Как и опасалась Мора, появление Исмаил-хана вызвало в резиденции настоящий переполох. Дядя Лоренс не только возражал самым категорическим образом против присутствия в доме афганца, но при этом еще настойчиво спрашивал племянницу, на кой черт им надо нанимать за деньги проклятого дикаря.

Далее, он не одобрял тот факт, что Мора подыскала саиса сама, не спрашивая разрешения и неизвестно где, – Мора мудро отказалась открыть, где именно она договорилась с ним. Дядя твердил, что надо было предоставить ему выбрать подходящего слугу для Моры из тех, кто уже работал в резиденции. Зачем приглашать какого-то там афганца?

– Он должен немедленно убраться отсюда! – заявил дядя Лоренс, но в этом вопросе Мора и могучий патан проявили непоколебимую твердость.

Мора не собиралась отсылать Исмаил-хана, а тот, в свою очередь, получил строгий приказ от бегумы Кушны и был намерен выполнять его неукоснительно.

– Ну что ж, хорошо, – раздраженно произнес дядя Лоренс, смиряясь с непреложными фактами. – Но не смей держать его в доме. У нас тут слуг хватает с избытком. Я просто не представляю, что скажет твоя тетя, когда вернется.

– Но где он будет жить? – спросила Мора, отгоняя от себя мысль о грядущих страданиях тети Дафны.

– В конюшне.

– Дядя Лоренс, ни в коем случае! – Мора была по-настоящему потрясена: патаны необыкновенно горды, и она даже вообразить не могла, что Исмаил-хану придется жить рядом с животными. Внезапно ее осенило: – Нельзя ли отвести ему биби-гурх?

Это маленькое, всего из двух комнат, бунгало стояло в некотором отдалении от резиденции; в былые времена там обитали индийские любовницы бхунапурских резидентов.

– Очень хорошо, – уступил дядя Лоренс. – Но тебе придется сказать слугам, чтобы они там убрали.

Это распоряжение было встречено с неудовольствием, поскольку слугам-индусам пришлась не по душе новость о том, что среди них поселится правоверный мусульманин, да к тому же чужестранец. Каждому известно, полагали они, что земли за Гиндукушем населены безбожниками и что афганцы – народ невежественный и некультурный. Но слуги не смели выражать такие суждения вслух и даже боялись глянуть волосатому великану прямо в лицо. Хай-май, как это мисс-сахиб пришло в голову такое?

Исмаил-хан знал об этих разговорах, но держался с полной невозмутимостью. Биби-гурх пришелся ему вполне по вкусу, а конь, подаренный бегумой Кушной, и того более. Охранять мисс-сахиб, чьи волосы были необыкновенного цвета, дело самое простое, не работа – игра, всего-то и нужно сопровождать хозяйку в ее верховых прогулках по равнине.

Он не говорил по-английски, Мора не знала пушту, но они могли с грехом пополам объясняться на базарном хинди, который Исмаил-хан понимал. И так как Мора не смогла вразумительно разъяснить ему его обязанности, он сопровождал ее повсюду, в том числе, к ее вящему изумлению и смущению, вечером пошел вслед за ней в ванную комнату.

Мора собиралась вымыть перед ужином руки и лицо и не знала, как повести себя в нелепой ситуации – то ли закричать, то ли расхохотаться. Исмаил-хан, ничуть не смущенный, опустил крышку сиденья того довольно примитивного устройства, которое заменяло в бхунапурском военном городке британский унитаз, и сел на эту крышку. Вытащив из ножен свой неизменный кинжал, он принялся чистить ногти, тихонько напевая какую-то афганскую песню.

– Ва! – громко воскликнула Мира, минутой позже зайдя в ванную с чистым полотенцем для своей хозяйки.

Изумленный взор служанки обратился на Мору.

– Я не могу выдворить его отсюда, – смеясь объяснила та. – Он плохо понимает хинди.

– Что за глупости! – фыркнула Мира и, повернувшись к патану, выпустила такой заряд быстрых слов, что Мора убедилась в способности Исмаил-хана понимать хинди куда лучше, чем он желал показать своей госпоже.

В час ужина Мора направилась к своему месту за столом, но вдруг на мгновение замерла. Улыбка ее погасла. Росс Гамильтон расположился на соседнем стуле, и отблеск свечей подчеркивал угольно-черный цвет его волос. Он был еще в форменной одежде, но позволил себе снять жилет и расстегнуть воротник рубашки. Довольно большая часть загорелой груди, покрытой курчавыми черными волосами, была открыта. Мора покраснела и поскорее отвела глаза.

Дядя Лоренс жестом предложил ей сесть.

– Добрый вечер, дорогая. Надеюсь, ты не возражаешь против присутствия Росса. У нас еще есть дела, с которыми я предпочитаю разобраться до утра.

Мора заверила его, что не возражает, хотя вряд ли явилась бы в столовую в старом платье и с растрепанными волосами, если бы знала, что увидит за столом Росса.

Однако Росс не обратил внимания на беспорядок в ее наружности. Заметил ли он ее вообще, поскольку удостоил всего лишь коротким рассеянным кивком и снова повернулся к резиденту. Мора проглотила суп в полном молчании, в то время как мужчины вели разговор о местном талукдаре, богатом индийском землевладельце, которого жестоко оскорбили во время жаркого спора о продаже коня марионеточному правителю Бхунапура Насиру аль-Мирза-шаху.

Слушая, Мора не могла не признать убедительными спокойные и веские доводы Росса в пользу того, чтобы британский резидент позволил обеим сторонам разобраться в их разногласиях без его вмешательства. Подход Росса к проблеме был настолько далек от европейского, что Мора начала понимать, как хорошо он изучил индийский образ мышления. Неудивительно, что он любит эту бурную, непостижимую страну так же, как она.

Кхидматгары убрали тарелки из-под супа и внесли жаркое. Мора жадно втянула носом запах. Повар в резиденции был замечательный. Огромное серебряное блюдо поставили перед ее дядей и сняли крышку.

– Боже милостивый! – воскликнул британский резидент.

Мора вслед за дядей взглянула на блюдо. Она ахнула, увидев, что огромный кусок ростбифа возлежит на ложе из картофельного пюре невероятно яркого синего цвета.

– Лала Дин! – воззвал Лоренс Карлайон, переходя на хинди. – Что это значит?

– Это в честь королевы Виктории, – поспешил объяснить кхидматгар, раболепно кланяясь. – Новости из Белаит, из Англии. Говорят, что небо благословило королеву еще одним сыном.

Дядя Лоренс выглядел совершенно сконфуженным, в то время как Мора и Росс разразились неудержимым смехом. Точно так, как смеялись недавно на дороге. Видимо, они оба вспомнили об этом, потому что одновременно взглянули друг на друга. Мора при этом почувствовала странное волнение.

«Как это глупо, – подумала она. – Будто выпила слишком много вина, хотя на самом деле не пила ни капли». Смутилась и опустила глаза.

Не успели разрезать мясо, как поведение Росса полностью переменилось. Не обращая на Мору никакого внимания, он продолжал спорить с ее дядей все о том же злополучном талукдаре, и тема эта не была оставлена даже после того, как были поданы пудинг и портвейн, а Мора, зевая от скуки, заявила, что хочет удалиться.

Мужчины вежливо встали, хотя было ясно, что им по-прежнему не до нее. Росс хмуро пожелал Море доброй ночи, всем своим видом показывая, как ему досадно, что его перебили.

Она могла бы вообще поужинать в одиночестве. Ох уж эти мужчины! Высоко подняв голову, Мора гордо выплыла из комнаты.

Кукареканье какого-то бойкого петушка разбудило Мору перед самым рассветом. Пробежав босиком через тихую гостиную, она подошла к двери веранды. Луна еще не ушла с небосклона, и при ее молочно-голубом свете по земле легли длинные скрещенные тени. Ветерок нес с собой свежесть и аромат цветов – призыв, которому Мора не в силах была противиться.

Понимая, что уже не уснет в эту ночь, она потихоньку надела свой новый костюм для верховой езды: жакет и юбку из легкого голубого муслина, отделанную черной тесьмой. Она обулась, захватила с собой топи и хлыст и пошла по темной лужайке к конюшне.

Чоукидар, привыкший к ранним появлениям мисс-сахиб, отвесил ей глубокий поклон и разбудил одного из грумов. Десять минут спустя Мора уже выезжала на Фоксе из ворот военного городка в сопровождении Исмаил-хана. Завесы тумана поднимались с холмов, а теплый ветер нес с собой обещание жаркого дня, волнами разбегаясь по желтеющей траве.

Неподалеку от военного городка, на развилке, где одна из дорог вела дальше к деревне Сундагундж, а другая – к городу Бхунапуру, Мора заметила всадника, который, видимо, столь же разумно, как и она сама, решил проехаться до наступления жары: высокий блондин в отлично сшитом костюме для верховой езды быстрой рысью скакал им навстречу.

Именно в это утро Чарльз Бартон-Паскаль находился в наипаршивейшем настроении. Не только потому, что здорово проигрался вчера вечером в Британском клубе, но и потому, что все еще не мог объяснить себе, каким образом Мора ускользнула от него третьего дня в Бхунапуре. В городке говорили, что она любит прогулки на рассвете, поэтому нынче Чарльз поднялся на заре, стоически игнорируя тяжелое похмелье и то обстоятельство, что обычно он вставал с постели не раньше полудня. Сейчас он уже было простился с надеждой перехватить Мору, и возвращался домой, жестоко досадуя на то, что его труды и муки пропали даром, как вдруг заметил направляющуюся прямо навстречу ему рыжеволосую красавицу; в неясной предрассветной мгле было видно, как лошадь всадницы поднимает копытами фонтанчики пыли с дороги. Позади Моры ехал Исмаил-хан с ружьем, перекинутым на ремне через левое плечо, как это было принято на границе. Приняв его за обычного саиса, Чарльз даже не посмотрел на него.

– Доброе утро, мисс Адамс, – поздоровался он, едва Мора приблизилась.

Мора достаточно сухо ответила на приветствие. Она и представления не имела, как мило выглядит с разрумянившимися от езды щеками и прядями золотых волос, упавшими на виски. В обтягивающем жакете фигура ее казалась совершенной, и Чарльз с трудом умерил свое восхищение. Господи, как же она красива! Ни один мужчина не устоял бы перед ней.

– Вы меня избегаете, – не удержался он от упрека, приноравливая ход своего коня к ходу Фокса.

– Разве?

Чарльз смотрел на нее страстным взглядом.

– Вы знаете, что это так. Два дня назад я последовал за вами на базар, но вы каким-то образом ускользнули от меня. Вы это сделали намеренно?

– Разумеется, нет, – беспечно ответила Мора, глаза ее сверкнули, и она не удержалась от смеха.

Бедный Чарльз! Он в жизни не встречал такого озорного бесенка, и это, в сочетании с дурным состоянием духа и вспыхнувшим в нем неутолимым желанием, вынудило его поступить неразумно. Он протянул руку и с силой ухватил Фокса за повод. Фокс остановился.

– Мора, – скорее выдохнул, чем выговорил Чарльз, весь дрожа.

Она в изумлении уставилась на него, но прежде чем Чарльз сделал еще хоть одно движение, он ощутил прикосновение холодного ружейного дула к своему виску.

– Какого дьявола?..

Чарльз обернулся и на расстоянии ружейного ствола увидел перед собой пару беспощадных черных глаз.

– Что это значит? – выкрикнул Чарльз. – Мисс Адамс, прикажите вашему саису оставить меня в покое!

– Не могу, – вполне искренне ответила Мора. – До тех пор, пока вы не скажете ему, что не намерены причинить мне вред.

– Вред вам! – вырвалось у Чарльза. – Как я мог бы причинить вред вам? Это вполне невинное прикосновение...

– Вот как? Так вы не были в охоте? – с насмешкой спросила Мора.

– В охоте?!

Бартон-Паскаль побагровел. Откуда, будь оно проклято, эта чертова девчонка знает такое выражение. Старые колониальные служаки в Индии употребляли его по отношению к мужчинам, которые подстерегали молодых леди, позволявших себе прогулки верхом без охраны.

Чарльза окатила волна смущения в соединении с яростью по поводу того, что какой-то немыслимый саис позволяет себе так обращаться с ним, сахибом, да притом свысока. Чарльз процедил сквозь зубы:

– Прикажите ему убираться, иначе я сломаю негодяю шею.

– Этот человек причиняет тебе беспокойство, сахиба? – на базарном хинди обратился к Море Исмаил. – Я мог бы убить его, если надо.

– Оставь его, – поспешила сказать Мора, опасаясь, как бы он не привел свою угрозу в действие.

Исмаил-хан с неописуемой презрительной небрежностью снова перекинул ружье на плечо. Чарльз бросил на телохранителя убийственный взгляд и произнес:

– Я тебе это припомню!

– Прошу прощения... – начала было Мора, но Чарльз не слушал ее: пришпорил коня и бешеным галопом поскакал прочь.

Два дня спустя Мора получила возможность рассказать эту историю, причем с некоторыми красочными дополнениями, восхищенной бегуме Кушне и ее свите. В комнате раздался смех, едва она кончила свой рассказ. За стенами занана засиял на черном бархате неба бледный молодой месяц. Насекомые звенели в саду, летучие мыши носились между деревьями.

Ранним вечером дядя Моры отправился на мужскую пирушку, которую устраивал немолодой евразийский торговец, поселившийся на территории военного городка. Мора, не теряя времени даром, оседлала своего коня и уехала в милый ее сердцу дворец Валида Али. Исмаил-хан сопровождал ее, и обоих с почтением встретил привратник, пропуская в ворота. Мору немедленно проводили в занан. Бегума Кушна от радости захлопала в ладоши, услышав о ее приезде.

– Поскорее расскажи нам, что говорил твой ча-ча, твой дядя, когда увидел Исмаил-хана, – потребовала Кушна. – Или же он от удивления лишился дара речи?

– Было и то и другое, – отвечала Мора и поведала историю о первом столкновении дяди с патаном.

– Мне думается, Исмаил охладил пыл твоего нежеланного поклонника, – предположила бегума Кушна с явным удовольствием. – О, как бы я хотела при этом присутствовать!

– Возможно, когда-нибудь... – начала Мора, но речь ее была прервана громким разговором на лестнице.

Все женщины повернули головы к двери, когда скрывавшие вход занавеси раздвинулись; вбежала босоногая служанка и зашептала что-то на ухо бегуме Кушне. Она говорила так быстро, что Мора почти ничего не улавливала, но ясно было: произошло нечто неожиданное.

Хлопнув в ладоши, Кушна велела пожилым женщинам побыстрее увести шумных ребятишек. Что касается молодых, то они поспешили закутаться в покрывала и принялись оживленно перешептываться.

– В чем дело? – спросила Мора.

– Мой муж передал, что хочет навестить меня, – со счастливой улыбкой сообщила бегума, между тем как две служанки, опустившись на колени, сначала накрасили хной ее ладони, а после надели ей на ноги красивые сандалии.

– Тогда я должна уйти, – быстро проговорила Мора.

– В этом нет нужды, – заверила ее бегума Кушна. – Мне разрешено иметь друзей среди ангрези. У моего мужа есть такие друзья, он дружил с ангрези с детских лет. С одним из них он связан давно, и этому человеку можно даже заходить в занан.

– Аре! – воскликнула вдруг старуха, караулившая у двери. – Боюсь, что так оно и есть сейчас. Вместе с хозяином молодой сахиб.

– Тогда тебе нужно уходить немедленно, – побледнев так, что это было заметно даже сквозь тонкое покрывало, сказала бегума Кушна, – если ты не хочешь, чтобы тебя увидели твои сородичи.

– Уже нет времени! – вскричала младшая сестра Кушны, Сита, присоединившись к старухе у дверей. – Они идут сюда.

– Что же делать? – всполошилась Кушна.

– Мне нужно спрятаться, – сказала Мора. – Но куда?

– Некуда. Они увидят тебя и на балконе, и в других комнатах, выходящих в эту.

– Скорее! Скорее! – поторопила Сита. – Они уже на лестнице!

Кушна отдала поспешное приказание. Служанки бросились к большому сундуку в углу и вынули из него золотистую тунику и зеленые шальвары из тончайшей ткани, расшитые золотой нитью. То было традиционное одеяние знатной мусульманки. Пока Мора дрожащими пальцами расстегивала свою юбку, они нарядили ее и окутали ей лицо, руки и плечи большим покрывалом.

Цвет ее волос и белизна рук были теперь скрыты, однако Мора из предосторожности уселась в самом темном углу, куда не доходил свет масляных ламп. Сердце ее сильно колотилось не столько от страха, сколько от неожиданности происшедшего. Англичанин, который знал мужа бегумы Кушны достаточно давно, чтобы ему разрешали посещать занан, разумеется, долго жил в Бхунапуре. Что, если он из тех, кого она знает, или, что еще хуже, он знает ее? Мора прекрасно понимала, какой урон нанесет репутации своей семьи, если ее застанут среди туземных женщин да еще в их доме.

Тетя Дафна будет просто убита таким скандалом. Дядя Лоренс придет в ярость. Мора полностью лишится их доверия, ее могут, так сказать, посадить под домашний арест до самого замужества, а замуж выдадут как можно скорее. Исмаил-хана, конечно, прогонят, и Мора больше никогда не увидит ни его, ни бегуму Кушну.

На лестнице раздавались шаги – тяжелая походка мужчин. Женщины немедленно принялись за свои обычные занятия. По приказанию Кушны две служанки уселись рядом с Морой и начали игру в чартрандж. Мора как можно ниже склонила голову над доской, когда в комнату вошли Валид Али и его гости.

С любопытством поглядывая на них из-под покрывала, Мора сразу определила, кто из четверых мужчин хозяин дома, по тому, как склонялись перед ним все женщины.

Валид Али оказался намного моложе, чем она ожидала. Он был очень красив. Она предположила, что два других индийца – его дяди или братья, иначе бы их не впустили в занан. Все три мусульманина носили большие бороды и были одеты в великолепные, шитые золотом кафтаны и богатые шальвары. Красивейший изумруд сверкал на изысканном тюрбане Валида Али.

Англичанин вошел последним, и только тогда, когда он вступил в полосу света, Мора его узнала. Шок был такой, словно ей на голову вылили ведро ледяной воды. Глядя на волосы цвета воронова крыла, чисто выбритый подбородок и четкие черты лица, ошибиться было невозможно.

Росс Гамильтон! Что он делает здесь? Ведь он не может быть близким другом Валида Али! Дядя Лоренс говорил, что он живет в Бхунапуре всего несколько месяцев.

С бешено колотящимся сердцем Мора наблюдала за тем, как возле бегумы Кушны полукругом выкладывают подушки. Самая красивая из танцовщиц должна была порадовать гостей своим искусством. Два толстых дядюшки блаженно затягивались кальянами, жевали бетель и созерцали завораживающий танец катхак.

Валид Али уселся, как принято в Индии, скрестив ноги, и усадил на одно колено младшую дочурку. Капитан Гамильтон расположился рядом с хозяином с видом человека, который чувствует себя как дома в благоуханном занане розового оштукатуренного дворца.

Мора по-прежнему сидела в темном уголке в каменной неподвижности. Она не хотела ни единым движением выдать свое присутствие. Если Росс узнает ее и скажет дяде...

Ее с позором отошлют в Англию. Эта перспектива убивала ее. «Господи, сделай так, чтобы он меня не заметил!»

Она не могла знать, что Росс обратил на нее внимание сразу, как вошел. Хорошо знакомый со всеми членами семьи и слугами в занане, он тотчас сообразил, что перед ним новое лицо. Его интерес был в известной мере подстегнут тем, что стройное создание в золототканом наряде поглядывало на него и что создание это было чем-то напугано. Чем или кем? Им самим? Не может быть. Женщины в семье Валида Али давно привыкли к появлению сахибов у них дома.

Когда танец закончился, подали угощение. Мора заметила, что все три мусульманина принимали пищу в присутствии Росса – редкая честь, поскольку обычай запрещает такие вещи. Причем все четверо говорили между собой совершенно свободно, значит, они давно уже знакомы друг с другом. Хинди Росса был совершенен – такой же, как у его собеседников.

Атмосфера в затененной комнате постепенно становилась все более оживленной, даже игривой. Мора ничуть не удивилась, когда два дядюшки выбрали себе каждый по хихикающей девице и скрылись с ними в другой комнате. Море было всего семь лет, когда она покинула Индию надолго, и тогда она, разумеется, ничего не знала об отношениях между мужчинами и женщинами. Но за короткое время после своего возвращения она успела услышать немало произносимых шепотком суждений дам из военного городка о низкой морали индийских женщин. Слушала она и неприкрытые сплетни Миры, и откровенные разговоры других слуг в резиденции. Ей было понятно, что жрицы любви – самое обычное явление в таких больших гаремах, как у Валида Али, и теперь она сказала себе, что нет повода смущаться тем, что двух таких девушек увели развлекать и ублажать двух мужчин, даже если...

На этом месте размышления Моры были прерваны, и сердце у нее словно подкатило к горлу. Капитан Гамильтон что-то сказал бегуме. Потом направился прямо в тот угол, где притаилась Мора...

Мора наклонила голову и закрыла лицо покрывалом. Она позаботилась даже о том, чтобы Росс не увидел ее пальцы, не такие тонкие и смуглые, как у индийских женщин.

Но Росс не заговорил с ней. Даже не взглянул в ее направлении. Он обратился к той танцовщице, которая развлекала присутствующих своим искусством в начале вечера. Девушка с глазами темными, как терновые ягоды, улыбнулась Россу, и Мора поняла, что эти двое давно знают друг друга.

Вопреки всякой логике, совершенно абсурдно, она пришла в ярость от этой мысли. Так, значит, к ней ездил Росс в тот вечер, когда праздновали день рождения Теренса. Она уверена в этом! Какую ложь он сочинил ей, уезжая из резиденции по направлению к городу? У него, видите ли, масса работы! Ясно, что он покинул вечер только ради того, чтобы развлекаться с этим бесстыжим созданием.

К счастью, пол-лица Моры скрывала вуаль, так что Росс не смог бы увидеть краску гнева, выступившую у нее на щеках. Но глаза у нее пылали, да и голову она невольно вздернула, услышав его беспечный смех в ответ на какую-то шутку девушки.

Это оказалось почти фатальной ошибкой, потому что Росс в ту же секунду повернул голову и посмотрел на Мору. Взгляды их пересеклись, и Росс успел заметить глубокий фиалковый цвет ее глаз, пылающих негодованием.

Мора быстро опустила голову, но было поздно. Она услышала шаги Росса. Его большая тень упала на Мору, когда он наклонился над ней – так близко, что его щека едва не коснулась покрывала на ее лице.

– Если бы сахиба бегума сделала мне любезность и напомнила, где мы с вами встречались раньше...

Он говорил на хинди, и Мора, старательно изменив голос, сообщила ему как можно спокойнее на том же языке, что сахиб ошибся. Она двоюродная сестра бегумы Кушны Дев и только недавно приехала сюда из Раджастхана. Она вела очень уединенную жизнь в доме отца и никогда не встречала фиренги, то есть чужеземцев, до сих пор.

– Прошу вас извинить меня, сахиба. Цвет ваших глаз...

– Моя мать была черкешенкой, – пояснила Мора и назвала тот край, жители которого славились во всей Индии своей белой кожей и синим цветом глаз.

Она сидела, опустив голову и сложив руки на коленях, остерегаясь еще раз глянуть на него.

К счастью, Росс принял ее поведение за стыдливость девушки, привыкшей к парандже. Она явно чувствовала себя стесненно в присутствии сахиба. Пожалев ее, он извинился – просто она напомнила ему кого-то. Он надеется, что она не в обиде.

Мора покачала головой. Сердце у нее так и колотилось, и она почувствовала громадную радость, когда Росс наконец отошел от нее. Вскоре мужчины собрались уходить.

Глядя на них, девушка-танцовщица с терновыми глазами повернула свою стройную ножку так, что звякнули браслеты у нее на лодыжке. Она явно хотела привлечь к себе внимание.

Росс не обернулся и сказал Валиду Али:

– Пора.

Занавеси арочных дверей сомкнулись за мужчинами, и стало тихо.

– Ва! – воскликнула наконец бегума Кушна, и через секунду все заговорили разом.

Мора перевела дыхание. Оттолкнула от себя игральную доску и, поднявшись на ноги, покачнулась.

– Мне пора собираться домой. Как я все это выдержала...

Сама того не сознавая, она говорила по-английски. Никто ее не понял, но это и не имело значения. Дрожащая улыбка, когда она сняла покрывало, объяснила все лучше любых слов.

– Хай-май! – выразила свое согласие Кушна. – Невероятно!

Внезапно происшедшее показалось ей смешным. Она засмеялась, и этот звук развеял напряжение. Скоро смеялись все женщины, и Мора вместе с ними.