20 мая 2010 года

«Разбирательство по делу Луи отложено на 24 ч.

Держу вас в курсе. ЖМЗ».

Вот такие СМС Жан-Марк Зерки отправлял своим клиентам. Ни здравствуйте, ни до свидания, ни намека на сострадание. Только канцелярская строгость. Профессионал до кончиков пальцев.

Но что бы я ему ответила, если бы он начал немного более человечный диалог? Что я истомилась в квадратных километрах нашего замка? Что провела целый день, либо плача, либо переворачивая все здесь вверх дном? Что без Луи я совсем ослабела?

Мой усатый преподаватель – если вы помните, я о нем уже говорила – имел обыкновение говорить своим студентам-журналистам: «Клише остается клише. Их количество в вашем тексте зависит от стиля. Если только вы стараетесь его соблюдать». Используя клише, я могла бы сказать, что вырывала волосы, расцарапывала кожу ногтями до крови, металась как хищник в клетке, что без своего любимого я стала лишь тенью самой себя… Все, конечно, не так, но я была недалека от этого.

Однако усатый господин и его всеобъемлющая мудрость не могли предвидеть, до какой степени физическое отсутствие моего любовника превосходило любое другое ощущение. Эротическое отсутствие, для описания которого нет ни одного клише. Я вспоминаю о своей постели, осиротевшей без него, а еще о своем рте, груди, ягодицах, лишенных их мужских дополнений и всех чувственных сочетаний, которые мы ощущали каждый день. Действительно каждый день. Уже целый год ни одного дня не проходило, чтобы мы не занимались любовью.

Открытие секретных видео в подвале немного охладило мой пыл. Любая женщина на моем месте чувствовала бы себя преданной, униженной. Любая бежала бы сломя голову от этого развратного чудовища, от этого сатира, этого помешанного.

Но я горела еще сильнее, меня пожирал огонь страсти. Было ли это сумасшествием, яростью, непристойным неистовством? Меня влекло к Луи, я чувствовала себя способной преодолеть все препятствия, чтобы оказаться рядом с ним! Могла ли я поставить это ему в упрек?

В тот день я ласкала себя много раз подряд, лежа на нашей постели, одетая в бюстгальтер и трусики из розового сатина, которые Луи подарил мне однажды вечером в «Шарме» и цена которых была обратно пропорциональна площади тела, которую они закрывали.

В тот момент я не видела, чтобы сделать для него. Что он мог бы ожидать от меня, кроме предложения воспользоваться мной? Секс стал нашим языком, немым, невидимым, и я не находила другого послания, которое могла бы направить ему в тюрьму.

Мои пальцы входили в меня с силой, почти с дикостью. Я мастурбировала так, будто ударялась о стену бешенства и бессилия, натыкающегося на мое влагалище большими выстрелами. Я рылась в нем с жестокостью голодного зверя. Оргазмы ударяли, как пощечины. Меня скручивало, как мокрое белье. Близившийся конец подарил мне странное состояние, где горечь спорила с удовольствием.

– Включи BTV! Сейчас же!

Голос Сони прозвучал как приказ. Я подумала, что случилось что-то серьезное, что-то важное. Я не смотрела этот канал с того времени, как ушла из компании и жизни Дэвида Барле. Двумя быстрыми нажатиями на пульт я включила этот канал.

– Видишь?

Я надеялась, что среди толпы журналистов окажутся Луи и его адвокат Зерки, но вместо них появилось невыразительное и неприветливое лицо пятидесятилетнего человека. «Антуан Гобэр – председатель APВУГОУ III-го округа Парижа», – гласила надпись внизу экрана.

Я узнала улицу Севинье и витрину галереи Соважа.

– Кто этот болван? – спросила я.

– Этот болван отправил твоего парня к полицейским.

– Но что такое APВУГОУ?

– Я поискала в интернете: ассоциация родителей верующих учеников государственных образовательных учреждений. Мило, да?

– Подожди… Я пытаюсь слушать.

Я добавила звук, чтобы расслышать среди всеобщего шума болтовню этого господина:

– …мы, родители учеников, не потерпим, чтобы некоторые недостойные люди под обманчивым предлогом защиты современного искусства и свободы слова выбирали наших детей для такой порнографической бомбардировки. И это прямо на выходе из учреждений, в которых они обучаются. Если мы не проявим очень твердо наше возмущение сейчас, что будет завтра? Распространение секс-игрушек в начальной школе? Это ведь совсем не шутки, правда?

– Вот так да! – вставила Соня.

– Тшшш! – остановила я ее, чтобы расслышать продолжение.

– Итак, если я вас правильно поняла, – вмешался юный голос, – вы не собираетесь отзывать иск против галереи Соважа и ее представителя, Луи Барле?

– Вы все правильно поняли. Мы не будем отзывать иск.

– Однако выставка художника, доставившая вам столько неприятностей, была аннулирована, она…

– Да, но эти изображения, которые увидели наши дети, навсегда останутся в памяти, их невозможно оттуда вытащить. Зло уже сделано. И именно от этого мы хотим защититься.

– Для болвана он очень хорошо говорит, – заключила Соня, в то время как следующий сюжет изгнал лицо Антуана Гобэра.

Я думала о том же. А еще я очень хотела оказаться на месте журналистки, задавшей вопрос.

Соня слишком хорошо меня знала. Мне не обязательно было говорить что-то, чтобы она меня поняла.

– Думаешь, нужно к нему наведаться?

– Что ты хочешь сказать?

– Я звонила в эту APВУГОУ. Я говорила своим самым сладким голоском стюардессы. Я назначила встречу с его величеством Антуаном Гобэром через два часа.

– Под каким предлогом?

– О! Я сказала чистую правду. Ну, или почти: две студентки-журналистки, которым нужно сделать доклад к завтрашнему утру, просят аудиенции. Я умею строить глазки даже по телефону.

Впервые за это время я расхохоталась, мне понравился план.

Послеобеденный ливень уже прекращался, дождь был теперь теплым и смолистым, когда мы подошли к дому номер двенадцать, что находится на весьма буржуазной улице Аркад, в нескольких шагах от Мадлен.

Секретарь в сером костюме заставил нас терпеливо ждать несколько минут, прежде чем «председатель Гобэр» соизволил нас принять.

Вживую этот человек был еще менее красивым, с его выступающей, отяжеляющей лицо челюстью.

– Мадемуазели, пожалуйста, – сказал он, указывая на два изношенных кресла.

Офис был мрачным, плохо освещенным, на стенах висели портреты всех римских пап за последние пятьдесят лет. Даже Иоанн Павел II под конец жизни казался более живым и доброжелательным, чем этот господин.

– Я вас слушаю, – живо начал он, натягивая на лицо безобразную улыбку. – Я весь внимание и готов ответить на все вопросы.

Кто еще использует сегодня выражение «я весь внимание»?

– Мы хотели бы понять, почему выставка галереи Соважа вас так беспокоит? – я начала наступление общим и довольно безобидным вопросом. – В конце концов, это не первая выставка, которая показывает человеческую сексуальность так открыто. Если мне не изменяет память, ретроспектива «Мужское/женское» центра «Помпиду» несколько лет тому назад предлагала не менее откровенные экспозиции.

– Вы абсолютно правы, мадемуазель. И поиски художников на такую фундаментальную тему, как человеческая сексуальность или отношения мужчины и женщины, меня не беспокоят. Каждый волен исследовать ее художественное поле так, как он это чувствует. Я сам посещаю достаточно много музеев, чтобы оценить обнаженных героев Микеланджело или Боттичелли. Проблема не в этом.

– А в чем же тогда? – вмешалась Соня слегка агрессивно. – Эти дети, которых вы так защищаете, они тоже ходят в Лувр. Тоже видят статуи с обнаженными сиськами и пиписьками.

Господин Гобэр, сидящий между нами, шумно сглотнул, перед тем как продолжить:

– Вы высмеиваете меня, мадемуазель. Я не пытаюсь уничтожить осознание красоты человеческого тела в наших детях. Она, бесспорно, может быть плодом несомненной художественной работы, примеры которой я только что привел. Но сегодня и телевидение, и кино, и реклама – все полно наготы. Это – факт цивилизации, с которым в некоторой степени мы должны мириться.

– В таком случае я не понимаю, – продолжила я. – Почему вы ополчились против этой выставки и тех, кто ее финансировал?

Он впился в меня своими маленькими жесткими глазами, как крючок цепляется за горло рыбы.

– Потому что эта выставка, как вы ее называете, не довольствуется тем, чтобы показывать пиписьки, какие дети сами рисуют на стенах туалетов. Сексуальность показана там в полном действии. Эта выставка дает абсолютно деформированное представление о ней. Она же должна быть уважительной, почтительной к другим. Какое же тут искусство, это порнография прямо посреди улицы!

– А, ну да, вы-то знаете, что такое «сексуальность», – высказалась Соня.

Намек на его нескладное телосложение и на очевидные границы, которые оно ставило в личной жизни, был едва прикрыт. Моя подруга едва сдержалась, чтобы не плюнуть в господина Гобэра своей насмешкой.

Однако дело было сделано, и председатель APВУГОУ сыграл свою роль в нашей игре. Он чуть привстал, словно всерьез опасался за собственную безопасность, затем снова сел и решил перейти в наступление:

– Кто вы на самом деле? Чего вы от меня хотите?

– Меня зовут Анабель Лоран, – заявила я. – И я очень хотела бы, чтобы вы пересмотрели иск против галереи Соважа и господина Барле.

– И почему же я должен это сделать? – спросил он намного менее ласковым тоном.

– Потому что…

И вправду, какой аргумент я должна ему предъявить, если делаю все это только из любви к мужчине?

– …Потому что мы должны очень скоро пожениться, Луи Барле и я. И я бы не хотела такого резонанса.

Мой приступ искренности заставил его удивленно моргать глазами, затем он снова принял свою хитроватую гримасу и продолжил мстительным тоном:

– Послушайте, вы думаете, что мне жаль, но мне абсолютно плевать, что мои действия препятствуют вашим брачным проектам.

– Я очень хорошо это осознаю. И думаю, что общественное мнение долго находилось под вашим влиянием по данному вопросу. Теперь я вас прошу просто не вмешиваться в…

– Что вы там себе думаете? – внезапно прогремел он. – Что я делаю это, чтобы показывать мое лицо по телевизору? Чтобы прорекламировать себя? У нас есть убеждения, мадемуазель, и сверх всего мораль, мы не отступим и тогда, когда камеры не станут нас снимать! Мы будем защищать наших детей! Вы меня слышите?!

– Требует ли их защита бросать невиновного в тюрьму, как по-вашему? – выкрикнула я.

– Нужно было подумать, прежде чем устраивать это позорище на улице! Очень просто творить все, что заблагорассудится, и плакать затем, умоляя, чтобы тебя простили!

Было очевидно, что этот тип не уступит так легко. Я опасалась также, как бы мое вмешательство еще больше не навредило Луи.

– Брось, не думай об этом, – сказала Соня, – он просто дурак.

Мы не оставили ему времени, даже чтобы повозмущаться вдоволь, и в следующее мгновение исчезли из офиса.

Я была настолько подавлена, что отказалась от бутылочки «Монако», которым Соня предлагала полить нашу неудачу. Я возвратилась прямо в Особняк Мадемуазель Марс, где прямо у порога меня ожидал посетитель.

– Здравствуй, Эль.

Дэвид, в поло, брюках и пуловере кремового цвета, увидев меня, слегка улыбнулся. Такой красивый и сияющий, каким мог быть только он.

– Привет, – прохрипела я горлом, словно зажатым в тисках.

– Не сомневаюсь, что ты удивлена моему визиту… Но я здесь ради Луи.

Я ответила раздраженным поднятием бровей. Что я могла ответить? Как расценивать эти его слова?

– Я хотел тебе сказать, что искренне сожалею. И что готов вам помочь… Я хочу сказать, ему помочь, ему. Ведь он остается моим братом. Несмотря на прошлое. Несмотря на измену. Несмотря на тебя, Анабель, и выбор, который ты сделала.

– Очень мило с твоей стороны. Но ему и так уже помогают.

– Зерки… – сказал Дэвид с умным видом – Он действительно очень хороший адвокат.

– Ты его знаешь?

– Именно я познакомил их с Луи несколько лет тому назад. Но в такого рода делах адвоката недостаточно, чтобы выпутаться.

– Что ты предлагаешь? – спросила я, как бы обороняясь.

Он улыбнулся еще шире. Эта улыбка способна обезоружить любого. Улыбка, которую нужно иметь всем политикам. Я часто говорила это со времени наших отношений.

– Сначала я тебе предлагаю поужинать. У меня будет время, чтобы рассказать о своих идеях спасти этого бедного идиота, моего братца.

– Разве ты не ужинаешь с Алисой?

– Не сегодня. Она встречает своих родителей, которые приезжают из провинции навестить ее.

Луи не одобрил бы это внезапное сближение. Но оно немного утешило меня. Мне было легче, хотя, конечно, я все еще чувствовала себя виноватой.

– Договорились. Но остаемся в нашем квартале, ладно? – предложила я, успокаивая себя.

– Если ты хочешь. Тут неподалеку есть маленький итальянский ресторанчик.

– Отлично.

Ресторан Pizzetta больше походил на местную столовую, чем на гастрономический рай, но толпа внутри свидетельствовала о том, что это место было популярным.

Как только мы вошли, к нам подбежал официант и отвел нас к заказанному столику, который находился рядом со стойкой и полками с итальянскими винами. Это позволило мне предположить, что Дэвид замыслил небольшую вечеринку. Я не обиделась и попыталась сделать приятное выражение лица. Я не хотела приписывать ему роль спасателя, супергероя, так вовремя появившегося из своего Batcave – бара супергероев – и ждущего, когда несчастная героиня найдет успокоение на его плече, вытирая слезы о его рубашку.

Я сразу же перешла в наступление, как только на нашем столике появились два бокала мартини:

– Итак, что ты думаешь о деле Луи?

Образы маленького мальчика и темноволосой девочки перед новогодней елкой промелькнули перед моими глазами. Я не стала затрагивать эту чувствительную тему. Только не сегодня.

– Я не хочу тебя беспокоить больше, чем необходимо.

Он сказал это без лишнего драматизма, но очень серьезно.

– Почему?

Официантка поставила перед нами два дымящихся блюда, паккери, фаршированные тунцом и спаржей для обоих, и оставила нас, пробормотав: «Приятного аппетита».

– Послушай, если ты пригласил меня, чтобы говорить намеками и недомолвками… – начала сердиться я.

Чтобы показать ему свою решимость, я пренебрежительно посмотрела на блюдо, хотя выглядело оно очень аппетитно.

Дэвид наколол макароны на вилку и, прикрыв глаза, произнес:

– Ладно. Ни для кого не секрет, что Луи одержим.

– Одержим? – непонимающим тоном пробормотала я.

– Анабель… Ты можешь обманывать кого угодно, но только не меня. Ты очень хорошо понимаешь, что я хочу сказать. Луи – чокнутый. Он – машина для секса. Гиперсексуальный, если хочешь.

– Хорошо, хорошо… – Я поняла с первого раза.

– И это началось не вчера, – продолжил он тем же огорченным тоном.

Дэвид уже говорил мне что-то подобное по поводу своего брата во дворе городской больницы Нантра: «Он как охотник, понимаешь? Всегда в поисках свежего тела».

– Какое отношение это имеет к делу? – сопротивлялась я.

– А такое, что уже не первый раз его пристрастие к сексу приводит к неприятным последствиям.

Как же много он об этом говорил.

– Ах да? Ну, приведи хоть один пример.

– У меня их больше. Но я думаю, что мне следовало бы…

– Ну, давай же! – грубо оборвала я. – Хоть один пример…

Он очень медленно жевал паккери и спаржу, наконец проглотил их и выпалил:

– Лет десять тому назад…

– Да?

– …Луи был арестован за эксгибиционизм в общественном месте.

С минуту я сидела молча. Луи, человек, которого я любила больше всех… Я не могла себе представить его одним из тех гадких мужчин, которые поджидают девочек на выходе из школы, чтобы распахнуть перед ними свое пальто. Это никак не вязалось с образом Луи, которого я знала.

– Что ты понимаешь под «эксгибиционизмом»?

– О нет, я тебя успокою, Луи не из тех, кто сверкает наготой перед маленькими девочками.

Гнусный образ рассеялся в моем сознании так же мгновенно, как появился, оставляя место успокоению.

– Что же тогда он сделал?

– Луи занимался любовью со своей подружкой прямо в машине. На улице средь бела дня.

Я не смогла сдержать улыбку. Если бы я не знала, что закон говорит по этому поводу, я вряд ли увидела бы в подобном поступке что-то предосудительное. В конце концов, здесь нет ничего плохого, я и сама хотела бы испытать такое. Поскольку автомобильные страсти еще не заняли место в моем хит-параде утех, я расцениваю эту историю как руководство к действию.

– Знаю, что ты хочешь сказать: это выеденного яйца не стоит.

– И впрямь, – подтвердила я.

– Проблема в том, что из-за такого вот приятного времяпрепровождения мой брат уже занесен в список у полицейских за преступление в области нравов. И я уверяю тебя, что в случае Луи это не говорит в его пользу.

– Он уже был судим?

– Нет. Всякий раз он отделывался штрафом и строгим выговором судьи.

Всякий раз… Из этого я поняла, что эпизод в машине был не единственным.

Я рассмотрела клиентов за соседними столиками. Мужчины и еще молодые женщины, все они, такие соблазнительные, сидели, поглощенные друг другом. Я спросила себя, какие из них приправляли свою сексуальную жизнь такими фантазиями. Занимались ли они этим только в спальне или все же позволяли себе рискнуть? Было ли поведение Луи Барле нормой или просто я настолько увлечена им, даже не сознавая того, что готова сопровождать его на столь возбуждающих, сколь и нелегальных путях?

– Чего ты добиваешься, Дэвид? Хочешь настроить меня против своего брата? Запугать?

Он сделал долгий выдох, затем положил свою тяжелую руку на мою; я тотчас же отдернула руку.

– Эль… Ты и я, это все в прошлом, я согласен. Ты живешь с Луи. Я женюсь на Алисе. Я не намерен оспаривать твой выбор.

– Я тоже о нем не сожалею, – выдохнула я.

– Я только хочу, чтобы ты полностью осознала положение дел. Луи уже вышел из-под контроля. И, я не хочу тебя пугать, он продолжит, он не изменится.

– То есть?

– Не притворяйся дурочкой, ты все прекрасно понимаешь. Луи – коллекционер эротических комиксов и порнофильмов.

В моей памяти тут же вспыхнули видеокадры, те, что я увидела в подвале. Как он занимается сексом со всеми этими девушками, их лица, груди…

Дэвид сосредоточился на мне. Его глаза пытались установить контакт с моими, что-то вроде диалога, который нарушало бы только моргание.

– Он хищник, Эль. Потребитель секса. Мне жаль тебе это говорить: сколь бы прелестна ты ни была, я не думаю, что он надолго удовлетворится одной добычей. Луи на это не способен… никогда не будет способен. Зачем, по-твоему, он создал агентство «Ночные красавицы»?

– Чтобы найти тебе новую Аврору, – предположила я.

– Чушь! Луи просто нужно было стадо, в котором он мог бы найти столько свежих тел, сколько требовал его аппетит. Он действительно ненасытен, и я думаю, что разврат и промискуитет в клубе удовлетворяли его только наполовину.

Ненасытный. Таким точным выражением и я бы охарактеризовала его после увиденного в подвале.

Что же до агентства, то, когда я спросила об этом Ребекку, она не могла точно вспомнить, кто именно из братьев Барле предложил идею его создания.

– Но ведь тебе тоже принадлежала часть той затеи, – возразила я.

– По его требованию! И только из-за дружбы с Ребеккой. Бедняжка была в отчаянии. Тогда он только что бросил ее в я-не-знаю-какой раз. Но ты можешь проверить: именно Луи разработал все документы агентства и именно он придумал название «Ночные красавицы». Это был его проект. Не мой.

До сих пор я не замечала музыки, которая сейчас заиграла громче. Я не знаю, по какой причине решили добавить звук. Играл какой-то поп-рок, как на радио в передачах для домохозяек.

Первые ноты следующей песни ввели меня в ступор. Это была композиция More than this с бархатным голосом Браяна Ферри. More than this – одна из первых мелодий, которую Луи включал мне в «Отеле де Шарм». Одна из песен, которые были фоном на видео с его шалостями.

– Ты можешь спросить Ребекку, – настаивал Дэвид, словно не заметив моей задумчивости. – Она уже прошла через это…

Я попыталась взбодриться:

– Позволь мне напомнить кое-что: Ребекка не участвовала в этих развратных играх.

– Как и я, – вставил он, вытирая соус на губах согнутым полотенцем.

– Ты хочешь сказать, что ничего не знал о наших с Луи свиданиях в отеле?

– Ничего, – подтвердил Дэвид, глядя мне прямо в глаза. – Я никогда не просил его… развращать тебя, как он это сделал.

Версия Дэвида не совпадала с тем, что говорил мне Луи в комнате сэра д’Еона накануне отмененной свадьбы, и противоречила тем волнующим интимным моментам в постели, которые только Дэвид мог доверить Луи. По крайней мере, так я думала весь этот год.

Но остальные моменты заставили меня сомневаться: камера в спальне отеля Дюшенуа…

А что, если Дэвид говорит правду? Что, если Луи и есть создатель той чувственной ловушки, в которую я попалась?

– Открой глаза: единственный, кто использует секс как оружие, это Луи.

More than this. Все больше и больше ощущений. Любовниц. Наслаждения. Экстремальных опытов. Все больше и больше секса. Я не хотела верить Дэвиду, но что-то подсказывало, что это было бы вполне похоже на Луи, с которым я жила уже год. Любовь не сделала меня настолько слепой, чтобы я не смогла рассмотреть эти аспекты его личности.

– Вовсе не как оружие. – Я все-таки попыталась защитить своего жениха. – Он никогда не хотел причинить боль кому бы то ни было.

Но настолько ли я была в этом уверена? Пронзительные вопли хрупкой азиатки еще звенели у меня в ушах.

– Тем хуже! – гневно выпалил он, косо глядя на меня. – Луи – мальчишка с членом вместо винтовки!

Такой приступ вульгарности не был свойствен Дэвиду, которого я знала.

– Здорово. – Я сделала смущенный вид.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать: он думает, что доставляет удовольствие кому-то и себе, но ему плевать на чужое горе. И Ребекка не единственная, кто пострадал из-за него, поверь мне.

Соня? Саломея? Кто еще, сколько девушек, привлеченных таинственной аурой Луи, было положено на алтарь его оргий для совершения какого-то темного тайного ритуала?

– Давай, продолжай, ты меня заинтересовал, – с нажимом сказала я, во внезапном приступе тошноты оттолкнув тарелку.

Он снова наклонился ко мне и продолжил очень низким тоном заговорщика:

– Ладно… я тоже посещал этих девочек. Тебе ли не знать… Но я никогда не превращал это в привычку.

– Что дальше?

– Девушка, которую я увидел однажды, немного разоткровенничалась при мне. Я выяснил, что она провела, по крайней мере, дюжину ночей с Луи.

Была ли она на видео? На кого она похожа? Я обуздала свое любопытство и дала возможность Дэвиду продолжить, в то время как официантка забирала наши тарелки, оскорбленная тем, что мы не обратили внимания на их содержимое.

– Она рассказала мне, что попала в его дневник. Луи отмечал там абсолютно все: свои похождения в мельчайших деталях, в том числе самые непристойные.

Этакий прототип дневника «Сто раз на дню», подумала я, сдерживая негодование. Первоначальная версия анонимных заметок, которые он мне посылал в течение нескольких недель до начала наших отношений.

До сих пор откровения Дэвида меня не столько шокировали, сколько раздражали. Больше всего меня бесило то, что Луи посвящал свои заметки первой попавшейся девушке. Я думала, что была первой!

– Что ж, у каждого свое хобби, – сквозь зубы процедила я.

– Это еще не все. Девушка дала мне понять, что Ришар – именно такой псевдоним он брал во время своих недолговременных встреч – размещал лучшие заметки из дневника в интернете. И иногда даже сопровождал их фотографиями, которые прятал от партнерш. Очень откровенные фотографии, так она сказала.

Меня насквозь пробрала ледяная дрожь.

– Ты ему говорил об этих слухах? – Я решила поддержать своего парня во что бы то ни стало.

– Конечно. Сначала он все отрицал. Потом сознался, поклявшись, что это были ошибки молодости и что больше он «этим» не занимается.

Это походило на защитную речь наркомана перед судом или врачами. Я прекрасно знала, что секс мог вызывать зависимость, быть ядом таким же разрушительным, как любой наркотик, я не могла вообразить Луи в такой роли. Это не могло быть правдой!

– Ты видел эти публикации в сети?

– Нет. Но зачем той девочке было врать мне?

Если даже пристрастие Луи к сексу столь непреодолимо, я никогда не рассматривала это как болезнь. Он придавал ему слишком большое значение, видел в нем особую эстетику, вкладывал свою душу и свое понимание, которое никак не согласовывалось с образом принуждающего чудовища, которого описывал Дэвид. Луи никогда не казался мне зависимым от секса, отсутствие которого погрузило бы его в депрессию. Эротические фантазии воспринимались им как искусство жить. Если бы Луи был действительно гиперсексуален, вынес ли бы он перерыв в наших отношениях?..

– Хочешь еще что-нибудь узнать?

Этот способ растягивать нами желание до невыносимого. Это искусство предварительных ласк, которые предвосхищали окончательный апофеоз. Такой терпеливый, такой медленный темп не был связан с так называемым физическим, жестоким и безудержным голодом чокнутого, который бросается на свою добычу. Луи не был таким. Во всяком случае, не со мной.

– Эль, – Дэвид тихо потряс мою руку, – хочешь еще что-нибудь узнать?

– Нет… Нет, спасибо, все хорошо.

Я тотчас же осеклась.

– Если только одну деталь…

– Да?

– Скажи мне: ты родился 5 января 1970-го?

– Да. Конечно.

Его лицо превратилось в лицо этакого промышленного магната. Человека, способного уволить не важно кого из служащих неразборчиво написанным словом. Это правдивая история, которую подтверждали многие работники BTV, в том числе Альбан.

– Не в 69-м? – настаивала я.

– Нет, в 70-м, ты это прекрасно знаешь. Почему ты спрашиваешь?

– Хм… да нет, просто так. В проекте нашего брачного контракта…

Он нервно играл со своим стаканом, чуть не разлив розоватую жидкость.

– И что же с ним?

– Твоя дата рождения, записанная в нем, была 5 января 1969 года.

– Полный бред! Это, должно быть, опечатка.

Удобная отговорка.

– Больше никто не делает свою работу правильно в этой стране. Даже переписать дату – непосильная задача.

Его оправдания не интересовали меня. Я понимала, что больше он ничего не скажет.

Этим своим поведением Дэвид становился похож на вечно недовольного старика, который сетует на плохой французский, на вседозволенность, небрежность, лень, которая толкает наших сограждан к тому, чтобы попытать счастья за границей. Я положила полотенце на стол, чтобы ясно дать понять, что с меня хватит как ужина, так и вопросов.

Будто предвидев это, Дэвид уже встал, чтобы оплатить счет.

Весенний вечер медленно опускался на улицу со снующими велосипедами и парами, которые беззаботно прогуливались под ручку. Ночь обещала быть приятной. Парень и девушка, проходившие мимо, взявшись за руки, бросили на меня сочувствующий взгляд. Надо полагать, я внушала жалость: я сидела, обхватив голову руками, с глазами, полными слез. Молодые люди попытались подбодрить меня жестами и удалились, одевшись в поздний солнечный луч, прежде чем исчезнуть в полутени.

Это был бы замечательный вечер для ужина влюбленных, подумала я. Очень красивый вечер, созданный для прогулки вдвоем. А я провела его в компании своего бывшего, слушая, как он втаптывает в грязь человека, которого я люблю. Дэвид хотел помочь мне, но только и делал, что все усложнял.

Мы расстались без единого слова. Войдя в холл, я с трудом подавила желание спуститься в подвал, ощутив жгучую потребность найти там запись из отеля Дюшенуа. Зачем? Мне известна натянутость отношений Дэвида и Алисы. Я смотрю на них с почти таким же состраданием, как та парочка, которая глазела сегодня на меня.

Весь вечер я провалялась в кровати. Свежий ветерок врывался в комнату через приоткрытое окно. Но мне было холодно отнюдь не от этого. Скорее от мыслей, образов, слов… Дэвид посеял во мне семена сомнения, которые потихоньку прорастали.

Вдруг я вскочила, согнав с покрывала ошеломленную кошку.

– Мой ноутбук… Что за бардак? Куда я подевала мой ноутбук? – ругала я сама себя, пока не нашла его под подушкой.

Я включила ноутбук, ввела пароль и тут же зашла в интернет. Несколько секунд я раздумывала, что же набрать в строке поиска? Какие слова? Я перепробовала много разных сочетаний и наконец остановилась на таком: личный + дневник + секс + Ришар.

Это показалось мне логичным, поскольку своим подружкам он представлялся именно так. Google придерживался другого мнения, потому что среди тысяч результатов, которые высветились на экране, не было ничего похожего. Первый результат поиска рассказывал о страстях Ричарда Бертона и Лиз Тэйлор. Вторым был анонимный эротический роман под названием «Личный дневник моего секса» – я отметила название для возможного дальнейшего чтения. Третья ссылка «Личный дневник девочки по вызову» привлекла мое внимание. Но речь, очевидно, шла о фейке, ненастоящей истории, вероятно, составленной профессиональным автором и предназначенной для привлечения посетителей и выручки от рекламы онлайн.

– Идиотка, – вполголоса ругала я себя. – Зачем ему скрываться?

Я переписала запрос: личный + дневник + секс + Луи.

Ссылки, которые я уже видела, занимали теперь вторую и третью позиции. Что же касается первой, которая привлекла мое внимание… Все было видно из заглавия. Я была так ошеломлена, что не могла произнести ни звука, шок подавил волну бешенства, которая уже подступала к горлу.

«ЭЛЬ&ЛУИ – Страстный эротический дневник»

elle-et-louis.leblog.fr/index.html

«10 мая 2010 – Эль и Луи – дневник, полный рассказанных в мельчайших деталях страстных эротических историй, которые регулярно выносятся на обсуждение читателей…»