— Как все здесь прекрасно, весело и оживленно теперь! — сказала Эмми. — Просто не верится, что через несколько месяцев все это превратится в безотрадную снежную пустыню! Теперь то, что мы видим кругом, совсем не походит на лесную глушь! Не правда ли?

— Да, это не походит теперь на то, что мы застали здесь по приезде, но все же было бы приятно, если бы у нас были соседи! — сказала Мэри.

— Ну, а пока их нет, пойдем в дом и поупражняемся на наших гитарах. Мы обещали Генри разучить тот новый дуэт, что он привез нам из Монреаля. А вот и Альфред идет сюда заражать нас своим бездельем!

— Что ты говоришь, Эмми? Альфред работает с утра до вечера: он всегда занят!

— И есть люди, которые умеют быть заняты бездельем! — возразила Эмми.

— И есть люди, которые говорят то, чего они не думают! — добавила Мэри. — Слышишь, Альфред, вот Эмми называет тебя бездельником!

— Ну, едва ли мне это под стать; вон отец навязывает мне еще новую работу; предлагает осуществить твое пророчество, Эмми, именно, стать мельником.

Эмми засмеялась и захлопала в ладоши.

— По его расчетам, мельница обойдется в 250 фунтов, и он предлагает, так как мое жалование еще не тронуто, употребить его на постройку мельницы, чтобы это имущество осталось за мной и способствовало моей независимости!

— Ну, и что же ты на это сказал? — спросила Мэри.

— Я согласился, так как мне не хотелось отказать отцу.

— Ты прекрасно сделал, Альфред, — сказала Мэри; — во всяком случае, тебе не мешает иметь свою недвижимую собственность, а твой отказ огорчил бы отца. Но это еще не значит, что ты до конца дней своих будешь мельником!

— Надеюсь, — проговорил Альфред, — что, как только Эмми встретит своего суженого, я отдам ей эту мельницу в качестве свадебного подарка!

— Благодарю тебя, кузен, и знай, что я способна тебе напомнить об этом обещании, а теперь нам с Мэри пора идти услаждать солдат нашей музыкой!

Солдаты работали здесь на ферме вот уже целых два месяца и, кроме громадного количества наготовленного строительного материала, успели за это время расчистить весьма порядочный участок земли, бывшей под лесом, так что теперь на ферме было свыше 40 акров пахотной земли, и почти вся эта пашня, а также и луга были уже обнесены изгородью. Сено было скошено и убрано, хлеб снят с полей; обширный амбар был поставлен в ограде, подле новой хижины Малачи и молодых супругов. Теперь уж в услугах солдат не было больше надобности, и, рассчитавшись с ними, мистер Кемпбель отпустил их обратно в форт.

— Слышал ты о предложении полковника относительно скота? — спросил Альфреда Генри.

— Нет, а что он предлагает?

— Он предлагает уступить отцу весь скот, принадлежавший форту, по сходной цене, так как ему там нечем кормить его зимой.

— Да, но что мы-то будем делать со всеми этими волами и телятами?

— Мы их продадим в качестве мяса на продовольствие гарнизона того же форта, и это даст отцу порядочную прибыль, а правительству обойдется несравненно дешевле, чем прокорм скота.

— Без сомнения!.. А вот и матушка зовет нас к обеду! Идем!

— Да, и Цвет Земляники подле нее. Что это за милое созданье! И как она быстро научилась помогать в доме. Она начинает походить на маленькую англичанку! Мартын, по-видимому, очень любит ее, и не мудрено: такая прелестная маленькая женщина, всегда ласковая, покорная и улыбающаяся! Ведь это настоящее сокровище! — сказал Альфред.

После обеда Генри пошел на работу, а отец их с Альфредом и Мартыном пошли в склад, или большой сарай, где хранились все их запасы одеял, пороха, свинца, хозяйственных орудий, словом, все их наличное богатство. Многие ящики и тюки нужно было открыть и осмотреть, чтобы убедиться, что ничто не подверглось порче. Все они были заняты разборкой, сортировкой и осмотром различных предметов, хранившихся в этом складе, когда мистер Кемпбель, случайно подняв голову, увидел высокого, старого индейца, молча рассматривавшего различные тюки и ящики с порохом, дробью, гвоздями и теплыми одеялами, стоящие раскрытыми кругом него.

— Что это?! — воскликнул Кемпбель удивленно. На этот возглас Альфред и Мартын, стоявшие спиной к индейцу, обернулись и увидели его.

Он был сухой мускулистый мужчина, с умным, энергичным лицом и проницательным, острым взглядом блестящих черных глаз: голова его была обрита, за исключением длинного чуба на темени; множество различных монет и медалей висело в качестве ожерелья на шее. За поясом был томагавк и большой охотничий нож, а в руке ружье.

Мартын подошел к нему совсем близко и посмотрел на него в упор; тот не шевельнулся и не моргнул.

— Я знаю, какого он племени, но имени его не знаю, — сказал траппер, — это заслуженный воин и вождь!

Затем Мартын заговорил с ним по-индейски, но тот ответил только одним звуком «угх».

— Он не желает назвать своего имени, — сказал Мартын. — Это не предвещает ничего доброго! Сходили бы вы, мистер Альфред, за Малачи: он, наверное, признает его!

Альфред вышел тотчас же, а индеец продолжал стоять неподвижно, не сводя глаз с лежавших кругом на виду предметов.

— Странно, как он мог попасть сюда! — заметил Мартын. — Правда, никто из нас за последнее время не бывал в лесу, но об индейцах ничего не было слышно.

В этот момент вошел в склад Малачи и сразу заговорил с неизвестным. Тот отвечал ему на общепринятом у индейцев наречии, но отвечал коротко и резко,

— Я его знаю, — сказал Малачи, — от него нельзя ждать добра, и остается только пожалеть, что он попал сюда в склад и видел все. Этот соблазн будет велик!

— Кто он?

— Злая Змея, сэр, — сказал охотник. — Я никак не ожидал, что он явится в эти леса раньше времени, назначенного для совета, который должен собраться лишь в будущем месяце! Тогда я решил быть на страже.

— Но что он может сделать один против нас?

— Его шайка, наверное, здесь неподалеку! — продолжал Малачи. — У него есть приверженцы, хотя их и немного, но зато они стоят его и за ним пойдут в огонь и в воду. Теперь надо нам быть настороже день и ночь!

Затем старик снова обратился к индейцу и говорил ему что-то, на что тот опять отвечал только звуком «угх!»

— Я сказал ему, что порох, пули и дробь, все, что он видит, наготовлено для наших ружей, которых у нас втрое больше, чем у всего его племени. Это не то, чтобы очень подействует на него, но, во всяком случае, пусть он лучше знает, что мы наготове. Он положительно недоумевает при виде такого количества снарядов. Досадно, что он все это видел, что ни говори! — добавил Малачи.

— Может быть, дать ему сколько-нибудь? — спросил мистер Кемпбель.

— Нет, нет! Он воспользуется этим, чтобы овладеть и остальным, если возможно. Самое лучшее — запереть склад, и тогда он уйдет.

Склад заперли, и индеец, постояв несколько минут неподвижно, повернулся и ушел.

— Это настоящий дьявол, эта Злая Змея, — заметил Малачи, глядя ему вслед. — Но ничего, я еще с ним померяюсь!

— Я полагаю, что до времени лучше ничего не говорить об этом нашим женщинам, — заметил мистер Кемпбель. — Это только понапрасну встревожит их.

— Это верно! Я скажу только Цвету Земляники: она все-таки индианка и будет настороже!

— Да, конечно, только предупредите ее, чтобы она ничего не говорила нашим дамам!

— На этот счет будьте спокойны, — сказал Мартын, — я за нее поручусь: она очень сообразительна.

В доме никто не видал ни прихода, ни ухода индейца, и о его посещении так и осталось никому неизвестно, кроме тех, кто был тогда в складе.

Проходил день за днем, о Злой Змее не было ничего слышно, и беспокойство мистера Кемпбеля мало-помалу улеглось. Малачи с Джоном провели несколько дней в лесу и узнали, что все индейцы собрались на совет, что в лесу их было теперь много, и хотя посещение Злой Змеи могло быть тогда чисто случайное, тем не менее Малачи был уверен, что он непременно вернется на ферму, как только ему удастся набрать достаточно многочисленную ватагу, чтобы отважиться на открытое нападение и завладеть тем, что казалось ему столь завидным богатством.