Когда Эйслинн проснулась на следующее утро — все еще в объятиях Сета — она знала, что пришло время рассказать бабушке всю правду. Но как? Как я скажу ей об этом?

Она позвонила бабушке прошлой ночью, чтобы та не волновалась. Бабушка не возражала, чтобы Эйслинн осталась у Сета, только попросила ее быть осмотрительной, «использовать меры предосторожности и иметь голову на плечах». И Эйслинн поняла, что бабушка знала, почему она осталась. Несмотря на свой возраст, бабушка была сторонником женского равенства во всех отношениях. Не так давно это шокировало Эйслинн, когда бабушка изволила провести с ней познавательную беседу «о пестиках и тычинках».

Эйслинн выскользнула из кровати, чтобы быстро заскочить в ванную. Когда она вернулась, Сет лежал, подперев голову рукой.

— С тобой все хорошо? — В его голосе явно слышалось беспокойство. — С нами?

— Даже очень, — она снова залезла в кровать и прижалась к нему. Только с ним одним она действительно чувствовала себя хорошо. — И все же мне скоро придется уйти.

— Только после завтрака, — его голос был низкий и хриплый, когда он скользнул рукой под край ее футболки, бывшей на нем прошлой ночью.

— Я должна идти. Мне нужно поговорить с бабулей и… — она сглотнула, когда он притянул ее к себе на грудь и выдохнул в ее шею.

Его теплое дыхание щекотало кожу.

— Ты уверена? Еще рано.

Эйслинн позволила своим глазам снова закрыться, позволила себе расслабиться в его руках.

— М-м-м… ладно, несколько минут.

Его смех был каким-то темным, другим, каким она и представить его себе не могла — полный невысказанных обещаний. Это было чудесно!

Почти час спустя она оделась и заверила его, что может сама дойти до дома.

— Вернешься позже?

— Как только смогу, — прошептала Эйслинн.

И в самом деле. Она не бросит Сета. Это было невозможно. Если я — действительно их королева, какое они имеют право указывать мне, что делать?

Она все еще улыбалась, когда фейри снаружи поклонились ей. Несколько из тех, что, кажется, были охранниками, следовали за ней, когда она шла через город, держась на небольшом расстоянии. За ними тащился фейри со шрамами, изображавший из себя дядю Кинана в школе.

В ярком солнечном свете, после долгой ночи с Сетом все казалось почему-то менее ужасным, не простым, но возможным. Ей только нужно было поговорить с Кинаном, сказать ему, что она пройдет его испытание, только если сможет сохранить свою настоящую жизнь. Другой вариант — отказаться от своей смертной жизни, чтобы быть или Летней девушкой, или Летней Королевой — ее не устраивал. Теперь она должна была решить, как сказать ему и где его найти.

Однако искать его не пришлось: он сидел на лестничной площадке — невидимый для ее соседей.

— Тебе нельзя здесь находиться, — сказала она скорее раздраженно, чем испуганно.

— Мы должны поговорить. — Он выглядел таким утомленным, что она задалась вопросом, спал ли он вообще.

— Прекрасно, но не здесь, — она схватила его за руку и потянула. — Ты должен уйти.

Он поднялся на ноги, но не ушел, а гневно посмотрел на нее.

— Я ждал большую часть ночи, Эйслинн. Я не уйду, пока мы не поговорим.

Она потянула его от двери, подальше от дома бабушки.

— Я знаю, но не здесь, — она скрестила руки на груди. — Это дом моей бабушки. Ты не можешь здесь находиться.

— Тогда пойдем со мной, — его голос был тих и наполнен тем самым отчаянием, которое она впервые услышала в “Руинах”.

Эйслинн переживала, что он будет сердиться после того, как она убежала, что он не пожелает идти на компромисс, но вместо этого он выглядел таким же подавленным, какой чувствовала себя и она сама, если не больше. Его блестящие медные волосы выглядели тусклыми, словно сияние исчезло. Он провел руками по лицу.

— Мне нужно, чтобы ты поняла. После прошлой ночи…

Бабушка открыла дверь и вышла на площадку.

— Эйслинн? С кем ты разговариваешь…

И тут она увидела его. Двигаясь так быстро, как только могла, она затолкала Эйслинн себе за спину.

— Ты!!!

— Элена? — Начал Кинан с широко распахнутыми глазами, разведя руки, показывая, что не опасен. — Я не причиню вам вреда.

— Тебе здесь не рады, — голос бабушки дрожал.

— Бабуля? — Эйслинн видела в глазах Кинана почти панику, а в глазах бабушки — ярость. Это точно не предвещало ничего хорошего.

Бабушка затащила Эйслинн в открытую дверь и уже готова была закрыть ее, но Кинан остановил дверь ногой, и бабушка принялась изо всех сил тянуть ее на себя.

Он вошел, толкнув дверь, и она захлопнулась за его спиной.

— Я сожалею о Мойре. Я хотел сказать вам это раньше, но…

— Не смей. Ты не имеешь никакого права даже произносить ее имя. Никогда, — голос бабушки сорвался. Она указала на дверь. — Убирайся. Убирайся из моего дома.

— За все эти столетия я не встречал никого похожего на нее. Только Мойру. Я предлагал ей время, — Кинан потянулся, словно собирался взять бабушку за руку.

Она ударила его по руке.

— Ты убил мою дочь.

Эйслинн не могла пошевелиться. Как Кинан мог убить маму? Она же умерла при родах…

— Нет! — Ответил он глубоким голосом, прозвучавшим так же уверенно, как той первой ночью, когда Эйслинн встретила его, как звучал тогда, когда они шли из школы О`Коннелла. — Она убежала от меня, спала со всеми теми смертными. Я попытался остановить ее, но…

Хватит!

— Бабушка! — Эйслинн схватила ее за руку, оттаскивая от Кинана, и подвела ее к креслу.

Кинан даже не вздрогнул.

— Когда смертная девушка избрана, пути назад больше нет, Элена. Я заботился бы о ней даже после рождения малыша. Я ждал, прекратив искать ее, когда она была беременна.

Элена заплакала. Слезы катились по ее щекам, но она не сделала ни одной попытки стереть их.

— Я знаю.

— Тогда вы знаете, что я не убивал ее, — он повернулся к Эйслинн, умоляюще глядя на нее. — Она выбрала смерть от собственной руки, вместо того чтобы присоединиться к Летним девушкам.

Элена уставилась на стену, где были немногие имевшиеся фотографии Мойры и Эйслинн.

— Если бы ты ее не выследил, она была бы жива!

Эйслинн повернулась к Кинану и сказала сдавленным голосом:

— Уходи.

Вместо этого он пересек комнату, подошел к ней, пройдя мимо портретов ее матери, даже не взглянув на них. Он взял Эйслинн рукой за подбородок, вынуждая посмотреть на него.

— Ты — моя королева, Эйслинн. Мы оба знаем это. Мы можем поговорить сейчас или позже, но я не могу позволить тебе отвернуться от меня.

— Не сейчас, — она ненавидела свой дрожащий голос, но не отступала.

— Тогда сегодня вечером. Мы должны поговорить с Донией, организовать тебе охрану и, — он окинул взглядом квартиру, — решить, куда ты хочешь переехать, где захочешь жить. Есть другие, более красивые места, где мы могли бы жить.

Это был фейри, который преследовал ее — уверенный в себе и непобедимый. Так же быстро, как молния рассекает небо, он перешел от просьб к приказам.

Она стала за бабушкиным креслом, недосягаемая для него.

— Я живу с бабушкой.

Мягко улыбаясь, Кинан упал на колени перед Эленой.

— Если вы захотите присоединиться к ней в нашем доме, ваши вещи перенесут туда. Это была бы большая честь для нас.

Бабушка молчала.

— Мне жаль, что Мойра была так напугана. Я так долго ждал, я почти сдался. Если бы я знал, что Мойра будет матерью нашей королевы! — Он покачал головой. — Но все, что я знал, — это то, что она была особенной, меня влекло к ней.

Все время, что он говорил, бабушка не двигалась: она сжала руки на коленях и впилась в него взглядом.

Эйслинн потянулась и схватила руку Кинана.

— Ты должен уйти. Сейчас.

Он позволил ей поднять себя на ноги, но выражение его лица было ужасным. Исчезли все следы доброты, мольбы, осталась только жестокая решимость.

— Ты придешь ко мне сегодня вечером, или я найду тебя, найду твоего Сета. Я не хочу этого, но я уже исчерпал все варианты.

Эйслинн уставилась на него, слова впечатывались в ее память. Она начала день с того, что готовилась к разговору с ним, принимая неизбежное, а он угрожал ей. Он угрожал Сету. Она постаралась, чтобы ее голос прозвучал холодно:

— Не смей ходить туда, Кинан.

Он наклонил голову.

— Это не то, чего я хочу, но я…

— Уходи, — перебила она его, схватила за руку и потащила к двери. — Мы можем поговорить позже, но если ты хоть на минуту подумал, что угрозы помогут… — Она прервалась, готовая вот-вот взорваться. — На самом деле ты не хотел угрожать мне.

— Не хотел, — мягко ответил он, — но, если надо будет, я это сделаю.

Эйслинн открыла дверь и вытолкала его. Прислонившись к закрытой двери, она сделала несколько глубоких вдохов, и произнесла:

— Бабуль, я…

— Уходи, пока он не вернулся. Я не могу защитить тебя. Иди к своему Сету, уезжай, беги куда-нибудь далеко-далеко. — Бабушка подошла к книжной полке, достала пыльную книгу и открыла ее. В середине она была полой. Внутри оказалась толстая пачка банкнот. — Я накопила денег. Я экономила с тех пор, как умерла Мойра. Возьми их.

— Бабуль, я…

— Нет! Ты должна уйти, пока еще можешь. У нее не было денег, когда она убежала; может, если у тебя будут…

Она вошла в комнату Эйслинн и вытащила большую спортивную сумку, решительно запихивая в нее одежду, больше ни на что не обращая внимания — включая повторные попытки Эйслинн поговорить с ней.