Эйслинн была настолько поражена тем, что фейри подошел к ней, что не могла сейчас идти домой. Пока все казалось спокойным, бабушка не накладывала на нее строгих ограничений, но если бы бабуля заподозрила что-то неладное, ее мягкость исчезла бы без следа. И если Эйслинн могла, она старалась не пробуждать в бабушке подозрений, поэтому сейчас она должна была успокоить свои нервы.

А она действительно нервничала больше, чем за все эти годы, — она почти бежала, привлекая внимание фейри. Некоторые из них сразу последовали за ней, пока один волкоподобный фейри не рыкнул на них, и они бросили эту затею — все, кроме одной. Она бежала за Эйслинн на четырех лапах до Третьей улицы. Ее кристальный мех звенел устрашающе мелодично, как будто этот звук должен был усыпить бдительность услышавшего его и заставить доверять ей.

Эйслинн замедлила шаг в надежде, что «волчица» перестанет преследовать ее и эта звенящая песня наконец прекратится. Не тут-то было.

Она сосредоточилась на стуке своих подошв по асфальту, на шуме проезжающих мимо машин, на звучащей где-то музыке с сильными басами — на чем угодно, только не на этой звенящей песне. Она повернула за угол на Крофтер, и красная неоновая вывеска «Вороньего гнезда» отразилась на меху фейри, высветив ее темно-красные глаза. Как и весь центр Хантсдейла, здание, приютившее эту забегаловку, красноречиво говорило о том, в каком запущенном состоянии находился город. Фасады, имевшие когда-то вполне привлекательный вид, сейчас носили отпечатки прошедших лет и разрушений. Низкорослый сорняк пробивался прямо сквозь разбитые тротуарные плитки и стены полузаброшенных построек. По пути к забегаловке и всеми забытой железнодорожной станции она проходила мимо людей, которые — и им не нужна была особая причина для этого — искали что-нибудь, что могло бы затуманить их разум. Она не собиралась пополнять их ряды и не завидовала их временному бегству в такие привлекательные «химические» миры.

Несколько знакомых девушек помахали ей, но не подошли поговорить. Эйслинн могла кивать головой, приветствуя их, поскольку шла уже с нормальной скоростью.

Почти пришла.

Один из друзей Сета, Гленн, зашагал в ее сторону. На его лице было так много всяких цепочек и сережек, что ей пришлось бы прикоснуться к каждой, чтобы сосчитать их. За ее спиной кружила «волчица», подходя все ближе и ближе, острый запах ее меха становился все более удушливым.

— Передай Сету, что привезли колонки, — начал Гленн.

«Волчица», все еще на четырех лапах, толкнула Эйслинн головой. Эйслинн пошатнулась и ухватилась за руку Гленна, чтобы не упасть. Он подался вперед, когда она отпустила его:

— Ты в порядке?

— Наверное, бежала слишком быстро, — улыбнулась она через силу, стараясь выглядеть так, будто устала от быстрого бега, — ну, чтобы согреться.

— Понятно, — он посмотрел на нее знакомым взглядом: он явно не верил ни единому слову.

Она отошла от него, спеша поскорее добраться до дома Сета. В этот момент дверь «Вороньего гнезда» открылась, выпуская на улицу грохот какой-то кошмарной музыки. Скорость ритма бьющих по перепонкам барабанов была даже выше скорости стука ее испуганного сердца.

Гленн прокашлялся:

— Сету не нравится, когда ты тут ходишь, — и указал рукой на темную аллею возле здания, — одна. Ты же знаешь, он очень расстроится, если с тобой что-нибудь случится.

Она не могла сказать ему правду: ее пугали не курящие в аллее парни, а волкообразная фейри, рычащая у ее ног.

— Еще рано.

Гленн скрестил руки на груди и покачал головой:

— Как знаешь.

Эйслинн направилась к краю аллеи, чтобы поскорее оказаться в безопасности стальных стен дома Сета.

Гленн наблюдал за ней, пока она не вышла из аллеи.

«Волчица» щелкала зубами в воздухе за спиной Эйслинн. В конце концов, Эйслинн обуял страх, и она бегом преодолела оставшееся до железнодорожной станции расстояние.

В начале поезда Сета она остановилась, чтобы привести себя в порядок. Они с Сетом давно были знакомы, но он все еще волновался, если она была чем-то расстроена.

«Волчица» завыла, потому что Эйслинн оставалось пройти всего несколько метров, но теперь это не так сильно беспокоило ее — рядом со стальным вагоном она чувствовала себя в большей безопасности.

Поезд Сета был прекрасен. Как я могу волноваться здесь? Его внешняя стена была покрыта разнообразными граффити — от анимэ до абстрактных рисунков; прекрасные и непонятные, они сливались друг с другом в неожиданный коллаж, будто призывая зрителя отыскать смысл в образах, найти закономерность, прячущуюся в буйстве красок. В один из нескольких теплых месяцев они сидели с Сетом в его странном саду, рассматривая эти рисунки и понимая, что красота заключается не в симметрии, а в незапланированной гармонии.

Такими же были и их отношения.

Сад Сета представлял собой не просто нарисованные декорации. По всему периметру, словно какие-то неестественные деревья, «росли» металлические скульптуры, созданные Сетом за последние несколько лет. Между этими скульптурами — а кое-где и вокруг них — цвели разные цветы и кусты. Несмотря на губительное воздействие долгих зимних месяцев все растения чувствовали себя прекрасно под неусыпной заботой Сета.

Сердце перестало колотиться, и Эйслинн подняла руку, чтобы постучать, но тут дверь распахнулась. Сет, ухмыляясь, стоял в дверном проеме. В свете уличных фонарей он выглядел немного пугающе: его брови, казалось, светились, кольцо в нижней губе поблескивало. Черные волосы падали на его лицо, как тонкие черные стрелки, указывающие на его широкие скулы.

— Я уже начал думать, что ты на меня забила.

— Не знала, что ты меня ждешь, — сказала она, надеясь, что голос прозвучал как обычно.

С каждым днем он становится все сексуальнее.

— Я не ждал, но надеялся. Всегда надеюсь. — Он потер руки, согревая их, поскольку был в футболке. Он не был слишком мускулистым, но его руки, как и все остальное, обладали весьма четкими очертаниями. Он приподнял бровь и спросил: — Так и будешь тут торчать или зайдешь?

— У тебя есть еще кто-то?

— Только я и Бумер. — Засвистел чайник, и он пошел внутрь, предлагая на ходу: — Чайник закипел, будешь что-нибудь?

— Просто чай.

Ей уже было лучше: когда он был рядом, Эйслинн чувствовала себя более уверенно. Сет был воплощением спокойствия.

Когда его родители уехали с какой-то миссией, они оставили ему все свои сбережения. Но он не растратил деньги. Он купил несколько вагонов и превратил их в своего рода трейлер. Все остальное он тратил умеренно, иногда позволяя себе вольности в виде посиделок в баре или вечеринок. Он говорил о колледже, о школе искусств, но явно не горел желанием там учиться.

Она зашла внутрь и оказалась в окружении стопок книг, нашедших себе место прямо на полу. Чосер и Ницше лежали возле «The Prose Edda»; «Кама Сутра» примостилась рядом с «Историей мировой архитектуры» и романами Клэр Данкл.

Сет читал все подряд.

— Просто подвинь Бумера. Он сегодня какой-то вялый. — Он указал на удава, дремлющего на одном из складных стульев в передней части вагона, служившей в качестве гостиной.

Спинки двух стульев — зеленого и ярко-оранжевого — изгибались в форме буквы «С», подлокотников не было, поэтому при желании на них можно было сидеть с ногами. Возле каждого из них стояли деревянные журнальные столики, с громоздящимися на них книгами и кипами газет.

Она аккуратно подняла свернувшегося кольцами удава и перенесла на диван в другом конце узкой комнаты.

Сет вернулся с двумя китайскими блюдцами, на которых стояли такие же чашки с голубым цветочным орнаментом, на две третьих наполненные чаем.

— Высокогорный сбор. Купил сегодня утром.

Она взяла чашку, пролив немного через край, и попробовала:

— Ничего.

Он сел напротив нее, держа чашку в одной руке и блюдце — в другой, умудряясь выглядеть до странности величественно несмотря на покрытые черным лаком ногти.

— Ну и, есть кто в «Вороньем гнезде»?

— Гленн остановил меня. Привезли твои колонки.

— Хорошо, что ты туда не заходила. Вчера ночью там была проверка. — Он слегка нахмурился. — Гленн тебе не сказал?

— Нет, он знал, что я не останусь. — Она подобрала ноги, радуясь, что он перестал хмуриться. — Кого-нибудь взяли? — Она устраивалась на стуле в ожидании последних слухов.

В большинстве случаев она сворачивалась клубочком и слушала, как он говорит с людьми, которые приходили к нему почти каждый день. Тогда она могла думать (правда, только на короткое время), что мир — всего лишь то, чем он кажется, ни больше, ни меньше. Сет давал ей возможность поверить в иллюзию нормальности окружающего мира.

Но не поэтому она стала ходить к нему в гости. Однажды она узнала , что он живет в доме со стальными стенами. И именно это стало одной из причин того, что у нее начали появляться до дикости глупые мысли о нем, однако, он не заводил с девушками отношений. Его репутация говорила о том, что девушки не интересуют его больше, чем на одну ночь. Такое положение вещей ее однозначно не устраивало. Ей хотелось быть с ним, но не хотелось разрушить их дружбу и потерять доступ в его дом — убежище со стальными стенами.

— Ты в порядке?

Она внимательно посмотрела на него:

— Да, я, наверное, просто устала.

— Хочешь поговорить об этом?

— О чем? — Она сделала глоток чая, желая, чтобы он ни о чем ее не спрашивал и, в то же время, чтобы он продолжал расспросы.

Как приятно было бы рассказать кому-то! Просто поговорить об этом… Бабушка не говорила о фейри, если в этом не было необходимости. Она была стара и с каждым днем выглядела все более уставшей, чтобы расспрашивать о том, как прошел день Эйслинн, и чтобы сама Эйслинн рассапрашивала бабушку, куда она уходит на закате.

Эйслинн позволила себе осторожно улыбнуться Сету. Я могла бы сказать ему . Но нет. На этом бабушка особенно настаивала.

Поверит ли он мне?

Из глубины соседнего вагона послышалась музыка — еще одна смесь из тех, что он предпочитал, от Godsmack до Dresden Dolls, Sugarcult и Рахманинова, и еще чего-то, что она не могла идентифицировать.

Это оказывало умиротворяющее воздействие на нее, пока Сет не прервал эти ощущения, поставив чашку на столик.

— Расскажи, пожалуйста , что происходит?

Ее рука дрогнула, пролив чай на пол. Он никогда прежде ни к чему ее не принуждал — это было не в его правилах.

— Что ты имеешь в виду? Ничего такого…

— Давай, Эш, — перебил он, — ты выглядишь взволнованной в последнее время, может, это из-за нас? — Он просмотрел на нее с непонятным выражением. — Так?

Она ответила, избегая его взгляда:

— Нет, у нас все в порядке. — Она вышла в кухню за тряпкой, чтобы вытереть пролитый чай.

— Тогда в чем дело? У тебя проблемы? — Он подошел к ней.

— Да все в порядке. — Она прошла мимо его протянутой руки, чтобы вытереть чай, и старалась смотреть в пол, игнорируя его взгляд. — А… где все?

— Я сказал им, что мне нужно побыть одному. Я хотел увидеться с тобой… — Со вздохом он забрал у нее тряпку и бросил в кухню — она шмякнулась на стол. — Поговори со мной. — Она отвернулась, но он поймал ее руку и потянул к себе: — Я здесь, и всегда буду, что бы ни случилось.

— Все в порядке! Честное слово. — Одна ее рука была в его руке, свободная висела сбоку. — Мне просто нужно побыть в хорошей компании.

— Тебя кто-то обидел? — Его голос звучал напряженно.

Она прикусила губу:

— Нет.

Она никогда не думала, что он станет задавать столько вопросов.

— Кто-то хочет навредить тебе? — Он заключил ее в свои объятья, словно защищая.

Она не сопротивлялась. Каждый раз, возвращаясь с маминой могилы, она бросалась в его объятья. Он обнимал и утешал ее, когда в прошлом году заболела бабушка. Все, как всегда. Только не в этот раз.

— Я не знаю. — Она почувствовала себя полной дурой, когда крупные слезы покатились по ее щекам. — Я не знаю, чего они хотят.

Сет погладил ее длинные волосы, струящиеся по спине:

— Ты знаешь, кто они?

— Да, — кивнула она, всхлипывая.

Наверняка ее рассказ шокирует его. Она даже думать не хотела о том, что ей придется рассказать.

— Отлично, с этого места поподробнее. — Он крепко обнял ее одной рукой и наклонился, чтобы поднять с пола блокнот и ручку. Он примостил блокнот у нее на коленях и приготовился писать. — Рассказывай, — произнес он с уверенной улыбкой. — Мы во всем разберемся. Поговорим с людьми, посмотрим полицейские сводки.

— Полицейские сводки?

— Ну да. Нужно узнать о них как можно больше. — Он уверенно посмотрел на нее. — Спросим у Рэббитв тату-салоне. Он всегда в курсе всего. Мы обязательно выясним, кто они. А потом придумаем, как с ними разобраться.

— Вряд ли в сводках найдется что-нибудь на этих двоих, — Эйслинн улыбнулась, представив себе, как бы выглядел полицейский рапорт о преступлениях фейри. Для таких происшествий пришлось бы выделить целый разворот в местных газетах, и большинство из этих «происшествий» происходило бы в самых отдаленных от мостов и металобетонного центра города районах.

— Хорошо, мы пойдем другим путем, — он замолчал и убрал прядь волос с ее лица, вытирая дорожку от слезы на ее щеке. — Ты же знаешь: дай мне зацепку, и я откопаю все, что может нам помочь. Шантаж, подкуп, что угодно. Возможно, им что-то нужно. Если же нет, то они нарушают закон. Преследование или как там это называется. Это же преступление? Ну, а если нет, то Рэббит точно что-нибудь о них знает.

Эйслинн освободилась из его объятий и прошла к дивану. Бумер шевельнулся, когда она присела рядом с ним. Такой холодный . Одна вздрогнула. Он всегда очень холодный . Она погладила Бумера. Сет никогда никому не рассказывал о ее маме. Он умеет хранить тайны.

Сет откинулся на спинку стула и в ожидании скрестил ноги.

Она уставилась на его поношенную футболку — теперь влажную от ее слез. Облезлые белые буквы гласили: эльфы. Может быть, это знак . Она так часто представляла себе, как обо всем ему расскажет.

Он молча ждал, глядя на нее.

Она опять вытерла слезы:

— Хорошо.

И поскольку она молчала, он напомнил ей:

— Эш?

— Да, — она сглотнула и сказала как можно спокойнее: — Фейри. Меня преследуют фейри.

— Фейри?

— Фейри, — она по-турецки умостилась на диване. Бумер поднял голову, посмотрел на нее, его раздвоенный язык коснулся ее коленей.

Сет отпил чай.

Она еще никому не рассказывала. Это было еще одно из нерушимых бабушкиных правил: никогда не знаешь, кто может тебя услышать. Нельзя знать точно, когда они прячутся поблизости.

Сердце Эйслинн куда-то провалилось, ее затошнило. Что же я наделала? Но ведь она хотела, чтобы он обо всем узнал. Хотела, чтобы у нее был кто-то, с кем можно поговорить об этом.

Эйслинн несколько раз вздохнула, успокаиваясь, и добавила:

— Двое. Они преследуют меня уже несколько недель.

Медленно, как в замедленной съемке, Сет подвинулся на самый край стула и наклонился так близко, что до него почти можно было дотянуться рукой:

— Издеваешься?

— Нет, — она ждала, прикусив губу.

Бумер скользнул ближе, вытягиваясь напротив ее груди. Она рассеянно погладила его по голове.

Сет прокрутил кольцо в губе так же, как люди облизывают губы во время напряженного разговора.

— Это такие маленькие крылатые человечки?

— Нет. Они ростом с нас и до ужаса опасны. — Она попыталась улыбнуться, ничего не вышло. В груди болело, будто кто-то ее ударил. Она нарушила правила, по которым жила, правила, которые соблюдали мама и бабушка, и все в ее семье в течение долгих лет.

— Откуда ты знаешь, что это фейри?

— Неважно, — она отвела взгляд, — просто забудь…

— Не надо так, — его голос прозвучал расстроено, — поговори со мной.

— И что тебе сказать?

Он ответил, глядя прямо на нее:

— Скажи, что будешь доверять мне. Скажи, что впустишь меня, наконец, в свой мир.

Она не ответила, не зная, что сказать. Конечно, были вещи, которые она скрывала от него, от всех. Так было нужно.

Он вздохнул, надел очки и снова взял блокнот с ручкой.

— Итак, расскажи мне все, что знаешь. Как они выглядят?

— Ты не сможешь их увидеть.

Он опять остановился.

— Почему?

На этот раз она не отвела взгляд.

— Они невидимы.

Сет не ответил.

Какое- то время они просто сидели, глядя друг на друга. Ее рука все еще была на Бумере, но он не отодвигался.

Наконец, Сет начал писать. Потом посмотрел на нее:

— Что еще?

— Зачем? Зачем ты это делаешь?

Сет пожал плечами, но когда он ответил, голос его был беспечным:

— Потому что я хочу, чтобы ты доверяла мне. Потому что хочу, чтобы ты перестала выглядеть такой обеспокоенной. Потому что забочусь о тебе.

— Допустим, ты начнешь свои исследования. А что, если они… ну не знаю… причинят тебе вред? Нападут на тебя? — Она знала, какими ужасными они могут быть, даже если он не мог этого понять.

Он снова изогнул бровь:

— За походы в библиотеку?

Она пыталась разобраться в своих мыслях, найти какой-то компромисс между огромным желанием умолять его поверить ей и желанием сказать ему, что она пошутила. Она сдвинула Бумера на диванную подушку и встала.

— Ты видела, чтобы они причиняли кому-то вред?

— Да, — начала было она, но затем осеклась. Она подошла к окну. Снаружи были три фейри. Они ничего не делали, но определенно были там. Двое из них были почти похожи на людей, третий же был далек от этого — огромный и покрытый космами темного меха, как медведь, стоявший на задних лапах. Вздрогнув, она отвела взгляд.

— Не эти двое, но… я не знаю. Фейри трогают людей, толкают их, щипают. Ведут себя по-идиотски. Но иногда все бывает хуже, намного хуже. Ты не захочешь во все это ввязываться.

— Я хочу, Эш. Поверь мне, пожалуйста, — на его губах появилась полуулыбка, и он добавил: — И я не против того, чтобы меня трогали. Небольшая плата за то, что я помогу тебе.

— Но ты должен быть против! Фейри, они… — Она снова покачала головой. Он шутит об этом! — Ты просто не можешь понять, какие они. — Неожиданно для себя она представила Кинана и, покраснев и запинаясь, добавила: — Большинство из них довольно страшные.

— Но не все? — Быстро спросил Сет, больше не улыбаясь.

— Большинство, — она снова взглянула на трех фейри за окном, не желая смотреть на Сета, когда призналась: — но ты прав, не все.