Описание берега Мартиники. — Подставлять себя под обстрел — не геройство. — Посещение Ноева ковчега под флагом янки. — Взятие французского невольничьего корабля. — Суп из попугаев.

В Барбадосе мы получили приказ крейсировать около Мартиники с целью не допускать подвоза припасов гарнизону острова и тотчас же отправились к месту назначения. Я не видал ничего живописнее прекрасного берега этого острова: хребты холмов выдаются над самым морем; свежая зелень покрывает их; подошвы изрезаны мелкими заливами; берег ослепляет белизной песка; гавань усеяна стоящими на якоре небольшими береговыми судами, перевозящими сахар из соседних стран; каждый холм со стороны, обращенной к морю, увенчан небольшой крепостью, над которой развевается трехцветный флаг, самый воинственный, по-видимому, во всем мире.

На третье утро мы обогнули Алмазную скалу и неслись вдоль подветренной стороны острова, как вдруг, в то время, как перед нами уже открывался залив Форт-Ройяля, у так называемого Соломонова мыса, покрытого кустарником, мы увидели батарею ближе к себе, чем было желательно. Колонна дыма разостлалась над голубой водой, и вслед за тем послышался свист ядер, прорезавших грот-стеньгу и оторвавших флаг почти над самой головой старика Суинберна, стоявшего на каронаде.

Я в это время обедал в каюте с О'Брайеном и старшим лейтенантом.

—  — Куда это черт завел нас? — вскричал О'Брайен, вскакивая со стула и выбегая на палубу.

Мы оба последовали за ним; но, прежде чем достигли палубы, три или четыре других ядра успели просвистать между мачт.

— С вашего позволения, сэр, — сказал О'Фаррел, дежуривший в это время на палубе, — батарея открыла по нам огонь.

— Благодарю за осведомление, мистер О'Фаррел, — отвечал О'Брайен, — но французы прежде вас успели донести об этом. Позвольте спросить, не намерены ли вы собственной своей особой служить мишенью, или, может быть, вы думаете, что «Раттлснейк» за тем только и послан сюда, чтоб ядра пробуравили его, как решето? Руль на штирборт, квартирмейстер!

Руль был повернут, и бриг тотчас же удалился от огня, однако еще несколько ядер легло около нас, одно из них сорвало фок-стеньгу.

— Теперь, мистер Фаррел, мне остается только заметить вам, что, как мне кажется, ни меня, ни вас, никого другого не заботит свист ядер над ушами, если , этим можно что-нибудь выиграть для себя и отечества; Но я очень забочусь о ногах, руках и тем более о жизни каждого из моих матросов, если нет надобности ими жертвовать. Так помните в другой раз, что нет ничего дурного в том, чтобы держаться подальше от батарей, когда все выгоды на их стороне. Я замечал, что выстрелы, сделанные наудачу, всегда уносят лучших матросов. Но что там такое, мистер Симпл, не парус ли?

Через полчаса мы нагнали этот корабль; он выкинул американский флаг, и оказалось, что это бригантина, нагруженная товарами до самого планшира, который возвышался над водой не более, как на один фут. Груз его состоял из ассортимента разных товаров. С середины мачт до самой палубы были навешаны корзины с яблоками, картофелем, чесноком и орехами всех родов. Палуба была загромождена домашней птицей, овцами, свиньями. Низ наполнен дранкой, мебелью и прочими товарами, слишком многочисленными, чтобы их перечислить тут. Я поднялся на ее борт и спросил хозяину, куда он держит путь.

— Как куда? На рынок, — отвечал он. — Вы очень любопытны; надеюсь, вы меня не станете задерживать?

— Нет, если у вас все в порядке, — ответил я, — но мне нужно взглянуть в ваш корабельный журнал.

— Хорошо, это можно, — сказал он и принес его на палубу.

Мне некогда было рассматривать его в подробностях, но меня очень позабавило то немногое, что я прочел в нем: «Под широтою созвездия коня — вода очень легкая — зарезан теленок с белым лбом — пойман дельфин и съеден за обедом — разбита бочка мелассы № 1, б. Славная ночь: я заметил маленькие кругленькие вещицы, плававшие в воде — зачерпнул их целое ведро — думал, что это жемчуг — рассудил, что ошибся — выкинул их за борт, услышал крик — подумал, морская русалка — вышел посмотреть, не заметил ничего. Заметил по носу странную зыбь — полагал, что это, может быть, морская змея — встал на нос корабля, чтобы хорошенько разглядеть ее и чуть было не наткнулся на Барвудский остров. Повернул назад — встретился с британским кораблем — обошлись учтиво».

Осмотрев журнал, я потребовал созвать матросов, чтобы увериться, нет ли в числе его экипажа англичан. Это ему не понравилось, он заворчал; но тем не менее матросы были вызваны на корму. Один из них, я уверен, был англичанин, я и сказал ему это; но как он, так и, хозяин настаивали на противном. Я, однако, решил взять его с собой, чтобы представить спорный пункт на суд О'Брайена, и приказал ему сесть в мой бот.

— Вот что!.. Ну, если вы хотите употребить насилие — я не могу противиться. Моя палуба не свободна, вы видите, а иначе… я скажу вам, мистер лейтенант, с вашим кораблем было бы то же, что с «Гермионой». Знаю только то, что, если вы станете вербовать коренных янки, Штаты этого вам не простят — это так же верно, как то, что есть змеи в Виргинии.

Несмотря на это увещание, я привез обоих к О'Брайену, который долго разговаривал с американцем в каюте и потом позволил ему вернуться на свой корабль вместе с матросом. Мы поплыли дальше. Я был в первой ночной вахте, и когда мы проходили вдоль берега, заметил корабль, еле ползущий, с парусами, развевавшимися во всеi стороны по произволу порывистого ветра. Мы повернули к нему и через несколько минут стали в четверти мили от него. Был спущен бот, и я принял команду над ним; но так как это был большой корабль, то О'Брайен посоветовал мне быть осторожнее, если они выкажут хотя б малейший признак сопротивления.

Когда я уже подходил к кораблю, меня окликнули по-французски и приказали убраться восвояси, угрожая стрелять в противном случае. Этого было достаточно: согласно полученному приказанию, я возвратился и донес обо всем О'Брайену. Мы спустили все боты, развернули бриг лагом к неприятелю и разрядили в него полдюжины каронад, заряженных картечью и ядрами. Шум и суматоха на неприятельском корабле были следствием этого залпа, и О'Брайен снова послал меня узнать, не сдаются ли они. Они отвечали утвердительно, и я поднялся на борг. Это был французский корабль «Коммерс де Бордо», с тремястами тридцатью невольниками, оставшимися из пятисот, взятых с берега и переправляемых на Мартинику. Весь экипаж был болен, и большая часть его лежала на койках. Они объелись супу из попугаев; остались в живых только серые попугаи, немногие из которых умели говорить очень хорошо. Выходя в море, они имели около тысячи попугаев на борту корабля.

О'Брайен, заметив, что я овладел судном, послал другой бот узнать, что это за корабль. Я попросил прислать хирурга, так как многие матросы и некоторые из невольников были ранены нашими выстрелами. Нет ничего более жалкого, чем негры на борту невольничьего корабля: духота между палуб; страшная вонь, происходящая от нечистот, которые едва ли когда удаляются; больные, лежащие без всякой помощи, встречающие равнодушие даже у своих более сильных товарищей; мужчины, женщины, дети, в беспорядке валяющиеся в тесноте, чуть не друг на друге, совершенно нагие, исхудавшие, зачахшие от голода и атмосферы, какой, кроме негров, никто не может сносить. Если бы было известно все, что происходит на невольничьем корабле, — всякий бы согласился совершенно справедливо считать торговлю неграми преступлением наравне с морским разбоем. Но хотя на нее и смотрят, как на разбой, тем не менее она все-таки продолжается.

На рассвете корабль был совсем готов к плаванию, и О'Брайен решил отправиться к острову Доминго, чтобы скорее высадить на берег несчастных негров. Несколько дней спустя мы вместе с пленником своим бросили якоря в заливе принца Руперта, где в двадцать четыре часа пополнили свои запасы и распоряжались насчет приза, который, нечего и говорить, был значительной ценностью.