Дженни съежилась на диване у себя в гостиной. Была почти полночь, но она не могла уснуть. Кошмары страшили ее еще больше, чем прежде. На сей раз они были бы ужасным отражением ее самой.

Она пыталась убедить себя, что возможна ошибка, что есть и другое объяснение, как сказал доктор Бейли. Но в это верилось слабо. Глубоко внутри — может быть, в самой сердцевине мозга — она была убеждена, что это правда.

И все же знать это наверняка было нельзя, а раз так, она продолжала цепляться за надежду, что все это неправда, всего лишь истерика, которая у нее началась после гибели Билла. Час назад она решила съездить на Ямайку. Книги есть книги, а она хотела убедиться своими глазами. Хотела увидеть место, почувствовать его.

Она хотела узнать об Энни Патерсон, а чтобы сделать это, нужно было поехать туда, где жила Энни. Да и найти концы на месте было бы куда легче. Конечно, она могла порыться в старых газетах и исторических монографиях. Но чтобы разыскать и получить эти источники по межбиблиотечному абонементу, потребовались бы недели.

Так или иначе, она поедет на Ямайку. И вернется лишь тогда, когда узнает правду.

Дженни откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Когда удавалось не вспоминать о случившемся у доктора Бейли, она начинала тосковать по Джеку. Она всеми силами пыталась забыть его, выбросить из головы, но не могла. Голос разума твердил, что она должна ненавидеть Джека, который смертельно обидел ее, но другой голос — голос сердца — нашептывал, что виноват не он, а она сама.

Джек оставался тем же человеком, каким был в тот день, когда они познакомились. Именно таким он и хотел казаться. Он не желал быть прикованным к месту. Не хотел привязанности… или ответственности.

Он предупреждал ее.

Пит предупреждал ее.

А она все равно влюбилась.

Дженни зажмурилась изо всех сил, чтобы прогнать воспоминания о нем и избавиться от боли. В ее груди зияла саднящая рана; сердце ныло так, словно его перетирали мельничные жернова. Время не остановилось, но жизнь Дженни кончилась в ту минуту, когда она сошла с корабля.

Перед ее глазами — в который раз! — возник лежащий в каюте Джек с перевязанным плечом, отказывающийся принимать прописанное доктором обезболивающее, пока медь не будет выгружена на причал.

Он не общался с ней, если не считать пары ничего не значащих слов и вежливого, но отчужденного взгляда. Именно этот взгляд сказал ей, что все кончено. Стоило Дженни признаться, что она любит его, как Джек тут же отстранился…

Дрожащей рукой Дженни вытерла слезы. Джек есть Джек. Все, что их объединяло, осталось в прошлом. Джек заявил об этом прямо, без обиняков. И ничем тут не поможешь.

Хотя Дженни не видела Бреннена, она была в курсе всех его дел. Ей не забыть вечер, когда она застала его с Вивиан Сэндберг. Острая боль от обиды никогда не изгладится из ее памяти. Как будто она умерла, как будто жизнь вытекла из ее сердца вместе с кровью, по капле. Она не вынесет такую боль во второй раз. И чем скорее она взглянет правде в лицо, тем легче ей будет.

Дженни уронила голову на валик дивана, желая уснуть и моля Бога, чтобы не видеть снов. И тут ей послышался тихий, но настойчивый стук в дверь.

Плотно запахнув махровый халат, она вышла в прихожую и поглядела в глазок. Джек! Все внутри у нее похолодело.

— Дженни, это Джек. Я хочу поговорить с тобой. Пожалуйста, впусти меня.

Она до боли прикусила дрожащую губу.

— И-извини, Джек. Не могу.

— Я знаю, что у тебя есть много причин ненавидеть меня, но…

— Я не нужна тебе, Джек. Ты сказал это во всеуслышание. Пожалуйста, не мучай меня больше.

— Дженни, выслушай меня.

— Я знаю, чем ты занимаешься. — В горле у нее застыли невыплаканные слезы. — Пьешь. Встречаешься с другими женщинами. Ты ведь этого и хотел, правда? Вот и уходи. Пожалуйста.

— Дженни, ты должна поговорить со мной. Я постараюсь все объяснить.

Глаза Дженни наполнились слезами. Как она ни боролась с ними, они неудержимо текли по щекам.

— Я знаю про рыжую. Дотти Маршалл видела тебя с ней. Ты спал с ней, правда? — Она не имела права задавать такие вопросы… или… или имела право на все. Потому что боролась за свою жизнь.

Прошло много времени, прежде чем Джек заговорил:

— Не буду лгать, Дженни. Во всяком случае, сейчас. Я могу сказать тебе только одно: это больше не повторится. Впусти меня, Дженни. Пожалуйста! Я прошу только выслушать то, что мне нужно сказать.

Дженни прижалась лбом к двери. Она дрожала всем телом. Если позволить Джеку войти, она простит его. Она любит его. Когда Джек Бреннен начинает говорить, силы изменяют ей.

— Не могу, Джек. Между нами все кончено. Мне жаль, что это вообще имело начало.

— Дженни…

— Это не твоя вина, Джек. Ты пытался вразумить меня, и Пит тоже. Пожалуйста… пожалуйста, уходи и оставь меня одну!

— Проклятие, Дженни…

Она выпрямилась и глубоко вздохнула, пытаясь придать себе смелости:

— Если ты будешь продолжать стучать или полезешь на балкон, я позвоню в полицию. Я не шучу, Джек.

Наступила гнетущая тишина.

— Что ж, если ты действительно хочешь этого, я уйду. Но я не отступлюсь до тех пор, пока ты не поговоришь со мной.

— До свидания, Джек. — Прижав к губам руку, чтобы не зарыдать, Дженни повернулась и убежала из прихожей. В гостиной она остановилась. Ноги были как ватные, и словно кто-то невидимый сжимал железной лапой ее бедное сердце. Скитер терся о ее ноги. Дженни наклонилась, трясущейся рукой подхватила его и зарылась лицом в пушистую серую шерстку.

Она должна быть сильной. Что бы ни было, она не может позволить Джеку Бреннену вернуться в ее жизнь. Это слишком больно.

Поднявшись по лестнице, Дженни вошла в ванную и отыскала в аптечке снотворное, выписанное доктором Хэлперн больше года назад. Она приняла двойную дозу, добралась до спальни и упала на покрывало. Лекарство подействовало почти мгновенно и погрузило ее в глубокий, тяжелый сон.

Утром раздался звонок в дверь, и она проснулась, на мгновение испугавшись, что вернулся Джек. Однако это оказался посыльный из цветочного магазина с красивой коробкой в золотой фольге. Сквозь целлофановое окошко была видна охапка белых орхидей с темно-пурпурной переливающейся серединкой. Конечно, это от Говарда. Он знает, что белые орхидеи — ее любимые цветы. Дрожащей рукой Дженни достала карточку.

«То, что я должен сказать, можно сказать только с глазу на глаз. Я знаю, что не заслуживаю этого, и все же прошу дать мне последнюю возможность. Пожалуйста. Джек».

Дженни прижала карточку к губам. О чем таком мог поведать ей Джек, чего она не слышала раньше? Более того, что бы она сама сказала ему в ответ? Она бы не вынесла, если бы снова попала в любовную ловушку и день и ночь думала о той минуте, когда он оставит ее в очередной раз.

Вместо этого она позвонила в туристическое агентство, заказала билет на рейс до Ямайки на следующее утро, собрала сумки и провела ночь у Милли, чтобы Джек не мог найти ее.

Захватив заграничный паспорт, полученный для поездки с Биллом в Мексику, но так ни разу и не использованный, рано утром она уехала от Милли. В восемь часов Дженни уже летела в Лос-Анджелес, откуда без промежуточной посадки добралась до Майами Там она пересела на прямой рейс до аэропорта города Монтего-Бей. Никакие силы не могли бы переубедить Дженни: ни Джек Бреннен, ни Чарли, ни даже ее собственное сердце.

* * *

— Я не могу найти ее, Чарли. Ее нет ни на работе, ни дома. Я приходил вчера вечером, но ее машины не было, и она так и не вернулась. — Джек знал это, потому что заглядывал в окно ее гаража, а потом сидел в «мустанге», припаркованном у тротуара, все утро дожидаясь ее возвращения. — О Господи, Чарли, а вдруг она с Маккормиком?

Чарли пронзил его взглядом:

— Тогда ты должен будешь простить ей эту ошибку, раз уж просишь, чтобы она простила тебе твою.

Конечно, Чарли был прав, но при мысли о Дженни — его Дженни, проводящей ночь с этим прохиндеем Маккормиком, у Джека все сжималось внутри.

Чарли положил руку ему на плечо.

— Послушай, сынок. Я не думаю, что Дженни способна на какую-нибудь глупость. Она просто пытается держаться от тебя подальше. Хочешь верь, хочешь не верь, но это добрый знак.

— Еще бы, Чарли! Она так ненавидит меня, что обходит за милю. Знак лучше некуда…

— А ты не думаешь, что Дженни избегает тебя, потому что боится, что ты уговоришь ее снова встречаться с тобой? Она думает, что ты хочешь повторения прошлого, и боится новой обиды.

Чувство вины снова сдавило тисками его голову.

— И что в этом хорошего?

— Она любит тебя и боится, что у нее не хватит сил тебе противостоять.

Джек только покачал головой, чувствуя себя еще большим подонком, чем Говард.

— Думаю, ты не прав, Чарли. Скорее всего она с Маккормиком. Он нравится ей гораздо больше, чем ты думаешь.

— Почему ты ее не ищешь?

— Как?

— Поговори с ее подругой-библиотекаршей. Кажется, ее зовут Милли. Не исключено, что она знает, где Дженни.

— Даже если и знает, то не скажет.

— Какая женщина может отказать Джеку Бреннену?

У него приподнялся уголок рта.

— Об этом я не подумал. О'кей, если Миллисент Уинслоу знает, где Дженни, я придумаю способ уломать ее.

Джек схватил куртку, поморщился от боли в плече и устремился к двери. Он сломя голову помчался в библиотеку и едва отдышался, прежде чем войти в зал.

Помня описание, сделанное Дженни, и то, что Милли работает в справочном кабинете, он тотчас отыскал глазами высокую худую фигуру и поспешил к ее столу.

— Мисс Уинслоу?

Тоненькая, похожая на тростинку молодая женщине обернулась и посмотрела на него. Глаза у нее были голубые, намного светлее, чем у самого Джека.

— Я — Джек Бреннен. Мне очень не хочется беспокоить вас, но…

— Джек! Конечно. Рада познакомиться! Дженни много рассказывала о вас. Она улыбалась. Интересно, это хороший знак или плохой?

— Мне нужно поговорить с ней. Я подумал, не сумеете ли вы мне помочь.

— Да, но боюсь, что она не хочет вас видеть.

— Где она?

— Я… не имею права сказать это.

Маккормик. Теперь Джек был в этом убежден. У него помутилось в голове.

— Я знаю, что плохо обошелся с ней, и хочу попросить прощения. Я должен поговорить с ней, Милли. Я должен сказать ей… Я люблю ее и хочу, чтобы она вышла за меня замуж.

Глубоко посаженные глаза Миллисент Уинслоу стали круглыми, как серебряные доллары.

— Вы любите ее?

— Да. — Признаться в этом оказалось не так уж трудно. Не то что в первый раз.

Миллисент широко улыбнулась:

— Ну это совсем другое дело. Конечно, теперь я скажу вам, где она. Дженни улетела на Ямайку.

— Ямайка! — Джек вздрогнул. Этого он не ожидал. — Конечно, она полетела туда не одна? — О Господи, с кем угодно, только не с Маккормиком!

Милли покачала головой:

— В полном одиночестве. Ночь перед вылетом она провела у меня и рано утром уехала. Она хочет все разузнать о той женщине, которая ей снилась.

— Когда она вернется? — Вместо того чтобы почувствовать облегчение, он почернел от беспокойства. Мало Дженни забот… Какого черта ее понесло на эту Ямайку?

— К сожалению, этого она не сказала.

Прежде чем покинуть библиотеку, Джек выяснил подробности путешествия Дженни, включая название гостиницы в Монтего-Бей, где она должна была остановиться, а затем вернулся на корабль, чтобы посоветоваться с Чарли. Войдя в кают-компанию, он обнаружил там Олли.

— Дженни уехала, — начал он без всяких предисловий, — улетела на Ямайку. Помчалась собирать сведения о женщине из ее снов.

Чарли побледнел.

Проняло даже Олли:

— Старик, ты должен был остановить ее. Ты видел, что с ней было на корабле. А ведь она увидела только картинку этого места. Вдруг с ней снова случится что-нибудь в этом роде?

— То же самое произошло у Ричарда Бейли, — добавил Чарли, — ему понадобилась уйма времени, чтобы разбудить ее. Она ушла от него с синяками на шее.

— С синяками? — выпрямился Джек. — Что за чертовщина?

— Ричард считает, что такие отметки остались на горле Энни Патерсон в ту ночь, когда она была задушена. Когда Дженни вспомнила об этом, они проступили вновь. Ричард говорит, что это психосоматика — физическое проявление психической травмы.

— Иисусе!.. — Джек озадаченно провел рукой по волосам.

— Чарли говорит, что эта Энни была мамбо, — пробасил Олли, — верховной жрицей вудуистов. А они еще то дерьмо, старик. Ты ведь не хочешь, чтобы Дженни имела дело с такими вещами?

— Я не могу сорваться с места и уехать, — возразил Джек, — мы не закончили спасательные работы. Если мы хотим удержаться на плаву, нужно пополнить капитал.

— За этим штормом идет еще один, — успокоил его Чарли, — если повезет, то ты вернешься сюда с Дженни еще до установления ясной погоды, когда можно будет возобновить погружения. Да и плечо ты еще не залечил. Спускаться под воду тебе пока нельзя. А от первого груза проволоки у нас осталось достаточно денег, чтобы нанять столько людей, сколько понадобится.

— Я могу заменить тебя, — сказал Олли. — Наверное, и Пит тоже.

Джек улыбнулся:

— Спасибо, ребята. Что бы я без вас делал! — Он шагнул к трапу, который вел в капитанскую каюту.

— Когда летишь? — спросил Чарли.

Рот у Джека разъехался до ушей в по-детски наивной улыбке.

— Я уже забронировал билет на самолет, который вылетает на юг через полтора часа.

Чарли рассмеялся, а вслед за ним и Олли:

— Похоже, он действительно изменился… по крайней мере частично!

— Несомненно. И определенно в лучшую сторону. Давай-ка, сынок, бери ноги в руки.

Но Джек не нуждался в том, чтобы его подгоняли. Он слетел с трапа, схватил рюкзак и принялся запихивать в него рубашки, шорты и джинсы. Несколько минут спустя он ехал в аэропорт Голета, откуда летали самолеты в Лос-Анджелес. Ему посчастливилось забронировать билет на беспосадочный рейс от Лос-Анджелеса до Ямайки и сэкономить два часа. Через шесть часов после вылета он должен был приземлиться на Ямайке.

Джек молился лишь об одном: чтобы с Дженни ничего не случилось до его прибытия. А там уж он сумеет убедить ее вернуться домой.

* * *

Дженни вышла из самолета в международном аэропорту Сангстер. Стандартный набор услуг, которые оказывал клиентам гольф-, теннис- и пляж-клуб «Полумесяц», включал и доставку, поэтому она сразу же забралась в микроавтобус с названием отеля, выведенным на дверях каллиграфическими золотыми буквами. Стоявший на тротуаре улыбающийся ямаец погрузил ее вещи в задний багажник. Дженни оказалась в другом часовом поясе. В Монтего-Бей стоял ранний вечер.

Она устала, поскольку у Милли спала плохо. Ей хотелось поужинать в номере и поскорее лечь в постель. Может быть, ей даже удастся уснуть. А поиски она начнет завтра утром.

Дженни откинулась на спинку сиденья и взглянула в окно, пытаясь впитать в себя звуки и краски города.

— Один раз на Ямайка? — спросил шофер на ломаном английском, обращаясь к своей единственной пассажирке.

Впервые ли? По коже прошел холодок. Возможно, завтра она это узнает.

— Да… да, я здесь в первый раз!..

Водитель улыбнулся, обнажив крупные белые зубы. На нем была цветастая рубашка с короткими рукавами, волосы были заплетены в десятки косичек длиной сантиметров в восемь. Типичный ямаец. Возможно, именно поэтому его и взяли работать в гостиницу.

— Как вы первое путешествие, я дам вам быстро глянуть-увидеть Мобей.

— Мобей?

— Монтего-Бей. Так мы звать его.

— Я поняла. Спасибо, это будет очень приятно. — Может, так оно и было бы, если бы не эта проклятая тревога. Ее пугала вероятность столкнуться с тем, что могло вызвать новый приступ удушья. Хотя синяки на ее шее исчезли таким же таинственным образом, как и появились, это загадочное обстоятельство не выходило у нее из головы. Доктор Бейли верил, что знание причины устранит следствие. Дай Бог, чтобы он не ошибся!

Они прокладывали путь по оживленным улицам, где пестро одетые ямайцы торговали всем на свете — от плетеных корзин, соломенных шляп, резного дерева, майолики, поделок из раковин и цветов до свежей рыбы и овощей.

— Будьте уверены, вы попытаться ямайский фрукт, — сказал шофер, звездные яблоки, сладкий соп. кислый соп, джекфрут, гвинеп, пау-пау… Вы понравится, я обещаю.

Она слабо улыбнулась. Какие красивые, звучные названия!

— Конечно, понравится. — Похоже, у этого города был свой стиль.

Микроавтобус остановился у светофора, и мимо прошла высокая гибкая женщина, смуглая, как шоколадка, с полной корзиной бананов и кокосовых орехов на голове. Ее бедра покачивались с такой же природной грацией, как и у первых обитателей этого острова. Дженни закрыла глаза и попыталась представить себе, какой была здесь жизнь сто пятьдесят лет назад. В дни, когда не было ни автомобилей, ни самолетов, ни автобусов. Когда квадратную площадь заполняли не продавцы, зорко следящие за своим товаром, и не художники с мольбертами, а рабы.

— Лучше мы поехать в отель сейчас. Вы можете видеть больше утром.

— Разумеется, сейчас уже поздно.

Она зарегистрировалась и получила номер-люкс на втором этаже с балконом и видом на зелено-голубое Карибское море. Окно затеняла старая пальма, что придавало комнате особый уют. За роскошным газоном был хорошо виден белый песчаный пляж в милю длиной, на который лениво накатывал океанский прибой.

Номер был со вкусом декорирован и обставлен темной полированной мебелью ротангового дерева. Негромко гудел маленький холодильник, встроенный в мини-бар, стоявший напротив великолепной кровати поистине королевских размеров.

Дженни провела около часа, распаковывая свой небольшой багаж и заказывая ужин, состоявший из бананового супа, жареных цыплят и сладкого картофеля Она собиралась поесть как следует, но, сидя на веранде, лишь лениво поковыряла еду. Потом Дженни ушла в спальню, разделась, легла в постель, однако так и не смогла уснуть.

Прошло часа два, а сон по-прежнему не шел. Дженни либо тревожилась о том, какие открытия ждут ее завтра, либо думала о Джеке, переходя от гнева к горькой безнадежности. Наконец она огорченно вздохнула, откинула крахмальную белую простыню и встала с кровати.

Она надела шорты цвета хаки и темно-зеленую блузку с овальным вырезом, вышла из номера и спустилась по лестнице. Проходя мимо портье, Дженни попросила починить сломанную защелку маленького комнатного холодильника, а затем храбро вышла в темноту. Ее властно манил к себе океан.

* * *

Бреннен стоял в регистрации «Полумесяца» позади толстого лысого мужчины в невообразимых розовых цветастых шортах и майке, не прикрывавшей огромный живот. Ему не терпелось поскорее увидеть Дженни. Переминаясь с ноги на ногу, Джек молился, чтобы толстяк поскорее решил, чего он хочет, перестал жаловаться на цены и убрался от стойки к чертовой матери. Когда лысый наконец ушел, ворча на ходу, Джек занял его место.

— Джек Бреннен. Я заказывал номер сегодня утром.

Клерк нажал на клавишу компьютера.

— Конечно. Все верно, мистер Бреннен. — Служащий достал из ящика регистрационную карточку и положил ее на стойку. Джек, заполнив ее, вернул, и ему вручили ключ. — Номер сто сорок четвертый, с прекрасной ланаи. Первый этаж.

Джек коротко кивнул.

— Тут должна была остановиться моя приятельница. Ее зовут Дженни Остин. Проверьте, пожалуйста, зарегистрировалась ли она?

Снова загудел компьютер.

— Да, сэр. Она прибыла несколько часов назад.

— В каком она номере?

— Прошу прощения, сэр. У нас не принято сообщать подобную информацию.

Джек знал, что так и будет, но попытка не пытка.

— У вас есть телефон для постояльцев? — Ему не терпелось как можно скорее увидеть Дженни. Он примчался издалека, чтобы встретиться с ней. И сделает это.

— Да, сэр. Телефон наверху. Но вот что я думаю… Если вы собираетесь поговорить с миссис Остин, то боюсь, что ее нет. В ее номере обнаружилась неисправность, и на время ремонта она отправилась прогуляться по пляжу.

Джек поставил рюкзак на стойку и положил рядом пригоршню ямайской мелочи, которой он предусмотрительно запасся на пункте обмена валюты.

— Вы не передадите коридорному, чтобы он отнес вещи в мой номер?

— Конечно.

Джек повернулся и пошел к двери, бросив взгляд на свои часы. В Штатах было десять вечера, а по местному времени — час ночи. Джек миновал плавательный бассейн, откуда ветер доносил звуки музыки, пересек газон и ступил на песок. Он обвел берег взглядом — Дженни нигде не было. Наверное, она слишком далеко ушла. Над океаном стояла полная луна, отбрасывая на воду серебристую лунную дорожку. На длинной полосе белого песка было пусто.

Он немного подождал, пока глаза не привыкли к темноте, и наконец заметил маленькую фигурку, которая брела вдоль берега по щиколотку в воде.

Нервы Джека напряглись, как тетива. Он зашагал следом. Что он скажет ей? Да и что он может сказать в свое оправдание? Но даже если Дженни простит его, сможет ли она поверить, что Джек больше никогда не заставит ее страдать?

Он прошел вдоль берега полмили, а силуэт Дженни все еще был где-то впереди. Это было прекрасное, уединенное место, поросшее раскидистыми пальмами, которые величаво возвышались посреди пышной тропической зелени, щедро благоухавшей сладким запахом жасмина. В нескольких шагах отсюда вспыхивали светлячки. Исполняя свою вечную любовную песню, они были похожи на маленькие неоновые огоньки.

Лунный свет и теплый карибский бриз. Трудно найти более подходящее место для слов, которые ему так хотелось сказать. Если бы только он мог убедить Дженни выслушать его…

* * *

Дженни стояла, засунув руки в карманы шорт и запрокинув голову, любуясь огромной, полной луной, висевшей в черном бархате южного ночного неба. Легкий бриз играл ее длинными, распущенными по плечам волосами. Влажный карибский воздух заставлял их виться крупными кольцами. Теплая океанская волна лизала ее щиколотки; веявший с суши ласковый ветерок был пропитан ароматом роскошных цветов.

Казалось, окружающая красота должна была притупить печаль, но тропическая ночь делала ее тоску по Джеку еще мучительнее.

Дженни прилетела сюда в надежде, что поиски сведений об Энни Патерсон помогут ей забыть о своей потере. Однако здесь чувство одиночества еще более обострилось, как будто этот остров хранил воспоминания о Джеке и не давал ей забыть эту любовь. Дженни наклонилась, подняла маленькую пеструю ракушку и бросила ее в темную, лоснящуюся воду. Внезапно, повинуясь неосознанному порыву, она обернулась и застыла на месте, увидев освещенного луной высокого мужчину, шедшего за ней по берегу. На какое-то короткое, захватывающее дух мгновение ей почудилось, что это Джек. Глупо… Как же, полетит он за ней за тысячи миль!..

Но чем ближе подходил мужчина, тем сильнее билось ее сердце и тем громче звенело в ушах. У Дженни взмокли ладони, а лоб покрылся испариной.

Мужчина почти поравнялся с ней, когда луна вышла из-за набежавшего облака и нежные, переливающиеся лучи осветили его лицо.

— Джек… — прошептала она, и в то же мгновение что-то случилось. Время стало завиваться в спираль, открылся тоннель в прошлое и потащил ее в другое время и место. Мужчина, шедший к ней, был и Джеком и не Джеком. Те же неотразимо синие глаза, но волосы светлее, рыжевато-каштанового оттенка. И кожа не такая смуглая. Ростом он не уступал Джеку, однако был более худощавый, костистый, жилистый и не такой мускулистый. В четких линиях лица сказывался твердый характер.

Джейсон. Она задрожала всем телом, узнавая это лицо, вспоминая его, умирая от нежности и сгорая от желания прильнуть к нему. Он здесь. Он вернулся. Это он!

— Дженни…

Она едва расслышала свое имя. Он виделся ей таким, каким был тогда: в ярко-красном мундире с рядами блестящих золотых пуговиц и эполетами, венчавшими широкие плечи. Таким, каким был в тот последний день в порту, когда помахал ей и поднялся на борт своего корабля. «Вояджер» уплывал, но Джейсон обещал вернуться. Он говорил, что любит ее. Безумно! Отчаянно! Что вернется к ней, как только сумеет договориться.

Он снова назвал ее по имени, потянулся к ней, и она упала в его объятия, ощущая силу его рук и вспоминая, как крепко они смыкались вокруг нее.

— Я люблю тебя, — сказал он. — О Боже, как я люблю тебя!

Он взял ее лицо в ладони, прильнул к губам и поцеловал так нежно, что у нее едва не разорвалось сердце. Его язык бережно скользнул между ее зубами, и ее затопила волна наслаждения. Он овладевал ее ртом, требовал его снова и снова.

Она не могла думать ни о чем другом, только о своей любви к нему. О том, как она стосковалась по нему за эти бесконечные годы, о том, что он наконец здесь. Она водила пальцами по его подбородку, ощущая его твердую, решительную линию, не могла наглядеться в эти прекрасные синие глаза, которые пленили ее целую вечность назад. Хотелось обнять его, прижаться к его обнаженной груди, хотелось ощутить его внутри себя.

Она отдала бы все, чтобы владеть им. Все, чтобы он снова принадлежал ей.

— Дженни, — одними губами произнес он, и ее имя прозвучало как дуновение теплого ветерка.

— Люби меня, — прошептала она, — пожалуйста… — Синие глаза внезапно потемнели. Он стоял в замешательстве, словно не веря своим ушам. Пожалуйста.

Тогда он подхватил ее на руки, перенес через полосу песка, уложил на густую, влажную, высокую траву, укрывавшую их от посторонних взглядов, расстегнул ее блузку, взял в ладони груди, наклонил темную голову и принялся целовать соски, тут же превратившиеся в тугие маленькие бутоны.

Она вспомнила, что он всегда любил ее грудь. Благоговел перед нею, поклонялся ей. Так же, как она поклонялась ему.

— Джек, — прошептала она и вдруг нахмурилась.

Она вспоминала Джейсона. Джейсона, который любил ее, которому она отдала свою невинность в тот далекий день под папоротниками на берегу пруда. Пруда в окружении белых орхидей. Джейсон любил ее и сейчас. Это его губы целовали ее грудь, его руки ласкали ее бедра. Джейсон раздевал ее и снимал с себя одежду, стоял на коленях между ее ногами, целовал ее живот и ноги, бессвязно шептал нежные слова и прижимался губами к ее горячей, влажной сердцевине…

Дженни выгнулась всем телом, ощущая его язык, принимая и безумно желая его. Она горела от страсти, любила его и нуждалась в нем так, как никогда не нуждалась ни в ком другом. Ее затопляли волны жара, тело трепетало от желания. Его рот ласкал ее жадно и в то же время бережно. Его язык скользнул внутрь, зная, как доставить ей наслаждение. Мучительное наслаждение. Он сжимал ее бедра и поднимал их, вонзал язык все глубже и глубже и держал его там, решив довести ее до блаженства и хорошо зная, как это сделать. Он ласкал ее любовно, нежно, а она билась и стонала, сжигаемая бушующим внутри пламенем. Она думала, что умрет от счастья, когда тело опалило жаром, свело судорогой страсти, а потом пришли облегчение и блаженная истома.

Он прижал ее к мягкой зеленой траве своим телом. Курчавые черные волосы сладострастно терлись о ее грудь. Она едва не задыхалась от его поцелуев, от ударов языка о стенки рта, от губ, легко скользнувших по ее губам и прошептавших, как он любит ее. И каждое его слово, каждое прикосновение рук к груди снова и снова пробуждали в ней желание. Он гладил ее соски, ласкал их, раздвигал ей ноги и растягивал пальцами горячие, влажные губки, готовые принять его, жаждавшие почувствовать его внутри.

— Я люблю тебя, Дженни, — шептал он, наполняя ее своим горячим твердым телом. А она знала, что любила его всегда.

— Джек… — Его плоть была толстой, твердой, проникала внутрь ее тела и одновременно в ее душу. Сколько же она ждала? Почему он не возвращался?

Мускулы мужчины напряглись, и он задвигался, жадно целуя ее и проникая вглубь. Она впилась в его мощные плечи, голова запрокинулась и утонула в сочной, густой траве, ногти вонзились в покрытую испариной кожу. Глаза были закрыты, но она все равно видела его, и этот мужчина, которого она любила которого любила всегда! — был прекрасен.

Она обхватила его тело руками и ногами, почувствовала, как сжалась свернувшаяся внутри тугая спираль, и поняла, что вновь приближается пик блаженства, до которого ее мог довести только он. Стиснув его кольцом мышц, она услышала ответный стон, а затем оторвалась от земли, взлетела, воспарила, стрелой умчалась ввысь, прорвалась сквозь облака и упилась небесной голубизной, нежный вкус которой ощущала на своих губах.

Мышцы мужчины напряглись, в нее хлынул огненный поток семени, и слезы счастья заструились по ее щекам.

— Ты не возвращался, — шептала она, — а я ждала и ждала. Я следила за горизонтом, пока не садилось солнце. Я никогда не переставала ждать тебя, а ты все не возвращался…

Он вздрогнул, крепко обнял ее и прижался лбом к ее лбу.

— Теперь я здесь, — сказал он, — и больше никогда не оставлю тебя.

Дженни обвила руками его шею. Ее сердце, все еще похожее на кровоточащую рану, наконец избавилось от своих оков. Она ощущала легкое прикосновение губ на своем лице, видела в его прекрасных синих глазах безграничную любовь. Джек и Джейсон были одним и тем же человеком, мужчиной, которого она полюбила навсегда.

Дженни дрожащей рукой провела по его лицу, коснулась его губ последним нежным поцелуем и заплакала.