Всего через два дня мы увидели первых колонистов. Дождь полил снова, и мы спрятались в жилище стригалей, затаившись там, слушая, как трещат и бормочут что-то старые деревянные балки и завывает ветер. Дождь колотил по оцинкованному железу так, точно мы попали под обстрел. Мы по очереди несли вахту все двадцать четыре часа, но погода стала такой плохой, что рабочие группы не возвращались. Мы пошли осмотреть то, что они сделали: в доме было чисто, прибрано, постели застелены. Всё было готово к встрече чужаков, пришельцев, которые собирались явиться сюда и захватить чужое имущество. Меня это испугало и расстроило, я попыталась представить, как эти люди спят в кроватях Холмсов, едят в их кухне, ходят по их загонам и бросают семена в землю Холмсов. Похоже, с нашей фермой вскоре произойдёт то же самое.

Через два дня дождь прекратился, хотя небо всё ещё скрывали тучи, воздух оставался холодным, а земля мокрой и грязной. Мы решили снова, как только удастся, пойти в дом Криса, на тот случай, если он всё-таки там. Поэтому в сумерках, несмотря на холод и мерзкую погоду, мы собрали вещички и направились прямиком через загоны. Дороги были слишком опасны, тем более столь ранним вечером, но мы знали, что сможем пересечь Виррави и оказаться на Мелдон-Марш-роуд без особых проблем — так мы окажемся достаточно близко к дому Лангов.

Какое-то время мы двигались молча. То, что нам пришлось ещё два дня просидеть в неподвижности, не улучшало настроения. Но на открытом воздухе было хорошо: приятно снова дышать полной грудью. Пройдя пару километров, я расслабилась. Какое-то время я держалась за руку Ли, но в темноте стало трудно так идти: для поддержания равновесия требовались обе руки, поскольку мы то и дело спотыкались. Так что я отпустила руку Ли и предоставила его самому себе. Мы с Робин принялись болтать о фильмах, которые когда-то видели: что нам понравилось, а что не слишком. Мне ужасно хотелось снова посмотреть какое-нибудь кино, хотелось увидеть большой экран в темноте, а на нём прекрасных людей в красивой одежде, и чтобы они говорили друг другу умные и романтические слова. Конечно, в других частях мира продолжают снимать фильмы, и люди продолжают их смотреть, но очень уж трудно было представить это.

Мы обошли вокруг Виррави и выбрались на Мелдон-Марш-роуд. Время уже перевалило за десять вечера, и мы решили, что на дороге нам ничто не грозит. Так приятно было просто идти по ней. Однако километра за два до дома Криса мы вдруг увидели жилище, в котором горел свет. Это стало потрясением — только теперь мы поняли, что в сельские дома вернулось электричество. Мы остановились и молча уставились на окна. Но свет не показался нам добрым знаком. Хотя это, конечно, должно было успокаивать — мы же видели нечто похожее прежде. Но жизнь-то стала совсем другой... Мы уже привыкли жить, как дикие зверьки, привыкли по ночам рыскать в темноте, пользуясь зарослями как прикрытием. А если на всех фермерских землях поселятся колонисты и всё снова будет ярко освещено, если они начнут творить здесь собственный мир, по своим правилам, нам придётся уходить всё дальше и дальше, зарываться в пещеры и трещины между камнями.

По-прежнему не говоря ни слова, мы двинулись к этому дому. Мы словно превратились в летевших на огонь ночных мотыльков. Дом не был мне знаком, но выглядел он уютным, был выстроен из кирпича, с большими широкими окнами и по меньшей мере тремя дымовыми трубами. Вокруг росли тенистые деревья, в аккуратном саду бордюры из кирпича были выложены геометрическим узором. Это напомнило мне о недавнем падении: я споткнулась об один из них, и тут же моё колено пронзила боль, которой я не испытывала уже несколько дней. Но я тут же восстановила равновесие и, когда оперлась на ушибленную ногу, решила, что всё в порядке.

Я догнала остальных, уже затаившихся под деревом и смотревших на одно из освещённых окон. Дурная стратегия, подумала я. Один солдат с автоматом мог смести их всех за секунду. Именно так я им и сказала шёпотом, подобравшись к дереву. Ребята испуганно глянули на меня, но тут же разбежались под укрытие других деревьев.

Я обошла дом с восточной стороны и увидела перечное дерево, к стволу которого были приколочены деревянные плашки, служившие лестницей наверх, к детскому домику на ветвях. Я воспользовалась этими ступеньками и уселась в первой же развилке ветвей. И теперь кухня была мне видна как на ладони. Я мрачно смотрела внутрь. Там были три женщины. Они явно чувствовали себя как дома и всё обустраивали по-своему. Достали из буфетов и шкафов все банки, тарелки, блюдца и контейнеры, выставили их на стол и скамьи. Всё по очереди вытирали и перекладывали, время от времени останавливаясь, чтобы повнимательнее что-то рассмотреть или привлечь внимание других к чему-то. Одна женщина нашла оранжевый пластиковый ключ для открывания стеклянных консервных банок, и её он просто заворожил. Похоже, они не могли понять, для чего предназначена эта вещь. Женщины так и эдак вертели ключ в руках, даже носы совали в отверстие. И ужасно хохотали. Я слышала сквозь стену их голоса, высокие, тонкие, слегка гортанные. Да, им было откровенно весело, они выглядели радостными и взволнованными.

Я наблюдала за ними, испытывая множество чувств: зависть, гнев, страх, подавленность. Я больше не в состоянии была на это смотреть, соскользнула с дерева и вернулась к остальным. Потом мы прокрались через сад и вышли на дорогу.

Сравнивая по пути свои наблюдения, мы вычислили, что в том доме находилось не меньше восьми взрослых. Я предполагала, что захватчики поселят на каждой ферме по одной семье, но они, возможно, считали нас чересчур расточительными, если у нас так много земли приходилось на такое малое количество людей. Может быть, они построят дома по всей долине Виррави, пока у каждой семьи не окажется в распоряжении лишь но одному загону, чтобы заняться интенсивным земледелием. Не знаю, как земля такое выдержит. Но может, это мы использовали её неправильно?

Мы шли дальше, каждый погрузился в собственные мысли, догадки и мечты. До дома Криса мы добрались уже после полуночи. Там свет не горел, но мы вели себя с крайней осторожностью на тот случай, если внутри уже спали колонисты. Но потом меня просто затошнило от необходимости постоянно красться на цыпочках.

— А давайте забросаем крышу камнями, — предложила я, подумав о том, как стучал дождь по оцинкованной крыше жилища стригалей у Кевина.

Остальные посмотрели на меня с жалостью, но я была сыта по горло тем, что мы постоянно бежали, прятались, бродили, как голодные звери.

— Нет, давайте! — настаивала я. — Ну что может случиться? Если внутри кто-то есть, они же всё равно не побегут в темноту с ружьями! Вряд ли они настолько глупы. Вокруг есть где спрятаться, так что мы просто сбежим по-быстрому, и всё.

Видимо, я говорила более убедительно, чем сама понимала, потому что уже через полминуты я всех уговорила. Не знаю, в самом ли деле я на такое подбивала или просто шутила. Но теперь отступить значило потерять лицо, огорчённо подумала я, набирая как можно больше камней. Мы договорились о том, где встретимся в случае чего, и окружили дом. По сигналу — протяжному пугающему вою Гомера — я принялась швырять камни.

О, это было потрясающе! Целый эскадрон опоссумов, обутых в бутсы, на полной скорости катящих перед собой неисправные тележки из супермаркета, не смог бы устроить такой грохот.

Я быстро отступила назад, поджав нижнюю губу и едва не прокусив её насквозь, когда налетела на садовую скамейку. Да, мои икры и лодыжки были основательно наказаны за это ночное приключение. Одинокий камень, неожиданно запущенный кем-то уже после общей атаки, скатился но крыше спустя целую минуту. Но внутри не было заметно никакого движения. Просто невозможно, чтобы после такого там никто не проснулся.

Мы опять собрались все вместе перед парадной дверью и отправили Гомера проверить кухонное окно, после того как он признался, что последний камень бросил именно он.

— Слишком темно, чтобы рассмотреть что-то внутри, — проворчал Гомер. Потом, помолчав ещё немного, сказал: — Думаю, там то же самое, что было, когда мы оставляли записку Крису. Вряд ли там кто-то есть.

Так оно и оказалось. Но открытие нас не обрадовало. Мы заглянули и в старый свинарник, где Крис прятался сразу после вторжения, но не нашли никаких признаков жизни. Так что мы собрались вокруг пыльного стола в пахнувшей плесенью кухне, чувствуя себя уставшими и несчастными. Волнение, охватившее нас в момент бомбардировки крыши, быстро угасло. Мы так расстроились из-за Криса, чувствовали себя такими беспомощными... А когда думали о том, где он мог находиться, тоже ничего хорошего предположить не могли. Я сердилась на себя, что не догадалась спросить миссис Маккензи и того мужчину в машинном сарае, не знают ли они чего-нибудь о Крисе. Но я была слишком растеряна и испугана. Меня слегка утешало лишь то, что сказала Робин: если бы Криса поймали и отправили на территорию ярмарки, те двое взрослых упомянули бы об этом.

— Ну, отсутствие новостей — уже хорошая новость, — вздохнула Фай.

— Если честно, Фай, — тут же огрызнулась я, — это не слишком-то утешает. Это одно из самых глупых высказываний, придуманных людьми!

Фай это задело. Был уже второй час ночи, мы все устали. Да и холодало.

— Но больше мы ничего сделать не можем, — заявил Гомер. — По правде говоря, самое вероятное... Ну, мне неприятно это говорить, но он, скорее всего, мёртв.

Мы все яростно набросились на Гомера, ругая его так и эдак. Конечно, все мы думали о такой возможности, но говорить об этом вслух казалось непристойным, что ли. Слишком страшно, слишком ужасно слышать, как кто-то произносит такое. Может, мы боялись, что если заговорим об этом, то оно сбудется. Я уже достаточно много знала о силе слова.

— Ладно, что теперь делать? — спросил Ли. — Мы не можем остаться здесь.

— Нет, можем, — возразила Фай.

— Вряд ли здесь достаточно безопасно, — сказал Гомер. — Эти колонисты уже в пути. И мы не знаем, как далеко они забрались по эту сторону от города. Они уже утром могут оказаться у Лангов.

— Но сейчас-то ночь, — напомнила Фай. — А я слишком устала. И холодно. И мне всё надоело. — Она опустила голову на руки, лежавшие на столе.

Ли с сочувствием погладил её по волосам, но все остальные даже на это не были способны.

— Мы могли бы здесь остаться на несколько часов, — предложил Гомер. — Но нам всё равно придётся уйти ещё до рассвета. Я бы предпочёл как следует поспать потом, чем дремать сейчас.

Наступило молчание, мы все смотрели на Фай, надеясь, что она согласится.

— Ох, ладно, — сказала она наконец, отталкивая руку Ли и вставая. — И куда мы пойдём?

— Идемте в Виррави, — быстро откликнулся Гомер. — Мы там уже сто лет не бывали. Надо посмотреть, что там происходит, не можем ли мы что-нибудь сделать. Если отправимся прямо сейчас, к рассвету доберёмся.

Мы были слишком измотаны, чтобы спорить. Тем более что других идей всё равно ни у кого не было. Да нам и понравилась мысль о походе в Виррави. Мне хотелось оказаться как можно ближе к цивилизации. Я просто не желала больше видеть Ад.

Мы тронулись в путь, и через десять минут снова полил дождь. Наверное, умнее всего было бы сразу развернуться и спрятаться в сухом сарае, но никто такого не предложил. Другие возможности уже не рассматривались. Было очень темно, но можно было спокойно идти по дороге, не боясь, что попадёмся, так что шли мы без особого труда. Кажется, с момента нашего ухода от дома Криса и до самого Виррави никто не произнёс ни слова.

На рассвете мы были рядом с домом учителя музыки. Но слабый серый свет на востоке пока что мало отличался от ночной тьмы. Мы четверо стояли в саду, прячась за деревьями, мокрые насквозь, а Гомер отправился осмотреть дом, чтобы убедиться в отсутствии там людей. Я пыталась понять, откуда он черпает энергию. У него сил было как будто больше, чем у остальных. Но наконец Гомер подал нам знак входить. Несчастные, продрогшие, мы зашли в дом, отыскали там полотенца и одеяла, в верхней ванной комнате сняли с себя мокрую одежду. Гомер вызвался первым встать на дежурство, и никто возражать не стал. Робин и Фай улеглись на одну кровать, я заняла другую, в соседней спальне. Ли исчез в коридоре — ушёл в последнюю комнату. Я лишь надеялась, что солдаты не зайдут в этот дом с проверкой именно тогда, когда все мы раздеты. Но в доме всё выглядело так, словно сюда со времени нашего последнего визита никто не заходил.

Хотя я всю ночь ждала момента, когда наконец окажусь в постели, я даже глаз не могла закрыть. Никогда я не чувствовала себя более бодрой. Колючее шерстяное одеяло щекотало кожу, но это было приятно. В этом было нечто простое, примитивное. Я очень долго не могла согреться, хотя подогнула ноги и поплотнее натянула на себя одеяло. Потом укрылась с головой. Руки я сложила на груди, сунув ладони под мышки. Кожу стало покалывать по мере того, как восстанавливалось кровообращение, только ноги ещё оставались холодными. Я их укладывала и так и этак. И наконец тепло, ощущение уюта и желание спать, в чём я так давно нуждалась, растеклись по мне, я расслабилась. Я лежала, наслаждаясь ощущениями. А потом услышала шёпот:

— Эй, ты не спишь?

Я в испуге высунулась из-под одеяла. Я себя чувствовала как опоссум, который выглядывает из дупла, глаза у меня были вытаращены, а волосы жутко спутаны, так что я, наверное, и внешне была похожа на опоссума.

Это оказался Ли.

— Ты опять похожа на гусеницу.

— Не на опоссума?

— Ну, и на него тоже. Можно мне к тебе?

Он стоял у кровати, завернувшись в одеяло и дрожа от холода. Его карие глаза умоляюще смотрели на меня. Меня охватил жар волнения, но я постаралась этого не показать.

— Нет! — ответила я. — На мне ничего нет, кроме одеяла.

— Я на это и надеялся. На мне тоже только одеяло.

— Ли!

— Ну пожалуйста!

— Нет. Ну ладно, на кровать ты лечь можешь, но это всё. И не думай, — тут же добавила я, когда Ли рванулся ко мне, — что тебе удастся уболтать меня на что-нибудь большее.

— Но моё обаяние и индивидуальность...

— Да-да, обо всём этом я знаю.

Ли улёгся рядом со мной, положив голову на правую руку и задумчиво глядя на меня. Он едва заметно улыбался.

— О чём ты думаешь? — через какое-то время спросил он.

— Ох...

Он застал меня врасплох. Я слишком разволновалась от того, что он так близко. Я уже начинала вся гореть под одеялом.

— Не думаю, что мне хочется отвечать.

— Ну же!

— Отвечу частично. Я пыталась понять, почему ты улыбаешься.

К моему удивлению, в ответ Ли довольно долго молчал. Но улыбка с его лица исчезла. Он теперь выглядел очень серьёзным, как будто был в церкви или что-то в этом роде.

— Ты разве не можешь заснуть? — спросила я.

— Нет. Я вообще плохо сплю в последнее время. С той ночи возле скал.

Я содрогнулась.

— Давай сменим тему.

Ли вдруг придвинулся ближе и крепко меня поцеловал. Я ответила на поцелуй, пожалуй, даже с ещё большей энергией. Я не знала, чем это может кончиться и хочу ли я, чтобы это кончалось. Но наконец жар утих, поцелуи Ли стали мягкими и нежными, он едва касался губами моих губ. И это невероятно волновало. Мы ещё какое-то время целовались, потом улеглись, прижавшись друг к другу. Одеяло Ли слегка соскользнуло, но за своим я следила внимательно.

Я ощущала тёплую, живую кожу Ли. И прижалась губами к его ключицам, почти мурлыча и поглаживая его руку. Я нащупала под кожей пульс и сосредоточилась на нём. Ли, мне кажется, тихо гудел, но я не была уверена, гудит ли его кровь или голос. Ли поглаживал мои волосы и шею, его рука стала удивительно уверенной. Длинные изящные пальцы дразнили меня, распутывая волосы.

— Красивые волосы, — сказал наконец Ли.

— Только ужасно грязные, — пожаловалась я.

— А мне нравится. Выглядят естественно. И очень сексуально.

— Спасибо! — засмеялась я.

Должно быть, Ли это сказал просто так, чтобы подбодрить меня, потому что он сунул руку под одеяло и коснулся моей спины. Ох, спасите, подумала я. Что я вообще тут делаю? Папа постоянно говорил мне о тонкой грани между допустимым и недопустимым, и я боялась, что сейчас как раз эту грань и перехожу. Мне не хотелось останавливаться, но я думала, что, наверное, лучше нам это сделать, и ещё думала, что могу пожалеть, если не остановлю Ли вовремя. Но всё это было так приятно... Чёрт побери, подумала я, откуда он знает, что мне нравится? Гадая, подействуют ли на него так же мои прикосновения, я для эксперимента провела пальцами по его боку, насколько осмелилась далеко... но, вообще-то, не слишком далеко. Казалось, кожа Ли покрылась мурашками, когда я к ней прикоснулась, и это волновало. Я приподнялась немного и потрогала его левый сосок. Стив мне говорил, что у юношей соски такие же чувствительные, как у девушек. Но тело Ли отличалось от тела Стива. Соски Стива были бледными и широкими, как будто у него на груди лежали два жареных яйца. Ли нравился мне больше. Его грудь была крепкой, соски тёмными, маленькими, как шляпки гвоздей. Когда я погладила левый, он тут же затвердел, так что я могла трепать его кончиком пальца.

— Ай-ай-ай! — выдохнул Ли.

— Это по-тайски или по-вьетнамски?

— Ни то ни другое. Это международное!

— Ха!

Моё одеяло крепко держалось спереди, но на спине болталось свободно, и ладонь Ли продолжала блуждать под ним. Я какое-то время лежала неподвижно, чувствуя себя виноватой из-за того, что позволяю Ли слишком много, но всё так же наслаждаясь его прикосновениями. Кожа у меня настолько разгорячилась, что я даже подумала: Ли вот-вот обожжётся. Я слегка отодвинулась от него, но не удержалась и немножко поиграла с его правым соском, так же как с левым. Потом опустила руку ниже, одновременно целуя Ли.

— Ты вообще собираешься остановиться? — спросила я.

— Конечно-конечно.

— Ты жуткий врун.

Немного отстранившись от Ли, я дала ему больше пространства для манёвра. А он, как бы совершенно случайно, сунул руку под одеяло спереди и в тот же момент крепко поцеловал меня, чтобы отвлечь. А я с лёгкостью отвлеклась. Я позволила его руке ласкать моё тело и решила, что если такое позволительно ему, то позволительно и мне. Я растрепала волосы Ли, чувствуя, как моё лицо краснеет всё сильнее и сильнее. Могла ли я остановиться? Хотела ли? Я уже знала ответы на эти вопросы, я их знала в тот момент, когда Ли вошёл в комнату.

— О боже, Ли... — пробормотала я, но как закончить фразу, понятия не имела.

Мои собственные руки уже забрались куда дальше, чем им следовало бы, до талии и ниже... Да и чёрт с ним, думала я. Пусть так и будет. Когда мы в последний раз были в этом доме, я постоянно куталась в клетчатый плед: именно тогда Ли впервые назвал меня гусеницей, «прекрасной сексуальной гусеницей». А теперь, снова превратившись в гусеницу, я стремилась вырваться из кокона одеял. Руки Ли уже прижались к моей попе, он слегка приподнял меня. Моя рука добралась до его бёдер так далеко, как только я могла осмелиться, но пока что ничего особенного не касалась. Это буквально завораживало: я ощущала нечто первобытное, я была полна алчности, решительности.

Я знала, что Ли смотрит на меня, и это слегка смущало. Впрочем, не слишком. Ему явно нравилось то, что он видел, а я втайне наслаждалась тем впечатлением, которое производила на него.

— А у тебя есть... — спросила я, чуть отворачиваясь в сторону. Мне не хотелось произносить это слово.

— Что? — спросил Ли.

— Ну, ты знаешь... презерватив.

— Ох, нет! — простонал Ли. — Только не это! Не сейчас!

— Ладно, ладно, — откликнулась я. — Всё в порядке, если тебе хочется обзавестись малышом.

— Чёрт, — выругался Ли. — А ты хочешь?

— Да! Ты вообще представляешь меня беременной?

Ли ненадолго задумался, потом сказал:

— Думаю, у Гомера найдётся несколько штук.

— И сколько тебе понадобится, как тебе кажется? — спросила я, хихикая в подушку.

Ли начал подниматься.

— Погоди! — окликнула его я. — Что ты собираешься сделать? Ты же не можешь просто пойти к нему и попросить.

— Я не настолько глуп, — ворчливо ответил Ли. — Они в его бумажнике, а бумажник в кармане брюк, а брюки в ванной комнате, сохнут.

Ли исчез за дверью, волоча за собой одеяло, а я лежала, улыбаясь в темноте. Я просто поверить не могла, что собираюсь это сделать. Я надеялась, что ничего не испорчу и это будет не слишком больно, а просто потрясающе... Я нервничала, но всё равно жаждала снова ощутить Ли, прижаться к нему всем телом. Его тёплые руки вызывали во мне фантастические ощущения. Я даже засмеялась вслух от изумления, недоверия и волнения. Казалось, прошли века до того, как Ли вернулся, но наконец он ввалился в комнату и упал на меня, сжимая в руке два маленьких пакетика.

С застенчивой улыбкой, стараясь вести себя как можно более сдержанно, он выпутался из своего одеяла и забрался под моё. Ощущение от соприкосновения двух обнажённых тел, кожа к коже, было самым сильным переживанием в моей жизни. Мне казалось, я и до того вся горела, но теперь из меня словно искры посыпались. Ли слегка остыл, пока ходил в ванную комнату, охладился, но я его согрела, поглаживая обеими ладонями, и почувствовала, как остро он отреагировал.

— Надевай его, — сказала я, кивая на его сжатый кулак.

Он распечатал один пакетик и приподнялся надо мной, глядя вниз, чтобы видеть, что делает. Я с любопытством наблюдала.

— Не смотри, — пробормотал Ли, краснея и пытаясь локтем загородить мне глаза.

— О! — выдохнула я. — Ты такой милый, когда смущаешься!

Когда Ли был готов, я прижала его к себе и какое-то время покусывала его ухо, а потом обхватила ногами. И дальше всё пошло нормально — не потрясающе, но нормально. Ли был немного неуклюж, наверное от волнения, и это заставило и меня слегка понервничать, что не шло нам обоим на пользу. Мне хотелось быть идеальной возлюбленной, идеальной партнёршей, и я тревожилась из-за того, что я не такова. Но к тому моменту, когда Ли очутился во мне, он уже не мог сдерживаться и после тоже не проявил особой страстности, ему хотелось просто лежать и обнимать меня.

Я слегка провоцировала его на более творческий подход, пока сама не решила, что довольно. Даже не знаю, что тогда чувствовала: много всего. Я была довольна, что сделала это без особых проблем, сожалела, что это не было лучше, гадала, будет ли теперь всё совсем по-другому. Но я наслаждалась нашими объятиями. Примерно с полчаса мы лежали рядом, закрыв глаза, лениво поглаживая друг друга, то и дело погружаясь в дремоту.

Нас привёл в чувство негромкий стук в дверь и шёпот Гомера:

— Элли! Твоя очередь дежурить!

Я выждала несколько минут и отодвинулась от Ли. Прихватив в качестве одежды одеяло, я решила сначала спуститься вниз и найти какую-нибудь сухую одежду, а потом уже сменить Гомера. Но, дойдя до двери, я вдруг кое-что осознала. Гомер постучал в дверь и говорил, не открывая её. Он никогда прежде так не делал. Он всегда просто врывался в спальню и тряс меня, чтобы разбудить. Мы так давно знали друг друга, что не трудились соблюдать многие правила вежливости. Я обернулась и посмотрела на Ли, лежавшего на кровати.

— Ли, — сказала я, — а почему Гомер постучал в дверь?

— А? — промычал Ли в полусне.

— Почему Гомер постучался? Почему он не ворвался в спальню, как обычно?

Ли внезапно проснулся и виновато посмотрел на меня.

— Подонок! — холодно произнесла я.

— Ну, я не смог найти презервативы, — сознался Ли. — Мне пришлось его спросить.

Я толчком распахнула дверь и вылетела из спальни, слегка запутавшись в одеяле. Я была в ярости. Я не хотела, чтобы Гомер знал, чем мы тут занимались. Что известно Гомеру, известно всем. Единственным положительным результатом признания Ли стало то, что сон покинул меня на всё время моего дежурства. Я только и воображала, что скажу Ли, как именно я всё ему выложу. Злость в таких случаях отлично работает.