1 июня 2010 года

– Ушел? Но куда?

Жизнь так устроена: мы тратим ее на то, чтобы задавать вопросы тем людям, у которых нет на них ответов. Именно потому профессия журналиста благородна. Ранее я говорила, что реальность противостоит нашим усилиям, направленным на ее контроль. Она скользит, утекает, выливается во все прорехи статьи. Главное находится за пределами нашего восприятия.

Маленькая соседка узнала меня, лишь подойдя к ограде. Со своей стороны, я опознала ее по зеленым тапочкам и халату, на котором пестрели вытканные большие фиолетовые цветы. Она шла очень медленно. Что поделаешь? Старость.

– Ах, племянница мадам Дельбар! Вы все-таки увидели ее? – спросила она с излишним, на мой взгляд, любопытством.

– Да, да… Но по глупости я забыла попросить у нее новый номер сотового.

– Ах да… Ее номер.

Она кивнула так, словно я говорила с ней из пространственно-временной кабины. Удивительно, мобильный – вещь, о которой она слышала по телевизору, но которая уже вряд ли у нее появится.

– Вы видели мадам Дельбар вчера?

– Думаю, что она вернулась в конце дня. Больше я ничего не знаю. Я только слышала хлопок двери после вечерних новостей.

Значит, это было примерно между 8.30 и 8.45 вечера.

– А сегодня утром вы что-то заметили?

– Нет, абсолютно ничего. Обычно я слышу кофемашину, которая вибрирует за стеной, на ее кухне. Но не этим утром. Не исключено, что она могла уйти.

Эта женщина следила за малейшими событиями и действиями соседей скорее не из любопытства, а для того, чтобы скрасить свое время, бесконечно тянущееся от безделья. Конечно, она мало что знала о тех, кто ее окружает, довольствуясь лишь совокупностью ежедневных невнятных звуков и приветствий, наспех произнесенных с крыльца.

Все говорило о том, что мадам Дельбар обходила соседку стороной, вероятно, чтобы избежать неудобных вопросов.

Я поблагодарила старушку, завершив разговор, вновь вызвала такси и через несколько минут уже была на мостовой Сийона. Машина оказалась комфортабельной, выбор музыки терпимым, а молчание водителя отлично соответствовало моему мечтательному настроению. Вид из окна, куда заглядывали мимолетные лучи солнца, постоянно менялся. Четверть часа спустя я оказалась напротив Черной Скалы.

– Вас подождать?

– Нет… Спасибо, очень мило с вашей стороны. Я пройдусь пешком, это мне не повредит.

Не добившись дополнительных сведений от Флоранс Дельбар, я вновь погрузилась в изучение документов, найденных в сейфе, пытаясь отыскать какую-либо новую информацию о совместном детстве Авроры и Дэвида. В частности, я задавалась вопросом, где были сфотографированы сердце и буквы Д и А. Было ли это в Сен Броладре? Объект снимали крупным планом, поэтому ни один из окружающих предметов не позволял распознать место съемки.

К сожалению, среди этой кучи бумаг фотографии встречались редко.

Я достала вторую статью, посвященную смерти супругов Барле. Она была опубликована уже через несколько дней после происшествия и содержала более точную информацию, полученную во время расследования, проведенного местной полицией. Эта информация противоречила первоначальной: хотя Луи удержался внутри лодки во время удара, он потерял сознание и был унесен приливом за борт, скитаясь в спасательном жилете по волнам залива. Рыбак, шедший в порт, вытащил его из воды и отвез в отделение неотложной помощи в госпитале, где пострадавшему оказали первую помощь.

– Может быть, продолжить за сытным обедом?

Хм. Полное одиночество не шло мне на пользу. Чтобы не сойти с ума, я дала себе еще сутки, прежде чем вернуться в Париж.

Большой городской пляж находился отсюда в десяти минутах ходьбы, и я вспомнила об официанте, который вежливо обслужил меня и Соню во время нашего прошлого приезда.

К счастью, он был там, верный своей работе, несколько более полноватый, чем мне запомнилось.

– Я вас узнал… Вы уже были здесь? И не одни, ведь так? Вы были с подругой. Брюнетка…

Движением свободной руки он изобразил волны на волосах Сони – капкан, в который попадает так много мужчин.

– Точно. Она непременно вернется. Ей очень понравилось это место.

Заказав огромное количество выпечки и свежевыжатый апельсиновый сок, я, пользуясь болтливостью официанта и тем, что кафе пустовало, завязала непринужденный разговор.

– Вы уже давно здесь живете?

– Я жил здесь всегда, – сказал он, выгибая торс. Коренной динаринец.

– Вы слышали что-либо о происшествии с моторной лодкой двадцатилетней давности… Две смерти и один пострадавший, которого спас рыбак?

На вид я дала бы официанту лет сорок. Если он жил в этом районе в то время, ему не составит труда покопаться в своих воспоминаниях.

– Конечно! Рыбак, вытащивший из воды парня с пораненным коленом, был одним из ухажеров моей сестры. Они, правда, недолго встречались. Ивон больше кидал бутылок в море, чем доставал оттуда крабов, если вы понимаете, о чем я…

– Где сейчас можно найти этого человека?

– К счастью для всех, он бросил рыбалку в море, как и алкоголь. Ивон работает в мастерской по починке кораблей в Кельмере.

– Это далеко отсюда?

– Нет, в заливе Троктан, справа, сразу же за плотиной, по дороге к Сен-Мало, – сказал он и добавил: – Это будет хорошая прогулка. Хотите, чтобы я позвонил и предупредил, что вы придете?

– Нет… Нет, спасибо.

Он ушел с пустым подносом, дав мне время насладиться утренним пиром в полном спокойствии, нарушаемом лишь отдаленным шумом моря и криками чаек. Жуя хрустящие круассаны, смазанные по моей просьбе маслом, я блуждала глазами по пляжу Эклюз, самому популярному в Динаре. За месяц до наступления летних каникул он еще спокоен, не забит банными простынями, которые уже скоро будут расправлены здесь, покрыв его целиком.

В левой части пляжа, у подножия огромного отеля, прямо перед началом береговой полосы, я заметила ряд пляжных кабинок. Это была пестрая бетонная конструкция, покрытая небольшой черепичной крышей. Каждая кабина отделялась от следующей перегородкой из колонн, наполовину встроенной в фасад. Все двери были одинаковые, из светлого дерева, с прорезанными в виде звезды небольшими окошками. Я подумала, что только самые зажиточные семьи, приезжающие сюда с многочисленными светловолосыми причесанными детьми, могут позволить себе такую роскошь, как отдых здесь. Идея, которая пришла мне в голову, когда я доедала обед, состояла в том, чтобы более пристально рассмотреть это место.

Конечно, все двери были заперты. Но, пройдя весь ряд, я заметила на двери кабинки шестьдесят девять маленькое отверстие, которое, возможно, позволяло любопытствующим смотреть на ягодицы купальщиков. Из-за яркого солнца внутри ничего не было видно. Я поняла лишь, что стены, уже разъеденные солью и песком, обшиты деревом, выкрашенным в голубоватый цвет. Тот самый цвет с небезызвестной фотографии. Скрепленные сердца Дэвида и Авроры были выгравированы здесь, в одной из этих маленьких коробочек, за одной из этих дверей, возможно даже, за той, к которой я, тяжело дыша, прислонилась сейчас. Этой догадки оказалось достаточно, чтобы мое сердце сжалось так, словно часть меня тоже находилась там. Запертая и готовая вновь выбраться на поверхность.

Официант был прав. Кельмер не так уж далеко, а дорога до него прекрасна. Особенно тропка, петляющая вдоль плотины. Когда склон стал довольно крутым, я быстро свернула направо и пошла по узенькой дорожке. Она заканчивалась большим причалом, где можно было видеть множество лодок, маленьких рыбацких, готовых выйти в море, и разрушенных чуть ли не до основания, покрытых ржавчиной и водорослями, почти бесформенных. Вокруг громоздились горы мусора. Но, несмотря на видимую разруху, вид на этот залитый солнцем залив был прекрасен.

Оглядевшись, я заметила мужчину в рабочем костюме и каске цвета хаки, увлеченно смотревшего в бинокль. Вероятно, это был орнитолог-любитель. Маленький необитаемый островок Ранс, видимый в бинокль, служил природной гаванью для редких птиц. Здесь обитали чомги, чернозобики, пепельные кулики, казарки…

– Прошу прощения… мастерская по ремонту лодок находится здесь?

– Да, – ответил он, не отрываясь от бинокля. – Хотя лично я скорее назвал бы это место кладбищем…

В нескольких метрах от него стояла металлическая пластина, на которой было разборчиво написано: «Мастерская Лоик Керваз – Ремонт лодок всех типов». Но здесь не было ни намека на ремонт. За огромным металлическим каркасом я увидела бревенчатый домик, где чуть слышно работало радио. Дверь была открыта настежь. Как только я приблизилась к дому, из него вышел мужчина в морской фуражке. Он, казалось, был недоволен незваной гостьей. Мужчина быстро осмотрел меня, теребя рыжую бороду, и, не поздоровавшись, спросил:

– Кто вы?

– Я… Я ищу Ивона.

– Что вы хотите от него?

– Мне нужно задать ему несколько вопросов.

– Вы из социальной организации?

– Нет. Вовсе не оттуда. Я невеста того человека, которого он спас двадцать лет назад.

– Я не могу ничем вам помочь, – ответил он грубым голосом и пожал плечами, готовый вернуться в дом. – Я уже все рассказывал не один десяток раз.

Может, Ивон и перестал пить каждый день, но его нос был распухшим, веки набрякшими, с характерными для всех выпивох синими прожилками. И, кроме того, это мрачное настроение, в котором читалось нежелание общаться с такими надоедами, как я. По крайней мере, я нашла его.

– Я угощу вас любой выпивкой, какую пожелаете.

Он посмотрел на меня такими глазами, будто я пообещала ему рай и ад в одной фразе.

– Вы думаете, что подкупите меня этим?

Он был столь неучтив, что с каждым словом я рисковала быть посланной и уйти без ничего.

– Нет… Это была лишь идея…

– Заходите, – сказал он мне, указав на дверь своей халупы. – В любом случае здесь нет ни одного бара ближе, чем за два километра.

В его хижине царил настоящий хаос, смесь канцелярии и рабочей мастерской, где вперемешку, в запахе бензина и несвежего табака, лежали груды бумаг и какие-то металлические детали.

Он выключил радио и достал из-под своего стола бутылку без этикетки с коричневой жидкостью и две стопки сомнительной чистоты. Уверенным движением наполнил каждую и протянул мне одну.

– Выпьем. Местный парень перегоняет это. Намного лучше, чем то пойло, что продают в супермаркетах.

Я старалась не показать своего отвращения и кончиками губ сделала большой глоток этого адского, жгущего горло напитка, чей солодовый вкус, однако, щекотал вкусовые рецепторы с невероятной нежностью.

– Неплохо, да? – ликовал он, подмигнув мне.

Я вежливо улыбнулась в ответ.

– Неплохо.

– Так что же вы хотели узнать о том парне?

– Его зовут Луи Барле.

Как и всякий раз, когда я произносила его полное имя и фамилию, я выбирала сдержанный тон голоса и огненный взгляд той, кто готов когтями и зубами защищать своего самца.

– Барле… Я должен был помнить.

– Почему?

– Потому что они наделали много глупостей в том году.

– Вы говорите об аварии?

– Не только… Ваш друг был не первым, кто вышел в море в плохой день.

Настала моя очередь рассматривать лицо Ивона, покрытое трещинами, которые добавляли лет десять к его реальному возрасту.

– Я не уверена, что понимаю правильно…

– В то время у меня была маленькая лодка для ловли крабов и сети.

– В чем связь с семьей Барле?

– Между моряками нет секретов. Когда у кого-то из нас случается неприятность, остальные узнают об этом в тот же день. И примерно за полгода до крушения моторной лодки один мой коллега спас другого мальчика из той же семьи.

– Дэвида?

– Возможно… Он был, кажется, братишкой другого… Я точно не знаю.

– Да, это его брат. И что же с ним случилось?

Он поднял брови, изображая неосведомленность.

– Никто не знает… Кажется, он хотел спасти свою девушку. Мой приятель нашел его на берегу возле вилл в Малуине. Но, по-моему, девушка утонула.

Я замерла в молчании. В той истории, которую мне последовательно рассказали Дэвид, Луи и Ребекка, мужа Авроры не должно было быть в этот вечер в Динаре. В канун Рождества 1989-го. Согласно их истории, Дэвид, недавно назначенный на должность преемника компании, отправился в Париж, чтобы решить там срочное дело. Почему они все обманули меня? Почему Луи присвоил себе благородную роль спасителя Авроры? Откуда эта странная подмена ролей? Только чтобы прикрыть Луи, виноватого в смерти своих родителей? Я плохо представляла, как Дэвид мог согласиться на эту подмену, чтобы помочь своему сопернику, брату, который на самом деле не был ему родным…

Порой рассказы каждого из них так хорошо складывались, явно у них была договоренность. Их ложь и алкоголь взрывались в моей голове. Когда они собирались вскрыть этот обман и кому о нем поведать?

– Вы не знаете, Дэвид был ранен? – спросила я.

– Кажется, да, но только поверхностно. Порез на руке или бедре… Не могу вспомнить точно.

Я восстановила дыхание и проглотила остаток самопального алкоголя, прежде чем продолжить:

– Запястье?

– Возможно.

Я горячо поблагодарила его за вдохновившие меня откровения и вновь отправилась в «Рош брюн», разрываясь от противоречивых дум и чувств.

Среди всех размышлений одно огорчало меня особенно. С того момента, как я узнала о шелковой повязке на левом запястье Дэвида, все скромно умалчивали о настоящей причине травмы, объясняя ее попыткой самоубийства из-за смерти Авроры. Но если ему не удалось вскрыть вены, как можно поверить в то, что Дэвид находился на грани отчаяния? Я пыталась прогнать ужасающую мысль, возникшую у меня в голове: мог ли он быть тем, кто толкнул ее в это бушующее море, а не тем, кто бросился на помощь?

– Доктор Пулэн? Анабель Лоран на проводе.

– А, здравствуйте. Все в порядке?

– Да, лучше.

Я не разговаривала с ним с момента похорон мамы. Он вернулся в свой рабочий кабинет в Нантре, а я к новой жизни в Париже. Но я знала, что этот человек хранил к моей маме теплые чувства даже после ее смерти. В конце концов, он был тем, кто изо всех сил пытался спасти ее во время последней госпитализации. И в моем мобильном всегда был номер его сотового.

– Не хотелось бы вас беспокоить, но у меня есть небольшая просьба.

– Я слушаю.

– Как вы считаете, возможно узнать, был ли человек доставлен в больницу после попытки самоубийства?

– Все зависит от… Как давно это произошло?

– Двадцать лет назад.

– И все же… Где именно?

– Я не уверена. Либо в Бретани, в Сен-Мало, либо в Париже в 16-м или 9-м округе.

– Хм… Это нелегко. Двадцать лет назад записи о поступлении больных еще не были компьютеризированы. И в большинстве случаев все документы так и остались лишь на бумаге. Но я могу попробовать, – сказал он обнадеживающим голосом.

Доктор Пулэн умело избежал вопросов о том, почему я веду это небольшое расследование. Однажды я упоминала о своей страсти к журналистике, и, по-видимому, он довольствовался этим мотивом.

Я сообщила доктору Пулэну полное имя Дэвида, его номер социального страхования – где была указана его поддельная дата рождения – и, вооружившись терпением, медленно отправилась в обратный путь. Спустя двадцать минут, когда я разглядывала роскошные витрины в центре Динара, он мне перезвонил.

– Это не означает, что господин Барле никогда не совершал попыток самоубийства, – осторожно сказал доктор Пулэн. – Но, так или иначе, я не получил никакого результата по запросу о попытке самоубийства в госпиталях на упомянутых территориях, ни в 89-м, ни в 90-м, ни даже в 91-м году. Ни в частных клиниках, ни в государственных.

Он сам решил расширить поиски, взяв большой временной отрезок, и это полностью исключило возможность запоздалых последствий трагической смерти Авроры. Так что, конечно, он был погружен в печаль, но теперь я точно знаю, что Дэвид Барле никогда не пытался лишить себя жизни. Его попытка самоубийства была всего лишь выдумкой.