— Не забудьте надеть. — Речь шла о пальто, которое Ди Уиллис держала в руках, готовясь накинуть его на безупречный черный костюм, прекрасно сидевший на Джонатане. Стаффорд с отсутствующим видом сунул в рукав одну руку, но Ди была слишком маленького роста, поэтому не смогла как следует помочь ему и на другое плечо пришлось натягивать пальто самостоятельно. Наконец он двинулся к лифту с прежним, словно застывшим, выражением на лице.

— Будут ли какие-нибудь особые инструкции на время вашего отсутствия? — осведомилась Ди. Это был день похорон тетушки Стелл, и ей очень хотелось поехать вместе с боссом хотя бы для того, чтобы поддержать его в трудную минуту. Но Ди знала, что наибольшую помощь Джонатану она окажет, оставаясь в офисе на своем посту.

— Что вы сказали?

Джонатан казался таким невероятно усталым, что от жалости к нему у нее сжалось сердце.

— Я спросила, есть ли у вас какие-нибудь поручения?

— Да, я только сейчас вспомнил, одно такое дело есть. — Стаффорд отбросил прядь черных волос со лба. — Позвоните вашей знакомой секретарше из компании «Три-стар-марин» и выведайте у нее, кто решил воспользоваться услугами бульварных газет, чтобы напечатать компрометирующие нас материалы. Этот ублюдок лишил нас одного из лучших заказчиков, и мне хочется знать, как его зовут.

Речь шла о договоре с «Карстэйрз интернэшнл». Появившейся в газетах сплетни вполне хватило, чтобы «Три-стар-марин» смогла переманить к себе крупнейшего покупателя изделий «Холидекс индастрис». Кто бы мог подумать, что такая мелочь, как газетная утка, в состоянии поколебать положение крупной корпорации «Три-стар-марин», конечно же, не упустила свой шанс и постаралась раздуть скандал до гигантских размеров, намекая на то, что президент корпорации Джонатан Стаффорд сошел с ума, занявшись поисками фамильных призраков. Суть, однако, была в том, что компания «Карстэйрз» просто искала предлог, чтобы разорвать контракт с «Холидекс». В «Карстэйрз», по-видимому, искренне поверили, что новый келовар от «Три-стар-марин» превосходит по всем параметрам проверенные временем отштампованные из металла изделия, которые поставляла «Холидекс индастрис».

Кризис назревал и, вероятно, произошел бы в любом случае, вне зависимости от газетных сплетен. Но теперь, когда это случилось, он стал еще одним гвоздем, заколоченным в гроб неудачно сложившихся отношений Джонатана Стаффорда и Девон Джеймс. Не только сам Стаффорд не звонил ей, но и Ди было дано указание не отвечать на звонки Девон.

— Вы собираетесь приступить к работе завтра? — спросила Ди. — Может, отдохнете еще пару дней?

После обострения болезни Алекса Джонатан почти перестал спать. Хотя мальчик поправлялся быстро, смерть тетки явилась для него новым неожиданным ударом.

— Отдыхать некогда — слишком много проблем. Я должен побыстрее их решить.

Со всем тем, что творится у тебя в душе? — Ди было очевидно, что душевная боль, которая снедала Джонатана, явилась следствием не одной только смерти тетушки Стелл, но также и его размолвки с Девон Джеймс. Возможно, Джонатан старался закрывать глаза на очевидные вещи, но истина заключалась в том, что он по уши влюбился в эту женщину. Теперь же, безжалостно вычеркнув ее из своей жизни, он собирался придерживаться этой линии поведения, то есть делать вид, будто Девон вообще никогда не существовало на свете.

И тем не менее Стаффорд страдал. Душевная мука и печать заботы проступали в каждой черточке его лица, а в глазах застыли печаль и сожаление. Но с этим Ди ничего не могла поделать. Это было не в ее силах. Джонатан как-нибудь сам справится, как справлялся со всеми своими трудностями прежде. Вот только какой ценой? Скольких лет жизни будет это ему стоить? И сколько пройдет времени, прежде чем он снова полюбит женщину — если полюбит вообще?

Ди со вздохом взглянула на своего босса — такого высокого и сильного, такого пугающе одинокого. Фамильная честь и чувство ответственности — вот два краеугольных камня, которые сделались основой его существа. Когда на него вдруг, словно из рога изобилия, посыпались несчастья, он решил, что это расплата за отступление от принципов во имя чувства к Девон. И он поторопился избавиться от этого чувства.

Стаффорд уже вошел в лифт, когда его нагнал голос Ди:

— Подождите, Джонатан, я чуть не забыла! — Ди кинулась в свой офис и вернулась через минуту с пачкой выцветших конвертов, перевязанных такой же выцветшей ленточкой. — Я нашла это на полу вашего кабинета рядом со столом. Должно быть, они вывалились из той коробки с вещами тетушки Стелл, которую вам принесли вчера…

Джонатан взял письма у нее из рук.

— Благодарю вас, Ди.

— Позаботьтесь о себе, Джонатан.

В ответ Стаффорд только кивнул. Ди заметила, с какой силой его пальцы впились в пожелтевшие письма. Потом Дверь лифта закрылась за ним.

Расположившись на заднем сиденье лимузина, Джонатан глядел в окно, едва различая сквозь туман узкую мощеную дорогу, которая вела в Стаффорд. Снег прекратился, оставив белыми окружающие леса и холмы, но и их покрывала пелена тумана.

Сидевший рядом с Джонатаном Алекс с удовольствием любовался проступавшим сквозь дымку белоснежным ландшафтом. Одетый в черный костюм и сверкающие черные башмаки, он в этот момент казался уменьшенной копией своего Отца. На щеки его снова вернулся румянец, и он выглядел вполне здоровым.

Когда Алекс услышал о смерти тетушки Стелл, то разрыдался, но ничего более страшного за этим не последовало. Джонатан даже посчитал слезы мальчика за добрый знак — ведь Алекс не плакал в течение нескольких лет, до появления в больнице Девон.

Девон. Это имя заставляло пальцы Джонатана бессильно сжиматься; каждая мысль о ней рождала у него в душе острую боль. С того момента, как Стаффорд оставил ее у порога загадочного магазинчика, не проходило дня, чтобы он о ней не думал. Перед его мысленным взором снова и снова вставали ее прекрасные изумрудные глаза, полные губы и нежный овал лица. Да, он причинил ей боль. Но знает ли она, какую боль причинила ему?!

Джонатан сжал зубы. Теперь между ними все кончено. Он не сомневался в этом с той самой минуты, как услышал о болезни сына. В прошлом он поставил на первое место работу, и жизнь ему отомстила, навечно приковав его сына к инвалидному креслу. Теперь же он забыл обо всем ради этой женщины — и снова расплачиваться пришлось Алексу.

И еще — умерла тетушка Стелл.

Разумеется, Джонатан не мог винить Девон в ее смерти. В тот день он несколько сгустил краски, связав воедино судороги Алекса и сердечный приступ тетушки Стелл. Не надо ему было этого делать. Тетушка Стелл болела уже очень давно. Возможно, приступ у нее начался, когда она узнала о новой вспышке болезни Алекса, но это не более чем догадка. Оказавшись перед лицом обрушившегося на него несчастья, он запаниковал и неправильно повел себя — теперь ему это было ясно. Впрочем, сделанного не вернешь. С их отношениями покончено.

Зато Джонатан Стаффорд по-прежнему оставался главой семейства, и вся ответственность за его членов целиком и полностью падала на него. Возможно, если бы он проводил меньше времени с Девон и больше думал о душевном комфорте тетушки Стелл ничего подобного бы не случилось…

Тем временем автомобиль притормозил у фасада методистской церкви. Джонатан помог сыну выбраться из машины, в то время как Генри доставал из багажника складное инвалидное кресло и устанавливал его на колеса. Закутав мальчика в толстый теплый плед, Джонатан усадил его в кресло и покатил по расчищенной тропинке которая вела на задний двор церкви — туда, где находилось кладбище. Зеленая брезентовая палатка укрывала недавно вынутые из земли груды мерзлого грунта. Джонатан подумал, как, должно быть, трудно было копать в эту пору могилу. Гроб тетушки Стелл стоял рядом; его полированную крышку сплошь покрывали свежесрезанные розы.

Желтые. Любимый цвет тетушки. И любимый цвет Девон, подсказало что-то Стаффорду, хотя о Девон в этот момент он вовсе не думал. Мысль пришла самостоятельно, не спросившись. Его тетушка всегда любила розы. Жаль, что ему так и не доведется узнать, что почувствовала бы Девон при виде этого благоухающего великолепия.

Краем глаза Джонатан заметил Мадлен, приближавшуюся к могиле. Сестра была одета в черное, как и ее муж. Их дети, тоже одетые в траур, были непривычно тихими.

Джонатан подошел к Мэдди и обнял ее, затем пожал руку Стивену и покатил кресло Алекса сквозь толпу к первым рядам расставленных вокруг могилы стульев.

Число пришедших проводить в последний путь тетушку Стелл все возрастало. Явились даже дамы, которые проживали вместе с ней в доме для престарелых. Прибыл и старый Элвуд Доббс, друживший с Эстель Стаффорд на протяжении последних двадцати лет. Потом появились Джинни Григгс, заведовавшая универсальным магазином городка Стаффорд, и Бьюла Дэвис, девяноста двух лет от роду, — самая старинная приятельница тетушки Стелл. Были здесь и молодые люди, те самые, с которыми тетушка Стелл занималась благотворительной деятельностью. Ради нее они проделали неблизкий путь с Манхэттена, и это наполнило сердце Джонатана гордостью за тетушку и за свою семью.

Только теперь он до конца осознал, что семейство лишилось одной из самых мудрых и уважаемых своих представительниц.

Усевшись на холодный металлический стул, Джонатан стал слушать речь священника — маленького пухлого человечка, глядевшего на мир сквозь круглые стеклышки очков в тонкой металлической оправе.

— Дорогие друзья. Мы собрались здесь для того, чтобы отдать последний печальный долг нашей самой уважаемой прихожанке, настоящей леди, Эстель Стаффорд Меридит. Тетушка Стелл, как ее называло большинство из вас, скончалась тридцать первого декабря, встретив на этой земле восемьдесят один Новый год и совсем чуть-чуть не дожив до восемьдесят второго. Но я не сомневаюсь в том, что она не роптала на Господа, за долгие годы жизни ей довелось встретить множество других, не менее славных и достойных праздников.

Священник посмотрел в свои записи и заговорил о том, насколько переменился мир с тех пор, как родилась Эстель, и о том, как ей удавалось приспосабливаться к этим изменениям. Много путешествуя, она никогда не забывала крошечного городка, где прошло ее детство.

Поскольку достопочтенный священник Перкинс сам был приятелем тетушки Стелл на протяжении около сорока лет, ему с трудом удавалось сдерживать нахлынувшие на него чувства.

— Те из нас, кто скорбит, — сказал он, — найдут успокоение в двадцать третьем псалме.

Джонатан склонил голову. Сидевший за ним Алекс, повторив его движение, по молитвенному сложил руки.

— Господь — мой пастырь, я не стану противиться Его воле. Он возложил мое тело среди зеленых пастбищ. Он провел меня среди свинцовых волн, он возродил мою душу.

Джонатан не вслушивался в слова, он лишь покачивал головой в такт знакомому с детства ритму Собравшиеся по очереди говорили о доброте тетушки Стелл, ее щедрости, ее даре помогать бедным и страждущим. Потом священник затянул «Бесконечна милость Божия», и грустная мелодия этого гимна, достигнув самого сердца Джонатана, заставила его сжаться.

Рядом с ним тихо плакала Мэдди, а неизвестная женщина за его спиной прямо-таки заходилась от рыданий. Алекс, пытаясь сдерживаться, молча глотал слезы, и Джонатан понимал, чего стоила его сыну эта сдержанность. Всем им будет не хватать тетушки Стелл, но они будут жить дальше, поскольку так заведено от веку. Жизнь должна продолжаться.

Джонатан вдруг подумал, что в каком-то смысле даже завидует тетушке Стелл. Она прожила долгую и наполненную событиями жизнь, наслаждаясь каждой ее минутой. Тут он вспомнил о Девон, о том, как хорошо им было вместе. Сможет ли он когда-нибудь сказать о своей жизни то же самое, что и о жизни тетушки Стелл?

— Отец.

Джонатан склонился к мальчику, чтобы лучше его слышать.

— Что, сынок?

— Посмотри. — Алекс указал на женщину, стоявшую на значительном расстоянии от собравшихся и, по-видимому, старавшуюся укрыться от их взглядов за стволом большого облетевшего клена. — Это же миссис Джеймс, папочка!

Сердце Стаффорда с силой забилось при упоминании этого имени. На мгновение он даже забыл о том, что нужно дышать, и ему напомнил об этом внезапный приступ удушья.

— Она плачет, отец. Готов поспорить, что она тоже любила тетушку Стел.

Хотя Девон находилась от них довольно далеко, Джонатан заметил белоснежный платок, которым она время от времени вытирала глаза. Ее черное пальто раздувал ветер, придавая ему сходство с трепещущим траурным флагом, и в этот момент она показалась ему такой же до боли покинутой и одинокой, как и он сам.

— Мне так жалко ее, отец. Ей даже не с кем словом перемолвиться. И стула у нее нет…

— …И этот город для нее чужой, — добавил Джонатан. Все-таки это было несправедливо. Девон и прежде была одинока, и здесь ее тоже поджидало одиночество. А ведь она имела отношение к этому семейству, к его семейству. Внезапно обретенная истина переполнила Джонатана, она показалась ему необычайно важной — важнее всего на свете.

И с осознанием этой истины к нему пришло освобождение.

Он любил Девон. Точно так же, как и она его.

Священник тем временем перешел к рассказу о том, как тетушка Стелл любила детей. Он говорил о тепле, которое она излучала, и о подарках, которые так любила дарить.

Джонатан поднялся с места, и священник замолчал, глядя на него и недоумевая, отчего тот прервал прощание на самой высокой ноте.

— Простите, я хочу, чтобы вы прервались всего на одну минуту, — попросил его Джонатан. — Вы меня очень обяжете..

По рядам пронесся шепоток, но Джонатану было все равно — он решительно двинулся мимо собравшихся.

Девон, стоя на невысоком холме, смотрела вниз на окружавших гроб людей.

Хотя слова молитвы едва доносились к ней, она не могла не заметить, как маленький человек в очках прервал плавное течение службы, а над толпой неожиданно во весь рост поднялся Джонатан и что-то сказал. Священник кивнул, Джонатан, выбравшись из толпы, направился в ее сторону. Девон услышала, как зашумели присутствующие, и почувствовала неожиданное волнение, которое продолжало нарастать с каждым шагом Джонатана, приближавшим его к ней.

Неужели Джонатана так раздражало ее присутствие, что он решил предложить ей убраться? Маловероятно, и тем не менее… Девон качнулась и побледнела. Господи! Джонатан двигался прямо к ней! В попытке защититься от холодного ветра он обмотал горло шарфом и поднял воротник, поэтому Девон не могла как следует рассмотреть его лицо. Признаться, она вообще плохо его видела, зато мысленно отметила, что идет он широким шагом, очень решительно. Неужели он в самом деле хочет ее прогнать?

Прошу тебя, Джонатан, не делай этого! Девон захотелось повернуться и побежать прочь, исчезнуть, испариться, растаять в воздухе наподобие облачка дыма, но она продолжала стоять на месте как вкопанная. Теперь ей уже ничего не оставалось, как встретиться с ним лицом к лицу.

Столпившиеся вокруг гроба люди разом оставили свои разговоры и смотрели теперь в ее сторону. Некоторые даже указывали на нее пальцами. Девон закрыла глаза и постаралась сделать все от нее зависящее, чтобы сохранить достоинство.

Джонатан уже был совсем рядом. Заранее содрогаясь от предстоявшего ей унижения. Девон тем не менее не могла не любоваться им. Ей было бы достаточно одного его ободряющего взгляда, чтобы все ее тревоги отлетели прочь. Как сможет она снова воспрянуть, ощутить вкус к жизни, заполнить угнетающую пустоту поселившуюся у нее в душе, оставаясь от него в отдалении?

В этот момент Джонатан остановился напротив Девон. Он молчал, и она была не в силах прочитать что-либо в его странном взгляде.

— Я должна была приехать, Джонатан. Не сердись, прошу тебя. — Она готова была разрыдаться.

— Разве я сержусь? — Джонатан смотрел на нее — и только. Его глаза медленно исследовали ее лицо. В этот момент он походил на художника, оценивавшего натуру и сравнивавшего ее с тем образом, который существовал в его воображении.

У Девон затряслись руки, и она судорожно ухватилась за лацканы своего пальто. Теперь уже ей не хотелось наблюдать за Джонатаном и восхищаться им. Уж лучше бы он ушел, думала она. Тогда она по крайней мере спокойно досмотрела бы всю церемонию до конца, отдала дань уважения усопшей и удалилась так же тихо и незаметно, как пришла. Вместо этого ей теперь надо было бороться с бушевавшими в ее груди противоречивыми чувствами и краснеть от стыда в ожидании позорного изгнания. Она не заметила, как слеза медленно заскользила по ее щеке, оставляя влажный след.

— Я никогда не желала причинять тебе боль.

— Не надо, — неожиданно перебил он ее, — не говори ничего, тем более не извиняйся. Даже и думать об этом забудь. — В следующий момент он уже протягивал к ней руки, чтобы заключить в объятия. — Ты ни в чем не виновата, запомни.

Девон все никак не могла взять в толк, что происходит, но ей было уже все равно.

Джонатан между тем продолжал говорить:

— Тетушка Стелл болела с незапамятных времен. Мы ждали чего-либо подобного со дня на день.

Только теперь слезы у Девон полились по-настоящему. Она прижалась щекой к щеке Джонатана и рыдала, не зная удержу.

— Это не твоя вина, понимаешь?

Но Девон ничего не говорила, а только продолжала изо всех сил прижиматься к нему.

— Я не могла не приехать, Джонатан.

Она и в самом деле не задавалась вопросом, ехать или не ехать. Эстель Стаффорд Меридит за короткое время стала ее другом, а не в привычках Девон было забывать друзей.

— А я ведь должен был догадаться, что ты приедешь. Теперь я рад этому.

— Это правда?

— Несказанно. Поверь, я знаю, что говорю.

Он протянул руку, чтобы поддержать ее, и они стали спускаться вниз. Джонатан провел Девон к стульям, предназначавшимся для близких родственников. Мэдди не раздумывая пересела, освободив место для Девон рядом с Джонатаном, а Алекс радостно ей улыбнулся. Девон робко посмотрела на Джонатана.

— Я тут кое-что для нее принесла.

Она указала глазами на гроб тетушки Стелл. Дрожащими пальцами Девон извлекла из кармана маленькую резную деревянную лошадку на смешных полозьях-качалках. Лошадка была белого цвета с красными горошинами.

— Я увидела эту игрушку в витрине универмага, и мне захотелось подарить ее тетушке Стелл.

Поскольку Джонатан молчал, Девон сделала сначала один шажок по направлению к гробу, потом второй, третий… Оказавшись у последнего пристанища тетушки Стелл, она положила на сверкающую крышку гроба рядом с ковром из роскошных желтых роз свою крохотную игрушечную лошадку. Когда она после этого оглянулась и нашла взглядом Джонатана, то заметила, что у него в глазах стоят слезы. Медленно подойдя к ней, Джонатан сжал ее руку и кивнул священнику.

— Можете продолжать, ваше преподобие, — негромко, но отчетливо сказал он. — Теперь вся моя семья в сборе.

— Как ты сюда добралась? — спросил Джонатан, обнимая Девон за талию, словно опасаясь, что она исчезнет снова.

— Я взяла напрокат машину с водителем, приехала в Стаффорд и попросила шофера остановиться вон там, перед церковью. Он и сейчас меня дожидается.

Джонатан отрицательно помотал головой.

— Я ему заплачу и отпущу, а ты поедешь домой со мной и с Алексом. — Мальчик, сидевший рядом с ними в кресле на колесиках, улыбнулся в знак того, что поддерживает предложение отца, и Девон улыбнулась ему в ответ.

— Я согласна.

Погрузив кресло мальчика в багажник, они распрощались с Мэдди. Стивеном и их детьми.

— Будьте поласковее с Джонатаном, — сказала Мэдди, целуя Девон. — По-моему, он наконец понял, что ему нужно, а если уж он принял решение, то это серьезно.

Девон улыбнулась, не слишком, впрочем, улавливая, на что намекает сестра Стаффорда.

— Всего хорошего, Мэдди.

Когда у тетушки Стелл случился приступ, чета Сент-Джайлс отложила возвращение в Лондон. Теперь, после похорон, они собирались улететь домой первым же рейсом. Джонатан помахал им, когда они один за другим забрались в семейный «бентли», чтобы ехать в Хэмптоне, после чего взял Девон за руку.

— Нам пора. — Ему так много хотелось сказать ей, но отчего-то нужные слова не находились. Девон тоже молчала, однако было видно, что сковывавшее ее напряжение стало ослабевать.

Всю дорогу до дома они почти не разговаривали. Даже Алекс сидел тихо, но по взглядам, которые он бросал на нее, Девон поняла, что он рад ее видеть.

Джонатан продолжал крепко сжимать ее руку.

— Хочешь поужинать с нами? — вдруг спросил он. Это было совсем не то, что он намеревался сказать, но обуревавшие его чувства не давали ему возможности сосредоточиться.

Девон всмотрелась в его лицо.

— Я соглашусь при условии, что ты тоже этого хочешь.

— Этого — и еще много чего. По правде сказать, я надеялся, что ты сможешь у меня остаться.

— На ночь?

— Да.

— В твоем доме?

— Да.

Девон мельком взглянула на Алекса, который разглядывал рисунок, находившийся у него на колене.

— Боюсь, это не слишком удачная мысль. Я даже удивляюсь, что она вообще пришла тебе в голову.

Она снова сделалась подозрительной, и Джонатан укорил себя за неуклюжую попытку заманить Девон к себе.

— А давай спросим Алекса! — предложил он с наигранной веселостью.

Девон вспыхнула.

— По-моему, ты сам не понимаешь, о чем говоришь.

— Все я отлично понимаю. Для этого мне, правда, понадобилась чертова прорва времени, но поверь сейчас я знаю, что делаю.

Девон, наконец, улыбнулась.

— Ладно, я с удовольствием поужинаю с вами, но не останусь.

Чего иного он, собственно, ожидал?

— Пусть будет, как ты хочешь. Просто я страшно по тебе истосковался. — Ну почему он, спрашивается, не сказал, что любит ее? Почему так трудно подчас произнести некоторые слова?

Пальцы Девон сплелись с его пальцами.

— Я тоже по тебе тосковала.

Поскольку траурный костюм Девон выглядел мрачновато, Джонатан попросил Генри остановиться около ее дома, чтобы она смогла переодеться. Потом они поехали к Джонатану.

Оказавшись в гостиной, Алекс немедленно подрулил на своем инвалидном кресле к отцу.

— Если ты не против, отец, я пока порисую. — Альбом для рисования уже лежал у него на коленях.

— Хорошая мысль, сынок. После того как ты закончишь, Девон, вероятно, подскажет, как улучшить рисунок.

— Спасибо, папочка! — Алекс покатил к себе в игровую комнату, а Джонатан отправился на розыски домоправительницы Марии, чтобы сказать ей, что за столом будут присутствовать трое.

Когда он вернулся в гостиную, то застал там Девон, которая стояла у окна, глядя на огни большого города. Джонатан нежно обнял ее за талию и прижал к своей груди, так что шелковистая прядка ее волос защекотала ему лицо.

— Один только Создатель знает, как я рад, что ты снова здесь. — Он поцеловал Девон в шею и повернул к себе. Их глаза встретились, и в ее взгляде Джонатан прочитал смущение и неуверенность.

— Ты правда рад?

— Да.

— После всего, что произошло?

— Ничто теперь не имеет значения.

— Кроме того, что между нами пропасть. И ты знал об этом с самого начала. У меня — моя работа, странные, как тебе кажется, взгляды и ценности, у тебя — твоя семья, долг перед ней, разного рода обязанности. В сущности, это два разных мира.

— Меня это больше не смущает. Кроме того, когда ты напишешь наконец свою книгу, у нас исчезнет повод для ссор.

— Уже несколько дней я к этой работе не притрагивалась. Не знаю, смогу ли в будущем к ней вернуться. Что, если снова случится что-нибудь ужасное?

— Ничего больше произойти не может. Алекс знает о твоей затее, газетчики тоже.

— А вот я чувствую, что неприятности еще не закончились. Тебе бы тоже не мешало считаться с такой возможностью.

— Я же сказал — мне наплевать! — Джонатан притянул ее к себе за плечи. — Как ты не понимаешь? Важно лишь то, что мы с тобой чувствуем по отношению друг к другу.

Зеленые глаза Девон всмотрелись в его серо-голубые.

— И что же это, Джонатан? Что, по-твоему, мы чувствуем?

Любовь, подумал он. Это слово Джонатан никогда прежде не произносил. Он не говорил его Ребекке по той лишь причине, что особой любви между ними и не было. Как он ни старался, он не смог его произнести даже сейчас.

— Это… — Он коснулся ее рта поцелуем, надеясь таким образом показать ей, какой огонь бушует у него в груди. Девон, охватив его шею руками, ответила на поцелуй, и тут Джонатан подхватил ее на руки и понес в спальню.

— Подожди, Джонатан! Мы не можем заниматься этим сейчас! Что подумает Алекс?

Он остановился на полпути, взглянул на ее порозовевшее лицо и опустил на ноги.

— Черт! Кажется, я забыл, где нахожусь, так велико мое желание…

Она снова его поцеловала; руки ее все еще обнимали его за шею.

— Я тоже хочу тебя, Джонатан. Что бы между нами ни случилось в будущем, думаю, это будет продолжаться всегда.

Они снова поцеловались, и поцелуй их был крепким и долгим.

Первой отступила Девон.

— Я очень хочу тебя, Джонатан, но так лучше. Без соблазнов. Возможно, сейчас нам стоит расстаться на день или два и все как следует обдумать?

— Так ты решила отправиться домой? Что ж, отлично. Как только мы поужинаем и Алекс ляжет спать, я сам тебя отвезу. Но только потом к себе я не поеду. Я войду в твою квартиру, отнесу тебя в спальню и буду любить тебя до тех пор, пока ты не закричишь «хватит!».

Пока он говорил, глаза Девон все больше и больше расширялись. Наконец она позволила себе улыбнуться краешками губ.

— Ну ты и соблазнитель! Разве найдется на свете женщина, которая откажется от такого предложения?

Джонатан ухмыльнулся. Он протянул руку и коснулся ее щеки.

— В том, что между нами случилось, много моей вины. Ты делала свое дело, потому что не могла иначе. Я хочу, чтобы ты знала, прошлое не повторится.

Девон в ответ только покачала головой.

— Такие вещи нельзя знать наверняка.

— Неужели?

Она отвернулась от него и прошла поближе к окну.

— Я боюсь, Джонатан.

Стаффорд поспешил за ней и, смахнув прядку волос у нее со лба, поцеловал ее в шею.

— Не бойся!

Но Девон не откликнулась на его ласку.

— Ты представления не имеешь, что я пережила, когда в тот злополучный вечер в полнейшем одиночестве вышла из книжного магазина. Я никогда не испытывала ничего подобного, никогда! Мне хотелось умереть, Джонатан. Я даже и помыслить теперь не могу, что мне, возможно, придется ощутить эту боль снова!

— Нет, не придется. Обещаю.

— Я тебе не верю. По-моему, ты не имеешь права давать такие обещания.

Джонатан схватил ее за руку и притянул к себе.

— Я знаю, что перестарался, обвиняя тебя. Но можешь ли ты представить, что в тот момент я был испуган как никогда. — Он сжал ее лицо в своих сильных смуглых ладонях. — Я боялся тебя… и страшился потерять тебя. Дело в том, что я люблю тебя, Девон. Я понял это тогда, на кладбище, когда тебя увидел. У меня вдруг исчезли малейшие сомнения в истинности вдруг открывшегося мне чувства. Я люблю тебя и буду любить всегда.

В глазах Девон заблестели слезы.

— Я тоже люблю тебя, Джонатан. — Она прижалась к нему и принялась целовать, предоставляя возможность его душе воспарить так высоко, как она не поднималась в течение многих лет.

— Я люблю тебя, — повторил Джонатан, — как никого и никогда не любил.

Несколько часов прошли незаметно. После ужина Девон занялась с Алексом рисованием, а потом Джонатан повез ее домой.

Как только они добрались до квартиры Девон, то принялись целоваться со страстью, на которую только были способны Потом Джонатан на руках отнес Девон в спальню, медленно раздел, и они занялись любовью. Они предавались страсти в течение всех долгих часов зимней ночи — не торопясь, наслаждаясь каждой минутой близости, и заснули в объятиях друг друга.

Когда Джонатан проснулся, то заметил, что Девон по-прежнему прижималась к нему. Он глубоко вздохнул, заметив, что его плоть снова стала подниматься в вожделении, и приник к любимой со всей страстью, которая вновь бушевала в его крови.

Девон тихо застонала, принимая его чувственность в себя.

— Какой чудный способ будить меня.

— Я счастлив, что тебе он понравился. — Джонатан поцеловал ее в шею и принялся играть ее грудями до тех пор, пока она не задрожала и не обхватила крепко его бедра, чтобы двигаться в медленном ритме Его снова обдало жаром — это была вторая волна возбуждения, заставившая его мужское естество еще больше увеличиться в размерах и затвердеть. Джонатан продолжал все глубже и глубже проникать в ее заповедные глубины, а ее тело послушно отзывалось на это проникновение, стараясь не упустить даже доли того, что он ей предлагал. Удовольствие и радость были немыслимыми, и Девон, находясь на самом пике наслаждения, не смогла сдержаться и в порыве страсти громко выкрикнула его имя. Одновременно тело Джонатана стало содрогаться от страсти.

Неожиданно Джонатан подумал, что испытывает стойкое желание укорениться в теле Девон. Его семя должно проникнуть в ее святая святых, чтобы она смогла вынашивать его ребенка. Появление на Божий свет Алекса не планировалось его родителями, и только после смерти Бекки Джонатан стал уделять должное внимание своей маленькой семье в лице единственного сына. Но теперь он понял, насколько это для него важно — создать с помощью Девон свое продолжение. Ни он, ни она не были ни старыми, ни немощными, чтобы отказаться от подобного акта взаимного творчества. Из всего этого следовало, что им с Девон необходимо поскорее урегулировать их отношения.

Продолжая оставаться в Девон, Джонатан перекатился так, чтобы оказаться сверху, и, отведя с ее лба влажные от пота волосы, нежно ее поцеловал. Девон улыбнулась ему, прижавшись еще теснее, и незаметно их объял сон.

— Джонатан?

— Да? — сонно отозвался он. Они все еще продолжали лежать в постели, хотя солнце стояло уже высоко.

— Я собираюсь уничтожить записи, которые подготовила для книги.

Глаза Джонатана мгновенно раскрылись. Он приподнялся, опираясь на локоть.

— Ну уж нет!

— Я все время об этом думаю. И пришла к выводу, что не хочу никому доставлять неприятности.

— Мы, кажется, уже все обговорили. Ты никому не хотела сделать больно и, по существу, все это время сражалась с обуревавшими тебя демонами.

— Я едва не потеряла тебя, Джонатан, и не собираюсь подвергать нашу любовь новому испытанию.

— Девон, ты слишком много для меня значишь. Я тебя никуда не отпущу.

— Но если снова случится что-либо ужасное и кто-нибудь пострадает?

— Что ж, мы встретим беду вместе.

— Ох, Джонатан… Ты правда так уверен?

— Да, уверен. — Встав с постели, Джонатан прошел через всю комнату к одежде, в беспорядке сваленной на стуле. Сунув руку в нагрудный карман рубашки, он что-то вынул оттуда и, вернувшись, сел рядом с Девон.

— Вот с чем я собирался тебя ознакомить.

— Что это?

Он протянул ей старый выцветший конверт.

— Письмо, написанное Энни Стаффорд моей тетушке. Оно датировано 1940 годом. Я обнаружил его среди старых писем, принадлежавших тетушке Стелл. В то время она с мужем проживала в Бостоне, а Энни уже вернулась в дом на Черч-стрит и жила там на протяжении нескольких лег.

— И о чем же говорится в этом письме?

Джонатан взял конверт, достал оттуда тонкий, пожелтевший от времени листок бумаги, расправил его и протянул ей.

— «Дорогая Стелл, — громко прочитала Девон, усаживаясь на кровати, — я знаю, что давно тебе не писала. Хочешь верь, хочешь нет, я собиралась это сделать, но была так занята, что не смогла выкроить хотя бы нескольких минут. Ты, конечно, думаешь — чем это, интересно, она занималась? Сказать по правде, со мной приключилась удивительная вещь. Я встретила одного человека. Помню, помню, я говорила, что этого не случится никогда — уж по крайней мере со мной! Но он такой замечательный, Стелл, лучше его нет никого в целом свете! Конечно, я не знаю в точности, что он думает обо мне, но он так добр и так ищет со мной встреч… Я ведь всегда была такой одинокой… И вот у меня появилась надежда. Знала бы ты только, как я счастлива!»

Дальше в письме обсуждались местные стаффордские новости, рассказывалось о людях, которых знали Энни и Стелл, о детях этих людей, о том, кто с кем вступил в брак. Все это не представляло большого интереса, но самое главное — в письме упоминался некто, встреченный Энни, и это, по мысли Джонатана, должно было чрезвычайно заинтересовать Девон.

— Наверное, именно это имела в виду тетушка Стелл, когда говорила о том, что Энни получила свою долю женского счастья.

— Очень возможно.

— И этот мужчина мог оказаться в Желтой комнате. Смуглый человек, похожий на иностранца. — Она нагнулась и поцеловала Джонатана в губы. — Спасибо за письмо.

— Я знал, что тебе захочется на него взглянуть… Кстати, как твои отношения с Сарой Стоун?

— Трудно сказать… В последний раз, когда мы с ней беседовали, я рассказала ей о судорогах у Алекса и о сердечном приступе, сразившем тетушку Стелл. Мы договорились, что будем поддерживать контакт.

— Ну так поддерживай его!

— Я не знаю точно, что она думает по поводу нашей встречи в пятницу вечером Возможно, у нее уже изменились планы.

— Даже если это так, мы можем перенести встречу на следующую неделю.

— Знаешь, Джонатан, если все это сработает — я хочу сказать, если Саре удастся связаться с душами Энни и маленького Бернарда, — задуманное мною дело, вероятно, завершится.

— Что бы ни случилось, это не сможет нас разлучить. Я сумею сделать так, чтобы этого не произошло.