Я отпустил коляску, пока Мастертон приказывал готовить обед, и потом мы заперли дверь, чтобы кто-нибудь не вошел, и я начал мой рассказ. Давно уже настало время обеда, когда я кончил мою историю.

— Кажется, вы нарочно созданы для того, чтобы попадать в беды и потом отделываться от них чудесным образом, — заметил Мастертон. — Из вашей жизни можно было бы составить роман.

— Конечно, и презанимательный.

— Я с вами согласен. Но обед готов, а он не любит ждать. После мы потолкуем, а теперь удовлетворим требование наших желудков.

Мы сели за стол. Когда обед кончился и в комнате осталось нас только двое, Мастертон сказал мне:

— Иафет, я очень рад, что мы встретились прежде, нежели вы увидели вашего отца. Вы, бесспорно, имеете большие выгоды, родившись от известного семейства. Предок ваш был пэр Ирландии, но вы не можете наследовать этого титула, потому что старший брат имеет большое семейство. Что же касается имения, то вам не о чем беспокоиться, и вы совершенно счастливы. Ваш отец очень богат, а вы — единственный его сын; но надобно предварить вас, что вы найдете в нем человека совершенно противного тому, как представляли его ваши юношеские мечты. Кажется, отец ваш не имеет вовсе родительской нежности и искал вас для того только, что хотел кому-нибудь передать свое имение. Притом, он жесток и вспыльчив, и малейшее сопротивление его воле приводит его в совершенное неистовство. Он терпел прежде большую нужду, и, кажется, отец его обходился с ним не очень вежливо.

— Но не знаете ли, из-за чего я был оставлен в воспитательном доме?

— Я вам сейчас расскажу это. Дед ваш доставил отцу вашему офицерский чин и хотел, или, лучше сказать, требовал, чтобы он женился на богатой девушке, которую отец ваш не видал, и для этого велел ему приехать к себе. Говорят, она была очень хороша собой, но отец ваш поступил очень неблагоразумно; он не согласился даже посмотреть на нее и прислал решительный отказ, за что лишился всего имения. Вскоре отец ваш влюбился в прелестную молодую женщину, у которой, казалось, было огромное состояние. Но, чтобы вернее получить ее руку и вместе богатство, он уверял ее, что наследует после отца достоинство пэра и все имение; таким образом он женился на ней. Но спустя два дня после брака они узнали свое «богатство». Оказалось, что у отца вашего было одно только офицерское жалованье, а у нее ровно ничего. Отец ваш бесился, выходил из себя, называл жену свою обманщицей. Несколько дней после свадьбы были днями слез, брани, упреков, клятв и прочего. Наконец мать ваша, успокоившись, сказала своему мужу: «Из-за чего нам ссориться, Эдмонд? Мы оба виноваты, так постараемся лучше исправить нашу ошибку. Все думают, что я в гостях здесь; а о вас, что вы получили отпуск на несколько дней. Но не сказали ли вы кому-нибудь из офицеров о вашей свадьбе? » «Никому», — пробормотал отец ваш. «В таком случае разъедемся, как будто бы между нами ничего не было… Никто не узнает, и каждый из нас для своей пользы будет хранить этот секрет в тайне. Согласны ли вы? » Отец ваш с восторгом принял это предложение. Он проводил вашу мать в N… , а потом возвратился в свой полк.

— Признаюсь, происшествие это не делает чести моей матери.

— Оставим ее в покое, Иафет, вам нужна история вашего отца. Теперь надобно сказать, что через два месяца после этого отец ваш получил письмо от матери, в котором она извещала, что их связь имела обыкновенные последствия и что он должен будет заботиться о ребенке во избежание огласки, или, в противном случае, она обо всем расскажет. Не знаю, какие меры употребили они, чтобы никто не узнал этого происшествия, но отец ваш говорил, что ребенок родился в Лондоне, и, по обоюдному согласию, он привесил вас к воротам воспитательного дома с бумагой и ассигнацией. После этого он и не думал вас возвратить, но мать ваша требовала этого настоятельно, потому что какое бы ни было ее поведение, она все-таки имела материнские чувства. Полк, в котором служил отец ваш, был отправлен в Индию. Там он вскоре получил следующий чин за храбрость в Майсурской войне. После нескольких лет, приехав в отпуск, он спрашивал о вас, но не для себя, а по просьбе вашей матери…

— Да разве они опять вместе жили?

— Почти; ваша мать отправилась в Индию. Она там, выдавая себя за девушку, нашла хорошую партию и в другой раз вышла замуж.

— Боже милосердый, какая безнравственность!

— Супруг ее был член калькуттского совета. Отец же ваш находился тогда в этой провинции Индии и, нечаянно встретив ее на бале у губернатора, узнал, что она замужем. Он хотел выйти, но мать ваша, не теряя присутствия духа, сама подошла к нему и начала с ним разговаривать как со старинным знакомым, и после этого они виделись несколько раз, не подавая, впрочем, виду, что имели что-нибудь общее прежде. Однако, когда она узнала, что отец ваш едет в Англию, то просила его убедительно справиться о вас, Иафет. Он обещал ей исполнить ее желание. Возвратившись опять в Индию, он узнал, что мать ваша умерла от тифа. Отец ваш не был тогда богат, но он участвовал в военных действиях, и тут-то он и составил себе состояние. Сколько я мог заметить, он вовсе и не думал о вас, и только смерть вашей матери и имение, которое он нажил, заставили его думать о наследнике.

Вот что я мог узнать о вашем отце, и, кажется, он не чувствует ни малейшей привязанности к вам. Поведение жены его напоминает ему неприятную женитьбу, и если бы он не желал иметь наследника, то, кажется, вовсе не хотел бы вас видеть. Правда, вы можете его заставить любить себя, и наружность ваша поддержит эту любовь, но вам очень трудно будет выполнить все его капризы, и я боюсь, что вы с вашим горячим характером едва ли поладите с ним.

— Правда, сэр, мне кажется, что самые лестные желания редко сбываются, и я бы даже желал, чтобы отец меня не искал. Я был доволен и счастлив, а теперь, кажется, нечему радоваться в новой перемене моего состояния.

— Мне надобно вас спросить еще кое о чем. Во-первых; кажется, вы вступили в секту квакеров? Скажите мне откровенно, уверены ли вы во всех правилах их ве-ры и намерены ли вы с ними остаться? Это вам много помешает.

— Правила веры их, по моему мнению, ближе к христианству, нежели другие, и я не задумываясь скажу, что жизнь их по большей части чиста и непорочна. Есть у них некоторые обычаи, которые мне показались довольно смешными, но впоследствии я привык к ним, хотя их одежда постоянно носит на себе отпечаток их странностей.

— Как это, Иафет?

— Я могу ответить вам словами Сусанны Темпль. «Вы думаете, что наше платье есть наружная форма, которая вовсе не нужна. Мы носим это платье для того, чтобы отделиться от других. Наружные украшения мы ни во что не ставим, а главным основанием своего верования считаем смирение. Не все те, которые носят это платье, истинные квакеры, но зато мы знаем, что если кто снимет его, то вместе с тем он отказывается от наших правил, и вот почему мы почитаем его важным. Я не спорю, что можно быть также религиозным и без этого наряда, но он есть условие нашего исповедания, и мы должны исполнять все мелочи, чтобы быть постояннее и приверженнее к обряду».

— Она очень умно рассуждала, но я хочу вас спросить еще, Иафет, сильно ли вы влюблены в молодую пуританку?

— Я не могу скрыть этого. Я люблю ее от всей души.

— Но любовь ваша может ли заставить вас остаться квакером и жениться на ней?

— Я спрашивал себя об этом по крайней мере сто раз в продолжение двадцати четырех часов и до сих пор не знаю, на что решиться. Если бы она надела светское платье и мне позволила бы то же сделать, то я бы завтра же на ней женился. Но остаться квакером из любви к ней — это другое дело. Положение мое затруднительно. Я никогда не говорил ей о своей любви, но уверен, что она меня любит и понимает мою любовь.

— То есть вы это только думаете, что весьма извинительно молодому человеку.

Я рассказал Мастертону, в каком положении застал Сусанну, возвратившись за газетами.

— Все эти доказательства очень надежны, но, скажите мне, Иафет, думаете ли вы, что она из любви к вам решится оставить свою секту?

— Нет, она слишком постоянна в своих правилах и не сделает этого. Она будет страдать, мучиться, но никогда не переменит закона отцов своих.

— Она, должно быть, умна, и мне кажется, что несчастья ваши только теперь начинаются. Вы были бы гораздо счастливее с нею, нежели в свете. Будущность ваша незавидна. Вы будете иметь дело с самым строгим отцом, который наложит на вас железную власть. Притом, вступив в общество, вы найдете одну пустоту и наружный блеск.

— Вы говорите правду. Но, во всяком случае, я выиграю что-нибудь, если узнают, что я происхожу от знатного семейства, тем более, что я был всегда игралищем судьбы, и кажется, что она и теперь продолжает шутить со мною… Но уже очень поздно, прощайте, желаю вам покойной ночи.

— Прощай, Иафет. Если я получу какие-нибудь известия, то дам вам знать. Леди де Клер живет в № 13, в Парк-Стрит. Вы, я думаю, пойдете к ней?

— Сейчас же, только напишу письмо в Ридинг.