Во время моего утреннего разговора с матросами, они назвали меня «дикарем» и смеялись надо мной, говоря, что я недостаточно прилично одет. Это произвело на меня сильное впечатление. Я и прежде заметил, что все они были одеты в куртки и панталоны, которые прикрывали их от головы до ног. Тут же я вполне отдал себе отчет в том, что моя рубашка — единственное, что было на мне — представляла из себя весьма недостаточную одежду. Мысль эта до сих пор никогда не приходила мне в голову, что не должно удивлять читателя. Я был подобен нашим прародителям в раю и не стыдился своей наготы. Теперь же, увидав подобных себе людей, почувствовал некоторую неловкость. Следствием этого было то, что я открыл свой сундук, вынул оттуда пару белых панталонов и надел их. Они казались мне очень неудобной и излишней частью одежды, но так как другие носили их, то и я считал должным последовать их примеру. Панталоны были слишком длинны для моего роста; я завернул концы их, заметив, как это делают моряки, и вышел из хижины. Жена миссионера все еще сидела на площадке и глядела на волны, ударявшие о скалы. Она тотчас же заметила перемену в моем костюме.

— Вот это хорошо, — сказала она, — теперь вы похожи на человека. Как вас зовут? Вы еще не сказали мне своего имени!

Я ответил на ее вопрос и затем сказал:

— Я принес вам еще картофелю, — как вы его называете. Что мне с ним делать?

— Прежде всего, скажите мне, нет ли на острове такого места, где мы могли бы посадить картофель? Для этого нужен чернозем, т. е. такая земля, как у вас в саду!

— Да, там, внизу, — я указал на овраг, — есть такое место. Я всю эту землю принес оттуда, там ее много. Но зачем сажать картофель?

— Потому что, если посадить одну картофелину, она быстро даст росток и в скором времени принесет сорок или пятьдесят таких же плодов. Это очень вкусная и питательная вещь, и когда нет ничего другого, может выручить из большой беды!

— Очень может быть, — ответил я. — Я знаю, что картофель очень вкусная пища, я ел его вчера за ужином. Но ведь мы же уезжаем послезавтра? К чему же сажать его?

— Да разве мы одни на свете и должны думать только о себе? Представьте, что года через два, три другая лодка будет выброшена на этот остров.

— Мы нашли здесь вас: вы дали нам провизию и спасли от голода. Другие же этого не найдут и будут в отчаянном положении. Подумайте, как рады были бы ваши родители, если бы нашли здесь картофель, когда их выбросило на этот остров. Мы не должны жить исключительно для себя, а должны думать о других и стараться делать им добро. Это прямая обязанность каждого христианина!

— Вы совершенно правы! — ответил я. — Вы очень добрая женщина. Если хотите, я тотчас же пойду и посажу картофель. Но как его сажают?

— В лодке есть лопата, принесите мне ее. Я пойду вместе с вами в овраг и покажу, как приняться за дело!

Я принес лопату, и мы вместе отправились в овраг. Она научила меня тому, как употреблять ее, и я вскоре приготовил ямки. Мы еще до полудня успели посадить все, что захватили с собой. Дома у нас оставался еще маленький запас картофеля. Затем мы вернулись в хижину, и я начал готовить рыбу к обеду. Пока она жарилась на угольях, моя новая сожительница захотела устроить занавеску около своей постели.

— Пойдите к подшкиперу и попросите у него молоток и четыре гвоздя!

— Я захвачу с собой немного птицы им на обед! — сказал я.

— Сделайте это, пожалуйста, и возвращайтесь как можно скорее!

Подшкипер дал мне молоток и пять или шесть гвоздей. Молоток был для меня совершенною новостью; я никогда не видал такого инструмента.

Я вернулся в хижину и приколотил парус в виде занавески.

— Теперь вы можете спать на своей постели!

Я ничего не ответил, хотя совсем не понимал, почему я раньше не мог спать на своей постели. Я, накануне, только для того ушел из хижины, чтобы увести с собою Неро, близость которого пугала ее. Когда мы кончили обед, она спросила:

— Как бы вы существовали на этом острове, если бы у вас не было сушеной птицы?

— Как? — Да очень плохо. Я ловил бы рыбу, но бывает такое время в году, когда море очень бурно, и она не идет на приманку!

— Вот, видите ли, как мы хорошо сделали, что посадили картофель!

— Это правда, но ведь мы недолго здесь останемся! Вы не поверите, как я рад буду уехать. Мне так хочется видеть все то, о чем я читал. Мне хочется поехать в Англию и разыскать там кое-кого. Вы ведь еще не знаете всего того, что я знаю!

— Когда-нибудь я вам все расскажу. Мне так надоело жить здесь одному. Не с кем слова сказать, — не с кем поделиться своими впечатлениями, — некого любить, кроме Неро, но ведь он не может говорить. А все же я не могу свыкнуться с мыслью, что должен буду расстаться с ним!

— Что бы вы предпочли, уехать без него, или остаться с ним на острове?

— Я, конечно, предпочту уехать, но все же мне жаль его. Он единственный друг, которого я когда-либо имел!

— Когда вы поживете подольше и узнаете жизнь, вы поймете, мой бедный мальчик, что есть горе посерьезнее, чем разлука с животным, как бы мы ни были к нему привязаны. Вы, вероятно, ожидаете чего-нибудь очень счастливого, по возвращении в Англию?

— Конечно! Я там буду очень счастлив!

Жена миссионера покачала головой.

— Едва ли это так. Если вам суждено долго прожить, вы, вероятно, придете к убеждению, что самой счастливой порой вашей жизни была та, которую вы провели на этих голых скалах!

— Джаксон говорил другое! — ответил я. — Он постоянно горевал о том, что ему приходится жить на этом острове, и стремился вернуться в Англию. Он так много рассказывал мне про Англию, про то, как там живут, так много говорил о красоте ее!

— Я уверен, что там мне будет лучше, и не хотел бы оставаться здесь, даже в том случае, если бы одиночество мое прекратилось!

— Быть может, это и так. Но жизнь ваша в руках Бога, и вы должны надеяться на Него. Он все делает к лучшему. Это вы должны знать вы читали Библию!

— Нет, этого я не знаю. Бог живет далеко — там за звездами!

— Это все, что вы извлекли из чтения Библии?

— Нет, не все; но я многого не понимаю. Мне очень бы хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил мне все это. Как я рад, что вы приехали с ними в лодке. Я никогда не видел женщины. Я видел кого-то во сне и теперь знаю, что эта женщина была моя мать, но у меня, давно уже не было таких снов. У меня никого нет, кроме Неро!

— Бедный мальчик, у вас есть Отец на небесах!

— Да, я знаю, что он теперь на небе, и мать моя также. Джаксон говорил мне, что оба они были очень хорошие люди!

— Я говорю о Небесном Отце — о Боге! — сказала она. — Ведь вы знаете молитву Господню? «Отче Наш, иже еси на небесах». Вы должны любить Его!

Я собрался отвечать, когда подошел Джон Гоф — подшкипер. Он объяснил моей собеседнице, что говорил с людьми, и что они согласились ехать послезавтра, если погода позволит. — Лодка требует лишь незначительной починки, и все будет готово завтра к вечеру! — сказал он.

— Надеюсь, они не слишком нагрузят ее? — заметила она.

— Я именно этого то и боюсь. Бочонок с ромом — находка скверная. Нам лучше было бы без нее. Оставить его они не согласны, поэтому придется вынуть из лодки все, без чего мы можем обойтись. Нас и так будет девять душ людей, а это — груз не малый, да еще бочонок впридачу!

— Вы обещали захватить мой сундук! — напомнил я.

— Знаю и возьму его, если будет возможно, но имей в виду, что я, может быть, не буду в состоянии исполнить своего обещания. Видите ли, сударыня, — обратился он к м-с Рейхардт, — с тех пор, как они нашли бочонок с ромом, они совсем перестали слушаться меня. Не лучше ли будет, если этот мальчик захватит все необходимое ему, в узелок? Надо еще ведь уложить провизию, что займет не мало места!

— Это правда, — ответила м-с Рейхардт, — едва ли лодка выдержит такую тяжесть, как этот сундук. Вы не должны жалеть о нем, мой милый, он не представляет особой ценности!

— Они берут мой ром и мою птицу и должны взять и меня, и мой сундук!

— Вы не вправе ожидать этого, если окажется, что сундук берет слишком много места. Желание одного должно уступить желанию многих!

— Да, но они бы умерли с голоду без меня! — с сердцем воскликнул я.

— Это правда, мальчик, — ответил мне подшкипер, — но тебе не раз еще в жизни придется испытать, что сила есть право. Не забывай к тому же, что сегодняшний твой поступок не особенно расположил к тебе людей!

— А что случилось сегодня? — спросила м-с Рейхардт.

— А то, что он чуть не всадил свой нож в одного из них! — ответил Гоф. — Английские моряки этого не любят!

Он приложил руку к козырьку и ушел, предложив мне следовать за ним с посудой, чтобы получить нашу долю ужина. Когда я вернулся, м-с Рейхардт спросила меня, зачем я поднял нож на матроса? Я рассказал ей все. Она объяснила мне, как я дурно поступил.

— Разве вы не читали в Библии, что надо прощать обиды?

— Да, читал, — ответил я, — но ведь эта обида не меня касалась. Я простил Джаксону, а в этом случае хотел помешать обидеть другого!

— Другого? Вы говорите про Неро, как-будто бы он был разумным существом, и жизнь его стоила жизни человека. Конечно, матрос был виноват, и не мудрено, что вы рассердились, так как он мог убить вашего тюленя, но есть же разница между жизнью человека и животного! Когда животное умирает, ему наступает полный конец. Человек же имеет бессмертную душу, — и ничто не может оправдать убийства человека, кроме самозащиты. Разве не сказано в заповеди: «не убий?»

Она еще долго говорила со мной на эту тему, объясняя мне, насколько я был неправ. Я, конечно, с этим согласился.