Следующие две недели прошли медленно — не столько прошли, сколько проползли. От Криса по-прежнему не было вестей, и мы понятия не имели, куда он делся. Ребята трижды совершали вылазки из Ада, чтобы поискать его. В первый раз добрались только до моего дома, во второй раз — до домов Кевина и Гомера, а в третий долго ехали на велосипедах до дома самого Криса. Парни сознательно пошли на риск и оставили там для него записку — о том, что они приезжали, потому что думали, это самое подходящее для него место. Если он вообще где-то есть...

«Если он вообще где-то есть». Ну конечно, где-то он был. Все где-то находятся, разве не так?

Я наконец уселась, чтобы прочитать его записи, и неловко переворачивала страницы ободранными пальцами. Мне не нравилось совать нос в чужие дела, потому я спросила других, что они думают на этот счёт. Все согласились, что записи могут дать нам понять, куда Крис подевался. То, что он оставил свои блокноты, мне казалось весьма зловещим знаком. Он ведь так их ценил и берег! Но может быть, какой-то он всё-таки прихватил с собой, возможно, их было не четыре, а больше.

Записки Криса сильно отличались от моих. Он подходил к делу более творчески. Я увидела краткие заметки и идеи, стихи и рассказы, мысли о жизни, вроде этой: «Мы поубивали всех гусениц, а потом стали жаловаться, что нет бабочек».

Некоторые страницы были мне уже знакомы, я их видела, но только не самые последние. Здесь много говорилось об Аде, только я не могла бы сказать, шла ли речь о нашем Аде — том, в котором мы теперь жили. Некоторые заметки казались гнетущими, но Крис легко впадал в уныние, я всегда знала об этом.

Но далеко не всё было таким унылым.

Это стихотворение я запомнила ещё с тех пор, как Крис показывал мне его в первую неделю пребывания с нами. Мне оно очень понравилось. Крис вообще часто писал о лошадях, наверное, потому, что у Лангов они были.

Похоже, это было из недавних сочинений. Я этого раньше не видела.

Жизнь тем труднее, чем глубже ты всё переживаешь, — вот и всё, что я могла подумать, откладывая блокноты в сторону. Чувства, да кому они нужны? Иногда они похожи на некий дар, если ты ощущаешь любовь или счастье. А иногда они — настоящее проклятие.

Похоже, для Криса чувства всегда были проклятием, а не благословением.

Я снова задумалась о том, как дела у Корри и Кевина. Бедняга Кевин. Я представляла, как он сидит на территории ярмарки, глядя сквозь проволочную ограду и представляя нас в Аду, по-прежнему пребывающих на свободе. Наверное, он нам завидовал, желал оказаться рядом. Но нам тут было не так уж хорошо. Меня всегда учили, что самое главное в жизни — свобода, но оказалось, что всё не так. Уж лучше сидеть на привязи рядом с людьми, которых любишь, чем в одиночестве бродить на свободе.

Ещё я думала, что нам следовало бы составить некий список потерь, список тех, с кем мы расстались, — с Корри и Кевином, а теперь, может быть, и с Крисом... А возможно, в списке скоро появятся и другие имена. Наверное, именно эти мысли заставили меня так разозлиться, когда я обнаружила, что Гомер составляет свой список. Он стоял возле большого старого эвкалипта, аккуратно вырезая на нём вертикальные метки.

— Что это ты делаешь? — спросила я.

— Подсчитываю, — ответил Гомер.

— Подсчитываешь? Что?

— Потери, нанесённые нами.

Я не поверила собственным ушам:

— Ты имеешь в виду людей, которых мы убили?!

— Ну да, — кивнул Гомер, однако он уловил ярость в моём тоне и как будто слегка занервничал.

— Да ты, наверное, просто шутишь! Ты, безмозглый идиот, что себе думаешь, это футбольный матч?

— Эй, Элли, успокойся, что тут такого?

— Гомер, тебе ведь даже спорт никогда не нравился, а теперь ты превращаешь худшее в нашей жизни в какую-то чёртову игру!

— Ладно, ладно, успокойся! Не буду, если тебя это так злит.

Гомер явно почувствовал себя виноватым, когда начал осознавать, что его идея не из лучших. А я так расстроилась, что даже говорить не могла. И помчалась прочь. Нет, ну надо же, Гомер проявлял такую сообразительность, так умел взять на себя руководство, а потом вдруг делает такое! Конечно, это история его жизни... Но хотя с самого начала вторжения Гомер был молодцом, сейчас он доказал, что вполне способен на глупости. Я так переживала из-за смертей и разрушений, которые мы видели и к которым были причастны, что даже вообразить не могла, будто кто-то может смотреть на всё иначе.

Не знаю...

От огорчения я не сразу заметила, что кто-то встал у меня на дороге. Это был Ли. Он схватил меня за руку:

— Эй, Элли, спокойнее, спокойнее! Что случилось? — спросил он.

— Ох, да этот чёртов Гомер! Он меня злит и вообще ведёт себя по-детски, хуже, чем обычно!

Ли всё ещё держал меня за руку, и я немного повернулась, чтобы прижаться к его груди. Похлюпав носом, я задала Ли тот же вопрос, который задавала мне Фай:

— Что с нами будет, Ли?

— Я не знаю.

— Не надо так говорить! Так все говорят! Я хочу, чтобы ты был не таким, как все!

— Я и есть не такой. Я убийца.

Я почувствовала, как при этих словах по телу Ли пробежала дрожь.

— Нет, Ли, ты не убийца.

— Хотелось бы мне в это верить. Но слова ничего не меняют.

— Думаешь, это было неправильно?

Ли молчал так долго, что я подумала: мой голос, наверное, прозвучал слишком тихо, потому что я прижималась к его груди. И хотела уже повторить вопрос, но Ли меня перебил:

— Нет. Но я напуган тем, что во мне прячется нечто, заставляющее меня поступать именно так.

— Слушай, той ночью так много всего произошло... Может, такого больше никогда и не будет. Но кто угодно слегка свихнётся после того, что ты видел.

— Но может, если уже сделал такое однажды, будет легче сделать это в следующий раз?

— Я тоже это сделала, — напомнила я.

— Да. Не знаю почему, но мне кажется, ты сделала иначе. Крис мне рассказывал, в каком жутком состоянии был тот парень. И вообще, ударить ножом — это не го же самое, что выстрелить. — Я не ответила, и Ли, немного помолчав, продолжил: — Ты много об этом думаешь?

И тут я заплакала, зарыдала так, что мне казалось, будто мои лёгкие вот-вот вырвутся наружу. Я сто лет не могла успокоиться. Удивительнее всего было, что Ли просто обнимал меня, будто готов был ждать вечно. А я наконец-то сумела рассказать о своём дневном кошмаре.

— Мне постоянно кажется, что огромная тень нависает надо мной, тянется до самого неба. Из-за неё всё становится тёмным. Она постоянно меня преследует...

Когда я немного успокоилась, мы прошли дальше. Я крепко держалась за Ли, хотя из-за этого по узкой тропе идти было трудно. Потом мы сели на какой-то камень. По моей руке ползал крошечный паучок; увидев тонкую линию паутины, связавшую меня с ним, я поспешила опустить его на землю.

— Паучок-прыгунок, — сказал Ли, наблюдая за мной.

Я улыбнулась.

— Думаешь, я поступил неправильно? — спросил Ли, продолжая смотреть на паука.

— Не знаю. Спроси Робин. Спроси Гомера. Спроси кого угодно, только не меня.

— Но ты вроде всегда знала, что правильно, а что нет, — проговорил Ли.

— Что-что? — Я взяла его под руку и недоверчиво заглянула в глаза. — Что ты сказал?

— А разве не так?

— Ли, я столько же знаю о добре и зле, сколько вон тот паук!

— Ты серьёзно? Ты всегда выглядишь такой уверенной.

— Бог мой, да неужели? И Фай недавно говорила, что я никогда не кажусь испуганной. Думала, вы лучше меня знаете, ребята. Похоже, тут надо начинать всё сначала. Единственное, в чём я действительно уверена, — в том, что не уверена ни в чём. Меня мучает всё, что мы делаем, я в ужасе. Ты помнишь, как я спала рядом с тобой, а ты и не догадывался?

Ли засмеялся. Как-то вечером я вернулась в лагерь поздно, там никого не было, кроме нас двоих. Ли спал, и я заползла в его палатку и заснула рядом с ним.

— Ну вот, в ту ночь, когда мы возвращались в Ад, я немного задержалась на Тейлор-Стич. Просто смотрела в небо, пытаясь кое-что понять.

— Да, помню. Ты мне рассказывала.

— Понять я смогла только одно, но для меня это было очень важно. Я поняла — единственное, что мне нравится в себе самой, — недостаток уверенности, и это нечто вроде дара.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что чем больше люди уверены в своих убеждениях, тем скорее могут ошибиться. А кто совершенно во всём уверен, кто видит только чёрное и белое и никогда не считает, что может ошибиться или что прав может быть кто-то другой... Они меня пугают. Когда ты не слишком уверен, ты хотя бы постоянно думаешь над тем, что делаешь, и спрашиваешь себя, правильно ли это. Поэтому ты меня сейчас ужасно оскорбил.

— О! — снова засмеялся Ли. — Ну, прости. Но только что в лагере ты была совершенно уверена в том, что Гомер поступает плохо.

— Ох, чёрт... Ну да, так ведь он и вправду... Мне иногда так хочется, чтобы жизнь была чёрно-белой!

— От расизма ещё хуже станет.

— Очень смешно.

— Так что он делал-то?

— Забудь. Он просто на несколько минут вернулся в детство.

— Пойдём-ка к плоским камням.

Плоские камни находились там, где ручей выбегал из буша, это было его первое появление на открытом воздухе после того, как он родился в роднике наверху, у Тейлор-Стич. Чтобы добраться до того места, нужно было сойти с тропы и пробираться от первой из Ступеней Сатаны до небольшой поляны в зарослях. Здесь ручей растекался вокруг ряда длинных плоских камней, которые хорошо прогревало солнце. Я хромала на пострадавшей ноге, пока мы не очутились у первого плоского камня, и мы тут же растянулись на нём, прислушиваясь к мягкому плеску воды и стрекотанию какой-то сороки. Мне казалось, эти звуки эхом вторят друг другу.

— Как твои руки? — спросил Ли, беря меня за запястье.

— Нормально. Не слишком болят. И незачем уже сохранять повязки, это перестраховка.

Ли придвинулся ближе и положил голову рядом с моей, мы оказались щека к щеке. Кожа у Ли была такой же тёплой и гладкой, как камень подо мной. Я догадалась, что у Ли романтическое настроение. Насчёт собственного настроения я уверена не была, но решила просто плыть по течению, как ручей. И потому, когда Ли поцеловал меня, я ответила на поцелуй, и его крепкие губы вызвали во мне приятный трепет. Мне хотелось покрепче прижать к себе Ли, но я не могла из-за забинтованных пальцев. Наверное, со стороны это выглядело немножко смешно, и я хихикнула, подумав так. Но хихикнула про себя, не желая огорчать Ли.

Потом я ощутила, что Ли стягивает с меня футболку, потом его дрожащая рука легла мне на живот... Это были пальцы, привыкшие к скрипке, не приспособленные для того, чтобы нападать и убивать. Ли касался меня так легко, но при этом его пальцы были уверенными, в них не было слабости, безволия. То ли из чистого везения, то ли по опыту он нащупал одну из моих самых чувствительных точек, мне нравилось, как он поглаживал область вокруг пупка. Ли поднял на мне футболку до самого бюстгальтера, и меня это ничуть не тревожило, но я не знала, что у него на уме, как далеко он надеется зайти.

Ли опустил голову и легонько подул на мою кожу, заставив её покрыться мурашками, а потом кончиком языка обвёл пупок. Я вовсе не была одурманена, а вот Ли, похоже, был и продолжал ласкать меня, добиваясь чего-то. Много времени ему не понадобилось. Я почувствовала себя гораздо лучше, а потом и вовсе прекрасно. Лёгкие волны наслаждения разбегались по моей коже, проникая вглубь, и там встречались с другими волнами, исходившими откуда-то снизу. Было так приятно, и тепло, и лениво, так хорошо было лежать на нагретом солнцем камне, чувствуя рядом горячего Ли...

Он теперь лежал на боку, опираясь на локоть, и одной рукой касался меня. Ладонью Ли вновь и вновь описывал круги по моему животу, большие, широкие, ленивые круги.

— Ох, как приятно... — пробормотала я, закрывая глаза.

Единственное, что мне мешало, — это необходимость отойти в кусты, но мне ужасно не хотелось вставать, так что я решила потерпеть ещё немножко. Ли стал касаться меня кончиками пальцев, потом костяшками, чуть плотнее... Расслабившись, я надеялась, что он будет заниматься этим вечно. Хотя я понимала, что это эгоистично, мне всё равно хотелось, чтобы ничего не пришлось делать в ответ. Но когда Ли расстегнул верхнюю пуговку моих джинсов, я сообразила, что лучше мне не нежиться слишком уж долго. Я перевернулась и обняла Ли, неловко поднимая на нём футболку, прижимаясь к нему как можно крепче. Колено Ли было между моими ногами, и я целовала его крепко и продолжительно. На уме у меня было одно: если его удерживать вот так подольше, это помешает ему заняться моими пуговками. Но Ли просунул руку мне под пояс — сзади, — и его тёплые ладони медленно погладили мою разгорячённую кожу.

— О-о-о... — протяжно вздохнула я, как какая-нибудь глупышка под транквилизатором.

Ли просто молчал. Но чем крепче он прижимал руки к моей пояснице, тем сильнее мне нужно было отойти в сторонку. И наконец я просто вынуждена была отстраниться.

— Не надо, — пробормотал Ли. — Не останавливайся...

— Ох, но мне нужно!

Я ещё несколько секунд целовала его, потом отодвинулась окончательно. Я стояла рядом с ним на коленках, глупо держа поднятыми вверх перебинтованные пальцы. Ещё раз наклонившись, я несколько раз быстро поцеловала Ли в губы. Но он отвернул голову в сторону и спросил:

— Куда ты? — и как будто рассердился.

— По естественным надобностям, — засмеялась я, — если тебе действительно хочется знать.

— Ты вернёшься?

— Не знаю, могу ли я сама себе доверять. И уж точно я не могу доверять тебе.

Ли неохотно улыбнулся. Я встала и ещё мгновение помедлила, глядя на него сверху вниз.

— Ты мне нравишься, — сказала я. — Но я не уверена... То, что нам пришлось жить здесь, выбило нас из нормы. Во всяком случае, меня выбило.

Я не была уверена в том, что Ли меня понял. Но пока ему пришлось удовлетвориться этим. Я захромала к кустам, отыскивая местечко, где можно присесть. По крайней мере, к тому времени, когда я без посторонней помощи сумела расстегнуть и спустить джинсы, Ли должен был слегка остыть.