Несколько лет тому назад мы с Соней частенько ломали голову над тем, как свести концы с концами, чтобы худо-бедно перетоптаться до конца месяца. Она уговорила меня принять участие в одном щекотливом проекте. Я вручила ей мои бывшие в употреблении трусы, простенькую модель из хлопчатобумажной ткани, которые она продала через объявление на специальном сайте в Интернете, после чего я стала богаче на тридцать евро. Мелочь, конечно, но на карманные расходы хватит, тем более что мне было без разницы, кому и зачем могло понадобиться мое несвежее нижнее белье. Правда, сама затея мне не понравилась, и больше я не участвовала в этой авантюре. Сейчас, годы спустя, мне интересно знать, что случилось с моими чуть запачканными трусиками. Хранят ли они еще мой запах? Подносит ли их к носу какой-нибудь мужик, чтобы с воодушевлением трясти свой член? Он их хранит в куче, среди прочих безымянных, таких же, как и мои? Или выбрасывает сразу после применения?

(Рукописные заметки от 13/06/2009, написано моей рукой.)

«Аврора Дельбар»: поисковик мне выдал только две ссылки на это имя. И обе – ошибочные. Стоило ли надеяться? Аврора умерла в те далекие годы, когда частная жизнь простых граждан еще не была представлена во всех подробностях в социальных сетях.

Хотя странным был сам факт того, что ее имя нигде не проявилось: ни на классной фотографии, ни в школьных или университетских списках, ни в каком-либо генеалогическом древе. Можно предположить, что ее близкие или Дэвид обращались в фирму с запросом об уничтожении из сети любой касающейся ее информации. Как бы то ни было, результат налицо: Аврора Дельбар не оставила никакого следа, подтверждающего свое бывшее или нынешнее существование на земле.

Эта мысль мелькнула у меня в голове, вызвав панику: а что, если Аврора всего лишь миф, виртуальная выдумка, плод больного воображения? Уму непостижимо! Какой им смысл придумывать во всех деталях историю жизни несуществующей личности? Зачем играть передо мной эту комедию?

Проснувшись поутру, я проверила, как обычно, кольцо, повертев его на пальце. У меня возникло ощущение, что я превращаюсь в призрак, в бесформенную эктоплазму без оболочки, без содержимого. Еще хуже – в вымышленное существо из фантастического блокбастера.

Самое надежное средство, способное избавить меня и от неприятного ощущения, и от призрака, отправив его к праотцам, находилось на кончике пера: надо было всего лишь подписать предложенный Дэвидом и оформленный с соблюдением всех необходимых процедур Арманом брачный контракт. Тогда наш союз и моя жизнь приобрели бы смысл и содержание, разбив в пух и прах все воспоминания, не важно, реальные они или вымышленные. Но мне никак не удавалось это сделать. Раз десять в то утро я заносила шариковую ручку над страницей, готовая поставить в уголке свою подпись, однако невидимая сила останавливала меня. Я-то знала, в чем причина, я знала, как зовут эту силу и почему она отныне имеет власть надо мной.

Встретимся в телестудии, моя радость.

Я верю в тебя.

Люблю тебя.

Записочка от Дэвида, попавшая мне на глаза за столом во время завтрака, не подняла настроение и уж тем более не пробудила задремавшую, видимо, совесть. Тем не менее наступал великий день. День моего первого появления в эфире телепрограммы. День исполнения желаний, день, который я призывала в молитвах и который любая другая на моем месте, давая себе отчет, что такой шанс выпадает только раз, посчитала бы благословенным днем в своей жизни. Перед важностью момента и неотвратимостью предстоящего события всем неприятностям и проблемам надлежало сгинуть в тартарары, воспоминаниям о вечерах, проведенных в «Отеле де Шарм», следовало раствориться в ночи, коварный голос и запах Луи должны были рассеяться как дым. Я сама должна была бы дрожать от страха, стучать ногами от нетерпения и стонать от возбуждения. Но все оказалось наоборот: я чувствовала себя утомленной и погасшей, далекой от сложившейся ситуации, устремленной мыслями совсем в другую сторону. Мои амбиции и жажда славы теперь представлялись пустым и никому не нужным делом.

Я с большой неохотой отправлялась на съемочную площадку, давая себе отчет, что вся команда там уже в сборе и ждут только меня, но по дороге, впрочем, не смогла отказать себе в удовольствии и заехала по пути по одному важному делу, что удивило меня саму. Держа в руках визитную карточку, я вышла из метро на станции Пер-Лашез, расположенной на линии № 2.

На противоположной от знаменитого парижского кладбища стороне начинался проспект Республики, широкая просторная улица с шикарными домами, а слева от нее – узенькая незаметная улочка Шемэн-Вер. Шагая по плавному спуску, я улавливала носом запах кебаба, наполнявший, несмотря на ранний час, все закоулки, заставленные переполненными мусорными баками. Дух жареного мяса, смешанный с вонючими отбросами, вызывал тошноту, но, на мое счастье, легкий ветерок очищал воздух. Издалека можно было заметить зажатую между пакистанским базаром и оптовым галантерейным складом витрину книжного магазина с бордовым козырьком. Вывеска («Ля Мюзардин») не уточняла, какого сорта литературу здесь можно найти. Хотя достаточно было бросить взгляд на витрину, чтобы рассеялись любые сомнения.

Толкнув дверь, я очутилась в полумраке помещения, где на красном ковре уже толкались немногочисленные покупатели, склонившиеся над прилавком, заваленным новинками и бестселлерами определенной тематики. Я думала, что встречу здесь старых извращенцев в темных плащах, с похотливо бегающими глазками и размалеванных амазонок в нескромных нарядах, но, хотя представителей мужского пола среди посетителей оказалось ощутимо больше, в остальном публика собралась обычная. Разве что две-три пары присутствующих чуть ли не липли друг к другу. Один господин нашептывал на ушко спутнице что-то такое, отчего она густо заливалась краской, а другой невозмутимо поглаживал объемистый зад своей подружки. Может быть, купив соответствующие справочники, они собирались заняться любовью? Или хотели разнообразить свой репертуар, воспользовавшись предложенными источниками?

Тематическое распределение было понятным: слева от входа – литература эротического характера, справа, рядом с кассой, – альбомы с фотографиями и подарочные издания, в глубине – комиксы и иллюстративные материалы, а еще дальше – эссе, книги практической направленности и какие-то гаджеты в качестве сопровождающих товаров или в нагрузку.

Со списком в одной руке я без труда обнаружила несколько нужных мне книг и стала в другую руку набирать стопочку, которая быстро увеличивалась. Я не собиралась задерживаться здесь надолго, потому что почти сразу, чувствуя на себе посторонние взгляды, с пристрастием изучающие мои выпуклости и округлости, начала ощущать себя как-то неуютно. Выбрав необходимое, я направилась к единственной продавщице, уныло стоящей у кассы. Это была молодая брюнетка с коротко подстриженными волосами, совершенно непривлекательная. По пути на глаза мне попалось нечто такое, отчего я застыла на месте, а именно несколько фотоальбомов, составлявших серию «Pink Pussy», как было заявлено на обложке. С фотографий на посетителей смотрели молодые девушки, снятые в более чем откровенных позах: с раздвинутыми ногами, выставив напоказ все свои женские прелести. Девушки мило улыбались, словно были в восторге от происходящего.

Их гениталии, выкрашенные в ярко-розовый цвет, в полном соответствии с названием серии, походили на экзотических бабочек.

Неужели я до сих пор находилась под впечатлением от вчерашнего свидания? Неужели подосланная Луи Лиана до такой степени потрясла мое воображение? К своему удивлению, я принялась с интересом листать страницы, не в силах остановиться, в восхищении от представленных без ложной скромности откровенных вагин. Интересно, подумала я, хотелось бы мне оказаться на фото в этой книге в такой бесстыдной позе? Также мелькнула другая мысль: если бы у меня была такая твердая и длинная игрушка, как у Лианы, смогла бы я доставить этим прекрасным кискам, открытым и влажным, удовольствие, погрузив туда ручку веера?

Перелистывая страницы одной рукой, я, задумавшись, не удержала пирамиду из книг в другой руке, и они рассыпались по полу. Тут же на меня устремились десятки глаз, некоторые с суровым осуждением, другие – с живым участием. Я, пробормотав извинения, стала быстренько собирать свое богатство, поправляя при этом юбку, чтобы она не слишком открывала постороннему взору ляжки и не обтягивала до неприличия попку. Красная от стыда и замешательства, я второпях расплатилась. Голос мой дрожал, на щеках от смущения выступили красные пятна, как у школьницы, а мне-то казалось, что я давно преодолела этот свой недостаток.

В вагоне метро я уже чувствовала себя намного уверенней, но во время пути до станции Севр все равно не рискнула вытащить из пластикового пакета с жемчужными каплями, разбросанными на темном фоне, ни одну из только что приобретенных книг. Я решила, что достаточно будет унижения, которое меня точно ожидает вечером перед камерой.

– Ты опоздала, но это не страшно… – не поздоровавшись, выпалил Дэвид с порога, ворвавшись в мой кабинет. – …Сейчас главное – чтобы ты была в форме. Ты, по крайней мере, хорошо позавтракала?

В его голосе и глазах, внимательно смотревших на меня, чувствовалось лихорадочное возбуждение. Я от этого ощутила себя чистокровным жеребцом в день своей первой скачки. Хорошо хоть он не смотрел мне в зубы и не хлопал по крупу, чтобы проверить наличие изъянов и оценить шансы на победу. Неужели именно к этому Дэвид присматривался в день нашей первой встречи: он видел во мне будущую телезвезду на своем канале, необработанный самородок, который он огранил бы по собственному вкусу и сделал бы из него бриллиант для своей коллекции?

– Да, все в порядке, я поела.

– А сухофрукты? Ты ела сухофрукты?

Он ходил по кругу, оценивая меня взглядом, и нервничал, как перед первым заездом, явно обеспокоенный внешними данными своей кобылки.

– Не волнуйся, я в порядке, честное слово.

Мне страшно было даже представить, что со мной будет, если я его подведу. А главное – его телеканал.

– Ладно… Уверен, ты всем утрешь нос!

Школярские словечки в лексиконе ему подходили так же мало, как антилопе седло. Но, нисколько не боясь показаться смешным, он просто подпитывал себя адреналином. Дэвид только притворялся легкомысленным, чтобы взять разбег и со всей серьезностью приступить к делу. Если бы я смотрелась на экране такой неприглядной, как сейчас, мне, без сомнения, была бы уготована та же судьба, что и Авроре. Неужели он пошел бы на крайности в отношении меня? И мое имя исчезло бы в безбрежном море сети Интернет, утонув там навсегда?

Он склонился ко мне, запечатлев на шее поцелуй, который, по его мнению, можно было бы считать нежным. Стараясь изгнать из моей головы мрачные мысли, Дэвид зарылся носом в мои волосы и ласково положил руку на мое полуобнаженное плечо. И раз уж он ни слова не произнес по поводу брачного контракта, обращаясь со мной как со своей всего лишь новой подругой, я решила расслабиться и получить удовольствие от его незатейливых ласк.

– Я хочу тебя, – прошептал Дэвид мне на ухо.

Я наклонила голову, чтобы спастись от его все более настойчивых поцелуев.

– Не здесь…

– Почему? Ты боишься, что нас застукает шеф?

Дэвид усмехнулся собственной шутке, довольный собой, со злорадством, наверное, вспомнив тех, кого оставил в дураках. Все, к чему он прикасался, обязано было превращаться в золото. Так было всегда. Он всегда чувствовал себя победителем. Не считая Авроры…

– Ах, простите…

В двери показался Фред. Заметив нас, он сперва удивился, но потом его взгляд стал суровым от гнева, который мне был очень хорошо знаком. Однако Фред сдержался. В отличие от Дэвида:

– Что вам надо? Что, черт побери, вы здесь забыли?

Я тут же поняла, что эти двое никогда не встречались. Но если Фреду было полезно увидеть наконец, как выглядит big boss телестудии BTV, то Дэвиду вовсе не обязательно было знать, кто такой этот небритый парень в потертых джинсах и линялой футболке, пусть даже он работает в его фирме.

– Я… – мямлил Фред.

Должна ли я их представить друг другу? Если да, то до какой степени стоит углубляться в предысторию наших отношений? С одной стороны, Фред должен был опасаться, как бы я не открыла правду относительно его трудоустройства на канал. Видимо, его растерянность объяснялась тем, что он не знал, как я себя поведу.

– Что «я»? Оставьте нас в покое!

– Дорогой, – я решила вмешаться, чтобы его утихомирить. – Это – Фред Морино. Звукооператор нашей передачи. Он, видимо, пришел, чтобы сказать, что меня уже ждут в студии.

Я захлопала ресницами, вылупив глаза на Фреда, чтобы тот понял намек и включился в игру.

– Да, – подтвердил он, вздохнув с облегчением.

– А! Ну ладно.

Дэвид никогда не терял самообладания. Никогда! Кем бы ни был его партнер. Он выпрямился, скорее раздосадованный, чем рассерженный, и ограничился тем, что строго отчитал Фреда, как нашкодившего сорванца:

– В любом случае, следует стучать, когда входишь даже по срочному делу.

И он широким жестом указал на дверь моего кабинета, открытую настежь в тот момент, когда к нам так вероломно вломился Фред.

Подумать только, а я вписала своего бывшего в список приглашенных на свадьбу. А ведь его бы и на порог не пустили, прогнали бы тут же, без разговоров, он бы даже не успел предъявить пригласительный.

– Ну, пока! Я побежала, – тихонько шепнула я Дэвиду, отправляясь вслед за звукооператором.

Вот теперь настал самый подходящий момент поморгать ресничками, сделать губки бантиком и напоследок покрутить бедрами. Короче, представить во всей красе свою сексапильную женственность, выпендриться по полной программе, так сказать. Тогда его приговор после позорного провала будет не таким суровым, или хотя бы с небольшой отсрочкой.

– И помни, дорогой, о чем мы с тобой только что говорили, – проворковала я на прощание. – Меня это очень интересует.

Очутившись в коридоре, мы с Фредом не отправились в студию, как предполагалось, а нашли возможность уединиться. Я была в таком же замешательстве, как и он. Нелепость сложившейся ситуации угнетала меня, но не только это не давало покоя. Она обнажила двойственность, скорее даже несуразность, моего отношения к Дэвиду. Боже мой! Кто бы знал, как я хотела всего этого: идеального мужа (состоятельного красавца), благополучия, достатка. Но в то же время я не могла вычеркнуть из своей нынешней жизни то, что было когда-то. Я не могла забыть ту бедную девочку из Нантерра, как и тех, кто вывел ее в люди… Я не могла быть на той и другой стороне одновременно.

Я сдержалась, чтобы не сорваться на Фреде, хотя, по сути, он невольно стал причиной возникшего шторма в моей душе, но он же стал и его несчастной жертвой.

– Тебя ведь никто не посылал за мной? Верно?

– Верно, – подтвердил он. – Я перепаял кое-какие проводочки на прямой линии нашего дружка Луи и нашел кое-что интересное.

– И что же?

– В памяти его телефона сохранились номера примерно за последние три месяца, с тех пор как он сменил стандарт и поставил новую симку.

– Ну и что? – насмешливо спросила я. – Он ежедневно заказывал себе девочек к шести вечера?

– Не совсем, – Фред лишь слегка улыбнулся шутке.

– И кому же он звонил?

– Догадываюсь, что ты начнешь сомневаться, но можно проверить по номеру, я-то его узнал сразу.

– Черт возьми! Не тяни, Фред! – скрипя зубами от нетерпения, торопила я его.

– Луи регулярно звонит твоей маме, Мод. Он часто набирает ваш домашний номер со своего мобильника.

Я не знала, что и подумать. Мой взгляд уткнулся в прозрачную стену соседнего помещения, где журналисты из новостного отдела готовили информацию для очередного выпуска. Опомнившись, я посмотрела на Фреда:

– Звонит маме? Ты думаешь, что говоришь?

Он произнес номер ее домашнего телефона, не запнувшись, не перепутав цифры. Все точно.

– Только на этой неделе он набирал ее номер трижды, – уточнил Фред по своим данным, записанным на клочке бумаги.

Я подумала о подарках, что Луи посылал маме вроде как в виде компенсации за мои услуги и хорошее поведение.

– А… Они говорят подолгу?

– В общем, да. В понедельник – двадцать две минуты, в среду – всего одиннадцать. А вчера – восемнадцать, правда, связь прервалась ненадолго, секунд на тридцать, и он повторно набирал номер.

Да, это намного превышает длительность обычного разговора из вежливости или ради простой проверки. А что именно проверять, кстати? Речь шла, конечно, о беседах, о длинных разговорах.

– А она не могла сразу бросить трубку после звонка или положить ее рядом с аппаратом и ничего не говорить?

Это были просто предположения, одно глупее другого. Подумать только, мой то ли любовник, то ли будущий деверь звонит моей маме, чтобы потрепаться с ней о том о сем как со старой приятельницей.

– Нет, я не думаю. Телефонные стандарты довольно сложно устроены. Если разговор не состоялся, связь сама собой прерывается, чтобы не перегружать линии. Когда на одном конце провода нет голоса, телефон отключается примерно через одну минуту, максимум через две. Но ведь не через двадцать…

Единственное, что технические возможности Фреда не позволяли мне узнать, так это характер этих бесед. Также осталось невыясненным, кем представлялся Луи, когда звонил маме. Он вполне мог бы сказаться Дэвидом. Или назваться Арманом, который звонит якобы потому, что ему нужно уточнить некоторые формальности для подготовки свадьбы.

– С каких пор, ты говоришь, начались эти звонки?

– Я еще не сказал. По моим данным – где-то с конца апреля.

Значит, совсем немного времени спустя после нашей встречи с Дэвидом, то есть в те времена, когда мы еще не афишировали наши отношения… и задолго до того, как Луи начал одаривать маму подарками, насколько мне известно. Какой вымышленный предлог, интересно, он использовал, чтобы войти с ней в контакт? А мама? Как она могла поддерживать разговор с незнакомцем, которого и в лицо-то ни разу не видела?

Я наспех перекусила в столовой в компании неугомонной Альбаны, а потом – началось! Остаток дня пролетел для меня как сон, состоящий, однако, из тысячи разных дел, но в этой суете я принимала пассивное участие, двигаясь и выполняя команды словно робот.

Четырнадцать часов, предупредила Хлоя: репетиция на съемочной площадке при участии Стэна, режиссера передачи. Он показал мне, где я должна сидеть вначале, как должна двигаться, куда перемещаться по ходу программы. Декорации студии были оформлены простенько, в сельском духе, и изготовлены на скорую руку. Из того, что в свое время предлагал знойный Крис, оставили только логотип передачи. Его сделали из плотного картонного листа и прикрепили в углу декораций, направив на него прожекторы, чтобы он бросался в глаза.

Шестнадцать часов: чтение сценария передачи, составленного командой Альбаны. Я вздохнула с облегчением, обнаружив, что она не стала делать из ведущей резвую смазливую дурочку, коих предостаточно в программах конкурентов. Тексты, которые я должна была произносить перед камерой, оказались строги, точны и вдохновенны, без ненужных деталей, без пошлостей. Я сама бы могла написать такое, если бы доверие ко мне Дэвида простиралось и в эту область.

Семнадцать часов: чашка чая с печенькой, а потом одевания, причесывания и макияж. Эти бесконечные, на мой взгляд, процедуры привели к тому, что я стала чувствовать себя словно кремовая розочка для украшения торта.

Фарфоровая кукла с застывшим лицом, напудренная, напомаженная, в веселеньком платье в цветочек – неужели это я?

– Представь, что тебе двенадцать лет, ты играешь с подружками в телепередачу и тебе досталась роль ведущей, – шепнула мне Альбана в качестве последнего напутствия.

– В двенадцать лет мне хотелось быть похожей на Марию Кюри или Франсуазу Жиру, но если так надо…

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я: просто притворись. Все, кто сегодня ведет самые популярные передачи, когда-то делали первые шаги в эфире. Любой из нынешних звезд телеэкрана поначалу нелепо гримасничал перед камерой, как идиот перед зеркалом. Главное придет позже. Поднабравшись опыта, ты быстро научишься надувать щеки перед камерой, прямой эфир сам сделает из тебя звезду.

Да, звучит не слишком обнадеживающе, но, может, этот аргумент выбьет почву из-под ног недоброжелателей и положит конец разговорам о моей неопытности. Так уж устроен этот мирок, где любой, кто выбился наверх, готов быстро забыть свои первые неловкие шаги и ошибки, однако не замедлит подставить ножку новичку, готовому затмить «старичков» молодостью и свежестью.

Девятнадцать часов тридцать минут: ждать осталось еще целый час. Сославшись на необходимость побыть одной, я, в платье и в макияже для передачи, напомаженная, с красивой укладкой, подготовленная для эфира, поднялась на восемнадцатый этаж, чтобы побродить в тишине по обезлюдевшим коридорам в бесполезной надежде отыскать запасной выход, о котором не решусь спросить внизу. Блуждая наугад, я случайно наткнулась на кабинет, который недавно, видимо, освободили от мебели, белая пластиковая табличка справа от двери красноречиво указывала на бывшего владельца: «Алиса Симончини». Я повернула ручку, дверь оказалась открыта, я вошла. С порога в этом бездушном пространстве меня поразил стойкий запах духов, оставшийся от прежней хозяйки. Я ясно чувствовала аромат прекрасной блондинки: цветочная, пряная нота, к которой примешивался более горький, пикантный запах. Возможно, то было благоухание любви? Букет, составленный из их выделений во время секса? Сколько раз они тут трахались, Крис и она, всего в нескольких шагах от кабинета Дэвида? Я представила себе, как они это делали: сухощавая длинная фигура Алисиного любовника и ее хрупкий силуэт, прижатый к окну, ее ягодицы распластаны по стеклу, он, потеряв голову от неожиданной удачи обладания вожделенной добычей, ласкает ее, дрожащей рукой шаря между ног, лобзает шею, такую гордую, тонкую.

Застать своих друзей, когда они занимаются любовью, – ужасно! Никогда не нужно этого делать.

До Софии, моей дорогой непосредственной Сони, моей лучшей подругой была Сабина. Некоторые даже думали, что мы двойняшки, настолько разительным оказалось наше внешнее сходство. Мы сами этому удивлялись. Бывало, мы подолгу торчали перед зеркалом, рассматривая друг друга и пытаясь обнаружить различия. Единственная разница между нами, признаваемая безоговорочно, заключалась в том, что ее глаза, в отличие от моих, были ярко-синими. Небольшое преимущество передо мной в плане обольщения, чем она бессовестно пользовалась, привлекая к себе внимание самых симпатичных мальчиков нашего лицея.

Как-то раз, в среду, она предложила зайти к ней после обеда. Я пришла на четверть часа раньше назначенного времени, рассчитывая найти ее лежащей на диване перед теликом или склонившейся над книжкой про вампиров, которые она обожала – «Это так сексуально! Ты не представляешь!». Входная дверь дома оказалась открытой, дверь ее комнаты на втором этаже – тоже. В тот час, в середине недели, родители подруги, разумеется, должны были быть на работе, и потому я рассчитывала застать Сабину дома одну. Но это оказалось не так. Уже на лестнице, поднимаясь на второй этаж, я услышала томные стоны, вздохи, чуть ли не мурлыканье. Я остановилась, встревоженная, не понимая, что же там происходит в ее спальне. Но любопытство оказалось сильнее меня, и я пошла дальше. На цыпочках, стараясь не шуметь, я поднялась по ступенькам и застыла у полуоткрытой двери, наблюдая все пятнадцать минут, оставшихся до намеченной встречи, как моя подруга развлекается на постели. Увиденное показалось мне совершенно непристойным: Сабина раскорячилась в позе левретки, прогнувшись так, что я испугалась за ее поясницу, как бы она не переломилась пополам. Похабные слова, которые подруга выкрикивала при этом, в общих чертах сводились к простому «член», а себя она называла не иначе как «сучка» или «самая толстая шлюха во всем лицее». Меня поразило жадное неистовство, с которым Сабина упивалась членом своего партнера, засунув его себе в рот едва ли не вместе с мошонкой. Но особенно запомнился визг и хрюканье, как у распутной гиены, вылетевшие из ее рта, когда наступил оргазм…

Я ушла так же тихо, как и пришла, ничем не обнаружив своего присутствия. В то время я была еще девственницей, и увиденное смутило мое представление о любовных утехах. Со следующего дня и до конца учебного года я не осмеливалась даже словом перекинуться со своей подругой, а она, наверное, догадавшись о причине охлаждения наших отношений, не решалась спросить меня об этом напрямик. Я стала свидетельницей крутого секса. Что ж, в дальнейшем воспоминания об этой животной сцене много раз вдохновляли меня, когда мне нужно было возбудиться. Вот – все, что я помню о своей бывшей подруге.

(Рукописные заметки от 13/06/2009, написано моей рукой.)

«Ты где? Мы с Люком и Стэном в операторской, проводим общий сбор перед эфиром. Скорей чеши в студию, звезда!»

Эсэмэска от Альбаны привела меня в чувство. По ее совету я быстро спустилась на нужный этаж и обнаружила там напряженное оживление и суматоху, обычные при запуске новой программы. Сам Дэвид почтил своим вниманием нашу команду и явился в студию проконтролировать последние приготовления, что, если судить по испуганному или восхищенному шептанию по углам, представляло собой исключительно редкое событие.

Но меня удивляло и даже тревожило совсем другое, а именно демонстративное отсутствие на площадке Луи. Как мне сказали, с самого утра его никто не видел.

Я, прикидываясь сосредоточенной, как школьница, сделала вид, что смотрю со всей командой вечерний выпуск, якобы чтобы отвлечься, хотя на самом деле мыслями была очень далеко от башни Барле.

Интересно, чем он занимается в настоящее время? Торчит в «Отеле де Шарм»? Прохаживается, прихрамывая, среди груды строительного мусора и отбитой штукатурки, инспектируя ремонтные работы в Особняке Мадемуазель Марс? Или просто лежит на диване у себя дома перед экраном телевизора в ожидании моего позорного провала перед камерой на глазах у достопочтимой публики?

Эта передача в прямом эфире осталась в моей памяти как кошмар, прерываемый иногда натянутым смехом, свидетельствовавшим не о хорошем настроении, а о желании скрыть раздраженное недоумение. Как мне потом рассказала Альбана, я гримасничала и кривлялась, как в пантомиме, что со стороны выглядело смешно и глупо, но все притворились, что находят забавной и вполне уместной мою манеру говорить и держаться перед камерой, а изъясняться внятно и вразумительно мне мешает излишнее напряжение… Конечно, если не обращать внимания на назойливое «ну вот, а сейчас…» с частотой десять раз в минуту.

Текст, подготовленный редакцией, обжигал мне руки, мешал до такой степени, что я не могла от него оторваться и чувствовала себя скованно. Я не слышала и не видела репортажи, транслируемые на экран из операторской, поэтому один или два раза пропустила момент, когда камера включалась на меня, хотя в микрофон, закрепленный у моего уха, Стэн передавал подсказки. Я замечала режиссера только тогда, когда его красная физиономия возникала в двух шагах от меня.

– Дыши глубже и не спеши, это не спринт! – жужжал он мне прямо в ухо. – В таком темпе мы не протянем и получаса. Спокойнее!

За пять минут до конца передачи я заслужила право на паузу, чтобы поправить макияж и сделать пи-пи. Среди запланированных репортажей остался только один, как раз тот, что был включен в программу по инициативе Луи. После него мне осталось только сделать краткое резюме и прочитать на телесуфлере заключительные слова. Этим моя голгофа наконец-то должна была закончиться.

– Все нормально, – подбадривала меня Альбана по дороге в туалет. – Только не нервничай и не торопись. Позволь собеседнику развивать свою мысль столько, сколько ему захочется. В крайнем случае, ты всегда сможешь его прервать, если он будет разглагольствовать не по делу.

Закрывшись в туалетной кабинке, я не смогла выдавить из себя ни капли, несмотря на то что мочевой пузырь был переполнен до отказа. Зато пришлось прикладывать усилия, чтобы подавить сильный приступ рвоты.

Мне не хотелось выходить наружу. Больше никогда и ни за что! Лучше всего – закрыться от всего мира и провести здесь, среди запаха мочи, в тепле и тишине, остаток жизни, в платьице в цветочек, без мужа, без любовника и без зрителей, готовых посмеяться надо мной.

«…Нет, я пришла к этому совершенно случайно, не могу сказать, что это – мой выбор…»

До меня доносились приглушенные обрывки фраз последнего репортажа, ретранслированные громкоговорителем на съемочную площадку:

«Возможно, я покажусь вам нескромным, но, позвольте спросить, а вы испытываете удовольствие, когда занимаетесь сексом с этими мужчинами?» – «Да, конечно, и довольно часто… В конце концов, это не только работа».

В самом деле, для хотелок – это не просто работа. Я могла бы легко это подтвердить.

Я насторожилась, в душе зародился страх и дурные предчувствия. Тем не менее я вышла из туалета, заинтригованная тем, что эта девушка собиралась сказать. Тембр ее голоса, искаженный записью и ретрансляцией, трудно было распознать, хотя отдаленно он мне казался знакомым. Я вошла в операторскую, где с двух десятков экранов на меня смотрело одно и то же лицо в маске. У меня подкосились ноги, меня чуть не вытошнило на спины операторов, согнувшихся над панелью управления звуком.

Я узнала эту маску: точно такую же мне предложил надеть Луи в номере Марии Бонапарт в тот вечер, когда на экране я наблюдала за парочкой, откровенно занимавшейся сексом.

Но более всего меня поразило другое, знакомое мне до боли: непринужденные жесты, каштановые, спадающие на плечи кудри и самое главное – развязная манера выражаться…

«Только не подумайте, что исключительно ради того, чтобы трахнуться! – гнусавил модифицированный техническими средствами голос. – Мы разговариваем о том о сем, рассказываем друг другу о жизни. Иногда у меня даже щемит сердце, и у них, бывает, тоже».

У меня заплетался язык и перехватывало дыхание.

– Соня, скотина… Только не ты, – это единственное, что я смогла сказать. Надеюсь, меня никто не слышал.

У нее кровь отхлынула от лица, она оцепенела от изумления, когда Луи предстал перед нами тогда, в Винсенском лесу. Потом я вспомнила неподдельный интерес с ее стороны и игривую усмешку, когда я посвящала ее в детали того, как Луи день за днем плел для меня сети. Что она тогда сказала? Что хочет с ним познакомиться? «Да! Обожаю таких мужиков!» А как Соня завидовала мне из-за похабных писем «сто-раз-на-дню», она ведь не зря сказала, что ей они подошли бы больше, чем мне.

Одно за другим мои воспоминания срывали маску с лица Сони, и если для всех остальных она оставалась анонимной, я-то ее узнала.

Что за дурацкую комедию она играет со мной? И какой была цена ее предательства? Надеюсь, ей хватило, чтобы перетоптаться до конца месяца. Или она получила наличными небольшую пачку купюр, типа той, что Луи сунул мне в руки тогда, в галерее, или той, что дал мне на расходы, чтобы я приобрела литературку для чтения в эротическом магазине «Ля Мюзардин»? А вдруг – предположение вызвало спазм в горле и укол в сердце – эти двое стали любовниками? Они наверняка, занимаясь сексом, смеялись надо мной и над моей доверчивостью. Представляю, как они, катаясь на постели, без стыда предаваясь любовным играм, потешались, обсуждая мою неловкость неопытной девственницы и старомодные предубеждения наивной гусыни. Что ж, они стоят друг друга в безграничном стремлении к чувственным удовольствиям.

Когда он овладел ею?

– Эфир через тридцать секунд, – где-то совсем рядом со мной раздался голос Стэна.

– Эль, у тебя все в порядке?

Голосу Альбаны не удавалось проникнуть сквозь окружавший меня кокон, который с каждой минутой становился все плотнее. Все ли у меня в порядке? Что я могла ответить?

Ее рука легла мне на плечо, но это уже была не я, а другая, содрогающаяся всем телом от новых потрясений.

– Эль! Черт возьми, Эль! Ты с нами?

Нет, милая Альбана, я уже давно, давно не с вами. Я потеряла контакт с твоей реальностью. Моя реальность теперь внутри – слезы и всхлипывания, покрытые оболочкой из стеклянной глазури. Огромное эскимо в человеческий рост посередине студии. Застывшая от горя, я наблюдала, как через мутное стекло иллюминатора, за тем, что происходит, слыша приглушенные голоса, и ничто, казалось, не в силах было вырвать меня из этого убежища.

– Мы выходим в эфир через двадцать секунд! Девчонки, вы хотите, чтобы я приклеил ваши задницы к съемочной площадке? Сейчас же на место!

– Черт побери! Я не пойму, что с ней происходит… – кричала Альбана в панике. – Мы ее теряем! Срочно зовите сюда врача!

На мониторах София отвечала на последний вопрос, и пусть ее собеседник оставался за кадром, у меня не возникало сомнений по поводу его персоны.

«– Мне говорили, что вы сами себя называете хотелками, это правда?

– Да.

– Вы не могли бы в двух словах объяснить, что это значит? Так, чтобы нам было понятно?

– Запросто! Хотелки – слово, состоящее из двух: первое – английское «Hot» – «горячие», мне кажется, тут все ясно…

– Действительно!»

Опять отчаявшийся голос Стэна:

– Через десять секунд – эфир! Что нам делать?

– Запускай титры! Или рекламу! Не важно что! – орала Альбана. – Наплевать, ко всем чертям!

Я плакала навзрыд, слезы текли по щекам потоками, размывая растаявший грим, смывая маску.

«…а другое слово – «Elle», что означает: если мы соглашаемся на эту роль, то способны олицетворять собой всех женщин.

– Что ж, мило! А вы, кем вы себя ощущаете, вы «Hot» или в большей степени «Elle»?

– Да нет, что вы! Я – «Hot», это точно! – хихикнула она. – «Elle» – это не я! А вот моя подруга, она, безусловно, «Elle»!»

Эль.

Музыкальная заставка. Эфир. Конец передачи. Без меня.

Заключительные титры.