Письмо патера Маграта дипломатического содержания.

Мы продолжали крейсировать около недели и потом отправились на Ямайку, где нашли адмирала на якоре в Порт-Ройяле. Нам подали сигнал стать на якорь, и капитан Кирни, засвидетельствовав свое почтение адмиралу, вернулся с поручением отвезти депеши в Галифакс. Вода и провизия были доставлены ботами адмиральского корабля, и, к величайшему нашему неудовольствию, мы снова вышли в море, хотя надеялись повеселиться на берегу. Дело в том, что из Англии послан был приказ: отправить немедленно фрегат к адмиралу, стоявшему в Галифаксе, в полное его распоряжение.

— Я, однако, имел удовольствие увериться, что капитан исполнил свое слово, упомянув обо мне в депеше; писец показывал мне копию. Ничего замечательного не произошло во время переезда, только капитан Кирни был очень болен и не выходил из каюты. Был октябрь, когда мы бросили якорь в Галифаксе; адмиралтейство, ожидавшее нашего прибытия в этот порт, препроводило сюда наши письма. Для меня ничего не было, но зато на имя О'Брайена от патера Маграта было письмо.

«Милый сын мой!

Вы добрый сын, это сущая правда, иначе я не захотел бы вас называть своим сыном. Вы утешили и успокоили ваше семейство; теперь оно не надрывается из-за средств пропитания и имеет на то основательные причины, так как у него теперь вдоволь всего, и вдобавок даже свиньи. Ваш батюшка, ваша матушка, братья и три сестры свидетельствуют вам свою любовь и шлют свое благословение, к которому можете присоединить и мое также. Ваше письмо из Плимута дошло благополучно: почтальон Барни уронил его у самых ваших дверей; наша большая свинья схватила его и побежала. Увидев это, я вышел к ней, усовестил ее, и она оставила письмо, зная (доброе животное), что я лучше ее сумею прочесть его. Разобрав его содержание, — счастье, что предупредил в этом свинью, — я тотчас же пообедал, взял свою толстую палку и отправился в Балликлейч.

Вам известно, Теренс, а если вы это забыли, так я напомню, что там есть вертлявая молодая женщина, содержащая портерную лавку и называющаяся миссис О'Рурк; она вдова капрала О'Рурка, убитого на войне или просто умершего — не знаю наверное, но это для нас не важно. Эта миссис О'Рурк знает всех и каждого, и все, что делается в целой провинции; язык у нее неутомимый.

— Доброго утра, миссис О'Рурк, — сказал я.

— И вам также, патер Маграт, — ответила она с улыбкой, — что принесло вас сюда? Путешествие ли какое далекое предприняли, или пришли сюда по делу, или так, немножко поболтать с миссис О'Рурк?

— Единственно к вам поболтать, моя милая, и отведать, вашего портера; не больше, впрочем, чем нужно, чтоб прополоскать рот.

Миссис О'Рурк налила мне самого настоящего; я выпил за ее здоровье и, ставя стакан, сказал:

— Я слышал, у вас поселился иностранец, миссис О'Рурк?

— Я слышала то же самое, — ответила она.

Итак, видите, Теренс, благодаря своей сметливости я сразу проведал об этом.

— Я слышал, — продолжал я, — он шотландец и говорит так, что никто не понимает.

— Как бы не так, он англичанин и говорит очень чисто.

— Но что за мысль может прийти человеку приехать сюда и сидеть тут в одиночестве?

— Одному, патер Маграт? — возразила она. — Разве он один, когда с ним жена, дети, да даст Бог и еще?

— Но эти мальчики не его дети, мне кажется, — сказал я.

— Вы опять ошибаетесь, патер Маграт, дети его, и вдобавок все девочки. Кажется, вы для того только и приходите в Балликлейч, чтобы разузнать обо всем.

— Именно так, миссис О'Рурк: но кто знает их лучше вас?

Вы замечаете, Теренс, что я все говорил наоборот. Помните, сын мой, если хотите узнать какую-нибудь тайну от женщины, то скорей достигнете цели противоречием, чем согласием.

Я продолжал между тем:

— Во всяком случае, миссис О'Рурк, я считаю, стыдно джентльмену везти из Англии своих ленивых слуг, когда тут столько ловких парней и девушек, готовых к его услугам.

— Вы опять не правы, патер Маграт: черта с два привез он слуг из Англии, он нанял их здесь. Элла Фланаган у него служанкой, а Теренс Дрисколл слугой — он очень хорош в своей ливрее: я видела его, когда он приходил сюда за газетами. Могги Колл стряпает ему кушания, а хорошенькая Мэри Салливан будет кормилицей младенца, лишь только он появится на свет.

— Вы думаете, кормилицей будет Мэри Салливан?

— Да, так, — отвечала миссис О'Рурк, — и знаете ли причину?

— Откуда мне знать?

— Для того, чтоб услать своего ребенка подальше и кормить ребенка англичанина: его жена настоящая леди и не позволит, чтобы на ее груди повис младенец

— Но положим, что Мэри Салливан не родит к тому времени, что тогда? Говорите, миссис О'Рурк; вы умная женщина.

— Что тогда? — отвечала она. — О, это уж все улажено; Мэри говорит, что она сляжет в постель педелей прежде, чем леди; как видите, патер Маграт, все будет в порядке.

— Но разве вы, такая умная женщина, не видите, что эта молодица, которая так плохо знает счет и думает родить через три месяца после замужества, может также ошибиться в расчетах, когда лечь в постель?

— Не бойтесь, патер Маграт, Мэри Салливан сдержит свое обещание. Прежде чем обмануть леди и тем лишиться места, она слетит с лестницы, а это уложит ее в постель тотчас же.

— Вот что называется верный слуга, добросовестно получающий свое жалованье! Ну, теперь прощайте! Позвольте только выпить еще стаканчик и поблагодарить вас. Вы женщина всеведущая и вдобавок очень хорошенькая.

Так, сын мой, я разузнал кое-что, но не настолько, однако, сколько ожидал. Но об этом в следующем письме, всего нельзя рассказать в этом. Поля хороши, но платья не растут на деревьях в старой Ирландии, и если бы ваше трехмесячное жалованье или какие-нибудь призовые деньги нашли дорогу сюда, это много прибавило бы вашему семейству. Вот хоть моя ряса — уж слишком дырява. Не то чтобы я об этом слишком заботился, однако все-таки новая лучше старой. Но довольно покуда.

Многолюбящий вас друг Уртаг Маграт».

— Ты видишь, Питер, — сказал О'Брайен, когда я прочел письмо, — я правду говорил, что твой дядя замышляет недоброе, уезжая в Ирландию. Или дети оба будут мальчиками, или ребенок твоего дяди мальчиком, а другой девочкой — покуда неизвестно. Если потребуется нужда в обмене, то за этим дело не станет — нечего и говорить. Но я опять напишу патеру Маграту и буду просить, чтоб он разузнал истину, если можно. Ты получил письмо от отца?

— Нет, к несчастью. А он непременно написал бы об этом.

— Ну, не стоит размышлять долго; мы похлопочем, когда будем в Англии, а до тех пор положимся на патера Маграта. Я поскорее напишу ему письмо, пока не забыл.

О'Брайен написал, и больше мы уже не заводили об этом разговор.