Прошло шесть недель. Амина выздоровела и чувствовала себя счастливой. Священник Матео все еще гостил у них. Мессы за упокой души Вандердекена-старшего были оплачены Филиппом. Патер Сайзен получил вдобавок определенную сумму денег для раздачи беднякам. Филипп и Амина, помня о советах священников, часто заводили разговоры о том, как он должен себя вести. И хотя клятва с Филиппа была снята, он не скрывал от святых отцов, что их решение его не совсем устраивает. Разумеется, Амина, желая подольше удержать мужа около себя, поддерживала патера Сайзена, но от мучительного ожидания Филиппа нередко одолевали сомнения. Амина ласками отвлекала его, и тогда он чувствовал себя счастливым, но едва он оставался наедине с собой, сразу же чувствовал себя виноватым, что не исполнил долга. Заметив, что Филипп хмурится, Амина снова пускала в ход свои уговоры и ласки, и Филипп опять забывал, что кроме супруги у него есть на земле еще какие-то дела.

В одно прекрасное утро Амина и Филипп уютно расположились на знакомой нам лужайке. Настало подходящее время, которое Амина давно уже ждала, и она завела разговор на тему, которой они никогда прежде не касались.

— Филипп, — начала она, — ты веришь в сновидения? Ты веришь в то, что в сновидениях нам могут быть переданы необыкновенные мысли?

— Я слышал об этом. В Святом писании имеется немало доказательств этому, — отвечал Филипп.

— Тогда почему бы тебе не рассеять свои сомнения, обратившись к сновидениям?

— Милая Амина. Сновидения не вызываются. Мы не можем ими ни управлять, ни препятствовать им…

— Мы можем управлять ими, Филипп. Если ты хочешь увидеть то, что больше всего тревожит твое сердце, скажи мне, и ты увидишь!

— Я?

— Да, ты. Я владею искусством вызывать сновидения. Я тебе об этом никогда не говорила. Ему я научилась у матери, как и многому другому, но потом о нем не вспоминала. Ты же знаешь, Филипп, что я никогда не обещаю того, чего не могу. Поэтому я спрашиваю, если ты хочешь окунуться в сновидения, то я могу пробудить их!

— А с какой целью, Амина? Если ты обладаешь таким даром, то он откуда-то явился тебе?

— Конечно. В этом мире есть силы, о существовании которых ты и не подозреваешь, но к ним прибегают на моей бывшей родине. У меня есть средство, способное вызвать сновидения, и действует оно безотказно.

— Волшебное средство, Амина? Так, значит, ты водишься с нечистой силой? Коль такие средства не даются Богом…

— Об этом мне ничего не известно. Я просто знаю средство.

— Оно, должно быть, от дьявола, Амина.

— Почему так, Филипп? Неужели здесь не действует постулат твоего священника, гласящий, что все происки дьявола происходят с ведома Божьего? Пусть мое искусство будет колдовским, называй его, как хочешь. Не позволит Бог — ничего и не случится. Но я не думаю, чтобы мое колдовство было рождено силами Зла. Мы обращаемся к сновидениям, чтобы не совершать наяву поступков, внушающих сомнения. Что может быть в этом дурного?

— Амина, отдельные, случайные сновидения могут быть и предзнаменованием, но применять дьвольское средство, чтобы их вызывать, значит вступать в сговор с нечистой силой.

— Всего-то лишь в сговор, который к тому же без согласия Божьего не может быть осуществлен. Ты заблуждаешься, Филипп. Но разве твоя религия, с которой я познакомилась, не основана на наблюдениях таких же проявлений? Разве не говорится, что ребенок подвергнется порче, если не будет крещен в святой воде?

Некоторое время Филипп молчал. Затем медленно проговорил:

— Я боюсь, Амина…

— Я ничего не боюсь, Филипп, если мои намерения благие, — прервала его супруга. — Я использую известное мне средство, чтобы достичь цели, но какой? Только, чтобы по возможности отыскать в твоем запутанном случае волю Божью. Ну, а произойдет это под воздействием Зла, что тогда? Тогда дьявол станет моим рабом, а не хозяином, и ему Богом будет дано приказание действовать против самого себя!

Глаза Амины сверкали, когда она произносила эти крамольные слова.

— Твоя мать часто прибегала к этому искусству? — спросил Филипп после новой паузы.

— Я не знаю, но ее считали опытной в таких делах. Она умерла молодой, как я тебе уже рассказывала, Филипп, иначе я смогла бы перенять от нее несравненно больше.

— А ты убеждена в своем средстве?

— Как в средстве — да! Но не уверена, что высшие силы обязательно предскажут тебе что-то. Мое средство погрузит тебя на несколько часов в глубокий сон. И если ты увидишь сны, то только о том, что очень тревожит твою душу.

— Хорошо, Амина, я согласен испытать твое средство. Может быть, я освобожусь от мучительных сомнений и узнаю, что в этом деле является правдой, а что ложью. Уже сегодняшней ночью мне хотелось бы увидеть эти сны.

— Не сегодня и не завтра, Филипп. Ты не думай, что я иду против твоих желаний. Мне кажется, что твой сон не будет в мою пользу, поскольку он призовет тебя к исполнению твоего долга и ты будешь должен снова покинуть меня. Я честно признаюсь, что не разделяю мнения священников. Но я твоя жена, и моя обязанность беречь твой покой, насколько это в моих силах. А владея средством, которое может, по моему мнению, привести тебя к определенному решению, я и предлагаю тебе его. Но обещай, что ты, если средство окажется безотказным, выполнишь просьбу, с которой я обращусь к тебе позднее.

— Я обещаю, даже не спрашивая, какова будет твоя просьба, — отвечал Филипп, поднимаясь. — А теперь пойдем домой, Амина.

Читателю известно, что значительную часть своего состояния Филипп поместил в акции Голландской Ост-Индской Компании до выхода в море на «Батавии». Получаемых с вложенной суммы процентов было более чем достаточно для ведения хозяйства и удовлетворения потребностей Амины. К тому же он обнаружил, что за счет процентов его состояние даже увеличилось. Оставшиеся деньги Филипп использовал тем же образом. Разговор о снах они не возобновляли. Филипп не разделял отношения жены к колдовским приемам, считая, что, стань известно об этом монахам, она была бы тут же предана церковью анафеме. Разумеется, его удивляли смелые намерения Амины, но следовать им ему все же не хотелось. Прошел и третий день, но о снах опять не было сказано ни единого слова.

В тот вечер Филипп уснул быстро. Амина бодрствовала. Убедившись, что муж крепко спит, она выскользнула из-под одеяла, оделась, спустилась вниз и вскоре вернулась, держа в одной руке маленькую жаровню с пылающими углями, а в другой — два листка пергамента, свернутых трубочкой и перевязанных лентами, которые напоминали талисманы или амулеты. Один из листков Амина положила на лоб Филиппа, второй привязала к его руке. Затем она высыпала на угли ладан и произнесла несколько магических слов. Филиппа окутало прозрачное облако дыма. Амина распростерла над мужем ветку какого-то кустарника. Закончив заклинания, она задернула над кроватью пологи, отнесла жаровню и, вернувшись, присела возле кровати.

«Если в этом и присутствует зло, — подумала Амина, — то в контакт с ним он вступил не по своей воле, и все кары падут на мою голову». При этом ее прекрасные губы искривила усмешка, что не говорило в пользу ее новой веры.

Забрезжил рассвет, но Филипп продолжал крепко спать, а Амина бодрствовать.

«Теперь, наверное, хватит», — подумала Амина, когда взошло солнце.

Она помахала веткой над мужем и громко произнесла: «Филипп, Филипп, проснись!»

Филипп шевельнулся, открыл глаза, но от яркого дневного света тут же закрыл их. Приподнявшись, он оперся на локти и стал, казалось, приходить в себя.

— Где я? — воскликнул он. — В своей постели? — Он провел рукой по лбу, наткнулся на пергамент, сорвал и посмотрел на него. — А Амина? Где же она? Боже мой! Какой сон! А это что? — продолжал он, обнаружив листок пергамента и на руке. — Я вижу, что это работа Амины, — и он уткнулся лицом в подушки.

Тем временем Амина была уже в постели. Она обняла мужа и прошептала: «Спи, дорогой Филипп, спи! Мы поговорим потом, когда проснемся».

— Ты здесь, Амина? — сконфуженно спросил Филипп. — Мне показалось, что я один. Я видел сон…

И Филипп снова заснул, так и не закончив фразы. Амина, уставшая от бессонной ночи, тоже заснула, чувствуя себя счастливой.

В то утро священнику Матео пришлось дольше обычного ожидать завтрак, так как Филипп и Амина появились у стола на два часа позже.

— Доброе утро, дети мои, — произнес Матео. — Поздновато вы встаете.

— Это Филипп долго спал, — отвечала Амина, — а я почти до рассвета охраняла его сон.

— Хочу надеяться, что ему не было плохо? — задал вопрос Матео.

— Нет, но я никак не могла уснуть, — пояснила Амина.

— Тогда ты противоречишь сама себе, дочь моя, утверждая, что бодрствовала всю ночь.

Филипп вздрогнул. Он понимал, что, если Амина проговорится о том, что делала прошедшей ночью, патер разгневается. Но Амина быстро поправилась:

— Я была занята созерцанием, насколько мне позволяют мои скромные познания.

— С тобой благословение святой церкви, дитя мое! — молвил священник, прикасаясь ко лбу Амины. — И с тобой тоже, Филипп Вандердекен!

Смущенный Филипп присел за стол. Амина, как всегда, была сдержанна, но говорила меньше и казалась занятой своими мыслями.

После завтрака священник занялся молитвенником, а Амина подала Филиппу знак, приглашая его на прогулку. Они молча дошли до лужайки, где Амина впервые предложила мужу свое мистическое средство. Супруги присели, и Амина, взяв Филиппа за руку и серьезно глядя ему в лицо, спросила:

— Ты видел сон прошедшей ночью, Филипп?

— Да, видел, — отвечал Филипп.

— Расскажи мне о нем, чтобы я смогла истолковать его.

— Трудно будет дать ему толкование. Мне хотелось бы знать, кто послал мне его?

— Расскажи, что ты видел во сне? — спокойно повторила Амина.

— Мне казалось, — начал Филипп, — будто я капитан судна, идущего под парусами вокруг мыса Доброй Надежды. Море было спокойно, дул легкий бриз. Я находился на юте. Солнце склонялось к закату, и на небе засверкали звезды, но ярче, чем обычно. Потом оказалось, что я лежу на расстеленном на палубе пальто, сплю и во сне вижу многочисленные звезды. Затем я проснулся с ощущением, будто я тону. Я оглянулся. Мачты, такелаж, корабль — все исчезло, а я плыву в большой и красивой раковине в открытом океане. На душе у меня было беспокойно, я боялся пошевелиться, чтобы не опрокинуть свой легкий челн. Потом я увидел, что перед раковины опустился и маленькая белая рука ухватилась за край. Я не шевелился, хотел закричать, мол, раковина может перевернуться, но не мог выдавить из себя ни звука. Потом из воды постепенно появилась женщина и оперлась на край раковины. Кожа у нее была ослепительно белой, концы ее длинных распущенных волос плавали на поверхности волн. Мягким голосом она обратилась ко мне:

— Чего ты боишься, Филипп Вандердекен? Разве твоя жизнь не заколдована?

— Я не знаю, — отвечал я, — но, пожалуй, уверен, что моей жизни грозит опасность.

— Опасность? — переспросила она. — Возможно, это было, когда ты доверял ее несовершенному изделию из дерева, которое вы, смертные, называете кораблем. Но откуда может появиться опасность в раковине морской русалки, Филипп Вандердекен? Ты пришел, чтобы найти своего отца?

— Да, — отвечал я. — Разве это не воля Божья?

— Это твоя судьба, и она руководит тобой. Давай искать его вместе. Это моя раковина, но ты не знаешь, как ею править. Могу ли я помочь тебе?

— А выдержит ли она нас обоих?

— Ты увидишь, — проговорила она, смеясь.

После этого она скрылась под водой и появилась сбоку и забралась на край раковины, которая возвышалась над водой едва ли на три дюйма. Так, опустив ноги в воду, она сидела рядом со мной, но раковина, к моему удивлению, казалась такой же легкой, как и прежде. Мы быстро поплыли вперед, наш челнок управлялся только волей русалки.

— Ты все еще боишься, Филипп Вандердекен? — спросила она.

— Нет, — отвечал я.

Моя проводница отбросила в сторону волосы, закрывавшие ее лицо.

— Так посмотри же на меня! — попросила она.

Я посмотрел и узнал в ней тебя, Амина!

— Меня? — улыбаясь, переспросила Филиппа жена.

— Да, тебя. Я назвал тебя по имени, обнял и почувствовал, что так смог бы плыть целую вечность.

— Рассказывай дальше, Филипп, — попросила Амина.

— Мне показалось, что мы проплыли уже тысячи миль. Мы проплывали мимо красивых островов, которые, как жемчужины, лежали на серебряной глади океана.

— Только не в спокойных водах мы должны искать твоего отца, — подсказала мне моя спутница.

Постепенно волнение моря усиливалось, и раковину стало сильно раскачивать, но ни единой капли воды в нее не попало, и мы уверенно пробивались сквозь пенящиеся волны, которые давно уже поглотили бы даже самое прочное судно.

— Не боишься ли ты теперь? — спросила ты, обращаясь ко мне, и я отвечал:

— Нет, Амина, с тобой я ничего не боюсь!

— Мы находимся на широте Мыса, и, возможно, здесь ты найдешь своего отца. Давай осмотримся, и если заметим парусник, то им может быть только его волшебный корабль. Только корабль-призрак может, как мы, идти под парусами в такую бурю!

Мы плыли, преодолевая громадные волны, то на запад, то на восток, то на север, то на юг. Так мы проплыли еще сотни миль, пока, наконец, не заметили корабль, который сильно раскачивался под напором шторма.

— Там! Там корабль твоего отца! — воскликнула моя спутница.

Мы стали быстро приближаться к нему. С судна нас тоже заметили. Когда мы оказались возле борта, я взглянул наверх и увидел отца, Амина! Да, да, я видел его и слышал, как он отдавал команды. Я снял с груди реликвию и протянул ее к нему. Он улыбался, стоя у грот-мачты и держась за ее ванты. Был спущен шторм-трап, и я хотел уже подняться на палубу, но тут услышал громкий крик и увидел, как какой-то человек прыгнул с корабля к нам в раковину. Ты пронзительно вскрикнула, соскользнула в море и скрылась под волнами. В то же мгновение человек начал управлять раковиной, и она с быстротой молнии стала удаляться от корабля. Ледяной ужас сковал меня, когда я рассмотрел моего нового попутчика. Это был не кто иной, как лоцман Шрифтен, одноглазый дьявол, который утонул тогда в бухте при кораблекрушении!

— Нет, нет! Еще не время! — вскричал он.

В отчаянии я схватил его, вышвырнул из раковины и… он оказался один среди дикой стихии! Качаясь на гребнях волн, он крикнул: «Филипп Вандердекен, мы еще встретимся!» С отвращением я отвернулся. Вдруг волна накрыла раковину, и я вместе с ней стал погружаться в пучину. И тут я проснулся. Ну, Амина, — добавил Филипп, — что ты думаешь об этом сне?

— Разве он не указывает, что я твой друг, Филипп, и что тот Шрифтен — твой враг?

— Я согласен, но ведь Шрифтен мертв!

— А ты в этом уверен?

— Мне кажется, что так.

— Вот именно, иначе сон не указал бы тебе на него. Знай, однако, Филипп, что единственное толкование сна, по моему мнению, в том, что ты пока должен оставаться на суше. В этом мое мнение совпадает с тем, которое высказали священники. Во сне ты видел меня как надежную помощницу, пусть так будет и наяву!

— Пусть так и будет, Амина! И хотя твое удивительное искусство противоречит святому учению, толкование сна все же совпадает с мнением служителей Божьих.

— А теперь, Филипп, не будем больше думать об этом, — продолжала ласковая супруга. — Когда наступит время, Амина не будет удерживать тебя. Не забудь, что ты обещал мне выполнить мою просьбу, как только я попрошу тебя.

— Проси, Амина, чего ты желаешь, и я выполню, если смогу!

— Пока в этом нет необходимости. Каждое мое земное желание уже выполняется! Разве у меня нет моего Филиппа? — спросила Амина и пылко обняла своего супруга.