Рано утром мистер Кингстон, Беркрофт и Ньютон сели на мулов и поехали к усадьбе плантатора. Солнце уже освещало небо, но еще не показывалось, только золотило края облаков. На каждом листике блестели капли росы, туман скрывал часть вида, грохот водопадов смешивался с щебетанием птиц, которые перепархивали с одной ветки на другую. В воздухе чувствовалась свежесть, даже холодок; трудно было вообразить, что это место лежит под тропиками.
— Совсем другое представление о климате Вест-Индии бытует в Англии, — заметил Ньютон. — Там мысль о нем соединяется у нас с мыслью о нестерпимой жаре и желтой лихорадке.
— Все это основано на рассказах людей, редко бывающих вне городов или гаваней, — ответил Кингстон. — В Карибском море нет ни одного острова, на котором, встав пораньше, нельзя было бы наслаждаться такой восхитительной атмосферой. Особенно на Ямайке; там с гор можно собрать сколько угодно снега.
Через полчаса путники остановились подле длинного ряда строений, тянувшихся в начале долины, которая спускалась к морю. Их встретил плантатор, высокий худощавый человек в парусиновом костюме и широкополой шляпе.
— Милости прошу, джентльмены; добро пожаловать, Кингстон, — встретил он их. — Сойдите с седел, мои молодцы возьмут мулов. Эй, Джек, где ты? Куда девался Бэби и Булки? Идите сюда, вы, ленивые мошенники! Пожалуйте, джентльмены, закусим. Завтрак на столе.
И старый плантатор провел своих гостей в большую прохладную комнату в наземном этаже. Там стоял стол, полный самых отборных тропических кушаний.
— Пожалуйста, джентльмены; советую надеть белые куртки; здесь не церемонятся. Эй, ты, мальчишка Джек, где «сангори»? Отличный здесь климат, капитан Беркрофт. Нужна только умеренность.
«Мальчишка Джек» — красивый негр лет сорока — принес «сангори», питье, сделанное из полбутылки виски, двух бутылок мадеры с сахаром, с лимонным соком и с тертыми орехами. Все разбавлялось водой. Напиток был влит в громадный кувшин. Джек принес его обеими руками и поставил перед своим хозяином.
— Не угодно ли выпить? — предложил плантатор Беркрофту.
Тот отказался, зато хозяин дома выпил за его здоровье.
В эту минуту Ньютон внезапно вздрогнул и, заглянув под стол, заметил:
— Я думал, подле меня собака, но это черный ребенок.
— Ах, один выскочил? — сказал плантатор. — Ведь я же велел тебе, Джек, всех их запереть.
— Да, сэр, я запер, — ответил чернокожий, тоже глядя под стол. — Это противный негритенок, двухлетний Самбо. Его никак не удержишь, сэр. Ну, выходи, Самбо!
Ребенок подполз к своему господину и взобрался к нему на колени. Старик погладил его по голове с курчавыми волосами, похожими на шерсть, и дал ему кусок жареной индейки. Схватив его, маленький Самбо тотчас же снова нырнул под стол.
— Видите ли, капитан, они привыкли приходить сюда во время завтрака; я их запер только потому, что у меня гости. Вот эта дверь ведет на детский двор.
— Детский двор?
— Да, я вам покажу его. Там их много.
— О, пожалуйста, впустите сюда детей. Я хочу их видеть, и мне будет жаль, если из-за меня они не получат того, чего ждут.
— Открой дверь, Джек.
Едва это было исполнено, как в комнату ворвалось около двадцати детей от трех до семи лет, черных, как полированное черное дерево, по большей части без платья, и очень сытых. За старшими вползли маленькие, еще не умевшие ходить.
Общество кормило детей; старшие бесцеремонно теснились к плантатору и его друзьям, маленькие сидели на полу и со смехом ели свои порции.
— Конечно, это все невольники? — спросил Беркрофт.
— Да, и почти все родились в этом имении. Может быть, теперь вы заглянете в детскую?
Говоря это, плантатор повел гостей во двор, из которого прибежали дети. Это была квадратная площадка; с трех сторон ее окаймляли маленькие дома, каждый состоял из двух комнат; в большинстве комнат помещались невольницы, почти все с грудными малютками.
— Это мои женщины-наседки; они не работают, а только смотрят за детьми, которые остаются здесь лет до восьми, до девяти. В имении есть врач, и если заболевает кто-нибудь из детей или взрослых невольников, он лечит их. Теперь, если угодно, осмотрим работы.
Плантатор провел гостей к длинному ряду отдельных домов; каждый стоял в центре сада, засаженного бананами, сладким картофелем, ямсом и другими тропическими растениями. Повсюду бродило множество домашних птиц всякого рода, виднелось также много свиней.
— Видите, капитан, это дома негров-работников; участки земли отданы им, и все, что они собирают с них, весь доход, который они получают от свиней и птиц, — их собственность.
— Но чем они питаются? — спросил Беркрофт.
— Они также регулярно получают порции, как ваши матросы на корабле; им дают пищи вволю.
— Они все холостые?
— Нет, большая часть из них обвенчались с невольницами. Их жены живут с ними, если только у них нет детей. Матерей переводят в детские.
— А какой работы вы требуете от них?
— Они работают по восемь часов в день, за исключением хлопотливого времени жатвы.
— Они откладывают деньги?
— Довольно часто негры накапливают столько денег, что могли бы купить себе свободу, если бы того желали.
— Если бы желали? — с глубоким изумлением спросил капитан.
— Да; может быть, вам будет странно услышать, что люди часто отказывались от свободы. Человек — опытный столяр или другой мастер — может без труда откупиться, потому что у нас ремесленники получают большую плату, но невольник, так сказать, обыкновенный землепашец, с трудом прокормится и ничего не отложит себе на старость. Все негры знают это. Я предлагал свободу нескольким старикам, но они отказались и теперь живут у меня в имении, имеют все и не работают или работают очень мало. Вы видели старика, который мел подъезд. Это его ежедневное занятие в течение последних пяти лет. Теперь, если угодно, мы пройдем через плантацию и посмотрим на наши сахарные мельницы.
Гости посмотрели на негров, которые весело работали в сахарном тростнике, и заметили, что они не возбуждают сострадания.
— Только, сознаюсь, бич в руках надсмотрщика мне не нравится, — проговорил Ньютон.
— Конечно, но обычай трудно изменить, — ответил плантатор. — Этот бич — знак власти, и его щелканье побуждает негров работать. У меня его почти никогда не употребляют.
Общество осмотрело все: жернова, конюшни для мулов, котлы, холодильники и наконец вернулось в дом.
— Что скажете вы теперь о рабовладельчестве, капитан? — спросил плантатор. — Правы ли ваши филантропы, осыпая нас упреками?
— Прежде уверьте меня, что на других плантациях все устроено так же хорошо, — ответил мистер Беркрофт.
— Если этого еще нет, то скоро будет; в интересах самих плантаторов поставить дело лучше.
— Но все же совершались большие жестокости, — возразил капитан.
— Конечно, — согласился плантатор, — и необходимо, чтобы люди уничтожили ужасы рабовладения,