– Эль, сколько вы заплатили, чтобы выкупить этот знаменитый отель?

– Простите?

Я чувствовала себя рассеянной из-за болтовни других людей, приглашенных на съемочную площадку. Я будто в тумане плыла куда-то. Однако находилась здесь, на съемочной площадке, вокруг меня сновали телеведущие, технические специалисты и множество гостей, приглашенных для участия в «Большой Библиотеке», литературной передаче, транслируемой на телевидении, – около двадцати человек трещали без умолку рядом и ходили туда-сюда среди декораций.

Ведущий передачи, мужчина лет пятидесяти, имевший немалый опыт ведения интервью, казалось, немного растерялся, увидев мой отсутствующий взгляд.

– Я хотел вас спросить… – Он запнулся. – На самом деле я и сейчас хочу спросить…

Должно быть, нечасто гости витали в облаках на его передаче. Наивысшая похвала для программы, которая восхваляет силу воображения…

Неловкое молчание несколько затянулось, и седой ведущий сделал знак отключить направленную на него камеру. К счастью, передача шла не в прямом эфире. Все будет хорошо, мне только нужно собраться с мыслями. И как только я это сделаю, передача, посвященная на сей раз небывалому успеху новой эротической литературы, пойдет по привычному сценарию.

Его вопрос заставил меня вернуться в прошлое, на несколько месяцев назад, в февраль 2012 года. Вторая и последняя распродажа имущества Дэвида на торгах состоялась в «Друо». Как и в прошлый раз, объявление об этом аукционе появилось в прессе за неделю до его начала. Аукцион снова вела Корнетт-дэ-Сен-Сир, но теперь не было выставлено никаких вещей. Единственным товаром стало последнее недвижимое имущество Дэвида Барле. Мне все это было очень неприятно, и вовсе не хотелось наблюдать за тем, как делят на части его родовое имущество. От Дэвида я уже давно не получала никаких новостей, с нашей последней встречи в Бриве. Франсуа настоял на том, чтобы мы трое, он, Соня и я, присутствовали на аукционе. Как в былые времена, когда мы с подругой мечтали об идеальных мужьях, мы встретились в кафе «Антиквар», прямо напротив гостиницы «Друо». С тех пор как Соня возглавила агентство, она казалась очень занятой и деловой женщиной. Ее бизнес процветал. Без ложной скромности хочу заметить, что шумный успех романа «Сто раз в день», где я упоминаю девушек из агентства, тоже сыграл в этом немалую роль. Старые и новые клиенты стекались туда. Соня особо и не занималась их привлечением, но все они были возбуждены одной уже мыслью испытать такие же захватывающие ощущения, как те, что описаны в моих книгах. В картотеке появилось множество новеньких молодых красоток, а расписание составлялось на несколько недель вперед. Однако, чтобы избежать проблем и не привлекать внимания занимающихся подобными делами органов, которые уже были настороже после дела «East X-рrod», Соня решила вернуться к работе по старинке. То есть без веб-сайта. Чтобы не быть слишком заметной. Клиенты звонили ей на мобильный телефон, номер которого регулярно менялся, или приходили на встречу в маленький офис на улице Аббевиль, в 10‑м округе.

– Единственное, что серьезно тормозит наше развитие, – жаловалась она с непривычной для нее ноткой деловой женщины в голосе, – это вечная нехватка номеров, которые можно снять на час. Днем еще можно как-то выкрутиться: тут какая-нибудь гостиница там. Особенно хорошо получается у нас работать с той, где обитают твои английские подружки у Порт-Доре…

Я уже почти забыла этот маленький и такой уютный отель, где мы с Луи наслаждались друг другом в полной темноте. Я тогда еще похвасталась своей находкой перед Соней, упомянув о тишине, спокойствии, скромности отеля и приятном запахе, витавшем во всех комнатах.

– Но без «Шарма» будет очень сложно найти место для вечерних свиданий.

– Знаю, – согласилась я. – И представь себе, именно поэтому я согласилась прийти в «Друо» сегодня.

– Эммм… что-то я не очень тебя понимаю…

Маршадо попросил меня не говорить ни слова его подружке, чтобы не испортить сюрприза. Поначалу я немного сомневалась, но в конце концов решила, что это очень тонкая и удивительно ироничная идея: обладать тем местом, где обладали мной. В любом случае нужно было как-то распорядиться теми колоссальными суммами, которые не прекращали поступать на мой расчетный счет благодаря Эве. Гонорар от моих авторских прав уже исчислялся миллионами. Продажи книг в Соединенных Штатах возросли еще больше после моего турне, и деньги без конца поступали в мой кошелек.

Франсуа оказался моим единственным знакомым, сведущим в недвижимости, и я проконсультировалась с ним частным образом. Он был счастлив, как мальчишка, что ему выпала возможность поиграть с моими деньгами, как в «Монополию».

– Все очень просто, Соня, – сказала я в конце концов, искоса глядя на Маршадо. – Я собираюсь выкупить «Шарм».

– Что? Ты шутишь?

Однако меньше чем через полчаса я выходила из «Друо», потратив там восемь миллионов шестьсот семьдесят пять тысяч евро. Несмотря на все свое немаленькое состояние, у меня не было такой баснословной суммы и мне пришлось оформить кредит. Но Франсуа старался успокоить меня и говорил очень убедительно:

– Естественно, и речи не идет о том, чтобы ты просто подарила его агентству. Соня будет тебе платить аренду. По моим подсчетам, это без проблем покроет все твои расходы.

– Прости что перебиваю, Эль, – вмешалась Соня, поворачиваясь к своему жениху. – Но если продажи ее книг прекратятся? Если она не сможет выплачивать ежемесячные взносы по кредиту?

– Если верить тому, что говорит Эва, такой риск минимален. Она только что продала права на экранизацию книги с условием авторских отчислений при показах.

Я смущенно кивнула. Уже шли разговоры о подборе актеров, и, к моему великому удивлению, режиссеры согласились предоставить мне решающее право голоса при итоговом отборе исполнителей.

– Если фильм будет так же успешен, как и книга, – продолжил Маршадо, – то все, что Анабель уже получила, покажется лишь небольшими чаевыми по сравнению с тем, что она еще получит.

Все это представлялось мне совершенно нереальным, и я слушала их разговор так, словно он не имел ко мне никакого отношения.

– Именно потому я договорился с твоим банком о досрочном погашении кредита под ноль процентов, – объяснил Маршадо, снова повернувшись в мою сторону. – Если в ближайшие годы ты будешь получать такие крупные гонорары, как это предполагает Эва, то сможешь погасить кредит одним платежом, не переплатив за него ни копейки.

Он определенно предусмотрел все. Кроме некоторых тонкостей продаж на публичных торгах, которых, как всякому известно, нет в правилах обычной торговли. Поэтому «Шарм» чуть не ускользнул из моих рук, когда уполномоченный представитель какого-то анонимного покупателя явно азиатского происхождения – Бон-Коо Моона? – повысил ставку и цена оказалась выше тех средств, которыми я располагала. Теперь заплатить нужно было больше еще на пятьсот тысяч евро, чем тот абсолютный максимум, о котором мы договорились с Франсуа до начала торгов. Но в тот момент, когда я сомневалась, стоит ли делать решающий жест, который бы сделал из меня новую владелицу гостиницы «Шарм», друг поддержал меня уверенным кивком головы.

Я чуть не подпрыгнула на стуле, услышав третий решительный удар молотка.

Мои друзья, которые хотели отметить это безумное приобретение, увели меня из зала почти сразу. Дэвида там не было. Я не смогла увидеть взгляд своего бывшего в тот момент, когда лишила его последней крупной собственности, являвшейся признаком роскоши и богатства.

Снова заработали мощные световые приборы, и глазок камеры, направленной на меня, загорелся красным цветом. Запись «Большой Библиотеки» продолжилась.

– Эль, почему бы вам просто было не озаглавить ваш роман «Хотелки»?

Значит, я плохо расслышала в первый раз. Я постаралась сосредоточиться на том, что происходит в студии здесь и сейчас, приветливо улыбнулась, а потом уверенно ответила:

– На самом деле я думала об этом. Но так как вся история началась с моего пресловутого дневника, то название «Сто раз в день» закрепилось за книгой само собой.

– Хочу напомнить тем, кто еще не прочитал вашу книгу, что сто раз в день – это среднее количество эротических мыслей, которые посещают нас ежедневно.

– Да, – подтвердила я. – Именно так.

– То есть можно сказать, что в своей книге вы исследуете некое несоответствие между мыслями о сексе и реальной сексуальностью?

– Да, вы правы. Между нашими сексуальными фантазиями и реальностью огромная пропасть. И чем больше она становится, тем больше разочарования испытывает пара. Именно так я понимаю эротизм: он направлен на сближение, соединение двух берегов, чтобы сделать их единым целым. По крайней мере, хотя бы на то время, пока партнеры находятся в объятиях друг друга.

Эротика как объединяющая связь между двумя либидо – я отшлифовала свою речь за многие месяцы бесконечных интервью и теперь говорила об этом, даже не думая. Ведущий согласился со всем, что я сказала, на самом деле не слушая и не вникая в смысл моих слов, ему явно не терпелось уже закончить. Он спешил перескочить на следующую тему, очевидно, подгоняемый в наушнике режиссером программы.

Но, несмотря на все это, мы продолжали обмениваться подобного рода шаблонными фразами еще добрую четверть часа. До тех пор, пока наконец он не сказал:

– Хорошо, а теперь настало время представить вам других гостей нашей программы, которые также неразрывно связаны с темой сегодняшней передачи.

С этими словами ведущий повернулся к креслам, стоящим напротив меня, стараясь говорить немного медленнее, чтобы дать моим коллегам-авторам время вернуться на съемочную площадку. Я охотно предоставила ему слово и вновь погрузилась в свои мысли.

После оформления документов по продаже отеля я должна была пойти к нотариусу, месье Оливо. Он передал мне папку с документами и подробный поэтажный план особняка. Я несколько минут разглядывала страницу, на которой был изображен первый этаж, тот, где располагались комнаты-матрешки, «Жозефина» (переименованная нами в комнату один) и комната два. Эта схема окончательно развеяла мои давние подозрения о существовании еще одной, последней комнаты, находящейся за двумя другими. Мне пришлось признать очевидный факт: за комнатой номер два по направлению к углу здания находился один лишь крошечный заштрихованный треугольник, что обозначало цельную поверхность. Место, обнесенное стенами и заполненное изнутри камнями. Это была не комната, а просто груда камней и штукатурки, предназначенная для заполнения полого пространства, конструктивной недоработки архитектора. Вопреки тому, на что претендовало письмо, адресованное Эмили Лебурде, которое мне удалось перехватить, комнаты номер три не существовало. Господин Жак не солгал. Третья комната была лишь плодом моей фантазии. Банальная ошибка в адресе на конверте. Никаких новых сюрпризов «Шарм» мне больше не готовил. Не знаю, что я испытала, облегчение или разочарование.

Последней формальностью оставалось заключение контракта с фирмой Сони. Для этого Франсуа, моя подруга и я еще раз встретились в «Антикваре».

– Если мы сейчас установим арендную плату исходя из поверхности арендуемой площади, – сразу же заявил Маршадо, – сумма будет больше той, которую «Хотелки» могут позволить себе в данный момент.

– О’кей. Что тогда будем делать? – спросила я, пытаясь скрыть раздражение.

В конце концов, это для них и основываясь на их расчетах я решилась на столь дорогостоящую покупку. Сама же я продолжала жить на двадцати квадратных метрах своей небольшой квартиры-студии на улице Трезор, в то время как с той сумасшедшей суммой, потраченной на приобретение «Шарма», могла бы позволить себе купить просторную и удобную квартиру в лучших кварталах столицы.

– У нас есть двойное предложение, которое позволит тебе компенсировать недостаток средств.

– Я слушаю…

Тут заговорила нахмуренная Соня, хранившая до сих пор молчание:

– Мы оставим тебе в пользование две хорошо известные тебе комнаты на первом этаже.

То есть комнаты один и два.

– Вау! Вот здорово! – присвистнула я не без сарказма. – Теперь я смогу жить уже не в квартире-студии, а в комнате «два в одном», без душа и кухни. Какое выгодное решение квартирного вопроса! Стоило ради того продавать миллионы экземпляров книг.

Но на самом деле я не смогла бы найти более приятного и надежного убежища, чем этот отель. Я уже прожила в «Шарме» целый год и не знала более счастливого периода в своей жизни.

И затем, мне уже нужно было как можно скорее переезжать с улицы Трезор. Мой почтовый ящик подвергался нападкам вандалов не один раз, на двери постоянно появлялись граффити типа зияющих вагин и членов, а также разного рода оскорбления («сука», «шлюха», «шалава» и т. д.).

– Мы согласны, это не бог весть что, – отозвался Франсуа. – Но на то время, пока там делают все необходимые изменения, мы предлагаем тебе использовать туалет и ванную комнату, которые будут свободны на том же этаже. А что касается еды, ты сможешь неограниченно питаться за счет гостиницы.

– Ты сможешь заказывать все, что хочешь, прямо в номер! – поспешила добавить Соня.

– Поняла, – засмеялась я, демонстрируя свое согласие. – А в чем заключается ваше второе предложение?

– Мы хотим уступить тебе основной пакет акций компании. Пятьдесят один процент. Тебе не обязательно принимать участие в управлении, если ты этого не хочешь, но каждый год ты станешь получать крупную сумму дивидендов.

– Если они будут, – умерила я пыл Маршадо.

– Без сомнения, будут, – сказал он. – В настоящее время спрос превосходит предложение, особенно в связи с нехваткой номеров, доступных в вечернее время. Если мы исправим это, «Хотелки» станут приносить в десять раз больше дохода, чем приносили «Ночные Красавицы».

При упоминании агентства Ребекки я вдруг почувствовала себя несколько странно. Потому что, в конце концов, ведь именно я буду занимать отныне ее место. Именно я стану хозяйкой всех этих девочек. Я, первая куртизанка Франции.

– И мы вновь возвращаемся на съемочную площадку «Большой Библиотеки»…

Только что закончилась рекламная пауза, и наконец должна была начаться последняя часть съемок передачи. Сейчас вокруг ведущего нас, писателей, сидело трое: я, женщина из Палестины, вызвавшая бурное негодование населения своей страны новыми распутствами, и пожилой бородатый господин – автор «Скабрезного словаря». Ведущий указал на одно место, остававшееся свободным.

– Чтобы завершить нашу передачу, – торжественно заявил он, искоса бросая на меня взгляд, – я хотел бы напомнить вам еще одну вещь о книге Эль Барле: ее предназначение.

Он повернулся ко мне и спросил:

– Понимаете ли вы, что, помимо эротического манифеста, «Сто раз в день» является также своего рода защитной речью для вашего мужа, находящегося в заключении?

Честно говоря, я никогда об этом не думала, и его предположение поставило меня в тупик. Однако, если хорошенько подумать, действительно расследование, которое я вела все время, имело целью реабилитировать Луи прежде всего в моих глазах и, может быть, изменить суровый взгляд правосудия на его судьбу. Выражая свою любовь в каждой строчке, разве я не надеялась пробудить в читателях прилив такого же сострадания?

– Нет, – запнулась я. – Когда я села писать эту книгу, процесса с участием Луи еще не было.

Кого я думала здесь обмануть такими слабыми доводами?

Будто прочитав мои мысли, ведущий посмотрел в камеру и вновь заговорил этим уж чересчур жизнерадостным тоном, который он использовал для своих самых шокирующих высказываний:

– Я задаю вам такой вопрос, дорогая Эль, только лишь затем, что хочу пригласить сейчас сюда совершенно исключительного гостя. Исключительным является и его произведение, как, собственно, произведения всех, кто сегодня находится здесь. И еще исключительным делают появление этого человека у нас в гостях нынешние условия его жизни, из-за которых его присутствие на съемочной площадке стало результатом по-настоящему сложной операции. Я прошу вас принять как можно теплее…

Он намеренно сделал длительную паузу перед его представлением, длинную ровно настолько, чтобы я могла заметить силуэт, вырисовывающийся из тени. У меня перехватило дыхание.

– Луи Барле!

Продюсеры сообщили мне об этом за несколько дней до передачи. Сначала я не давала своего согласия, но в конце концов уступила под их давлением. Больше всего на свете сейчас я хотела увидеть Луи. Хотя бы на несколько минут. Мне было наплевать на эту чертову телепередачу, но мне его так не хватало, и это становилось невыносимо.

Мой муж, прихрамывая, дошел до свободного кресла, ни словом, ни малейшим взглядом не обращаясь ко мне. Должно быть, он так же сильно переживал эти публичные встречи под бесстыдным надзором камер.

– Хочу еще раз подчеркнуть, что ваше присутствие здесь сегодня является исключительным, Луи Барле, потому что в настоящее время вы находитесь в заключении в тюрьме Санте. Вы получили разрешение покинуть ее только для участия в нашей передаче.

– Да, это так, – очень тепло ответил Луи.

– Вы являетесь братом Дэвида Барле, о котором так много говорится в книге «Сто раз в день», также – одним из главных героев романа… и мужем присутствующей здесь Эль.

Внутри меня, по всему моему телу, блуждал вверх-вниз расплавленный огненный шар, он мешал мне говорить, оставляя во мне обжигающий след, который полностью парализовал меня. С другой стороны площадки я могла чувствовать такую же волну возбуждения, которая шла от моего любимого. Точно так же, как и я, он сдерживался, чтобы не наброситься на меня. Встретиться в таких условиях было еще более жестоко, чем не встретиться вообще.

– Эль, я надеюсь, что этот наш маленький подарок доставит вам удовольствие…

«Удовольствие встретить свою любовь на глазах у миллиона зрителей? Удовольствие не иметь возможности прикоснуться к нему, мне, которая отдала бы сейчас все на свете за несколько секунд близости с ним? Идиот!» – беззвучно закричала я.

– Да, – еле слышно прошептала я.

Мои коллеги тоже, казалось, были шокированы этим жестоким способом свести нас и в то же время держать на расстоянии друг от друга. Можно ли придумать худшую пытку?

На мгновение мне показалось, что Луи сейчас выпрыгнет из своего кресла и решительно утащит меня из этого ада. Но он не шевелился. Могла ли я сердиться на него за это?

Что знала о лишениях я, которая могла видеть его столько, сколько захочется, на наших старых видеозаписях? Что я знала о потере свободы, я, которая могла совершенно открыто выражать свою сексуальность?

– Луи Барле, – продолжил ведущий, желая сгладить неловкую паузу, – вы здесь сегодня еще потому, что опубликовали это небольшое произведение более года назад. Оно является своего рода одой вашей жене: «Алфавит твоего тела» издания «Галиматье».

Ведущий отыскал в куче книг на столе небольшую тонкую книжку, которую я сразу же узнала, как только он ее показал.

– Книга была недавно переиздана с большим успехом, чем в первый раз. Вы могли бы рассказать нам о ней в нескольких словах?

– Скорее… скорее, в нескольких буквах, – загадочно ответил Луи.

Наконец он повернулся ко мне. Он не сводил больше с меня глаз, приковав меня к креслу своим напряженным взглядом. Я прекрасно видела, что Луи больше не может сдерживаться. Что сила, которая назревала в нем, постепенно брала верх над правилами благопристойности. Покажем ли мы ту сцену, которую ожидали ответственные за передачу и которая взорвала бы их телевизионные рейтинги?

В наушнике ведущий, наверное, услышал, как там кричат подсказки типа: «Давай, публика уже готова! Дай им сказать друг другу что-нибудь, черт побери, не важно что!», потому что с застывшей дежурной улыбкой он обратился к Луи:

– То есть? Может быть, есть какие-то буквы, с которыми вы хотели бы обратиться к Эль?

– Да, – пробормотал мой муж, и все мускулы на его теле судорожно напряглись. – РР, РГ, РШ, РК, РВ…

– Подождите, подождите! – прервал его телеведущий. – Может быть, вы объясните, что это означает, чтобы наши телезрители тоже смогли вас понять?

Понять? И украсть то, что принадлежит только нам двоим?

Это было уже слишком. Я резко встала на ноги, чтобы уйти со съемочной площадки. Я не знала, чего хотела больше: сбежать, дать пощечину ведущему или броситься на шею мужу. Но перед тем как уйти, я подошла прямо к Луи, так близко, что он мог ощутить мое дыхание на своем лице. Я почувствовала его запах, совсем близко.

– Это означает, что он целует меня в губы, в шею, целует мои ягодицы, грудь, клитор… и мою киску.

Я схватила руку озадаченного ведущего и с силой прижала ее к низу моего живота, как будто желая наглядно показать ему, что я имела в виду. Они хотели получить шокирующую сцену? Они ее получат! Если вы сталкиваете двух хищников в одной клетке, остерегайтесь их когтей.

– Вот что это означает, – гневно возмущалась я, уже абсолютно не пытаясь сдерживаться. – Достаточно, или вы хотите еще?

Я сорвала коробочку, подсоединенную к моему миниатюрному микрофону, и бросила ее на безупречно чистый пол, одной ногой уже будучи за кулисами. Кровь так сильно стучала в висках, что я едва услышала топот ног за своей спиной. А потом прозвучал голос:

– Эль! Эль, подожди!

Я остановилась, лишь дойдя до гримерной, где оставила свои вещи. Луи поспешил вслед за мной и, выгнав двух гримерш, которые сплетничали внутри, закрыл за нами дверь на ключ.

– Как ты мог?

Он заставил меня замолчать, запечатлев на моих губах голодный поцелуй, поцелуй, сотканный из боли и воздержания, поцелуй пустоты, которую нужно было заполнить. Его рот дрожал, словно Луи внезапно ослеп и должен был искать мои губы в полной темноте.

Но вскоре этого ему стало недостаточно. И пока барабанили в дверь, Луи лихорадочно расстегивал мою одежду, чтобы открыть все те зоны, которые он перечислил на съемочной площадке. Мой рот, шею, ягодицы, груди, клитор и гениталии – он поцеловал их в точно том же порядке.

Как только Луи закончил собирать мед с моего тела, я раздела его и сделала с ним то же самое. Меня опьянило обладание его телом, округлившимся из-за нехватки физической активности и посредственной кухни в тюрьме. Мне нравились эти новые формы, эти округлости, появившиеся вокруг его бедер, на его ягодицах и даже на животе, раньше таком плоском, что он казался почти впалым. Они представились мне эхом, откликавшимся на мои округлости. Мы сейчас были настолько едины, что даже наши тела изменялись одновременно, каждое приобретало те пропорции, которые лучше всего подходили для единения с партнером. Потом, припав к нему, обнаженная, я почувствовала, что все происходит так, как должно быть, нет никакого несоответствия, как если бы наши тела никогда не разлучались друг с другом.

Несмотря на то что в коридоре нарастал шум голосов, который становился с каждой минутой все громче, мы стояли неподвижно долгие минуты. За дверью один голос перекрыл все остальные: наш ведущий пытался привести в чувство толпу:

– Да будет вам, будет… успокойтесь! Оставьте их в покое на десять минут. Он же не будет резать там ее на кусочки, это не смертельно.

Да что он знал об этом?

Я могла лишь просить об этом. Чтобы Луи разорвал мою плоть, чтобы стер меня, трепещущую и изнеможенную от наслаждения, в порошок.

– Это всего лишь… короче, им просто нужно немного побыть наедине.

Как будто дождавшись разрешения, мой муж смахнул тыльной стороной ладони все склянки и флаконы, стоявшие на туалетном столике, и посадил меня туда, ягодицами прямо на россыпь пудры. Он встал на колени передо мной и начал вылизывать мои горящие гениталии, судороги которых уже давали знать о приближающемся первом оргазме. Луи почувствовал это и слегка изменил угол наклона, проникнув в меня кончиком языка. Член моего мужа был великолепен – тонкий, длинный и твердый. Но его язык, о мой бог, нет ничего более подвижного, проворного и точного, чем его язык. Это так прекрасно! С каждым новым проникновением ему удавалось коснуться новой, неизведанной зоны, которая оказывалась еще более чувствительной, чем предыдущая, особенно – да, тот бугристый склон на передней стенке. Я почувствовала, что мои соки, подобно эякуляции, сочились на его лицо, его рубашку и пиджак. Вскоре он был уже весь мокрый. Луи вытер лицо ладонью, расстегнул другой рукой ширинку брюк и вынул свой возбужденный член. Потом припал к моим губам своими губами, пахнущими моим соком, затем вошел в меня.

Я широко раздвинула ноги. Он крепко обхватил меня за талию, словно его мощные удары могли уронить нас обоих.

Он входил внутрь меня все более сухими и резкими толчками, диким натиском, который сопровождался животными выкриками. Я нечасто чувствовала, чтобы он отваживался входить в меня так глубоко, сливаясь со мной, пытаясь стать единым с моей маткой. Заключенный во мне, пленник моего лона, он на мгновение возвращал свою свободу. Я была самой желанной и сладострастной клеткой, которую он избрал для себя.

Луи мог бы оставаться тут часами и выходить из меня только перед наступлением оргазма. Он мог бы использовать все свое искусство, чтобы растянуть наше удовольствие. Но за дверью в коридоре снова оживились. Нам хотели подарить несколько минут встречи, но нельзя было злоупотреблять этим. Гримерки телевидения – не дом терпимости. Скромное «тук-тук» вернуло нас к реальности как раз в тот момент, когда он кончил в меня. Припав к моей груди, уткнувшись носом в мою шею, Луи улыбнулся и выдохнул:

– Мне хорошо… Мне так хорошо.

В тот момент, когда он говорил это, я увидела, как на его щеке появилась маленькая ямочка.

Мне было наплевать, что я не кончила во второй раз. Мое счастье было в этом признании, которое делало нашу любовь еще сильнее, чем раньше. «Мне тоже, – ответила моя вагина, многократно сжимаясь вокруг его члена. – Мне тоже».