Необычное жилище, которое при помощи кнопочного управления без труда преобразуется в рекламное бюро фирмы или даже магазин готового платья. Стены деревянные, раздвижные. За ними — самые настоящие глубокие шкафы. Простым нажатием кнопки можно откинуть постель с балдахином и сеткой от москитов и комаров, письменный стол с укрепленным на нем телефоном, небольшую кухонную плиту, умывальник и т. п. В углу комнаты находится вращающееся зеркало. Вместе с занавеской оно легко может в случае надобности образовать кабину для примерки платья.
Налево — главный вход, направо — запасной. Справа же — дверь, ведущая в комнатку Дженнаро; в глубине сцены — дверь-окно, выходящая на заставленный цветами балкон. Для третьего действия предусматривается открытие еще одной двери в левой части сцены.
Комната погружена в темноту. Лишь по свету, сочащемуся в дверные щели, можно догадаться, что снаружи уже в разгаре день. Где-то вдалеке настойчиво звонит телефон. Дверь в комнатку открывается, и появляется ДЖЕННАРО в заношенном, хотя и дорогом вечернем костюме и в котелке. Не спеша выходит на середину комнаты, расстилает на полу коврик, который держал в руках, садится на корточки и, наподобие заправского мусульманина, начинает бить поклоны и бормотать заклинания. Затем крестится и отчетливо читает молитву «Отче наш…». Прочитав молитву, подымается, подходит к двери-окну и распахивает ее. На слепящем солнце ярко вспыхивают цветы, посаженные на балконе. Совсем в глубине, за балконом, виднеется стена дворика. Дневной свет заливает комнату. ДЖЕННАРО вытаскивает газету, подсунутую под главную входную дверь, и прячет ее подмышку. Наливает из неаполитанского кофейника чашечку кофе, ставит ее на поднос, подходит к постели и тянет за шнурок. Покрывало от комаров закручивается вверх, и на кровати открывается спящий глубоким сном ЭДУАРДО ПАЛУМБО в пижаме; шум и дневной свет никак на него не действуют. Он продолжает спать. ДЖЕННАРО, вместо того чтобы потрясти его за плечо, с величайшей осторожностью подносит чашечку кофе к самому носу спящего Палумбо. Тот мгновенно просыпается.
Дон Эдуардо!.. Дон Эдуа!
ЭДУАРДО. День добрый, дон Дженна! Который час?
ДЖЕННАРО. Одиннадцать!
ЭДУАРДО. А не рано ли ты меня поднял?
ДЖЕННАРО. Рано? Мы же вчера условились на половину одиннадцатого.
ЭДУАРДО. Погода?
ДЖЕННАРО. Переменная облачность.
ЭДУАРДО. А день недели?
ДЖЕННАРО (застигнут врасплох). Дайте-ка сообразить…нельзя же так прямо ошарашивать! (Заглядывает в газету.) Суббота! И сдается мне, что будет дождь.
ЭДУАРДО. Удивительно гнилой июнь…как это говорится? Слаб в коленях? Ему бы в пору костыли.
ДЖЕННАРО. Э, да что говорить. Нынче и нормального времени года не увидишь! Все на одно лицо. Никакой метереологической деликатности. Вот уж век тупого однообразия. (К Эдуардо, который потягивает кофе.) Как? Хорош?
ЭДУАРДО. Ничего, пристойный. А чего там в газетах?
ДЖЕННАРО (листая газету). Премьер в Англии…
ЭДУАРДО. Что? Помер?
ДЖЕННАРО. Да нет.
ЭДУАРДО. Тогда читай дальше…неинтересно.
ДЖЕНАРО. Прошу извинить…
ЭДУАРДО. Дженна, ты же знаешь, куда надо смотреть.
ДЖЕННАРО. Одну минутку…Вот! (Переворачивает страницу и находит траурные объявления.) «Отдала прекрасную свою душу Господу…о чем с прискорбием сообщают безутешные дети»… Это не пойдёт… «Безмятежно почил…жена Аделе…»
ЭДУАРДО живо заинтересовался, даже отставил чашку.
(Продолжает чтение.) «…и внуки Карло и Джованна». (С сердитым жестом, как бы говоря: не пойдёт!). Сущая ерунда. (Продолжает чтение.) «Тяжелая болезнь внезапно похитила…неутешная вдова…» Ага! Сдается, дон Эдуа, что вдовушка без всяких довесков, так сказать, вдовушка в чистом виде.
ЭДУАРДО (весьма заинтересованный). А панихида…
ДЖЕННАРО (читает). «Вынос состоится из дома. Улица Санта Мария Аппаренте, девятнадцать». Сходить?
ЭДУАРДО. Отправляйся! (Подымается. Передумывает). Нет. Явился этот, ну, который пришел наниматься…как его зовут?
ДЖЕННАРО (выходит на балкон и зовет). Кувьелло! (К Эдуардо.) Клянусь Богом, этот малый спит стоя!
ЭДУАРДО (намыливаясь для бритья перед маленьким туалетиком, опущенным из стены). Это великий дар. Всегда может пригодиться. Ты был когда-нибудь на войне? Однажды я протопал целых восемнадцать километров, не просыпаясь. Дошел свеженьким и отдохнувшим.
ДЖЕННАРО (кричит). Кувьелло! Эй, Кувьелло!
КОНЧЕТТА (голос). «Дон Дженна, вам нужен этот малый у подъезда? Сейчас позову!»
ДЖЕННАРО. Ого! Вдова Меле уже тут!
ЭДУАРДО. Свят! Свят! Свят! А этой еще чего надо? Можно подумать, что она не спит, не ест и не пьет! Стоит мне куда-нибудь взглянуть — она уже тут как тут! Посмотри, нет ли ее в ящике моего письменного стола?
ДЖЕННАРО. Это все от того, что вы не хотите одарить ее вниманием…
ЭДУАРДО. Одарить вниманием? Дженна, заруби себе на носу, что я одаряю вниманием женщин только от шестнадцати до тридцати девяти лет. Тех, которым меньше или больше, — я не вижу и не слышу.
Раздается стук в главную дверь.
КУВЬЕЛЛО (входя.) Разрешите? День добрый. Могём?
КУВЬЕЛЛО красивый, хорошо сложенный парень; очень плохо одет. Видно, что не брился уже дня три. За ним по пятам следует вдова КОНЧЕТТА МЕЛЕ, могучая, напористая женщина лет пятидесяти с гаком.
ЭДУАРДО. Что значит — могём?
КУВЬЕЛЛО (смешавшись). Разве так не говорят?
ЭДУАРДО. Нет. Только в Неаполе.
КУВЬЕЛЛО. Ну, вам видней. (Хочет подойти ближе к Эдуардо.)
КОНЧЕТТА (удерживает его). Эй, малец! В таком — то виде ты являешься к дону Эдуардо Палумбо? (Вытаскивает откуда-то щетку и начинает яростно чистить лохмотья Кувьелло.) Будто не мог сперва ко мне заглянуть: я б хоть немного привела тебя в порядок.
КУВЬЕЛЛО (с издевкой). Но откуда же, дорогая тетушка, я мог знать о вашем существовании?
ЭДУАРДО (сердито). В самом деле, Кончетта, какого черта вы крутитесь тут с самого рассвета?
КОНЧЕТТА (вкрадчиво). С рассвета? Да знаете, что сейчас уже почти полдень, сын мой…
ЭДУАРДО. Рассвет — дело сугубо личное, донна Кончетта; у каждого свой рассвет. И каждый имеет право, проснувшись, не видеть возле себя неприятных ему лиц!
КОНЧЕТТА (с огорчением и даже некоторой обидой). Вы сказали — неприятных лиц?
ЭДУАРДО. Да. Я сказал именно это и полагаю, что сделал вам этим комплемент.
КОНЧЕТТА опускает голову. Видно, что она с трудом удерживает готовое сорваться словцо.
(Продолжает в том же резком тоне). Быть может, вы соблаговолите покинуть нас?
КОНЧЕТТА (после минутного колебания). Нет-нет…Я пришла и здесь останусь.
ЭДУАРДО (с трудом удерживаясь от применения мер более решительных, к Кувъелло). Так это ты Кувьелло?
ДЖЕННАРО пытается выставить за дверь упирающуюся Кончетту.
КУВЬЕЛЛО. Я всегда им был и надеюсь остаться.
ЭДУАРДО. А по имени?
КУВЬЕЛЛО. Фаччо Агостино.
ЭДУАРДО. Родители?
КУВЬЕЛЛО. Амалия.
ЭДУАРДО. Как так? А отец?
КУВЬЕЛЛО. Я сын вдовы-одиночки.
ЭДУАРДО. А, очень приятно. (Внимательно разглядывает Кувьелло). Перейдем к нашим делам. Что ты умеешь?
КУВЬЕЛЛО. Все.
ЭДУАРДО. Почему же ты ничего не делаешь?
КУВЬЕЛЛО. Поймите меня правильно, дон Эдуардо… Всякие неурядицы, особенные обстоятельства…
ЭДУАРДО. Оставим это в стороне. Поговорим лучше о деле. (Широкий жест, как бы приглашающий взглянуть на помещение.) Фирма наша солидная.
КОНЧЕТТА. Это я ему объяснила еще на лестнице.
ЭДУАРДО. Заткнитесь вы наконец!
КУВЬЕЛЛО (оглядывая комнату). Как здорово! Сколько дерева…
ДЖЕННАРО (нажимает кнопку и постель уходит в стену). Все автоматизировано.
Сверху опускается панель и закрывает нишу в стене.
ЭДУАРДО. Мне требуются отборные, умные, проницательные сотрудники. Прежде всего они должны обладать следующими качествами: уметь хранить тайну, быть усердными и подлинно интеллигентными.
КОНЧЕТТА. Ну, по части интеллигентности дело обстоит, кажется, плоховато…
КУВЬЕЛЛО. Я голоден, а когда человек голоден — этим все сказано. Он может стать кем угодно, даже чревовещателем.
ЭДУАРДО. Не сомневаюсь.
КУВЬЕЛЛО. Надеюсь, однако, что вы не считаете, будто мое происхождение может скомпрометировать вашу фирму?
ЭДУАРДО. Ничуть. Я не страдаю предрассудками, которыми страдают некоторые промышленники. По мне, так чем ниже происхождение, тем выше человек может забраться.
ДЖЕННАРО. Это физический закон. Тело, погруженное в жидкость, получает толчок.
КУВЬЕЛЛО. Вы правы, Я, например, со вчерашнего дня ничего не ел… и пил одну только воду, и вот, чувствую здесь (тычет пальцем себе в живот) жуткие толчки!
ЭДУАРДО. Хочешь есть?
ДЖЕННАРО. А то не видно!
ЭДУАРДО. Дай ему чего-нибудь пожевать, Дженна.
ДЖЕННАРО. Сейчас организуем.
ДЖЕННАРО нажимает кнопку: отъезжает деревянная панель, и открывается шкафчик, из которого он достает хлеб и другую еду. Протягивает все это Кувьелло. КУВЬЕЛЛО с жадностью набрасывается на нее. Но тут вмешивается вдова МЕЛЕ.
КОНЧЕТТА. Постой! (Вытаскивает из огромной сумки салфетку и расстилает ее на коленях Кувьелло.) Ты что? Хочешь все перепачкать?
Тем временем ЭДУАРДО открывает стенной шкаф, в котором аккуратно развешены всевозможные костюмы. Он с нежностью ощупывает их и наконец выбирает один.
ЭДУАРДО. Давай условимся точно: я беру тебя на испытательный срок. Вот тебе первое задание: лупи немедленно на улицу Санта Мария Аппаренте, девятнадцать, там лежит покойник… (К Дженнаро.) Как его зовут?
ДЖЕННАРО (берет газету). Туммоло Альберто. Дай нам Бог здоровья!
КОНЧЕТТА. Дай-то Бог!
ЭДУАРДО. А умирая, что сделал этот Альберто Туммоло? Оставил вдову. И вот она-то меня и интересует, понял? Сходи по этому адресу, чин чином разузнай и разнюхай: возраст вдовы, количество родственников…
ДЖЕННАРО (заглядывая в газету). Печать этого не уточняет.
ЭДУАРДО. Кроме того, выспроси все про общественное и имущественное положение вдовы.
КУВЬЕЛЛО. А что это значит?
ЭДУАРДО. Как? Наевшись ты сразу перестал соображать? Быть может, тебя держать на хлебе и воде?
КУВЬЕЛЛО. Все, что угодно только не это, прошу вас! Объясните примером.
ЭДУАРДО. О, Господи! Ну, выясни, чем занимался муж; какое движимое и недвижимое он оставил, и кому он его оставил. Понял?
КУВЬЕЛЛО. Теперь да. А потом что я должен сделать?
ЭДУАРДО. Ровным счетом ничего. Выведай все можно точнее, запомни и лети обратно доложить.
КУВЬЕЛЛО (вытягиваясь по-военному). Слушаюсь! (С прозрачным намеком.) Но не кажется ли вам, явись я в таком виде… (показывая лохмотья.)
ЭДУАРДО (смеется, кивает на шкафы). Уж не ослепила ли тебя эта роскошь? Все, что ты видишь тут, — принадлежит фирме. Топай, Кувьелло… сначала посмотрим, на что ты способен, а там возможно…
КУВЬЕЛЛО. Ваша правда. Могу я поцеловать вашу руку?
КОНЧЕТТА. Когда помоешься и побреешься!
КУВЬЕЛЛО (собираясь уходить). Чего надо этой? Разрешите… (Отвесив несколько легких поклонов, исчезает.)
ЭДУАРДО (надев свежую рубашку и выбирая галстук). Послушайте, Кончетта… Вы можете понять, что мы тут не нуждаемся в ваших замечаниях?
КОНЧЕТТА. Дон Эдуардо, ну чем я вам мешаю?
ЭДУАРДО. Чем мешаете?
ДЖЕННАРО завязывает ему галстук.
В последний раз говорю вам: оставьте меня в покое! У нас с вами не может быть ни дружеских, ни деловых отношений.
КОНЧЕТТА (наивным тоном). Почему же?
Раздается стук в дверь. Голос: «Телеграмма!» ДЖЕННАРО бежит открывать дверь и вручает ее Эдуардо.
ЭДУАРДО (читает, на лице у его некоторое недоумение). «Добрый день, если будете выходить, то пусть Мадонна хранит вас». (Явно ошарашен текстом.)
КОНЧЕТТА (с горячностью). Здорово, правда? Это я послала.
ЭДУАРДО. Вы? Как так — вы? Она адресована вам?
КОНЧЕТТА. Нет, не мне. Зачем она мне нужна? Телеграмма вам, и послана она в знак того, я всегда о вас помню.
ЭДУАРДО (в некоторой растерянности). Хотел бы я знать, что помещается в нашей черепной коробке? Вы торчали тут под дверью… с какого времени, Дженна?
ДЖЕННАРО. С восьми утра.
ЭДУАРДО. И при этом шлете мне телеграмму?
КОНЧЕТТА. Дело в том, что телеграмму я послала до этого, а потом я пришла сюда, чтобы посмотреть, как вам будут ее вручать. Телеграфист уверил меня, что телеграмма будет доставлена через два часа.
ЭДУАРДО (кладя руку на плечо Кончетты и голосом менее сердитым). Нет-нет… так не может продолжаться. Вот уже четыре месяца, как вы преследуете меня. Ну как бы это вам лучше объяснить? Вы перешагнули допустимую возвратную черту. Что подумают люди, если увидят нас вместе?
КОНЧЕТТА. Ничего не подумают, дон Эдуа. Даже когда я была молода, обо мне никто ничего не думал. А теперь и подавно!
ЭДУАРДО (терпеливо). Условимся раз и навсегда: вдов вашего возраста я могу подбадривать только одним способом — путем переписки. Давайте изредка писать друг другу «до востребования»! (Выталкивает вдову за дверь.) Дженна! Это твой подарочек!
ДЖЕННАРО. Мой?
ЭДУАРДО. А разве не ты выкопал эту вдову? (Закрывает дверь.)
ДЖЕННАРО. Дон Эдуа, в тот день шел сильный дождь, и я не очень разглядел…
ЭДУАРДО (подсаживается к письменному столу и заглядывает в записную книжку). Убралась она? Открой дверь, пусть хоть немного просквозит. Что за благодатный ветерок! (Набрав номер, говорит в трубку сладким, медоточивым голосом, совсем не похожим на обычный его тон.) Донна Ассунтина?… Вы угадали… Это я, Эдуардо… Добрый день. От всего сердца… Как вы себя чувствуете?.. Да, очень понимаю… (Тоном братского упрека.) Зря не следуете моим советам, донна Ассу! Плакать, конечно… только со всей нежностью наподобие скрипки… В противном случае вы портите внешность, да и для здоровья вредно! Подумайте, рассудите хорошенько: не дай бог вы умрете, тогда что станется с памятью дона Альфредо?.. Эрго? Вы суть свеча, зажженная в его память… Ветер вредоносный грусти может потушить свечу, и тогда прощай последняя форма существования дона Альфредо… Как вы сказали? Слишком много домашних вещей вам напоминает о нем? В том ваша грубая ошибка… Нужно немедленно освободиться от всего, что ему принадлежала… Это же азбука вдовства. Пришлите все его вещи мне… знаете… у меня уйма нищих, которым я помогаю … Как? Да-да! Коллекцию марок тоже пришлите… Да-да… Я беру все… Сколько вещей, столько заупокойных… Что? Еще велосипед? С багажником? Прекрасно… беру и его… Спасибо. Что за вопрос!.. Забегу около четырех. Можете на меня положиться. Может вам что-нибудь нужно? Не стесняйтесь… аспирин, лакрица… пустяки… Так, значит, ничего? Целую ваши перламутровые ручки… (Вешает трубку и, заглянув в записную книжку, набирает еще один номер.) Донна Серафима? Собственной персоной? Да… Эдуардо… вы угадали. Добрый день. От всего сердца… Как вы себя чувствуете? Понятно…. Нет, не понимаю. Как вы сказали? Ах, но вы же не следуете моим советам, донна Ассу… (быстро поправляется) … донна Серафи….
В этот момент на пороге появляется весьма элегантно одетый господин, лет пятидесяти, лысый, бледный; с ним роскошная пышная женщина лет тридцати. Оба они с порога приветствуют Эдуардо, который, продолжая говорить, жестом приглашает их сесть.
КАММАРОТА. Добрый день, дон Эдуардо!
ГРАЦИЕЛЛА (кокетливо). Всегда в трудах!
ЭДУАРДО (прикрывая трубку ладонью). Аве. Джанчито! Счастлив приветствовать вас, донна Грациелла! Прошу! Располагайтесь как дома….
КАММАРОТА. Спасибо… Мы не хотим отрывать вас… К тому же мы очень спешим…
ГРАЦИЕЛЛА (подталкивая супруга внутрь комнаты) Только на секунду, чтобы вас поприветствовать…
ЭДУАРДО (супругам) Извините, минуточку… (В телефон.) Поплакать всегда полезно… Наподобие флейты…. Нежно и сладко… Вы же свеча, зажженная в память мужа…. Если вы срежете фитилек, то свеча угаснет, а с ней и память!.. Вам не кажется? Может что-нибудь нужно?.. Прошу вас, не стесняйтесь. Аспирин, лакрица, какая-нибудь чепуха…. Прекрасно, прекрасно. Загляну в половине пятого… Целую ваши ручки… (Кладет трубку и подходит к Каммарота.) Дон Джачинто, ну и шикарный у вас вид! Новый костюм? Поздравляю….
ГРАЦИЕЛЛА подталкивает мужа навстречу Эдуардо, который по привычке хватает край пиджака Каммароты и щупает материю.
Поменяли партного?
КАММАРОТА (гордо). Нет, все тот же Рубиначчи.
ЭДУАРДО. Как это я не догадался! Сразу по покрою можно сказать … И куда это вы направляетесь этаким красавчиком?
КАММАРОТА. Красавчиком? Куда же, дон Эдуардо, могу я ходить, как не по делам? Иначе на кой черт я стал бы выходить из дому? Ведь никогда не знаешь, что тебя ожидает в дороге… Вот обрушится тебе на голову кусок балкона… не заметишь ступеньки и… пиши пропало… Или какой-нибудь злоумышленник.
ЭДУАРДО. Что вы такое плетете?
КАММАРОТА. Дон Эдуа, никогда нельзя знать наперед…
ЭДУАРДО. В таком случае, дон Джачинто, и дома может что-нибудь стрястись… вот, к примеру, пол провалится…
КАММАРОТА. Не спорю! Именно поэтому я каждое утро говорю себе: выходить или не выходить? Где подстерегает опасность: дома или на улице? Если б не дела — я б, конечно, предпочел сидеть дома, все таки….
ГРАЦИЕЛЛА (перебивает его, чтобы дать разговору другое направление). Но, к сожалению, он должен совершить постоянные вылазки, чтобы лично присмотреть за своими лавками. Знаете, глаз хозяина…. А вы дон Эдуардо, не хотите выйти с нами?..
ЭДУАРДО. Боюсь, что не смогу…. У меня столько дел…
ГРАЦИЕЛЛА. Прежде чем погрузиться в дела, зашли бы к вам на чашку кофе?
ЭДУАРДО. Спасибо… Но не обещаю…
КАММАРОТА (берет жену под руку и направляется к двери). Увы, пора идти… День добрый, дон Эдуардо…
ГРАЦИЕЛЛА (расплываясь в улыбке). Так, значит, не прощаемся… ждем на кофе… Сварю для вас крепкий…
Когда супруги уже в дверях, КАММАРОТА вдруг испуганно шагает назад.
Что с тобой Джачинто?
КАММАРОТА. Подумай только! Я перешагнул порог с левой ноги!
Супруги машут на прощание рукой и уходит. Раздается стук в главную дверь. ДЖЕННАРО идет открывать и возвращается в сопровождении молодого человека, скромно, но с достоинством одетого.
ЭДУАРДО. Чем могу служить?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Вы дон Эдуардо Палумбо?
ЭДУАРДО утвердительно кивает.
Мне о вас говорили. Насколько я понял, вы торгуете готовым платьем?
ЭДУАРДО. Совершенно верно.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Поношенным?
ЭДУАРДО. Так точно. Но с виду оно лучше нового. Материал, и покрой высшего класса. У нас имеется решительно все: рубашки, трусы, галстуки, ботинки, пояса от грыжи…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (улыбаясь). Поясов от грыжи мне не надо, спасибо… Дон Эдуардо, доверительно могу сказать вам о причинах, которые меня сюда привели. Через неделю я женюсь. Невеста моя из хорошей семьи, небогатой, но по положению выше моей. Как вы понимаете, мне хотелось бы к свадьбе привести себя в должный вид…
ЭДУАРДО. Правильно. Значит, полный набор для новобрачного?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Вот-вот. Но по стоимости ношенного платья. Если, допустим, костюм был надеван один раз, то кто догадается, что он не новый? Не надо только лезть на слишком яркий свет.
ЭДУАРДО. Э, да вы со смекалкой! Могу я узнать о сумме, которой вы располагаете?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Откровенно говоря, у меня всего сто тысяч лир.
ЭДУАРДО. Это не много, но и не мало. Сделаем все возможное. Вот там у меня примерочная. (Показывает на зеркало.) Дженнаро!
ДЖЕННАРО выходит из своего закутка.
Дженна, поручаю тебе молодого человека. Он жених (окидывает его взглядом), размер сорок восьмой. Дай ему четыре рубашки Аверсано (справляется по записной книжке), две тройки Сконьямильо, две пары полосатых брюк д’Онофрио, спортивный пиджак Аваллоне, какой-нибудь пуловер Януцци… ботинки, носки, носовые платки, галстуки Катапано. Их не жалей, пусть берет сколько душе угодно. И поживее.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (просияв). Простите за вопрос… но кто это такие, все эти Катапано, Януцци, Аваллоне, Аверсано?
ЭДУАРДО (самым естественным тоном). Портные… Кто же еще? Поставщики…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (очень довольный, направляется к импровизированной примерочной, которую Дженнаро мигом соорудил из зеркала и занавески; по дороге его осеняет подозрение). Дон Эдуардо, скажите правду: вы ведь понимаете, что мой случай особенный, я женюсь…
ЭДУАРДО. Ну и что из этого?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Я хочу знать, не принадлежала ли вся эта одежда людям…. (Делает характерный жест, которым неаполитанцы обозначают покойников.)
ЭДУАРДО. Милый, ты соображаешь, что говоришь?
ДЖЕННАРО. В мире ничего не возникает и не исчезает бесследно. Это бесконечная цепь, бесконечный круговорот.
ЭДУАРДО. Браво! Начало и конец переплетаются, как ноги Мерилин Монро. Но если говорить серьезно — вы можете быть совершенно спокойны. Одежда, которую я вам предлагаю самого безгрешного происхождения. Вот, например, спортивный пиджак я купил у барона Кордзилло.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. У барона Кордзилло? Но ведь я его знавал: видел его четыре или пять лет тому назад. Этот пиджак никак не мог быть ему в пору. Барон был толстяк, каких мало…
ЭДУАРДО. Был толстяком, добрый мой! Был! А теперь на него страшно смотреть: кожа да кости… Бросьте, бросьте, молодой человек… Все эти вещи принадлежали людям совершенно живым…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК исчезает за занавеской и начинает раздеваться.
… вечно живым в сердцах их вдов!..
В тот момент, когда ДЖЕННАРО сносит одежду в примерочную, раздается стук в дверь.
ЭДУАРДО делает Дженнаро жест рукой: открыть дверь. Входит миловидная женщина лет сорока. При виде ее ЭДУАРДО прикидывается опечаленным.
СОРРЕНТИНО (тихо, показывая на Эдуардо). Как поживает дон Эдуардо? Отошел немного?
ДЖЕННАРО. Сносно. Помаленьку очухивается, госпожа Соррентино, помаленьку очухивается … Но вы же знаете его? Горд, ох, как горд… До сих пор пилит себя за то, что обратился к вам…
СОРРЕНТИНО делает жест, обозначающий: «представьте это дело мне», и подходит к Эдуардо. ЭДУАРДО сидит в кресле, закрыв руками лицо, будто даже не ведая, что пришла гостья. СОРРЕНТИНО с нежностью гладит волосы.
ЭДУАРДО (издает глубокий вдох; затем не подымая головы, как бы продолжая рассматривать носки своих ботинок, медоточивым, как по телефону голосом). Это вы, сударыня? (Совсем другим тоном к Дженнаро, который вышел из примерочной.) Кресло! Чего рот разинул!
ДЖЕННАРО почтительно спешит выполнить приказание.
СОРРЕНТИНО. Да… дорогой… Это я… Как поживаете? Все еще сердитесь?
ЭДУАРДО (не меняя позы). И да, и нет. (Подымает голову и смотрит в нее в упор.) Вы даже представить себе не можете…
СОРРЕНТИНО. Я?
ЭДУАРДО (глядя на нее в упор). Да! Я и на них сердит, и на самого себя.
СОРРЕНТИНО. А вы-то тут при чем?
ЭДУАРДО. Увы! Прежде всего на себя! Вы же меня знаете. Разве похож я на картежника? И случись же такое! Сижу я там, отказаться решительно никакой возможности, — а они говорят: «Так сыграем по маленькой в покер?»
ДЖЕННАРО возвращается с новой партией платья.
В покер? Знаю, знаю, как это бывает: начать с бобов, а кончить ананасами в шампанском?
СОРРЕНТИНО. Да бросьте вы об этом… Я-то знаю… мужчина есть мужчина….
ЭДУАРДО (делая вид, что злится на самого себя). Мужчина остается мужчиной до тех пор, пока не перестанет им быть! Нет, нет и нет! Я должен был встать (подымается) и сказать: «Господа! Вы думаете, что к вам забрел Аристотель Онассис?» (Снова садится.) Это одно. А еще я должен был сказать: «Видали? Покамест мы играем на фасоль, ко мне приваливают и фулы и королевские флеши. Но как только переходим на деньги — ничего, кроме пар валетов или десяток!» Словом, к концу вечера я оказался должен чистенькими триста тысяч лир! (Понижая голос.) Понятно, на слово!
СОРРЕНТИНО (снова гладит его волосы). Ладно, будет… все уже позади… Мы уже уплатили, не так ли?
ЭДУАРДО (бросаясь перед ней на колени и покрывая его руки поцелуями). Ну а я… нашедший такого ангела-хранителя, который помог мне уплатить долг чести, что могу я сделать для вас? Не думать об этом? Нет, милая моя Адальджиза, мне стыдно жить, стыдно дышать одним воздухом с вами!
СОРРЕНТИНО. А все потому, что вы настоящий мужчина! Только хватит об этом! Я пришла к вам … Я тут… (Одной рукой ласково треплет его за щеки, другой щупает его бицепсы.)
ЭДУАРДО (лицо его выражает испуг, как это бывает перед лицом неминуемой опасности; он мягко избегает вот-вот готовых раскрыться объятий, отсаживается от вдовы на разумное расстояние). А вы, Адальджиза, вы-то как поживаете? Обдумали, что я вам советовал? Перестановку сделали? Протерли мебель спиртом, чтобы отбить этот ужасный запах табака? Убрали коллекцию трубок?
СОРРЕНТИНО (шепотом). Да… Сегодня служанка принесет ее вам…
ЭДУАРДО. Разумно! А убранство спальни заменили?
СОРРЕНТИНО. Заменила. Теперь там все бледно-розовое. (С тяжелым вздохом.) Но это ничему не помогло.
ЭДУАРДО. Как так?
СОРРЕНТИНО. Ох, дон, Эдуардо, лучше не спрашивайте! Никому бы не пожелала… (не выдержав) подобных мучений!
ЭДУАРДО. Мучений? Вы говорите о постигшей вас утрате?
СОРРЕНИНО. Отчасти… Конечно, в основе всего именно это… Но самое страшное — это отсутствие… Дон Эдуа, при вашем-то уме и проницательности разве вы не понимаете состояние вдовы… еще совсем молодой?…
ЭДУАРДО (с серьезным беспокойством). Как же, как же… Однако…
СОРРЕНТИНО (в порыве откровенности). Представьте себе, если с одной чаши весов снимут груз, оставив его на другой? Что произойдет с весами?
ЭДУАРДО (не понимая, куда она клонит). Одна чаша, бесспорно, перевесит другую.
СОРРЕНТИНО. Вот-вот! Именно это и происходит со мной! Дорогой Эдуардо, клянусь вам: только теперь я поняла, почему в Индии, когда умирает муж, вдову сжигают на том же костре. Именно так должны поступать и у нас, здесь в Неаполе!
ЭДУАРДО. Ну… это вы бросьте! А что бы оставалось делать мне в таком случае?
СОРРЕНТИНО. Как?
ЭДУАРДО. Я хотел сказать, Адальджи…
При этих словах вдова СОРРЕНТИНО сладко замирает.
… что во мне вы имеете брата… близнеца… так сказать, духовного брата…
СОРРЕНТИНО (явно разочарованная словами Эдуардо, как бы рассуждая вслух сама с собой). Брата? Нет, брат тут не поможет… дело совсем в другом… выход может быть только один….
ЭДУАРДО. Не надо преувеличивать! Нет слов, плоть наша слаба, но ставку надо делать на дух! Разрешите спросить: если для женщины нет иного выхода, то какой же выход может быть для мужчины?
СОРРЕНТИНО. Я что-то не пойму, дон Эдуа, какое касательство к делу имеет это ваше сравнение?
ЭДУАРДО. Научно доказано и всеми признано, что в области желаний пропорция между полами составляет один к десяти.
СОРРЕНТИНО. То есть?
ЭДУАРДО. Женское желание равняется одной десятой желания у мужчин. И наоборот. Вы меня поняли? Природа отвечает на этот вопрос ясно.
СОРРЕНТИНО (печально). Ну, что я могу вам ответить? Значит, мне нужно было родиться мужчиной.
ЭДУАРДО (отодвигаясь от вдовы еще дальше). Никоим образом! Вы прелестны именно такой, какая вы есть. Беда лишь в том, что вы редко обращаетесь к разуму. Брак заключается на веки вечные. Когда — тьфу, тьфу! — вы перейдете в лучший мир, что вас ждет? Вас ждет чистая душа дона Чезаре. Вы обниметесь, вы улыбнетесь друг другу, и все пойдет, как прежде!..
СОРРЕНТИНО. А до перехода в лучший мир?
ЭДУАРДО (пропуская это замечание мимо ушей). Но если вы скомпрометируете себя какой-либо другой связью — с кем же вы воссоединитесь в загробном мире? Тут все должно быть чисто и ясно.
СОРРЕНТИНО (понуро). Дон Эдуа, говорить легко… Вас можно заслушаться…. Но я дошла до такого состояния, что думать о последствиях, которые могут произойти в потустороннем мире, я больше не в силах. Неужели нет никаких способов? Я же живу на земле, здесь в Неаполе, и я хочу найти выход…. Вы не представляете моих мучений. По ночам я не сплю, а если сплю, то вроде как бы не сплю… Протягиваю руку — и что же нахожу? Пустоту, мрак…. Одиночество! Я вскакиваю, принимаю холодный душ, глотаю успокаивающие таблетки, распахиваю окно… и о боже! что же я вижу? Двухметрового красавца, голого, который делает зарядку…Выбегаю на улицу и, надо же! — первый кто попадается мне навстречу — дон Кармело, мясник! Вы его знаете? Косая сажень в плечах! Посмотрели бы как он точит нож, рассекает тушу, то и дело пощипывая свою бородку! О, если бы вы видели его бородку! Я так и чувствую ее…
ЭДУАРДО. Быть не может! Да разве борода приятна женщинам? Я, например, всегда аккуратно выбрит.
СОРРЕНТИНО. И зря! Смею вас уверить, дон Эдуа, что женщинам подчас очень приятно бывает пощупать бородку: ведь это что-то совсем иное, на нас не похожее, какой-то другой мир!
ЭДУАРДО. Боже милостивый, бородатый мир!
В дверях закута появляется МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК в одних трусах. Соррентино вскрикивает.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК исчезает.
СОРРЕНТИНО (тяжело дыша). Бородатый мир… да, бородатый …. Как хотите называйте его… Ценится только разница. Вам нравится все женское, мне — все мужское.
Проходит ДЖЕННАРО с очередным костюмом для молодого человека.
ЭДУАРДО. Адальджи! Давайте не будем хитрить. К чему вы клоните?
СОРРЕНТИНО (с горечью). Я потеряла всякий стыд, Эдуардо! Вот уже год, как я цепляюсь за вашу дружбу. Больше я этого делать не стану. Или вы оказываете мне реальную помощь, или я брошусь в объятия первого встречного.
ЭДУАРДО (раздумывает некоторое время, затем, искоса поглядев на привлекательные формы вдовы, решительно произносит). Вот уж не ожидал услышать этакое от вас, Адальджи!.. Вы мне всегда казались куда более спокойной… способной на больший, что ли, самоконтроль… на большую самоотверженность. Так значить, говорите оказать вам небольшую помощь? Вот такусенькую? (Показывает кончик пальца.
СОРРЕНТИНО (раскинув руки). Вот такую…. Только бы все получилось!
ЭДУАРДО. Ну что ж. (Прикидывая что-то в уме.) Посмотрим, поищем и найдем путь к вашему излечению…
СОРРЕНТИНО. Вот здорово! Какой же путь?
ЭДУАРДО. Самый нормальный… только через подставное лицо.
СОРРЕНТИНО. Как так? Простите, я что-то не понимаю вас.
ЭДУАРДО (серьезно и в то же время загадочно). Есть путь спиритический.
СОРРЕНТИНО (испуганно). Как вы сказали?
ЭДУАРДО (спокойно). Знаете, что такое спиритизм? Вызывание душ! Короче, кому вы принадлежите на веки вечные, до второго пришествия? Покойному Чезаре Соррентино.
СОРРЕНТИНО. Чепуха! Давно иссякший источник!
ЭДУАРДО. Ничуть не иссякший! И еще как не иссякший! Поймите, мы ставим незабвенного дона Чезаре в чертовски щекотливое положение. Мы должны ему сказать: дон Чезаре, ты скончался, но супружеские обязанности остаются. А потому будь добр вселись на пару часов в грешное тело дона Эдуардо Палумбо и напомни любезной супруге о своем существовании.
СОРРЕНТИНО. О, Мадонна, и это можно сделать?
ЭДУАРДО. С помощью медиума.
Появляется ДЖЕННАРО с тремя или четырьмя шляпами для молодого человека.
СОРРЕНТИНО. И у вас есть этот медиум под рукой?
ЭДУАРДО. Вот он. (Показывает на проходящего Дженнаро.)
СОРРЕНТИНО. Дон Дженнаро?
ЭДУАРДО. Он самый.
СОРРЕНТИНО. Так чего же вы мешкаете? Зовите его скорее!
ЭДУАРДО. Как? Немедленно?
СОРРЕНТИНО (в нетерпении). А чего ждать?
ЭДУАРДО. Э,нет… Сию минуту никак нельзя… Для этого требуется некоторая подготовка… так сказать самоочистка. (Вынимает записную книжку и перелистывает ее с медлительностью, для вдовы невыносимой.) А вот, скажем….
СОРРЕНТИНО. Завтра?
ЭДУАРДО (отрицательно качает головой). Нет…. Как минимум через двадцать дней. Вот … во вторник восемнадцатого июля в четырнадцать тридцать я вместе с медиумом буду у вас.
СОРРЕНТИНО. У меня? Нет, у меня нельзя. Соседи и так болтают…
ЭДУАРДО. Они и раньше болтали, еще при жизни вашего мужа.
СОРРЕНТИНО. Болтали, верно… Знаете, эти новые дома… стены такие тонкие… слышимость полная…
ЭДУАРДО. Тогда, пожалуйте сюда… Прекрасно. Чай или крепкие напитки?
СОРРЕНТИНО. На ваше усмотрение.
ЭДУАРДО. Музыка? Немного Моцарта?
СОРРЕНТИНО. Отлично… Но знаете, быть может, все же лучше что-нибудь наше, неаполитанское?
ЭДУАРДО. Договорились. Значит, через месяц увидимся.
СОРРЕНТИНО. Да вы же обещали восемнадцатого июля?
ЭДУАРДО. Вы не так поняли. (Раскрывает записную книжку.) Я сказал в четверг девятого августа… Вот здесь написано… в восемнадцать тридцать.
СОРРЕНТИНО. А сперва говорили в четырнадцать тридцать?
ЭДУАРДО. Нет, слишком близко к обеду.
СОРРЕНТИНО. Пусть так, дон Эдуа, я потерплю.
ЭДУАРДО. Вот и молодец. Месяц потерпите.
Обрадованная вдова бросается к Эдуардо, горячо целует его и выбегает через запасную дверь, которую ДЖЕННАРО закрывает за ней.
ДЖЕННАРО. Терпение — это сад, где расцветают грядущие радости.
ЭДУАРДО. Что ты сказал?
ДЖЕННАРО. Не я, герцог Ларошфуко.
В главных дверях появляется ДОННА ГРАЦИЕЛЛА с хозяйственной сумкой. Она осторожно ставит сумку на пол, на цыпочках подкрадывается к Эдуардо, закрывает ему глаза ладонями и целует в затылок. ЭДУАРДО рывком поворачивается, стараясь высвободиться из рук Грациелллы.
ЭДУАРДО. Донна Грациелла! Уж не знаю, как и просить вас! Давайте с этим покончим! У вас же муж!
ГРАЦИЕЛЛА. Это ты мой муж!
ЭДУАРДО. Еще раз прошу! Ведите себя как подобает добродетельной супруге.
ГРАЦИЕЛЛА. Ой, какой ты хорошенький, Эдуа! Злость подходит тебе как серый галстук к синему костюму! Повтори еще разок: «Ведите себя как подобает добродетельной супруге»! Мне все в тебе нравится! Как ты говоришь, как смеешься, как ходишь! Все решительно все! Дай мне пощечину!
ЭДУАРДО (делает такой жест, будто и впрямь готов закатить ей пощечину). Господи, в самом деле… Видно, без палки не обойтись! Донна Грациелла, вы злоупотребляете…
Из примерочной выходит МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, ЭДУАРДО сдерживается.
(Молодому человеку.) Значит, все в порядке?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. В полном. Даже не знаю, как вас благодарить!
ЭДУАРДО. Сущие пустяки. После обеда все будет доставлено вам на дом.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Очень любезно с вашей стороны… (Прощается и сопровождаемый Дженнаро, идет к выходу)
ЭДУАРДО. Деньги вы отдали Дженнаро?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Да-да… Будьте здоровы! (Уходит.)
ЭДУАРДО (Грацииелле, прежним сердитым тоном). Вы злоупотребляете моим терпением!
ГРАЦИЕЛЛА. Милый! Да ты просто тигр!
ЭДУАРДО. Хватит! Больше я не выдержу… Дайте хоть дух перевести!..
ГРАЦИЕЛЛА. Не надо переводить! Он мой, этот твой дух, и принадлежит мне одной!
ЭДУАРДО (не заботясь о том, что Дженнаро, успевший убрать зеркало в стену, находится рядом и все слышит). Ни дух, ни тело! Я уже объяснил вам: между нами быть ничего не может, это несовместимо с моей профессией!
ГРАЦИЕЛЛА. Ты это о своей постыдной профессии?
ЭДУАРДО. Постыдной? Чего же тут постыдного? И вам не совестно? Подумайте хорошенько: разве есть что-нибудь предосудительное в том, чем я занимаюсь? Нешто я людей убиваю? Не убиваю, а иметь дело с мертвецами….
ГРАЦИЕЛЛА (с горечью). … и прибегать, как шакал…
ЭДУАРДО. Не как шакал, а как голубь… глю… глю… глю… я несу в своем клюве утешение, каплю надежды…
ГРАЦИЕЛЛА. И забираешь при этом одежду, обувь, деньги….
ЭДУАРДО. Что делать Грациелла, раз в этом мире нет ничего бесплатного! Ведь даже за милосердие Господне приходится платить! Древние приносили в жертву быков и овец… А мы должны платить даже за заупокойные мессы. А важно то, что намерения у меня самые чистые, самые человечные…. Цель облагораживает средства…
ГРАЦИЕЛЛА. Так почему же ты не хочешь утешить, ублаготворить меня?
ЭДУАРДО. Потому что ты замужем. А женщины замужние и одинокие меня не интересуют. Мало того, для меня они представляют самую большую из всех возможных опасностей. Грациелла, я занимаюсь исключительно вдовами, только вдовами. Стоит допустить крохотное исключение — моей фирме коней! Вы же вашим поведением непрерывно толкаете меня к банкротству! А это, скажу я вам, с вашей стороны даже не честно!
ГРАЦИЕЛЛА (вызывающе закинув ногу на ногу). Нечестно? Значит, это я толкаю тебя на банкротство? Так надо понимать?
ЭДУАРДО. Так или не так, но дальше это не может продолжаться. Поймите меня правильно: лишь с тех пор, как я с таким трудом создал свое дело, я вкусил и капельку благополучия и обрел минимум покоя. А ведь до этого чего я только не пробовал? И все сплошная дырка от бублика! И вот тогда я понял, что истинное мое призвание — утешить вдов. Не теряйте со мной понапрасну времени! Я схимник, странствующий монах-утешитель! Я дал себе зарок, Грацие, я не могу нарушать данный обет!
ГРАЦИЕЛЛА. Но ведь ты еще мужчина!
ЭДУАРДО. Ну и что?
ГРАЦИЕЛЛА (кокетливо улыбаясь). Как что? … Нарушь свой обет … Разок отступи…
ЭДУАРДО. Не могу!
ГРАЦИЕЛЛА. Можно все.
ЭДУАРДО. Донна Грацие, давайте сбросим маски и будем говорить без обиняков?
ГРАЦИЕЛЛА. Я готова
ЭДУАРДО. Если в Неаполе существует женщина, ради которой — не будь я тем, что я есть — я бы заложил душу черту, то эта женщина только вы: такая красивая, душистая, нарядная. Понятно? В этом вашем благоухании, вашей красоте я бы хотел поселиться, взять вас в аренду минимум на тридцать лет и повесить при входе объявление: «Помещение сдано». Разве я слепой инвалид или идиот? Листая наши еженедельники, я часто думаю: «Видал? Это Софи Лорен? Куда ей до Грациеллы!» Грацие, вы стоите всех семи чудес света, я же воплощение запретов! Тут ничего не попишешь! Вы должны уйти, оставить меня в покое. В противном случае мне придется прибегнуть к тому, к чему ни один мужчина никогда не должен прибегать: обратиться к вашему мужу!
ГРАЦИЕЛЛА слушает его совершенно пораженная.
(Вдруг переходит с высокого патетического тона на деловую прозу.) Кстати, как он поживает? Сегодня утром он выглядел как-то неважно. Цвет его лица мне совсем не нравится.
ГРАЦИЕЛЛА (незаметно поглаживая руку Эдуардо, говорит словно в бреду). Печень. Еще диабет в придачу. Лечу его. Нужно сделать какие-то уколы…
Стук в дверь. ГРАЦИЕЛЛА инстинктивно отсаживается от Эдуардо.
Слышен голос дона Джачинто.
КАММАРОТА (входит). Можно?
ЭДУАРДО. Прошу вас садитесь. Ваша супруга здесь.
ГРАЦИЕЛЛА подбегает к мужу.
Вот видите, с вами ничего не случилось!
КАММАРОТА. Это вам кажется! А я чувствую ужасную тяжесть в голове…
ЭДУАРДО. А как же без тяжести? Ведь это мозг, а он суть центр чувства тяжести, весомости. Может, желаете таблетку аспирина?
КАММАРОТА. Нет, спасибо… Знаете, у меня правило… из посторонних рук никогда ничего не брать… (Говорит нервно, какими-то словесными залпами. По речи можно понять, что он маньяк.) Пусть, например, я упаду посреди улицы… пусть кто угодно подойдет со стаканчиком коньяка… Я выплеснул содержимое прямо ему в морду…. Пить ни за что не стану! Умру, а пить не стану!
ЭДУАРДО. Почему же?
КАММАРОТА. Потому что в Неаполе полно людей, которые мечтают сжить меня со света.
ГРАЦИЕЛЛА. Видали каков? Уверяет, что положиться нельзя ни на кого!
ЭДУАРДО (подливая масла в огонь). Даже на вас?
КАММАРОТА. Даже на нее. Прости, Грацие. Я, дон Эдуардо, люблю свою Грациеллу. Но ведь что такое жена? Не мать и не сестра! Жена — как говорится — «кровь одолженная», «взятая заимообразно».
ЭДУАРДО. Очень любопытно то, что вы сказали, дорогой Джачинто, очень любопытно! Однако, позволю себе заметить, в таком случае жена ваша заслуживает самых неслыханных процентов.
КАММАРОТА. Знаю, знаю… Знаю и то, что из-за нее многие мне завидуют… Быть может и вы завидуете… в глубине души, наверняка у вас к ней чувство…
ГРАЦИЕЛЛА. Ну что ты мелешь, Джачинто! Дон Эдуардо только что расхваливал твое изящество и твою элегантность!
КАММАРОТА. Вполне допускаю! Но думаю, что именно это мое изящество и элегантность возбуждает в доне Эдуардо и чувства весьма недобрые! Можете поверить! Еще внизу я прочитал в глазах швейцара: «А, он сшил себе новый костюм!» Какая гадость! Да тут прямо по гвоздям каким-то все время ходишь!
ЭДУАРДО. А вы припасите на всякий случай молоток, дон Джачи. Но что вам взбредает в голову этакая чепуха? Скажите, а выход ваш был удачным? В магазинах все в порядке? А теперь вы пойдете плотно и вкусно поесть, потом расположитесь в кресле, и рядом с вами будет донна Грациелла… ну есть ли в Неаполе человек счастливее вас?
КАММАРОТА (решительно). Полно, дорогой Эдуардо, первый встречный счастливее меня! Ну, а теперь будьте здоровы. Мир полон мерзавцев, которые… (Берет Грациеллу под руку и направляется к двери.) Пошли!
С порога ГРАЦИЕЛЛА бросает на Эдуардо взгляд, полный страсти. Едва супруги удалились, как входит рассыльный из кафе с подносом, на котором стоит бутылка.
ЭДУАРДО. Это кто прислал?
РАССЫЛЬНЫЙ. Ваша супруга.
ЭДУАРДО. Нет у меня никаких супруг!
РАССЫЛЬНЫЙ (смущенно). И тем не менее… а вот и она сама … (Показывает рукой на дверь.) Вон та дама.
КОНЧЕТТА (голос). Эдуардо! Эдуардо!
ЭДУАРДО (почти криком). Донна Кончеттта Меле!
На пороге и в самом деле появляется донна КОНЧЕТТА.
Что это такое?
КОНЧЕТТА. Моя предобеденная мысль — о вас. Аперитив. Пойдет вам на пользу.
ЭДУАРДО (с трудом сдерживаясь). Однако же!
КОНЧЕТТА (убеждая). Выпейте…выпейте стаканчик.
ЭДУАРДО. Хорошо я выпью, но вы тут же уйдете отсюда.
КОНЧЕТТА. А если не выпьете? Я только посмотрю, как вы пьете, и тут же уйду.
ЭДУАРДО (залпом выпивая стаканчик). Видели? А теперь вон!
КОНЧЕТТА уходит, довольно улыбаясь. РАССЫЛЬНЫЙ остается.
А ты чего ждешь?
РАССЫЛЬНЫЙ (показывая на бутылку). Куда поставить?
ЭДУАРДО. А разве ты ее не уносишь?
РАССЫЛЬНЫЙ. Зачем? Уплачено за целую.
В дверях появляется голова довольной Кончетты. Рассыльный уходит, поставив бутылку на стол.
ЭДУАРДО (запустив пальцы в волосы). Ну и денек! Ну и денек!
Слышит условный стук в дверь.
ДЖЕННАРО. Дон Эдуа.
ЭДУАРДО. Что там?
ДЖЕННАРО. Пришла вдова Пальяруло.
ЭДУАРДО. Чего ей?
ДЖЕННАРО (выглядывая из своего закутка). Вы разве забыли, что на сегодня назначен спиритический сеанс?
ЭДУАРДО (со стоном). О-о-о….
Впадает в прострацию. ДЖЕННАРО тем временем открывает маленькую дверь. Входит вдова ПАЛЬЯРУЛО, приятная тридцатипятилетняя женщина.
ПАЛЬЯРУЛО. Эдуардо! Эдуардо! Сегодня ночью я не сомкнула глаз… откровенно признаюсь, что мне даже немного страшно…
ЭДУАРДО (с некоторой надеждой). Так лучше отложим?
ПАЛЬЯРУЛО. Нет-нет! Ни в коем случае! Я решилась. Неужели я увижу своего Паскуале? Вы думаете, он явится?
ЭДУАРДО. Гарантировать не могу! Явится, если только не занят чем-нибудь крайне важным. Я, своей стороны, приложу все усилия. Вы представить себе не можете, сколько стараний надо приложить, чтобы вызвать и принять в свое тело человека с того света!.. Знаете, пожалуй, даже работа носильщика покажется сущим пустяком! Попадаются покойники капризные. Они норовят увильнуть подраться, да некоторые и весят порядком… У, сколько весят! Может, все-таки отложим?
ПАЛЬЯРУЛО. О, нет, ни за что!
ЭДУАРДО. Ну, тогда… (Другим тоном.) Дженна, ты готов?
Из закутка выходит старый ДЖЕННАРО в какой-то черной хламиде и нашитыми лунами и другими астральными знаками, выкрашенными в яркие цвета.
ДЖЕННАРО. Я готов.
Вдова ПАЛЬЯРУЛО и ЭДУАРДО усаживаются рядышком на диванчик. ДЖЕННАРО начинает делать какие-то магические движения перед сидящей парой. В руках у него палочка, которой он вычерчивает круги.
Про протемпестате темпестатас… нулли референте шипаттус сумла.
ПАЛЬЯРУЛО. О чем это он?
ЭДУАРДО. Молчите!
ДЖЕННАРО. Сосредоточьтесь!
ПАЛЬЯРУЛО. На чем?
ДЖЕННАРО. На том, что вам больше всего по душе!
ПАЛЬЯРУЛО. А я всегда на этом сосредоточена…
ДЖЕННАРО. В таком случае удвойте усилия!
ПАЛЬЯРУЛО (сосредоточиваясь). Так… Я готова….
ЭДУАРДО делает то же самое. ДЖЕННАРО подходит к балконной двери. Наступает почти полная темнота. ДЖЕННАРО возвращается к диванчику, чертит в воздухе магические знаки и произносит какие-то бессмысленные слова.
ДЖЕННАРО. Капесптус абстрактус парвикула ингроссанди… (Без всякого перехода, к Эдуардо.) Глаза! Глаза!
ДОН ЭДУАРДО таращит глаза на Дженнаро, и тот как бы сообщает им нужные флюиды. Всякий раз, когда ДЖЕННАРО к нему наклоняется, ЭДУАРДО вздрагивает. Вдова в оцепенении наблюдает за происходящим.
ЭДУАРДО (утробным голосом, долженствующим достигнуть крайних пределов мироздания). Пальяруло! Паскуале Пальяруло! Пальяруло… ты меня слышишь? (Тихо, вдове.) Как звали вашего свекра?
ПАЛЬЯРУЛО (едва выдохнув). Никола!
ДЖЕННАРО. Паскуале Никола! (К вдове.) Где родился ваш муж?
ПАЛЬЯРУЛО. В Бари.
ДЖЕННАРО. … родом из Бари. Явись! Предстань перед нами! Войдя в плоть нашего ныне здравствующего дона Эдуардо! Паскуале Пальяруло! Ты не имеешь права уклоняться! Явись!
ЭДУАРДО вздрагивает сильнее, чем прежде.
ПАЛЬЯРУЛО. Что там? Пришел? Уже вселился?
ЭДУАРДО (ощупывает ногу, как если бы дух Пальяруло избрал именно эту дорогу для вселения). Сдается, что уже…
ДЖЕННАРО. Дон Паскуале, не подводи! Вот уже два с половиной года, как ты не видел своей жены! Не посрамись!
ЭДУАРДО (сам с собой). Хорошо сказать, не посрамись! (Гладит свое тело, будто помогая духу окончательно разместиться в нем: в этот момент он похож на руку, на которую надевают перчатку. Еще одно последнее и самое сильное конвульсивное движение, и он оборачивается к вдове с широко раскрытыми радостными глазами: так пассажир, спустившийся с трансатлантического лайнера, встречает своих родных. Кричит с сильным апулийским акцентом.) Филумена! Родная моя!
ПАЛЬЯРУЛО (на верху блаженства, в радостном изумлении). Паскуале!
В этот момент ДЖЕННАРО нажимает кнопку, и из стены опускается уже разостланная постель. Вдова, не подозревавшая о существовании постели, издает одновременно радостный и испуганный крик. ДЖЕННАРО удаляется к себе, предварительно удостоверившись, что ПАЛЬЯРУЛО и ЭДУАРДО перебрались в постель.
Занавес медленно падает.