Промелькнувший перед глазами год можно описать с помощью лишь нескольких прилагательных. Беспокойный, захватывающий, удивительный… И одинокий.

Потому что безумие, последовавшее за выходом романа «Сто раз в день», растянулось на целый год. Мне все еще было сложно осознать, что прошло уже двенадцать месяцев. Одно событие следовало за другим с невероятной скоростью.

Нет, для описания этого года и меня самой четырех прилагательных здесь явно недостаточно…

Знаменитая

Безусловно, это было самое значимое изменение, которое ворвалось в мою повседневную жизнь. На следующий день после моего выступления в телевизионных новостях у меня больше не было возможности выходить из дома, чтобы не быть узнанной и чтобы меня не останавливали незнакомые люди на улице. Большинство из них были любезны со мной и даже слегка смущались. И только горстка жалких мерзавцев вела себя агрессивно, враждебно, некоторые даже поливали меня грязью: «Давай, скажи, шлюха, тебя не волнует, что ты пишешь такую гадость о семье, которая тебя озолотила?»

На самом деле все было абсолютно не так. Я никогда не была богатой благодаря Барле, я обязана была всем, что имела, своей маме (то наследство, которое она мне оставила) или же плодам собственной работы: книге. Естественно, тема и сюжет произведения были позаимствованы у Барле, потому что речь в романе шла об их истории. Но оглушительным успехом я обязана исключительно своему таланту, который придал ей эту форму.

Эва привезла мне из Соединенных Штатов кружку, надпись на которой показалась мне тонким намеком: «I’m a writer, everything you say or do may end up in my novel».

Бербер, мой издатель, был в восторге. Он заявлял всем журналистам, готовым его слушать, что предвидел этот успех. Бербер без колебаний провозглашал себя первооткрывателем литературной моды на «порно для домохозяек», которая расцвела с моим появлением. Довольно скоро он принялся доказывать, что моя книга стала популярной благодаря своей литературной ценности и авторскому стилю, а не людям, которые там были описаны.

– Утверждать, что книга «Сто раз в день» покорила такое количество читателей из-за юридических скандалов семьи Барле, – это все равно что приписывать гений Виктора Гюго заключенным Тулонской тюрьмы. В этом нет никакого смысла! Я подчеркиваю: не тема делает произведение… но автор!

Он повторил свои слова столько раз, что в конце концов я сама поверила в это. Потому что продажи продолжали расти даже тогда, когда в прессе уже почти не обсуждались темы, связанные с Дэвидом. Большая шумиха по поводу поглощения группы Барле корейской компанией GKMP уже прошла, и он исчез с первых полос газет.

Также и отсылки журналистов к моему бывшему жениху в размышлениях о моей книге становились все более редкими. Хвалебные статьи не иссякали, и после каждого очередного запуска романа «Сто раз в день» на новый рынок сбыта их количество лишь росло. Повсюду я шла с триумфом, даже в тех странах, где книги эротического содержания должны были бы шокировать публику.

Угождаемая

Бернштейн, Эва и Элоди – все они предупреждали: с приходом успеха друзья станут появляться отовсюду. Придется защищать себя и учиться отсеивать искренних друзей от тех, у кого одна цель – урвать подле меня крошки славы.

И на самом деле, помимо многочисленных ежедневных приглашений на приемы и коктейли, которые я все благополучно игнорировала, я получала много сообщений от людей, которых не видела тысячу лет. Отовсюду внезапно возникали бывшие однокурсники из университета, коллеги по практике или какие-то смутные друзья из лицея, демонстрировавшие иногда чудеса изобретательности, чтобы связаться со мной. Напрасно я поменяла фамилию на своем почтовом ящике – обратно на Анабель Лоран, – заблокировала старые сим-карты и изменила все электронные адреса и профили в социальных сетях, некоторым все равно удавалось дойти до конца.

Среди таких явлений из прошлого было письмо, отправленное Аленом Бэрнардирни на адрес моего издателя. Бывший преподаватель поздравлял меня с успехом и предлагал выпить по стаканчику вина в память о временах, когда он сам обучал меня азам писательского мастерства. Несмотря на мою к нему неприязнь в связи с известными событиями, Бэрнардирни все-таки удалось убедить меня. В конце концов, он был новым начальником Франсуа Маршадо, и при отсутствии возможности получить удовольствие от этой встречи я могла бы замолвить слово за своего друга. Прикованный к больничной койке, тот и в самом деле рисковал снова потерять работу.

Поэтому однажды, холодным и снежным февральским вечером, мой бывший учитель оказался в тепле моего офиса «Zimmer» на площади Шателе. Уютное местечко, где, с тех пор как Маршадо открыл его для меня, я чувствовала себя в безопасности. Здесь я назначала все свои деловые встречи и интервью.

– Анабель! – воскликнул он, подкручивая бесконечно длинные усы, когда увидел меня сидящей на диванчике, обтянутом красным бархатом. – Вы еще более чертовски прекрасны, чем я вас помню!

Это прозвучало почти неприлично. Я почувствовала себя неловко от того, что услышала комплименты из уст своего бывшего преподавателя. Он воспользовался этим, чтобы продолжить волочиться за мной все оставшееся время разговора.

– Ах, ах, ах! И после этого нам еще рассказывают, и хотят, чтобы мы поверили, будто издатели выбирают молодых писательниц исключительно за их талант!

Его заигрывания начинали уже тяготить меня, делаясь все более и более откровенными, и я с трудом сдерживалась, чтобы не шлепнуть по здоровой волосатой пятерне, которая с таким упорством стремилась очутиться на моих коленях.

Это был для меня еще один ценный урок, оказавшийся впоследствии главным: по мнению многих людей, женщина, которая открыто говорит о своей сексуальности, становится сексуальным объектом. Мне это представлялось абсурдным и возмутительным. Но следовало привыкнуть к существованию такого мнения. Сейчас лишь те немногие, кто возводил секс в ранг благородного, сложного и глубокого предмета исследования, были способны относиться ко мне иначе, чем как к похотливой кукле. Для этих избранных я была созданием, которое занималось сексом одновременно и на бумаге, и в их воображении.

Шумный успех моей книги принес мне также несколько серьезных, но тем не менее весьма нелепых предложений. Так, например, Мисс О, знаменитая порнозвезда и феминистка, ставшая директором платного эротического телевизионного канала, предложила мне писать в соавторстве с ней сценарий для ее следующего фильма для взрослых. Удивительная ирония судьбы, если знать, при помощи какого рода картинок мне удалось уничтожить Дэвида.

Она настойчиво уговаривала меня несколько недель, но я, конечно же, вежливо отклонила предложение.

Способная сострадать (несмотря ни на что)

Маршадо почти полгода оставался в больнице. Он заговорил лишь через три или четыре месяца и начал более или менее самостоятельно передвигаться лишь к концу своего пребывания в больнице Нантра. Как и большинство пострадавших в автокатастрофах, Маршадо вступил на долгий и непростой путь обучения заново всему в очень известной клинике Реймона Пуанкаре в Гарше.

Мы наконец опять смогли стать сообщниками. В своем окружении он демонстрировал юношеский оптимизм и огромное желание жить, в котором превосходил даже меня. Маршадо спешил наслаждаться каждым мгновением и сгорал от нетерпения вернуться к их новой жизни с Соней. Отныне моя подруга занимала все его мысли, и я не могла сердиться на него, когда он немного опаздывал на наши расследования, потому что полностью посвящал себя возлюбленной. Франсуа полностью заслужил свое абсолютно новое счастье. Над крохотным письменным столом, который ему оборудовала моя подруга, он прикрепил почтовую открытку с надписью, казавшейся как бы эхом этих рассуждений: «У человека две жизни: вторая начинается, когда понимаешь, что жизнь только одна».

– Полицейские по-прежнему ничего не нашли?

– Нет… – ухмыляясь, ответил Маршадо. – Столько времени прошло, я думаю, они закрыли дело.

Значит, мы так никогда и не узнаем, кто покушался на его жизнь в тот день. Но я видела, что он не хотел долго останавливаться на этой главе в его жизни. Вооружившись своими костылями, Маршадо увлек меня в парк больницы, ковыляя кое-как со скоростью улитки.

– А ты узнала какие-нибудь новые подробности о наших друзьях Барле? – спросил он меня в конце концов.

Это было одно из неожиданных проявлений его ненасытной жажды жизни, с которой он отныне жил: Маршадо ко всем обращался на «ты» и требовал, чтобы каждый отвечал ему тем же.

– Нет… Впрочем, я в некоторой степени рассчитывала на тебя. Точнее, на те записи, которые ты, должно быть, сохранил у себя.

– О’кей. Я попрошу Соню, чтобы она тебе их приготовила. Записи, должно быть, лежат, покрываясь плесенью, в картонных коробках в подвале.

Он так торопился вновь начать нормально ходить, что вдруг резко бросил один из своих костылей и попытался пройтись самостоятельно, здорово рискуя опять что-нибудь себе сломать.

– Эй! Потише! – мягко одернула я его.

– Ты видела? У меня почти получилось!

Несмотря на то что этот несчастный случай украл у него почти год жизни, взамен он вернул ему бодрость и задор двадцатилетнего юнца. Играя по-крупному с судьбой, в итоге Маршадо выиграл. Отныне он не хотел, чтобы ему сочувствовали.

Плодотворный

Благодаря деталям, собранным моим другом-журналистом, и под все более настойчивым давлением Бербера я решилась наконец сесть за написание второго тома саги. Издатель решил озаглавить его: «Сто один раз в день».

По правде говоря, ведя жизнь затворницы потому, что мне совершенно не хотелось ненужных встреч и новых проблем из-за свалившейся на меня известности, мне не оставалось ничего более продуктивного, кроме как работать, работать в бешеном ритме. Когда наступал вечер, я едва могла встать из-за стола, оглушенная словами, которые копошились в голове с утра до ночи. Преследуемая призраками своих персонажей, я отправлялась в комнату номер два, чтобы встретиться с одним из любовников, предоставляемых Соней.

Добавив заметки Франсуа к своим собственным, мне удалось восстановить полную и подробную хронологию событий, которые происходили в семье Барле, начиная с шестидесятых годов, с того самого злосчастного поступка Андре: бесчестный выкуп «Изумруда» его группой, который и развязал всю эту драму. Именно так я смогла установить, что в этой истории есть еще несколько черных пятен. Некоторые оставшиеся без ответа вопросы словно затягивали остальную часть событий в пучину неизвестности. Кто соединил панель наблюдения в Особняке Мадемуазель Марс, установленную по просьбе Андре, и некоторые комнаты в «Шарме»? И главное: чья предательская рука нанесла роковые повреждения в румпеле «Ривы», убив Андре и Гортензию и покалечив Луи? В обоих случаях трудно было подозревать Дэвида. Тогда кто? И почему?

Я еще несколько раз пыталась связаться с Авророй в надежде, что та придет мне на помощь. Но она не отвечала. Может, снова уехала из Парижа? Или спряталась в «Рош брюне» или на проспекте Мандель со своим братом?

К концу июня 2011 года, хотя мне так и не удалось найти эти неизвестные в сложных жизненных уравнениях, я все-таки смогла передать Бернштейну первую версию второго тома, который описывал драму Барле-Дельбар-Лебурде и заканчивался свадьбой-сюрпризом с Луи.

В офисе на тринадцатом этаже в башне Барле мужчина с голубыми глазами и в голубой рубашке, увидев мою рукопись, радостно воскликнул:

– Замечательно… а что сейчас? Уже в процессе третьего тома?

Я уже заранее прекрасно знала, что так произойдет, прекрасно знала Бербера и его жадность. Он даже не удосужился спросить меня, но уже объявил всем зарубежным издателям, так же, как и распространителю моих книг во Франции, что мое произведение будет трилогией. Обязав меня предоставить ему обещанные страницы.

Американская.

– Эль? Эль, ты меня слышишь?

Несмотря на помехи на линии и эхо, которое искажало голос, я сразу узнала воркующий акцент моего агента.

– Эва? Где ты?

– В Лос-Анджелесе. Здесь сейчас три часа ночи. Но я не могла лечь спать, не сообщив тебе эту новость!

– Что случилось? – У меня перехватило дыхание.

– Официальная информация появится только через два дня. Сядь, а то упадешь, и держи язык за зубами! Твой роман на первом месте в списке еженедельных продаж в рейтинге «Нью-Йорк таймс»!

Вдруг в моей голове наступила удивительно звонкая тишина. Книга «Сто раз в день» вышла всего лишь две недели назад в Соединенных Штатах.

– Ну, что ты на это скажешь? – спросила она меня.

– Это безумие… Я скажу, что это просто безумие!

– Так они и сходят с ума по твоей книге! И так как хорошая идея никогда не приходит одна, тут на этой волне уже готовится не один эротический роман в стиле «Ста раз в день». По моим сведениям, тут уже у всех конкурирующих издательств полным ходом идет подготовка в данном направлении.

– Правда? Даже до такой степени?

– Да! – возбужденно тараторила она. – Самый серьезный проект – это фан-фикшн одной писательницы, которая опубликовала свои тексты в Интернете, прежде чем ее обнаружило издательство.

– Ну а нам какое дело?

– Это же замечательная новость! Чем больше на рынке модных книг в эротическом жанре, тем больше будет читательниц, а следовательно, это выгодно и нам, потому что в конце концов они купят твою книгу. Это выгодно всем. Ты понимаешь?

– Да… Думаю, теперь я поняла.

– Впрочем, Альбер хочет, чтобы ты приехала сюда на презентацию второго тома.

Турне по Америке. Первое место на крупнейшем издательском мировом рынке. Воплощение грез. Безумная вещь, я вам скажу, особенно если смотреть на это из окна моей квартирки под крышей…

Отмщенная

По просьбе Жака Боффора первое слушание процесса об участии Дэвида в деле «East X-рrod» неоднократно переносилось. Опытный адвокат должен был потратить достаточно много времени, чтобы найти для этого необходимые доводы и аргументы.

Наконец, в начале сентября, почти через год после прекращения судебного дела против моего мужа по данному вопросу и последующего обвинения Дэвида, XVI коррекционная палата отказала в последней просьбе отложения рассмотрения вопроса. Главные герои следствия, Дэвид Барле и Антуан Гобэр, были вынуждены появиться во Дворце правосудия.

На этот раз я решила не ходить на заседание и ограничилась лишь чтением короткой заметки, которую опубликовали вечерние информационные новостные сайты:

«…Дэвид Барле был приговорен к двум годам лишения свободы условно и двумстам тысячам евро штрафа за трудоустройство нелегальных работников и сводничество с отягчающими обстоятельствами. Антуан Гобэр по аналогичным обвинениям, а также по обвинению в подлоге и злоупотреблении корпоративными активами был приговорен к трем годам лишения свободы, из которых полгода – тюремного заключения, и семидесяти пяти тысячам евро штрафа».

Значит, в отличие от брата Дэвиду удалось избежать лишения свободы, но штраф усугубит его и без того крайне сложное финансовое положение. Оно уже оказалось настолько критичным, что Боффор, выступая перед прессой, объявил о новой распродаже активов своего клиента с торгов. И на этот раз Дэвид был вынужден распродавать недвижимое имущество. Зерки, которому я, в свою очередь, задала несколько вопросов, подтвердил, что Аврора и Луи дали согласие на продажу последнего имущества, находящегося в совместном владении агентства недвижимости на Тур де Дам: квартиру на Орлеанской площади – но где же в таком случае собиралась жить Аврора? – квартиру на проспекте Мандель, виллу «Рош брюн» в Динаре и, наконец, особняк на улице Пигаль, в настоящее время занятый под гостиницу «Отель де Шарм». Особняк Дюшенуа, полностью принадлежащий Дэвиду, также будет выставлен на торги.

Пресса, которую уже почти совсем перестала интересовать вся эта история, с новой силой обрушилась на Дэвида. Пока не было Маршадо, другой журналист «Медиаттака», славящийся своей бульдожьей хваткой, основательно покопался в опубликованных архивах группы Барле. Там он обнаружил самые темные тайны Андре, и даже еще до него, тайны его отца, Пьера Барле. Преступные дружеские связи последнего с нацистами во время оккупации вызвали бурное осуждение в обществе. Имя Барле окончательно и бесповоротно было покрыто позором.

Должница

В конце весны, тогда, когда я уже ничего подобного не ожидала, я получила ходатайство Фрэнка Лекоара, известного также как Фрэнки, с просьбой дать свидетельские показания в его пользу перед конфликтно-трудовой комиссией Парижа в судебном споре, где оппонентом была группа Барле. Бывший программист Б‑ТВ не забыл обещания, сделанного от моего имени Соней? и пришел потребовать свой долг, почти извиняясь передо мной.

Я согласилась безо всяких возражений, радуясь, что нескольких минут монолога перед трибуналом пожилых заседателей в бархатных пиджаках оказалось достаточно, чтобы удовлетворить его.

Когда Фрэнки подошел ко мне, выйдя из мрачного и плохо освещенного зала, я не могла не заметить синяк, украшавший его правый глаз. Он был наскоро замазан тональным кремом и пудрой.

– Вы дрались с одним из советников? – пошутила я.

– Нет, с Фредом.

Следовательно, мой бывший (и бывший Сони) еще принимал активное участие в деле.

– Ого… И когда это?

– Десять дней назад. Он поджидал меня, когда я выходил из дома.

– Это все из-за видео? – решилась спросить я, хмурясь.

– Ну да… он так и не смог примириться с мыслью, что я отдал его вам.

– Где Фред сейчас? По-прежнему в Нантре?

– Нет. Он лишился квартиры. Насколько я понял, Фред побил своего домовладельца, когда тот пытался его выселить. Но этот тип, он подал на него жалобу.

Фред, неисправимый Фред. Было похоже, что все от него отвернулись, и отныне он проявлял самоубийственное рвение увязнуть в своей печали.

– Ему грозит серьезная опасность?

– Еще ничего не известно, он не был в суде. Все зависит от состояния того парня, которого Фред побил. Но если он покалечил его так же, как меня, и если судья будет не в настроении, он может нарваться на полгода тюрьмы.

Толстая?

Я почти не выходила из дома и бегала проверять содержимое холодильника через каждые две-три страницы, и вскоре мой организм забил тревогу: складочки тут, жирок там… Во всем теле ощущалась тяжесть и избыток веса, уточнить который, встав на весы, я боялась.

Я была на вершине славы, люди со всего мира говорили мне комплименты и на все лады расхваливали меня, но никогда я еще не чувствовала себя такой непривлекательной и нежеланной. Со временем я все реже стала ходить на свидания в комнату номер два. Не столько из-за того, что боялась косых взглядов клиентов, сколько потому, что хотела защитить Луи от печального зрелища этой деградации.

Однако именно в этот период отвращения к самой себе наши друзья, занимавшиеся с нами сексом бок о бок в «Двух Лунах», Эмма и Тони, вернули меня к жизни.

Восторженная (или предположительно таковая)

Так как существовало правило, что никто из нас не должен интересоваться жизнью своих партнеров за пределами распутного клуба, эта парочка даже не пыталась установить связь между нами с Луи и участником судебного процесса Луи Барле и его женой – знаменитой писательницей. Однако после многочисленных эсэмэс, оставленных без внимания, я решила все-таки ответить на одно из их приглашений октябрьским вечером, когда мне показалось, что будет особенно сложно вынести осенний холод наряду с одиночеством, еще тяжелее, чем всегда.

Тем не менее, вместо того чтобы встретиться с ними в «Двух Лунах», я пригласила их на свою территорию. Разделить наши игры с Луи при помощи камеры показалось мне самым прекрасным подарком, который я могла сделать мужу в заключении.

Тони и Эмма тотчас же согласились. Но, увидев, как они входят в наше святилище, во вторую комнату, я тотчас же пожалела о своей инициативе. Они тоже напрасно пытались показать, что чувствуют себя так же комфортно, как и в разнузданной сауне, это место было явно не для них.

Однако обстановка должна была вполне соответствовать своеобразной природе нашей сексуальности…

Эмма и Тони почти тут же разделись, не спрашивая меня и не стесняясь. Должно быть, они почувствовали мое смущение, потому что не настаивали, чтобы я сделала то же самое. Они расположились на кровати, где почти сразу превратились в кипящий клубок страстей. Их хрипы заполнили комнату, так же, как и смешанный запах гениталий, запах настолько резкий и мощный, что при других обстоятельствах я бы, без сомнения, возбудилась.

Но сейчас я была холодна и молчалива. Мое естество осталось безнадежно равнодушно к их такому гармоничному единению. Тем не менее они вкладывали в него столько пыла, пытаясь соблазнить меня, чтобы увлечь в свое безумство. Через несколько минут Тони протянул руку, чтобы взять мою ладонь, которую он властно приложил к мокрому влагалищу партнерши. Но я стояла неподвижно, и он подтолкнул меня решительным жестом, требуя, чтобы я погрузила в вагину Эммы свои пальцы. Под его напором я уступила и сунула туда всю ладонь сухим и равнодушным жестом. Я прекрасно понимала, чего этот мужчина ждал от меня. Того, что я начну ласкать рукой напряженную вагину его жены. Эмма уже стонала и извивалась от моего проникновения.

Но ничего не произошло. Потому что внезапно я заметила холодный взгляд глазка камеры. Я не смогла избавиться от чувства, что меня преследует неодобрительный взгляд Луи. Муж просил меня наслаждаться за двоих, заставив пообещать воспользоваться чувственной свободой, которую он предложил мне. Но без него, без его любви я не знала, что с этим делать.

Я резко вытащила руку из влагалища, которое трепетно сжималось вокруг нее, в тот самый момент, когда Эмма вытолкнула толстый возбужденный член Тони изо рта. Ее любовник кончил ей на лицо длинными и густыми белыми каплями, которые она пыталась поймать на лету кончиком своего розового языка.

Они кончили без меня.

Приглашаемая

Когда ты – успешный писатель, не проходит и дня без того, чтобы тебя не пригласили на какой-нибудь праздник: коктейли, автографы, вручения премий и еще, конечно же, приемы в салонах. Последние представляли собой свободные площадки, где гости развлекались безо всяких ограничений. Там имелось все, что можно пожелать, все расходы были оплачены, еда была бесплатной, но и народа было огромное количество, как на книжной ярмарке Брив‑ла-Гайард. В поезде, заказанном специально, чтобы отвезти нас туда, я сидела между Бербером и Элоди и развлекала себя тем, что рассматривала звезд, сидевших вокруг, звезд кино, телеэкрана или эстрады. Здесь на квадратный метр знаменитостей было больше, чем на бульваре Круазетт в Каннах, что и являлось основным поводом для гордости этого салона.

Моя книга снова находилась на первом месте в рейтинге самых продаваемых книг во Франции, поскольку скорое появление второго тома подхлестнуло продажи первого, и я была торжественно объявлена главной знаменитостью нашего издательства. Неловкий и не совсем приличный статус, которым меня наградили на трибуне огромного зала, вызвал множество как любопытных, так и завистливых взглядов.

Перед трибуной стояла длинная очередь читателей, которые терпеливо и спокойно ждали меня. В основном это были молодые женщины, уже купившие мое произведение. Именно потому я поняла, что они ждали именно меня. Меня, просто-напросто меня. Легкая дрожь, подобная электрическому разряду, охватила их, когда я прошла рядом и мимоходом уловила несколько фраз, произнесенных шепотом, причем не всегда доброжелательно: «Она хорошенькая, да?», «Тебе не кажется, что она потолстела?», «Дрянь какая, на полчаса опоздала… Она уже изображает из себя звезду, эта Барле».

Однако я всего лишь выполняла пожелания своего издателя. Он считал, что для поддержания образа не следует приходить на встречи в книжный магазин вовремя. Звезда должна заставлять желать ее, это всем хорошо известно. После короткого приветствия я села так, чтобы меня было видно в профиль, и со скромной улыбкой, как бы извиняясь, сразу же начала ставить автографы на книгах, которые протягивали мне читатели: «А вы, сколько раз в день? Эротически ваша, Э. Б.»

Я хотела бы писать что-то более личное в своих посланиях, уделять больше времени беседе с этими женщинами, чтобы понять, как моя книга помогла им раскрепоститься и выявить долго подавляемые ими импульсы и желания. Но я знала, что нужно торопиться. Хотя время от времени, несмотря ни на что, мне все же удавалось перекинуться с ними несколькими фразами.

– Скажите, пожалуйста, где вы читали эту книгу? Дома или в транспорте?

То, что женщина осмеливалась демонстрировать чтение подобного произведения в общественном месте, не боясь косых взглядов и молчаливого осуждения, привело меня в изумление.

– О, везде понемногу, – призналась краснея молодая блондинка, стоящая напротив меня.

– И это вас не… смущало?

– Нет! И каждый раз, когда кто-нибудь садился рядом со мной, он начинал читать книгу через мое плечо! Вот это раздражало! И все из-за вас! – засмеялась она, подмигнув мне.

Большинство из женщин были очень любезны и доброжелательны, не хватало лишь чая и пирожных, чтобы представить себя на ужине с подружками.

После доброй сотни автографов, когда у меня уже начало болеть запястье и я брала следующий экземпляр, даже не поднимая глаз, я вдруг услышала знакомый голос, однако звучал он несколько более неуверенно, чем я его помнила. Я узнала бы его из тысячи.

– Здравствуй, Эль… Ты… Ты восхитительна. Впрочем, ты не изменилась.

Я не видела Дэвида с тех пор, как Луи устроил ту отвратительную сцену в «Жюле Верне». Дэвид, напротив, сильно изменился. Его трудно было узнать: недельная щетина, всклокоченные волосы, потухший взгляд. Я сразу заметила отсутствие повязки, которая обычно маскировала длинные шрамы на его запястье. Думаю, это был первый раз, когда я видела, что он публично демонстрирует их, не опасаясь косых взглядов. Казалось, Дэвид больше не стыдился показать себя таким, какой он есть.

– Дэв… – воскликнула я, но тотчас же осеклась, поймав себя на полуслове, из страха, что толпа узнает его и линчует на месте.

– У тебя будет минутка, чтобы поговорить?

– Да… – выдохнула я. – Конечно. Ты подождешь меня в буфете?

Мне потребовалось более полутора часов, чтобы удовлетворить первую волну фанатов, и только потом я смогла пойти к нему. Я заметила Дэвида сразу. Он стоял один, вдалеке от всех остальных, явно не желая с ними сталкиваться, в руке у него был бокал шампанского и толстая красная картонная папка под мышкой.

Я не знала, с чего начать разговор с человеком, который потерял все за такой короткий срок. В каком-то отношении он казался мне даже более покалеченным, чем его бывший друг Франсуа.

– Вот так сюрприз увидеть тебя здесь, – попыталась я начать с идиотским смешком, которым надеялась растопить лед.

– Признаюсь, я тут не только из удовольствия видеть тебя, – сказал он, поднеся ко рту бокал. – Я ищу издателя.

Он поднял свою папку и потряс ею над головой, словно трофеем.

– Что это?

Я предполагала, каким будет ответ, и как можно дольше старалась оттянуть момент, когда услышу его.

– Книга. Моя книга…

– Правда? – переспросила я, неуверенно улыбнувшись.

– Скорее… скажем так… моя версия всей этой истории.

– Хорошо… И что, – уклончиво спросила я, – у тебя уже есть варианты?

– Нет, – смущенно признался он. – Кажется, ты исчерпала до последней капли тему Барле. Сейчас всем наплевать на крах и падение в ад богача, ставшего бомжом.

Из заметок в прессе я знала, что он несколько перегибает палку. Само собой, у него больше не имелось тех немыслимых богатств, что раньше. Но, несмотря на то что его долги все еще оставались колоссальными, ему пока было где жить. Квартира на площади Мандель пока не была продана, и небольшие пособия обеспечивали Дэвиду минимальный комфорт.

– Представь себе, я даже стучался в дверь к Бернштейну, – добавил он с горькой улыбкой.

– И что же? – спросила я, хотя и прекрасно знала, чем могла закончиться их беседа.

– Он мне ответил то же самое, что и всем, кто приходит к нему после того, как вышла твоя книга с оглушительным успехом: ты очень мил, но у меня уже есть автор. Во всяком случае, сейчас время историй про пастушек, которые становятся принцессами. А не наоборот. Если принц погибает, все ему аплодируют. Но никто не купит его книгу. Твой приятель Фред должен быть доволен: это реванш мелких людей!

Взволнованная

Его личные проблемы помешали ему полностью осознать, что Фреда коснулись те же самые беды, но плюс ко всему еще и тюрьма.

Дэвид ушел, очевидно, оскорбленный тем, что я не предложила ему свою помощь.

В Бриве все званые ужины устраиваются в «Черном Трюфеле», гастрономическом ресторане в центре города, а закончить вечер можно в «Кардинале», видавшем лучшие времена ночном клубе, где сохранилась атмосфера восьмидесятых. Каждый год во время этой книжной ярмарки снобы парижских издательств получают нездоровое удовольствие от того, что могут подвигать попами рядом с танцующими в субботу вечером под ремиксы Далиды или Клода Франсуа.

Бербер силой затащил меня сюда. Он чувствовал себя здесь в своей тарелке, эта фальшивая атмосфера была ему явно по душе, и он изо всех сил голосил популярную песню 70‑х. Настоящий заводила.

– Ну давайте, Эль! Не стройте из себя буку. Развейтесь немного! – подбодрил он меня, пытаясь вытащить на танцпол.

– Думаю, я пойду обратно, – прокричала я ему в ухо, чтобы он услышал меня.

– Мы только начинаем веселиться. Смотрите, разве вам не кажется, что это восхитительно?

Он лукавым взглядом указал мне на разряженных местных простаков. Я не разделяла его классового цинизма. Если бы мне пришлось выбирать, я бы, без сомнения, не выбрала шутника вроде него.

Наконец мне удалось незаметно ускользнуть. Но на выходе из клуба, в вестибюле, я заметила шатающегося Дэвида, которого бесцеремонно пытался выставить вышибала.

– Пусти меня, ублюдок!

– Давай, давай, проваливай отсюда, пока я тебе не врезал, – пригрозил крупный чернокожий охранник, слегка подтолкнув его к выходу.

Дэвид был настолько пьян, что этого толчка было достаточно, чтобы выкинуть его на улицу. Лежа носом на асфальте, съехав в канаву, он еще нашел в себе силы, чтобы промычать:

– Да ты знаешь, кто я такой, ублюдок? Знаешь, сколько миллиардов я стою, а?

– Да, да, конечно, папаша…

– Да я в два счета куплю эту гнилую коробку!

Охранник не велся на провокации, но бывший большой босс уже встал, чтобы немедленно вцепиться ему в горло. Несмотря на свои габариты, тому было довольно сложно разжать душившие его руки.

– Черт! Если ты хочешь получить взбучку, сейчас ты ее получишь, быстро!

После нескольких секунд этих нелепых объятий у него не было другой возможности освободиться от пьяницы, кроме как мощно ударить его в челюсть. Следующая сцена была похожа на кадр из кино: я увидела, как Дэвид летит назад и падает лицом вниз на блестящую мостовую. На этот раз он уже не поднялся.

– Дэвид! – закричала я, поспешив ему на помощь.

Он казался оглушенным, но был в сознании. Он провел дрожащей рукой по разбитому подбородку.

– Нормально, я в порядке, – застонал Дэвид, убирая мои руки. – Оставь меня.

Не глядя на меня, он поднялся и снова сделал попытку наброситься на своего противника. Охранник, должно быть, предвидел его желание и, прежде чем Дэвид успел полностью подняться, сбил его ударом ноги в живот. Затем еще раз ударил в бок. На мгновение мне показалось, что, если бы я не вмешалась, он бы убил его.

– Хватит! Хватит! Черт бы вас побрал! – закричала я, стоя посреди тротуара на коленях. – Вы же прекрасно видите, в каком он состоянии!

Под страдающей ухмылкой моего бывшего, валяющегося в грязи на земле, я разглядела ужасную маску, маску человека, который знает, что он потерял все и ищет последней степени унижения. Дэвид хотел лишь одного: погибнуть по-настоящему (почему бы и нет?!), закончив свою жизнь в глупой потасовке в баре.

– Ага, ладно… Я вызову полицию! – заорал вышибала и двинулся внутрь клуба.

– Нет! Нет, постойте!

Я бросилась следом за ним, чтобы дать ему понять, что сама займусь этим нежеланным посетителем. На нас обоих с нескрываемым презрением смотрели остальные посетители. Нескольких секунд милой беседы оказалось достаточно, чтобы привести охранника в более приветливое расположение духа.

Я вызвала такси, и не прошло и минуты, как оно остановилось перед клубом. Я собрала последние силы, чтобы поднять с земли совершенно потерянного Дэвида и усадить его на заднее сиденье автомобиля. Наконец и я рухнула рядом с ним. Старенькое белое «Пежо» уносило нас двоих в ночь. Для нас праздник уже закончился. В последней попытке заставить себя ненавидеть Дэвид, развалившись в углу салона, пробормотал:

– Это я… Я приказал раздавить Маршадо, как букашку. Ты слышишь меня?

Должно быть, он принял мое молчание за приговор, не подлежащий обсуждению. Но на самом деле я чувствовала к нему больше жалости, чем презрения.

Одинокая

Тем не менее мой порыв сочувствия к Дэвиду закончился на пороге его жилища, где мне на смену пришел дворецкий.

Никакой двусмысленности. А я закончила вечер одна в своей комнате.

Меня обожали, обо мне заботились и предвосхищали каждое мое желание. Но, несмотря на все это, я была отчаянно одинока.