Великая ученость на воде. Младший Том живо интересуется мертвыми языками

Старый Домине серьезно попрощался с семьей м-ра Драммонда и с трепетом шел по мостику на баржу; казалось, он был уверен, что его ждут величайшие опасности.

— Вот и старый Том, сэр, — сказал я, обращаясь к Домине, когда нам навстречу вышел барочник. Добиензис с удивлением взглянул на него и сказал мне:

— Ты не предупредил меня, что он укорочен!

Я познакомил моего старого наставника с младшим Томом, который начал выкидывать свои смешные штуки и заинтересовал его шутливо-остроумными вопросами, и, наконец, с нашим водолазом Томми. Три Тома понравились ему. Вообще, все интересовало Домине: реки, баржи и лодки, скользившие во всех направлениях. Он долго смотрел на речные картины и любовался ими; потом вдруг погрузился в размышления, улетел из жизни. Младший Том в припадке шалости схватил полу сюртука Домине и показал ее Томми. Собака, привыкшая хватать канат по его знаку, тотчас же взяла в зубы фалду и три раза отчаянно дернула за нее. Домине не обратил на это внимания, только рассеянно отмахнулся рукой, точно желая безмолвно сказать: «Оставьте меня, я занят».

— Тащи, тащи, — кричал Том ньюфаундленду, держась за бока от хохота. Томми сделал отчаянную попытку и унес одну полу сюртука Домине; Добиензис все-таки не заметил этого. Собака убежала на нос; Том младший кинулся за нею, чтобы отнять оторванную полу. В это время старик пел песню, полную патриотизма и чувства, и Домине мало-помалу очнулся. Когда Том старший окончил пение, Добс вскрикнул от восторга:

— Меня восхитила эта песня! Только подумать, что ее пел безногий!

— Ах, добрый джентльмен, ведь я не ногами пою, — ответил старший Том.

— Нет, добрый кормчий, я знаю, что человек поет ртом! Ах, твой голос так сладок, сладок как мед, силен…

— Как латинский язык, — договорил младший Том. — Нy, отец, старый словарь пустился вовсю. Останови-ка его новым куплетом.

— Вот я остановлю тебя: двину тебя бочонком, Том. Что ты сделал с фалдами старого джентльмена?

— Предоставь мне поправить дело, отец, — отозвался Том.

— Хорошо! Но баржа качается. Вперед, Джейкоб, подними мачту; Том и Томми помогут тебе.

Его приказания были исполнены раньше, чем очнулся Домине, который опять улетел в заоблачный мир.

— Здесь есть водовороты? — спросил Добс, говоря про себя.

— Водовороты? — ответил младший Том. — Еще бы! Ужасные, особенно под мостами. Я видел, как в них один за другим тонули суда… Штук эдак двенадцать.

— Двенадцать судов! — вскрикнул Домине, поворачиваясь к Тому. — И все люди погибли?

— Я никогда не видывал их позже, — мрачным голосом произнес юный Том.

— Я не подозревал, какие опасности близ меня, — сказал Домине. — Люди, которые отправляются в море на кораблях, видят творения Господа и Его чудеса в глубине.

Еще долго говорил Домине на ту же тему, пересыпая свои слова латинскими изречениями. Его прервал младший Том. — Скажите, пожалуйста, сэр, к чему служит человеку речь?

— Ты задал глупый вопрос, мальчик, — ответил Домине. — Нам дан дар слова, чтобы мы могли выражать и сообщать другим наши мысли.

— Я так и думал, сэр. Так почему же вы говорите на такой тарабарщине, которую никто из нас не может понять?

— Прости, дитя. Я говорил на одном из мертвых языков.

— Если он мертв, зачем вы не оставите его в гробу? — Недурно; ты остроумен. (Буль-буль, — послышался его смех).

— Однако, дитя, знай, что с мертвыми приятно общаться.

— Неужели? Хотите, мы высадим вас на кладбище в Батерси?

— Молчи ты. Том, — заметил ему отец. — Извините его, сэр.

— Нет, мне приятно слушать, как он говорит; но было бы еще приятнее послушать твои песни.

— Извольте, сэр, — сказал старый Том и запел:

Скользи, моя гондола…

Песня кончалась словами «хотел бы бабочкой я быть».

— Да, вы могли бы быть бабочкой, — сказал Домине, глядя на него.

Младший Том залился хохотом.

— Да, сэр, я думаю, он скоро сделается бабочкой. Ноги у него отвалились, а крылья еще не выросли. Он теперь кокон, а вы знаете, что из кокона выходит бабочка. Вот смешной старикашка-то, правда, отец? — обратился он к старому Тому.

— Том, Том, иди на нос, мы скоро стрельнем под мост.

— Будете стрелять? — вскрикнул Домине.

— Вы не боитесь огнестрельного оружия? — спросил Том младший. — Ведь нам постоянно приходится стрелять. Вы не знаете этой реки.

— Действительно, я думал, что тут есть только одна опасность — глубина воды.

— Иди вперед, Том, и не смей смеяться над теми, кто лучше тебя! — крикнул старый Том.

— Джейкоб, я не понимаю языка старого Тома и молодого Тома; он так же непонятен для меня, как было бы наречие собаки Томми, — сказал Домине.

— Или как для них ваша латынь.

— Правда, Джейкоб, правда. Я не имею права жаловаться, да и не жалуюсь, потому что все это очень занимает меня, хотя иногда я становлюсь в тупик.

Когда мост Петни остался позади нас, старый Том стал петь одну песню за другой.

— Джейкоб, — сказал Домине, — благодаря стоустой молве я знал, как беспечны моряки, как они равнодушны к опасности. Но я никогда не думал, что можно выказывать такую жизнерадостность. Ты взрослый не по возрасту, а что такое он? Остаток человека, покоящийся на неестественных и плохо приспособленных подпорках; его сын еще дитя, и все вы так веселы, так счастливы!

Скоро мы с Томом собрали грот, опустили якорь. Легкая баржа замедлила ход. Домине, взглянувший на лес мачт, который мы миновали поглр Лондонского моста, вдруг спросил:

— Добрый кормчий, куда мы идем?

— Я вам отвечу по-своему, мастер, — отозвался старый Том и запел.

— А теперь, мастер, покушаем. Мы до завтрашнего утра не подымем якоря. Ветер дует нам прямо в лоб, и он довольно свеж. Погреемся-ка грогом.

— Я слыхал об этом напитке и не прочь попробовать его, — заметил Добс.