Сквозь потускневшее от времени стекло крошечного узкого окошка в одну раму Иден Гамильтон рассматривала трубы и крыши высоких домов Кенонгейта, Лаунмаркета и центральной части Эдинбурга. На дальнем конце Замковой скалы стоял Эдинбургский замок, так же непохожий на экзотические воздушно-мраморные индийские дворцы, как темные, выложенные булыжником улочки внизу на шумные, пыльные, залитые солнцем улицы индийских городов. Моросил дождь, серые облака проливали свое содержимое на город, опутанный дымкой тумана.

– По-моему, я никогда не привыкну к этому дождю, – обратилась Иден к стройной рыжеволосой девушке, свернувшейся калачиком в глубоком кресле у камина. – И к холоду! Я и не представляла, что в середине лета может быть так холодно!

– Погода скоро изменится, – с улыбкой успокоила ее девушка. – Завтра может быть солнечно и тепло, ты проснешься и подумаешь, что попала в другую страну.

«А я и есть в другой стране», – подумала Иден, но вслух этого не сказала.

Глядя на веснушчатый профиль Изабел в отсветах каминного огня, Иден вдруг испытала прилив нежности, ей захотелось защитить сестру. Она забыла, какой маленькой и хрупкой была Изабел. Девушка пошла не в породу Гамильтонов, которые все были высокими, а в мать. От нее Изабел унаследовала тонкую, хрупкую фигуру и рыжие волосы. Мать Изабел умерла при родах дочери, не выдержав жаркого индийского климата.

Иден казалось, что Изабел выглядит моложе своих семнадцати лет и гораздо беззащитнее, чем она себе представляла. Возможно, это объяснялось темными кругами под глазами и черным траурным платьем. Иден не удержалась и, шурша юбками, наклонилась, чтобы обнять сестру. Губы у Изабел задрожали в улыбке.

– Как я рада, что ты приехала, Иден. Мне было легче смириться со смертью тети Агаты, когда я узнала, что ты едешь.

Агата Гамильтон сделала свой последний вздох в тот самый день, когда Иден и миссис Траубридж покинули Калькутту, но Иден узнала об этом удивительном совпадении лишь только по приезде в Эдинбург. Изабел, очевидно, очень привязалась к старой родственнице, потому что была тихой и подавленной, совсем не такой, как ее помнила Иден. Но горе Изабел усугубилось, когда она узнала, что уютный дом, в котором они с тетушкой жили, не был их собственностью и что они задолжали владельцу кругленькую сумму за аренду.

– Мистер Тайби так добр, – объяснила Изабел сестре в день ее приезда, когда они сидели в теплой гостиной и пили чай, – он отлично знал, что у тети Агаты не было денег платить за жилье, но не выселял ее.

– А я думала... Из твоего письма у меня сложилось впечатление, что у тети Агаты есть средства, – нахмурившись, сказала Иден.

– Так оно и было вначале. Но тетя никогда не была замужем и, я думаю, с годами просто прожила те деньги, что имела. Ей было восемьдесят семь, когда она умерла.

Тут глаза Изабел наполнились слезами, девушка винила себя за собственную слепоту. Но разве можно было предположить, что у тети нет денег, глядя, на какую широкую ногу она живет? Каждый год для Изабел заказывали по дюжине новых платьев, они с тетушкой часто брали извозчика и ехали за город, раз в неделю приходила девушка убирать дом, хотя Изабел сама была не против выполнить эту работу.

Увидев слезы в глазах сестры, Иден точно угадала их причину. Тонко чувствующая Изабел считала, что ее присутствие стало дополнительной ношей для тети Агаты. Но Иден успокоила ее, говоря, что Изабел скрасила ее одинокую старость и наполнила счастьем последние годы. Разве это не стоит тех расходов, которые вызвало появление Изабел?

Изабел неуверенно согласилась, а Иден уже думала о другом. Каким бы добрым ни был мистер Тайби, по словам Изабел, выбора у него нет – чтобы покрыть расходы, теперь, после смерти старушки, он вынужден будет продать дом. Иден с хмурым видом думала, где же они с Изабел будут жить, когда это случится. Она была не прочь уехать из Эдинбурга, находила его угнетающе холодным, сырым и безликим. К тому же она сразу невзлюбила миссис Маргарет Бизли, компаньонку Изабел, подругу покойной тети Агаты, которая по ее просьбе согласилась на эту роль. Тетушка приходила в ужас от мысли, что Изабел может остаться совсем одна.

У тети Агаты были преданные друзья, но она мало вращалась в эдинбургском обществе, а Изабел была слишком молода и слишком робка, чтобы выезжать одной. Из того немногого, что Иден узнала от сестры, она поняла, что старая женщина и молодая девушка жили весьма уединенно. Возможно, именно вследствие неудовлетворенности такой жизнью Изабел почти без спора приняла предложение сестры уехать куда-нибудь. Но куда?

– Бьют отпадает, – на удивление твердо заявила Изабел, когда Иден заговорила о переезде днем позже. – Тетя Агата возила меня туда в позапрошлом году, она предупреждала меня, что папина родня может не понравиться мне, но я оказалась совсем неготова к тому, с чем пришлось столкнуться. – Ее нежные щечки слегка порозовели. – Может быть, с моей стороны не очень хорошо так говорить, но они все такие грубые, необразованные, никем, кроме себя, не интересуются. Представляешь, родной брат тети Агаты отправился на оленью охоту, когда мы у них гостили, а ведь они не виделись больше пяти лет! А до меня им вообще не было дела, я теперь хорошо понимаю, почему папа и дядя Дугал сбежали в Индию!

Из дальнейших расспросов Иден выяснила, что Изабел ничего не помнит о своей матери, кроме того, что родилась она где-то в Эйре. Девушке становилось все яснее, что искать помощи не у кого. Однако ночью, когда Иден долго ворочалась без сна на узкой кровати, а дождь громко барабанил по черепичной крыше, ей вдруг пришло в голову, что они могут уехать на север поискать родню ее матери, чья девичья фамилия была Фрезер.

– Семью тети Элизабет?! – воскликнула утром Изабел, потрясенная предложением Иден. – Но, Иден, это невозможно!

– Почему?

– Потому что... потому что они ведь выгнали ее за что-то из дома, разве не так?

– Она уехала из дома совсем молоденькая, – подтвердила Иден.

– Так почему ты думаешь, что ее семья примет нас? Даже если мы их и найдем?

– Подождем и посмотрим, что случится, когда они увидят нас, – спокойно ответила Иден. – А что касается розыска, я по крайней мере знаю девичью фамилию своей матери в отличие от тебя. Изабел, не смотри на меня так! Если нам у них не понравится, мы сразу же вернемся в Эдинбург. Разве у нас есть другой выход? Сидеть здесь и ждать, пока мистер Тайби продаст крышу у нас над головой?

Изабел промокнула слезы батистовым платочком, осмотрела скудно обставленную комнату и тихо засмеялась:

– Ты права, конечно. Мы не можем здесь оставаться теперь, особенно после смерти тети Агаты. Что касается меня, лучше уж поискать этих таинственных Фрезеров, чем обращаться за помощью в Бьют. Сознаюсь, твое предложение прозвучало слишком неожиданно для меня, вот и все. Я забыла, какая ты решительная и бесстрашная. По-моему, это единственное, что в тебе не изменилось.

Они улыбнулись друг другу, Изабел вздохнула, и тень сомнения мелькнула у нее в глазах.

– И все-таки я не уверена, что мне нравится твое предложение, Иден. Горы далеко отсюда, а Фрезеры...

– Что ж, они действительно могут оказаться бездушными людьми, – перебила ее Иден. – Папа мне однажды рассказывал, что мама перед смертью написала своему отцу, умоляла простить ее грех, но ответа так и не получила. Не понимаю, как можно быть таким жестоким и бессердечным, да еще по отношению к собственной дочери?

– Я тоже этого не понимаю, – медленно проговорила Изабел, – поэтому и удивляюсь, что ты решила обратиться за помощью именно к ним.

– Но я не собираюсь жить с ними! – воскликнула Иден. – Как ты думаешь, почему я ничего не сказала о них сэру Уильяму Коттингтону из Оудха?

– Да? – слегка удивилась Изабел. – Тогда чего же ты хочешь от них?

– Денег, – жестко ответила Иден и вскинула подбородок так, что даже Хью Гордон сразу понял бы ее настроение. – Я собираюсь просить у них денег на дорогу до Лакнау.

У Изабел округлились глаза, она чуть не поперхнулась:

– Иден, мне не послышалось? Ты сказала – до Лакнау?

Иден кивнула и начала подробно рассказывать о городе своего детства. Делала она это с такими чувствами, что Изабел вспомнила многое из своей жизни в Индии. Она заразилась энтузиазмом сестры и без всякого нажима с ее стороны согласилась вернуться в Лакнау. Девушки обнялись и дали торжественную клятву, что ничто не помешает им осуществить этот план.

Однако, к сожалению, это оказалось не так-то легко. Миссис Бизли, дама весьма почтенного возраста, пришла в ужас, узнав об их решении, и сразу же помчалась советоваться к леди Шарлотте Уэаринг, женщине исключительно строгих правил и достаточных средств, которая и слышать не хотела о том, что сиротки, племянницы дорогой Агаты, вернутся в одиночестве в Индию. Нет-нет, их надо немедленно передать заботам ближайших родственников в Бьюте. Чтобы осуществить этот план, она заручилась поддержкой своего племянника-консерватора, который только в прошлом году прошел в парламент. Ни Иден, ни Изабел не достигли еще совершеннолетия, поэтому, заявил он, не составит никакого труда заставить их отправиться в Бьют, а не в горы неизвестно куда, или, упаси Господь, еще дальше – в дикую Индию.

К счастью для сестры и для себя, Иден была вовсе не застенчивой, послушной девушкой, которую ожидал увидеть племянник леди Уэаринг. Иден не только отказалась подчиниться его требованию, но и изложила свои намерения настолько убедительно, что ему осталось только признать ее правоту. Она с невинным выражением лица убедила его, что миссис Уэаринг не совсем правильно поняла их. Конечно, они не собираются возвращаться в Индию в одиночку. Они хотят только разузнать, где на севере живут родные Иден по материнской линии. Поскольку в этой просьбе не было ничего незаконного или неприличного, сэр Грэм Уэаринг просто не смог отказать им в разрешении на отъезд.

Однако ему удалось, в основном благодаря настойчивости своей тетушки, которая беспокоилась за бедняжку Изабел, убедить их задержаться в Эдинбурге до тех пор, пока не придет ответ на запрос о дедушке Иден и не выяснится, жив ли он. Иден неохотно согласилась и не очень удивилась, когда вскорости письмо вернулось в Эдинбург с пометкой на конверте «Адресат не проживает». К счастью, Иден ожидала именно такого ответа. Она объяснила Изабел, что, подобно раджпутскому принцу, загнанному в угол в ходе боевых действий, она хочет обеспечить им несколько путей для побега. Изабел была против открытого сопротивления планам леди Уэаринг и ее всесильного племянника, но еще меньше ей хотелось переезжать в холодный и чопорный дом богатой дамы и ждать, пока их отправят в Бьют, что было вполне вероятно теперь, когда Фрезеров, кажется, уже нет в живых.

– Но не все же они умерли, – твердо заявила Иден, – они могли переехать.

– Откуда ты знаешь? – с сомнением спросила Изабел.

– Потому что у мамы было два брата, – рассудительно ответила Иден. – Хоть один из них должен быть жив, а может, и оба. Они наверняка женаты, имеют детей, наших двоюродных сестер и братьев, разве нет?

Изабел совсем не была уверена в этом, но спорить с Иден было трудно. Иден даже удалось узнать, но она держала это в секрете, название места, куда посылал запрос сэр Грэм Уэаринг. Девушкам ничего не оставалось, как уложить вещи и промозглым утром отправиться туда.

Когда сэр Грэм позднее зашел навестить их, он, к своему удивлению, никого не застал, дом был пуст, а на камине лежала записка для него. В записке девушки благодарили его за помощь и за усилия, которые он приложил, чтобы помочь им, и сожалели о поспешном отъезде. Но задержаться долее не было возможным. Иден дерзко писала, что неотложные дела вынуждают их уехать в горы, и выражала надежду, что сэр Грэм и дорогая леди Уэаринг поймут их.

– Чертова девчонка! – выругался почтенный сэр Грэм, швыряя записку в огонь и не догадываясь, что он не первый, кто выражается подобным образом в адрес Иден Гамильтон.

Благодаря разветвленной железнодорожной сети и хорошим дорогам шотландские горы уже не казались такими далекими, как когда-то. Королева Виктория любила проводить лето в Бэлморалском замке, чем способствовала росту популярности этих мест и числа придорожных таверн и гостиниц, выстроенных, чтобы размещать отдыхающих, хлынувших сюда, в горы. Среди богатых англичан стало модным ездить на туманный север, на который до недавних пор южные соседи смотрели с неприязнью и, более того, с нескрываемым отвращением.

Несмотря на такой внезапный интерес и вызванные им перемены в этом когда-то диком крае, горные массивы Грампиан и Большой Глен, включая Глен-Тор, где стоял дом деда Иден, Ангуса Фрезера, оставались по-прежнему безлюдными и непривлекательными, здесь даже не построили ни одной новой таверны. Удобные дороги, соединившие Эдинбург, Стерлинг и Бремер, сюда не дошли, и девушкам пришлось пробираться извилистыми овечьими тропами по труднопроходимой местности верхом на рудничных пони, а багаж, уложенный на спины вьючных пони, тащился следом.

Иден была привычна к длительным поездкам в седле, но тряска верхом на крошечных созданиях совершенно измучила бедняжку Изабел. Большую часть путешествия девушек сопровождали мелкий моросящий дождик и такой пронизывающий холод, что ночью они подолгу просиживали у гостиничных каминов, отогревая окоченевшие руки и ноги.

Они очень обрадовались, когда наконец добрались до крошечной деревушки Крейррелш и узнали от своего проводника, что Тор-Элш, родовое поместье Фрезеров, находится за соседней вершиной менее чем в двух часах хода. Сестры заночевали в гостинице «Кокейд», старинное каменное здание которой давно почернело от копоти, зато кровати оказались на удивление удобными. Казалось, что гостиница поднимается прямо из ледяных вод озера, в котором с головокружительной ясностью отражаются горные вершины и вереницы облаков.

На следующее утро, обеспокоенная бледностью Изабел, Иден вызвалась сходить в Тор-Элш в одиночку. Она собиралась вернуться до наступления темноты и не сомневалась, что Изабел хорошо отдохнет в ее отсутствие. Изабел с радостью согласилась остаться.

Иден обмотала шею теплым шерстяным шарфом, натянула толстые перчатки и в сопровождении местного паренька отправилась в Тор-Элш. Трактирщик напутствовал ее словами, что Ангус Фрезер жив и здоров, отлично себя чувствует и, несомненно, будет очень рад такой прелестной гостье.

Темные горы и люди, закаленные в борьбе со стихией, произвели на Иден огромное впечатление. Она привыкла к безбрежным, выжженным солнцем равнинам Раджастана и не понимала, почему эти тесно громоздящиеся горы тем не менее дают ей такое же ощущение свободы и бесконечного простора. И еще была нескончаемая красота вокруг: темные заросли вереска на обширных моховых болотах и в небольших расщелинах, по которым стремительно неслись вниз, бурля и пенясь, бурые ручьи, прежде чем исчезнуть в глубоких разломах; бесконечные цепи гор с уходящими за облака вершинами и овечьими стадами на склонах.

Был ранний полдень, когда они наконец добрались до края огромного, затянутого мхом болота, которое окружало долину ярко-зеленой полосой. Туман рассеялся, сквозь облака проглядывало бледное солнце, освещая серебряную ленту быстрого ручья, вытекающего из середины болота.

– Тор-Элш, – с гордостью произнес проводник и указал коротким толстым пальцем на дом из серого камня, напоминающий охотничий домик, уютно притулившийся на поросшем вереском склоне. Над трубами, расположенными на крыше главной части дома и многочисленных пристроек, окружающих его, вился дым.

– Здесь разводят лучших лошадей. Этим и знаменита фамилия Фрезер. Вы разве не знали, мисс? – спросил паренек с нескрываемым удивлением, когда увидел непонимающее лицо Иден.

– Нет, – честно призналась девушка.

– Вы хотите, чтобы я и дальше пошел с вами, мисс? – спросил он, но Иден покачала головой и от души поблагодарила его.

Через некоторое время она подошла к старой дубовой двери. Иден громко постучала и мгновение спустя уже смотрела в блеклые глаза женщины, которая ничуть не была похожа на портреты ее матери. «Наверное, это экономка или еще кто-то из прислуги Фрезеров, но никак не член семьи», – решила девушка.

– Нет, – ответила женщина, приоткрывая дверь не более чем на башмак, – Ангуса Фрезера нет дома. Он скоропостижно скончался прошлой зимой.

Иден никак не могла взять в толк, почему эти болваны в Крейррелше не сказали ей об этом сразу. Поведение женщины, выражение ее лица были враждебны. Она, очевидно, ожидала, что девушка поверит ей на слово, но неожиданно для нее Иден резко оттолкнула ее и сказала:

– Извините, я вам не верю. Проводите меня к нему.

Женщина застыла от изумления, но, когда она пришла в себя и захотела что-то сказать, сверху раздался властный женский голос:

– Что там происходит, миссис Уолтере? Я, кажется, приказала... – В это мгновение взгляд появившейся на лестнице женщины упал на поднятое кверху заинтересованное лицо девушки. Женщина изумленно прикрыла рот рукой и, шурша юбками, бросилась вниз, в переднюю. Здесь, не веря своим глазам, долго и внимательно рассматривала прелестное, чуть заостренное личико девушки, ее пухлые губы и синие глаза в опушке из длинных черных ресниц. – Вы? Не может быть...

– Я – Иден Гамильтон, – с достоинством произнесла девушка, – дочь Элизабет Фрезер. Я приехала из Индии повидаться с дедушкой. Он здесь?

Миссис Уолтере предостерегающе вскинула руку, но темноволосая властная дама взглядом остановила ее:

– Да, он здесь, но тяжело болен. Мы боимся, что он уже не поправится. Надеюсь, вы простите миссис Уолтерc за то, что она старается не пускать посторонних в дом. Если бы она знала, кто вы...

– Да-да, мисс Гамильтон, – как бы извиняясь, выдохнула экономка и почтительно присела в реверансе, – я бы сразу впустила вас.

– Вам послали письмо с извещением о моем приезде, – подозрительно глядя на даму, сказала Иден. – Оно было...

– Мы возвращаем всю почту, приходящую на имя Ангуса Фрезера, – объяснила темноволосая дама уже доброжелательнее. – Его нельзя волновать. Его сердце...

– Я хочу видеть его, – произнесла Иден странно непослушными губами. Ее внезапно охватил непонятный и необъяснимый страх неизвестности, перемешанный с волнением от сознания, что сейчас она увидит того самого человека, который когда-то выгнал из дома ее мать – свою единственную дочь.

Ее провели в спальню на втором этаже, окна которой были наглухо закрыты тяжелыми портьерами, через которые дневной свет совершенно не проникал в комнату. Посередине стояла кровать, на которой лежал бледный, высохший старик с разметавшимися по подушке белыми волосами. Иден остановилась в дверях, а ее спутница подошла к старику и что-то тихо сказала ему на ухо.

– Кто это? – услышала Иден его шепот, который прозвучал не громче, чем шуршат осенние листья. – Дочь Элизабет? Здесь, в моем доме? – Женщина вновь склонилась над ним, и немощный старик на кровати вдруг заговорил с неожиданной яростью: – Нет! Не хочу ее видеть! Отошлите ее, пусть убирается отсюда!

Зашуршали юбки, женщина выпрямилась и повернула к Иден извиняющееся лицо. Но почему-то эта жалость вызвала бурю гнева у Иден. Она решительно подошла к кровати, взглянула в иссохшее, сморщенное лицо не жаром сказала:

– Полагаю, не очень-то справедливо с вашей стороны даже не взглянуть на меня, сэр! Я проделала такой длинный путь из Индии, замерзла, устала, хочу есть! Вы по крайней мере можете разрешить мне остаться!

Возгласы удивления вырвались одновременно у стоящих рядом женщин – темноволосой дамы и миссис Уолтерс, задержавшейся в дверях, но Иден будто не замечала их. Почти прозрачные веки старика дрогнули и с усилием приоткрылись, и Иден с изумлением увидела такие же синие глаза, как ее собственные.

Ангус Фрезер с трудом сосредоточил взгляд, губы его искривились, и усмешка с присвистом вырвалась из его напрягшихся легких. Высохшая рука протянулась к девушке, цепко охватив тонкими пальцами ее запястье, и притянула ближе.

– Красавица, вся в мать, – с трудом произнес он. – Как тебя зовут, девушка? Как? Иден? Иден!

Рука его бессильно упала, какое-то время он лежал молча, тяжело дыша, но, когда темноволосая женщина подошла к нему, он дал знак, чтобы она ушла.

– За все эти годы твоя мать написала мне всего два письма, – наконец произнес он, с усилием выговаривая каждое слово. – Первое пришло из Англии, она писала, что провела самое счастливое лето в своей жизни с друзьями за городом. Не помню точно где. Каталась на лодке, это я хорошо помню. Она написала, что, если у нее когда-нибудь будет дочь, она назовет ее именем той реки. Иден, так она называлась. Я никогда не забуду... – Голос его затих.

– А второе? – подсказала Иден дрожащим голосом. – Второе пришло из Индии, мама писала, что умирает, да? Почему вы ей не ответили?

– Гордость помешала, – сознался Ангус Фрезер, и, к своему ужасу, Иден увидела, что глаза старика наполнились слезами. – Гордость помешала, – повторил он, – всю жизнь потом я раскаивался. Никого не осталось – ни Таркина, ни Малькольма, ни Элизабет.

– Успокойся, отец, – произнесла темноволосая женщина, быстро подошла к кровати и предупреждающе посмотрела на Иден. – Тебе надо отдохнуть, ты очень устал.

– Да, – тяжело вздохнул Ангус Фрезер и замолчал. Иден решила, что он уснул, и уже хотела отойти от кровати, но старик вдруг четко сказал: – Джанет, скажи девушке, чтобы осталась. Дочь Элизабет... Я хочу поговорить с ней еще.

– Потом, отец, – успокоила его Джанет, поправляя одеяло поверх высохшего тела. – Она еще придет к тебе, обещаю.

Внизу, в кабинете, тусклое солнце освещало стертый от времени дубовый пол. Джанет долго изучающе смотрела на Иден. Та понимала, что от нее ждут извинений за ее поведение, однако с достоинством выдержала взгляд Джанет и только спросила:

– Он давно в таком состоянии?

– С прошлой зимы.

– А что с ним?

– Боюсь, это просто возрастное. Может быть, ваше появление пойдет ему на пользу. Миссис Уолтерс, – обратилась она к степенной экономке, – проследите, чтобы вещи мисс Гамильтон занесли в дом. Вы пока останетесь здесь, – добавила она, обращаясь уже к Иден. По ее тону девушка поняла, что Джанет привыкла распоряжаться и что ее распоряжения выполняются беспрекословно. – Полагаю, мне следует называть вас Иден, – продолжила она, когда они остались вдвоем. – Мы же в конце концов родственники. Я – ваша тетя, Джанет Синклер Фрезер.

Иден с сомнением посмотрела на нее:

– Моя тетя?

– Я была замужем за младшим братом вашей матери, – объяснила Джанет, по недоумевающему лицу Иден она поняла, что девушка мало что знает о семье, в жизнь которой так внезапно ворвалась. – Я была женой Малькольма. Он умер в прошлом году.

– Прошу прощения, мадам, но никакого багажа нет, – сказала появившаяся миссис Уолтерс.

– Да, я ничего с собой не взяла, – объяснила Иден и рассказала Джанет о существовании Изабел и о том, где их вещи. Джанет Фрезер не очень обрадовалась, когда поняла, что в Тор-Элше появится еще одна незваная гостья, но все же распорядилась, чтобы в Крейррелш отправили повозку, а Иден разместили в удобной торцевой комнате на втором этаже, где она могла бы умыться и отдохнуть до ужина.

Оставшись одна, Иден рассмотрела комнату. Стены были отделаны темным деревом, окна прикрыты шторами. Мебели с плюшевой обивкой было явно многовато, а огромная кровать скрывалась под парчовым пологом. Тяжелый глиняный кувшин и тазик для умывания стояли на туалетном столике, а всю противоположную стену занимал громадный камин из резного гранита. Иден нашла комнату темной, неуютной и слишком заставленной мебелью, она привыкла к прохладным, просторным помещениям дворца в Маяре.

Иден стояла у окна, и в тишине было слышно, как при малейшем движении шуршат ее юбки. Внизу под окнами проходила подъездная дорожка, посыпанная гравием. С двух сторон ее ограждали невысокие стены, да несколько рябин стояли у сарая. Больше никакой растительности не было. Издалека доносилось негромкое овечье блеяние, где-то бурлил и плескался невидимый ручей, и вдруг совершенно неожиданно для девушки ее охватила мучительная тоска по звукам Индии – призыву муэдзина к молитве, дроби тамтамов, звукам морских раковин в храмах...

Но ведь она должна быть счастлива! Она вернулась домой, на землю своих предков, нашла семью, о которой и не мечтала! Однако от этой мысли лишь сильнее сжалось сердце. Иден смотрела на поросшие вереском горы, а видела безбрежные, продуваемые всеми ветрами равнины Индии. Щемящее одиночество перехватило дыхание и осушило нахлынувшие слезы.

Приезд в Тор-Элш молоденьких девушек неожиданно благотворно сказался на Ангусе Фрезере – ему вдруг стало намного лучше. Старик и вновь обретенная внучка сразу же привязались друг к другу, чего никто не ожидал. Ангус быстро понял, что всю любовь и ласку, которые он по собственной глупости так и не растратил на мать Иден, он готов излить на внучку. Это оказалось действеннее, чем все лекарства.

Иден была умна, остроумна, общительна, сидя на краю кровати и рассказывая деду о жизни в Индии, она с легкостью смогла уговорить его выпить питательного бульона, от которого он ранее отказывался. Постепенно аппетит вернулся к нему, впавшие щеки порозовели, старик ожил. Миссис Уолтерс, полная жизнелюбивая женщина, поначалу так недовольная появлением Иден, не скрывала радости.

– С тех пор как умерли его дети, хозяин никогда не ел так хорошо, – призналась она Изабел. – Надеюсь, мисс Иден поживет у нас еще и вы с ней, мисс Изабел.

Изабел тоже не устояла против своеобразного очарования Тор-Элша. Бедняжка не знала, что значит быть молодой, веселиться и смеяться со своими ровесниками. И хотя она сохранила в памяти образ доброй тети Агаты, дружба с Иден доставляла ей глубокое удовлетворение. А еще в доме жила шестнадцатилетняя дочь Джанет, Анна – некрасивая, но очень милая девушка, которую невозможно было не любить. Одной дружбы с Анной было достаточно, чтобы Изабел всем сердцем привязалась к новому месту и Тор-Элш занял свое место в нем. Спальня, которую ей отвели, была так не похожа на ее спальню в доме тети Агаты, что волей-неволей вызывала в памяти просторные королевские покои во дворце Холируд. Огромный, древний и величественный дом с обстановкой из мореного дуба, сводчатые залы – все нравилось Изабел. Даже отцовский особняк на Цейлоне, где всегда было жарко, несмотря на высокие потолки, так ей не нравился.

Строго говоря, Изабел не связывали с семьей Фрезер кровные узы, но чувствовала она себя здесь на удивление как дома.

Однажды утром за завтраком она, держа в руках чашку с чаем, посмотрела в окно. Ее взгляд остановился на черноволосом молодом человеке, который в это время выходил из конюшни. Девушка залилась пунцовой краской и быстро отвернулась. Дейви Андерсон служил управляющим конефермы, и накануне Изабел случайно повстречалась с ним. Она гуляла и из любопытства заглянула в конюшню. Обходя одно из потемневших от времени стойл, она лоб в лоб столкнулась с ним. Девушка смутилась и сделала вид, что ее интересуют огромные лошади, которых разводит Ангус Фрезер, собственно говоря, это и был основной источник его существования, и Дейви с огромным удовольствием посвятил Изабел в историю семейного дела.

– В Тор-Элше разводят лошадей-тяжеловозов с четырнадцатого века, мисс, – сказал он на местном наречии. – Если верить легенде, Роберт Брюс освободил Шотландию в сражении при Беннокберне. Он был на тяжеловозе. Тогда этих лошадок называли воинами, им приходилось таскать на себе сотни фунтов доспехов, которые защищали и их, и всадников. Теперь, конечно, на них не ездят – невыгодно. Их лучше использовать для пахоты.

Его мягкий выговор казался еще приятнее оттого, с какой любовью он говорил о своих питомцах. Дейви остановился у ближайшего стойла и погладил мощную шею крупного гнедого мерина. Изабел скорее бы умерла, чем выдала свой страх. Она храбро протянула руку и была весьма удивлена, что свирепое с виду создание не попыталось откусить ее. Девушка подняла глаза и увидела, как Дейви Андерсон ободряюще улыбается ей. Изабел ужасно смутилась, она поняла, что молодой человек отгадал ее мысли. Не говоря ни слова, девушка подхватила юбки и убежала, но эта короткая встреча запала ей в сердце.

Звук голосов с улицы прервал воспоминания и поднял Изабел из-за стола. Она подошла к окну и увидела, что Иден вышла из дома, одевшись для верховой езды в костюм из темно-серого твида, в руках она держала хлыст. Волосы Иден были завязаны в узел и уложены в сетку. Изабел почувствовала нечто похожее на зависть, глядя, с какой привычной легкостью ее кузина вставила ногу в стремя, которое Дейви придерживал для нее. Голова Иден едва доходила до спины коня, но, не мешкая ни секунды и не переставая болтать с Дейви, который поправил подпругу, девушка легко вскочила в седло. Иден, точно, не боялась огромных тяжеловозов.

– Доброго вам утра, мисс Гамильтон, – поприветствовал Изабел Дейви.

Изабел вздрогнула при звуках его голоса, проникшего сквозь толстое оконное стекло. Дейви улыбнулся, поднял руку и помахал ей, потом, прихрамывая, пошел назад в конюшню в сопровождении шотландской овчарки. Накануне он рассказал Изабел, что хромает из-за несчастного случая, произошедшего с ним в детстве.

«Что я наделала?!» – ужаснулась Изабел. Конечно же, Дейви решит, что она следила за ним, а теперь уже было поздно открывать окно и объясняться.

Утро было безнадежно испорчено.