Джонатан откинулся на серую кожаную спинку сиденья своего лимузина. Интерьер автомобиля наглядно демонстрировал богатство и власть его владельца. Встроенное в темную панель справа электронное устройство ровным голубоватым светом подсвечивало кнопки, предназначенные для регулировки температуры и влажности воздуха внутри салона, а также для настройки стереосистемы и телевизора, который, впрочем, никогда не включался.

Джонатан вжался в мягчайшее сиденье и попытался расслабиться, сбросив напряжение, скопившееся в теле за день неустанных трудов. Сегодня он опять засиделся допоздна, разбирая отчет о положении дел в «Карстэйрз интернэшнл» — корпорации, владевшей «Пасифик Америкэн» — крупнейшей в стране компанией, выпускавшей на своих предприятиях небольшие суда. В свою очередь, «Пасифик Америкэн» являлась наиболее значительным покупателем продукции, производившейся на заводах Стаффорда. За последние три недели конкурирующая компания «Три-стар-марин» стала чересчур нагло наседать на представителей «Карстэйрз» в надежде запродать им комплектующие детали из пластика.

Келовар не подвержен коррозии, убеждали люди из «Три-стар-марин», и будет служить дольше, нежели металлические элементы конструкции, изготовленные на «Ходидекс индастрис», дочерней фирме «Стаффорд энтерпрайзес»; Если комплектующие хотя бы вполовину так хороши, как утверждали представители «Три-стар-марин», «Холидекс» могла оказаться в опасности. До сих пор Джонатану так и не удалось выяснить истинное положение дел, но теперь он собирался заняться этим вплотную. Тем более что об остальных своих конкурентах он знал уже почти все.

Автомобиль свернул за угол Мэдисон-авеню и проехал мимо только что открытого книжного магазина «Брентано». Витрина магазина была темной — горел только дежурный свет; тем не менее Джонатан видел ряды книг в твердых обложках, заполнявших витрину. Роман Девон Джеймс ехал рядом с ним на сиденье автомобиля. Джонатан с отсутствующим видом коснулся обложки. Хотя он и не мог рассмотреть ее портрета в темноте салона, но память услужливо воскресила в воображении ее образ — от россыпи блестящих светлых волос до тонких изящных лодыжек. В течение рабочего дня мысли Стаффорда время от времени невольно возвращались к этой женщине, которая так удивила его за ленчем.

Девон Джеймс оказалась именно такой женщиной, какую он ожидал увидеть, — и в то же время совершенно другой.

Джонатан с удовольствием позволил себе порассуждать о ее интеллектуальных способностях. Автор прочитанных им книг обладал острым аналитическим умом, что впоследствии и подтвердилось при их личной встрече. Насчет ее внешности он тоже не ошибся — Девон отличалась редкой красотой, хотя, как он уже отметил в ее присутствии, фотография на обложке не давала о ней сколько-нибудь полного представления. Джонатан вовсе не пытался ей польстить — хотя бы потому, что был просто не способен на столь грубую лесть.

С другой стороны, эта женщина оказалась куда более проницательной, чем он ожидал. Ему всегда без особого труда удавалось скрывать чувства перед деловыми партнерами и с легкостью соблазнять женщин, пользуясь своим обаянием, но Девон сразу же ощутила клокотавший в нем гнев, который он пытался спрятать за любезной улыбкой. Впрочем, и улыбкам этим она тоже ухитрилась дать вполне справедливую оценку. Это, признаться, более всего заинтриговало Джонатана, да еще, пожалуй, некоторая мягкость, податливость в ее характере, которую она столь усердно пыталась скрыть на протяжении всего ленча.

Впрочем, кто может сказать со всей ответственностью, что более всего привлекло его в этой женщине? Может быть, решающее значение сыграла ее красота? Тонкое лицо с чуточку выдающимися скулами, зеленые глаза и алые, словно кораллы, губы. Интересно, какие у нее соски: маленькие и розовые или, наоборот, алые и чуточку вздутые — как губы? Тело Джонатана напряглось, и он подумал, что давно уже внешность женщины не возбуждала его с такой силой. Даже в ресторане одно только созерцание того, как она кончиком языка касалась своих губ, дважды заставило его ощутить желание. При сложившихся обстоятельствах, рассудил он, это было уже лишнее.

Но возможно, именно это заставило его пригласить Девон на обед. Теперь-то Стаффорд понимал, что поступил неразумно. Последние три года он всего более ценил покой и уют своего дома, который сделался его прибежищем и укрытием от всех жизненных неурядиц. Это было единственное место, где он и его сын могли побыть вдвоем. Даже Акеми была у него только один раз.

Расчувствовавшись, он вспомнил Акеми и задумался о природе их отношений. Эта красивая азиатка всегда с восторгом откликалась на его зов, но она никогда не принимала никакого участия ни в его жизни, ни в его делах. Он снял для нее роскошную квартиру, и Акеми вполне этим удовлетворилась. Свобода и деньги, которые он предоставил в ее распоряжение, давали ей возможность временами поглядывать и на других мужчин.

— Ну вот мы и прибыли, губернатор, — сказал Генри, нажимая на тормоз и останавливая лимузин.

Джонатан ухмыльнулся. Лондонский жаргон кокни, которым Генри частенько пользовался, служил постоянным источником веселья для его хозяина. Джонатан глянул сквозь окно машины на небоскреб из стекла и титана, стоявший на углу Семьдесят шестой улицы и Мэдисон-авеню.

— Так оно и есть, — ответил он и, не дожидаясь, когда это сделает Генри, открыл дверцу и выбрался из машины. — У меня деловая встреча в семь на другом конце города, — сказал он, обращаясь к водителю. — Так что вам лучше всего подъехать сюда в шесть.

— Слушаюсь, сэр. — Генри нажал на кнопку, и тонированное стекло окна поползло вверх, полностью запаивая его внутри автомобиля. Затем он нажал на клаксон, вспугнув звуком сигнала пешехода, который, на его взгляд, слишком близко подошел к машине, и, придавив педаль газа, послал автомобиль вперед.

Единственный в своем роде. Так думал Джонатан, глядя, как Генри искусно вклинивается в поток транспорта. К его большому удивлению, за все пять лет, что Генри служил у него шофером, ни одна из его машин не получила даже самого ничтожного повреждения.

И поражаясь непостижимости человеческой природы, улыбнулся и поспешил к подъезду дома, у которого прогуливался швейцар, старавшийся по возможности не подставлять пронизывавшему ветру спину. Пройдя Джонатан оказался в холле, отделанном дорогим бежевого цвета мрамором. По мягкой ковровой дорожке он прошел мимо столика консьержки и направился к лифту.

Открыв своим ключом дверь, Стаффорд вошел в квартиру и чуть не столкнулся с Акеми, которая поджидала его в коридоре с бокалом коньяка в маленькой смуглой руке.

— Добрый вечер, Джонатан, — сказала она и, приподнявшись на носках, поцеловала его в губы. От нее исходил сложный аромат мятной жидкости для полоскания рта и розового джина, столь любимого многими женщинами, а кимоно приятно пахло розами и восточными благовониями. С помощью Акеми Джонатан освободился от кашемирового пальто и тут же взял бокал о коньяком.

— Благодарю, — произнес он и прошел за Акеми в спальню, где удобно устроился на белом мягком диване. Акеми подошла к нему и принялась массировать усталые мышцы шеи и плеч. Крохотная, не более пяти футов роста, женщина обладала удивительно сильными руками. У Акеми были длинные иссиня-черные волосы, яркие миндалевидные глаза и прекрасно очерченный рот. Ее кожа цвета кофе со сливками была гладкой, как у младенца, и отзывалась на прикосновение теплом парного молока.

— Ты очень напряжен, Тебе надо в ванную и тогда я сделаю тебе массаж по-настоящему.

Джонатан мечтательно вздохнул. Помимо всего прочего, он приехал к Акеми, чтобы отдохнуть и расслабиться, и мысль о массаже в ванной показалась ему крайне соблазнительной.

Он посмотрел на маленькую женщину, уже представляя себе, как сложится вечер, и понемногу начиная возбуждаться. Хотя он не любил Акеми, а она, вне всякого сомнения, не любила его, тем не менее, когда они бывали вместе, на Джонатана снисходило успокоение, и умиротворение. Только в последние несколько недель он начал задаваться вопросом: достаточно ли ему этой иллюзии близости, или требуется нечто большее? С другой стороны, привязываться слишком сильно к кому-либо не входило в его планы. Для этого у него не было ни времени, ни желания; ответственность, которая лежала на его плечах, была слишком велика.

— Пойдем, сказала Акеми и улыбнулась, заметив, как натянулась ткань брюк у него в паху. — Ванна уже почти готова.

Стаффорд отправился в ванную комнату, на ходу развязывая галстук и вытягивая из-под брюк рубашку. Сняв ее, он ощутил на своей груди губы Акеми. Она зажала его бронзовый сосок между зубами, одновременно поглаживая мышцы, Акеми расстегнула ремень его брюк, затем молнию, после чего стянула брюки вниз. Когда Джонатан, переступив через лежащую на полу одежду, двинулся к ванной она прихватила рукой распрямившуюся пружину предмета его мужской гордости, придав ей тем самым крепость стали. Она отлично знала, где и как касаться мужчины выучившись этому задолго до того, как повстречалась с Джонатаном.

Когда Стаффорд забрался в большую ванну-джакузи, Акеми тоже начала раздеваться. Она медленно, не торопясь, скинула кимоно и вынула из волос украшенные жемчугом перламутровые гребни. Если бы Акеми была предоставлена возможность выбора, она предпочла бы одеваться на европейский лад, но Джонатану нравилась восточная одежда, и японка следовала его желаниям. Раздевшись, она принялась наливать в воду благоуханные масла и травяные настои дополнив все это концентрированным шампунем. Ванную комнату наполнил запах цветущих роз, а сквозь облако пара в висевших по стенам зеркалах отразились два обнаженных темноволосых человека.

— Ты очень тих сегодня, айджин, что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Любой устанет после такого напряжения нервов и сил.

— Хочешь поговорить об этом?

Если бы дело касалось бизнеса, Стаффорд, несомненно, раскрыл бы перед ней душу — Акеми умела слушать; это, между прочим, входило в круг ее обязанностей. Она слушала и со всем соглашалась, никогда не пытаясь ему противоречить. Но временами это начинало его раздражать — особенно тогда, когда ему требовалось с кем-нибудь поспорить.

— Сейчас мне нужно одно — расслабиться. — Помимо его воли перед глазами вдруг предстал соблазнительный образ Девон и ее улыбающийся рот. Его стержень, и без того напряженный, пульсирующий от заполнившей его горячей крови, обрел прочность и упругость булатного клинка.

— не беспокойся, айджин, я здесь для того, чтобы заботиться о твоих нуждах, — улыбнулась Акеми — почти так же, как в его воображении улыбалась Девон. Она коснулась его члена и принялась ласкать его, совершая движения взад и вперед. Одновременно ее рот коснулся его губ и трепещущий язык, проникнув внутрь его рта, дотронулся до его неба. Когда руки Акеми сомкнулись вокруг его шеи, он довольно грубо притянул ее к себе и с силой сжал ей грудь.

Несколько удивленная его поспешностью, Акеми протянула руку и взяла флакон с пахучим женьшеневым маслом, налила немного на ладонь и растерла себе грудь, отчего ее соски припухли и стали выдаваться вперед. Обыкновенно Джонатан помогал ей, стараясь довести ее страсть да точки кипения. И он, и она притворялись друг перед другом, что близость и в самом деле есть нечто большее, нежели просто игра, — так уж у них было заведено.

Но на этот раз Джонатан от игры отказался. Он просто-напросто раздвинул ей ноги и быстро и грубо вошел в нее, вызвав у японки стон, в котором наряду с удовольствием звучало удивление. Двигаясь в быстром ритме, Стаффорд в течение нескольких минут довел ее до оргазма, а секундой позже излился в нее сам; после чего откинулся на мраморные стенки ванной.

— Джонатан? — позвала его Акеми, испытывая непривычное чувство неуверенности. Пена в ванне тем временем осела, и она, к своему изумлению, увидела, что он снова готов войти в нее. Тогда неуверенность оставила ее и она взглянула на Джонатана глазами женщины, знающей себе цену. — Давно уже мы не занимались любовью с такой страстью…

Джонатан с отсутствующим видом поласкал ее груди, затем с силой привлек к себе и поцеловал. Он не решился сказать Акеми, что его страсть подогревалась интересом, проявляемым им вовсе не к ней, а к высокой блондинке, с которой он познакомился несколько часов назад.

Девон сидела, поджав под себя обнаженные ноги, держа блокнот в руке, а карандаш в зубах. Расположившись таким образом на бордовом диване, она просматривала записи, сделанные за последнее время. В данный момент она изучала список предполагаемых источников информации, которые были в состоянии помочь ей узнать, что произошло в доме на Черч-стрит много лет назад.

При этом Девон вспоминала ленч в компании с Джонатаном Стаффордом; образ этого человека мелькал в ее мыслях настолько часто, что она временами начинала злиться на себя. Особенно запомнилось Девон то поразительное воздействие, которое его магнетическая личность оказывала на нее… Вот уж что сейчас ей требовалось меньше всего на свете. Отогнав назойливые воспоминания, Девон почувствовала себя чуть ли не героиней.

Сделав несколько записей на полях блокнота, она вздохнула и воткнула карандаш в пучок светлых волос у себя на макушке. За последние две недели она несколько раз ездила в город Гротон, находившийся неподалеку, где хранился архив Стаффордов. В Гротоне она сделала копии всех бумаг, имевших отношение к особе Флориана Стаффорда, его жены Мэри и их маленького сына Бернарда. Не забыла Девон и о Энн Мей Стаффорд, равно как и о прочих членах почтенного семейства.

Ее третий визит завершился на весьма минорной ноте, поскольку она совершила ошибку, принявшись расспрашивать о сплетнях: и слухах, касавшихся смерти Бернарда Стаффорда, и при этом упомянула о призраках, появлявшихся по ночам в гостинице. Бетти Уортон, работник архива, — седая, изможденная женщина с вытянутыми в узкую полоску губами, — услышав подобные вопросы, тут же захлопнула тяжеленную, переплетенную в кожу книгу, которую Девон перед тем со вниманием изучала, и унесла ее прочь.

— Подумать только — призраки! — недружелюбно проворчала она, вернувшись на свой пост. — Их не было в прошлом, нет сейчас и не будет в будущем. И никакое изучение старых записей и бумаг вам не поможет. Их нет как нет!

— Надеюсь, я уже все просмотрела? Ничего не забыла? — поинтересовалась на всякий случай Девон, хотя и понимала, что это бесполезно.

— Вы прочесали весь архив частым гребнем и истратили целое состояние на ксерокопирование документов. Лучше бросайте это дело. Все равно ничего нового не найдете.

— Я сделаю это тогда, когда получу все интересующие меня сведения относительно семейства Стаффордов и узнаю, отчего умер маленький Бернард.

— Я вам в этом не помощница. — Бетти подхватила толстенные подшивки архивов и утащила их в подвал, где хранились приходские книги и прочие документы — свидетели прошлого.

Девон, впрочем, это уже мало волновало. Она получила все, что был в силах предоставить ей архив города Гротона, включая копию завещания Флориана Стаффорда, которое оказалось весьма любопытным.

Помимо обыкновенных пожеланий, естественных при подобных обстоятельствах, — вроде «…мою верховую лошадь передать верному слуге Роберту Лоутону в награду за годы беспорочной службы; антикварную шкатулку для сигар отдать в пользование моему другу Джедедии Симмонсу, поскольку он всегда восхищался ею…», Девон обнаружила, что доля Флориана в компании Стаффорда перешла к старейшине рода по имени Маршалл Стаффорд, который, как она узнала впоследствии, был прапрадедушкой Джонатана.

Мэри Стаффорд, жена Флориана, согласно воле покойного получила большое содержание, которое должно было выплачиваться ежемесячно. Равным образом за ней закреплялись права на пожизненное владение имуществом Флориана, в частности домом по Черч-стрит.

Девон удивило то, что подобные же права закреплялись и за племянницей Флориана, Энни; Помимо этого, в завещании говорилось: «Передать во владение моей племяннице маленькое золотое ожерелье моей матери, дабы означенная племянница помнила об особом месте, которое она занимала в моем сердце». В этом Девон чудилась какая-то неувязка, поскольку она помнила, что произошло между дядей и племянницей. С другой стороны, кто знает, может быть, ничего этого и не было вовсе. Хотелось бы знать, думала Девон, до какой степени мучило перед смертью Флориана воспоминание об изнасиловании тринадцатилетней девочки? Вполне возможно, ничуть не меньше, нежели гибель сына, вызванная его жестокостью.

Девон еще раз взглянула на лист, на котором значилось: «Копия официально заверенного завещания». Подчеркнув заголовок, она решила, что теперь с этим все ясно. Почерпнутую из завещания информацию Девон использовала для создания диаграммы «Родословное древо Стаффордов». За исключением Энни, которая дожила до конца семидесятых годов нынешнего века, имелись еще Барретт и Эстель Стаффорд, дети Маршалла, жившие в семейном особняке до конца двадцатых годов. Это были последние отпрыски, получившие воспитание в родовом гнезде семейства Стаффордов.

Девон весьма удивилась, когда узнала, что это самое родовое гнездо упомянутого семейства сгорело чуть ли не дотла всего три года назад. Она даже не имела представления, кто проживал в этой усадьбе до последнего, времени, да и вообще — проживал ли там кто-либо. Однако разыскать имена и адреса членов семейства, проживавших ныне в Нью-Йорке, не представляло никакого труда, так как речь шла о пресловутом Джонатане Стаффорде, его младшей сестре Мадлен и тетке Эстель Стаффорд Меридит, а также о сыне Джонатана, Александре. По всей видимости, то были единственные оставшиеся в живых члены семейства.

Девон взглянула на список насущных дел, составленный ею, не так давно, Имея достаточный опыт работы над литературными произведениями, она отлично знала, что ей предстоит. В поделенный вертикальной чертой на две части лист слева заносилась информация, которую ей удалось раздобыть по семейству Стаффордов, а справа — сведения, связанные с паранормальными явлениями, имевшими отношение к Стаффордам, слухи о духах, призраках, привидениях, экстрасенсорных способностях того или иного члена семьи — все то, что пугало Девон несказанно, но с чем так или иначе ей было необходимо иметь дело.

На листе, лежавшем сейчас перед ней, была надпись «Кристи Папаополис». Майкл имел обыкновение называть ее «главный гуру». Когда Девон вернулась в Нью-Йорк из Коннектикута, она прежде всего позвонила Кристи — а ведь та была единственным человеком, при сложившихся обстоятельствах не склонным считать, что у Девон не все в порядке с головой;

Кристи выслушала ее со всем вниманием и тут же предложила вернуться в старинный особняк на Черч-стрит, 25, чтобы на месте разобраться что к чему. Хотя Девон и испугалась, поскольку не чувствовала себя готовой вновь пройти через ужас ночных кошмаров, но Кристи предложила помощь, от которой Девон не собиралась отказываться ни в коем случае.

Они договорились встретиться в магазине, именовавшемся «Потусторонняя книга», — любимом местечке Кристи, где она постоянно обреталась. Там Кристи собиралась познакомить Девон с людьми, «которые знают толк в метафизике».

Взглянув на часы, Девон помяла, что опаздывает — шофер Джонатана Стаффорда должен был заехать за ней меньше чем через час. Необходимо было побыстрее решить, что ей следует надеть на этот раз. Девон поспешила в спальню, залитую солнцем комнату, главным украшением которой являлась широченная кровать — при необходимости в ней без труда могло бы разместиться не меньше четырех человек. Мебель в этой комнате, оклеенной голубыми обоями, была выполнена в стиле королевы Анны и изготовлена из красного дерева. На стенах висели полотна импрессионистов, картины Френсиса Дональда и Уолта Гонске. Снимая по пути одежду, Девон вошла в ванную и стала под душ. И тут вдруг она поняла, что ее беспокойство имело в своей основе ее, Девон, притяжение к Джонатану Стаффорду. Его смуглое решительное лицо и мускулистое тело, несомненно привлекает очень многих женщин Нужно было ослепнуть, чтобы не замечать столь очевидных вещей. Так почему она должна быть исключением? С другой стороны, Стаффорд был слишком лощеным, даже каким-то скользким — казалось, желания поклонниц скатывались с него, как вода со стекла. И еще — он был слишком уверен в себе. Этот пресловутый Джонатан отлично знало том, какие чувства вызывает у женщин, это без труда можно было прочесть в его взгляде. Если бы не крайняя нужда, Девон и на пушечный выстрел не стала бы подходить к подобному человеку — магнетизм, который он излучал, был слишком опасен для нее.

Как это все напоминает Пола, подумала Девон. Женщины буквально падали к его ногам, а когда она, поняла, что Пол с удовольствием принимает такого рода подношения, было уже поздно.

Не стоит забывать, что, помимо привлекательности, в распоряжении у Джонатана имелись деньги и власть. Женщины, должно быть, из платьев выпрыгивали, дабы привлечь его высочайшее внимание.

Девон стала вспоминать все вычитанное о Джонатане в газетах. Как ни странно, там почти не упоминались женщины. Только два раза ей встретились фотографии, где Джонатан был снят с хрупкой изысканно одетой японкой, о которой, впрочем, в газетах ничего не говорилось. Судя по всему, он стремился оградить свою личную жизнь от назойливого внимания общественности.

Как бы то ни было, ей предстоял крайне, интригующий вечер. Девон подумала об этом выбираясь из ванны и начиная одеваться. От нее требовалось одно — выглядеть сегодня как можно лучше, ведь ей предстояло войти в апартаменты одного из самых обаятельнеших могущественных людей на свете. Девон решила остановиться на наряде черного цвета — элегантном, но не слишком дорогом.

Она улыбнулась — как, должно быть, удивился бы Джонатан, если бы узнал, что она часто покупала вещи на распродажах. У нее вообще имелась привычка носить вперемежку вещи попроще и другие, более изысканные и экстравагантные, купленные в «Саксе» или в «Бонвит Теллере» в тех редких случаях, когда для этого имелись средства. Девон натянула на себя платье-рубашку ручной вязки из черной шерсти, оставлявшее открытой спину, и в тон платью надела черные леггинсы и черные же туфли на высоких каблуках. Шею она украсила жемчужными бусами, а в уши вдела жемчужные сережки небольшого размера: Не успела Девок притронуться к коже «Белыми плечами» — не очень дорогими, но приятными духами, как зажужжал интерком, объявивший о приезде Генри.

Она глубоко вздохнула, а затем медленно выдохнула.

— Успокойся, глупенькая, — сказала Девон своему отражению в зеркале, — ведь он, как ни крути, всего только человек. И я направляюсь к нему по делу. — Действительно, как бы ни был могущественен и красив Джонатан, он явно не походил на отъявленного монстра, каким прослыл его предок Флориан Стаффорд. Девон взглянула в зеркало в последний раз. — К тому же ты вряд ли его заинтересуешь. Пахло сваренным на пару рисом и ароматным куриным бульоном. Кухня была велика, отделана белым и оборудована по последнему слову техники. Большая газовая плита — любимое приобретение Джонатана — являлась организующим центром помещения.

Джонатан проверил температуру в духовке, слегка убавил газ и прошел в украшенную зеркалами столовую. Посреди большого, покрытого черным лаком стола возвышалась единственная ветка клена с листьями цвета ржавчины. Эта декоративная композиция в духе японской икебаны повторялась в орнаменте черных тарелок и блюд с перламутрово-жемчужной каймой. Вместе вилок и ножей перед приборами лежали черные лакированные палочки.

С удовлетворением отметив, что все вполне готово к предстоящему вечеру, Джонатан, услышав жужжание интеркома, дал сигнал впустить Девон. Сам он не позаботился произнести ни единого слова, так как уже отдал распоряжение предоставить к услугам, гостьи свой личный лифт. Прочитав утром донесение своего детектива Дерека Джонатан готовился получить лавры победителя, хотя, признаться, легкая победа никогда не доставляла ему удовольствия. Впрочем, было одно условие, которое превращало вечер В мало-мальски сносный, возможность обеспечить покой его семейству.

Смахнув несколько рисинок, прилипших к кашемировому свитеру, Джонатан прошел в коридор, чтобы распахнуть входную дверь в тот самый момент, когда лифт остановится. Мария Дельгадо, его экономка, пухлая темноволосая женщина лет пятидесяти, приняла отороченное лисьим мехом пальто Девон и повесила его во встроенный платяной шкаф. — На сегодня все, Мария, ты, свободна. Экономка кивнула и, словно привидение, скрылась за одной из многочисленных дверей, выходивших в коридор. Мысль дать свободный вечер экономке пришла Стаффорду в тот момент, когда, увидев перед собой Девон, он вдруг решил, что не следует сбрасывать со счетов возможность ее соблазнить. Впрочем, через минуту он уже отказался от своего замысла.

Прежде всего мимолетные связи были не в его характере. На протяжении трех последних лет у него не было другой женщины, кроме Акеми. К тому же связь с Девон Джеймс могла оказаться для него я его семьи истинным бедствием. Судьба уже распорядилась по-своему, и Джонатан не мог изменить положение вещей.

— Добрый вечер, Девон.

— Здравствуйте… Джонатан.

Она выглядела отлично, как он и ожидал, И даже еще лучше. Ее алый рот снова вызвал к жизни дурацкий вопрос, который он уже не раз себе задавал, — какого цвета у нее соски. Волосы ее сверкали и были такими светлыми, что Стаффорду временами казалось, будто обсыпали серебряной пудрой. А ведь она, натуральная блондинка — мелькнула у него мысль, и он неожиданно почувствовал, что начинает возбуждаться.

Дьявольщина! Усилием воли Джонатан заставил себя вернуться к обязанностям гостеприимного хозяина.

— Очень рад, что вы нашли возможность ко мне выбраться. — Он обратил внимание на то, что Девон на этот раз нервничала куда больше, нежели во время их первой встречи. Его не слишком официальный наряд стал причиной появления на ее щеках розовых пятен.

— Я была уверена, что вы носите блейзер и дома, — с некоторой толикой смущения в голосе подытожила Девон свои наблюдения.

Она попала в цель. Увидеть Джонатана одетым по-домашнему доводилось не часто. Поначалу он и в самом деле собирался облачиться в костюм, но потом, вспомнив старинную пословицу «мой дом — моя крепость», передумал. Уж коли эта женщина пришла, ей придется принимать его таким, какой он есть.

— Зато вы выглядите чудесно. — Его гостья и в самом деле выглядела элегантно. Джонатан позволил себе ободряюще улыбнуться. — Черный цвет вам очень к лицу.

Девон волей-неволей пришлось произнести ответный комплимент:

— У вас очень красивая и уютная квартира. Вы часто устраиваете у себя приемы?

— В том-то и дело, что нет. До сих пор не знаю, зачем я пригласил вас именно сюда.

Черт, что же у него на уме? — подумала Девон. По идее, Джонатану следовало пригласить ее в «Четыре времени года» или в «Двадцать одно». Там ему было бы легче держать дистанцию в разговоре и продолжать гнуть свою линию.

Джонатан и гам понимал, что в его поступке много мальчишеского. Хотя результат был ему известен заранее, здесь, у себя дома, ему было не с руки начинать военные действия. Следовательно, кое-каких преимуществ он лишился.

— Наверное, потому, что мне захотелось показать вам свое собрание картин и акварелей.

Девон, казалось, удовлетворил этот ответ, и взгляд ее просветлел.

— Очень любезно с вашей стороны… Поверьте, я в состоянии оценить ваш жест.

— А почему бы нам не выпить для начала? Вы по-прежнему настаиваете на белом вине или желаете чего-нибудь покрепче?

— Белое вино меня вполне устраивает. Стаффорд провел гостью к бару, скрытому за деревянной панелью. Вся квартира носила на себе явно выраженный отпечаток восточного влияния: на стенах в черных лакированных рамках висели японские рисунки, выполненные тушью, по углам стояли китайские вазы шестнадцатого столетия и в укромных закутках — складные, расписанные от руки ширмы. Впрочем, атмосфера азиатской экзотики была разбавлена вполне современной мебелью бежевых и черных тонов, сдержанность которых подчеркивали расставленные по нишам алые кувшины из киновари.

— Эта комната имеет много общего с вами, — заметила Девон, окинув взглядом гостиную, — хотя в ней чувствуется тепло, которого я, признаться, встретить здесь не ожидала.

Джонатан налил «Монтраше» в два хрустальных стакана и протянул один из них Девон.

— Не могу принять ваши слова как комплимент.

Девон снова начала розоветь. Джонатану уже очень давно не приходилось видеть женщин, которые бы так легко краснели, и он подумал, что это ему чертовски в ней нравится.

— Я лишь хотела сказать, что ваша квартира, несмотря на то что над ней основательно потрудились дизайнеры, все еще похожа на дом.

Джонатан улыбнулся.

— Мне тоже нравится так думать. Я всегда любил Восток. Вполне естественно, что обстановка в моем доме отражает мои вкусы. Но у меня есть сын, чьи желания я тоже должен принимать во внимание, поэтому ему отведена комната для игр, где он может посмотреть телевизор и куда я захожу, чтобы расслабиться. Как вы понимаете, там все сделано так, чтобы было удобно ему.

— Ваш сын будет ужинать с нами? — Ни проблеска удивления в больших зеленых глазах при упоминании о сыне, Джонатан ничуть не сомневался, что она знает. Вопрос заключался в том, что именно знает эта женщина об Алексе.

— Сегодня его нет дома. — В сущности, его не будет еще довольно долго. Четыре дня в неделю Алекс проводил в клинике, но Джонатану не хотелось ей этого говорить. — Я решил, что нам проще поговорить в его отсутствие.

Девон прошлась по комнате, разглядывая коллекцию Джонатана. Мягкий свет золотил ее нежную кожу, придавая ей оттенок спелого персика. Джонатан втайне восхищался красотой ее ног и изящной линией груди. Когда Девон остановилась у его самой любимой картины, он не выдержал, подошел к ней и стал рядом.

— Этот рисунок тушью изображает Хотеи — одного из семи божеств, приносящих удачу. Он был сделан в» шестнадцатом веке Миямото Мусаси — великим японским фехтовальщиком и стратегом.

— Очаровательная работа.

Джонатан указал на другой, оправленный в тонкую позолоченную рамку, рисунок, находившийся рядом с первым.

— А вот эта работа девятнадцатого века изображает самого Мусаси. Как видите, он здесь занят тем, что отрабатывает фехтовальные приемы с помощью специального деревянного меча. Автор — Куниеси.

Девон пригубила вино.

— Хотя я изучала историю искусств в колледже, но боюсь, что в японской живописи я разбираюсь не очень хорошо.

Хозяин дома улыбнулся.

— В таком случае стоит положиться на инстинкт. Наслаждайтесь тем, что вам нравится. — Именно этим Джонатану и хотелось бы сейчас заняться. Насладиться роскошным телом Девон Джеймс.

Девон между тем снова оглядела рисунки и произнесла:

— Они все хороши — даже те, где изображаются сцены насилия. Я понимаю, отчего они вам нравятся.

— Я бываю в Японии по делам несколько раз в год и немного знаю ее культуру и обычаи. В определенном смысле они отличны от наших. Но иногда разницы не чувствуешь вовсе.

Девон собралась что-то сказать, но вдруг воскликнула:

— У вас ничего не горит?

— Черт! — Джонатан бросился на кухню, чтобы издать погибнуть тому, что еще можно было спасти. Так и есть — чайник выкипел. Джонатан собирался купить чайник со свистком вот уже два года, да так и не сделал это.

— Ну как? Все в порядке? — осведомилась Девон входя на кухню.

Джонатан торопливо снял с газовой плиты чайник и посмотрел в ее сторону. Господи, до чего же она ему нравилась. Красивая, уверенная в себе — но в чем-то незащищенная. Интересно, подумал он, что бы она сказала, если бы он сообщил ей, что хочет заняться с ней любовью?

— Это всего-навсего вода — мы заговорились, и она тем временем выкипела. Но ничего. Обед я приготовил заранее, так что волноваться не о чем. Почему бы нам не оставить на время выпивку и не поесть?

— Отличная мысль.

Когда они возвращались в гостиную, Девон задержалась в холле и заглянула сквозь приоткрытую дверь в кабинет Стаффорда.

— Это ваш сын? — спросила она, указывая на фото на стене. Фотография, видимо, была сделана, когда мальчику исполнилось три.

— Сейчас ему восемь, — довольно холодно заметил Джонатан. На фотографии были изображены они с сыном. При этом в руках у мальчика отливала яркими красками маленькая бейсбольная бита из пластика. Тогда у парня все было в норме. Теперь же в бейсбол он играть не мог.

— Я люблю детей. Мне бы хотелось с ним познакомиться.

— У вас нет своих детей? — осведомился Джонатан, хотя знал ответ заранее.

— Мой муж… Я хочу сказать, бывший муж… говорил, что еще не созрел для этого. Не хотел себя связывать.

— Но у вас, конечно, есть планы на будущее?

«Как там дела с жениховством Майкла Галвестона?» — так и хотелось ему спросить.

— Я недавно обручилась, но потом поняла, что это было ошибкой. Впрочем, надеюсь, со временем найдется подходящий человек и тогда я сделаюсь домохозяйкой. Знаю, что это сейчас не в моде, но я вообще довольно старомодна.

Джонатан мгновенно вспомнил о том, как мило она краснела. Мне нравится эта черта в женщинах.

— Так меня воспитали. Мои родители вместе уже тридцать пять лет, и мне бы тоже хотелось такой семейной жизни. — Девон улыбнулась краешками губ. — У нас с Полом ничего подобного не получилось, но я не теряю надежды. Кто знает… Вдруг где-нибудь, когда-нибудь…

У Джонатана эти мысли вызвали сочувствие и понимание. Пройдя в гостиную, он предложил Девон сесть на диван и сам примостился рядом. Ему очень интересно было разузнать, что стало причиной разрыва Девон и Майкла Галвестона.

— Как подвигаются ваши изыскания, связанные с семейством Стаффордов? — спросил Джонатан, хотя ему чертовски не хотелось затрагивать эту болезненную для них обоих тему. — Может быть, вы обнаружили еще парочку скелетов в шкафу?

Девон заговорила не сразу было видно, что ей трудно найти подходящие слова.

— Так далеко продвинуться мне не удалось. Зато я основательно поработала над вашим генеалогическим древом: начала с вашего пращура по имени Шеридан Стаффорд и добралась до нынешних времен. Но основные мои усилия были затрачены на изучение Стаффордов, проживающих в Коннектикуте.

Джонатан отхлебнул из своего бокала.

— Но вы так или иначе доберетесь и до меня, верно? Девон посмотрела ему в глаза.

— Да, у меня теплится подобная надежда.

Ничего у тебя не выйдет, — подумал Джонатан.

— Кажется, ваш бокал пуст, — сказал он. Девон опустила стакан на стеклянную поверхность журнального столика, внутри которого в прозрачном футляре стоял бронзовый котел двенадцатого века. — Почему бы нам не приступить к обеду?

— Должна признать, мне ужасно хочется есть. Сама то я неважный повар, поэтому очень рассчитывала на ваше угощение.

— Не сомневайтесь, оно вас не разочарует. — Стаффорд помог Девон подняться и почувствовал исходивший от нее запах цветущих апельсиновых деревьев; потом он коснулся рукой ее талии, как бы приглашая пройти с ним в сторону столовой. Она молча подчинилась и посмотрела на него проницательным, проникающим в душу взглядом. Девон и прежде замечала, что Стаффорду не очень-то приятно говорить о сыне. Впрочем, она замечала очень многое — если не все.

— И что у нас на обед? — спросила Девон. Джонатан оживился. Отодвинув стул с высокой покрытой черным лаком спинкой, он помог ей расположиться за длинным обеденным столом, потом исчез на кухне и вернулся с подносом, заставленным многочисленными блюдами, от которых шел пар.

— Обычай, завезенный с Востока, — подавать все кушанья разом. — Он открыл серебряную крышку и продемонстрировал Девон маленькие, искусно украшенные рисовые колобки и кусочки рыбы с водорослями. Все это перекочевало на многоугольную, крытую черным лаком тарелку, — Надеюсь, суши вам понравится.

— Мне и в самом деле нравится суши. Вы приготовили это сами?

Да. Этот вид приготовлен из копченого шпро — длинноперого тунца. А вот этот из магуро — желтоперого тунца. Я, конечно, мог приготовить сашими, но не был уверен, что вам понравится сырая рыба.

Девон улыбнулась.

— На самом деле, когда речь заходит о пище, я превращаюсь в настоящую авантюристку. — Она взглянула на великолепно оформленное блюдо: — Неужели вы и украшали сами?

— Да. Это был повод сбежать пораньше с работы. Такого рода занятия меня успокаивают. Но виновница всему — вы. Для себя я не стал бы стараться.

— Я польщена.

Жаль, что скоро восторги закончатся.

— Ваши слова мне в радость, миссис Джеймс. — Это было правдой. Стаффорд испытывал удовольствие от общения с этой женщиной куда большее, нежели следовало. Она была искренним и умным человеком и излучала душевное тепло, что явилось для него настоящей неожиданностью.

— Мы также имеем в нашем распоряжении агемоно — это зажаренные в масле угорь и палтус. — Стаффорд продемонстрировал ей палочки, на острие которых блестели от жира крохотные кусочки рыбы.

— Пахнет очень заманчиво.

— Наконец, у нас есть салат из турнепса, листьев хризантемы и моркови. Ну и, разумеется, вот это. — Стаффорд приподнял крышку над овальным металлическим блюдом, под которым полыхала крохотная спиртовка, и на свет предстали кусочки цыпленка вперемешку со свежими овощами. — При желании степень зажаренности вы можете регулировать сами.

Девон сверкнула улыбкой.

— Вот здорово! И как вам это все удается?

Во время обеда выяснилось, что Девон плохо управляется с палочками, и Стаффорд, показывая ей, как правильно держать их, подсел поближе.

— Так вам будет удобнее, — произнес он, вкладывая палочки для еды между ее пальцами. Сердце Девон колотилось как бешеное, и он чувствовал его удары, когда прикасался к ней.

— Благодарю вас. Я, знаете ли, никогда не умела этого делать как следует. — Ее дыхание обжигало его щеки, и Джонатан ощутил возрастающее желание.

— Вот видите, это совсем несложно, — произнес он чуточку охрипшим от напряжения голосом, — вы быстро привыкнете. К тому же японский рис несколько более клейкий, чем прочие, поэтому его легче подхватывать палочками.

Они говорили о ее книгах, обсудив, в частности, роман «Странствия», старательно избегая упоминать при этом нынешнюю работу. Потом поговорили о его бизнесе. Девон спросила о «Стаффорд энтерпрайзес» и узнала о новейших проектах, над которыми Джонатан в тот момент трудился. Потом они оба посмеялись над анекдотом, который он рассказал.

Нет, определенно Девон была в его вкусе — даже, пожалуй, слишком.

При всем том он знал, что окончание вечера ей не понравится — и даже очень.