То, что для Сони стало катастрофой, для меня обернулось хорошей новостью, наилучшей, может быть, за последние несколько дней. «Ночные Красавицы» канули в вечность, сайт в Интернете, равно как и картотека с фотографиями, пропали безвозвратно. Таким образом, ни одного доказательства моего позорного занятия не осталось и в помине, разве что несколько компрометирующих фотографий, однако их легко мог кто-нибудь подделать из злого умысла, скомпоновав из разных кусочков. Любой мало-мальски опытный компьютерщик с помощью фотошопа сумел бы соединить мое лицо с чужим телом и сделать не только фиксированный снимок, но и киносюжет. Долг Ребекке, тяготивший меня все это время, тоже, надо думать, испарился, что можно считать побочным эффектом неожиданного исчезновения агентства «НК».

В результате практически ничего, что лежало тяжелым камнем на душе и могло бы послужить причиной разрыва с Дэвидом, больше не существовало. Как бы там ни было, я твердила себе, покидая башню Барле, что неожиданный поворот событий, благоприятный для меня, есть не что иное, как спасительный круг, ниспосланный мне наконец жестокой судьбой.

Засунув футляр с драгоценным ожерельем в сумочку, я решила, что, прежде чем вернуться домой, мне нужно сделать небольшой тур. Я вспомнила про плетку, подаренную Луи, – она пока так и лежала там, среди одежды, где я ее спрятала, – и про его хвалебные речи об экспертах из Друо. Их оценки порой нелицеприятны, но зато они самые опытные антиквары в Париже. Интуиция меня не подвела, в чем я убедилась, как только открыла дверь их конторы, расположенной как раз напротив современного здания, где располагался престижный антикварный салон.

Они приняли меня, как полагается, по одежке, но их предубеждение против моего пола, возраста и взбалмошного вида исчезло, стоило мне достать ожерелье. Один из них проявил себя более обходительным… и даже словоохотливым:

– Хм, эта вещь мне знакома. Одно из самых известных колье императрицы Евгении, супруги Наполеона III.

Значит, я не ошиблась в отношении его древнего происхождения, исторической ценности и цены. Но в тот же момент плешивый старикашка охладил мой энтузиазм, как только нацепил на свой красный нос очки с линзами в виде полумесяца:

– То, что вы принесли, всего лишь копия той же эпохи. Прекрасная техника, великолепная работа, в этом не сомневайтесь… Очень часто ювелиры по просьбе клиентов делали реплику меньшей стоимости. Таким образом, мадам могла носить на выход в свет более дешевый вариант, тогда как подлинник оставался дома, в безопасности, надежно спрятанный в сейфе.

– А как вы отличаете это колье от настоящего?

– О! Это достаточно просто. Смотрите: камни обработаны с меньшей тщательностью, грани не везде одинаковы, сами драгоценные камни не такие крупные по сравнению с настоящим колье, их оправа не такая глубокая и менее прочная, потому они легко могут вывалиться из нее от удара или… Короче говоря, тут целый комплекс тонкостей, но, поверьте мне, обмануться невозможно.

– А оригинал?

– Давно уже за пределами Франции, моя милая мадемуазель. Какое-то время он ходил по рукам королевских семей в Иране, а потом, вот уже лет тридцать, как осел у одного азиатского коллекционера, которого я хорошо знаю, он живет в Сеуле.

Эта занимательная болтовня, к сожалению, не дала ответа на тот вопрос, который меня по-настоящему интересовал.

– Вы абсолютно уверены, что колье принадлежало императрице Евгении?

Насколько я знала, в «Отеле де Шарм» не существовало комнаты с таким именем. И не без оснований: Евгения Мария Игнасия де Монтихо, маркиза Ардальская, маркиза де Мойя и графиня де Теба, императрица французов, супруга Наполеона III, не проявила себя как куртизанка в высоком смысле этого слова.

Я на ложном пути? Или ювелир ошибался?

– Формально – да, без сомнений. Все драгоценности такого рода благодаря нашей корпорации точно идентифицированы, инвентаризированы, и все, вплоть до мельчайших деталей, занесено в реестр. Евгения обладала одной из самых богатых коллекций драгоценностей своей эпохи. Но если речь идет именно об этом колье, то она – не единственная знатная женщина того времени, чью шею оно украшало.

Ну вот, наконец-то! Я замерла в ожидании бог знает какого знаменитого голливудского имени, готового сорваться с его губ.

– Маркиза Паива, бесспорно, самая известная среди его обладательниц.

– Паива… – задумчиво повторила я, пытаясь вспомнить, что могла о ней знать.

– Эстер Лахман, если быть точным, это – ее настоящее имя. Светская львица, она держала в Париже салон в эпоху Второй империи, самый знаменитый в те времена. Она первая выкупила у Евгении оригинал и, представьте себе, заплатила шестьсот тысяч франков! В те годы – колоссальная сумма!

– А где она жила в Париже? – продолжала я любопытствовать.

– В наши дни многие посещают ее бывший особняк на Елисейских Полях, подарок одного из любовников, Гвидо Хенкеля фон Доннерсмарка, двоюродного брата Бисмарка, там сейчас расположен известный в столице ресторан. Но гораздо дольше она прожила в доме на площади Сен-Жорж.

Мы же там были, я и Луи!

Весь остаток дня, вернувшись в особняк Дюшенуа, я размышляла о том, что мне стало известно. По просьбе Армана я сняла с пальца и отдала ему обручальное кольцо, чтобы он заказал новую гравировку: «Анабель и Дэвид, 18 июня 2009 года». В обмен управляющий протянул мне сложенную вчетверо записочку с перфорацией по левой стороне. Я тут же ее узнала. Чуть не выронив из рук кольцо, которое я собиралась доверить его заботам, я взяла записку и спросила дрожащим голосом:

– Когда вы ее нашли?

– Сразу после обеда. Где-то между двумя и тремя часами пополудни.

Именно в это время началось совещание у исполнительного директора, и Луи там был. Значит, не его рукой записочка подложена в почтовый ящик. Решился бы он доверить такого рода поручение сообщнику? Может быть, Исиаму? Его службе в «Отеле де Шарм» вряд ли бы это помешало, ведь гостиница находится совсем недалеко от улицы Тур-де-Дам. Он мог отпроситься на перерыв и быстро обернуться, сделав дело. Кто бы заметил маленького посыльного с индо-пакистанской внешностью в квартале, где число его соплеменников растет как на дрожжах?

Я стала осторожно разворачивать записку, стараясь разобраться с собственными чувствами. После двух дней гробового молчания, долгих двух дней эпистолярного затишья, я не могла представить себе, о чем пойдет речь, и еще меньше предвидела свою реакцию. Останусь ли я равнодушна? Или, наоборот, начну кипеть от страсти, как некоторое время назад на совещании в присутствии Луи? Станет ли автор письма терзать меня, пересказывая во всех подробностях вчерашний вечер, когда я ему практически отдалась на красном плюшевом диване?

Неожиданно комочек шерсти пронесся у меня перед носом как пуля, вырвав из рук листок. Это Фелисите носилась из угла в угол по комнате. С тех пор как я привезла ее сюда, она поочередно то хандрила, свернувшись калачиком в платяном шкафу на стопке моих пушистых мягких свитеров, то затевала шумные игры с мопсами Дэвида, Синусом и Косинусом, бегая сломя голову за ними или от них, отрываясь по полной. Ко всеобщему удовольствию, для игр они выбрали нашу спальню и носились там как угорелые, не обращая ни на кого внимания.

Задумав сбить со следа собак, кошка вскочила на подоконник, понимая, что ее здесь не догнать. Я хотела прикрыть окно, но Фелисите успела выскочить. Я увидела только ее хвост – кошка, совершив затяжной прыжок, перескочила на стену, отделяющую наш сад от владений мадемуазель Марс. Жалобное мяуканье, донесшееся до моих ушей, свидетельствовало, что бедняжка оказалась с той стороны стены, откуда выбраться самостоятельно уже была не в состоянии.

Спустя несколько минут я уже стояла у ворот особняка № 1 по улице Тур-де-Дам и звонила в домофон. Над воротами, выкрашенными в синий цвет, сохранилась старинная эмалированная табличка овальной формы:

Бюро путешествий для молодежи

Я долго трезвонила, пока наконец калитку не приоткрыл странный мужчина в рабочем комбинезоне, без тени вежливого участия на лице. Он явно был недоволен, видимо, я пришла не ко времени. Абсолютно лысый, крепкого телосложения, с челюстью вполлица, он походил на бейсболиста шестидесятых годов. Мужчина окинул меня холодным взглядом с ног до головы, даже не задержав внимание на груди, которая, между прочим, вздымалась от возбуждения.

– В чем дело?

– Здравствуйте, – запинаясь, пролепетала я. – Я ваша соседка из дома № 3. Мой кот запрыгнул в ваш сад.

– Хм… Ну и что?

– По-видимому, она не может сама выбраться с той стороны. Она до сих пор не вернулась.

«Мой кот», а потом «она» – смешно, но что делать? Я не решалась произносить «моя киска» на людях, тем более перед таким грубоватым незнакомцем. Мне почему-то было неловко. Я предпочитала допустить грамматическую оплошность, которая, впрочем, никогда и никого не вводила в заблуждение.

– Вы уверены?

– Да, я видела, как она прыгнула.

– О’кей, – пробурчал мужчина. – Сейчас посмотрю.

Я сделала шаг вперед, пытаясь вслед за ним пройти на территорию владения, но он закрыл калитку перед моим носом, ясно дав понять, что не собирается пускать меня внутрь.

Стоя перед калиткой, я уловила шум то ли стройки, то ли ремонта. Прошло, как мне показалось, достаточно времени, чтобы я могла прислушаться к тому, что там происходит. Наконец, мужчина вернулся, держа беглянку за шкирку, как кошка держит котят, когда переносит их с места на место.

– Это ваш? – спросил он, даже не пытаясь притвориться любезным.

– Да… огромное вам спасибо.

Как только я взяла Фелисите на руки, синяя калитка захлопнулась опять, ни тебе «пожалуйста», ни «до свидания». Как сказала бы Соня в таком случае: «не мужлан, но похож».

Когда я вернулась в спальню, записка лежала там же, где я ее уронила, когда эти трое затеяли возню между собой. Теперь-то уж я могла спокойно изучить ее содержание.

Что это? Дурная шутка? Или забывчивость? Как иначе объяснить то, что страница оказалась совершенно пуста? Я присела на краешек кровати, в задумчивости вглядываясь в глубину сада, где мопсы и Фелисите опять принялись резвиться от души. Очень скоро я поняла скрытый смысл бессодержательного послания. Раз мне доставили листок без текста, значит, предлагали сочинить его самой. Все эти похабные записочки, настырно обследующие закоулки моего либидо, имели одну лишь цель: заставить меня потянуться к перу и излить на бумаге суть своих вожделений.

Попискивание мобильника прервало ход моих мыслей. Пока я беседовала с супергалантным соседом по поводу освобождения Фелисите из плена, мама оставила мне сообщение. Вот такое очень длинное письмо:

Здравствуй, дорогая. Это мама. Надеюсь, что твой первый день на новой работе прошел хорошо. Впрочем, милая Эль, я и так была в этом уверена.

Да, это – мама, с ее бесконечной верой в меня.

У меня все нормально, но не слишком. Я все думаю об этом путешествии в США: а есть ли смысл? И потом, знаешь ли, мадам Чаппиус мне сказала, что Макс Фурестье входит в пятерку лучших больниц в нашем округе. Она прочитала об этом в своем журнале… В пятерку лучших! Это ведь не так плохо, правда? Там, за океаном, что они могут сделать лучше или больше для меня, чем здесь, у нас?

Ах, мама! Ох уж эта ее невыносимая соседка с пагубной привычкой смотреть на все сквозь призму своих малюсеньких очков, висящих на кончике носа. И все из-за невежества и скудости ума, а не от скромности или смирения. Разве моя мать не заслуживает большего?

Ах, вот еще что случилось сегодня хорошего: твой Дэвид опять меня балует. На этот раз – миндальное печенье и великолепные пионы. Так мило! Но скажи ему, чтобы он перестал, дорогая! Мне просто некуда ставить его подарки…

Мод, дорогая мама, она готова поверить в любую сказку, лишь бы я была в ней главной героиней!

Ну ладно, все! Я тебя крепко целую. И не звони мне сегодня. Я уверена, у тебя вечером будут дела поинтереснее.

Мне не хватало мужества, но я все-таки заставила себя. Пришлось несколько раз заново набирать номер, так как линия была занята, но, в конце концов, мама сняла трубку. Еще ни одного дня не проходило, чтобы я не позвонила ей. Так было принято до того, как она заболела, и тем более превратилось в своего рода ритуал уже после. Каждый день почти в одно время, где-то во второй половине дня, я набирала номер, выслушивала ее жалобы на Лору Чаппиус, а иногда посмеивалась над ее странностями. Мы рассказывали друг другу какие-то банальные вещи, вроде ничего особенного, но нам от этого становилось хорошо.

Прошел час. Облака за окном приобрели оранжевый оттенок. Я услыхала внизу, в прихожей, странный шум, не имеющий ничего общего с возней, которую иногда устраивали четвероногие обитатели дома. Арман, когда занимался хозяйством, делал все тихо, если не сказать украдкой, так что источником этой шумихи мог быть только один человек.

– Эль, дорогая! Это я!

Дэвид вернулся домой в шесть. Что-то в этой фразе мне самой показалось странным. Я подумала «домой», значит, по мере того как протекали дни, я мало-помалу привыкала считать эту тихую гавань, в высшей степени спокойную и изысканную, своим домом.

– Мы встретимся внизу?

В прихожей весело лаяли и радостно попискивали мопсы, устроив возню по поводу раннего прихода хозяина, их тоже удивил этот факт. Послышалось хлопанье открываемых и закрываемых дверок, видимо, Дэвид искал игрушку, чтобы дать собакам, или виски, чтобы выпить для поднятия настроения.

– Арман, вы здесь? – спросил он в пустоту. – Вы не присоединитесь к нам в гостиной?

Я первая спустилась в главную комнату, оформленную в неоантичном стиле. Она, в отличие от нашей спальни, кухни и помещений общего назначения, была воссоздана практически в полном соответствии с оригинальными представлениями эпохи, когда особняк был возведен. Все здесь отражало старину: мебель в стиле ампир, потолочные фризы с цветочным орнаментом, роспись на потолке в виде стайки райских птичек, а также кабинетный рояль, занимавший угол напротив выхода в сад.

Дэвид поцеловал меня в лоб, но мне показалось, что не так, как всегда, хотя поцелуй был не лишен нежности.

– Знаешь, а ты произвела на всех сильное впечатление!

– Неужели? – искренне удивилась я.

Он усмехнулся, давая понять, что его предчувствия в отношении моего успеха полностью подтвердились.

– Ну да! Люк и Альбана только о тебе и говорят. И даже Луи! Хотя, не скрою, поначалу он высказывал некоторую сдержанность по поводу твоего назначения, а теперь говорит, что был приятно удивлен, увидев, с какой уверенностью ты держишься во время совещания с Крисом и Филиппом. Думаю, что твой первый день был на редкость удачным!

День, когда Луи уничтожил меня. Когда лишний раз доказал, что я полностью в его власти. Если бы не новость об исчезновении агентства «Ночные Красавицы», я бы с полным основанием считала этот день наихудшим в своей молодой жизни. Я была бы уверена, что мой первый рабочий день на BTV станет сразу и последним.

– Арман! Заходите же!

Его присутствие угадывалось в просторной прихожей, где он был весело встречен ватагой домашних зверюшек, у которых там, по совпадению, тоже состоялось общее собрание. Управляющий не заставил себя ждать, вскоре в дверях появилось его круглое лицо. Его щеки и нос с красными прожилками плохо сочетались с почтенной белоснежной шевелюрой. Как зимой, так и летом он всегда одевался одинаково: темно-коричневые велюровые штаны, белая рубашка и вязаная кофта, застегнутая на все пуговицы, на ногах – мокасины из мягкой кожи.

– Вот почему я хотел, чтобы мы оба вернулись рано сегодня, – произнес Дэвид, обращаясь ко мне. – Арман нам сейчас вкратце расскажет о том, как идут приготовления.

– И, слава Богу, все пока складывается удачно, – продолжил его мысль управляющий своим теплым, глубоким голосом. – С чего начать, как ты хочешь?

Я немного удивилась, обратив внимание на то, что он называет Дэвида на «ты», тогда как мой жених упорно обращается к нему на «вы», как это принято между отцом и сыном у аристократов или в семьях буржуа знатного происхождения. Можно было ручаться, что после смерти Андре и Гортензии Арман заменил братьям Барле отца.

– Как хотите, вам виднее.

Арман достал из кармана жилета очки в роговой оправе, не торопясь, водрузил их на нос и уткнулся в свои записи, держа их близко-близко к груди, будто боялся, что кто-то раньше него откроет их тайну.

– Итак… Для начала прошу вас поблагодарить от моего имени мадемуазель Петрили. Я получил от нее копию удостоверения личности, а также необходимые документы с ее подписью.

– Замечательно!

Хоть раз в жизни Соня пригодилась для полезного дела, а то у нее в голове только проказы и распутство…

– Ваши документы, мадемуазель, находятся в мэрии. Мне с трудом удалось договориться, чтобы вас добавили к списку брачующихся в этот день. В самый разгар июня, за десять дней до отпуска, представьте себе, это было не так просто. Хорошо еще, что девятнадцатое число падает на четверг, а не на субботу. В противном случае мы бы пропали!

– В котором часу состоится церемония?

– В тринадцать ровно. Согласен, что это – не самый лучший вариант, но я предлагаю тебе угостить приглашенных бокалом вина сначала здесь, а потом уже отправиться в мэрию пешком. Легкая закуска поможет желудкам дождаться праздничного обеда.

– Очень хорошо! – откликнулся Дэвид, сияя от радости.

А я про себя подумала: как легко удается Арману разгонять облака, сгустившиеся над нашим союзом, пожалуй, это – хорошее предзнаменование. Благодаря ему все встает на свои места, в голове проясняется, а под ногами возникает твердая почва. Если не брать во внимание ухудшение состояния мамы, можно считать, что наша свадьба совершается под счастливой звездой. Все складывается к лучшему…

– Как ты думаешь, может, пора открыть Анабель наш секрет? – седовласый управляющий по-мальчишески хитро подмигнул моему будущему супругу, как заговорщику.

– Пора, вы правы! До намеченного дня не так много осталось.

Секрет? О чем идет речь? Я содрогнулась, представив себе, какие тайны могли связывать их обоих, но пришлось быстро взять себя в руки, чтобы мое лихорадочное волнение было воспринято ими как девичье нетерпеливое ожидание чуда.

– Ну, давайте же! – поторопила я Армана.

– Хорошо. Прежде всего хочу, чтобы вы знали: все, кого вы внесли в список приглашенных, ответили согласием.

«Даже Фред?» – мысленно удивилась я.

– Затем хочу попросить вас помочь составить план рассаживания гостей за столом. Когда две с половиной сотни человек соберутся в одном месте, поздно будет об этом думать.

Правильно ли я поняла? Он действительно говорил о двухстах пятидесяти приглашенных? Это много больше, чем в моей записной книжке.

– Но где же мы будем принимать такое количество людей? – воскликнула я в ужасе, обводя взглядом просторную гостиную, где при таком стечении народа стало бы тесно, как в метро в часы пик.

– Справедливое замечание. Именно для того, чтобы решить эту проблему, решено установить в саду два шатра. Стоит упомянуть также, что под навесом расположатся сцена, бар с крепкими напитками, разные развлечения для гостей. В связи с тем что планируется фейерверк, предусмотрена охрана. Конечно, будет многолюдно, но, посмотрите на план, я нарисовал, как все можно расположить, похоже, толкотни удастся избежать.

– А если пойдет дождь? – заволновался Дэвид.

– Я связался по твоим каналам с «Weather Channel». Они дали четкий прогноз: над Парижем с пятнадцатого по двадцатое июня не прольется и капли дождя. Эти гарантии от самого авторитетного в мире агентства прогнозов погоды. Их услугами пользуется НАСА, если я не ошибаюсь, запрашивая информацию перед запусками своих спутников.

Ох уж этот Арман, старый волшебник Мерлин, у него на все есть ответ! И как Дэвид умудрился уговорить его так стараться ради меня?

– А как обстоит дело с тем, о чем мы договаривались?

– Не волнуйтесь, она непременно придет. Она даже обещала, что примет участие в вашей передаче в прямом эфире, Эль. Дату вы назначите сами.

– Гениально! – восторженно воскликнул Дэвид с юношеским пылом.

– Ну, разумеется, по согласованию с ней и в зависимости от ее занятости и от графика посещения Франции, – поспешил добавить Арман.

Я вынуждена была сделать вид, что не понимаю, о ком идет речь, похоже, как раз этого от меня и ждали.

– А о чем вы договаривались? О ком, собственно, речь?

Вместо ответа Арман вытащил из-под кипы своих бумаг последний CD певицы, которая будет выступать в день нашей свадьбы прямо здесь, у нас дома: ярчайшая звезда последних трех десятилетий собственной персоной!

Не то чтобы я была в полном восторге от ее музыки, но кто бы на моем месте не обрадовался тому, что подобная знаменитость выступит перед гостями на свадьбе?

– Зато ее агент был тверд и непоколебим: ее выступление продлится час, не более.

– Это сколько? – спросил Дэвид, – Песен пятнадцать?

– Да, примерно. Время на бокал вина и пирожное – в качестве бонуса, и то, если она согласится остаться еще на четверть часа после своего выступления.

Я не могла опомниться. Мадонна, богиня поп-музыки, не просто заедет на пять минут, чтобы пожелать нам счастливых лет совместной жизни, она же еще целый час будет петь для нас!

Дэвид сиял от восторга:

– Спасибо вам за все, Арман!

– Не стоит благодарности.

– Теперь позвольте остаться наедине с Эль на пару минут. Нам нужно поговорить.

– Ну конечно!

Темный силуэт исчез в направлении кухни, оставив после себя легкий аромат невзыскательного одеколона.

Если Луи был способен заставить трепетать мое тело, даже не прикоснувшись ко мне, то Дэвид обладал волшебным даром несколькими словами устранять мои детские страхи: я ни минуты не сомневалась в том, что сотворенные Арманом чудеса стали результатом его, Дэвида, инструкций и наставлений. Рядом с ним я перестала быть маленькой скромной девочкой, брошенной своим отцом и воспитанной матерью в нужде. Я становилась такой, какой он хотел меня видеть, в том числе в глазах всех остальных, и его подчиненных тоже: компетентной, уверенной в себе, успешной. Я с ума сходила от счастья.

Но как бы обласкана со всех сторон я ни была, пораженная в самое сердце его вниманием и желанием меня удивить и порадовать, я все равно чувствовала себя скорее зрителем, чем непосредственным участником тех событий, что мы обсуждали с Арманом, мне казалось, что я, как и другие, просто гость, гость на собственной свадьбе. Мне оставалось оценить по достоинству работу, сделанную посторонним человеком, но от моего мнения практически ничего не зависело, от меня требовалось приложить столь мало усилий, что я бы не удивилась, если бы в конце концов избранницей Дэвида была назначена другая. Запертая в золотой клетке, я упрямо претендовала на право хотя бы выбрать цвет своего насеста, мне хотелось вставить словечко на предмет содержания собственной кормушки. Вся организация предстоящего события казалась мне чересчур правильной, даже какой-то вынужденной, и так мало похожей на поспешную свадьбу Дэвида и Авроры, происшедшую на волне их обоюдной страсти!

– Есть еще один сюрприз, который я приготовил тебе напоследок…

Что-нибудь вроде прыжка с парашютом с самолета в свадебном платье – прямо на лужайку особняка Дюшенуа, как когда-то Джонни Холлидей приземлился на центральный стадион в Париже?

– Ну, скажи, скажи, что же это? – жеманно настаивала я.

Наша свадьба в прямой трансляции по всем каналам BTV и по Евровидению?

– У меня не было возможности до сих пор поговорить с тобой об этом… Знаешь, мне не хотелось бы отправляться в свадебное путешествие не важно куда, лишь бы картинка соответствовала общепринятой, как на почтовых открытках.

Мечта о песчаных пляжах и лазурном море вмиг растаяла перед мысленным взором, правда, я не особо по этому поводу огорчилась. Я понимала, у нас вся жизнь впереди и в наличии необходимые средства, чтобы позволить себе такого рода прихоть тогда, когда будет желание. Однако я продолжала расспрашивать его притворно капризным тоном:

– Пусть так, но куда же мы поедем?

– На море… Но не на край света. Это здесь, рядом. Во Франции.

– Ты хочешь, чтобы я сама догадалась? Верно?

Мое невинное предложение, казалось, поставило его в затруднительное положение.

– Нет… Определенно, нет. Но я хочу, чтобы ты знала: это место дорого моему сердцу как никакое другое. Больше даже, чем родной дом. И я хочу, чтобы ты разделила его со мной.

– Хорошо, – согласилась я, улыбнувшись в знак полного доверия. – Но ты не хочешь мне говорить, где это, до того, как придет время? Или я ошибаюсь?

– Нет, ты права!

После этих слов он опять просиял и улыбнулся как кинозвезда.

Но я уже обдумывала следующий вопрос, который должен был стереть улыбку с его лица.

Берег моря… Настолько важное место, до такой степени значимое для него, что именно там он намеревался провести со мной первую брачную ночь… Паломничество к святыне, которое, как он, видимо, предполагал, окажет терапевтическое воздействие на его измученную душу благодаря нашей любви. Какое другое место он мог иметь в виду, если не скалистые камни бухты, где погибла Аврора?

Короче говоря, мои мысли и язык вышли из под контроля, и меня понесло:

– Скажи, то кольцо, что ты мне подарил…

– Я знаю, оно тебе мало. Арман сказал, что ты ему отдала кольцо с просьбой сделать его по размеру.

– Я не об этом… Ты говорил, кажется, что только твоя мать его носила? Не так ли?

Улыбка исчезла, черты лица напряглись и застыли, он посмотрел на меня невозмутимо и равнодушно, что совсем ему было не свойственно.

– Ответь, а ты раньше не надевал это кольцо на другой пальчик, до того как подарил мне?

– Кто тебе сказал такую глупость?

Теперь передо мной сидел другой человек, не похититель женских сердец, с бархатным голосом и галантными манерами, а хладнокровный делец, уверенный в себе бизнесмен, воротила большого бизнеса, четко рассчитывающий свою жизнь, как стоимость акций своих компаний на бирже.

– Кольцо, Дэвид, оно само все рассказало. Ведь вы поженились в 1988 году, ты и Аврора? Это правда?

Дэвид внезапно нахмурился, на лице появилась едкая гримаса. Как он стал похож в эту минуту на Луи! Куда подевались нежность и юношеское очарование? Мне показалось, что на моих глазах вылупляется уродливый гибрид двух братьев Барле.

– 1988 год, – настаивала я. – Это – последняя дата, выгравированная на внутренней стороне кольца.

– Ты несешь какую-то чушь!

Дэвид резко поднялся и пошел мне навстречу, расстояние между нами сокращалось с пугающей быстротой. Всего несколько шагов, и он встал передо мной, грозно подавшись корпусом вперед, сверкая глазами.

– Аврора Дельбар, – я достала свой главный козырь. – Она была твоей первой женой… Да или нет?

– Это Луи наболтал тебе всякий вздор?

Я ни слова не сказала, но он принял мое молчание как подтверждение своей догадки. На его лице изобразилась борьба, которую он вел сам с собой, чтобы взять себя в руки. С каждым вздохом ему удавалось все лучше овладеть эмоциями и взять под контроль нервы.

– Даже представить себе не могу, какую ерунду этот кретин мог тебе наплести, чтобы произвести впечатление… Впрочем, действительно, существовала некая Аврора Дельбар, с которой мы познакомились, когда нам еще не исполнилось двадцать. По всей вероятности, Луи тебе не сказал, что именно он был без ума от девушки. И хотел даже на ней жениться. К несчастью для них обоих, она без памяти влюбилась в меня.

– И к счастью для тебя?

– Нет, все не так просто.

В этот момент, воспользовавшись тем, что Дэвид стоял совсем близко, я неожиданно схватила его за левое запястье, а он не успел отдернуть руку. Я вцепилась изо всех сил в шелковую повязку. Его лицо исказила гримаса гнева. А может, он поморщился от боли?

– Скажи мне, Дэвид, разве не из-за Авроры ты повредил себе руку? Скажи правду!

Он пытался вырваться, но я крепко держалась за него, как за свое ускользающее счастье. Так моряк во время бури, когда его швыряет из стороны в сторону ураганный ветер, а морские волны величиной с дом накатывают со всех сторон, держится за спасительную шлюпку. Каждое резкое движение Дэвида, пытающегося оторвать меня от своей руки, обрушивалось на меня, как девятый вал.

– Отцепись! Мне больно!

– Скажи, Дэвид…

Неожиданная пощечина положила конец борьбе, я тут же выпустила добычу из рук. Далее последовала моментальная реакция, которая у всех женщин в такой ситуации всегда оказывается под рукой, а именно – слезы.

– Прости меня, Эль… Я…

Оскорбленная до глубины души, я вскочила на ноги, содрогаясь от рыданий и вскипавшего чувства гордости и собственного достоинства. Я прошипела хриплым голосом, который мне самой показался чужим:

– Уйди, отойди от меня, скотина!

Наверное, он понял, что любые попытки успокоить или удержать меня в эту минуту будут тщетными, так как я прошла через всю залу, не встретив препятствий, ничья рука не легла мне на плечо, чтобы утешить и приласкать. Я схватила сумочку с консольного столика и жилетку, что валялась в прихожей с тех пор, как я вернулась с работы.

Бросив взгляд назад, в гостиную, я заметила, что песок в песочных часах уже наполовину заполнил нижнюю чашу. Синус, Косинус и Фелисите сидели вокруг стеклянного резервуара, молчаливо наблюдая, как песок сыплется из верхней чаши вниз. Время от времени кто-то из них пытался лапой остановить непрерывную струйку. Я вдруг подумала, что так же, как и они, напрасно трачу усилия, чтобы удержать то, чему не суждено сбыться. Слишком быстро бежит песок, все происходит слишком быстро, включая события моей жизни.