– Господин Барле, прошу вас встать для того, чтобы выслушать вердикт данного судебного заседания относительно вашей апелляции.

Прошло десять секунд, прежде чем он поднялся со своего места, пошатываясь, с пустым невидящим взглядом. Казалось, мысленно Луи был где-то не здесь. Публика оцепенела перед этим ужасающим и жалким зрелищем. Только Жан-Марк Зерки заволновался на соседнем сиденье, жестом приказывая своему клиенту выпрямиться.

В XV палате будто чувствовался запах свежей крови, который как никогда возбуждал журналистов. Нам пришлось преодолеть невероятные трудности, чтобы ускользнуть от них при входе во дворец правосудия.

Луи в конце концов выпрямился, опираясь всем своим весом на любимую английскую трость из черного дерева и серебра, строгую, дорогую и элегантную, которую он доставал только по особым случаям. Я подумала, что в подобных обстоятельствах это крошечное удовольствие было для него ценной поддержкой.

– После рассмотрения апелляции суд приговаривает вас к тридцати месяцам тюремного заключения и штрафу суммой в семьдесят пять тысяч евро…

Я осталась неподвижной на скамье, врезавшейся мне в спину, и тотчас же почувствовала объятия Сони, которая хотела поддержать меня.

– …равно как и к двадцати тысячам евро в пользу APВУГОУ в качестве компенсации морального ущерба.

Всего девяносто пять тысяч.

Но деньги для меня не имели значения. Последствия приговора окончательно распяли Луи и спровоцировали гнев Зерки, который он изо всех сил пытался скрыть под своей обычной усмешкой.

– На основании возложенных на меня полномочий, – добавил судья, – считаю необходимым уточнить, что я отказываю в кассационном обжаловании данного приговора.

Это означало, что больше нельзя было подать ни одного ходатайства или прошения. Подследственный не сможет избежать сурового наказания.

– Тем не менее, адвокат Зерки, суд полагает, что ваш клиент не представляет прямой и долговременной угрозы для своих соотечественников, и, следовательно, суд не предписывает его немедленное заключение под стражу. Начиная с данного момента, господин Луи Барле должен предстать через два дня у ворот тюрьмы Санте для лиц, приговоренных к краткосрочному заключению, где он будет отбывать весь срок своего наказания. Любое отсутствие будет наказываться ужесточением приговора сроком на один месяц дополнительного тюремного заключения за каждый день отсутствия.

Чтобы дать понять, что больше к этому он ничего не добавит, судья резко поднялся, по-театральному взмахнув мантией, и медленно направился к небольшой скрытой дверце для судей и присяжных.

Луи рухнул в свое кресло, как будто обессилев, избегая моего взгляда. Неужели он искренне думал, что ему удастся уйти от наказания? Или был слишком высокого мнения о возможностях своего адвоката?

– На сей раз выиграл не Гобэр, – прошептал мне Франсуа, – это лицемерное ханжеское общество вынесло приговор Луи…

Демонстрация секса на всеобщее обозрение шокирует, и это изменило ход событий, нарушив равновесие. Кому какое дело, что телевидение показывает секс во всех видах и проявлениях, достаточно было лишь одного голоса, который поднялся во имя защиты детства, чтобы нравственный порядок тотчас же восстановил свои права.

Я же видела в этом эпизоде печальный итог долгой братоубийственной борьбы: Луи и Дэвид кончили тем, что разрушили судьбы друг друга. Каждому удалось лишить другого того, что было для него самым ценным: Дэвид потерял свою репутацию и состояние, Луи – свободу… и меня.

Я вознамерилась встать и пройти сквозь толпу, чтобы присоединиться к мужу, заключить его в объятия и никогда больше никуда не отпускать. Но друзья разубедили меня в этом, держа за предплечья железной хваткой. Вцепившись в меня, Соня указала на двух полицейских, стоящих по обе стороны от скамьи подсудимых.

– Если ты сделаешь это, дорогая… они арестуют и тебя, – урезонила она меня.

После мамы Луи был моей второй любовью, которую у меня забрали за этот год.

Конечно, он уходил не навсегда, но чувство несправедливости было не менее болезненным.

– И что? – спросила я ее безжизненным голосом.

Не все ли равно, арестуют меня или нет, когда у меня забирают единственного человека, который хоть что-то значит в моей жизни.

Словно услышав меня, Зерки наклонился к уху своего клиента, чтобы втихомолку обменяться с ним несколькими фразами, при этом не прекращая украдкой бросать на меня взгляды.

Выходя из зала заседаний, я получила от него эсэмэску, в которой он назначал мне встречу сию же минуту в «Двух дворцах». Зерки требовал, чтобы я пришла одна. Раскаленный шар крутился у меня в животе, словно барабан стиральной машинки. Это не предвещало ничего хорошего.

Зерки прибыл на место через десять минут после меня и сел напротив без малейшего намека на вежливость. Вместо приветствия он положил на кривоногий столик закусочной картонную папку и предложил ознакомиться с ее содержимым.

– Я знаю ваше отношение к данному вопросу, Эль… но, учитывая нынешние обстоятельства, прошу пересмотреть его.

Озадаченная, я открыла папку. Я успела прочитать заголовок, написанный жирным шрифтом, прежде чем отпрянуть от нее: «Соглашение о разводе по взаимному согласию».

– Ответ по-прежнему отрицательный, – сказала я ледяным тоном.

– Вы знаете, почему он предлагает развод, не так ли?

– Да. Чтобы защитить меня.

– Именно. Чтобы защитить вас, в том числе и финансово.

Я в недоумении подняла брови.

– Так как вы в настоящее время без работы, – пояснил Зерки, – развод позволит вам получить денежную компенсацию при разводе. Конечно, она обеспечит вам скромные, но регулярные доходы, и к тому же без временных ограничений.

То есть до момента освобождения Луи.

– Без этого, – продолжал Зерки менторским тоном, – не будет возможности воспользоваться его состоянием.

– Я как-нибудь выпутаюсь, – ответила я с гордостью, – в любом случае я твердо решила устроиться на работу в ближайшее время.

– Хорошо, – согласился он, не веря моим словам. – Впрочем, если я могу вам помочь, скажите. У меня еще остались кое-какие контакты в средствах массмедиа.

– Спасибо… Но я постараюсь выкарабкаться сама. Не могу сказать, что в прошлом протекции приносили мне удачу.

Он уловил намек на мое кратковременное пребывание в Б‑ТВ, но предпочел не комментировать его.

Едва я с ним распрощалась, дав обманчивое обещание сообщать свои новости, как пришло сообщение от Луи:

«Встретимся дома. Немедленно».

Просто удивительно, как декорации могут менять внешний вид в зависимости от обстоятельств и эмоций. Вечером накануне новоселья Особняк Мадемуазель Марс показался мне околдовывающим резным дворцом, навечно пропитанным своим романтическим сахаром. Когда я приехала туда жить, то, наоборот, нашла его величественно-строгим и безжизненным. И наконец, почти враждебным, когда обнаружила доказательства, губительные последствия которых мы пережили сегодня. Если бы ничего из этого не случилось, смогла ли я быть счастливой здесь с Луи?

Он взял меня за руку, как только я переступила порог, и увлек этажом выше, к нашей комнате, полной благоухающих ароматов. Комната была завалена белыми букетами, некоторые из них лежали на полу, другие на мебели. Без сомнений, этот декор служил намеком на нашу свадьбу.

Лишь кровать избежала буйного цветения, и я сразу же расположилась на ней. Мы долго смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова и пошевелиться. Затем наконец Луи начал раздеваться медленно, осторожными движениями, причину которых я поняла не сразу, до тех пор, пока он не показал мне свою спину. Почти всю поверхность его нежной кожи, усыпанной родинками, покрывала новая татуировка: огромная кариатида с руками, поднятыми над головой. Это был силуэт обнаженной женщины, изображенной в стиле ар-нуво. Но самым впечатляющим оказалась не скульптурная красавица с изящным профилем. Я даже не ревновала к ней, потому что на ее руках, сложенных в форме ракушки, покоилась огромная буква «Э», что придавало татуировке особый смысл. У меня перехватило дыхание.

Э – как Эль, как я…

– Э – как эротика, – произнесла я громко.

– Как ты хочешь, – улыбнулся он в ответ, польщенный моей находкой.

Э – как Эмили, подумала я, и с тех пор это предположение стало для меня навязчивой идеей.

После того как пришла моя очередь раздеться, я подтолкнула своего любовника, уткнувшегося лицом в простыни, и припала к его покрасневшей спине. Растянувшись на нем, с грудями, расплющенными на лице из черных чернил, я смогла схватить его напряженный член, пропустив руку между ягодицами. Не имея возможности оказывать сопротивление в подобном положении, он позволил мне оттянуть кожу с головки и массировать влажный член пальцами. Никогда мы еще не пробовали такую позу. Никогда я не чувствовала себя настолько господствующей над ним. Когда я ввела влажный палец в его анус, Луи казался удивленным и вздохом наслаждения подстегнул меня к продолжению.

Анус (сущ. м. р.): однажды ты овладеешь моим, как часто я делал с твоим. Это будет естественный жест без стыда, и я приму его без настороженности. Ты овладеешь мной, наконец ты исследуешь мои глубины в свой черед, пальцем или двумя, сначала робко, затем настолько осмелев, что ничто уже не сможет остановить тебя. Я буду наслаждаться этим, как позволено мужчине наслаждаться изнутри.

С членом Луи в руке, палец внутри его, я пригвоздила его к нашему ложу, как бабочку, чье наслаждение требовало лишь усиления. Вскоре он кончил так быстро и сильно, что начал всхлипывать в смятении, сотрясаясь всем телом. Потом прорычал благодарность, приглушенную подушкой.

Едва удовлетворившись, он захотел доставить удовольствие мне, но я остановила его порыв долгим поцелуем. Затем положила его на себя, убедившись, что нам удалось соединить два вытатуированных лепестка. Так же похожих, как горошинки на лоне Эмили и Дэвида. Эта параллель внезапно стала еще более очевидна.

– Пообещай мне, что когда я буду там… – заговорил Луи тихим голосом, – пообещай наслаждаться и кончать. Я имею в виду… без меня.

Я вздохнула, уткнувшись ему в шею.

– Я поняла. Но как ты хочешь, чтобы я это делала?

«Без тебя», – сдержалась я и не произнесла эти слова, хотя они обжигали мне губы, горло, глаза.

– Это… Я оставляю на твое усмотрение, как придумаешь. Ты мне уже доказала, что воображения тебе не занимать.

Намекал ли он на мою коллекцию эротических игрушек? На карту любви, благодаря которой мы разбросали повсюду наши искры удовольствия в Городе-Солнце?

Или он подразумевал более прагматичные способы и думал о том, чтобы я отдавалась Тони и Эмме?

Я предпочитала не знать об этом. И так как он, похоже, собирался углубиться в эту тему, закрыла его рот нежной рукой. У меня тоже были вопросы к нему.

Продолжая гладить лицо Луи тыльной стороной расслабленной ладони, я задала самый смелый вопрос, который когда-либо отваживалась задать. Возможно, неминуемое заточение побудит его быть искренним.

– В «Жюле Верне» Дэвид упоминал о соглашении между вами… Соглашении, которое ты нарушил. О чем он говорил?

В ходе поисков с Франсуа и Соней я высказала предположение о тайной связи между братьями, но никогда существование соглашения не подтверждалось до этого дня.

Луи долго и пристально смотрел на меня, прежде чем ответить. Очевидно, он колебался, разрываясь между страхом и нежностью, которую я видела в его взгляде. Чего еще он мог опасаться сейчас, когда соперник был повержен?

– Если я тебе расскажу… Мы сможем забыть все это? Окончательно?

– Да, – прошептала я одними губами. – Если ты не обманешь и ничего не скроешь от меня…

Это не был упрек, скорее ободрение, и я медленно коснулась его щек, шеи, поясницы и ягодиц, чтобы окутать той любовью, на какую была способна.

Я ласкала его так в течение долгих минут, прежде чем он собрался с силами. Со взглядом, устремленным в лепнину потолка нашей причудливой комнаты, в поисках деталей, которые как будто ускользали от него, Луи приступил:

– Сложно понять, с чего начать…

Чтобы помочь ему, я несколькими простыми фразами подвела коротко итоги того, что мы с Маршадо уже выяснили. Не знаю, почему он решил начать с родительницы. С Гортензии Барле.

– Я это понял слишком поздно. Мама, узнав о том, что произошло в Динаре в 1972 году, попыталась возместить ущерб, причиненный нашим отцом семье Лебурде. Очевидно, она ничего не сказала папе и сделала все самостоятельно.

Значит, мы с Франсуа догадались правильно.

– Почему прошло так много времени между самоубийством Роже Лебурде и усыновлением Дэвида?

– Мама должна была ждать, когда возраст не позволит ей зачать ребенка. Папа не понял бы ее желания усыновить чужое дитя, если бы она могла забеременеть естественным путем. И потом, найти Дэвида и Эмили было непросто. Ей пришлось провести расследование и дать на лапу многим в местной администрации. Когда она наконец нашла детей Лебурде, удочерение Эмили уже состоялось. Было слишком поздно объединять их под одной крышей.

– Это она тебе все рассказала?

– Да. Когда мама узнала, что я собираюсь рассказать все папе, она отвела меня в сторону. Эта сцена разворачивалась накануне свадьбы. Она объяснила мне, как страдала, день за днем восходя на свою Голгофу…

Пока он углублялся в рассказ, я вновь и вновь проводила невесомым пальцем по линиям заглавной буквы на его спине. Иногда он вздрагивал, не в силах сдержаться, и каждый раз я не знала, было ли это воздействие моих ласк или его воспоминаний.

– Голгофу? Однако она достигла своей цели: исправить злодеяния Андре, подарить ему второго сына…

– Мама мечтала воссоздать картинку идиллической семьи. Но все произошло совсем не так, как она планировала. Дэвид быстро превратился в мальчика, которого было сложно контролировать: независимого соблазнителя, манипулятора… А потом все стало хуже, когда он понял, кем усыновлен.

– Ты хочешь сказать: человеком, который подтолкнул его биологического отца к суициду?

– Да, – подтвердил он равнодушным голосом.

– Как Дэвид это выяснил?

– Не имею понятия. Но предполагаю, что он подслушал разговор или рылся в бумагах мамы… С тех пор все начало приходить в упадок. Его заботой отныне стало не заставить приемных родителей любить себя, о чем мечтает каждый сирота, а использовать свое особое положение для того, чтобы взять реванш.

– Захватив власть в группе Барле, это так?

– Не только. Захватить место, предназначенное для меня, не было его самоцелью: это было скорее средство, могущее обеспечить его сестре и ему полный комфорт, которого лишились его родители.

Мне вспомнились слова Дэвида во время нашего последнего ужина в «Дивеллеке»:

«Не было ни одного решения, которое я не принял бы ради того, чтобы защитить Аврору. Ни одного». Защитить ее. Дать все то, чего лишила ее жестокость Андре. Пусть даже пришлось разрушить семью, в которую он проник.

Находки на пляже Эклюз в Динаре, клятвы братской любви в кабинке для переодевания, летняя дружба, которая скрывала кровные узы, – Луи перебрал все эти эпизоды, которые я уже знала.

– Но ты… Как ты обнаружил, что они были братом и сестрой? – удивилась я.

Сначала был тот день, когда Луи застал их врасплох, заглянув в окошечко кабинки, где они переодевались.

– На тот момент мне было десять или одиннадцать лет. Я получил подтверждение их кровного родства следующей весной. Дэвид уехал на неделю в лагерь для скаутов. Впрочем, ему там не слишком понравилось. Он больше никогда туда не возвращался.

– И что же? Что произошло?

– Я рылся в вещах Дэвида, пока его не было. И нашел фотографию.

Рождественскую.

– Снятую прямо перед смертью его биологических родителей. Но ты знаешь, о какой фотографии я говорю, не так ли?

Я молча кивнула.

– Это ты ее поцарапал? Но по какой причине?

– Я не знаю, на самом деле… Думаю, я не перенес того, что увидел Дэвида и Аврору вместе и осознал, до какой степени их связь была нерушима.

– Ты ревновал?

– Я был влюблен, – ответил он прямо.

Я боялась, что Луи забудет детали и перейдет к сердечным делам в своей исповеди. Но казалось, он испытывал такое облегчение, изливая душу, что я не решалась прервать его.

После паузы я в конце концов решилась спросить:

– Почему ты ничего не рассказал в тот момент?

– Я боялся.

– Дэвида?

– Реакции родителей. Особенно папы. Дэвид уже стал его любимым сыном. Папа бы мне ни за что не поверил, и я, безусловно, был бы наказан. Или отправлен в пансион. Это меня ужасало.

Продолжая рассказывать свою историю, Луи уткнулся носом в мою шею, наслаждаясь моим запахом. Он глубоко дышал, словно хотел запастись им на грядущие долгие месяцы заключения.

– Однако во время свадьбы ты же чуть было не разоблачил их?

– С тех пор многое изменилось, Я изменился. Я созрел и больше не боялся Дэвида… У меня даже была собственная подружка, Ребекка.

– В таком случае что же тебя удержало? У тебя были доказательства…

– Я должен был поставить их рядом друг с другом обнаженными, чтобы все увидели их родимые пятна?

Эти нелепые слова заставили нас улыбнуться.

– Скажи правду: почему ты хранил молчание? Это был подходящий момент, чтобы заговорить, вновь занять свое место… вернуть Аврору! – отважилась я спросить в итоге.

Я не могла сказать о версии, которую сообщил мне Дэвид, но хорошо помнила о ней. В саду «Мезон-де-Брикур», в Канкале, он пригрозил своему старшему брату: «Я ему сказал, что если он совершит подобную глупость, то никогда больше не увидит Аврору», – признался он.

– Дэвид пообещал, что окончательно разлучит меня с Авророй, – подтвердил Луи.

– Он уже знал, что у вас с Авророй была связь?

– Очевидно. И сколько Дэвид ни клялся, что никогда не притронется к Авроре, он не мог перенести мысль, что я, его брат, могу обладать ею. Так у него появилась бредовая идея.

– Жениться на собственной сестре, втайне от всех или почти всех, – догадалась я.

Но я прекрасно понимала, что, желая добиться от Луи большего, должна была идти до конца. Прижавшись своей грудью к его, я решила спровоцировать его:

– То есть он обещает разлучить тебя с Авророй, а ты складываешь оружие без боя…

– Напротив, я сражался… Но произошло еще кое-что.

Я не шевелилась и даже не моргала, боясь, что он прервется и все будет потеряно навсегда.

– Я встретил на ралли Ребекку. Она мне очень нравилась, она была старше меня, приятная, веселая, всегда оживленная…

Ребекка безумно влюбилась в него. Это я уже знала.

– Но я никогда серьезно не отдавался нашим отношениям. Когда она забеременела…

Этого я не знала.

– …в мае 1988 года, за месяц до свадьбы Авроры и Дэвида…

– И… что она сделала с ребенком? – прервала я его рассказ.

Лежа рядом, я могла почувствовать, как лихорадочная волна дрожи пробежала по телу Луи. Наверное, я была первой, кому он рассказывал это.

– Она сделала аборт. Внезапно, за неделю до свадьбы.

– Но почему? Она же любила тебя!

– Да… Но она уже поняла, что я не останусь с ней на всю жизнь. И тогда сделала этот выбор, который я уважал.

Короче говоря, выбор, который отлично все уладил для Луи.

– Какая здесь связь с Дэвидом, вашей стычкой и свадьбой?

– Папа, – продолжил он дрожащим голосом, – папа никогда бы не потерпел аборта в семье. Ни в коем случае. Он был так воспитан, понимаешь? Он изо всех сил берег свою репутацию, «лак, придающий делам блеск», как он говорил.

– Дэвид шантажировал тебя этим, да? Ты ничего не говорил про их кровосмесительный брак, а он молчал про твои небольшие проблемы. Ты согласился на эту сделку? – удивилась я.

– Я был молод, – попытался защититься он. – На тот момент папа еще не решил, кто станет его наследником. Я также не хотел усугублять свои шансы из-за такого… глупого инцидента.

Тем самым он окончательно отказался от Авроры, от того, чтобы выставить свою любовь к ней на всеобщее обозрение.

– Это и было ваше соглашение?

– Скажем так: это лежало в его основе. Первая часть.

Луи больше не дрожал. Очищение от секретов шаг за шагом очищало его тело. Рассеянной рукой он обрывал лепестки в букетах, разложенных вокруг кровати, и рассыпал их вокруг нас, создавая дождь из белых лепестков.

– Что ты хочешь этим сказать? Что произошло между вами потом?

– Я не знаю, как Дэвид обнаружил, что мы с Авророй продолжили встречаться после их свадьбы.

– Он испугался, что все в конце концов станет известно?

– Думаю, да.

– И именно тогда у него появилась идея заставить Аврору исчезнуть…

– Именно. И он предусмотрел все, чтобы я не узнал об этом. Я на самом деле поверил, что она умерла! Все поверили в это.

Я представила боль Луи, тем более сильную, что ему приходилось хранить в тайне отношения с моим двойником. Ему было запрещено открыто выражать свои страдания.

– Когда ты догадался, что она жива?

– Примерно через два с половиной года после несчастного случая с «Ривой». Дэвид уже одержал победу и занял особняк Дюшенуа. Я тогда обосновался на проспекте Мандель, в их бывшей квартире. И мне показался довольно странным тот факт, что на этот адрес продолжает поступать почта для Авроры…

Так же, как карточки дополнительного медицинского страхования 1992 года, которые Луи затем оставил в ящике в «Рош брюне» и которые я в конце концов обнаружила спустя десятилетия.

– Сопоставив еще несколько деталей, я выяснил, где он держал ее в заточении. Я с пристрастием допросил Армана, и тот довольно легко признался.

Старый дворецкий был служащим у Дэвида, но ангелом-хранителем для Луи.

– Я не понимаю, ты мог бы раскрыть правду, рассказать все прессе. Дэвид был бы не в состоянии удерживать сестру под колпаком.

– Поверь мне, я хотел это сделать сотни раз…

Те пресловутые документы из сундука служили лишь одной цели: разжечь этот скандал. Но тогда почему же они покрывались плесенью в сарае старой виллы? Какой очередной аргумент придумал Дэвид, чтобы защитить свою честь и положение?

– Именно здесь появляется вторая часть нашей договоренности. Дэвид сказал, что, если я пущу в ход аргументы подобного рода, он направит все свои действующие полномочия и силу на то, чтобы уничтожить меня. Кроме того, и это был не самый слабый из доводов, Аврора никогда не простит мне такого. Он предложил мне новую сделку.

Я уже догадывалась, куда это приведет, но хотела услышать, как Луи расскажет все своими словами.

– Он пообещал мне, что, если я помогу ему найти другую женщину, женщину «как Аврора», он не будет больше возражать против нашей любви.

Следовательно, именно в тот самый момент, двадцать лет назад, я родилась в воспаленном воображении Дэвида.

– Но это полное безумие! – возразила я, пытаясь совладать с раздражением.

– Знаю. Но в то время это мне казалось самым безболезненным выходом. В конце концов, говорят, что у каждого человека в мире есть свой двойник… Нужно было всего лишь найти копию женщины, которую я любил. Это должно быть не так сложно.

– Особенно с «Ночными Красавицами», которые делали всю черновую работу, – сыронизировала я.

– Действительно, была такая мысль.

– Твоя мысль, – подчеркнула я.

– Да… Я думал, что это загладит мою вину перед Ребеккой. Она была без работы. Агентство решило эту проблему. Я думаю, что сегодня она мне более чем признательна.

Я воздержалась и не стала противоречить ему: странная работа – найти двойника той, которую любит мужчина твоей жизни. Неудивительно, что Ребекка посвятила этому так много лет, возможно, не вкладывая в сей труд всю свою готовность и желание.

– Но ваш план не сработал, – подвела я итог вместо Луи усталым голосом.

– Не так быстро, как это предполагалось, и не так, как того ожидал Дэвид.

– Ты навещал Аврору?

– Сначала… В течение года, может быть, двух. Арман предупреждал нас, когда Дэвид уезжал в командировки, и я спешил на Орлеанскую площадь. Мы почти никогда не виделись на улице, опасаясь, что нас могут застать врасплох и что Дэвид узнает об этом.

– Что же побудило вас прекратить встречи?

– Мы больше не могли видеться тайком! А так как у меня не получалось найти ее двойника, мы решили смириться…

– Ты не предлагал ей убежать с тобой?

– Напротив. Однажды мы даже чуть не сделали это, решившись всерьез, сразу после их свадьбы. И затем во второй раз, вскоре после создания агентства… Но Аврора не пришла на условленное нами место встречи, – добавил Луи упавшим голосом.

Она не могла решиться оставить своего брата, такого заботливого, внимательного, любящего до безумия…

– А затем со временем, находясь в длительном заточении, она в самом деле стала психологически хрупкой, в чем ее и хотел убедить Дэвид.

Но история не заканчивалась на этом спиральном витке забытья, в которое постепенно уходила Аврора. Одна.

Чтобы еще больше запутать следы и спрятать за семью замками информацию о своем договоре, братья не прекращали накапливать ложь и выдумки. Так, например, они хотели заставить меня поверить в то, что Луи разбил колено, пытаясь спасти Аврору, когда она тонула. Это была абсолютная ложь, поскольку она никогда не погибала в рифах. Также как и обманом оказалась история о шрамах на руке Дэвида, появившихся в результате попытки самоубийства.

– Зачем надо было требовать, чтобы ты меня посвятил? – спросила я. – Дэвид в конце концов отыскал меня. Он должен был просто жить своей жизнью… и дать тебе жить твоей. С Авророй или с кем-то другим.

– Представь себе. Ты была абсолютной копией его сестры. Дэвиду хотелось, чтобы я тебя унизил, чтобы испортил чистый образ, прежде чем он прикоснется к тебе.

На самом деле это казалось вполне правдоподобным. Вот почему Дэвид был со мной таким жалким любовником. Необходимость спать с образом Авроры выводила его из равновесия и делала слабым. Но по какой причине Луи принял это последнее условие?

– Что до меня, – продолжил он, избавив меня от необходимости задать ему свой вопрос, – думаю, все очевидно: я полюбил тебя с первого взгляда. Даже если у меня не сразу получилось признать сей факт. Сначала я даже подумал, что никогда не смогу сделать это с Авророй.

– Это?

– Заменить Аврору на ее двойника.

Вот почему нужна была эта постановка наших свиданий в «Шарме». Еще до того, как обладать мной, Луи наказывал меня за свое предательство по отношению к Авроре.

Я обняла его изо всех сил, чтобы он понял, до какой степени он был прав, упорствуя в своем желании обладать мной.

– Что заставило тебя поменять мнение?

– Аврора, – выдохнул Луи мне в шею, – я поговорил с ней о тебе, и она убедила меня спасти тебя от Дэвида.

С риском разорвать договор о ненападении между братьями Барле и привести в действие тот ураган, который бушевал вокруг них сегодня.

Внезапно я почувствовала, как его слезы, капля за каплей, стали падать на мою шею, затем потекли ручейками вдоль спины, до самой поясницы. Я знала, что не стоит пытаться утешить эту его детскую печаль. Нужно было, чтобы поток исчерпал себя сам и унес с собой сожаления, гнев и ненависть.

Когда мы поняли, что все уже сказано, он обнял меня своими большими руками, а я положила ладони ему на спину, на букву «Э», которая раз и навсегда запечатлела меня на нем.

Тогда Луи повторил те же самые слова:

– Обещай мне наслаждаться.