Если бы мы с Луи должны были дать оценку этому дню с точки зрения нашего алфавита, то в нем не было бы ничего эротичного. От чувственного наш язык совершил крутой поворот к драматичному по мере того, как приближалось слушание, где моему мужу предъявляли обвинение в деле «East X-prod». В довершение ко всему это мероприятие было назначено на тот же самый день, что и праздничный ужин, потребованный Дэвидом в качестве компенсации за его добрые дела…

T – как трибунал

Как и в предыдущий раз, Франсуа Маршадо сообщил мне о дате и времени слушания дела в последнюю минуту. 22 июля 2010 г., в 17 часов, XVI исправительная палата суда.

Несмотря на запрет, наложенный Жаном-Марком Зерки, я не сомневалась ни секунды в том, что мне надо присутствовать здесь.

Маршадо и Соня, затерявшись в толпе туристов, уже ждали меня. Я увидела издалека их сплетенные силуэты, впервые соединившиеся на моих глазах. Моя подруга уже два дня оставалась под боком своего любовника на улице Рюей.

Заметив меня, журналист тут же установил целомудренное расстояние между ними и ограничился лишь тем, что взял свою возлюбленную за руку. Соня же с самого начала демонстрировала блаженную улыбку и тщетно пыталась скрыть игривое настроение. Они старались не выставлять свои чувства напоказ, чтобы не задеть меня.

– Привет, голубки! – громко приветствовала их я, надеясь рассеять эту легкую неловкость.

– Вау! Ты всегда так одеваешься на судебное заседание?

И в самом деле, моему наряду было чем удивить, учитывая обстоятельства: короткое черное платье-колокол от Шанель, тренд этого лета, держащееся на ленте с бахромой вокруг шеи. Я напрасно пыталась спрятать его под обычным плащом, это лишь еще больше привлекало внимание.

– Нет, – сморщилась я. – У меня есть еще одно дело после суда.

Эти два события, увы, были так близко расположены по времени, что мне пришлось вырядиться по-праздничному на слушание.

– Вы получили свидетельство о рождении? – резко оборвал нашу шутливую болтовню Маршадо.

– Да, – ответила я, роясь в сумочке, висящей на плече.

Документ, сложенный вчетверо, был доставлен в мой почтовый ящик сегодня утром. Поэтому я еще и не успела сообщить Франсуа о результатах:

Мэрия Парижа

Свидетельство о рождении – полная выписка.

Свидетельство о рождении № 4118

Луи, Шарль, Максим БАРЛЕ

Восемнадцатого мая тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года в шестнадцать часов двадцать минут родился по адресу: д. 37, улица Сен-Ламбер, Луи, Шарль, Максим, мужского пола, от Андре Жана БАРЛЕ, рожденного в Париже (Париж) 14 октября 1938 года, и Гортензии Монрозье, рожденной в Нанте (Атлантическая Луара) 10 апреля 1941 года, проживающих по адресу: Париж, улица Тур де Дам, 3.

Установлено 20 мая 1968 в четырнадцать часов десять минут по заявлению отца, прочтено вслух и подписано в присутствии Мартины Ласко, уполномоченной служащей, ведающей записью актов гражданского состояния в должности офицера гражданского состояния 15‑го округа Парижа.

– Можно провести еще небольшое расследование по поводу роддома, Сен-Фелисите. Он еще существует, – добавила я. – Если только эта Ласко не подтвердила ложное заключение, кажется, Луи и правда биологический сын своих родителей.

Следовательно, моя гипотеза рушилась. Не знаю, почувствовала ли я от этого облегчение или легкое разочарование. Название роддома просто заставило меня вспомнить о моей кошке и о том, насколько ей не хватало меня и как она по мне скучала.

Маршадо прослушал информацию без каких-либо комментариев. Затем он повел нас через лабиринт коридоров, которые хорошо знал, до вестибюля Рене Пароди и входа в XVI палату суда. Там, окинув взглядом журналистов, Маршадо сделал знак надеть солнечные очки. Он властно взял меня за руку, и мы изобразили подобие пары, чтобы обмануть свору газетчиков.

Зал судебных заседаний был переполнен еще больше, чем в прошлый раз. Все также заботясь о том, чтобы остаться неузнанными, мы отыскали три места, расположенные в последнем ряду, вдали от главных действующих лиц, которые, один за другим, поднимались на сцену. Луи и Зерки появились последними, и я не смогла сдержать нервный озноб, глядя на своего мужа, одетого в темный костюм. Изможденные черты лица Луи и обеспокоенные глаза не могли не вызывать у меня тревоги.

Мои товарищи же казались безмятежными. Слишком безмятежными.

С – как слушание

Зерки также с первого взгляда показался мне чрезвычайно уверенным в своем деле. После того как заместитель прокурора напомнил подробности обвинения в адрес Луи, вновь предъявив тот пресловутый документ – свидетельство об учреждении компании «East X-prod», который указывал на моего мужа как на законного представителя общества, адвокат с напомаженными волосами взял слово. Прежде всего он постарался дискредитировать свидетельство Антуана Гобэра, гражданского истца в судебном деле о галерее Соважа.

– Итак, по счастливой случайности, – заявил Зерки с иронией, – доверенное лицо, которое официально зарегистрировало организацию «East X-prod» в Канцелярии суда по торговым делам, – это Антуан Гобэр. Тот самый Антуан Гобэр, который организовал нелегальную деятельность группы Барле, направленную на уклонение от налогов с прибыли, полученной в течение двадцати лет деятельности, при помощи филиала Софиба. Это тот же самый Антуан Гобэр, который представил на рассмотрение в XV исправительной палате суда обвинение против галереи Барле-Соважа, которой управляет мой клиент. Словно бы случайно Антуан Гобэр предупредил полицию в ту самую минуту, когда начинался вернисаж выставки «Permanent sex». Словно его предупредили заранее о том, что будет происходить в тот вечер на улице Севинье!

– Адвокат Зерки! – прогремел председатель суда, более проворный, чем можно было предположить по его внешности приятного старца. – Я попрошу вас не смешивать два судебных дела, которые касаются вашего клиента. Пожалуйста, вернитесь к фактам, интересующим нас, и придерживайтесь их.

Адвокат Луи ожидал, что его вернут в рамки данного процесса, но знал, что это громогласное вступление уже позволило ему набрать несколько баллов.

– Я хочу доказать заседанию, господин председатель, – продолжил он менее горячим тоном, – что моего клиента без его ведома вовлекли в незаконную деятельность общества «East X-prod». Другими словами, все было организовано изначально, чтобы сделать из него подставное лицо и, в случае провала, того, на кого свалят вину. Но самое ужасное, что эту систему создал не кто иной, как его родной брат, Дэвид Барле, и мой клиент сегодня является ее жертвой.

– Это серьезные обвинения, адвокат Зерки. И я надеюсь, что вы можете предоставить больше доказательств, чем просто собственные умозаключения.

– Да, господин председатель. С этой целью я хотел бы вызвать для дачи свидетельских показаний мадемуазель Ольгу Зелингай.

– Прошу вас, – дал согласие председатель, приподнимая полукруглые очки на кончике носа.

Ольга, облаченная в жемчужно-серый приталенный костюм, с волосами, убранными в строгую прическу, зашла в зал под хор восхищенных шепотков. Ее можно было представить в образе русской шпионки, такой изысканной и холодной девушки Джеймса Бонда. Если бы она достала пистолет или совершила какой-нибудь немыслимый кульбит, никто из присутствующих даже не удивился бы. Напротив, все как будто ждали чего-то зрелищного с ее стороны.

Когда Ольга произнесла стандартные фразы клятвы, Зерки расположился перед ней, жесткий и решительный, и начал допрос.

– Мадемуазель Зелингай, вы можете подтвердить перед этим трибуналом, что в течение многих лет снимались в фильмах производства «East X-prod» в качестве порнографической актрисы?

– Да, – сдержанно сказала блондинка.

– В скольких фильмах вы… хм… сыграли?

Намеренная пауза Зерки вызвала волну оживления в аудитории.

– Примерно в трехстах, точно не знаю.

Смешки исподтишка сменились громкими восклицаниями «О!».

– Следовательно, можно абсолютно обоснованно предположить, что вы прекрасно представляете, как функционирует данная кинокомпания?

– Да, я хорошо это знаю, – ответила она с неподражаемым акцентом.

– Замечательно. Не могли бы вы рассказать нам в нескольких словах о том, каким образом вы попали во Францию и как были приняты в «East X-prod»?

Она на секунду опустила глаза, затем гордо подняла голову и заговорила:

– Я выросла в очень бедной семье. Восемь братьев и сестер. Мы жили в Щелково. Это бедный пригород в Подмосковье, на северо-востоке. В пятнадцати километрах от столицы. Три комнаты на всю семью.

– Кто нашел вас в России? Кто предложил приехать во Францию?

– Русский агент, Борис.

– Он уполномоченный представитель «East X-prod», это так?

– Да.

– Как был организован ваш приезд во Францию? У вас потребовали деньги на поездку?

– Да, двенадцать тысяч евро.

– Вы не располагали подобной суммой, не правда ли?

– Нет. Мне сказали: чтобы возместить эту сумму, я должна буду сняться во многих фильмах.

– И за такую цену вас снабдили французскими документами?

– Нет. Никаких документов. Ни у кого из девушек их нет.

– Вы хотите сказать, что все девушки, которых нашли, как и вас, в странах Восточной Европы, работают здесь нелегально в компании «East X-prod», чтобы возместить стоимость своего переезда?

– Это так.

– И удается ли им рассчитаться с долгом?

– Нет, нечасто…

Вслед за восхищением публики последовало изумление.

– Обратимся к фактам, господин адвокат, – снова отчитал его председатель. – Мы здесь находимся не для телерепортажа о подпольных организациях.

Н – как неожиданный поворот

Зерки подошел совсем близко к Ольге и обратился к ней голосом настолько тихим, что даже в первых двух рядах было сложно уловить его слова:

– Если их участия в подобных фильмах для взрослых было недостаточно, что должны были делать такие девушки, как вы, чтобы рассчитывать на покрытие долга?

– Спать с мужчинами.

– За деньги?

– Нет, бесплатно.

Гробовое молчание воцарилось в зале. Волнение и потрясение охватили присутствующих.

– Кто были эти мужчины? Как вы с ними встречались?

– Иногда на съемках или на кастингах… Два-три раза в неделю.

– Сейчас, Ольга, я собираюсь задать вам несколько крайне важных вопросов и ожидаю, что вы ответите мне не колеблясь только «да» или «нет». Хорошо?

– Хорошо.

Он повернулся к столу, где лежали горой многочисленные документы, и достал из верхней папки фотографию.

– Знаете ли вы лично этого человека? Вы его встречали?

– Да.

Зерки повернулся кругом, чтобы показать изображение всем присутствующим.

– Я уточняю для суда, что речь идет о недавно сделанном портрете Дэвида Барле, генерального директора группы Барле. Вы спали с этим мужчиной?

– Да.

– У вас было желание спать с ним? Или вы делали это, чтобы оплатить свой переезд?

– Нет… чтобы оплатить переезд.

– Вы видели его уже раньше, перед тем как спать с ним?

– Да. На съемках. Он присутствовал на них. Иногда брал наши фотографии.

– Хорошо, а он выполнял какую-то конкретную функцию на съемочной площадке? Он находился перед камерой или за ней?

– Нет, он платил съемочной группе.

– Наличными деньгами?

– Да, банкнотами. У него всегда было много денег при себе.

Рассерженный гул толпы поднялся на мгновение в зале, затем снова стих.

– Когда вы спали с ним, где это происходило?

– У него.

– Хорошо… Сейчас я покажу вам отрывок из видео и попрошу ответить, присутствуете ли вы лично на этой пленке.

Прежде чем председатель смог возмутиться по поводу возникновения этого непредусмотренного доказательства, он достал планшетный компьютер, на котором запустил порнографическое видео, которое я считала навсегда утраченным.

Ошеломленная, я резко повернулась к моим двум приспешникам, которые ответили мне плутоватыми заговорщицкими улыбками. Соня наклонилась к моему уху и прошептала:

– Позавчера Фрэнки вышел со мной на связь. Ты его знаешь, он работал программистом в Б‑ТВ. Фрэнки узнал, что сделал Фред, и почувствовал себя чертовски виноватым перед тобой.

– И что потом?

– Ты помнишь тот вечер, когда Зерки вызволил нас из отделения полиции, Фреда и меня?

– Конечно.

– Фред отправил видео Фрэнки эмэмэской как раз перед приходом Зерки. Очевидно, ничего при этом не сказав нам…

– И Фрэнки просто так отдал вам его, потому что почувствовал свою вину?

– Нет, не совсем, – призналась Соня, смущенно покашливая, – в обмен на обещание, что ты дашь свидетельские показания в его пользу на конфликтно-трудовой комиссии. Против Б‑ТВ.

Возможно, Фред и был его другом, но озлобленность Фрэнки против своего работодателя, который бесцеремонно выставил его на улицу, явно одержала верх.

– Что?! – закричала я.

– Знаю… Я немного поторопилась с обещанием. Но согласись, оно того стоило!

Я не знала, что ответить. Мое предательство удваивалось, потому что я собиралась свидетельствовать против Дэвида, услугу которого только что приняла.

Шокирующее видео, снятое в Особняке Мадемуазель Марс, вызвало в зале волну возмущений. Потому Зерки закончил демонстрацию ролика раньше времени и вновь обратился к порнозвезде:

– Вы подтверждаете: это вы на видео?

– Да.

– А мужчина, который угадывается там, кто это?

– Дэвид Барле.

– Где это все происходило?

– Я уже сказала: у него.

– Следовательно, в особняке Дюшенуа, дом 3, на улице Тур де Дам, – уточнил адвокат, чтобы исключить всякую двусмысленность.

Опустившийся на край скамьи адвокат Боффор, который представлял здесь Дэвида и Гобэра в неофициальном порядке, потому что его клиенты не были задействованы в этом судебном деле, принял удар. Зерки бросил на него беглый убийственный взгляд, полный вызова. Ученик наконец победил своего учителя.

– Последний вопрос, мадемуазель Зелингай. До сегодняшнего дня вы когда-нибудь видели моего подзащитного, присутствующего здесь, господина Луи Барле?

– Нет.

– Ни на съемочной площадке при съемке фильмов для взрослых, ни в другом месте?

– Нет, – солгала она второй раз.

Потому что, естественно, не могло идти и речи о том, чтобы упомянуть нашу встречу в «Двух Лунах».

– Значит, вы с ним никогда не спали?

– Нет.

Конкретно по этому вопросу я очень надеялась, что она говорила правду.

– И, насколько вам известно, он был вовлечен в деятельность компании «East X-prod» в ходе съемок тех трех сотен фильмов, в которых вы принимали участие?

– Нет. Никогда.

Напрасно теперь генеральный адвокат пытался предъявить обвинение Луи, напоминая о его недавнем приговоре в деле галереи Соважа или предыдущих судебных делах об эксгибиционизме… Это ничего не дало.

Торопясь закончить слушание, председатель суда несколькими короткими фразами заявил о немедленном снятии обвинений с подследственного, равно как и о возбуждении предварительного следствия против Дэвида с теми же обвинениями, по которым мы находились здесь сегодня: использование нелегальной рабочей силы и сутенерство в особо крупных масштабах. Но на этот раз улики были серьезными. Дэвид Барле не сможет больше ни спрятаться в кусты, ни обвинить других. Он будет осужден. Отныне никто в этом не сомневался.

Р – как радость

В последующей толчее я едва успела заметить, как Зерки поздравил Луи дружеским похлопыванием. Франсуа и Соня бросились мне на шею при выходе из зала заседания, и подруга держала меня в объятиях добрую четверть минуты.

– Это гениально! – повторяла она непрестанно. – Зерки просто гений!

Маршадо положил руку на плечо подруги, чтобы умерить ее энтузиазм. Он изобразил подавленное выражение лица, которое внезапно подпортило мою радость.

– Дорогая… Я не хочу ломать вам кайф. Но в данный момент Луи по-прежнему приговорен к восемнадцати месяцам тюрьмы.

– Ну и что, я уверена, его суперадвокат скоро все урегулирует… «Z» – и это знак Зерки! – пошутила она, напевая на манер мелодии Зорро.

– Боюсь, что все будет не так просто.

Едва он произнес эти слова, как репортер, который оказался более проницательным, чем другие, узнал меня – я забыла надеть солнечные очки. Мы сбежали по бесконечным коридорам, преследуемые сворой журналистов, щелкающих вспышками: «Мадам Барле! Анабель! Всего одно слово, пожалуйста!»

В противоположном направлении я увидела Ольгу, которая выглядела уже не так гордо и независимо. Даже если Зерки гарантировал ей, что она сможет давать свидетельские показания без страха, что полиция вышлет ее потом в Восточную Европу, девушка в любом случае должна была чувствовать себя неловко в суде.

Я хотела бы поблагодарить Ольгу.

В отличие от меня остальные проявили себя у микрофонов достаточно красноречиво, в чем я смогла удостовериться через полчаса, слушая радио в такси, которое увозило меня в сторону Марсова Поля. «Это первая победа, но мы не собираемся останавливаться, – торжественно заявил Жан-Марк Зерки. – У нас остался еще один этап для того, чтобы репутация моего клиента была восстановлена раз и навсегда после тех гнусностей, которые некоторые пытались взвалить на него так несправедливо…» «Пока не будет доказано обратное, Дэвид Барле свободен от всех обвинений, которые ему предъявляют. По крайней мере, до тех пор, пока официальное обвинение не будет выдвинуто в его адрес», – заявил Жак Боффор с осторожностью человека, клиент которого виновен до кончиков ногтей.

С – как сюрприз

Едва только мы проехали музей Орсе и двинулись вдоль набережной, как скрытый номер высветился на моем мобильном. Мне следовало бы остерегаться, но я, не думая, решила ответить.

– Здравствуй… Это я.

Аврора… Пусть слабый, пусть далекий, пусть искаженный волнением, но я узнала бы этот голос из тысячи.

– Где вы сейчас?

– Это не имеет никакого значения…

– Нет, имеет, для меня. Я ждала вас в Динаре.

– Слушайте, – продолжила она жалобным голосом. – Я в курсе того, что только что произошло в суде.

«Уже?» – удивилась я мысленно.

– И я знаю, что Дэвиду не удастся выкрутиться… Не в этот раз.

– В самом деле, возможно, и так… Но что вы хотите от меня?

– Эта девушка, Ольга… Ее ведь вы нашли, не так ли?

Я сдержалась, чтобы не рассказать ей, что перед тем как Луи дал Ольге эти несчастные пятнадцать тысяч евро, русская красавица служила интересам Дэвида без обсуждений. И что по его приказанию меня чуть было не изнасиловали.

– И что с того? – осведомилась я, сменив тон на оборонительный.

– Если она отзовет свое свидетельство, видео не будет иметь никакой ценности. Вы это прекрасно знаете.

– Вы хотите, чтобы я попросила ее отречься от своих слов?

– Отозвать свидетельство, – уточнила она.

– Если я это сделаю, Луи снова будет предъявлено обвинение! – возмутилась я.

– Нет, после сегодняшнего выступления его адвоката с Луи по-прежнему будут сняты обвинения, Дэвид добьется прекращения дела за отсутствием состава преступления в связи с нехваткой вещественных доказательств… и никто не окажется в проигрыше.

Так было всегда. Она собиралась защищать своего брата. Как и я, Аврора хотела, чтобы борьба двух Барле не закончилась смертью ни одного, ни другого. Разница между нами, несмотря на наше абсолютное сходство и общую любовь к Луи, была в том, что она играла на стороне противника.

– Вы забываете о судебном процессе по галерее, – сказала я, вспомнив слова Маршадо. – Игра на самом деле несправедлива. Сам Луи по-прежнему рискует оказаться в тюрьме.

– Если вы согласитесь на мою просьбу… Я улажу дело со своей стороны.

Та, кого я все это время считала жертвой чрезмерной любви брата, могла ли она оказать на него такое влияние? Отдаст ли Дэвид распоряжение Гобэру отозвать свое заявление против галереи по ее просьбе?

– Мы можем увидеться, чтобы обсудить это? – спросила я после долгого молчания.

– Если хотите. Я вам позвоню. А пока подумайте о моем предложении.

Она повесила трубку, вернувшись в небытие.

У – как ужин

Плотная толпа туристов и продавцов, торгующих из-под полы, у подножия Эйфелевой башни помешала мне подойти вовремя к южной опоре башни с другой стороны эспланады.

Перед ступеньками, ведущими к лифту «Жюля Верна», с радушной улыбкой меня поприветствовал молодой лифтер. Как только я поднялась на второй этаж, метрдотель провел меня по узкому стальному коридору, подсвеченному голубоватым светом, к большому овальному столу. Пять или шесть азиатов уже терпеливо ожидали в благоговейном молчании, полностью погруженные в созерцание неподражаемой панорамы. Один из них, мужчина с густыми волосами, в которых мелькали нити седины – Бон-Коо Моон, предположила я, – дал остальным знак подняться. Все исполнили его приказ и склонились передо мной в небольшом почтительном поклоне. С натянутой улыбкой на губах я уже собиралась осведомиться на своем плохом английском насчет того, где же Дэвид, когда он внезапно появился за моей спиной.

– А, дорогая! – воскликнул он, изображая прекрасное настроение. – Наконец-то ты пришла!

По его суховатому тону, по смеху невпопад я догадалась, в каком он нервозном состоянии. Дэвид уже видел себя на скамье обвиняемых, а на языке бизнеса это означало отмену слияния с GKMP и его профессиональный смертный приговор. Значит, он должен был сделать все, чтобы подписать контракт тем же самым вечером, прямо здесь, раньше, чем Бон-Коо Моон и его приспешники узнают о случившемся скандале. Как Дэвиду удалось до сих пор скрывать от них эту информацию? Неужто он устроил для них бесконечный поток развлечений без передышки с того момента, как гости спустились с трапа самолета, вплоть до самого ужина?

Как только Дэвиду предъявят обвинение, акции Барле рухнут. Тогда и речи не может быть о слиянии групп на равных условиях, но скорее всего GKMP не откажется броситься на своего европейского конкурента и сделает публичное предложение покупки акций, поглотив его в два счета.

Как только подали бокалы с коктейлем «Кир Рояль» с клубникой, Дэвид сделал знак Хлое, которая, как я обнаружила, притаилась в углу, принести им копии контракта.

– Oneul wa jusyeoseo modu gamsahabnid, – запинаясь, произнес Дэвид на корейском с произношением, которое заставило некоторых улыбнуться.

Завизировав все страницы нервным росчерком и подписав последний лист, он передал документ своему партнеру через Хлою, руки которой дрожали и которая мелкими шажками поспешила к другому концу стола.

– Uliui sa-eob-e gin sumyeong! Долгой жизни нашему предприятию!

Дэвид поднял бокал раньше времени.

Суровый владелец GKMP, который еще не поставил свою подпись, оказался на этот счет иного мнения. По его нахмуренному виду без труда можно было догадаться, что он не оценил столь внезапной поспешности после долгих месяцев ожесточенных переговоров. Особенно его задевал тот факт, что обязательства принимались на скорую руку, чтобы произнести тост. Поэтому он не притронулся к бокалу и, сидя бок о бок со своей переводчицей и советником, принялся перечитывать каждую страницу со скрупулезностью, одну за другой.

Дэвид ужасно терзался. В то время как два официанта раскладывали по тарелкам комплимент от шеф-повара, он салфеткой вытирал выступившие на лбу капли пота.

– Господа, я прошу вас покинуть зал! Вы не можете зайти сюда без предварительного бронирования!

Д – как драка

Я и Хлоя, которая внезапно бросила на меня растерянный взгляд, были первыми, кто уловил отзвук потасовки, доносившийся с ресепшена и быстро приближающийся к нам.

На помощь метрдотелю пришел один из официантов. Но Луи и Жан-Марк Зерки ворвались внезапно. Мой муж угрожал персоналу своей тростью, чтобы расчистить себе путь.

На исказившемся лице Дэвида можно было прочитать уже не страх, а панику и бешенство. Он походил на бессильное загнанное животное в тот момент, когда на его шею надевают недоуздок. Дэвид сделал движение, чтобы заслонить всех гостей за столом от двух вторгшихся мужчин, но прежде чем он смог произнести хотя бы слово и принять меры предосторожности, Луи обрушил на него сильный удар трости. Серебряный набалдашник ударил всем своим весом прямо по колену Дэвида, и тот сразу рухнул на землю.

Луи, с пеной у рта и безумным видом, казалось, не видел меня, увлеченный отмщением. Это было похоже на то, словно он воспроизводил сцену двадцатилетней давности, когда вмешательство одного из работников кухни в Канкале помешало ему довести ее до конца. На этот раз никто не помешал бы Луи нанести последний удар своему брату.

Я не могла определить, кому из двоих требовалась защита, кто был палачом, а кто жертвой. И когда я бросилась, чтобы вмешаться, уверенная и твердая рука Зерки преградила мне путь, разом охладив мой пыл. Подобная сцена не была во вкусе адвоката, я знала это. Вероятно, он уступил прихоти своего клиента в эйфории победы. Оставалось выяснить, кто мог сообщить Луи об этой встрече, хранимой в тайне…

Корейцы в оцепенении оставались еще более неподвижными, чем до сих пор. Сбитый с толку, Бон-Коо Моон застыл над страницей с подписями, держа между пальцами ручку Montblanc Meisterstuck, подаренную ему группой Барле.

С лицом, искаженным от боли, Дэвид стонал на коричневом ковролине, усыпанном бежевым налетом штукатурки.

– Ты совсем с ума сошел! Ты вообще представляешь хотя бы, что поставлено на карту здесь и сейчас?

– Мы прекрасно все осознаем, месье, – ответил Зерки вместо Луи, – и мой клиент просит прощения за эту небольшую мизансцену.

– Это вы называете мизансценой? Это чистая агрессия…

– Нам доставит удовольствие взять на себя ваши расходы, – резко оборвал его он, – и предложить сумму, которая удовлетворит вас, для возмещения убытков, нанесенных данным инцидентом.

– Два миллиарда евро! – завопил Дэвид вне себя. – У вас есть с собой два миллиарда?

Дэвид попытался опереться на сиденье кресла, чтобы встать, но ему это не удалось, и он вцепился в скатерть, которая сползла со стола, увлекая за собой посуду, бутылки и стаканы. Все рухнуло с леденящим грохотом, и присутствующие застыли в оцепенении. Зерки воспользовался этим без колебаний. С планшетом в руке он подошел к Бон-Коо Моону и протянул ему маленький экран, где русское видео уже проигрывалось снова и снова. Взгляд старого бесстрастного азиата внезапно стал ошеломленным, и все поняли, что он узнал главного героя этого ролика.

– This is him, David, – тем не менее уточнил адвокат. – He produces porn for fun and he casts the girls himself.

Словно этого еще было недостаточно, Зерки бросил на скатерть макет завтрашней ежедневной газеты. «Дэвид Барле: окончательный крах!» – даже кореец мог бы понять зловещее значение заголовка.

Больше ничего уже не нужно было делать для того, чтобы седовласый мужчина поднялся из-за стола и затем, сопровождаемый своей свитой, удалился, не оборачиваясь, все еще сжимая пальцами ручку «Mont Blanc» без колпачка.

– Ты понимаешь, что только что растоптал наше соглашение, заключенное двадцать лет назад? – зарыдал Дэвид, еще не поднявшись с пола. – Наше соглашение!

«Какое соглашение?» – чуть было не закричала я. Впервые один из них вслух упомянул тайный договор, который связывал их. Но после того как Луи сделал еще один угрожающий жест своей тростью, чтобы заставить его замолчать, он развернулся и направился к выходу, а оранжевый свет заката, отражающийся от панорамных окон, словно поглотил его.

Я не могла оторвать взгляда от черного пятна, которое расплывалось на последней странице договора. Рана в отношениях между братьями Барле уже никогда больше не исцелится.

У – как ужас

У – как унижение…