Эдвард пустил Билли рысью, и они всего за два часа добрались до противоположного конца Нового леса, где, следуя четким ориентирам, которые дал ему Якоб, мальчик к полудню остановился возле ворот его давнего приятеля. Там он привязал за поводья к жерди забора коня, а сам прошел в отлично ухоженный небольшой сад, правда, выглядевший в эту пору весьма бледно, ибо глаз там могли сейчас радовать только едва проклюнувшиеся из земли подснежники да фуксии. Дорожка вывела его к двери дома. Он постучал в нее. Ему отворила красивая и прекрасно одетая девушка лет четырнадцати.

– Девушка, дома ли мистер Патридж? – задал ей вопрос Эдвард.

– Нет, юноша, – усмехнулась она. – Его нет. Он в лесу.

– А когда вернется? – был очень разочарован таким поворотом мальчик.

– Ну, это насколько ему подвернется удача. Думаю, к вечеру, – еще меньше обрадовала его она.

– Видите ли, я приехал издалека, чтобы встретиться с ним, и мне было бы крайне досадно вернуться обратно ни с чем. Может быть, вы позовете его жену или кого-то еще, с кем я мог бы поговорить по своему делу?

– У него нет жены, – ответила девушка. – Но вы можете все сказать мне, и я ему передам.

– Ну, мистер Патридж обещал моему дедушке Якобу Армитиджу щенков. Только он, к сожалению, очень плохо себя чувствует. Поэтому вместо него за ними приехал я.

– Я только могу вам ответить, что на псарне есть много разных собак. Молодых и старых, больших и маленьких. Но больше про это мне ничего не известно, – развела руками его собеседница.

– Боюсь, в таком случае мне придется его дождаться, – Эдвард решительно не хотел уезжать с пустыми руками.

– Тогда, если вы подождете минутку, я спрошу разрешения у отца.

Оставив Эдварда на крыльце, она ушла в дом и, вскоре возвратившись, сказала, что отец просит его зайти. Эдвард с церемонным поклоном проследовал за ней в комнату, где за столом, обильно покрытым стопками самых разнообразных бумаг, сидел солидного вида мужчина. Его блеклое одеяние, равно как и лежащие на соседнем стуле шпага в ножнах и шляпа с остроконечной тульей указывали на его принадлежность к Круглоголовым, однако по облику и манерам в нем скорее угадывался не простолюдин, а джентльмен.

– Вот, отец, этот юноша, – объявила девушка и, легкой походкой прошествовав мимо стола, устроилась в кресле возле камина.

Эдвард в растерянности и раздражении остановился подле стола. Он пришел сюда всего-навсего получить щенков, а оказался словно в засаде врага, который, даже не удосужившись как-то отреагировать на его появление, преспокойно себе извлек из конверта письмо и начал читать. Лицо мальчика раскраснелось от гнева. Он уже был готов поставить на место обидчика, но, к счастью, вовремя вспомнил, кем должен здесь представляться, и к моменту, когда джентльмен отложил письмо, сумел совершенно взять себя в руки. Кровь отхлынула от его лица. Перед столом теперь скромно переминался с ноги на ногу внук Якоба Армитиджа, позволявший себе лишь время от времени коситься на симпатичную девушку, которая, едва встретившись с ним глазами, немедленно отводила взгляд.

– Ну, и с чем же вы к нам пожаловали, молодой человек? – спросил наконец мужчина.

– Приехал по частному делу, сэр, чтобы взять двух хороших щенков. Мистер Патридж обещал их моему дедушке Якобу Армитиджу.

– Ах, Армитидж! – мужчина глянул в лежавший на столе список. – Армитидж… Якоб… Совершенно верно. Он здесь работает старшим егерем. Что же он сам-то ко мне не явился?

– Зачем ему надо было являться к вам? – не очень-то понял Эдвард.

– Просто затем, молодой человек, что Парламент назначил меня хранителем Нового леса. И каждый, кто служит здесь, должен явиться ко мне, чтобы я вынес решение, кого оставить, а кого уволить.

– Но Якоб Армитидж ничего об этом не знал, сэр. Он был назначен егерем при короле, но уже года два как не получает жалованья и живет в собственном доме, который оставил ему в наследство отец.

– А позвольте полюбопытствовать, молодой человек, вы проживаете вместе с Якобом Армитиджем? – последовал новый вопрос.

– Да, уже больше года, – подтвердил мальчик.

– Но если ваш дедушка столько времени оставался без жалованья, то на что же вы жили? – пристально поглядел на него собеседник.

– А на что здесь жили другие? – спросил в свою очередь Эдвард.

– Вы, сэр, здесь стоите не для того, чтобы задавать мне вопросы, – нахмурился джентльмен. – А для того, чтобы отвечать на мои. Вот я и хочу услышать, на что же существовал Якоб Армитидж?

– Если вы думаете, что у него нет средств, то вы ошибаетесь, сэр. У нас есть собственная земля, которую мы обрабатываем, лошадь, повозка, коровы и свиньи.

– И этого вам достаточно? – не сводил с него глаз джентльмен за столом.

– Разве у наших предков было намного больше? – усмехнулся Эдвард.

– Интересные у вас доводы, молодой человек. Только и я ведь кое-что знаю о Якобе Армитидже. – Хранитель Нового леса потянулся к одной из бумаг и поднес ее к глазам. – И с кем он общался… И кому служил… – продолжал он с короткими паузами. – А теперь позвольте еще вопрос. Вы явились сюда за двумя щенками. Но для чего они вам понадобились? Растить коров и свиней? Или у вас с ними связаны совершенно другие планы?

– Вообще-то у нас замечательная собака. Полагаю, что лучшая в этом лесу. А двух щенков мы решили взять просто на всякий случай. Вдруг с нашей что-то случится.

– Лучшая собака в лесу, – зацепился за слова мальчика джентльмен. – Для чего же, скажите на милость, лучшая?

– Для охоты.

– То есть это признание?

– Не собираюсь я делать признаний за Якоба Армитиджа. Он вполне может сам за себя ответить, – заявил Эдвард. – От себя же могу вас заверить: если он даже и убивал оленей, никто не имеет права его осуждать.

– А не изволишь ли объяснить, почему?

– Да, по-моему, все совершенно ясно. Якоб Армитидж служил королю в качестве королевского лесника и получал за свою работу жалованье. Но против короля восстали. У него были отняты все полномочия и средства, и он оказался не в состоянии никому ничего платить. Таким образом, у работников леса остались всего две возможности: либо уйти, бросив лес без присмотра, либо отстреливать в своих нуждах какую-то часть оленей, но продолжать охрану остальных.

– То есть вы признаете, что Якоб Армитидж охотился на оленей? – повторил мужчина.

– Я не могу ничего признавать за Якоба Армитиджа, – стоял на своем мальчик.

– А вы сами охотились на оленей?

– И на это я вам не отвечу, сэр, – твердо произнес Эдвард. – Во-первых, я здесь не за тем, чтобы в чем-то оправдываться. А во-вторых, мне хотелось бы знать, по какому вы праву, сэр, учинили мне этот допрос?

– Молодой человек, – поджал губы его собеседник, – хоть вы и достаточно дерзки, однако я вам объясню, по какому праву.

Эдвард дернулся было поставить на место обидчика, но снова вовремя вспомнил, что тот говорит не с Беверли, а с внуком егеря, и продолжал молча слушать.

– Назначив меня хранителем Нового леса, мне предоставили право по своему усмотрению как нанимать, так и увольнять работников. И так как писать и читать вы, разумеется, не умеете, вам придется поверить мне на слово.

Эдвард, не возражая ничем на сие заявление, попросту взял со стола бумагу, на которую в качестве доказательства своих слов указал его собеседник.

– Должен признать, что вы правы, сэр, – вернул он на стол документ. – Но, если я верно понял, назначение ваше произошло двадцатого декабря, то есть всего восемнадцать дней назад.

– И какие же вы из этого сделали выводы, молодой человек? – посмотрел на него с интересом и изумлением джентльмен.

– Да к очень простым, сэр. Якоб Армитидж уж три недели лежит дома с таким ревматизмом, что за все это время уж точно не смог бы убить оленя. А до тех пор пока Парламент не взял Новый лес в свои руки, он принадлежал его величеству. Следовательно, как бы ни поступал Якоб Армитидж до двадцатого декабря, он может нести за это ответственность только перед своим сувереном – королем Карлом.

– Даже не знай я про то, что ваш дед служил под началом Кавалера-полковника Беверли, нетрудно по вашим речам догадаться, в каком духе вас воспитали! – воскликнул мужчина.

– Сэр, плох тот пес, который кусает кормящую руку, – парировал Эдвард. – Якоб Армитидж и его отец были вассалами семьи Беверли, и они перед ними в большом долгу. Беверли помогли моему дедушке, а до этого и прадедушке получить должность в Новом лесу и еще многим они обязаны им. Естественно, они славили их и стояли за дело, ради которого Кавалер Беверли пожертвовал жизнью. И я, сэр, стою за него.

– Что ж, молодой человек, хоть речи ваши никак нельзя назвать осторожными, но я вижу, что вами движет искренняя благодарность. Да и покойный полковник Беверли вызывает во мне уважение. Достойный и благородный был человек. И делу служил своему беззаветно, хоть было оно и неправедным. Однако при всем моем уважении я не могу оставить работу и должность тому, кто, как сам ты признался, настроен против нынешней власти. Это будет с моей стороны нечестно по отношению к тем, кто меня назначил на этот пост.

– Ваши слова о полковнике Беверли, сэр, вызвали у меня уважение к вам, хотя сперва я, признаться, его совсем не испытывал, – изумился тому, что услышал, Эдвард. – И доводы ваши по поводу дедушки справедливы. Полагаю, ваше решение не нанесет ему большого урона. Во-первых, уверен, он сам отказался бы вам служить, а во-вторых, Якоб Армитидж уже слишком стар и слаб для таких обязанностей. Да и нужды ему в этом нет. Дом и земля – его личная собственность, и уж оттуда вы выгнать его не сможете.

– Ну, у него же, наверное, есть документы на собственность? – спросил хранитель Нового леса.

– Есть документ, который был выдан его деду, когда король Карл даже еще не родился, – внес ясность мальчик. – А насколько я понимаю, Парламент не собирается отменять акты прежних королей.

– Так кем вы, значит, приходитесь Якобу Армитиджу? – к немалому замешательству Эдварда, снова осведомился джентльмен.

– Кажется, я вам это уже сообщил. Он мой дедушка.

– То есть вы с ним живете под одной крышей.

– Да.

– И если старик умрет, унаследуете его собственность?

Эдвард с улыбкой перевел взгляд на девушку.

– Вам не кажется, юная мисс, что ваш отец злоупотребляет своим служебным положением?

Она засмеялась, и Эдвард залюбовался ею сильнее прежнего.

– Но, юноша, он как-никак здесь начальник.

– Только уж точно не надо мной и не над моим дедом, которого он прямо сейчас уволил.

Он не сводил с нее глаз, втайне надеясь продолжить обмен шутливыми репликами, однако хранитель леса отвлек его новым вопросом:

– Вы и росли, значит, в доме Якоба Армитиджа?

– Нет, сэр, я рос в Арнвуде вместе с детьми полковника Беверли и составлял им компанию.

– И вместе с ними учились? – явно рос интерес джентльмена к мальчику с каждым новым его ответом.

– Насколько мне позволяла моя непоседливость, капеллан всегда был готов со мной заниматься.

– И во время пожара вы тоже в Арнвуде были?

Услышав об этом, Эдвард не удержался и скрипнул зубами. И хотя тут же взял себя в руки и постарался как можно более ровным голосом объяснить, что был в это время у дедушки, его состояние не укрылось от собеседника.

– Вполне, молодой человек, разделяю то, что вы чувствуете. Деяние это чудовищно и возмутительно. Подобный позор ничем невозможно загладить. И пусть не надеются те, кто такое сделал, на милость Небес. Она им не уготована. Если бы можно было молитвой вернуть все назад, я возносил бы ее неустанно.

Слова его совершенно ошеломили Эдварда, и он вынужден был какое-то время молчать, свыкаясь с внезапным открытием, что и в стане столь ненавистных ему Круглоголовых, оказывается, есть люди, способные на благородные чувства.

– Когда я пришел сюда, сэр, то надеялся взять у Освальда Патриджа двух щенков, которых он нам обещал, – наконец произнес он после весьма продолжительной паузы. – Но, как теперь понимаю, надеялся зря.

– Это еще почему? – не понял хранитель леса.

– Ну, вы же наверняка не позволите отдавать гончих псов тем, кто не служит новой власти.

– В общем, вы правильно меня поняли. Я должен по долгу службы предотвращать подобные ситуации. Но ведь вы, кажется, говорили, что Освальд Патридж обещал вам щенков еще до моего назначения, а значит, следуя вашим же доводам, молодой человек, у меня нет права задним числом аннулировать ваш договор. Поэтому я не стану вмешиваться, а только предупрежу, что в Новом лесу по-прежнему действует старый закон относительно всех, посягающих на оленей. Надеюсь, вы хорошо меня поняли?

– Разумеется, сэр, – кивнул Эдвард. – И надеюсь, что вы не сочтете обидным, если я выскажу вам, что по этому поводу думаю?

– Извольте. Весьма любопытно.

– Я считаю, что все олени в Новом лесу по-прежнему собственность короля Карла, а он – мой законный суверен, – принялся излагать свою точку зрения мальчик. – И я признаю здесь лишь его власть. Следовательно, за любого оленя, которого мне удастся убить на охоте, несу ответственность исключительно перед его величеством, который, не сомневаюсь, мне это простит.

– Ну, это ваш взгляд на проблему, мой дорогой, – развел руками хранитель. – У нынешней власти другое мнение. И если вы будете пойманы, вас накажут, что, как ни прискорбно, входит в мои обязанности в силу тех полномочий, которыми я наделен.

– Ну, это уж как кому повезет, – пожал плечами мальчик. – Вы, сэр, уволили Армитиджа на том основании, что он поддерживают короля. В таком случае вас не должно особенно удивлять, если он и впредь продолжит его поддерживать. И уж тем более ничего странного, если уволенный служащий становится браконьером.

– Но и вы не должны удивляться, если такой браконьер понесет наказание, – подхватил представитель Парламента. – На сем, полагаю, можно считать наш спор завершенным. А время, которое вам придется потратить на ожидание Освальда Патриджа, я предлагаю вам провести на нашей кухне, где обязательно что-то найдется для поддержания ваших сил.

Эдварда захлестнула волна возмущения. Его отправили поесть на кухню, словно какого-нибудь слугу. Взглянув, однако, на девушку, которая улыбнулась ему, он мигом оттаял. «Вот какой странный сегодня день, – размышлял мальчик, шествуя по длинному коридору. – Ехал я за щенками, а встретил Круглоголового, и это меня возмущает совсем не в той мере, как было должно. И девушка до чего симпатичная. Какая у нее замечательная улыбка». И он вошел в кухню, куда этот слуга Парламента, происходящий, скорее всего, по мнению Эдварда, из торговцев, а то и вообще из преступников, отправил его, лорда Арнвуда. Ну что же, пусть будет так до лучших, как выразился бы Хамфри, времен. Он, Эдвард, дождется своего часа.

Кухня оказалась пуста. Похоже, его здесь не ждали, и он решил, пока суд да дело, позаботиться о коньке, который наверняка уже истосковался на привязи.

Билли понуро стоял у забора. Мальчик отправился вместе с ним на задний двор, где, как он и рассчитывал, оказались конюшни. Там он задал коню корм, а сам, возвратившись к дому, устроился на терраске у задней двери, рассчитывая дождаться там возвращения лесника. Он уже задремал, когда голос дочери Круглоголового заставил его встрепенуться.

– Боюсь, сэр, на кухне вас плохо приняли, так как некому было. Я и не знала, что Фиби ушла. Если вы снова пойдете туда со мной, я, возможно, найду для вас что-то поесть и попить. – И она снова весело улыбнулась ему.

«Она даже еще симпатичнее, чем мне показалось раньше», – пронеслось у него в голове, и он в тон ей ответил:

– Благодарю вас, девушка, вы так добры к без пяти минут браконьеру.

– О, я уверена, вы не станете браконьерствовать, а если и вправду такое случится, уж постараюсь замолвить за вас словечко, – проговорила она с таким видом, что у Эдварда на миг перехватило дыхание.

Он проследовал за нею на кухню, где она мигом поставила на стол тарелку с холодной курицей и пирог с олениной, а затем, удалившись в кладовку, вернулась с кувшином эля.

– Вот и все, что мне удалось отыскать, – объявила она.

– Если я правильно прочитал в приказе о назначении, ваш отец мистер Хидерстоун? – полюбопытствовал Эдвард.

– Именно, – подтвердила девушка.

– А вас как зовут? – захотелось узнать ему.

– Точно так же, – отозвалась она.

– Это фамилия. А я имел в виду имя, – настаивал он.

– Странные вы задаете вопросы, сэр, но я вам отвечу. Меня окрестили именем Пейшонс.

– До чего же оно вам подходит! – вырвалось у него.

– Это еще почему? – Взгляды их встретились.

– Ну, вы же действительно само спокойствие, даже меня столько времени терпите.

– Да не так уж и долго, сэр, – засмеялась она.

– А живете вы здесь?

– В данный момент, сэр. А сейчас я вынуждена вас оставить.

Эдвард глядел во тьму коридора, где она скрылась. «Очень приятная девушка, – снова отметил он. – И почему-то, хоть она дочка Круглоголового, обращается ко мне «сэр». Видимо, все-таки я не очень похож на внука Якоба. Надо бы мне получше следить за собой». И мальчик уселся за стол, с удовольствием поглощая все, что поставила на него Пейшонс. Едва он успел завершить свою трапезу, девушка вновь появилась.

– Освальд Патридж вернулся.

– Спасибо, юная мисс, – ответил ей легким поклоном Эдвард. – Но можно задать вам еще вопрос? Где сейчас король?

– Я слыхала, что он в замке Херст. Но, – она понизила голос почти до шепота, – все попытки с ним повидаться бессмысленны и нанесут только вред тому, кто на это отважится.