Я прерываю супружеский дуэт и опрокидываю лодку. Все на твердой земле, а потому никто не тонет. Я нахожу, что профессия джентльмена приятнее обязанностей яличника

По возвращении я прежде всего побывал у старого Тома и сообщил ему о сыне. Когда я приехал к его домику, он чинил чью-то лодку и разговаривал со своей старухой. Не видя меня, они вспоминали о Томе и печалились о нем, между прочим высказывая, что, пока с ним Джейкоб, им нечего бояться за сына.

— Да, — заметила старуха, — но, говорят, Джейкоба скоро отпустят; что же будет тогда с Томом?

— Уж и не ведаю, — проговорил старик. — У Джейкоба было сердце хорошее, но кто знает, что случится теперь, когда он разбогател: ведь богатство портит человека. Впрочем увидим. Если он окажется непорядочным, я совсем перестану верить в людей. Ах, как мне хотелось бы, чтобы он был с нами.

— Тогда ваше желание исполнено, добрый друг! — крикнул я, подбегая к Тому и хватая его за руку.

Старый Том так изумился, что отступил, потянул меня за собою, потерял равновесие, и мы оба упали. Старуха испугалась, вскочила было со скамейки старой лодки и опять быстро опустилась в нее; лодка не вынесла такого давления и перевернулась. Я первый вскочил и бросился на помощь м-с Бизли, засыпанной пылью и кусками сухого вара.

— О Боже мой, — закричала старуха, — я, кажется, вывихнула себе ногу. Боже, мистер Джейкоб, как вы напугали меня!

— Да, — сказал старый Том, — твое появление всех нас перевернуло, не исключая и старой лодки. Несмотря на твою новую оснастку (он говорил о приобретенном мною костюме джентльмена), ты по-прежнему Джейкоб Фейтфул.

— Надеюсь, — ответил я, и мы немедленно приступили к обсуждению планов освобождения Тома. После этого я ушел к моему старому другу Домине, предварительно узнав, что он здоров, также как Степлтон и Мэри.

По дороге я зашел к Степлтону и застал Мэри очень оживленно разговаривающей с красивым молодым человеком в форме сержанта 93-го полка. Похорошевшая Мэри не сразу узнала меня, а узнав, покраснела до корней волос и поздоровалась довольно принужденно. Сержант, казалось, хотел остаться, но когда я взял ее за руку, сказав, что мне хочется передать несколько слов от человека, которого она, вероятно, не забыла, он поклонился и отправился вниз. Кажется, довольно суровым тоном я сказал ей:

— Не знаю, Мэри, может быть, теперь я не должен передавать вам слов моего друга. Как недостойно играть чувствами человека, писать ему, уверять в расположении и постоянстве, а между тем обнадеживать и другого.

Мэри опустила голову.

— Если я поступила дурно, мистер Фейтфул, — сказала она, помолчав, — я все-таки не сделала Тому зла; я писала то, что чувствую.

— Так зачем же вы поступаете дурно с другим? — спросил я.

— Я ничего ему не обещала; только почему Том не возвращается, чтобы смотреть за мной? Мне скучно одной, и, кто знает, каким вернется Том? Ведь разлука уничтожает любовь в мужчинах.

Мэри положила руки на стол и спрятала в них лицо.

— Я пришел сюда не для того, чтобы порицать вас и наблюдать за вами, Мэри, — сказал я, — но знайте: если на свете есть молодой человек, достойный любви, то это именно Том. Он стремится вырваться с фрегата, и я постараюсь своими силами освободить его. Теперь судите сами, принесет ли вам его возвращение счастье или нет.

Мэри подняла лицо, залитое слезами.

— Значит, он скоро вернется? Право, мистер Фейтфул, его возвращение принесет мне счастье, только, пожалуйста, не говорите ему о том, как глупо я вела себя, молю вас… Зачем делать его несчастным? Больше этого не повторится. Обещаете, Джейкоб, да?

— Мэри, я не хочу быть причиной ссор, только дайте мне слово сдержать ваше обещание.

Слово было дано; я ушел от нее, повидался со Степлтоном и после короткого разговора с ним направился к Домине.

Я застал его в классе. Он сидел за высокой кафедрой, учителя не было; его воспитанники шумели до того, что могли бы пробудить человека, впавшего в транс… Я сразу увидел, что Добс унесся за облака. Долго призывал я его, но он продолжал делать какие-то вычисления… Вдруг очнулся. Радость его трудно описать. Пересыпая цветистую речь латинскими восклицаниями, он обнимал и целовал меня и, наконец, обратился к воспитанникам со словами:

— Мальчики, «Nune est ludendum» . Я отпускаю вас; положите книги и идите с миром.

Понятно, воспитанники не заставили его повторить это приказание.

Домине повел меня в свое святилище, но я попросил его прежде всего дать мне поесть; тут произошла моя встреча с м-с Бетли. Я рассказал Домине все, что случилось во время моей службы на фрегате, и, вспомнив о Томе и Мэри, он заметил, что эта девушка не доведет Тома до добра. Переговорив обо всем, вспомнив прошлое, я спросил его о здоровье семьи Драммонда.

— Значит, ты еще не видал их, Джейкоб? — ответил он вопросом на вопрос.

— Нет еще, — сказал я, — но завтра утром побываю у них. Теперь же мне необходима ехать в Лондон.

— Тебе незачем возвращаться туда, Джейкоб. Твой собственный дом близко отсюда.

— Мой собственный дом?

— Да. По завещанию мистера Тернбулла его жена наследовала хорошие средства, но по причинам, которых он не желал объяснять, дом и вся мебель оставлены тебе.

— А где же миссис Тернбулл?

— Она в Бате. Мистер Драммонд, который действо. вал от твоего имени, позволил ей взять все, что она пожелала; но она увезла немного, кое-какие безделушки, которые скорее загромождали, чем украшали гостиную. Дом вполне готов принять тебя, и ты можешь сегодня же вечером переселиться в него.

— Но почему же мистер Тернбулл не оставил его своей вдове?

— Вполне точно не знаю, однако думаю, что он хотел переселить ее подальше. Он оставил ей пять тысяч.

Я направился к моему новому дому.