превзошло мое воображение. Между сеансами он привязывал мои руки к столбику кровати, чтобы несколько минут передохнуть, не опасаясь, что я попытаюсь сбежать. У меня все болело. Я подергала руками, надеясь ослабить путы. Напрасный труд – веревка только больнее впилась в кожу.

Все свечи давно сгорели. В темноте я могла различить только очертания лежавшего рядом со мной тела. Согнутая в колене нога, острый локоть… Длинные ноги запутались в смятых простынях, рассыпавшиеся по подушке гладкие светлые волосы упали на лицо. У него не было ни широких плеч, ни стальных мускулов Лиама. Его тело, пусть и хорошо сложенное, чем-то напоминало тело кошки – удлиненное, с развитыми мышцами, гибкое. Те, у кого такое тело, бросаются на добычу ловко, бесшумно, с быстротой молнии…

Я посмотрела на окно, отчаянно желая увидеть первые проблески рассвета, который все никак не желал наступать, и почему-то вспомнила отца. Наверное, он искал меня всю ночь. На этот раз я не стала оставлять записку, и, следовательно, никто не знал, где я. Мне была невыносима мысль, что кто-то узнает, что я продалась этому человеку, как вульгарная проститутка. Мое тело в обмен на жизнь любимого мужчины!

Его рука легла мне на бедро и скользнула вниз, к колену. У меня по спине пробежала дрожь.

– Моя богиня, моя Афродита! – сладострастно прошептал Уинстон, дыша мне в шею. – Вы превзошли все мои чаяния! Вы – само блаженство, отрада райских садов! Разве можно вами пресытиться?

Я попыталась перевернуться на бок, избегая прикосновений его алчных рук.

– Прошу вас, Уинстон, не надо! – всхлипнула я. – Достаточно вы меня мучили!

– До рассвета, Кейтлин! Мы договорились, что вы – моя до рассвета, не забывайте! И я хочу получить удовольствие от каждой секунды, которая мне принадлежит. Боюсь, я никогда не смогу вами насытиться. Стоит мне только вас увидеть… Боже всемогущий, как же вы хороши!

И он грубо перевернул меня на спину. Веревка еще сильнее впилась в запястья, и я поморщилась от боли. Он развязал мне руки.

– Моя прелесть, я хочу, чтобы вы почувствовали, как растет мое желание!

Он схватил меня за руку и положил ее на свой напряженный, подрагивающий член. Я попыталась вырваться, но он прижал ее крепче и испустил стон.

– Это сильнее меня! Хочу быть в вас, хочу двигаться в вашей влажной теплоте… Хочу насытиться вашим телом, вашим запахом… Хочу заниматься с вами любовью снова и снова!

– Это не любовь, это святотатство! – возразила я с горечью. – Вы берете меня, как возбужденный самец. Вы не знаете, что такое любовь!

– Это правда, – согласился он, с вожделением взирая на меня. – Когда вы рядом, я забываю о приличиях. Животные инстинкты берут надо мной верх. Однако я могу доказать вам, что мне не чужда нежность. Мне не хотелось бы, чтобы вы вспоминали обо мне дурно!

Его руки осторожно, но решительно раздвинули мне бедра. На мгновение мне захотелось оказаться на месте Лиама – в камере, промозглой и страшной, или, что еще лучше, – на эшафоте, болтающейся в затянутой петле, зато ни о чем больше не помнящей… Я закрыла усталые после бессонной ночи глаза.

Словно издалека до меня доносился сюсюкающий голос Уинстона. Я ощущала его прикосновения, однако у меня уже не осталось сил оттолкнуть его руки. Я заключила сделку, чтобы спасти Лиаму жизнь, значит, должна выполнить свою часть. Странная истома сковала мое тело. Мне хотелось уснуть и никогда не просыпаться. А Уинстон все шептал и шептал…

– Кейтлин, это будет приятно! Я умею быть нежным, умею быть ласковым, если так вам нравится больше! Я могу заставить вас забыть, кто я и почему вы здесь…

Пальцы его овладели мной, заставив меня вздрогнуть. «О Лиам! Прости меня! Я тебя люблю…» Слезы раскаяния потекли по моим щекам.

– Нет! – простонала я, сжимая между бедер неторопливо ласкающую меня руку.

Душа моя витала над телом, которое я больше не воспринимала как свое, которое предавало меня, предавало Лиама. Оцепенение восторжествовало надо мной. Я решила было, что сильнее Уинстона, однако он растоптал меня. Сделал своей подстилкой, своей рабыней, как до него это делал его отец. Если бы у меня нашлись силы, я бы убила и его тоже.

Да простит меня Господь! Ночь в обмен на жизнь. Душа в обмен на жизнь. Что-то во мне сломалось. Смогу ли я когда-нибудь посмотреть Лиаму в глаза и сказать, что я люблю его, и не чувствовать при этом всей низости своего предательства? Будет ли он по-прежнему любить меня, если узнает, какую цену я заплатила за его освобождение? Поздно, слишком поздно…

Мои бедра раскрылись, и я выгнулась, стеная от боли, потому что не моим телом он овладевал сейчас, но моей душой. Я была противна себе настолько же, насколько я его ненавидела. Боль пронзила мне грудь. То разбилась моя душа, и я провалилась в пустоту – черную, бездонную. Тело мое превратилось в бесполезный обломок из тех, что лежат на морском берегу неподвижные, никому не нужные, брошенные. Вельзевул, князь демонов, рухнул на меня, задыхаясь, и торжествующая порочная улыбка исказила его лицо.

– Я и на смертном ложе буду вас ненавидеть! – выдохнула я едва слышно.

– Знаю, любовь моя.

– Придет день, и вы заплатите за это жизнью!

– Возможно. Но и вам никогда не стереть из памяти то, что вы принадлежали мне, Кейтлин. Пусть даже одну-единственную ночь.

Я отвернулась. Дьявольский огонь полыхал в его глазах. Он в последний раз поцеловал меня и лег рядом на постели.

– Я буду помнить эту ночь всю свою жизнь.

– И унесете эти воспоминания с собой в ад! – сквозь зубы пробормотала я.

Он оставил мои слова без ответа. Небо окрасилось в пурпурные и синие тона.

– Помните о маленьком Стивене. Если со мной что-то случится, кто о нем позаботится? Всегда помните о нем!

– Не вмешивайте в это дело моего сына, мерзавец! Он ни в чем не виноват! Вы обещали мне…

Он улыбнулся и легонько оттолкнул меня от себя.

– Теперь уходите!

Я оделась, нащупала в кармане юбки свиток, за который заплатила такую высокую цену, и, не оглядываясь, вышла из спальни.

Улицы были еще пусты, если не считать одиноких торговцев и поставщиков товара, направлявшихся неспешным шагом к рыночной площади, чтобы занять свои места прежде, чем поднимется обычная утренняя суматоха. Несколько минут я провела в тени портика. У меня кружилась голова, и я не могла ни на чем сосредоточиться. Меня вырвало, но горечь рвотных масс не смогла перебить вкус моего предательства.

Дорога до тюрьмы показалась мне бесконечно длинной. Дежурный солдат посмотрел на меня с явным недоумением. Однако он все же развернул документ, пробежал его глазами, криво усмехнулся и окинул меня оценивающим взглядом.

– Еще слишком рано. Что делать с этим письмом, решит начальство. Полагаю, вы только что его получили, сударыня? – спросил он, глядя на меня с недвусмысленной ухмылкой на лице.

Если бы он ударил меня по щеке, мне бы не было так больно. Глядя на мои растрепанные волосы, припухшие губы и красные от недосыпания глаза, нетрудно было догадаться, каким образом я заполучила этот документ. Мне было стыдно поднять глаза.

– Пройдет несколько дней, прежде чем приказ о помиловании будет подписан. И это в случае, если его вообще помилуют! – сказал солдат, почесывая затылок. – Дня три или четыре…

– Да, я понимаю.

Я поплелась обратно в Когейт. Каждый шаг доставлял мне телесные и душевные муки. Я чувствовала себя оскверненной, униженной. Платье прилипало к моим липким бедрам и животу. Во рту до сих пор ощущался горький вкус мужского семени. Но я знала, что теперь все мои мысли должны быть только о Лиаме. И все же страшное сомнение терзало меня. Господь сумеет простить меня, но Лиам… простит ли он? Нет, он никогда не должен ничего узнать…

Они все, усталые и с красными после бессонной ночи глазами, сидели в кухне. Миссис Хей как раз закончила разливать по чашкам чай.

– Святые вседержители! Доченька! Кто тебя обидел? – воскликнул мой отец, бросаясь мне навстречу.

– Я хочу помыться, – пробормотала я и лишилась чувств.

Я заявила, что никого не желаю видеть, и весь день просидела в своей комнате, предаваясь мрачным мыслям. Все тело саднило – я растерла его половой щеткой, чтобы смыть с себя прикосновения Уинстона и его запах. Счастье мое барахталось, готовое утонуть в любую секунду, в мрачном, холодном, темном озере, воды которого теперь не под силу было пронизать лучам света. Я чувствовала себя бесконечно далекой от всего, скованной замогильным холодом. Когда утомление взяло верх над печалью, я легла и отдалась во власть душившего меня горя. Плакала я долго, пока не иссякли слезы, а потом забылась сном без сновидений.

* * *

Я никому ничего не стала говорить о том, где провела ту ночь. Однако моя прострация и очевидное отчаяние растревожили отца. Патрик меня ни о чем не расспрашивал. Из чувства уважения, а может, и от стыда он избегал смотреть мне в глаза. Вероятно, он обо всем догадался, ведь с самых ранних лет мы с ним чудесным образом умели понимать друг друга без слов. Вот и теперь он вместе со мной переживал мою боль и мое горе. Я знала, что он понимает, каково мне. Папа же, если о чем-то и догадался, то не обмолвился об этом ни словом.

На следующий день меня усадили в экипаж мистера Синклера, решившего навестить свою семью в деревне. Он любезно предложил составить ему компанию под предлогом, что свежий воздух и немного солнца пойдут мне на пользу. Рядом со мной примостился Патрик, который всю дорогу держал меня за руку. Я рассеянно слушала разговор моего брата и мистера Синклера о разведении лошадей – деле, которому последний предавался со всей страстью, смотрела на мелькающие за окном ландшафты, совсем не похожие на пейзажи Хайленда, по которым я успела соскучиться.

Поместье мистера Синклера располагалось на берегу Твида среди невысоких зеленых холмов, в нескольких километрах от небольшого местечка под названием Пиблз. Патрик последовал за мной и присел рядом на каменную скамейку, спрятанную под огромной развесистой ивой. Длинные ветви ласкали сверкавшую на жарком июльском солнце речную воду. Я была вынуждена признать, что здесь мне и вправду дышалось легче. Способность мыслить здраво постепенно вернулась ко мне.

Летний ветерок тихо перебирал листья ивы, и их ласковый напев не давал мне забыть о моей печали. Солнце встало в зенит. День выдался таким жарким, что даже в тени невозможно было найти хоть немного прохлады. Патрик кивнул, нерешительно улыбнулся и поцеловал меня. От него пахло одеколоном и… конюшней, откуда он, как я догадалась, и явился. Сегодня на нем был элегантный костюм из синей саржи с бежевой отделкой и рубашка из ирландского льна.

Патрику никогда не нравились экстравагантные наряды, кружева и кричащие расцветки. Он выбирал для себя одежду строгого кроя и не пудрил волосы, а просто стягивал их под затылком лентой. Я слабо улыбнулась, представив его в огромном парике, к каким питала особое пристрастие знать. Грустная картинка, которая к тому же напомнила мне об Уинстоне.

Я потянула за ворот платья, пытаясь его расширить. Господи, как жарко! Воздух был влажный, и ткань так и норовила прилипнуть к телу. Патрик, насвистывая, снял камзол и положил его на лавку между нами. Похоже, он тоже изнывал от жары. Мы долго сидели молча и смотрели на чуть поблекшую на солнце изумрудную зелень холмов под белесым небом. Этот пейзаж напомнил мне Ирландию. Я удивилась, осознав, что все реже вспоминаю мой родной остров. Интересно, а Патрик скучает по родине? Как мне показалось, он был доволен жизнью, но у него был тот редкий дар чувствовать себя комфортно всюду, где есть книги и письменные принадлежности. Поскольку он упорно молчал, я решила заговорить первой.

– Тебе нравится в Эдинбурге? – поинтересовалась я.

– Да, пожалуй.

Я сделала паузу, ожидая, что он скажет еще что-нибудь, но Патрик предпочел промолчать.

– А твое сердце? Ты встретил ту, которую полюбил?

Он передернул плечами и усмехнулся.

– Нет. Мое сердце все еще томится ожиданием. Но неужели тебе так не терпится меня женить?

– Было бы неплохо обзавестись невесткой, которой можно порассказать обо всех твоих детских шалостях!

Мои слова вызвали у Патрика лишь легкую отстраненную улыбку, и я поняла, что мысли его далеко. Я заправила ему за ухо выбившуюся из прически прядку и попутно погладила по выбритой щеке. Он закрыл глаза, удержал мою руку и поцеловал ее. Отпустив мои пальцы, он повернулся и посмотрел мне в глаза.

– Отец винит себя за то, что с тобой случилось, Кейтлин.

– Это не его вина, Пат.

– Он так жалеет, что отдал тебя в услужение к Даннингам!

– Он не мог знать.

– Я понимаю, и все-таки…

Я сбросила башмаки и вытянула ноги перед собой. Я знала, что рано или поздно мне придется открыться Патрику. Сам он не решится заговорить со мной о том, что его беспокоит. Не решится, пока я не дам знать, что готова к этому разговору.

– Спрашивай о чем хочешь, Пат! Ты ведь хочешь знать, верно?

Он задумался, раскачиваясь взад и вперед на скамейке. При этом он то и дело задевал меня плечом. Я разгладила несуществующую складочку на своей юбке цвета лаванды.

– Ты не обязана рассказывать, если не хочешь. Отец повторил мне то, что от тебя услышал…

Он замолчал на полуфразе и опустил глаза.

– А остальное я и сам могу представить. Счастье еще, что он не сделал тебе… не сделал тебе бастарда!

Я почувствовала, что краснею, и поспешно отвернулась. Волнение захлестнуло меня. И все же я не могла рассказать Патрику о моем Стивене. Кроме меня, мой ужасный секрет знали четверо. Бекки поклялась на Библии, что никогда и никому про это не расскажет. Повитухе за молчание щедро заплатили. Уинстон подыскал для моего сына хорошую приемную семью. Ну и, конечно, обо всем знал сам лорд Даннинг. Больше никому про это знать не следовало, ради блага моего сына.

Узнав, что ношу под сердцем плод стараний Даннинга, я в отчаянии рассказала обо всем Бекки. Она посоветовала сбежать из поместья раньше, чем кто-то узнает о моей беременности. Но куда мне было идти? Отец сразу же отправил бы меня в Ирландию, в монастырь. Так что выходило, что ребенка у меня в любом случае отнимут. Но я не хотела даже думать об этом. Поэтому я решила остаться, надеясь, что решение найдется само собой. Стыдно признаться, но я даже ожидала, что, возможно, случится выкидыш. Лорд Даннинг очень скоро обнаружил, что я беременна. И сначала это известие расстроило и даже взбесило его.

Потом ему в голову пришла «блестящая идея». Зная, что сын по причине своих неестественных склонностей вряд ли подарит ему наследника, Даннинг придумал, как этому горю помочь. Уинстон женится на девушке из знатного семейства, которая не пользуется успехом у женихов, и они воспитают ребенка, которого я ношу, а потом он унаследует титул и все богатства Даннингов. И приличия были бы соблюдены, и я бы осталась под рукой у этого старого развратника… Но все это, разумеется, было бы возможно, если бы я родила сына. Если бы родилась девочка, меня бы тут же с позором препроводили вместе с ребенком к отцу. У меня родился сын.

Я почти не поправилась, а потому легко скрывала беременность под широкими рубашками, фартуками и многочисленными зимними юбками. Бекки всем жаловалась, что я, прожора, по ночам таскаю из кладовки съестное. Если кто-то из прислуги о чем-то и догадывался, то предпочел оставить свои догадки при себе. Леди Кэтрин пребывала в полном неведении. Я постоянно куталась в толстые шали, жаловалась, что в доме плохо топят. Целый месяц перед родами я под предлогом болезни просидела в своей комнате, откуда почти не показывала носа. Когда начались схватки, меня инкогнито отвезли прямиком к повитухе. Та ночь была самой мучительной в моей жизни. На тот момент я еще не дала согласия на осуществление придуманного старым лордом вероломного плана.

Чтобы успокоить свою совесть, лорд Даннинг предоставил мне выбор. Либо я отказываюсь от своего сына и лорд заботится о нем, дает ему блестящее будущее и завидное наследство – титул лорда, либо же меня вышвыривают на улицу с незаконнорожденным младенцем на руках. И единственное, что я могла бы дать своему ребенку, – это нищенское существование и клеймо бастарда. Ради счастья сына я приняла решение, которое напрашивалось само собой. Теперь я знала, что он не будет ни в чем нуждаться. По крайней мере я была в этом уверена до той ночи, когда сделала то, что поправить невозможно.

Сама того не замечая, я крутила в пальцах пуговицу камзола, да так рьяно, что она готова была в любой момент оторваться. Я заставила себя оставить пуговицу в покое. Патрик с тревогой смотрел на меня. Я вытерла раскрасневшиеся щеки носовым платком, который вытащила из корсажа, и отвернулась. Он взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

– Я хочу знать, Кейтлин! Где ты была той ночью? Ты вернулась сама не своя. Что с тобой случилось?

Я никак не могла решиться. Он взял мою руку и погладил кончиками пальцев по ладошке.

– Кейтлин, сестричка, в детстве мы всегда доверяли друг другу, вместе играли, делились секретами. И если уж нас наказывали, то тоже обоих, помнишь? – И он грустно улыбнулся. – Я верю, что тобой двигали наилучшие намерения. И я никогда не стану ни в чем тебя упрекать, потому что знаю, что сам не без греха!

– Я заключила сделку ради освобождения Лиама, – призналась я, опустив глаза.

Мы оба молчали. Рука Патрика напряглась, и он с силой стиснул мои пальцы.

– С Уинстоном Даннингом? – холодно спросил он.

– Да.

– Он в Эдинбурге?

– Мы случайно встретились на Хайстрит три дня назад. А на следующий день я получила от него записку. Он предложил мне встретиться.

– Мерзавец! – выругался Патрик.

– У меня не было выбора, Патрик, – дрожащим голосом произнесла я.

Брат вскочил на ноги и мимоходом слегка меня толкнул.

– Хочется тебе верить! Если моя догадка верна, он предоставил тебе выбирать – лечь с ним в постель или увидеть Лиама в петле.

Я могла бы добавить: «И принести в жертву счастье моего сына». Я поспешно закрыла лицо руками. Мне было ужасно стыдно.

– Да, – выдохнула я сквозь сомкнутые пальцы.

– А ты уверена, что он сделает то, что обещал? Особенно теперь, когда… Господи! Какой подонок!

Он стукнул кулаком по истертой каменной скамье и принялся бегать передо мной взад и вперед.

– Он дал мне документ с его подписью до того, как я приняла решение. И я сама утром отнесла его в Толбут. Не сегодня завтра Лиама наверняка отпустят.

Патрик встал передо мной на колени и смахнул пальцами крупные слезы, катившиеся по моим щекам. В его черных глазах застыла грусть. У него были глаза нашей матери. Боже мой, как мне ее не хватало!

– Ну почему, почему тебе пришлось пройти через весь этот ад, Китти? Мне бы так хотелось, чтобы все у тебя сложилось по-другому!

Я поцеловала брата в лоб и притянула к себе.

– Мне бы тоже этого хотелось, Пат, но я готова многим пожертвовать, чтобы Лиам всегда был рядом со мной.

– Надеюсь, что он того стоит!

– Стоит, – выдохнула я, закрыв глаза. – Лиам для меня всё!

Целыми днями я только и делала, что спала и ела. Аппетит, равно как и надежда, понемногу возвращался ко мне, и леди Синклер откармливала меня, как рождественскую гусыню. «Вы так исхудали, милочка! Вам непременно надо поправиться! – повторяла хозяйка дома. – Мужчинам худые женщины не нравятся. Они любят, чтобы на косточках было мясцо!» Ближе к полудню третьего дня мы отправились в обратный путь.

Едва мы приехали в Эдинбург, я послала Патрика в тюрьму справиться о Лиаме. Он вернулся через полчаса – задыхающийся от бега, с красным лицом.

– Кейтлин, его выпустили! Сегодня утром! – проговорил он, вытирая рукавом вспотевший лоб.

– Как? – воскликнула я в изумлении. – Но где же он тогда? Эдвина сказала, что никто сегодня не приходил. Патрик, ты должен его найти!

Моя фраза повисла в воздухе. Мне вдруг стало не по себе. Что, если Лиам решил вернуться прямиком в Гленко и бросить меня тут, потому что я его предала? Эта мысль лишила меня последних остатков самообладания. Горе и чувство вины навалились на меня с новой силой.

– Я обойду все постоялые дворы и таверны. Может, ему надо немного времени, прежде чем вернуться? Но если он куда-то заходил, мне обязательно скажут. Такого парня, как Лиам, кто-нибудь да заметит!

Через три часа Патрик вернулся не солоно хлебавши. Лиама никто нигде не видел. Буря по-прежнему стоял в конюшне на постоялом дворе, из чего следовало, что в Гленко Лиам еще не уехал. Новость принесла мне пусть слабое, но утешение. На улице стемнело, и единственное, что мне оставалось, – это ждать, когда мой муж наконец объявится.

Часы пробили полночь. Все в доме давно спали, когда я услышала за дверью своей комнаты какой-то шорох. Впрочем, все тут же стихло. Я прислушалась. Тишина… Может, это вернулся мистер Синклер? Он решил остаться в своем поместье еще на пару дней, чтобы подыскать хорошего жеребца для своей кобылы, которую пришло время случать. Я потянулась к свече, чтобы ее задуть, и тут дверь с легким скрипом открылась.

Вскрикнув от удивления и страха, я поспешила зажать себе рот рукой. В дверном проеме, упираясь руками в наличники по обе стороны от себя, стоял Лиам. Мое сердце забилось как сумасшедшее, кровь отхлынула от лица. Это был Лиам, но… какой-то чужой. Мужчина, холодно взиравший на меня, был худ, ввалившиеся щеки его покрылись золотистой щетиной. Один глаз у него заплыл, бровь и нижняя губа были разбиты и покрыты коркой засохшей крови. Одежда, изорванная и грязная, висела на нем лохмотьями. В тусклом свете недогоревшей свечи он выглядел чудовищно. Комок застыл у меня в горле. Я протянула руку, чтобы прикоснуться к нему. Мне хотелось убедиться, что это не сон.

– Лиам! Что они с тобой сделали?

– Не прикасайся ко мне! – сурово отрезал он.

Я заглянула ему в глаза, и то, что я там прочла, заставило меня окаменеть от ужаса. Лиам вошел, запер за собой дверь, прислонился к ней спиной и уставился на меня.

– Ты предала меня, Кейтлин! – крикнул он внезапно.

Я невольно вздрогнула – таким безжалостным и гневным был его тон, однако ничего на это не ответила.

– Я доверял тебе! – продолжал бесноваться он. – Господь свидетель, я заставил тебя пообещать! Но ты все равно туда пошла, ты нарушила клятву!

– Я должна была пойти! – пробормотала я, втягивая голову в плечи.

Он заходил вокруг меня, бормоча что-то невразумительное себе под нос и шумно дыша, словно разъяренный бык. Лицо его было искажено гневом.

– Ты поклялась мне!

Лицо его приблизилось к моему лицу, и он вперил в меня свой безумный взгляд. Я уже оправилась от удивления, которое породил его неожиданный приход, и теперь во мне стремительно нарастала ярость. Когда ее невозможно стало сдерживать, я взорвалась:

– Как ты смеешь разговаривать со мной в подобном тоне? Или думаешь, что только тебе одному было плохо? Если бы я не вернулась к Даннингам, ты бы до сих пор прятался в вереске, Лиам Макдональд!

– Ты не должна была туда идти! Только не ты!

– Почему это не я? Моя вина, мое преступление, значит, мне за него и отвечать! Ты не должен расплачиваться за мои ошибки.

– Кейтлин, когда я взял тебя в жены, я принял твои ошибки на себя. Ты – моя жена! И я прекрасно понимал, что делаю. И это за мою голову назначили цену, если ты не забыла!

– А мне, значит, надо было сидеть сложа руки и ждать, когда тебя повесят на рыночной площади в Грассмаркете? – возмущенно возопила я, уперев руки в бока. – Это ты хочешь сказать?

– Да!

Я подбежала к нему и вцепилась руками в его разорванную рубашку.

– Или ты думаешь, что женился на кисейной барышне, Лиам? Стать вдовой через месяц после свадьбы не входит в мои планы! Я просто обязана была что-то сделать! Жить и вечно оглядываться – невозможно! По крайней мере я так не могу!

Он отшвырнул меня от себя.

– Едва стало известно, что меня разыскивают за убийство вместо тебя, я заподозрил ловушку. Я разузнал, что собой представляет Уинстон Даннинг. И тогда стало ясно, что я не ошибся. То была западня, и ты, как я ни пытался тебя остановить, бросилась в нее сломя голову!

– И ты мне ничего не сказал? – воскликнула я в изумлении. – Но почему?

– Я сам хотел уладить эту проблему. Я не хотел, чтобы ты встречалась с этим мерзавцем снова…

Слова застряли у него в горле.

– Я хотел предотвратить…

Повисла пауза, посеявшая во мне ужасающее подозрение.

– Что ты этим хочешь сказать? – пробормотала я, затрепетав от волнения. «Господи, что именно он узнал и откуда?» – мелькнуло у меня в голове.

С минуту он стоял неподвижно и молчал, как если бы вовсе не услышал мой вопрос. На лице его поочередно отразилась целая гамма чувств.

– Уинстон Даннинг приходил меня проведать и оставил мне на память вот это, – сказал Лиам и дрожащим пальцем указал на свое разбитое лицо.

– Но мне он сказал, что видел тебя сквозь решетку… Не понимаю…

– Ты все прекрасно понимаешь, mo bhean! Вчера утром он пришел, чтобы лично сообщить мне, что король помиловал меня. И что «ошибка» исправлена.

Нижняя челюсть его нервно подергивалась. Лицо покраснело от гнева, взгляд пронзал меня, словно кинжал. Мое сердце застучало быстрее, но тело вдруг перестало меня слушаться. Мой муж смотрел на меня глазами убийцы.

– Не обманывай себя, Кейтлин. Я прекрасно знаю, о чем вы с этим сукиным сыном договорились.

У меня голова пошла кругом. Мне показалось даже, что пол уходит у меня из-под ног и я проваливаюсь в пустоту. «Нет! Господи, только не это!» В ушах загудело, и мне пришлось схватиться за край прикроватного столика, чтобы не упасть.

– Лиам!

– Ты продалась этому sassannach как последняя шлюха! – крикнул он.

Вся боль и горечь разочарования, теснившиеся у него в душе, выплеснулись на поверхность и поразили меня в самое сердце, будто удар меча.

– Да я бы и дьяволу душу продала, если бы это помогло спасти тебя! – крикнула я.

– Это ты и сделала! Ты продалась дьяволу!

Слова его были, как ножи, наточенные ненавистью и отчаянием. Он приблизился ко мне и навис надо мной всей своей массой. Я отступила и ударилась спиной о стену. Я оказалась в ловушке. Внезапно я поймала себя на мысли, что боюсь человека, которого люблю. Он был вне себя от гнева, и я не сомневалась, что он убьет меня одним ударом, если захочет. У меня по коже пробежал мороз.

– Ты не понимаешь…

– Объясни мне то, что я не понимаю, Кейтлин! Я оказался в тюрьме, потому что ты меня ослушалась, а потом узнал, что моя жена переспала с самым мерзким типом, какого я знаю!

Я отчаянно замотала головой. Он схватил меня за плечи и прижал к стене. Я задохнулась от страха.

– Я не могла поступить иначе! Он предложил выбирать между твоей жизнью и…

– Ты могла поступить иначе, Кейтлин! Лучше бы меня повесили, чем заставили слушать рассказ о том, как ты всю ночь распутничала с этим…

Я ударила его по щеке с такой силой, что заболела рука. Он ошарашенно посмотрел на меня, потом поднес руку к щеке с таким видом, словно никак не мог поверить в то, что произошло.

– Как ты смеешь так говорить? – прошипела я, уязвленная до глубины души. – Или ты думаешь, что мне было приятно? Может, ты и предпочел бы болтаться на веревке, но я, Лиам, этого не хочу. Я сделала это, потому что люблю тебя. Я бы отдала за тебя жизнь, но моя жизнь ему была не нужна. Ты представить себе не можешь, чем я пожертвовала, чтобы спасти твою шкуру! Если я смогла это пережить, значит, и ты сможешь. Я могу сделать для тебя что угодно, Макдональд, но только не проси, чтобы я своими руками сплела веревку, на которой тебя, стервеца, повесят! Этого ты от меня не дождешься!

Он порывисто прижался своими разбитыми в кровь губами к моим губам и проник в мой рот языком. Я попыталась оттолкнуть его. Однако он только усилил хватку и стал задирать мою ночную рубашку.

– Ты – моя, Кейтлин Макдональд! И я не потерплю, чтобы к тебе прикасался другой! Вспомни, что ты пообещала мне перед алтарем. Или ты уже забыла?

– Я выполнила обещание! Я хотела защитить тебя! – пробормотала я сквозь рыдания.

– Но чтобы выполнить одну клятву, ты нарушила другую! – бушевал он. – Как насчет клятвы верности?

Я не узнавала мужчину, который был рядом со мной. В нем не осталось ни капли нежности, его прикосновения были грубы и причиняли мне боль. Жаркое дыхание обдавало мое лицо. Он уже поднял мою сорочку до талии и теперь пытался раздвинуть мне бедра коленом. Я начала ожесточенно отбиваться.

– Лиам, прекрати! Только не так, умоляю тебя!

– Почему нет? Ты – моя жена, если ты помнишь! Даннингу ты ни в чем не отказывала, а мне, значит, отказываешь в моих супружеских правах? Сколько ты хочешь, Кейтлин? – спросил он вдруг, посмотрев на меня презрительно и зло. – Сколько ты хочешь за эту ночь?

– Боже, Лиам, не надо! – простонала я. – Перестань!

Ему удалось развести мои бедра. Сопротивляться этому великану у меня не было сил. Он раздавил бы меня одной рукой, если бы захотел… Однако он и так медленно убивал меня своими словами и своей ненавистью, что было намного мучительнее.

– Dùin do bheul a bhoireannaich! – приказал он, раскрывая полы грязного килта.

Он резко приподнял меня и насадил на свой возбужденный член, стиснув железной рукой мою талию. У него вырвался хриплый крик. Другой рукой он схватил меня за волосы и дернул так, что у меня запрокинулась голова. Я закричала от страха и боли.

– Сколько раз он брал тебя, Кейтлин? Четыре, пять, шесть?

Я рыдала, сотрясаясь от жестоких толчков его бедер.

– Тебе понравилось? – с издевательской усмешкой поинтересовался он, глядя на меня ледяными от гнева глазами. – Тебе понравилось, что он с тобой делал? Что он заставлял тебя делать?

– Лиам! Нет! Умоляю…

Я вонзила ногти ему в плечи, расцарапав их до крови. Он поморщился, однако так и не отвел глаз.

– Ты получила удовольствие, Кейтлин? Отвечай мне, потаскуха! Этот сукин сын и правда заставил тебя кричать от наслаждения так, как он мне рассказывал?

Я не могла больше выносить этот полный ненависти взгляд. Я закрыла глаза. При каждом толчке я больно ударялась спиной о стену. Лицо его исказилось от ярости, когда он пробормотал сквозь зубы:

– Отвечай!

– Нет! Перестань! – зло крикнула я. – Ты не лучше, чем он!

Лиам пронзал меня все безжалостнее, все больнее. Слеза скатилась по его бледной щеке, и он издал звук, более всего походивший на всхлип.

– Я не могу, a ghràidh, не могу тебя ненавидеть! – прошептал он как-то по-детски, дрожащим от душевной боли голосом. – Я… я люблю тебя.

Тело его напряглось, словно тетива лука. Он запрокинул голову и издал животный крик. Он взорвался во мне, задыхаясь и трепеща, бормоча непонятные мне слова. Спустя несколько секунд он отпустил меня, и я соскользнула на пол, где и сжалась в комок, – раздавленная отчаянием, уязвленная в самое сердце.

Лиам упал передо мной на колени и опустил голову.

– Maith mi, mo chridhe, – прошептал он после паузы. – Это было сильнее меня. Я должен был овладеть тобой, узнать, что ты по-прежнему моя! Я не мог по-другому…

– И ты решил взять меня силой?

Я бросила на него уничижительный взгляд. Горечь поднялась от сердца куда-то в горло, оставив в нем свой отвратительный вкус. Я слишком устала, чтобы бороться. Слова, брошенные в лицо, не оставят после себя ничего, кроме ран, и только усилят пламя гнева, пожиравшее и разрушавшее нас обоих. Мне уже ничего не хотелось. С меня хватит!

Я медленно села и прижалась спиной к стене. В колеблющемся свете щёки Лиама блестели от слез. Он медленно поднял на меня пристыженный взгляд. Ярость, которую пробудили во мне его обвинения, бранные слова и низость его поступка, внезапно испарилась. Мое сознание утонуло в море апатии. У меня ни на что больше не было сил. Я понимала, что нужно дать гневу и отчаянию утихнуть, чтобы буря злопамятства не взметнулась снова. А потом – потом просто закрыть глаза и хорошо все обдумать…

На нижнем этаже послышались голоса. Затем – шум шагов, хлопанье дверей. На улице залаяла собака. Рядом шевельнулся Лиам. Господи, как же мне было плохо!

Он провел рукой по полу и остановил ее в нескольких сантиметрах от моей ноги. Я посмотрела на дрожащие пальцы и с трудом отодвинулась от него еще дальше. Он вздохнул, убрал руку и отстранился, решив сохранить дистанцию, как мне того хотелось.

– Кто я для тебя, Лиам? – спросила я после продолжительного молчания.

Он нахмурился, пытаясь понять, что означает этот вопрос.

– Ты? Ты – моя жена!

– А еще?

– Не понимаю, – растерянно пробормотал он.

– Чего ты ждешь от жены? Чего ждешь от меня? – спросила я, начиная понемногу горячиться.

Он посмотрел на меня с недоверием.

– Ничего.

– Ты ничего от меня не ждешь? – воскликнула я удивленно. – Зачем же ты тогда на мне женился? Чтобы я готовила тебе еду? Чтобы согревала твою постель? Или, может, чтобы убирала в твоем доме?

Он нахмурился. Судя по выражению лица, он никак не мог понять, куда я клоню.

– Можешь объяснить, что ты этим хочешь сказать?

– Я могу сказать тебе, что ты для меня и чего я от тебя жду, Лиам Макдональд! – начала я. – Ты – мой порт, мой якорь. Когда буря начнется и подхватит меня, мне нужно, чтобы ты меня удержал. Когда я расстроена, когда мне плохо, мне нужно твое плечо, твое сочувствие. Нас двое, это правда, но в такие моменты мы должны становиться одним. В радости и в горе. Ты не сможешь уберечь меня от беды, если попытаешься держать меня в стороне от всего. Я хочу делить с тобой все в этой жизни. Хочу испытывать то же, что и ты. Хочу быть частью тебя. Я… я люблю тебя, Лиам, и…

Я запнулась, сдерживая всхлип, и продолжала дрожащим голосом:

– И мне бы хотелось, чтобы ты тоже так ко мне относился. Если ты не готов открыть мне все двери твоего сердца, что ж, значит…

Лицо его омрачилось грустью.

– Кейтлин, мне нужно время. Я не знаю, что мне обо всем этом думать. Слишком больно, так больно, что не могу мыслить здраво. Когда я представляю тебя с ним… Это как сумасшествие! Мне хочется одного – убивать! Убить его и… и даже тебя. Я думал убить тебя, a ghràidh mo chridhe!

Плечи его вздрагивали от рыданий. Я приблизилась к нему и положила руку ему на плечо. Он застонал и притянул меня ближе, к себе на колени. Пальцы его проникли в мои волосы, вонзились в тело, стиснули так, как умирающий удерживает в груди последний вздох. Он обхватил мою голову руками и заглянул мне в глаза, в душу.

– Кейтлин!

Глаза его затуманились и наполовину закрылись. Мои соленые слезы обожгли его губы, и он уткнулся лицом мне в шею.

Довольно долго мы сидели на полу, прильнув друг к другу, потом он отстранился.

– Я понимаю, чего ты хочешь. Но… Сейчас я не могу тебе это дать. И я не знаю когда… На днях я уезжаю во Францию.

– Что? – воскликнула я, не веря своим ушам. – Во Францию? Но почему?

– Мне нужно время, чтобы исцелиться. И нужно одиночество. Там я договорюсь о поставке оружия. Я уже раздобыл поддельный пропуск на вымышленное имя.

– Лиам, не уезжай! Ты нужен мне! Я не хочу снова с тобой расставаться! – в ужасе вскричала я. – Не уезжай! Умоляю тебя!

– Так надо, a ghràidh. Ради нашего блага. А ты возвращайся в Карнох, домой.

Он тихо застонал, но этот звук утонул в моих волосах.

– Я взял тебя в жены, потому что любил тебя, но сегодня при мысли о тебе я испытываю странное чувство… Мне нужно с этим разобраться. Я не хочу ненавидеть тебя, a ghràidh, понимаешь?

Я задыхалась под бременем скорби, сердце мое истекало кровью в ожидании этой новой разлуки.

– Я вернусь, мой ирландский ветерок! Я обещаю!

Он встал, помог мне подняться, взял на руки и отнес на кровать. Напрасно я цеплялась за его рубашку в надежде удержать.

– Если тебе понадобятся деньги или что-то еще, скажи Дональду. Он сумеет отыскать Колина.

Шаги и голоса звучали уже на лестничной площадке нашего этажа. Лиам посмотрел на дверь, помедлил немного, поцеловал меня в последний раз – долгим нежным поцелуем. На несколько коротких мгновений я узнала в этом изможденном, разбитом горем человеке того, кого любила.

Он вышел. Порывом ветра задуло свечу. Я снова осталась одна. У меня не было сил, чтобы сдержаться, и крик отчаяния, разорвавший гнетущую тишину, наполнил собой опустевшую комнату.

 

Глава 16

Кающиеся души

Попрощавшись с Эдвиной и отцом, который все никак не хотел меня отпускать, мы с Патриком отправились в Гленко. Я решила, что вторую ночь мы проведем на равнине Глен-Дохарт. Возле озера мы легко отыскали уютное место для стоянки.

Патрик почти все время молчал, у меня тоже не было особой охоты с ним разговаривать. Я прекрасно понимала, что мой брат огорчен неожиданным поворотом событий, но это было сильнее меня. Чтобы уменьшить груз собственной вины, я заявила, что не помоги он Лиаму раздобыть поддельное разрешение на выезд из страны, мой муж никуда бы не уехал. Я испытывала отчаянную потребность на кого-то злиться, и мой несчастный брат оказался единственным, на кого я могла излить всю свою желчь.

Небо было затянуто тучами, то и дело шел дождь. Пыль и ткань платья липли к моей влажной коже. Я спустилась к маленькой речке, чтобы умыться, в то время как Патрик остался расседлывать лошадей. Солнце село за горизонт несколько минут назад, и в наступающих сумерках пейзаж радовал глаз переливами золота и пурпура. Я выбрала между двумя валунами местечко, где было не слишком глубоко, сняла корсаж, приподняла юбки и заткнула подол за пояс. Войдя в воду по колено, я наклонилась и, зачерпывая воду горстями, обмыла шею, грудь и затылок.

Мне хотелось побыть одной, чтобы как следует подумать. Выйдя из воды, я легла на берегу и уставилась на звезду, слабо мигавшую на переливчатом небосводе. Неужели наша с Лиамом жизнь всегда будет такой? Неужели он станет убегать при малейшем недоразумении между нами? Я не сомневалась в его чувствах, но мне не нравилось, что мои чувства так мало волнуют его. Мы поженились полтора месяца назад и за все это время провели вместе не больше двух недель.

Чей-то крик заставил меня вскочить на ноги и выхватить нож из кожаных ножен, которые я теперь всегда носила на поясе. Подняв с земли корсаж, я затаилась в тени бо́льшего валуна. Мужские голоса, принесенные легким ветерком, отражались от каменной глыбы у меня за спиной.

Мое сердце колотилось от страха, когда я обошла валун и выглянула с другой стороны. Они находились метрах в тридцати от меня, ниже по склону холма, возле озера. Пять силуэтов четко вырисовывались на фоне его золотистых вод. Лица с такого расстояния рассмотреть было невозможно, но я заметила, что не все они были в килтах. На иных были штаны, однако у всех через плечо был перекинут традиционный плед. То были шотландцы. Разговор шел на английском, но в него то и дело вплетались фразы на гэльском, и по повышенным тонам я поняла, что эти люди ссорятся.

Я быстро оделась и подняла с земли длинный нож, которым пополнила свой арсенал перед отъездом из Эдинбурга. Это Патрик настоял, чтобы я взяла с собой еще один кинжал. Сам он вооружился коротким обоюдоострым мечом, кинжалом и двумя пистолетами: один он носил при себе, второй хранился в седельной кобуре. «На всякий случай!» – любил повторять он. Оставалось только надеяться, что брат умеет обращаться со всем этим оружием. Мне не приходилось видеть Патрика дерущимся, и я не представляла его с мечом в руке. Моего брата нельзя было назвать ни тщедушным, ни неловким, вовсе нет! Патрик был парнем рослым, не меньше метра восьмидесяти, и крепким, но, в отличие от Майкла и Мэтью, он всегда предпочитал словесные сражения кулачным боям. Но здесь, в Хайленде, вдалеке от куртуазных политических дискуссий, слова никого не могли защитить от стального клинка в руке противника.

Мне удалось разобрать несколько фраз. Судя по всему, ссора разгорелась из-за денег. Кто-то выкрикнул оскорбление в адрес какого-то Кэмпбелла, назвав его «грязным псом». Я распласталась на земле, чтобы меня не заметили, потому что один из мужчин почему-то стал поглядывать в мою сторону. Словесная перепалка продлилась еще пару минут, а потом стремительно наступила развязка.

Двое схватили третьего за руки, чтобы он не отбивался, а еще двое принялись бить его кулаками по лицу и в живот. Я отчетливо слышала приглушенные звуки ударов и при каждом вздрагивала. Наконец пара извергов угомонилась и один из них, тот, что был повыше, схватил бессильно повисшую голову жертвы за волосы, приподнял ее и что-то сказал. Ответом ему стало еще одно ругательство:

– Чтоб тебе вечно гнить в аду, Эуэн Кэмпбелл! Будь проклята твоя долина со всеми, кто там живет!

Кровь застыла у меня в жилах. Бедняга получил еще один удар, потом послышался ужасающий скрежет металла о металл – чей-то меч покинул свои ножны. Глаза мои расширились от страха. Меня ждало ужасное зрелище: в последних отсветах уходящего дня меч блеснул, чтобы тут же вонзиться в тело несчастной жертвы. Мужчина издал жуткий крик и повалился под ноги своим палачам.

У меня в висках бешено застучало. Я сделала глубокий вдох – при виде безжизненного тела на земле у меня оборвалось дыхание. Обменявшись парой фраз, убийцы подняли тело, без всяких церемоний швырнули его в поблескивающие воды озера и ушли своей дорогой.

Из страха быть замеченной я решила полежать какое-то время в своем укрытии, что позволило мне собраться с мыслями. Потом я встала, огляделась и бегом взобралась по склону холма, все время спотыкаясь о камни в наступающей темноте.

Лошади лениво щипали траву возле купы деревьев, а Патрик дремал, положив голову на седло и обняв его руками.

– Патрик! – задыхаясь, позвала я и упала на колени рядом с ним. – Нам нельзя здесь оставаться! Там, у озера, убили человека… Едем скорее! Я все видела! Если они вернутся…

– Сестренка, успокойся! – воскликнул брат, вскочив на ноги. – Угомонись и расскажи все снова! Я ничего не понял.

Я набрала в грудь побольше воздуха и взяла Патрика за руку.

– Я видела, как там, внизу, на берегу озера, убили человека. Нам надо уезжать отсюда, Пат! Если убийцы вернутся и застанут нас тут… Они нас тоже прикончат!

– О чем ты? Какие еще убийцы?

– Я не знаю! Может, это… Но я не уверена…

Я не нашла в себе сил закончить фразу. Внезапно я снова ощутила холодное прикосновение металла к моей шее и увидела искаженное ненавистью лицо Эуэна Кэмпбелла. Неужели там, у озера, был он? Я поднесла руку к шее и с трудом сглотнула.

– Всего их было пятеро, – продолжала я. – И они ссорились. Потом четверо набросились на пятого и вспороли ему живот мечом.

– Где они теперь?

– Уехали, по-моему, но если вернутся… Патрик, мне страшно!

– Они тебя видели?

– Нет.

– Ты уверена?

– Думаю, да. Я спряталась за большим камнем и лежала на земле.

Он задумчиво потер подбородок.

– Кейтлин, скоро совсем стемнеет. Небо снова затягивается тучами, и нам придется ехать чуть ли не на ощупь. Это слишком опасно! В этих горах и днем легко заблудиться…

Я села на землю рядом с ним. Он сказал чистую правду. Мы ехали медленно, спрашивая дорогу у местных жителей, которые пусть редко, но все же встречались на нашем пути. Выезжать в путь ночью было настоящим сумасшествием. К рассвету мы вполне могли оказаться в Англии. Что до Лиама, то он умел находить дорогу по звездам, но ведь надо еще знать, в какую сторону ехать…

Я прижалась к брату, и он крепко обнял меня.

– Кейтлин, они не вернутся! – сказал Патрик, желая меня успокоить. – Люди не возвращаются на место преступления…

Той ночью мы не сомкнули глаз. Одной рукой Патрик сжимал рукоятку пистолета, другой обнимал меня за плечи. Я сидела на земле рядом с ним, закутавшись в плед и держа кинжал на коленях.

Такой была вторая ночь, проведенная нами среди поросших вереском холмов Хайленда. Наскоро позавтракав припасами, которыми Эдвина любезно снабдила нас в дорогу, на рассвете мы, усталые и раздраженные, поехали дальше.

Скоро мы проехали через Крианларих и свернули на север. Здешние пейзажи показались мне смутно знакомыми.

Я поймала на себе взгляд Патрика и догадалась, что, несмотря на внешнее спокойствие, на самом деле он был донельзя напряжен и встревожен. Ему пришлось поехать со мной, ибо обстоятельства сложились так, что у него просто не осталось выбора. Дональд с Нилом уехали, Лиам отправился на континент, так кому же, как не Патрику, было везти меня в Гленко? Камзол от хорошего портного, щегольские сапожки, повадки английского джентльмена… Его внешний вид и манеры составляли разительный контраст с одеждой и манерами мужчин клана, а потому он опасался, что в Карнохе встретит не слишком радушный прием. После многих часов в седле мы наконец въехали в долину.

– Мы приехали! Слава Богу! – выдохнула я радостно и окинула взглядом знакомый ландшафт.

Патрик с сомнением пожал плечами и направил коня по узкой дороге, ведущей к перевалу Гленко. Шагом мы доехали до озера Лох-Ахтриохтан. На скале Сигнал-Рок что-то блеснуло серебром, потом послышался крик, эхом прокатившийся вдоль скалистых склонов гор. В месте, где дорога сворачивала в долину, появились двое всадников. Они направлялись к нам.

Патрик сжал губы и что-то пробормотал себе под нос. Всадники неслись галопом, поэтому оказались рядом в считаные минуты. Ангус Макдональд и Рональд Макенриг остановились на приличном расстоянии от нас. В руке у каждого было по пистолету. Они вежливо поздоровались со мной, но на спутника моего смотрели с подозрением, и дула пистолетов были направлены ему в ногу, что Патрику, конечно, не понравилось.

– Cò tha e? – спросил Ангус, ни на секунду не сводя глаз с чужака.

– Is esan mo bhrathair, Патрик, – ответила я и улыбнулась.

Ангус с Рональдом переглянулись. Рональд коротко кивнул, и оба засунули пистолеты за пояс.

– Càit’ a bheil Liam? – спросил Рональд, с тревогой окидывая меня взглядом.

– Chaidh e an Fhraing, – ответила я смущенно.

– Cuin’ a tha e ri tilleadh?

– Chan eil fhios agam, – сказала я и опустила взгляд к луке седла.

Ангус и Рональд были явно озадачены услышанным. Они переглянулись и повернули коней, так что последние километры до Карноха мы проехали под эскортом двух хайлендеров.

– Здесь всех встречают так любезно или только ирландцев? – прошептал Патрик и подмигнул мне.

Я поняла, что на душе у него стало спокойнее.

– Не удивляйся. В этих краях чужаков принимают не слишком радушно.

Показались белые столбики дыма, поднимающиеся над крышами домов. Прошел уже месяц со дня бегства в горы, которое в итоге привело нас с Лиамом в Эдинбург. Вернулась я с тяжелым сердцем и чувством бесконечного одиночества. И я знала, что объяснять, зачем мой супруг отправился во Францию, придется мне.

В доме было пыльно и пахло затхлостью. Кто-то закрыл окна деревянными щитами, которые я поспешила снять. Когда мой взгляд упал на два кресла, изготовленные Малькольмом по заказу Лиама, у меня сжалось сердце. Пока мы отсутствовали, их принесли в дом и поставили у очага. Кресла были крепкие, дубовые, с высокими резными спинками. Я пробежала пальцами по фрагменту резьбы. То была веточка вереска – эмблема клана Макдональдов.

– Очень красивые кресла, – сказал Патрик за моей спиной.

– Да, очень, – пробормотала я, подавляя волнение. – Лиам заказал их перед нашим отъездом.

Я изо всех сил старалась не заплакать. Патрик притянул меня к себе, поднял мой подбородок и ласково посмотрел в глаза.

– Сестричка, он вернется! Он, словно раненый зверь, ушел, чтобы зализать свои раны. И он хочет, чтобы никто этого не видел.

– Но зачем ехать так далеко?

– Не знаю, но ты должна быть терпеливой, Китти. Я, конечно, не успел как следует узнать его, но, думаю, ты ему дорога́. Я это понял в тот день, когда ему стало известно, что ты в поместье у Даннингов.

И он улыбнулся мне.

– В тот день я осознал, почему англичане называют хайлендеров дикарями и варварами. Я понял, что лучше не становиться у такого на пути!

Он наклонился, чтобы поцеловать меня в лоб, и тут входная дверь распахнулась и в дом вихрем ворвалась Сара. Увидев нас, она замерла на месте. Какое-то время она стояла, глядя на нас с Патриком круглыми от изумления глазами.

– Господи Иисусе! – вскричала она наконец и закрыла рот ладошкой.

Я отстранилась от Патрика. Мне было неловко, поскольку Сара наверняка истолковала происходящее превратно.

– Где Лиам? – резким тоном спросила она у меня.

Взгляд ее метался от меня к Патрику и обратно. Брат мой тоже выглядел смущенным.

– Лиам не приехал. Он…

– Что они сделали с Лиамом? – перебила она меня, побледнев как полотно.

– С него сняли все обвинения.

– Где же он, если так? Почему он не приехал и кто это такой?

– Если разрешишь мне вставить хоть слово, может, я и смогу все тебе объяснить! – начала сердиться я.

Она смерила презрительным взглядом сначала меня, потом Патрика, подошла к лавке и села.

– Для начала познакомься с Патриком, моим братом!

Серые глаза Сары широко распахнулись, и она охнула. Щеки ее в считаные мгновения залило румянцем.

– Господи, а я ведь… – пробормотала она едва слышно. – Я уже подумала, что…

Она пристыженно замолчала и покосилась на моего брата.

– Но когда я вошла, вы же… Ну, вы ведь…

Она нервно теребила пальцами выгоревшую на солнце золотистую прядь.

– Прости, Кейтлин! Я слишком тороплюсь с выводами, ты же знаешь.

Патрика наш разговор явно забавлял.

– Лиам вышел из тюрьмы и уехал… Уехал во Францию.

– Во Францию? – повторила она недоверчиво. – Но зачем?

– У него какое-то дело в Кале, – вступил в разговор молчавший до поры до времени Патрик. – Но через несколько недель он обещал вернуться.

Он подошел к моей золовке и с улыбкой поклонился ей.

– Теперь, когда вы знаете, кто я такой, могу я осведомиться, с кем имею честь?..

Сара вскочила и опустила глаза, не решаясь посмотреть в черные глаза Патрика.

– Я… Я – Сара, сестра Лиама.

Мой брат взял ее ручку и галантно поднес к губам, при этом не сводя с девушки внимательного взгляда из-под ресниц.

– Сара… Счастлив познакомиться! – тихо проговорил он.

Я кашлянула, призывая Патрика к порядку. Голос его стал вкрадчивым, а я знала, что так бывает, когда он хочет очаровать собеседницу. Сара медленно высвободила пальцы, которые он дольше, чем позволяли приличия, задержал в своей руке.

– Вы, наверное, проголодались? Дорога длинная… ну, из Эдинбурга… Если хотите, могу приготовить вам поесть!

– Это будет очень любезно с вашей стороны, – сказал Патрик.

Сара ответила ему милой улыбкой. Потом, словно бы вспомнив о моем присутствии, повернулась ко мне и стала забрасывать меня вопросами: о том, где я жила в Эдинбурге и что там видела, о столь неожиданном освобождении брата и о пути из столицы в Карнох. Я отвечала уклончиво, стараясь не вдаваться в детали.

– Кейтлин, я так рада, что ты вернулась! И рада, что Лиам на свободе, пусть он пока и не с нами! Нужно это отметить! Идемте ко мне, ты поможешь мне приготовить кролика, его принес Исаак.

– Исаак в деревне?

– Уже неделю. Он часто приносит мне что-нибудь съестное, когда…

Она замолчала и украдкой посмотрела на Патрика, не сводившего с нее глаз. Покраснев как маков цвет, Сара пробормотала что-то нечленораздельное и извинилась за свою невежливость.

– Я все болтаю и болтаю, а вы устали и проголодались! Совсем забыла, как подобает вести себя радушной хозяйке… Я…

Я по очереди посмотрела на них и поняла, что Патрик наверняка задержится в Карнохе ради прекрасных глаз моей золовки.

– Что, если мы продолжим этот разговор перед кастрюлей с вкусным рагу из кролика? – предложила я, желая положить конец этому сеансу взаимного соблазнения.

Дождь стучал в застекленные окна нового особняка, принадлежавшего Джону Макиайну, главе клана Макдональдов из Гленко. Местные мужчины собрались поговорить в просторном зале. Нас с Патриком пригласили на сходку, чтобы услышать, почему Лиам не вернулся с нами в Карнох. Мой брат повторил версию, изложенную Саре, чтобы не подвергать меня лишним унижениям. В любом случае это была пусть наполовину, но все-таки правда.

Джон разрешил Патрику какое-то время пожить в Гленко. Лиаму он приходился шурином, то есть даже если не близким, но родичем, а значит, был не чужой клану и был обязан подчиняться его законам. Меня решение Джона очень обрадовало – мне не хотелось, чтобы Патрик уезжал в Эдинбург, по крайней мере раньше, чем вернется Лиам. Было решено, что жить он будет у меня.

Когда с этим было покончено, мужчины заговорили о новой проблеме, возникшей в Лохабере. Судя по всему, какая-то банда начала нападать на тэксменов, собиравших арендную плату с Кэмеронов из Лохила и Макдональдов из Кеппоха. Двоих тэксменов нашли убитыми, а один пропал несколько дней назад. Никто не знал точно, что это за люди, но во время обсуждения этой проблемы я услышала имя Кэмпбелла – отпетого злодея и предводителя банды головорезов. Эуэна Кэмпбелла, если говорить точно.

Я заерзала на стуле при мысли, что тот бедолага, которого убили у меня на глазах, вполне мог оказаться третьим пропавшим без вести тэксменом. Патрик угадал мои мысли и вопросительно посмотрел на меня.

– Думаешь, они говорят о том человеке, которого убили на берегу озера? – спросил он шепотом.

– Может быть. Но стоит ли рассказывать?

– Решай сама, сестренка! Но ты уверена, что это был тот самый Кэмпбелл?

– Не знаю, может, в этих краях не один Эуэн Кэмпбелл, – нерешительно предположила я.

– Вы что-то знаете об этом деле, Кейтлин? – шепнул мне на ухо другой голос.

Я вздрогнула так, что едва не опрокинула стоявшую передо мной на столе кружку с пивом. Судя по всему, Дональд, сидевший с другой стороны от меня, услышал наш с братом короткий разговор. Теперь он выжидательно смотрел на меня.

– Вы еще раз видели этого человека? Того, кто вас тогда ранил? – задал он новый вопрос, слегка повысив голос.

Все взгляды обратились на меня. Я застыла на своем месте.

– Я… Понимаете…

– Вы можете что-то добавить к сказанному, Кейтлин?

Глава клана, в своем берете, украшенном тремя орлиными перышками, склонил голову набок и с интересом посмотрел на меня.

– Наверное, могу! – не очень уверенно начала я. – Дело было так. Мы с братом возвращались из Эдинбурга и остановились на ночь возле озера в Глен-Дохарт. И там у меня на глазах убили человека.

Шепот пробежал по залу, в котором собралось не меньше тридцати мужчин в тартанах Макдональдов. Джон нахмурился. Очевидно, мои слова произвели на него впечатление.

– Продолжайте! – подбодрил он меня.

– Я видела, как на берегу озера четверо мужчин убили пятого мечом. Сама я в это время пряталась за большим камнем. Начинало темнеть, и их лица и цвета пледов я не рассмотрела, но ясно слышала, что прокричал несчастный, прежде чем его… насадили на меч.

– И что же он прокричал?

– «Чтоб тебе вечно гнить в аду, Эуэн Кэмпбелл! Будь проклята твоя долина со всеми, кто там живет!»

В зале стало тихо. По выражениям лиц собравшихся я поняла, что каждый сделал из услышанного свои выводы. Джон Макдональд забарабанил длинными пальцами по навощенной столешнице.

– Если то, что вы рассказали, подтвердится, мы окажемся в весьма щекотливой ситуации… Этот Эуэн Кэмпбелл – племянник лэрда Гленлайона, капитана Роберта Кэмпбелла.

– У меня нет доказательств, – произнесла я с легким раздражением. Недоверие главы клана задело меня за живое. – Но я уверена в том, что видела и слышала.

Он потер подбородок и нахмурился. Вид у него был озадаченный.

– Мы можем съездить в Дохарт и попробовать найти тело убитого! – предложил кто-то.

– Точно! – послышался второй голос. – Может, это окажется Алан Макдональд, тэксмен, который пропал с деньгами, собранными в Инверрое!

Волна одобрительных возгласов прокатилась по залу. Лица присутствующих оживились.

– Вы видели, что убийцы сделали с телом? – спросил Дональд.

– Они бросили его в озеро.

Собравшиеся заговорили все разом, причем еще громче прежнего. Кто-то качал головой, кто-то грозил кулаком, требуя мести. Волнение достигло своей кульминации. Джон протер глаза. Вид у него был озабоченный.

– Думаю, тело будет не так-то просто отыскать. Ты, Кейтлин, поедешь с нами и покажешь нам место, где все это случилось.

На следующее утро, как только занялся рассвет, я отправилась в путь в компании восьми вооруженных до зубов мужчин. Вид у тех, кому было поручено меня сопровождать, был самый что ни на есть бандитский, поэтому Патрик решил поехать с нами. К Глен-Дохарт мы добирались в густом тумане. На наше счастье, туманная пелена рассеялась незадолго до того, как мы оказались на месте убийства. Мужчины разделились: одни стали обыскивать берег, другие – мелководье. Прошло пять дней, и труп уже должен был всплыть на поверхность. Я отказалась от участия в поисках и присела отдохнуть под дерево. Смотреть на раздувшееся, начавшее разлагаться тело мне совершенно не хотелось.

В час, когда солнце медленно опускалось за Бен-Луи, мои спутники нашли труп под старой дырявой лодкой, спрятавшейся в высоких камышах. Это и вправду оказался Алан Макдональд из Кеппоха, сборщик арендной платы в местечке Инверрой. Его опознали по красному пледу и переднему зубу со скошенным краем.

Покойника завернули в его же плед и привязали к седлу. Было решено, что двое мужчин отвезут его вдове. Мы тотчас же отправились в обратный путь, чтобы ни одной лишней минуты не оставаться на землях Кэмпбеллов. В кровать я смогла лечь только на рассвете следующего дня, усталая и совершенно разбитая после долгой дороги в седле.

* * *

Медленно потянулось время. Ночами я проклинала Бога, который по-прежнему отказывал мне в счастье, а днем косила овес и свою ярость, ткала шерсть, вплетая в нее свою горечь, и топила тоску вместе с ячменем в пивной закваске. Даже в хорошую погоду сердце мое пребывало в тени отчаяния, и я безмолвно кричала от боли и уныния. В непогоду небо отвечало мне – укрываясь покровом грусти, оно плакало вместе со мной. Но, увы, не в сострадании я нуждалась! Мне был нужен Лиам.

И все же я медленно привыкала к жизни с призраком. Я все чаще стала вести внутренний разговор о мужчине, которого любила. Почему я любила его? Я не знала. Чувства будоражат нашу душу, терзают ее, обращают в рабство, но объяснить их природу никому не дано… Ночью мне случалось проснуться мокрой от пота, трепещущей, с ощущением, что призрак любимого только что побывал в моей постели. А потом наступало утро и жизнь текла своим чередом.

Этот день я решила посвятить дому, благо за время моего продолжительного отсутствия дел в нем накопилось немало. Патрик пообещал раздобыть для меня еще торфа, поскольку его запасы заметно истощились. Я принялась разбирать содержимое большого буфета в поисках испорченных продуктов и при этом старалась не думать о Лиаме. Его отсутствие жестоко угнетало меня, однако, работая с утра до вечера в огороде и дома, я могла отвлечься от грустных мыслей. Стоило же мне лечь в постель, как руки мои обнимали пустоту и я засыпала с опухшими от слез глазами.

Патрик поразительно быстро привык к жизни в деревне. Свою рубашку из тонкого льна он сменил на рубашку из льняного полотна шафранно-желтого цвета, вытканного местными мастерицами, которую мне помогла сшить для него Сара. С каждым днем моя золовка заглядывала ко мне в гости все чаще, и, что примечательно, визиты ее всегда приходились на час, когда Патрик возвращался с охоты или с общественных работ, в которых он участвовал по доброй воле. Интуиция подсказывала мне, что между этими двумя что-то происходит. Уже не раз я замечала, как взгляд брата задерживается на ладной фигурке Сары, и не упускала случая незаметно пнуть его ногой.

Я переложила на новое место стопку кухонных полотенец, когда рука нащупала что-то твердое. Я схватила этот предмет и вытащила его из стопки, чтобы рассмотреть. Невероятно, но то была шкатулка Лиама. Значит, никто ее все-таки не похищал. В свое время он просто ее не нашел. Я погладила крышку пальцем. На мгновение в голову закралась шальная мысль – теперь от этой вещицы можно избавиться и никто об этом не узнает… Нет. Я просто не могла так поступить. «Кейтлин, как тебе не стыдно! Неужели ты станешь ревновать своего мужа к пряди волос?» Если подумать, это и вправду было нелепо. Я положила шкатулку под свои сорочки, подумала немного и снова взяла ее в руки.

Я медленно открыла крышку, и крик изумления вырвался из моей груди. Со страхом и отвращением я взирала на длинную прядь рыжих волос.

– Господи! Меган…

Дрожащими пальцами я взяла прядь и отвела руку как можно дальше от себя. Неужели это действительно волосы Меган? Но как они тут оказались? По спине пробежал холодок. Меган умерла. Но откуда же тогда взялась эта прядь? И как она попала в наш дом?

Кто-то дважды стукнул во входную дверь.

– Ах!

Я вздрогнула. Прядь выпала из пальцев и упала к моим ногам. С бьющимся сердцем я повернулась к двери, ожидая, что на пороге вот-вот появится Златовласка.

– Кейтлин!

В дверном проеме вырисовался силуэт мужчины, высокого и широкоплечего. Я застыла на месте.

– Кейтлин!

– Колин, ты? – спросила я, чувствуя, что волнение отпускает.

Взглядом своих серых глаз он окинул комнату и только потом посмотрел на меня. Мы с ним не виделись с самого дня моей свадьбы, когда Колин привел меня к алтарю. Я быстро нагнулась, подобрала с пола прядь, положила в шкатулку и закрыла крышку. Он с любопытством наблюдал за моими действиями.

– Колин, какими судьбами? – спросила я, стараясь говорить спокойно.

Он помолчал немного, потом шагнул ко мне. Я спрятала руку со шкатулкой за спину.

– Я… Я пришел дать тебе немного денег, – сказал он и вынул из споррана маленький мешочек с монетами. Он взвесил кошелек на ладони, отчего монетки весело зазвенели, и протянул его мне.

– Спасибо, – пробормотала я.

Когда я брала кошелек, наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Я отшатнулась так, словно коснулась не его руки, а раскаленного металла.

– У тебя все хорошо?

Я отступила еще на шаг и уперлась спиной в буфет.

– Да, все хорошо.

Он нахмурился и посмотрел на меня внимательнее.

– Что-то не слишком верится! Кейтлин, мне сказали, что Лиам… – начал он, закладывая руки за спину.

Он слегка наклонил голову, снова окинул меня долгим взглядом и продолжил:

– Не слишком хорошо с его стороны отправлять жену домой одну и оставлять на нее дом и все заботы по хозяйству… при этом зная, что защитить ее некому!

– Я возвращалась в Карнох не одна, – попыталась возразить я.

– Ты понимаешь, что я хочу сказать, верно, Кейтлин? Он мог сначала отвезти тебя домой, а потом уже ехать куда задумал. Непонятно, почему он так не сделал. Он не имел права вот так тебя бросать. Или, может, в Эдинбурге случилось что-то, что заставило его так поступить?

– Об этом я говорить не хочу, – пожалуй, слишком уж резко ответила я.

Колин вскинул брови в изумлении, потом подошел и заглянул мне в глаза. Я незаметно сунула шкатулку между двумя мешками с бобами.

– Что между вами произошло? Уж не обидел ли он тебя? Или, может, обвинил тебя в том, что его упекли в тюрьму?

Я почувствовала, что краснею. Взгляд Колина стал испытующим.

– Дональд рассказал мне, как они ездили выручать тебя в поместье Даннингов, но особенно не вдавался в подробности. Неужели Лиам поставил тебе в вину желание его оправдать? Ты ведь поступила очень благородно!

Я прислонилась к полкам буфета, чтобы хоть как-то удержаться на дрожащих ногах. Он был буквально в шаге от меня.

– Колин, это касается только меня и Лиама! – сказала я жестко.

– Ты – моя невестка, и я считаю, что все, что касается тебя, касается и меня тоже. И я не позволю Лиаму обижать тебя, никогда и ни за что! Пойми, ты… ты дорога́ мне, и я не потерплю, чтобы ты из-за него страдала.

Он погладил меня по щеке, взял прядь моих волос и накрутил ее на палец.

– Многие на тебя заглядываются, Кейтлин… Так что, если в ближайшее время он не вернется…

– Ты хочешь сказать, что я собираюсь позвать к себе в постель другого, пока Лиама нет дома? – вскричала я сердито.

– Нет, я не это хотел сказать. Но ты должна знать, Кейтлин, – продолжил Колин, – идут разговоры, что Лиам, возможно, и не вернется, поэтому кто-то из мужчин наверняка попытается…

– Вот как? Но, насколько мне известно, я ведь еще не вдова? И мой брат Патрик здесь. Если тебя это успокоит, знай, что он сможет меня защитить.

Колин опустил глаза и разжал пальцы. Прядь волос цвета ночи упала мне на плечо.

– Прости за то, я напал на тебя, хотя разозлился на Лиама.

Вид у Колина и вправду был расстроенный. Я почувствовала, что волна гнева спадает. Не на него, а на Лиама я должна сердиться, поскольку это из-за мужа я оказалась в ситуации, которая становилась сложнее день ото дня.

– Лиам уехал во Францию, чтобы договориться о покупке оружия. Он знал, что ему придется на время уехать, еще до того, как попал в тюрьму.

– Все это мне известно, – сказал Колин, отмахиваясь от моих попыток объяснить мотивы его брата. – Но если ты недавно женился, то негоже, едва выбравшись из подвала эдинбургского Толбута, уезжать от молодой жены на край света!

– Лиам поступает так, как считает нужным, и тут от меня ничего не зависит.

– Это я тоже знаю.

– Колин, послушай! Мне очень приятно, что ты обо мне не забываешь, но у меня все в порядке, и Лиам скоро вернется.

Я повернулась к нему и стала с нарочито озабоченным видом копаться в шкафу, давая таким образом понять, что наш разговор окончен, когда почувствовала, как его рука прикоснулась к моим волосам. И мне не понравилось, что он не торопился ее убирать.

– Колин!

– Мне рассказали о Меган… Жуткая история!

Я закрыла глаза и стиснула зубы.

– Да, жуткая.

– И говорят, ее убил Эуэн Кэмпбелл?

– Так говорят.

Поглаживая, рука спустилась по спине, и я невольно вздрогнула. Я поспешила набрать в грудь побольше воздуха. Приходилось признать, прикосновения Колина по-прежнему не оставляли меня равнодушной. Он знал об этом и пользовался этим. И я готова была его за это возненавидеть.

– Что ж, для тебя даже лучше, что так случилось, верно, Кейтлин?

Слова его возмутили меня. Я быстро обернулась, и мы оказались буквально нос к носу. Его теплое дыхание коснулось моего лица, и я ощутила запах табака и пряностей. Я затаила дыхание, чтобы не чувствовать больше этого запаха, опасаясь, что он может опьянить меня.

– Колин, я никогда не скрывала, что не люблю Меган. Но я никогда не желала ей смерти, да и как можно было пожелать такого женщине, которая ждет ребенка? Поэтому я запрещаю тебе приписывать мне чувства, которых я не…

Он молча смотрел на меня своими глазами цвета грозового неба. Внезапно лицо Колина исказилось в гримасе – до него дошел смысл невольно оброненной мною фразы. Я совсем забыла, что в деревне о беременности Меган почти никто не знал… Колин побледнел как полотно.

– Так Меган ждала ребенка?

Я опустила глаза и отвернулась. Он схватил меня за плечи. Тепло, исходившее от его ладоней, проникло сквозь ткань моей рубашки. Не получив ответа, он потряс меня за плечи.

– Да! – ответила я сердито и посмотрела на него.

Колин моментально отпустил меня и отшатнулся.

– И давно?

– Два месяца или около того…

Странный звук сорвался с его побелевших губ.

– Проклятье! Ну и ну! Черт…

– Колин! – поспешила я оборвать череду ругательств, которая грозила затянуться.

Его вопросительный взгляд остановился на моем лице.

– Она… Она сказала тебе, кто отец?

Я посмотрела на него, не сумев скрыть недоумения.

– Ты и сам мог бы догадаться.

Дыхание его стало прерывистым.

– И Лиам знал?

– Нет. Он узнал только за несколько дней до ее… гибели.

– И это ты ему рассказала?

– Да.

– Ты знала это еще до вашей свадьбы, Кейтлин?

Голос его стал жестким и злым. Он снова схватил меня за плечи, причинив мне боль. Мне стало неуютно под его почти ненавидящим взглядом.

– Колин, убери руки!

– Отвечай!

– Да, я это знала!

На лице у него отразилось волнение. Он открыл было рот, но так ничего и не сказал. Однако в глазах его было столько боли, что я поняла все без слов. Поняла и почувствовала себя последней трусихой, предательницей. Раз Меган носила ребенка от Лиама, значит, я должна была достаться ему, Колину! Лиаму пришлось бы жениться на Меган, глава клана заставил бы его так поступить.

– Кейтлин, почему?..

Он не договорил, потому что не хотел услышать ответ. Пальцы его разжались, поднялись по моей шее и обхватили мое лицо.

– Я знаю почему. Не говори ничего, – глухим голосом произнес он, неотрывно глядя на мои губы.

Воспоминание о том украденном поцелуе обожгло мне губы, как смертный грех. Я закрыла глаза. Словно бабочка, запретное волнение, чувство, которому не суждено было созреть, пыталось вырваться на свободу. Я утратила способность дышать.

– Я обещал, что больше не стану тебе досаждать. Прости меня, – сказал Колин и отошел.

Из моей груди вырвалось рыдание. Я только кивнула в знак согласия.

– Я ухожу, но прежде хочу сказать тебе еще кое-что.

– Что? – спросила я, открыв глаза.

– Думаю, тебе надо знать, что наши люди собираются ехать в Кеппох и Ахнакарри. Там состоится совет кланов. Будут обсуждать, что делать с Кэмпбеллом и его бандой. Джон очень благодарен тебе за то, что ты помогла найти убийц тэксмена.

– Просто так получилось, я тут ни при чем, – ответила я уже спокойнее. – Ты тоже едешь с ними?

– Да. Я много бы отдал за то, чтобы разрубить проклятого Кэмпбелла на куски… Особенно если выяснится, что это он убил Меган. Но мы с ним быстро управимся…

Губы Колина растянулись в злой усмешке. Он направился к двери, но на пороге остановился.

– Кейтлин, если тебе что-то понадобится, дай мне знать. И будь осторожна!

– Да, спасибо, – отозвалась я и попыталась улыбнуться.

Не ответив на мою улыбку, он вышел.

* * *

Мужчины вернулись в Гленко неделю спустя. Они придумали план, который позволил бы обезвредить эту волчью банду, однако в деле была одна серьезная загвоздка: в Гленлайоне насчитывалось не меньше пяти Эуэнов Кэмпбеллов. Поэтому следовало убедиться, что тот Кэмпбелл, о котором они думали, и правда убийца и разбойник, ведь ошибка грозила повлечь за собой ужасные последствия для нескольких кланов Макдональдов. Поэтому было решено расставить повсюду постовых, которые терпеливо дожидались бы, пока этот человек совершит новое преступление, и тем самым положить конец всяким сомнениям.

В эти семь дней я пыталась заполнить пустоту жизни повседневными заботами. Но мысли мои были далеко. Я переставляла предметы с места на место, забывала, куда что положила, потом искала их, находила и теряла снова. После того памятного посещения Колина я и сама не знала, на каком я свете. Временами помимо моей воли вспоминались его крепкие объятия. И поцелуи – такие нежные, и слова – такие ласковые… И каждый раз от этих мыслей у меня замирало сердце. Слишком долго мы с Лиамом не виделись! Подумать только, целых три недели! Каждое утро я делала на столбике кровати зарубку, а потом, когда наступала ночь, поглаживала ее пальцем. Эти зарубки напоминали мне о том, что изрубцовано не только дерево, но и мое сердце.

Не меньше часа я гуляла по окрестностям деревни. Ярко светило солнце, обжигая мне кожу. С раннего утра меня мучила тошнота. В последние дни есть мне совсем не хотелось, поэтому я вышла из дома, не позавтракав. Даже вид пищи стал вызывать у меня отвращение. Создавалось впечатление, что мое тело возмущено отношением Лиама.

Я присела в тени трепещущей листвы березки. Пока взгляд мой рассеянно скользил по очертаниям далеких холмов, я размышляла о своей жизни в долине. О жизни, в которой теперь не было никакого смысла. Неужели мне до могилы суждено дожидаться Лиама? Когда я узнала, что Колин вернулся в деревню, на душе у меня стало еще тревожнее. Патрик заметил во мне эту странную перемену, однако не стал ни о чем расспрашивать. Он и Колин быстро сошлись и, судя по всему, поладили, и все же Патрик с подозрением следил за каждым жестом, каждым словом моего деверя, особенно если это касалось меня. К счастью, Колин сдержал свое обещание, чему я была безмерно рада.

Совсем близко хрустнула веточка. Я привстала на коленях и прислушалась. Другая ветка хлестнула воздух, рядом заколыхались кусты. Опомнившись от испуга, я схватилась за рукоятку кинжала. Неужели снова Кэмпбелл? Среди деревьев что-то мелькнуло. Я вскочила на ноги и хотела крикнуть, но вовремя передумала. Прислушалась. Теперь вокруг все снова было тихо.

Трава стелилась волнами на ветру, в небе порхала и весело щебетала пара синичек. Несмотря на покой, которым, казалось, дышала окружающая меня природа, я никак не могла успокоиться. Я чувствовала чей-то взгляд, чувствовала, что за мной наблюдают. Я осторожно приблизилась к тому месту, где только что качнулась ветка. Трава в этом месте оказалась примятой. Значит, за мной и вправду кто-то шпионил. Мне вдруг стало по-настоящему страшно. Я уж было хотела повернуть назад, к тропинке, когда взгляд мой зацепился за что-то блестящее. Я нагнулась и присмотрелась повнимательнее. И сердце мое замерло. Мое зеркальце! Значит, я все-таки его не потеряла! У меня его украли!

Не зная, что и думать, я посмотрела по сторонам. Кто мог следить за мной? Ну не Эуэн же Кэмпбелл! У этого злодея не хватило бы дерзости забраться к нам в дом, чтобы украсть мое зеркальце. Это было бы для него слишком опасно. Исаак? Вот это больше похоже на правду. Этот парень не скоро забудет, что я стала причиной несчастья его сестры. Пусть не нарочно, но все-таки…

Я посмотрела на свое отражение в зеркальце, и то, что я увидела, мне совсем не понравилось. То была тень меня былой. Я пошла по тропе обратно к деревне, часто-часто оглядываясь, потому что ощущение, что за мной следят, не покинуло меня. Наконец мои нервы сдали, я подхватила юбки и пустилась бежать.

Отдышавшись и успокоившись, я отправилась к Саре. Я по-настоящему восхищалась терпением Маргарет, супруги лучшего друга Лиама Саймона. Она очень старалась научить меня вязать, но пока без особого успеха. С женским рукоделием у меня были большие проблемы – ни иголка, ни спицы совсем меня не слушались. У моей тетушки Нелли было слабое зрение, поэтому она сама не слишком усердствовала, да и меня учить не пыталась. Все детство мы с братом носились по городским улицам, хотя мне, девочке, больше пристало бы учиться вышивать и ткать ковры. Но прошлого не изменишь, и мне по-прежнему больше нравилось бывать на свежем воздухе, чем сидеть в доме с иголкой в руке.

У меня установились дружеские отношения с несколькими женщинами из клана. Больше всего мне нравилась Маргарет. Как и многие жители деревни, она не говорила по-английски, но у северошотландского наречия, бывшего в ходу в этих краях, и у ирландского гэльского оказалось так много общего, что я очень скоро переняла местный диалект.

Женщины готовили детское приданое для Мод, супруги Ангуса, ожидавшей своего третьего малыша будущей зимой. Мне поручили связать самый простой шарфик. Я несколько раз бралась за дело, но потом решила, что будет разумнее воздержаться от вязания, – у меня не получалось связать и двух рядов без ошибки.

– Ты неправильно держишь нитку! – в который раз терпеливо поправляла меня Маргарет. – Если перебросить ее через указательный палец, вот так, тебе будет намного проще зацепить ее спицей!

– Наверное, мне не стоит браться за спицы, Маргарет! – вздохнула я, опуская вязанье на колени. – Дайте мне иголку и нитку. С ними я управляюсь немного лучше. Сошью для малыша чепчик.

– Тебе не хватает терпения, – решила подразнить меня Сара.

– Да неужели? – спросила я у нее с многозначительной усмешкой. – Мне, наоборот, кажется, что быть терпеливее в моем положении просто невозможно!

– Пожалуй, ты права, – проговорила она, нахмурив тонкие брови.

Я встала, чтобы немного размять ноги. Было часа три дня, но в окна проникало так мало света, что нам пришлось зажечь свечи. Нрав у шотландского неба переменчивый… Солнце спряталось за черные тучи, тяжело нависшие над долиной. Я прислонилась к наличнику входной двери, которую мы оставили открытой.

– Было бы хорошо выйти в поле и скосить еще овса! Собирается гроза, и он опять намокнет. Может, мы бы и успели управиться с половиной поля до дождя?

– Да, пожалуй, – рассеянно отозвалась Сара. Она как раз нарезала ломтями хлеб и домашний сыр и раскладывала их на тарелке.

Кусочек сыра она протянула маленькой Леиле, которая играла с клубком ниток у ног Маргарет, своей матери. Сара предложила мне присесть к столу и пообедать. Но стоило мне ощутить запах маринованной селедки, как меня снова затошнило.

– Что-то не так? Ты такая бледная, Кейтлин! – встревожилась Сара и как-то странно посмотрела на меня.

Я прикрыла рот ладошкой и сделала глубокий вдох.

– Нет, все в порядке. Просто от запаха селедки меня мутит.

– Ты утром что-нибудь ела? – озабоченным тоном спросила Маргарет.

– Нет, – ответила я не без нотки смущения в тоне.

Женщины переглянулись.

– А от сыра тебя тоже тошнит?

Сара смотрела на меня и улыбалась. Я взяла у нее из рук кусочек хлеба с сыром.

– Тогда ешь сыр. Не хватало еще, чтобы ты на пустой желудок работала в поле!

Размеренные движения серпа нагоняли апатию. Я оступилась и едва не упала, но на помощь вовремя пришла сильная мужская рука.

– Возьми-ка лучше вот это, – сказал Патрик и вручил мне деревянные грабли. – Сгребать легче, чем косить.

– Спасибо. Сегодня вы вернулись раньше обычного, – заметила я, возвращаясь к работе.

– Верно. Стадо оленей переместилось восточнее, к Раннох-Муру, надвигалась гроза, поэтому мы решили, что лучше вернуться. Но ты не беспокойся, к тому времени мы подстрелили годовалого олененка и трех крупных куропаток! Одну я принес тебе, – добавил он и широко улыбнулся.

– Только о еде и думаешь, обжора! – усмехнулась я и похлопала его по плоскому животу.

– Ну, не только… – задумчиво отозвался Патрик, взглянув на Сару.

Моя золовка стояла на коленях на борозде и связывала сноп овса конопляной веревкой.

– Неужели мой старший братишка влюбился? – поддразнила я его.

Патрик помрачнел, однако по-прежнему не сводил глаз с тонкой фигурки.

– К своему несчастью, да, – прошептал он как зачарованный.

– Почему же к несчастью, Пат? По-моему, она отвечает тебе взаимностью.

Брат устало посмотрел на меня.

– Кейтлин, мне нечего ей предложить! Я живу, как цыган, еле свожу концы с концами, да еще и с законом у меня не всегда ладно…

– Не понимаю… Что ты такое говоришь? По-моему, для цыгана ты слишком хорошо одеваешься. Камзол из тонкой английской шерсти, рубашка из ирландского льна, жилет из французского бархата… Хм… Позволь мне усомниться в твоей бедности.

– Я делаю то, чем не пристало гордиться, сестренка.

Я округлила глаза в притворном возмущении.

– Что именно? Тебе случалось красть? Убивать людей?

– Я не шучу, Кейтлин. Я не всегда зарабатываю деньги честным путем.

Я замолчала и нахмурилась. Он подумал с минуту, потом кивнул и опустил глаза, словно пойманный на шалости ребенок.

– Кейтлин, я подделываю документы. Надо же на что-то жить… А я ловко умею управляться с пером. Вот и подделываю разные бумаги. И пропуск Лиама…

Пропуск Лиама? Уж не ослышалась ли я?

– Что? – вскричала я, отступая на шаг. – Так это ты сделал? Ты, мой родной брат?

Я смотрела на него с ужасом и качала головой, потому что не хотела в это верить.

– Но зачем… Как?

Я умолкла, увидев, что на нас стали оглядываться, и понизила голос.

– Пат, как ты мог со мной так поступить?

У меня голова шла кругом от бешенства. Я не знала, что выбрать – ударить его кулаком в глаз, свернуть ему шею или самой убежать подальше, чтобы никто не видел хлынувших из глаз горьких слез. Я выбрала последнее и побежала к холмам. Патрик бросился за мной и достаточно быстро догнал меня, схватил за руку и повернул к себе лицом.

– Кейтлин, послушай меня!

Он крепко сжал мои плечи и заставил посмотреть себе в лицо.

– Уйди, Патрик! Уйди, ты… Проклятье! Лиам сказал, что раздобыл где-то проездной документ, но я и представить не могла, что это ты его дал! – воскликнула я, глядя на него сквозь пелену слез.

– Он не сказал тебе правду, чтобы не выдать меня. Он знал, что тогда ты на меня разозлишься, а ведь я – единственный, на чью помощь ты в тот момент могла рассчитывать. Мне жаль, что так вышло, поверь, искренне жаль! Я хотел вам помочь. Я сделал этот пропуск, чтобы вы могли уехать из Шотландии раньше, чем Лиама схватят и бросят за решетку. Клянусь, если бы я знал… Но было уже слишком поздно. Я отдал Лиаму пропуск еще до того, как его арестовали. Наверняка он спрятал его в надежном месте, а когда вышел на свободу, вернулся туда и забрал. Кейтлин, прости меня!

Во взгляде его я прочитала искреннее отчаяние. Он смотрел мне в глаза, надеясь получить прощение.

– О Патрик!

Я прижалась лбом к его плечу и зарыдала еще горше. Брат крепко обнял меня и зарылся лицом в мои волосы.

– Прости меня, Кейтлин, – шепотом повторил он. – Я даже не думал, что Лиам может уехать, а тебя – оставить…

– Скажи мне, Патрик, можно ли любить и ненавидеть одновременно? Иногда я не могу понять, что я чувствую к Лиаму, и мне кажется, что я никогда больше не смогу любить, не испытывая при этом ненависти… И мне от этого страшно. Временами я ненавижу Лиама так сильно, что мне хочется заставить его страдать так же, как я страдала оттого, что он со мной сделал. В такие минуты я говорю себе, что этот шотландец – трус, дезертир, мерзкий себялюбец. А потом я спрашиваю себя, согласилась бы я опять пройти через весь этот ад, если бы знала, что потом он снова будет со мной рядом, и говорю: я бы это сделала. Ну почему любовь должна приносить столько горя?

– Не знаю, сестричка. Этого я не знаю.

Через несколько минут я отстранилась, шмыгнула носом и вытерла глаза.

– Возвращайся на поле и помоги Саре. Скоро начнется дождь, а скошенный овес, пока сухо, надо успеть отнести в ригу. Я тоже скоро приду. Мне надо немного побыть одной.

– Ты в этом уверена?

– Уверена, – грустно ответила я.

Он убрал волосы с моего лица, поцеловал меня в лоб, постоял еще немного, словно бы не решаясь уйти, но потом повернулся и пошел вниз по склону холма.

Я присела под дубом, прижалась спиной к стволу и окинула взглядом раскинувшуюся у моих ног долину. С того места, где я находилась, было видно даже озеро Лох-Ливен. Пейзаж был так красив, что дух захватывало. Ковер зелени словно бы карабкался вверх в обе стороны по оголенным склонам холмов, чтобы разорваться лентами и потеряться в расщелинах темных гор, – ларец, в котором, как драгоценный камень, приютился Карнох. Мне вдруг подумалось, что Лиам видит эту долину по-другому, не так, как я, потому что он здесь родился и вырос. Он видел, как эта долина страдала, как горела и умирала, а потом возрождалась из пепла. Хотя кто знает, кто знает…

У меня над головой пролетели сначала чайки, а потом лебеди. Один лебедь опустился на берег озера. Какие страны влекли их? Летели ли они за море, на континент? Наконец и усталый лебедь взлетел и исчез вдали. «Лети! Унеси с собой мое сердце! Возьми с собой мою любовь! Лети через реки и моря в края, которые мне незнакомы! Отнеси к нему мое сердце и скажи, что я люблю его и это затянувшееся ожидание меня убивает…»

Какое-то движение на склоне, выше того места, где я находилась, привлекло мое внимание. Я вскочила на ноги и выхватила из ножен кинжал. Меж деревьев замелькало что-то темно-красное, потом на повороте горной дороги появилась фигура мужчины. Это могло означать лишь одно – за мной по-прежнему кто-то следил.

– Господи, за что мне все это? – выдохнула я, падая на колени.

У меня стучало в висках. Я боялась шевельнуться, зная, что листва дерева закрывает меня от глаз того, кто находится сейчас на дороге. С такого расстояния черты лица разглядеть не представлялось возможным, однако я узнала великолепную гриву рыжеватых вьющихся волос, рассыпавшихся у него по плечам. Высокий, широкоплечий… Нет, я не могла ошибиться. То был он, Лиам…

Я совсем растерялась. Я не чувствовала, что готова к встрече, к разговору. Мой погрязший в печали и отчаянии рассудок не мог создать щит, в котором так нуждалось в ту минуту мое сердце. Я ощущала себя безоружной и уязвимой, сердце мое стремилось к нему и в то же самое время сомневалось…

Дрожа всем телом, я сбежала по склону холма. Начался дождь. На подходах к деревне я оглянулась. Он стоял на том же месте, словно Зевс на Олимпе, и набиравший силу ветер развевал его плед.

– О Лиам! – прошептала я и вздохнула.

Под проливным дождем я добежала до дома, влетела внутрь и с грохотом захлопнула за собой входную дверь. Патрик посмотрел на меня с изумлением. Я же прислонилась к двери спиной и с душераздирающим стоном соскользнула вниз, на пол.

– Что с тобой? – вскричал Патрик, бросаясь ко мне.

– Он вернулся! Лиам вернулся! – тихо ответила я.

– Благодарение Богу! – выдохнул брат, поднимая глаза к небу.

Позже, уже вечером, переодевшись в сухую одежду и поужинав мясом куропатки, которую Патрик зажарил на вертеле, я присела в кресло у очага, освещавшего комнату мягким желтоватым светом. Буря бушевала за окном уже много часов, и я мыслями невольно возвращалась к Лиаму. Нашел ли он место, чтобы укрыться от дождя? Сыт ли? Я нарочно оставила в миске немного мяса…

– Я сегодня сплю на конюшне.

Услышав голос Патрика, я вздрогнула.

– На, выпей! – приказал он, протянув мне драм виски. – Вам нужно побыть наедине.

– Нет, я не хочу! – отказалась я и вскочила со своего места.

Брат посмотрел на меня с сомнением и залпом опустошил стакан.

– Кейтлин, ты же сама сказала, что Лиам вернулся. Я не могу…

– Я все понимаю, но только не этой ночью, это для меня слишком рано! – поспешно заявила я. – Сначала мне нужно разобраться в своих чувствах. Он может подождать немного…

Патрик опустился передо мной на колени и недоуменно посмотрел на меня. Как объяснить ему, что я боюсь собственного супруга? С одной стороны, тело мое томилось и тосковало по нему ночь от ночи все сильнее… Эмоции, чувства – все перевернулось в душе. Неукротимая битва разума и тела, мечты и реальности, воспоминаний и неизвестности. И мне предстояло сделать свой выбор…

– И сколько же еще ты собираешься думать? Разве вы оба мало страдали? Во имя Господа, Кейтлин, опомнись! Каждую ночь я слышу, как ты стонешь во сне. Ты сердишься на него за то, что он сбежал в самый трудный для тебя момент, но что ты сейчас сама делаешь? Теперь убегаешь ты, неужели не понимаешь? Убегаешь, потому что знаешь: когда вы наконец встретитесь, тебе будет больно. Вам ведь о многом надо поговорить! Кейтлин, пора покончить с этим раз и навсегда!

Он поддел пальцем мой подбородок и приподнял мое лицо, чтобы лучше его видеть.

– Слушай свое сердце, Кейтлин! Открой ему свою дверь… Не одного Лиама ты накажешь, если оставишь его за порогом сегодня ночью! Ты и сама это знаешь.

У меня задрожали губы, и я закрыла глаза, чтобы не заплакать. Патрик встал, свернул свои одеяла и матрас и вышел под дождь. Холодный ветер ворвался в дом. Я поежилась и поплотнее завернулась в плед.

Устав от бесплодных душевных метаний, я легла спать. У неба настроение было такое же мрачное – завывал ветер, струи дождя хлестали по листьям, вдалеке грохотал гром. Но я не обращала на это внимания. Единственное, чего мне хотелось, – это спрятаться в мире грез, ибо только там я чувствовала себя живой.

Мокрая от холодного пота ночная рубашка неприятно липла к спине. За окном по-прежнему бушевала буря. Наверняка мне приснилось нечто ужасное – я вцепилась пальцами в простыню, сердце билось как сумасшедшее. И мне было холодно, так холодно… Белесый отблеск молнии осветил комнату. Я завернулась в плед и встала с постели, чтобы подбросить в огонь брикет торфа. В доме и правда стоял пронзительный холод.

На пороге спальни я охнула от удивления и застыла как вкопанная. Лиам, секунду назад спавший в кресле, вскочил на ноги и схватился за кинжал. Несколько мгновений он растерянно смотрел на меня, потом, узнав, вздохнул с облегчением и уронил оружие на пол. Его высокая фигура в красноватом свете угасающих углей, казалось, сама излучала таинственное сияние. Он пытался совладать с волнением, и дыхание его стало шумным и прерывистым, как, впрочем, и мое собственное.

После колебания, продлившегося доли секунды, я приблизилась настолько, чтобы можно было до него дотронуться, но и увернуться, если вдруг он решит прикоснуться ко мне. Я отвела глаза и уставилась на поблескивающую брошь у него на плече.

– Ты вернулся…

– Да. Я обещал тебе, и я вернулся.

Услышав его голос, такой густой и теплый, я вздрогнула.

– Путешествие пошло тебе на пользу. Ты поправился, это хорошо.

Лиам оставил мое замечание без ответа. Он промок до нитки, и с его одежды на пол капала вода.

– А как твоя сделка? Все получилось, как ты задумывал?

– Да, мы обо всем договорились.

Обмениваясь банальностями, мы пытались отсрочить столкновение… Лиам шагнул ко мне. Наши взгляды встретились, и внезапно все в моей душе перевернулось. Слова, которые изранили мне сердце… Жесты, причинившие боль моему телу… Мысли, пожиравшие меня непрерывно до тех пор, пока я не превратилась в пустую ракушку и меня не унесла с собой волна скорби, весь мой гнев и моя ожесточенность – все это вдруг всплыло на поверхность и теперь душило меня.

Мне было больно. Господи, как же мне было больно! Грудь моя стеснилась, и я утратила способность дышать. Я дрожала всем телом и не могла больше сдерживаться.

– Почему? – вскричала я, падая на колени. – Ну почему ты так со мной поступил, Лиам? Почему ты меня покинул? Мне тоже было больно и гадко. Ты не должен был уезжать, ты не имел права…

Я выла от горя и стучала кулаками по его бедрам, прижавшись лицом к мокрому килту. Я рыдала, всхлипывала, стонала. Лиам тоже опустился на колени, сжал мое лицо своими большими ладонями и посмотрел мне в лицо. Черты его исказились от горя.

– Gabh mo liesgeul, mo chridhe, – сказал он едва слышно.

Его горячие руки, казалось, обжигали мои мокрые щеки. Он удрученно смотрел на меня.

– Почему? Ну почему, Лиам? Почему ты меня покинул? Я думала, что это ожидание убьет меня… – никак не могла успокоиться я.

Он тоже дрожал всем телом. Потом Лиам закрыл глаза, чтобы хоть как-то скрыть волнение, но на лице его по-прежнему отражалась душевная боль, которую он испытывал. С губ его сорвался долгий стон – душераздирающий хрип, заставивший мое сердце сжаться, – и он притянул меня к себе. Стук в его груди отозвался эхом во мне, и наши сердца забились в унисон.

Стоя на мокром и холодном полу, мы искали тепла друг у друга, упивались запахом друг друга, и наши тела говорили друг другу то, чего не сказать словами. Еще шаг – и расстояние, нас разделявшее, исчезнет… Мое сердце дрогнуло.

Он чуть отстранился, чтобы посмотреть на меня, и я увидела, что в глазах его блестят слезы. И сказал слова, которые в следующее мгновение намеревалась произнести я сама:

– Я люблю тебя. Я люблю тебя, a ghràidh. Господи, как же я тебя люблю!

– Лиам, mo rùin…

Он заглушил крик моего сердца своими жаждущими губами, и я растаяла, словно снег на солнце, растаяла в его руках, заново познававших мое озябшее тело. Его пальцы, горячие, как угли, скользили по моей влажной коже и согревали меня. Скоро внутри меня разгорелось столь же жаркое пламя. И горело оно благодаря ему, ради него…

Лиам поднял меня и перенес на кровать, заскрипевшую под весом наших тел. Мы стали лихорадочно срывать друг с друга мокрую, липнущую к телу одежду. Жесты его были стремительными, но нежными – он хотел наверстать потерянное в разлуке время. Я призывно раздвинула бедра и застонала от наслаждения, когда он вошел в меня.

– Я буду твоим портом, если ты станешь моим, a ghràidh, – прошептал он. – Я стану твоим якорем в бурю, если ты станешь якорем для меня.

Он медленно двигался во мне, и взгляд его проникал в самую душу.

– Ты спрячешь голову у меня на плече, когда тебе будет грустно. Я хочу быть частью тебя, жить в тебе – сегодня, завтра, всегда!

Движения его ускорились. Он проникал в меня все глубже, а я, цепляясь за простыню, подавалась ему навстречу.

– В горе и в радости, a ghràidh, – прохрипел он, закрывая глаза.

– В горе и в радости, – повторила я на одном дыхании, и тело мое растворилось в море чистейшего наслаждения. – О Лиам! Да, я люблю тебя…

Наши крики и наши тела слились в одно, уцепились друг за друга, ища искупления для наших душ и удовлетворения для наших тел. Задыхаясь и не разжимая объятий, мы упали на мокрую простыню, и волосы наши рассыпались по подушкам.

– Tha gaol agam ort, – прошептал он мне на ухо через несколько секунд. – Я не могу жить без тебя. Я словно мертвец, когда ты далеко.

Он привстал на локте, чтобы видеть мое лицо, и убрал с моей щеки несколько влажных прядей.

– Без тебя я словно обломок корабля после крушения, – сказал он хриплым голосом. – У меня было время подумать, и я понял…

– Что ты понял?

Пальцы мои пробежали по мягким волосам у него на груди, и я услышала биение его сердца.

– Я понял, что, когда тонешь, не раздумывая, хватаешься за то, что обещает спасение. Я понял, почему ты пошла на эту сделку с Даннингом. Я тоже готов сделать что угодно, если от этого будет зависеть твоя жизнь.

Он помолчал, и пальцы наших рук переплелись. Но лицо его вдруг помрачнело.

– Кейтлин, прошу, прости меня… Прости за то, что я с тобой сделал, за то, что тогда наговорил тебе… Я боялся, что, когда вернусь, тебя здесь не будет. Я бы умер, если бы ты от меня ушла, но и этот твой поступок я бы понял и не стал осуждать.

Я прижалась к нему, трепеща от волнения. Он накрыл нас одеялом.

– Никогда больше не уезжай от меня, Лиам! Никогда без меня не уезжай!

Он поцеловал меня в плечо.

– Никогда! Обещаю!

Только теперь, когда тело мое насытилось, а душа успокоилась, я смогла забыться сном, в котором не было ни переживаний, ни тревожных видений.