Суббота, 22 января, вечер
Известия об исчезновении сына майора Брайанта и убийстве его первой жены стали в департаменте полиции сенсацией недели. Однако, как сказала Мейлин Ричардс, «лучший способ помочь майору — это закрыть здешнее дело, чтобы он там мог спокойно заниматься своими проблемами».
Ричардс связалась с шерифом Пулом и рассказала о ситуации в Виргинии. А потом они с Джемисоном и Маклэмом взялись за дело.
Ричардс позвонила единственному Оверхолту, проживавшему в Мэйкли, — Майклу Оверхолту. В трубке долго раздавались длинные гудки, и Ричардс ожидала, что вот-вот включится автоответчик. Но ничего не происходило, и на десятом гудке она положила трубку.
— Может, съездим в Мэйкли сами, поглядим, что там можно нарыть? — предложила Ричардс.
Джемисон опрашивал людей в окрестностях Райдаут-роуд, так что с Ричардс поехал Маклэм.
Подъезжая к Мэйкли, Ричардс снова набрала номер, и на этот раз в трубке послышался наконец мужской голос:
— Сержант Оверхолт слушает.
— Могу я поговорить с миссис Оверхолт? — сказала Ричардс.
— Извините, она сейчас не может подойти.
— Она дома?
— Вы ее подруга?
— Нет. Я из отделения полиции Доббса, — осторожно сказала Ричардс. — Мы хотели поговорить с ней относительно дорожного происшествия, которому она, по-видимому, была свидетелем. Когда можно с ней встретиться?
Повисла тишина.
— Я собираюсь уходить, — наконец сказал мужчина. — Оставьте свой телефон, я попрошу ее перезвонить.
Ричардс продиктовала номер своего мобильного, однако велела Маклэму ехать дальше.
— Если он уходит, а она дома, у нас есть шанс поговорить с ней наедине.
Мэйкли расположен на юге, по пути в Фэйтвилл и Форт-Брэгг. Свернув с шоссе и пропетляв некоторое время по проселочным дорогам, Ричардс и Маклэм наконец добрались до небольшого поселка, застроенного панельными домиками, которые стояли вперемежку со старыми жилыми фургонами, напоминавшими товарные вагоны с окнами.
Трейлер Оверхолтов с плоской крышей стоял неподалеку от дороги, среди сосен. Он был выкрашен в защитный цвет, а на стенке возле двери был нарисован орел — не сказать чтобы мастерски, но с энтузиазмом. На покрытой гравием подъездной дорожке стоял черный седан. Когда они подъехали, солдат в желтой камуфляжной форме вышел из трейлера и забрался в машину.
Не останавливаясь, Ричардс и Маклэм проехали чуть дальше по дороге и тут заметили дом с табличкой «Продается». Играя роль покупателя, Маклэм вышел и прикинулся, что рассматривает дом, пока седан не промчался мимо. Но едва они сели в машину, как он развернулся и поехал обратно к трейлеру.
— Он что-то забыл или нас заметил? — спросила Ричардс, внезапно сообразив, что на их машине номер полицейского департамента. Глядя в зеркало заднего вида, она увидела, что солдат вышел из седана, отпер дверь трейлера и исчез внутри.
— Вынь ноутбук и изобрази, будто делаешь пометки насчет дома, — предложила Ричардс, выходя из машины. Телефон у нее в кармане зазвонил. — Ричардс слушает, — сказала она.
— Ага, так я и думал, — послышался грубый мужской голос. — Ты и есть та самая сучка, что сейчас звонила.
Ричардс обернулась к трейлеру. Солдат в желтом камуфляже стоял у окна трейлера, держа трубку возле уха, и смотрел прямо на нее.
— Сэр, мы здесь по делу. Нам необходимо поговорить с вашей женой о происшествии, которое…
— Хватит мне мозги пудрить! — рявкнул он. — Вы приехали спросить о том ублюдке, с которым она блудила, пока я был в отъезде. Ладно, он получил, чего заслуживал, и она тоже.
— Черт! — прошептал Маклэм, слышавший каждое слово.
— Сержант Оверхолт, — начала Ричардс, — мы хотим просто поговорить…
— Я уже задолбался разговаривать!
Заслышав звон разлетевшегося стекла, оба рухнули на землю за машину. Но за миг до того Ричардс увидела, как мелькнул ствол винтовки. А в следующую секунду ее правый бок взорвался болью.
Двери ближайших трейлеров начали распахиваться, послышались крики.
— Полиция! — гаркнул Маклэм. — Не высовываться!
Еще несколько выстрелов ударили по машине, и на детективов посыпался град стеклянных осколков.
Лежа на земле, Ричардс увидела, как из соседнего дома выскочил мужчина, видимо, тоже из ветеранов — в армейских штанах и коричневой майке.
— Майк! Что ты творишь, черт тебя побери?! — крикнул он.
Мужчина сделал шаг — винтовка коротко гавкнула, и вот он уже корчится на земле. Женщина закричала и кинулась к нему, но не добежала. Следующая пуля Оверхолта сразила женщину на полпути.
Ричардс и Маклэм схватились за телефоны, вызывая подмогу. Секундой позже Маклэм заметил, что его напарница ранена.
— Полицейский ранен! Полицейский ранен! — заорал он в трубку.
Внезапно от соседнего дома, стоявшего наискосок от жилища Оверхолта, ударили выстрелы. Несколько автоматных очередей прошили трейлер.
— Я его сниму, — крикнул сосед, который там жил. — Бегите ко мне, дверь открыта.
Но Мейлин Ричардс была не в состоянии бежать, а Маклэм не собирался ее бросать.
— Прекратите стрельбу, к чертовой матери! — заорал он во всю силу легких.
Зловещая тишина опустилась на поселок. Минута шла за минутой, но слышались только стоны раненых, собачий лай и детский плач. Истерический женский голос кого-то звал… Казалось, минуло полжизни, прежде чем вдалеке раздался благословенный звук полицейских сирен.
— Вы, должно быть, Пол, — сказала я, наконец высвободившись из объятий Дуайта.
На широком лице шефа Рэдклифа проявилась улыбка размером с Виргинию, и он пожал мне руку.
— А вы, надо полагать, Дебора?
— Выяснили что-нибудь про Кэла? — спросила я.
Улыбка исчезла, и короткий взгляд, брошенный на Дуайта, был красноречивее любых слов.
— А насчет убийцы Джонны?
— Нет еще, — мрачно отозвался шеф полиции.
Дуайт взглянул на часы. Было около пяти.
— Вряд ли ты останавливалась перекусить, — заметил он.
— И ни за чем другим тоже, — усмехнулась я. — Так что покажи мне туалет.
Когда я вышла оттуда, Пол протянул мне чашку горячего кофе.
— Я позвонил Сэнди, — сообщил он. — И она сказала, что если я не приведу вас на ужин, то и сам могу не приходить.
Они быстро ввели меня в курс дела, рассказав все, что удалось узнать. В том числе — и об антидепрессантах, которые принимала Джонна. Время близилось к шести. Я спросила Дуайта о наших планах, но тут зазвонил телефон Пола. Он ответил и, прижав ладонь к микрофону, прошептал:
— Ник Льюис.
Я перевела взгляд на Дуайта, и тот пояснил:
— Специальный агент из полиции штата.
Через несколько секунд Пол положил трубку и сокрушенно покачал головой:
— Никаких новостей о Кэле. Зато Льюис рассказал о предварительном заключении медицинской экспертизы. Тело Джонны порядком замерзло, так что обычные индикаторы оказались бесполезны. Но ты, Дуайт, очень кстати рассказал, что она ела на завтрак в четверг — это была ее последняя трапеза. Эксперты считают, что смерть наступила спустя четыре-шесть часов после этого.
— В тот момент я еще был дома, — сказал Дуайт.
Я стиснула его руку. Разумеется, я и без того знала, что Дуайт ни в чем не виноват, но как же хорошо, что теперь это официально доказано.
Дуайт поднялся и потянул меня за собой, помогая встать на ноги.
— Сейчас мы пойдем устраиваться, а где-то к семи будем у вас, ладно?
— Устроитесь в том доме? — уточнил Пол.
— Ты не против, Дебора? Если Кэлу удастся сбежать, он придет туда.
А я надеялась, что мы поедем в мотель…
— Разумеется, не против, — солгала я.
— Отлично. Я звякну Бо, и мы пойдем.
Разговор с шерифом Боуменом Пулом, однако, оказался гораздо дольше, чем ожидал Дуайт. Едва поздоровавшись и назвавшись, он замолчал и только слушал.
— Господи, Бо! — наконец воскликнул Дуайт. — Она в порядке?.. Хорошо. Они нашли сорок пятый калибр?.. Пусть позвонят, как только узнают… Да. Спасибо, Бо.
— Что случилось? — спросила я, когда Дуайт повесил трубку.
— Нашли убийцу Роуза. Того парня, которого застрелили в четверг, помнишь, я тебе рассказывал? — пояснил он Полу. Тот кивнул. — Какой-то солдат из Форт-Брэгга. Едва вернулся из Ирака и тут узнал, что жена путалась с Роузом, пока его не было. Мои ребята поехали в Мэйкли поговорить с ней. Ричардс и Маклэм, — сказал он в сторону, мне. — Как только этот парень их заметил, он озверел и начал палить. Убил двоих соседей, которые пытались его остановить. Мои вызвали подкрепление и группу захвата. Когда рассеялся дым, выяснилось: солдат покончил с собой, Ричардс ранена, а тело жены нашли в гостиной на диване. Она была мертва уже по крайней мере полдня.
— Вот черт! — сказал Пол.
— А как Ричардс? — спросила я.
— Бо сказал: пуля только слегка задела бок. Она крепкая. Не хотела идти на перевязку, пока Бо не приказал.
— Ну, хоть что-то хорошо закончилось, — подытожил Пол.
Снег с дождем наконец прекратился, но теперь, когда я следом за Дуайтом ехала по Шейсвиллу, асфальт успел покрыться ледяной коркой. Дом Джонны оказался небольшим бунгало, построенным, очевидно, в конце пятидесятых. Живая изгородь из густых вечнозеленых растений была фигурно подстрижена: зеленые шары и пирамиды.
Мы оставили машины на улице, поскольку на подъездной аллее стоял фургон полиции штата. Похоже, четверка агентов как раз собиралась уезжать.
— Не вздумай шутить над их именами, — прошептал Дуайт при виде двух мужчин, подходивших к нам. В самом деле: Льюис и Кларк — это было забавно, но я слишком устала, чтобы придумывать оригинальный комментарий к их именам.
Мы вежливо поздоровались; потом Льюис сказал:
— Вы слышали, каково вероятное время смерти?
Дуайт кивнул.
— А что с моим сыном? Есть новости?
— Мне очень жаль, Брайант. Пока ничего.
— Разобрали дом по досочкам?
— Не совсем, — неопределенно отозвался Льюис. — А что у вас?
Дуайт рассказал о приступах депрессии Джонны и о таблетках, которые она принимала, по словам ее родственницы.
— Но, очевидно, ее врач вам об этом уже рассказал?
— Нет, — сказал Кларк. — Он не выписывал ей ничего уже более пяти лет. — И пошел к своей машине.
— Увидимся завтра? — спросил Дуайт.
— Может быть, — откликнулся Льюис. — Спокойной ночи, судья.
— Откуда он знает, что я судья? — спросила я, когда мы заносили свои сумки в дом.
— Может, оттуда же, откуда ты узнала, как добраться до Шейсвилла? — устало сказал Дуайт.
— Нашел в Интернете?
— Это быстрее, чем по официальным каналам.
Мы поставили сумки на пол в прихожей. Дуайт включил свет и отопление, а я огляделась.
Похоже, вкус Джонны тяготел к доброму старому южному стилю: бронзовые подсвечники, полированное красное дерево. Вышивка в рамке над старинным лоскутным покрывалом ручной работы. Льняная основа обветшала, а нитки поблекли, и мне с большим трудом удалось прочитать, что вышивка сделана в 1856 году «Элиз Морроу. 10 лет 7 мес.».
— В мое время ничего этого не было, — заметил Дуайт, заглядывая мне через плечо. — Держу пари, это и есть тот самый призрак.
— Призрак?
— В Доме Морроу, где работала Джонна, якобы живет привидение, дух одной из дочерей Морроу. Она умерла от разбитого сердца во времена Гражданской войны.
Дуайт обнял меня, и наши губы соприкоснулись. Его куртка была расстегнута, и я сунула под нее руки, чтобы ощутить тепло его тела. Мы снова поцеловались.
— Как хорошо, что ты приехала, — сказал Дуайт.
Но мы не успели как следует показать друг другу, насколько рады встрече. Раздался собачий лай.
— Бандит! — спохватился Дуайт. — Надо его выпустить.
Я прошла через кухню и заглянула в чуланчик. Собачка была презабавная — маленький терьер с коричневыми пятнами вокруг глаз, которые придавали его морде сходство с маской гангстера. Он тявкнул на меня несколько раз, потом замахал куцым хвостиком, желая показать, что не имел в виду ничего дурного.
Дуайт открыл дверь и выпустил пса во двор. Было слишком холодно, чтобы долго оставаться на улице, и Бандит вскоре вернулся. Дуайт взял сумку, которую я ему привезла, и объявил, что хочет принять душ и наконец уже сменить белье.
Рядом с прихожей располагалась большая ванная, предназначенная для обитателей спален наверху. Вслед за Дуайтом я зашла в комнату Кэла. При виде узкой односпальной кровати Дуайт понял, что у нас проблема.
— Я думаю, ты не захочешь спать в комнате Джонны?
Я покачала головой.
— Хорошо. Тогда ты можешь лечь на кровать Кэла, а я буду спать на диване.
— А диван не раскладывается?
Дуайт посмотрел непонимающе.
— Ладно, иди в душ, а я проверю.
Бандит уселся перед дверью ванной, а я отправилась к дивану, приподняла валик и обнаружила, что нам повезло. Я отодвинула журнальный столик и легко разложила диван. Но вот что странно: тут уже лежали простыни и одеяло. В складке простыни темнел короткий волосок. Я знала, что у Джонны длинные волосы. Стало быть, приходил гость? Мужчина или женщина? Я развернула простыню и увидела еще один короткий темный волос. А сворачивая простыни, я отметила, что тот, кто спал на них, пользовался духами с цветочным ароматом. Жимолость? Гардения? Запах был слишком слаб, чтобы сказать наверняка.
Итак, Джонна, подумала я, ты не сменила простыни после того, как твой гость приходил ночевать? При том, что я знала о ее почти маниакальной чистоплотности и аккуратности.
Я раскинула матрас, сунула грязное белье в стиральную машину и отыскала в бельевом шкафу наверху чистые простыни и одеяла. К моменту, когда Дуайт вышел из душа, все было готово, так что, когда мы вернемся от Пола, нам останется только нырнуть под одеяло.
Как и у Пола, волосы у Сэнди Рэдклиф рано начали седеть, и она носила бифокальные очки без оправы. В синем трикотажном костюме фигура Сэнди казалась особенно внушительной, а ее гостеприимство было под стать ее телосложению. Не успела я снять пальто в прихожей, как поняла, что мы с ней подружимся.
Мы прошли в просторную кухню-столовую и уселись за круглый дубовый стол.
— Я уже покормила детей, так что можем спокойно поболтать, — сказала Сэнди.
Она вынула из духовки лазанью и дала ей постоять несколько минут, а Пол тем временем разливал красное вино. Потом поставила на стол хлеб и оливковое масло к салату. Хотя беседа в основном вращалась вокруг Кэла и Джонны, мы также рассказывали друг другу о себе, вспоминали забавные истории из прошлого — словом, вели обычный застольный разговор, который так помогает близким друзьям ввести в свой круг новичка.
Сэнди отлично готовила, но ни у кого из нас не было особого аппетита, и мы быстро перешли к десерту, и их дочь Мишель с нами. Когда же Пол поставил на стол кофе, а Сэнди принесла испеченный днем шоколадный торт, к столу подтянулись и сыновья.
— Кто-нибудь из вас был в Доме Морроу на экскурсии для скаутов в прошлом месяце? — спросил Дуайт.
— Я, — откликнулся Джимми, учившийся на класс старше Кэла.
— А наш класс ходил туда в прошлом году, — сказал тринадцатилетний Ник.
— Вы видели револьверы?
Мальчики кивнули.
— И шпаги тоже, — сказал Ник.
— А там правда живет привидение? — спросила я.
— Не-а, — отозвался Ник.
— Есть! — возразил Джимми. — Кэл мне показывал. — Его лицо стало красным и виноватым.
— Это когда вы с Кэлом сбежали от остальных? — спросила Сэнди, вперив в него строгий взгляд.
Джимми, казалось, готов был сползти под стол.
— Кэл должен очень хорошо знать этот дом, — вставила я, — если уж его мама там работала.
Ободренный Джимми кивнул:
— Кэл говорил, что его бабушка жила там, когда была маленькая, и его мама тоже там играла. И мама позволяла ему ходить где угодно, если только он ничего не испортит. Так что, когда миссис Хайтауэр отвернулась, мы пошли на третий этаж, и Кэл показал мне ее спальню.
— Чью спальню? — насмешливо спросил Ник.
— Привидения. Элизабет Морроу. Ей было шестнадцать лет, когда она умерла. Кэл сказал, что надо принюхаться. Я так и сделал, и пахло гарденией. Кэл сказал: это был ее любимый цветок, и каждый раз, когда она приходит, люди чувствуют запах гардении. Даже в середине зимы.
Ник округлил глаза:
— Да, верно.
Взрослые рассмеялись, но, когда мальчики отправились смотреть кино, я сказала:
— А Джонна не пользовалась духами с ароматом гардении?
Дуайт непонимающе взглянул на меня, а Сэнди пожала плечами.
— Ты думаешь, она притворилась привидением для Кэла? — спросил Пол.
— Или привела привидение к себе домой. — Я рассказала им о своем открытии — простынях, которые пахли не то жимолостью, не то гарденией. — С другой стороны, гардения — не такой уж редкий запах. Может, экскурсоводы в Доме Морроу? Есть у них там экскурсоводы?
— Разве только летом, — с сомнением сказала Сэнди.
— Это тоже предстоит выяснить завтра, — отметил Дуайт.
Мы перешли к другим темам, но позже, помогая Сэнди прибираться на кухне, я спросила ее о Джонне. Не напрямую, конечно. Я не имела на это права. Однако Сэнди понимала, что́ меня интересует, и говорила вполне откровенно, между делом убирая остатки еды.
— Дуайт с Полом перевелись в округ Колумбия почти одновременно, — рассказывала она. — Мы все жили тогда в Арлингтоне, они — через дом от нас. Временами ходили в офицерский клуб, но Мишель и Ник были маленькие, часто выбираться не получалось, и, если честно, рядом с Джонной мне всегда было неловко. У нее было очень ярко выражено это чувство принадлежности к аристократии. Мне все время казалось, будто Джонна только и смотрит, как бы поймать меня на том, что я выбрала не ту вилку и все такое. Короче говоря, я не слишком-то старалась стать ее лучшей подружкой, хотя Пол и Дуайт очень дружили. И еще, с той минуты, как мы познакомились, я видела, что их брак сохнет на корню. И все только усугубилось после того, как Дуайт уволился из армии и поступил в полицию округа Колумбия. Я не видела Джонну до тех пор, пока Пол не получил это место и мы не перебрались в Шейсвилл.
Сэнди принялась переставлять посуду в посудомоечной машине, чтобы уместить все тарелки.
— Не знаю, — продолжала Сэнди. — Может быть, это была моя вина. Может, стоило постараться как следует. Джимми и Кэл играют вместе, в одной футбольной команде, но между нами — пропасть. У нее совсем другой круг. Старинные городские семейства, голубая кровь. Женщины, которые дружили с ней с детского сада.
— А мужчины?
— До меня не доходило никаких слухов.
Сэнди закрыла посудомоечную машину и включила ее.
— Впрочем, скажу одно. Если кто-то и был в жизни Джонны, об этом наверняка знают Джил Эдвардс и Лу Каннади.
Мы с Дуайтом честно старались уснуть, но сон пришел далеко не сразу. Отчасти в этом виноват был забравшийся к нам на диван Бандит, явно очень удивленный и расстроенный отсутствием Кэла. Однако гораздо сильнее нам мешали спать страх и тревога.
Мы были вместе, и это помогало. Мы слишком устали, чтобы заниматься любовью, и просто лежали в объятиях друг друга, пока не задремали. Около двух часов Дуайт уснул окончательно, и я уступила ему диван, рассудив, что он лучше выспится, если я не буду ворочаться у него под боком. Бандит отправился следом за мной на кухню. Я включила свет, налила себе апельсинового сока и огляделась по сторонам. За исключением ложки и тарелки в раковине, здесь все было в идеальном порядке. В ящиках аккуратно лежали ножи и вилки. Допив сок и поставив стакан в посудомоечную машину, я вышла из кухни, прокралась через гостиную и вместе с Бандитом отправилась наверх. Из холла я прошла в комнату Джонны. Нашарив на стене выключатель, зажгла свет; лампа осветила идеально застланную двуспальную кровать. Ни единой складочки на покрывале, никакого уголка пижамы, торчащего из-под подушки, никаких тапочек в углу. У нее и впрямь была мания чистоты. У нее был не просто порядок, но порядок прямо-таки военный.
Здесь было больше рюшечек, чем внизу, — оборки на покрывале с цветочным узором, оборки на декоративных подушечках, оборки на занавесках. На столике в углу — никакого компьютера. Теперь, подумав об этом, я поняла, что компьютера вообще нет в доме. Джонна консерватор — или просто слишком бережлива, чтобы купить его?
Стол, конечно же, обшарили ребята из полиции штата, и я задумалась, что они могли забрать. Я просмотрела оставшиеся папки — ничего сентиментального. В папке Кэла лежала его медицинская карта, школьные табели и одна забавная открытка ко Дню матери.
С другой стороны на длинной полке над столом стояло несколько фотоальбомов. Разумеется, все до одной фотографии были аккуратно подписаны, под каждой стояла дата, и были перечислены запечатленные на фото люди. Определенно Джонна была потрясающе красивой невестой. При виде их с Дуайтом свадебной фотографии я затаила дыхание. Темные волосы Джонны были тогда еще длиннее; одна прядь, выбившаяся из-под длинной атласной фаты, почти достигала талии. Джонна смотрела, опустив ресницы, на свое обручальное кольцо. А Дуайт смотрел на нее.
И в его взгляде была любовь…
Пытаясь справиться с приступом ревности, я поспешно поставила альбом на полку и взяла другой — более поздний. Ах! Фото Кэла, сделанное почти сразу после рождения. Слава богу, в этом альбоме не было никаких фотографий Дуайта — он был посвящен первым пяти годам жизни Кэла.
На страницах альбомов то и дело возникали две женщины — Лу Каннади и Джил Эдвардс. На озере, за обедом, на «конкурсе малюток». Нашлась и студийная фотография Джонны с пожилой женщиной — вероятно, ее матерью. Еще одно фото запечатлело ту же пару и еще одну женщину, похожую на Джонну. Вероятно, это была ее сестра.
Помимо альбомов, на полке стояло четыре ежегодника старшей школы. Я пролистала последний. Угадайте, кто был местной королевой двадцать пять лет назад? А ее фрейлинами? Лу Каннади и Джил Эдвардс. Только в то время они звались Лу Фримен и Джил Букер.
Три мушкетерши.
Забавно, что ежегодник раскрылся как раз на фотографии трех девушек. И, черт побери, подпись гласила: «Три мушкетера старшей школы Шейсвилла».
Из ежегодника выскользнул листок бумаги. Это был алфавитный список из более чем сотни имен — очевидно, все выпускники школы Джонны. Она записывала их фамилии в замужестве и нынешние адреса. Оказывается, в недалеком будущем ожидалась двадцать пятая встреча выпускников, а Джонна была председателем школьного комитета.
Я вздохнула и вернулась к папкам в столе Джонны.
В папке Дома Морроу лежала пачка ксерокопий. Первым был инвентарный список экспонатов Дома Морроу на момент его двухсотлетия. Здесь была описана каждая чашка, каждая книга и вообще каждая вещь, хранящаяся в этом историческом доме. После 1976 года одиночные новые поступления вписывались разными почерками, и кое-где я узнала руку Джонны. За последние полгода Натан Бентон подарил Дому бронзовую пряжку от ремня конфедератов 1863 года; Катерина Д. Шмернер — дамское ручное зеркальце, а Бетти Котес Рамос передала письмо, написанное в апреле 1893 года некоему Дж. Котесу неким П. Морроу. Возле зеркальца стоял вопросительный знак. Рукой Джонны была сделана надпись: «Черное дерево, серебряные накладки, 1840 г.» Все предметы имели порядковые номера и отметку о дате поступления в музей. Я припомнила, как кто-то говорил, что Джонна сверяла инвентарные списки Дома Морроу.
Следующая папка содержала документы по бракоразводному процессу с Дуайтом. Не то чтобы я хотела ее смотреть. Меня это не касается. Это было… Да ладно, какого черта!
Как я и подозревала, из бумаг недвусмысленно следовало, что Джонна переиграла Дуайта на всех полях. Она получила всю мебель и их машину; Дуайту остались лишь его одежда, газонокосилка и столик на колесиках. Что ж, я всегда знала, что он не держался за имущество. Все, что она получит, считал Дуайт, улучшит жизнь Кэла. Кто осудит любящего отца за такую позицию?
Покопавшись в бумагах, я поняла, что Дуайт по-прежнему платит алименты из расчета его оклада в округе Колумбия, который сейчас, через семь лет, был бы выше, чем его нынешняя зарплата в департаменте шерифа округа Коллетон. А вот это уже меня разозлило.
Причем Джонна знала об этой разнице, потому что здесь же нашлась распечатка списка базовых окладов по округу Коллетон. Официального, находящегося в открытом доступе. И, черт возьми, тут же был список примерных зарплат окружных судей, и моя предположительная зарплата была обведена кружком и приплюсована к зарплате Дуайта. Зуб даю, она собиралась опять пойти в суд и потребовать увеличения суммы алиментов! Стало понятно, что Джонна все-таки имела какой-то доступ к Интернету, или у нее был человек, который все это для нее находил, или же у нее был компьютер на работе.
Время приближалось к половине четвертого. Я выключила свет и, решив не тревожить Дуайта, улеглась на кровать Кэла. Бандит устроился у меня в ногах и мгновенно уснул, а я еще долго лежала с открытыми глазами, силясь понять, за что могли убить такую абсолютно обычную — даже скучную — домохозяйку из маленького городка.
Потом я тоже уснула.
Через некоторое время я ощутила, что Бандит соскочил с кровати. Мне смутно привиделось, что Дуайт заглянул в дверь, очевидно, пытаясь понять, куда я подевалась, но я спала так глубоко, что сумела лишь пробормотать:
— Все в порядке. Спи.
Я слышала, как он зашуршал бумагами на столе Кэла, а потом провалилась в сон еще глубже. Мне снилось, что мы с Дуайтом и Кэлом гуляем по летнему саду, среди цветущих кустов. Мы не бежим, но, безусловно, куда-то направляемся, и только Кэл все время останавливается, чтобы понюхать гардении. Он срывает кремово-белый цветок. «Понюхай, папа», — говорит он. Он протягивает большой букет мне. «Понюхайте, мисс Дебора». И весь мир принадлежит нам одним, и воздух тяжел от сладких ароматов лета.