Планы путешественников. Храбрость Толстого Адама. Милиус. Что было в его доме. Речь готтентотам. Бушменский мальчик, принц Омра.

Наши путешественники выработали совершенно определенный план пути. Они решили для выполнения главной цели своего путешествия пройти через страну кафров к берегам реки Ундата, вблизи которой, судя по сообщениям, должны были находиться потомки пропавших пассажиров «Гроссвенора». По выполнении миссии Александра, караван должен будет пересечь цепь гор и вернуться через земли бушменов и кораннов. Они не хотели возвращаться через страну кафров, потому что в ней совершенно не было дичи. Кафры оставили только львов и пантер в лесах и гиппопотамов в реках. Все трое были довольны планом, так как Александр и Хендерсон надеялись вдоволь поохотиться, а Суинтон рассчитывал пополнить свои коллекции. Опасности при проезде через страну кафров тоже, по-видимому, не представлялось, так как миссионеры устроили уже там два пункта в Буттеруорсе и Хуми, куда Александру были даны поручения. Караван вышел из города 7 мая 1829 года. Погода уже в продолжение нескольких недель стояла прекрасная, пастбища после долгих дождей были роскошные, путешественники не торопились и наслаждались полным покоем. Александр, Суинтон и Хендерсон ехали верхом впереди каравана.

— Я не знаю, как вы, но я чувствую себя как узник, вырвавшийся на свободу. После шума, суеты и тесноты города эти простор и тишина кажутся раем.

— Я чувствую то же самое и наслаждаюсь всей душой, — сказал Александр.

— Говорят, что человек создан для жизни в обществе; это, пожалуй, и правда, но все-таки так приятно иногда быть наедине с природой.

— Да, быть в таком одиночестве, как мы теперь, — смеясь сказал Суинтон, — очень недурно. В компании тридцати человек, прекрасно вооруженных, интересно быть и среди пустыни. Но я не думаю, чтобы каждый из нас чувствовал себя очень хорошо, если бы находился среди этой африканской пустыни в полном одиночестве. Немало удовлетворяет также сознание, что позади идут четыре фургона, снабженные всякой провизией.

— Все это совершенно верно, — сказал Хендерсон, — но все-таки после города здесь чувствуешь себя совершенно свободным и вдали от общества.

— Но нам еще предстоят новые знакомства в пути, — продолжал шутить Суинтон. — Пока мы приедем в город Грахам, мы, вероятно, встретим много голландских буров, которые живут в этих местах.

— Мне кажется, Уильмот, — заметил Хендерсон, — нам нужно за это время хорошенько присмотреться к нашим людям. Если они не будут поддаваться дисциплине или некоторые их них окажутся неподходящими, мы можем заменить их в Грахаме другими.

— Ваш план хорош, — ответил Александр. — В три-четыре дня пути мы успеем к ним присмотреться. А как вообще, готтентоты храбры или нет?

— Да, их считают довольно храбрыми. Но только беда, если среди них заведется один трус: он действует на всех.

— Я подозреваю, что у нас есть такой среди охотников, — сказал Хендерсон, — но, может быть, я и ошибаюсь; конечно, это нужно проверить.

— Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите, — сказал Александр. — Это громадный парень, которого называют Толстый Адам.

— Значит, и вы заметили за ним это качество; но посмотрим, что будет дальше.

— Когда мы остановимся, я прикажу смазать колеса фургонов, — сказал Александр, — они скрипят невыносимо.

— Я думаю, что это бесполезно, они все равно будут скрипеть. В Индии такие же фургоны скрипят в десять раз больше. И туземцы никогда не смазывают их, потому что быки привыкли к этой музыке и без нее не желают идти. Кроме того, нам придется идти по такой траве, в которой и мы, и наши животные будем закрыты с головой, тогда только по этому скрипу можно будет идти друг за другом.

— В таком случае я приберегу наше сало для другого употребления, — сказал Александр, — и постараюсь примириться со скрипом колес.

— Через несколько дней вы так привыкнете к нему, что не будете его замечать, а, может быть, будете даже скучать, когда его не будет, — сказал майор.

— Вероятно, так и будет, привычка — вторая натура. Мне кажется, я вижу там дом на холме?

— Да, — ответил Суинтон. — И я знаю этот дом. Это ферма бура Милиуса, которого мы видели в бухте Альгоа. Я не думал, что мы будем здесь так скоро. До фермы осталось не больше трех миль, и мы приедем как раз к завтраку. Там мы перепряжем волов. Сколько у нас запряжено?

— По десяти на фургон. Остальные шестнадцать идут сзади вместе с лошадьми и овцами.

Пришпорив лошадей, маленький отряд поскакал галопом и скоро был около фермы, где был встречен неистовым лаем штук двадцати собак. Молодой бур вышел из дома и, разогнав собак, пригласил путешественников идти за ним. В доме их встретил старик, любезно усадил за стол и, достав бутылку с полки, стал предлагать выпить с ним вместе наливки домашнего приготовления.

Через некоторое время вышла и его жена, перед которой поставили маленький столик с чайным прибором.

За чаем все разговорились, и хозяин сказал, что знал уже о приезде путешественников, но ждал, что они приедут только к ночи.

Дом колониста был сделан из глины, смешанной с особенным составом, приготовляемым бурами. Стены его были выбелены, а крыша покрыта особым сортом тростника, труднее воспламеняющимся, чем солома. Потолка не было, а стропила под крышей были увешаны всякими продуктами охоты и сельского хозяйства. Здесь висели длинные хлысты из шкуры носорога, меха леопардов и львов, страусовые яйца и перья, связки луковиц, листы табаку, бамбук и проч.

Помещение состояло из большой столовой, маленького кабинета и двух спален. Стекол в окнах не было, на ночь окна завешивали шкурами. В доме не было ни печей, ни каминов, готовили кушанье в маленьком отдельном домике. Обстановка была очень несложная: большой стол, несколько стульев и кресел, на полках по стенам стояли железные и медные котелки разных размеров, здесь же стоял большой чайник с грелкой для чая. На маленьком столике в углу лежала большая семейная библия с медными застежками.

До завтрака шли разговоры о разных предметах, и, между прочим, хозяева давали разные практические советы своим гостям. К завтраку подали баранину, масло, молоко, плоды и прекрасный белый хлеб. Во время завтрака подошел весь караван, быки были распряжены, и пока отдыхали люди и животные, хозяин показал своим гостям всю ферму, сад, огород и поля. Только к вечеру путешественники собрались опять в путь, поблагодарив старого бура за гостеприимство.

— Разве здесь всегда останавливаются на встречных фермах? — спросил Александр, когда они отъехали от фермы.

— Всегда, — отвечал Суинтон. — На дорогах нет гостиниц, и каждый путешественник может отдохнуть у любого колониста. У них уже заведено оказывать всем одинаковое гостеприимство.

— И они не берут никакой платы?

— Нет, не следует и предлагать. Другое дело, если бы вы вздумали кормить здесь лошадей или скот — за это полагается платить. Жена бура целый день, кажется, сидит за чайным столом, и чай должен быть всегда готов для проезжих.

— Трудно представить, что этот же добродушный и гостеприимный бур может относиться к туземцам так жестоко, как говорил м-р Ферборн.

— Многие из наших пороков и добродетелей часто зависят от обстоятельств, — возразил Суинтон. — Гостеприимство обычно во всех мало заселенных странах, и голландские буры чрезвычайно гостеприимны. Их жестокость к готтентотам и другим туземцам происходит от воспитания, которое они получают из поколения в поколение. С детства они привыкают смотреть на туземцев, как на рабов, и совершенно не думать о том, что они такие же люди, как и все другие. М-р Ферборн совершенно верно говорил, что ничто так не развращает, как установленное и разрешенное законом рабство.

— Но буры, кроме жестокости, славятся еще и жадностью к деньгам?

— Да, такова их репутация, и боюсь, что она справедлива. Нужно иметь в виду, что буры происходят от очень коммерческой нации, более коммерческой даже, чем португальцы, которым они подражают. Стремление к благосостоянию обыкновенно порождает любовь к деньгам, а когда у человека эта любовь развивается в страсть, он не останавливается ни перед чем. Жестокости португальцев на востоке известны в истории. И еще вопрос, не были ли бы англичане повинны в такой же жестокости, как буры, если бы они предшествовали им? Испанцы были очень жестоки в Южной Америке, и португальцы не отстали от них. И я очень сомневаюсь в том, чтобы наши соотечественники были вполне безупречны. Разница может быть только в том, что их предшественникам было больше искушений, потому что они могли больше приобретать, или попросту отнимать.

— Вы правы, недаром говорится в молитве: «Не введи нас во искушение»; мы все слишком слабы, чтобы устоять против соблазна.

Вечером волов снова выпрягли, а скот пустили на некоторое время на траву. Когда стемнело, сделали перекличку людям, и затем майор, по просьбе Александра, распределил каждому обязанности и дежурства за ночь. Разложили костер. Перс Магомед, слуга майора, приготовил прекрасный ужин, после которого наши друзья пошли спать в свои фургоны, а готтентоты расположились на траве вокруг костра.

Нет надобности рассказывать подробно все восьмидневное путешествие до города Грахама, так как за это время не произошло ничего особенного. В городе караван был прекрасно принят административными лицами, которые охотно оказали ему необходимую помощь. Здесь было сменено несколько человек готтентотов, особенно склонных к пьянству, и принято еще трое хорошо знающих кафрскую землю и язык туземцев.

При въезде в город Хендерсон заметил, что в кустах кто-то шевелится. Осторожно подъехав, он увидел маленького бушмена, лет двенадцати, почти голого и, очевидно, страшно истощенного от голода. Он был так слаб, что не мог стоять на ногах. Майор велел готтентоту взять ребенка на руки и отнести в фургон. Укрепляющие лекарства и питательная пища скоро поправили мальчика так, что он мог ходить без посторонней помощи, но он не выражал ни малейшего желания уйти от своих спасителей. Перед отъездом Хендерсон спросил его через переводчика, хочет ли он остаться в караване? Ответ был утвердительный, и потому мальчика решили взять с собой. Майор заметил, что он будет прекрасным товарищем Бигуму.

— Как же вы назовете своего найденыша? — спросил Суинтон.

— Если уж мою обезьяну зовут принцессой, то он, конечно, должен быть принцем. Пусть будет принц Омра.

— Ну хорошо, пусть будет Омра, пока нам не удастся узнать его настоящее имя, — сказал Суинтон.

Таким образом маленький бушмен сделался членом каравана, который продолжал свое путешествие, оставив город Грахам.