Осень 1861 года оказалась исключительно удачной для дальнейшего процветания и расширения Британской империи. Даже в самых отдаленных уголках Шотландии чувствовался рост благосостояния, который сопровождал эпоху королевы Виктории: печально известная чистка в Сазерленде с массовым исходом шотландцев в Америку закончилась, Шотландия получила определенную политическую свободу, которой не знала со времени подписания союзного договора. Хотя полотно и хлопчатобумажные ткани стали основой оживающей экономики, шерсть тоже не потеряла своего значения, и те имения, которые сменили хозяев и перешли на разведение овец, неуклонно процветали.

Эрран-Мхор не был исключением, и Хью Гордон удивлялся и радовался, что работы становится все больше, что быстро растут стада овец. Поначалу он собирался отбыть в Сомерсет до наступления зимы, но все больше понимал, что негоже оставлять имение без присмотра, хотя не задумываясь делал это раньше. И потом, были другие, более существенные причины, по которым отъезд откладывался, среди них – его жена.

Хью не нужно было смотреть на Иден, чтобы понять, что одиночества, которое причинило ей столько боли после смерти отца и потом, в Дели, больше не было. Кровные узы, связывающие ее с Фрезерами, оказались куда сильнее, чем дружба с обитателями зенаны во дворце Маяра, и Хью не хотел отрывать ее так быстро от вновь приобретенной, любящей семьи.

Хью вообще все больше сомневался, что Иден согласится уехать с ним в Сомерсет. Последние дни она выглядела довольной и умиротворенной, как никогда раньше. В ней появились удивительная безмятежность и какое-то сияние, которых не было в том беспокойном, воинственном создании, что Хью повстречал в Раджастане. Глядя, как она смеется и болтает на ломаном гэльском со слугами или играет в шахматы с сэром Хэмишем с не меньшим рвением, чем тот, он удивлялся: как он мог подумать, что она подходит в жены маярскому радже? В Иден текла настоящая шотландская кровь, чего бы никогда не подумали те, кто знал о годах, проведенных ею в Индии. И Хью не был уверен, что строго регламентированная жизнь в Сомерсете доставит ей такое же удовольствие.

«Но мне нужно поехать, – сказал себе Хью, лежа в постели однажды ночью, прислушиваясь, как бьется ветер в окно и потрескивают тихонько поленья в камине. – Поеду после Рождества или после Нового года», – решил Хью, глядя на профиль спящей жены. Но тут же вспомнил, что зимние бураны после Нового года засыпают горные дороги такими сугробами, что, наверное, лучше дождаться весны.

Иден что-то тихо пробормотала во сне, прервав его размышления. Хью повернулся к ней и нежно обнял. Она вздохнула, прижалась к нему, и Хью почувствовал, как ее тело обмякло и она погрузилась в глубокий сон.

«Обдумаю это завтра, – решил он, склоняя голову и лаская губами ее волосы. – Или послезавтра, а лучше – на следующей неделе...»

Через шесть часов он встал, оделся и в ожидании, пока приведут из конюшни коня, пил чай. На востоке уже голубело холодное осеннее небо, и сэр Хэмиш после короткого старческого сна потирал руки, жалуясь на холод:

– Да, знаете ли, никак не могу привыкнуть к холоду. Так и тянет в Индию – к жаре и зимним муссонам на северо-западной границе. Никогда не замерзал там так, как здесь, до самых костей... Видел из окна, как твоя жена отъехала полчаса назад на своем шальном жеребце, – добавил он, меняя тему разговора. – Не годится ей разъезжать в одиночестве, особенно так рано. Неприлично, я бы сказал.

– Поверьте мне, дядя, – с улыбкой отозвался Хью, – Иден вполне способна постоять за себя.

Генри внимательно посмотрел на племянника.

– Черт побери, – задумчиво произнес он, – да ты, кажется, влюбился в нее, Хью? Так не похоже на тебя давать женщине столько свободы. Совсем не похоже.

Хью пожал плечами, загадочно улыбаясь.

– Спорю, что на такой поворот событий ты не рассчитывал, когда контрабандой вывез ее из Маяра, – проницательно заметил сэр Хэмиш. – Я прав?

Хью с любовью поглядел на старика:

– Сэр, вы неизлечимый романтик, несмотря на всю свою военную выправку.

– Это все из-за Индии, дорогой мой! Иначе и быть не может после стольких лет жизни среди такой соблазнительной красоты.

– Красоты или красоток? – понимающе улыбнулся Хью.

– И красоток тоже, – согласился сэр Хэмиш. – Как офицер и джентльмен, я просто не мог не содержать несколько красавиц в bibigurn позади своего бунгало. – Он уставился в свой кофе с мечтательным выражением, потом вздохнул и заметил, что славные дни правления Компании были лучшим временем его юности и, будь он на десять – двадцать лет моложе, ничто бы не помешало ему вернуться на Восток с первым же пароходом. – Послушай моего совета, держи ее в руках, – добавил он, опуская чашку на стол и надевая пиджак. – Своенравное создание, которому нужна твердая узда.

– Постараюсь, – пообещал Хью, – насколько Иден позволит.

Через пять минут он уже ехал рысцой по прихваченной морозцем траве, выдыхая клубы пара. Холодное голубое небо на горизонте окрашивалось в нежно-розовый цвет, а последние звезды медленно таяли на утреннем небосклоне. Из окна одинокой хижины струился свет, но скоро скрылся за поворотом. Хью свернул на длинную аллею, ведущую от усадьбы к овечьим загонам. Еще издалека он услышал собачий лай и возбужденное блеяние. Переехав через выгнутый мостик, Хью остановился у свежепобеленного хлева и посмотрел, как Саймон Маккензи руководит маркировкой и разделением овец на зимние гурты. Загоны были уже полны овец, и одинокий пастух с помощью длинношерстной шотландской овчарки выбраковывал тех, которые были бесплодны. Животные в панике метались и блеяли, над загоном словно дым стояло облако пара, в воздухе витал запах сырой шерсти и свежего навоза.

– Мы с ними к обеду управимся, ваше сиятельство, – подходя к Хью, сказал Саймон Маккензи. Он был среднего возраста, говорил негромко, от многолетней тяжелой работы плечи у него ссутулились, но во всем облике безошибочно угадывались несгибаемая гордость и мягкий юмор – обязательные качества горных шотландских кельтов. – Ее сиятельство выбраковывает быстрее, чем мы успеваем их рассортировать, – добавил он, одобрительно кивая в сторону загонов.

– Кто? – переспросил Хью, нахмурившись, он не очень внимательно вслушивался в слова овчара.

Саймон показал рукой на загоны. Хью повернулся туда и посмотрел на одинокую фигуру, которую он вначале принял за одного из сыновей Маккензи. В это самое мгновение из-за гор выглянуло солнце, и его лучи озарили ярким светом стройную женскую фигурку и прелестное, чуть заостренное личико. Хью посмотрел еще раз и понял, что это Иден. На ней были теплая шерстяная накидка поверх синей шерстяной юбки и толстые рабочие сапоги, заляпанные грязью. Светлые волосы она собрала в плотный жгут и уложила на затылке в тугой узел, скрепив шпильками, как это обычно делают здешние доярки. Хью, никак не ожидавший увидеть свою жену в таком виде, совершенно растерялся.

– Она часто нам здесь помогает, – пояснил Саймон и, поймав взгляд Хью, поспешил отойти назад. – А вы не знали, ваше сиятельство?

– Нет, – угрюмо ответил Хью, – не знал.

Хью открыл калитку и подошел к Иден. Он никогда в жизни еще не был так взбешен, хотя сам не понимал почему. Быть может, из-за того, что Иден трудилась в загоне, как простая деревенская девушка, а возможно, потому, что ему вспомнились слова Хэмиша Блэра, хотя, когда он услышал их в то утро, он не придал им особого значения.

Иден обернулась на звук его шагов, ее глаза радостно искрились, но, как только она увидела мрачный взгляд Хью, улыбка исчезла с ее лица. Он еще ничего не сказал, но Иден сразу поняла его состояние:

– Что случилось?

– Какого черта ты здесь делаешь в таком виде? – набросился на нее Хью, отвечая вопросом на вопрос.

Иден покраснела и убрала со лба выбившуюся прядь.

– Прости, – торопливо начала она, – я понимаю, ты не одобряешь мой наряд, но...

– Твой наряд? А все остальное? – Хью резким жестом показал на толкущихся овец и стоящую у ног Иден собаку. – Подходящее занятие для графини, не правда ли?

– А тебе бы хотелось, чтобы я вышивала? – спокойно возразила Иден.

– В числе прочего – да.

– Чтобы я стала одной из бледнолицых, безжизненных аристократок, которые весь день едят сладости и ласкают своих собачек? – с вызовом отозвалась Иден, непонятно почему вдруг вспомнив леди Кэролайн Уинтон. – Тебе, кажется, такие женщины нравятся. – Она видела, как сжались губы у Хью, что было верным признаком гнева, но сейчас это только распалило ее. – Знаешь, Хью, я имею право на собственную жизнь, на свои интересы! Что такого ужасного в том, что я помогаю мистеру Маккензи управляться с овцами? Если мне нравится такая работа, это еще не значит, что я превращусь в простую крестьянку! Вообще я считаю, что ты ужасно высокомерен, чего-чего, а такого снобизма я от тебя не ожидала!

Она отвернулась и пошла прочь; собака побежала за ней, а Хью стоял и смотрел ей вслед, не в состоянии разобраться в чувствах: то ли он хочет обнять и поцеловать эти сердитые губки, то ли уложить ее себе на колени и выпороть, как непослушного ребенка.

– Кажется, и то и другое, – проворчал он, усаживаясь в седло и беря с места в галоп. В этот миг, однако, мудрее всего было не предпринимать ничего, потому что он не был уверен, какое чувство возобладает, когда он коснется ее. Бить жену не пристало, конечно, хотя однажды он и сказал Иден, что у него руки чешутся, а целовать ее сейчас совсем не хотелось. Вознаградить ее проявлением любви за такое представление? Черта с два!

Остаток утра прошел у Хью в хлопотах по хозяйству, он вернулся домой поздно, голодный, в грязи и все еще не остывший от утренней стычки с женой. Дандху сообщил ему, что госпожа поехала в Тор-Элш навестить родных и не сказала, когда вернется. Это ничуть не улучшило настроения Хью. Он метался по комнатам с таким выражением, что даже видавшие виды слуги не решались попадаться ему на глаза. Наконец Хью наткнулся на генерала, который робко заметил, что не может сосредоточиться на шахматах, когда его племянник мечется, как бенгальский тигр в клетке. Такого труда стоило усадить Дандху за шахматную доску, и, пока он еще хоть что-нибудь соображает, генерал попросил Хью спускать пары где-нибудь в другом месте. Десять минут спустя Хью уже несся как одержимый по дороге, ведущей в Тор-Элш.

Сэр Хэмиш откинулся в кресле и, прищурив глаза, посмотрел на Дандху:

– Ну, что я тебе говорил? Как два кремня эти двое!

– Ничего хорошего в том, что господин ссорится с женой так скоро после свадьбы, – решился высказаться индус.

– Чепуха! Для этих двоих это совершенно естественно! Не дает чувствам погаснуть. А что до Хью – может отрицать сколько угодно, поставлю свой последний шиллинг, – он влюблен в эту девчонку. Здорово она его задела, я бы... Черт тебя побери, темнокожий ублюдок! – разбушевался он в следующее мгновение, когда Дандху неожиданно взял его ладью, и сразу забыл о племяннике. Изучая позицию, генерал ворчал и ругался сквозь зубы, в конце концов пошел пешкой, ворчливо заметив, что с его стороны было большой ошибкой обучить слугу правилам игры.

– Приготовить саибу еще чашечку чая? – предложил Дандху, пытаясь успокоить генерала.

– Ничего подобного! – отрезал тот. – Будешь сидеть здесь, пока не сделаешь следующий ход. Ну ладно, иди и приготовь чай, если так настаиваешь, но на этот раз добавь побольше виски, идет?

Миссис Уолтерс, ужасно возбужденная, влетела в кремово-золотистую гостиную Тор-Элша объявить о неожиданном прибытии графа Роксбери. Такие важные гости заглядывали в Тор-Элш нечасто, и миссис Уолтерс не знала, как обращаться к нему, когда увидела на пороге. Огрубевшие от работы руки у нее дрожали и выдавали ее волнение, когда она принимала его протянутую меховую накидку.

– Садись, Хью, – проговорил Ангус Фрезер без малейшего намека на благоговение, охватившее экономку. – Сейчас миссис Уолтерc принесет нам чего-нибудь горячительного, чтобы согреться. Если я правильно понимаю, ты приехал за Иден? Боюсь, ты разминулся с ней. Она уехала минут десять назад.

– Она направилась в Эрран-Мхор? – спросил Хью нахмурясь.

– Не знаю, она ничего не сказала да и была здесь недолго. – Выцветшие голубые глаза, удивительно похожие на глаза внучки, внимательно смотрели на него. – Поссорились?

Вопрос был непростительно дерзкий, но задал его Ангус Фрезер, и Хью честно посмотрел на него с грустной улыбкой:

– Да, что-то в этом роде.

– Не удивляюсь, – сказал Ангус. – Если тебе нужна была послушная, смирная жена, женился бы на индианке. Часто слышал от Хэмиша, как они послушны и преданы мужьям.

– Наверное, я еще не раз пожалею, что не сделал этого, – согласился Хью, все так же грустно улыбаясь.

Старик пожал плечами, закрывая тему. Про себя он был доволен, что его своевольная внучка вышла замуж за человека, которому по силам приручить ее. Он со вздохом откинулся в кресле, глотнул виски, которое подала миссис Уолтерс, и ничего больше не сказал. В комнате воцарилось дружеское молчание. Хью, который, несмотря на долгие годы, проведенные в Индии, не потерял вкуса к хорошему шотландскому виски, с удовольствием потягивал содержимое стакана, оглядывая комнату. Он редко бывал в этом кабинете, ему было приятно увидеть, что здесь мало что изменилось. Та же старая мебель эпохи английского короля Якова I, толстенные ковры, картины в темных дубовых рамах висели на тех же местах, и даже Ангус Фрезер, хотя и постаревший и болезненно хрупкий, казался неотъемлемой частью воспоминаний Хью о прошлых визитах.

И все же что-то изменилось... Хью подумал минутку и наконец понял, что две картины Уилкинза, которые висели напротив камина, исчезли, их сменили другие, менее известного художника. Он заметил об этом вслух.

– Джанет сняла их, пока я болел, – объяснил Ангус. – Говорит, никогда не любила их. Считает, они плохо вписываются в обстановку, а ведь они – самые ценные из моих картин. Наверное, отнесла их на чердак, я не спрашивал. Хочешь еще виски?

– Спасибо, нет, – ответил Хью, поднимаясь. – Хочу вернуться домой засветло. Передайте мой привет миссис Джанет.

– Обязательно, – пообещал Ангус. – Она расстроится, что разминулась с тобой. И Анна тоже. Она – особенно! Уехали куда-то с утра, а Изабел... – Он нахмурился, пытаясь вспомнить. – Не помню, Изабел уехала с ними или нет. Такая тихая, знаешь, иногда я о ней вообще забываю.

Хью поднял воротник и вышел в холодный двор. Внезапно он услышал звук легких бегущих шагов за спиной и вовремя увернулся – из-за угла появилась закутанная фигура с корзиной только что собранных яиц, меховой капюшон скрывал лицо.

– Добрый день, мисс Гамильтон, – вежливо поздоровался Хью. Изабел от неожиданности шагнула назад.

– О! – вырвалось у нее, она залилась румянцем. – Ваше сиятельство, я не видела вас! Извините, пожалуйста... – Опустив голову, она прошла мимо него и исчезла в доме.

Это было больше похоже на отчаяние, чем на грубость. Хью постоял, задумчиво глядя ей вслед. Он не понимал, почему Изабел, такая прелестно застенчивая и милая на балу и потом на свадьбе, вдруг так расстроилась при виде его. Не Иден ли поделилась со своей впечатлительной кузиной невероятными россказнями о своем мерзавце-муже? Если он прав, радоваться нечему. Хью взобрался на лошадь и отъехал в таком же настроении, что и приехал.

– Черт бы побрал этих гамильтоновских женщин! – проворчал он себе под нос.

К тому времени когда он подъехал к хвойному лесу, разделяющему Тор-Элш и его собственные земли, гнев его несколько поутих и сменился неведомым ранее чувством полнейшей беспомощности. Он сознался себе, что держался утром с Иден как невоспитанный мужлан, еще хуже – как самый настоящий сноб, отвратительный напыщенный патриций с высокомерием, которое сам так не любил и открыто порицал в других людях своего круга. Конечно, он не возражает, пусть Иден помогает Маккензи с овцами. В целом его порадовало, что ей совсем не хочется становиться праздной светской львицей, бледной, безжизненной аристократкой, по определению самой Иден.

Хью не сдержал улыбки, он с ходу мог назвать не менее дюжины таких женщин, и, хотя некоторые из них были бесспорно очаровательны, они все же мгновенно утомляли его. По правде говоря, он предпочитал непредсказуемое поведение своей своенравной жены. Почему же тогда он прямо не сказал ей об этом? Почему разгневался из-за того, что на самом деле не имеет никакого значения?

– Ради Бога, – произнес он вслух, обращаясь к быстро темнеющему небу и к высящимся впереди горам, – может быть, она права, я действительно грубый, неотесанный мужик?

Эта мысль развеселила его. Подъехав к дому, он передал взмыленную лошадь конюху. Справившись у экономки, выяснил, что ее сиятельство вернулась домой полчаса назад и попросила, чтобы ужин подали ей в комнату. Хью понял, что Иден не хочет ужинать вместе.

Когда он поднимался к ней в покои, выражение лица у него было далеко не из приятных.

«Придется извиниться, конечно», – подумал он без всякого энтузиазма. Он не мог предвидеть, как отнесется Иден к такому неожиданному проявлению чувств с его стороны, но все же достаточно хорошо знал свою жену, чтобы понять, что она совершенно незлопамятна, и, если он честно признается, что не прав, она не посмотрит на него с презрением. Во всяком случае, он надеялся на это.

Портьеры на окнах были задернуты, и только лампа на столе слабо освещала комнату. Иден не любила полумрака, но сейчас Хью не стал задумываться над этим, потому что, как только вошел в комнату, его охватил совершенно неожиданный запах экзотических благовоний. Запах был хорошо знаком ему – он был такой же неотъемлемой частью Востока, как своеобразные звуки и краски Индии. Почувствовав этот запах и охваченный воспоминаниями, он остановился на пороге.

– Сандаловое дерево? – вслух произнес Хью. – Иден, какого черта...

Сзади послышалось шуршание шелка и легкое движение. Хью резко обернулся и замер, услышав нежный шепот на хиндустани:

– Саиб, к чему задавать лишние вопросы? Разве недостаточно, что мы здесь одни?

В тусклом свете лампы Хью разглядел перед собой девушку-индианку в сари из легчайшего шелка цвета розовых лепестков. Легкое покрывало с золотой каймой скрывало все ее лицо, кроме глаз, пронзительных синих глаз, которые в полумраке казались еще синее. Они дразнили и манили, заставляли забыть о мгновенном замешательстве, которое охватило графа при виде ее.

– Чем обязан такой чести, саиба? – спросил Хью, губы его задрожали. Он стоял неподвижно, ожидая, пока Иден приблизится. Ему не верилось, что она так легко простила его, он боялся надеяться, что она все правильно поняла и знала, чем вызвано его поведение.

– Тебе не нужно ни о чем спрашивать, – тихо сказала она грудным голосом у самого его лица, и тонкие руки обхватили его шею. Он откинул покрывало, посмотрел ей в лицо и крепко обнял, прижав к себе.

– Иден, – прошептал он, – я хочу, чтобы ты знала...

– Тише, – выдохнула Иден, приближаясь к его губам, – я же сказала, слова ни к чему...

Она запустила пальцы в его густые волосы и притянула голову к себе. Слова действительно были ни к чему, тишина окутала их, чувства и страсть, вызванные поцелуем, стерли все вокруг...

Это была ночь ничем не омраченной любви и страсти, затмившей восторг их брачной ночи и связавшей их навеки вместе.

За разрисованными морозом окнами начинался рассвет. Иден лежала на согнутой в локте руке Хью, она впервые в жизни поняла, что значит быть абсолютно счастливой. Она пошевелилась, вздохнула и почувствовала, как Хью обнял ее. Иден повернулась и прижалась щекой к его груди, слушая удары его сердца.

– Скоро утро, – проговорил Хью, вслушиваясь в петушиный крик. Рассвет набирал силу, и синий сумрак комнаты постепенно рассеивался, уступая место серому утру.

Еще один рассвет, один из многих, которые Иден встречала, но ей казалось, что это первый рассвет в ее жизни – свежий, новый, бесконечно чарующий. Внезапно в голову ей пришла мысль, она вздохнула и почувствовала, как рука Хью обняла ее еще крепче.

– Что случилось, любимая?

– Я просто задумалась, – с грустью призналась Иден. – Ты ведь скоро уедешь, да? Вернешься в Сомерсет?

– А ты разве не поедешь со мной? – удивился Хью.

– Как я могу? – прошептала Иден в отчаянии. – Сомерсет так далеко отсюда, а дедушкино здоровье...

Хью приложил палец к ее губам и, приподнявшись на локте, пристально посмотрел на нее.

– Я без тебя никуда не поеду, – уверил он ее. – Весной Ангусу станет лучше, я вполне могу подождать.

– Значит... значит, ты никуда не поедешь? – Иден удивленно смотрела на него широко открытыми глазами.

– Нет, подожду, пока не потеплеет. – Увидев, как радостно блеснули у нее глаза, Хью рассмеялся. – Мой отъезд тебя бы сильно расстроил?

– Да, – со вздохом призналась Иден, обняв его. Еще несколько часов назад она бы подумала, прежде чем признаться в этом.

Хью опять засмеялся, но это был уже не прежний дразнящий смех, на этот раз в нем явно слышалось удивление. Он привлек Иден к себе и крепко поцеловал, и опять все мысли и слова мгновенно растворились в горячей волне желания.

Счастье, которое Иден испытывала в последующие дни, раньше ей только снилось, казалось, что в жизни такого быть не может. Каждое утро она просыпалась хорошо выспавшаяся и отдохнувшая и видела рядом с собой Хью. Они не спеша завтракали, смеясь и поддразнивая друг друга, а потом отправлялись на верховую прогулку по присыпанным снегом болотам, проверяя стада и объезжая границы своих владений. Часто вместе навещали пастухов и фермеров-арендаторов, с которыми Иден все лучше и свободнее говорила на их родном языке, звучащем так мягко, но на самом деле весьма трудном для усвоения. Все они застенчиво улыбались и тепло встречали ее не только потому, что она говорила на их родном языке и хорошо понимала все их проблемы, но еще и потому, что она была молода, красива и откровенно влюблена.

Но из-за сильных метелей верховые прогулки порой становились невозможными, иногда порывистый ветер и мокрый снег не прекращались сутками, и тогда они были совсем отрезаны от внешнего мира. Для Иден, выросшей в шумном, густонаселенном мире дворцовой зенаны, такие тишина и уединение были в новинку и очень нравились. Она не смогла бы никому объяснить, почему с таким наслаждением проводила взаперти день за днем, она, которая раньше не терпела никаких ограничений, отправлялась куда хотела и всегда делала только то, что считала нужным. Новая жизнь была совершенно иной, ей уже не нужна была прежняя свобода. Какое ей дело, что снаружи бушует стихия, если внутри так тепло, спокойно и мирно?

Вечерами Иден и Хью работали вместе в кабинете при свете лампы. Иден, как могла, помогала с бумагами или просто тихонько сидела в кресле рядом с письменным столом, а сэр Хэмиш, который последнее время все чаще с удовольствием к ним присоединялся, сидел здесь же, склонив седую голову над своими книгами. А потом молодых окутывали длинные, тихие, блаженные ночи, и, как бы ни было холодно, какие бы метели ни бушевали снаружи, их всегда согревали любовь и страсть. Им не нужны были слова, страсть вспыхивала от взгляда, прикосновения, и засыпали они неизменно до невозможности счастливые и удовлетворенные.

– К вам посетитель, госпожа, – сказал Дандху, появляясь в гостиной однажды хмурым утром. Иден, которая с мечтательным выражением наблюдала, как стекают по стеклу капли дождя, обернулась и виновато улыбнулась:

– Кто это, Дандху?

– Это я! – прокричала Изабел из передней, проскользнула мимо индуса и остановилась перед кузиной. Быстро окинув взглядом уютную комнату, она спросила: – Его нет?

– Нет, – подтвердила Иден. – Он с утра уехал проверять загоны. Что случилось, Изабел? В чем дело?

– Может быть, мисс-саиб отдаст мне накидку? – вежливо спросил Дандху.

– Да-да, спасибо, – отозвалась Иден с заметным облегчением, глядя на лужу воды, растекающейся по ковру вокруг Изабел. – И пожалуйста, принеси еще чашку чая для моей кузины.

Она молча подождала, пока слуга удалится, и немного нахмурилась, глядя в бледное, осунувшееся лицо Изабел. Никогда еще кузина не выглядела так взволнованно. Иден вдруг почувствовала, как ее охватывает страх.

– Дедушка? С ним все в порядке?

– Да-да, не волнуйся, с дедушкой все в порядке, – торопливо заверила ее Изабел. – Он не знает, что я здесь, и никогда не должен узнать об этом.

– Но почему?

Изабел в нерешительности переплела пальцы, помолчала, а потом заговорила:

– Я не могу больше ждать, Иден! Мне обязательно надо поговорить с тобой. Ты – единственная, кто может заставить его остаться. Пожалуйста, Иден, поговори со своим мужем! Ты должна заставить его понять...

– Подожди, Изабел, – прервала ее Иден, ничего не понимая. – Боюсь, я не очень тебя понимаю. Кого заставить остаться? Где? Здесь, в Эрран-Мхоре? О ком ты говоришь?

– О Дейви, – выдохнула Изабел. Вдруг ее лицо скривилось, и она разрыдалась.

– Дейви? – удивленно переспросила Иден. – Ты говоришь о Дейви Андерсоне? Управляющем в Тор-Элше?

Изабел кивнула и кружевным платочком быстро промокнула слезы, пытаясь справиться с собой.

– Он... он завтра уезжает в Глазго, он решил окончательно. А все из-за его сиятельства, это все твой муж!

– Хью? Но при чем здесь Хью? Дорогая, расскажи все по порядку. Признаюсь, я ничего не понимаю.

Изабел сумбурно рассказала, что управляющий Тор-Элша принял предложение поработать на одной из ткацких фабрик, которые с поразительной быстротой появлялись во все разрастающихся промышленных районах Глазго. Рабочий день там был жутко долог, оплата мизерная. Изабел слышала, что условия ужасные и часто просто опасные для жизни, особенно для Дейви, ведь он – калека. Мысль о том, что он оставит молодость и здоровье на темной и душной ткацкой фабрике, была невыносима для Изабел. Иден должна помешать этому, должна!

– Но я так и не поняла, что я должна сделать, – осторожно заметила Иден. – Если Дейви сам принял это решение...

– Не сам! – вырвалось у Изабел. – Это все из-за денег, которые дедушка должен Эрран-Мхору! Дейви говорит, что это единственный способ заработать денег на выплату долгов. Других возможностей нет.

– По-моему, ты преувеличиваешь. Ведь дедушка мог попросить отсрочку, если у него сейчас трудно с деньгами.

– Нет! – в ужасе воскликнула Изабел. – Твой дедушка ничего об этом не знает и не должен узнать! Джанет говорит, что он этого не переживет, если узнает. Боюсь, она права.

– Похоже, что так, – помолчав некоторое время, согласилась Иден. В горле у нее внезапно появился комок, она вспомнила дедушку, который стал ей так дорог, вспомнила, как хрупко его здоровье, несмотря на все заверения в противоположном. Она помолчала, обдумывая слова Изабел, потом сказала уже веселее: – Не вижу причин для беспокойства. Не сомневаюсь, что Хью согласится подождать, пока в Тор-Элше не улучшится финансовое положение. Дейви нужно только... – Она замолчала, увидев, как изменяется выражение лица Изабел. – В чем дело? – резко спросила она.

– Так ты ничего не знаешь? – прошептала Изабел.

– Чего не знаю? – Страх неприятным холодом охватил сердце Иден.

Изабел уставилась на свои ладони и спокойно и деловито сообщила:

– Тор-Элш на грани банкротства, Иден. Джанет объяснила мне, что от семейных акций ничего не осталось, все уже проданы или скоро будут проданы.

– Это... невозможно! – вырвалось у Иден после недолгого замешательства. Только не Тор-Элш с его акрами и акрами земли, внушительными загонами и огороженными пастбищами, со старинной усадьбой и бесценной обстановкой! Неужели Фрезеры в долгах? Ведь это никому бы не пришло в голову, все в усадьбе говорит о благополучии хозяев. Неужели?

– Кажется, твой дедушка много лет назад без ведома своих сыновей занял очень большую сумму, – с грустью продолжала Изабел. – На эти деньги он покупал земли, новое оборудование, племенных жеребцов и многое другое. Он хотел улучшить стадо, а спрос на тяжеловозов тогда упал, да еще катастрофа в проливе прошлой зимой. – Вид у Изабел был крайне расстроенный. – Наверное, мы хотя бы за одно должны быть благодарны – он совершенно не отдает себе отчета в том, что сделал.

– И никогда не должен узнать об этом, – согласилась Иден. – Ты правильно говоришь, он не переживет, если узнает.

– Бедняжка Джанет! Что только она не делает, чтобы уговорить кредиторов подождать, – расстроенно продолжала Изабел, – и чтобы дедушка не узнал. Помнишь письмо, которое сэр Грэм Уэринг написал ему из Эдинбурга? То, что вернули нераспечатанным? Это Джанет отправила его назад, уверенная, что это очередное напоминание о возврате долга. Анна вчера рассказала мне, что Джанет продала почти все свои украшения и часть картин, но этого все равно не хватает. Мы все время боимся, что вот-вот появится представитель банка из Инвернесса, Форт-Уильямса или Эдинбурга и захочет поговорить с дедушкой лично.

– Может, Хью сумеет уговорить их подождать, – медленно проговорила Иден, – или продлить кредиты. Я думаю, у него хватит средств на это. Хочешь, я с ним поговорю?

Бледное личико Изабел мгновенно оживилось.

– Правда, Иден? Пусть он только даст нам еще немного времени, чтобы в Тор-Элше все осталось без изменений хотя бы до весеннего аукциона. Дейви... мистер Андерсон говорит, что ожидается хороший урожай, может быть, денег хватит расплатиться с долгами.

– Постараюсь, – пообещала Иден. – Прошу тебя, не беспокойся. Я уверена, Хью с радостью поможет.

Но уже несколько часов спустя Иден не была в этом так уверена. Когда она наконец встретилась с Хью в теплом, залитом солнечным светом кабинете, перед ней стоял не нежный, любящий муж, к которому она так привыкла, а неприступный, чужой незнакомец.

– Исключено, совершенно исключено, – только и сказал Хью, когда Иден объяснила ему положение. – Я не могу списать Ангусу Фрезеру долги ни сейчас, ни потом, и хватит об этом. – Иден недоверчиво уставилась на него, Хью стоял у буфета и наливал себе бренди, потом повернулся и, увидев лицо жены, резко сказал: – Нечего смотреть на меня так! Я сочувствую твоему деду, но ничего не могу поделать.

– Трудно поверить, – сухо отозвалась Иден. – Ведь большинство его векселей у тебя.

– Не у меня, а в Северо-Западном горном банке.

– Главные акционеры в котором ты и дядя Хэмиш, – не сдавалась Иден. Она отличалась завидной памятью и не забыла, как генерал подробно рассказывал ей о финансовом состоянии Эрран-Мхора и его богатом владельце, графе Блэре.

– Это не значит, что мы можем делать все, что захотим, – хмуро ответил Хью. – У нас много инвесторов, некоторые из них даже не живут в Шотландии. Не думаю, что они разделят наши чувства к старику шотландцу, что не в состоянии выплатить долги, которые так свободно делал.

Но Иден отказывалась понять очевидное:

– Но ведь можно же что-то сделать! Занять денег в другом банке или у кого-нибудь лично...

– Сожалею, Иден, – спокойно ответил Хью. – Я не Крез и, даже если бы был им, не смог бы вложить такую наличную сумму в явно несостоятельное предприятие.

– Несостоятельное предприятие? – недоверчиво переспросила Иден. – Мой дедушка для тебя – несостоятельное предприятие? Мы же говорим не о бизнесе, прибылях и инвестициях! Это же Тор-Элш, дедушкин дом, его жизнь! Ты не можешь просто так отвернуться от него. Это несправедливо!

«Несправедливо?» – подумал Хью со злостью. Что Иден знает о справедливости, если просит у него то, что он не может ей дать, и сама прекрасно понимает это.

– Прости, – проговорил он сквозь зубы, – но я ничего не могу поделать, только разве поговорить с банковскими директорами, но, уверяю тебя, это будет пустой потерей времени.

– Спасибо, – процедила в ответ Иден, – думаю, в этом нет необходимости. Извини за беспокойство.

– Подожди, Иден, – начал было Хью, но она уже ушла, шурша накрахмаленными юбками. Какое-то время Хью сердито смотрел ей вслед. День сменялся вечером. – Проклятие! – с жаром выругался он, залпом осушил стакан и со стуком поставил его на стол. Потом опустился на стул и долго неподвижно сидел, закрыв лицо руками.