Чтобы не нарываться на лишние неприятности, Джек поспешил выйти из палатки сестры. Он чувствовал себя достаточно бодрым для того, чтобы снова отправиться в патруль, но, как справедливо заметила Кэтрин, он не спал уже больше полутора суток. Сейчас он далеко не был уверен, что вообще сможет заснуть. Веррот не позволял бодрствовать несколько суток подряд, вплоть до обморока; он просто уменьшал потребность в отдыхе.
Джек знал, что Кэтрин испытывает отвращение к верроту. Попробовав его первый раз, она всячески старалась избежать его употребления, а когда он пытался настаивать, поднимала такой хай, какого от нее не видывали ни по каким иным причинам. Тут ее не мог убедить даже Эдгар. Если же ей все же приходилось его выпить, она могла или закрыться в своей комнате, или отправиться куда-нибудь в полном одиночестве.
В мире имелось очень много непонятных для Джека вещей, и проблема отношения его сестры к верроту — и к кровососам как расе существ, — стояли на одном из первых мест в их списке. Из всех обитателей Пустоземья Гаруда ближе всего подходил к понятию «друг». Джек даже упомнить не мог, сколько раз на протяжении двадцати с лишним лет он предлагал ему помощь. Возможно, их связывала всего лишь неподвластность старению, которая была присуща и расе Гаруды, возможно, старый кровосос высоко ценил какие-то из идеалов, которые они оба разделяли, а может быть, Гаруде просто нравилось, что Джек постоянно противостоит Аджани. По-настоящему важно было то, что Гаруда, когда требовалось, сам предлагал Джеку помощь и никогда не требовал ничего взамен. Но, несмотря на это, Кэтрин, как только дело касалось кровососов, утрачивала душевное равновесие.
Однако Джек не мог не признать, что ворваться в палатку и напоить Хлою верротом, даже не обсудив этого предварительно с Кэтрин, было не самым изящным решением вопроса. Истина состояла в том, что Хлоя была их слабым местом — при том даже, что Джек еще не обдумал сложившееся положение с необходимой обстоятельностью. Будь у него время отойти от первоначального воздействия веррота, он придумал бы что-нибудь получше, но по какой-то причине, которую он так и не смог понять, на этот раз его сознание затуманилось сильнее, чем обычно.
Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Голова у него шла кругом. Сейчас было важно обуздать этот круговорот. Может быть, снова отправиться в патруль? Наверно, ему пошло бы на пользу, если бы он убил кого-нибудь.
Прежде всего следовало бы убрать веррот в палатку, а вот остаться там он не мог. Нужно было посмотреть, как дела у Гектора, — хотя, пожалуй, это был только предлог, а на самом деле он хотел оттянуть столкновение с действительностью, которое показало бы, что заснуть ему удастся не скоро. Если вообще удастся. Будь жива Мэри, все было гораздо проще.
С тех пор как она умерла, ему казалось, что он должен бы горевать по ней сильнее, поскольку между ними существовало взаимопонимание, но это оказалось бы той самой ложью, которой они с Мэри молча договорились избегать с самого начала их союза. Ни он, ни она не питали иллюзий насчет их отношений. Иногда ему хотелось, чтобы такие иллюзии существовали. Пока что он не испытывал ни к одной женщине ничего, кроме физического влечения. Он беспокоился о своей сестренке, он уважал Эдгара настолько, что его отношение к нему можно было бы назвать привязанностью. Но в последнее время это казалось ему недостаточным. Он хотел чувствовать, заботиться о ком-то, помимо своего долга, и если бы он был честен перед собой, то признал бы, что его по большей части волнует лишь дело, да и то в силу привычки.
Опорой ему служила тень идеала, которым он некогда руководствовался, тонкая ниточка, оставшаяся от веры в то, что он сможет исправить их положение к лучшему, если будет делать то, что нужно. К сожалению, эту веру он давно уже утратил. Ни его поступки, ни слова ничего не исправляли. Он уже не сомневался в том, что им предстоит оставаться здесь до самой смерти. Но, даже утратив веру, он не подавал виду, потому что иначе все они лишились бы точки опоры. Теперь Джек был твердо уверен лишь в одном: что он должен делать все, что в его силах, и даже больше того, чтобы сохранить эту кучку людей, неизвестно как оказавшихся в Пустоземье.
Иногда Джек даже сомневался, хочет ли он узнать о причинах, которые занесли их всех сюда, а в другие дни жаждал этого знания, как пьяница, которого трясет в ожидании следующей выпивки. Кусочки правды, которые он мало-помалу собирал воедино, ничуть не успокаивали его, но он не прекращал попыток придать осмысленность их странной участи. Дома, в Калифорнии, его нельзя было отнести к числу богобоязненных людей. Имей он желание исповедаться, ему пришлось бы признать, что он нарушал большую часть заповедей. Причем не единожды.
Бесспорно, он не был хорошим человеком. Это по его вине Кэтрин сначала ввязалась в карточные игры, а потом и стала работать в салуне. Если бы не он, не дошла бы она до такой жизни. Он не уберег ее, не добился того, чтобы она хорошо устроилась или вышла замуж, как подобает леди. Вместо этого он после кончины родителей увез Кэтрин с собой, словно чемодан. И, что еще хуже, он притащил ее сюда, в Пустоземье. Когда он в последний раз стоял в грязном калифорнийском переулке, она цеплялась за его руку, а потом они осознали, что очутились в странном новом мире. Много, много раз он гадал, не мог ли он своими проступками привлечь внимание какого-нибудь бога или дьявола, который выдернул их из дома и забросил в этот кишащий чудовищами мир. И по прошествии двух с лишним десятилетий он так и не придумал, как же наладить их будущее.
Гектор с трудом скрыл изумление, увидев, что Джек возвращается на пост. Он был чуть ли не самым простецким парнем во всей группе, быстрым и на гнев, и на веселье. Гектор, как и все его товарищи, привлекал внимание уроженцев Пустоземья, но по особой причине — в основном потому, что его жилистое тело было густо изукрашено татуировками. Во времена Джека, дома, искусство татуировки не пользовалось популярностью, зато в Пустоземье имело широкое распространение. Здесь каждый кровосос носил татуированное клеймо клана, и у многих монашеских орденов тоже имелись нанесенные на кожу символы. У других аборигенов можно было обнаружить знаки принадлежности к племени или общественному положению. У прибывших картинки на коже встречались редко, но Гектор с удовольствием использовал свои украшения для того, чтобы ослабить настороженность и часто — неприязнь, которые уроженцы Пустоземья испытывали к Прибывшим.
Он выпрямился на табуретке и взглянул на Джека.
— Забыл что-нибудь?
— Нет. — Джеку приходилось сдерживаться, чтобы не впасть в ненужное многословие или не начать поспешно тараторить. — Я достою смену.
— Отлично. — Гектор сграбастал свои собственные ножи и зашагал прочь. Он был вполне порядочным человеком и никогда не задавал вопросов, на которые у Джека не было ответов, — или, если они у него все же появлялись, не настаивал, когда Джек пропускал их мимо ушей.
В общем, Гектор был из тех, о ком Джеку придется сожалеть, когда он в конце концов не воскреснет.
Было приятно иметь рядом с собою хотя бы одного-двух людей, не отягощенных особой душевной сложностью. Таких, как Мэри. Фрэнсис частенько казался одним из таких или почти таких, но в данный момент он занимал для Джека второе место (после Кэтрин) в списке тех, кому «хорошо бы надавать подзатыльников». Нельзя, впрочем, было не признать, что этот список частенько менялся. Сейчас Фрэнсис вполне мог уйти в самый конец перечня трудных детишек, находившихся на руках у Джека. Все зависело от того, удастся ли Эдгару справиться с настроением Кэтрин и как Хлоя перенесет дозу веррота.
Следующие несколько часов Джек внимательно всматривался в пустыню и мечтал о том, как хорошо было бы бродить по ней, а не удерживать себя на одном месте. Вынуждать себя к этому, испытывать свою собственную дисциплину было хорошо в теории, но отнюдь не на практике. Он прохаживался взад-вперед, глядя на пробегавших, пролетавших и проползавших мимо животных. Он заряжал, разряжал и перезаряжал оружие. Он точил клинки.
К тому времени, когда Фрэнсис пришел, чтобы сменить его после полуночной смены, Джек уже был готов простить ему то, что он выпустил Кэтрин из лагеря, лишь за то, что он явился вовремя. Стоять на посту, когда тебя переполняет энергия, было куда труднее, чем обычно.
— Она не беспомощная неженка, она была сильно расстроена, она не собиралась ходить в темноте, а тебе я сообщил об этом довольно скоро после того, как она ушла. — Все эти слова Фрэнсис выпалил одним сплошным потоком, умудряясь при этом шумно заглатывать воздух.
— Я знаю. — Джек встал и потянулся, будто по-настоящему устал.
— Эдгар меня убьет, к гадалке не ходи! — Фрэнсис отбросил со лба прядь волос.
— Полагаю, это зависит от Кэтрин. Но впредь не делай глупостей.
Фрэнсис покачнулся на пятках, перебросил тощий хвостик волос через плечо и уставился на Джека с выражением щенка, родившегося на городских задворках и впервые увидевшего человека.
Джек переложил ружье с колен на стоявший перед ним столик. Так оно оставалось на расстоянии протянутой руки, хотя теперь, когда тьма начала редеть, можно было немного поумерить бдительность.
— С завтрашнего дня ты будешь стоять первую дневную смену. А Эдгара я на следующие несколько дней поставлю на поздний вечер. Таким образом, у него будет время остыть, прежде чем вы с ним вновь сойдетесь на одной дорожке. — Излагая свой план (который он использовал уже не единожды), Джек все время следил за тем, чтобы говорить ровно и размеренно, как обычно. — Но, Фрэнсис, повторяю, больше не делай глупостей.
Фрэнсис кивнул и повернулся к пустыне, а Джек направился в сторону палаток.
Кэтрин стояла около своей палатки, скрестив руки на груди и притопывая ботинком по песку, и выражением лица почти до боли в сердце напоминала их мать.
— Ты просто безмозглый идиот! — устремилась она навстречу брату. Если бы под ногами у них лежал дощатый пол, ее шаги гремели бы, как пожарный колокол. Здесь же у нее просто летела пыль из-под ног, и казалось, будто вокруг нее клубится облако пара. Джек не смог сдержать улыбку. А сестра подскочила к нему вплотную и ткнула его пальцем в грудь.
— Где ты это взял? Впрочем, неважно. У того костлявого мерзавца, да? Мог бы и головой подумать! Я серьезно говорю. — Теперь она принялась грозить ему пальцем. — Я знаю, ты и сам напился. Ты просто… а-а-а, что там говорить, мы оба знаем, кто ты такой! — И, закончив обвинительную речь коротким сдавленным всхлипыванием, она добавила: — Ну скажи хоть что-нибудь!
— Ты сейчас очень похожа на маму.
Она мгновенно остыла.
— Это нечестно!
Сентиментальное настроение у сестры должно было пройти уже через несколько секунд, но Джек не имел права упустить возможности им воспользоваться.
— К истории с монахами причастен Аджани. Ты тоже должна выпить это.
— Джек…
— Только не вынуждай заставлять тебя всякими варварскими мерами, — почти умоляюще добавил он. — Мы лишились одного бойца, и если Аджани заявится сюда снова, то главными мишенями будете вы с Эдгаром.
— И ты. И Гектор, и Фрэнсис, и Мелоди, потому что он их ни во что не ставит. И Хлоя, потому что она новенькая. — Называя имена, Кэтрин загибала пальцы на руке. — О боже, он, наверно, узнает о Хлое, прежде чем она сможет прийти в себя, да?
— Потому-то я и дал ей веррот, — мягко, почти вкрадчиво заметил Джек.
Кэтрин передернула плечами.
— Но ведь не мог же он узнать, что Мэри не воскреснет. Это же невоз…
— Он мог просто услышать о том, что она не воскресла, и поэтому принялся выслеживать нового Прибывшего. Но мы нашли ее раньше. Благодаря подарку Гаруды она скорее восстановится после перехода. Мы должны подготовиться на случай нового налета Аджани. — Джек притянул Кэтрин к себе и обнял, но продолжил отнюдь не ласково: — У меня есть полная бутылка, да еще то, что осталось в недопитой. Пока ты не выпьешь — из лагеря не выйдешь. Попытаешься сбежать, не выпив, — я свяжу тебя и посажу в палатку. Мне это понравится не больше, чем тебе, но, Кэтрин, если будет нужно, я это сделаю.
— Зараза! — пробормотала она, но тем не менее обняла брата в ответ и лишь потом отступила, снова скрестив руки на груди.
— Все будет хорошо, — пообещал Джек.
— Значит, незачем…
— Тебе придется выпить веррот, — перебил ее Джек. — Пей или сиди в лагере. Я не могу рисковать твоей жизнью и не допущу, чтобы Эдгар все время переживал за тебя — от него ведь тогда не будет никакого толку. Кэтрин, в последнее время происходит слишком уж много изменений.
— Зараза, — повторила она, но на сей раз не пожелала смягчить бранное слово объятием.