– Сюда, мисс, осторожно, ступеньки неровные...

Иден в сопровождении молодого офицера вышла из помещения на веранду. Невдалеке, за прокаленным парадным плацем, белели пехотные бараки. Офицер чуть отстал, вытирая пот со лба и жалуясь на изнуряющую жару.

– Сожалею, что вы не нашли то, ради чего приехали, – добавил он, делая знак ожидающему младшему офицеру подвести к ступеням лошадь Иден. – Здесь уже мало кто помнит ту резню. Большинство из тех, кто служил тогда, год назад получили новые назначения в другие места или вернулись в Англию.

– Понимаю, – вежливо ответила Иден, – я очень благодарна вам за помощь. Пожалуйста, передайте мою благодарность майору Морристону еще раз.

– Обязательно, мисс Гамильтон, с удовольствием. – Он посмотрел на лошадь, которая одиноко стояла внизу, и нахмурился. – А что с вашим слугой?

– Я приехала одна, – улыбнулась ему Иден.

– Вы проделали весь путь из Дели в одиночку?! Но вы же не отдаете себе отчета... А как же туземцы? Вы не боялись, что они могут...

– Уважаемый сэр, – твердо остановила его Иден, – я никогда не боялась туземцев, а что касается dakoits или других не слишком щепетильных личностей, которые могут встретиться на моем пути... – Она замолчала и многозначительно указала на притороченную к седлу сумку, где в полной боевой готовности лежал энфиловский мушкет. Приподняв юбки, девушка без посторонней помощи уселась в седло. По выражению на ее лице было видно, что она не раздумывая воспользуется оружием в случае необходимости.

– Бог мой, – заметил дежурный офицер, наблюдая, как она медленно отъезжает под безжалостно палящими лучами солнца. – Уж это точно, есть все-таки в кельтских женщинах что-то от инков. Они могут быть прекрасны, как райские гурии, но сердцем и умом более похожи на охотящегося тигра.

– И характером, – согласился младший офицер. У его матери-ирландки всегда было такое же надменно-вызывающее поведение, и она тоже всегда разъезжала без сопровождения.

Как ни странно, но, знай Иден, о чем говорили офицеры, она скорее всего согласилась бы с ними. Однако в это время девушка переживала острое разочарование от бесплодных поисков британского офицера, который убил Ситку и бежал, прихватив драгоценности ее семьи, и очень сожалела, что отправилась в эту поездку одна. Она уже не помнила, когда ей было так безнадежно плохо и одиноко. Как было бы хорошо, если бы сейчас можно было кому-то поплакаться, даже старому и мрачному полковнику Портеру.

«Как я могла так наивно верить, что поездка в Мирут сразу даст ответы на все вопросы?» – подумала Иден в отчаянии. Майор Морристон четко объяснил ей, что в тот день в Мируте находились только расквартированные там войска, и, насколько ему известно, войска из других мест на помощь не вызывались.

Именно этого Иден и опасалась, потому что подтвердились ее подозрения, что человек, которого она разыскивает, прибыл в Мирут с одной-единственной целью – выкрасть драгоценности ее дяди. Откуда он узнал про них – еще одна загадка. Возможно, случайно проговорилась Изабел, когда привезла их в Лакнау, а бессовестный офицер воспользовался суматохой и осуществил свой план. И еще один вопрос мучил Иден: откуда этот офицер так точно знал, где хранятся драгоценности? Он безошибочно открыл ящик письменного стола, не теряя времени на поиски.

«Боюсь, на этот вопрос я никогда не найду ответа, – подумала Иден, – а если и найду, как смогу вернуть драгоценности?»

Она была достаточно умна, чтобы понять, что вряд ли тот офицер до сих пор хранит сокровища, а если и хранит и она все-таки сумеет разыскать его, то как доказать, что они принадлежат семье Гамильтон?

– Глупые мечты, – сердито сказала себе Иден, злясь на неожиданно навернувшиеся слезы. Лучше совсем забыть, что она видела эти соблазнительно сверкающие камни, и побыстрее вернуться в Дели, пока никто не знает о ее глупой выходке. Надо просто забыть о несметном богатстве, которое, по ее убеждению, должно принадлежать ей и Изабел, и попробовать найти другой способ убедить полковника оставить ее в Индии.

Иден медленно ехала рысцой, как вдруг ее сердце замерло – за кронами густых деревьев она увидела аккуратные ряды знакомых домиков... Она обещала себе, что не станет предаваться болезненным воспоминаниям, когда попадет в Мирут, но поняла, что не сможет уехать просто так, и направила лошадь к домикам. Через несколько минут она уже проезжала нарядные клумбы и живую изгородь, которые отделяли домики от военной части.

Дом полковника Кармайкла-Смита был полностью восстановлен. Вдоль тщательно подстриженной лужайки тянулся свежепокрашенный забор. В том самом месте, где нашла свою смерть толстая преданная Мемфаисала, висели деревянные качели, и няня-индианка, терпеливо улыбаясь, качала двух смеющихся ребятишек. Горячие слезы подступили к глазам, ослепляя Иден. И она не только не узнала, но даже и не заметила высокого всадника, остановившегося рядом с ней и требовательно спрашивающего, что она здесь делает. Девушка вздрогнула, яростно потерла глаза кулаками, не догадываясь, какое впечатление на него произвел этот откровенно детский жест.

– Ваше сиятельство?! – выдохнула она, не веря своим глазам. Наконец Иден разглядела знакомое загорелое лицо и сразу же почувствовала, как подернутое дымкой марева небо и выжженная солнцем земля поплыли у нее перед глазами.

– Черт побери! – услышала она будто издалека. – Вот чем заканчиваются прогулки в такую жару!

Хью быстро спешился и, несмотря на отчаянное сопротивление Иден, снял ее с лошади. Она не удержалась и оперлась на его руку, когда он опустил ее на все еще нетвердую землю.

– Так вам и надо, глупая девчонка! – безжалостно сказал он. Явная несправедливость подобного обвинения привела Иден в такую ярость, что она сразу пришла в себя. Высвободившись из его рук, девушка отступила назад и вытерла рукавом остатки слез. Она была слишком горда и слишком смущена, чтобы объяснять ему, что не жара, а нахлынувшие тяжелые воспоминания вызвали у нее головокружение и слезы. Иден тщательно отряхнула юбки и наконец посмотрела в лицо графу. И хотя ее подбородок гордо взлетел вверх, она смутилась, когда их взгляды встретились. Ошибиться было невозможно, граф был сердит. Иден почуяла, что грядет неприятная сцена, и внутренне сжалась, но, когда Хью просто задумчиво посмотрел на нее и повернулся к своей лошади, крайне удивилась. Граф протянул ей фляжку с водой и молча наблюдал, как она подносит ее к губам.

– Итак, – нарушил молчание граф, когда Иден напилась и вернула ему фляжку, – почему бы вам не рассказать, какого черта вы делаете здесь, в Мируте?

– Могу задать вам тот же вопрос.

У Хью задергались губы, хотя лицо оставалось совершенно спокойным.

– Вижу, самообладание вернулось к вам очень быстро.

– Потому что я уверена: вам прекрасно известно, что привело меня сюда, – холодно ответила Иден. – Не сомневаюсь, что майор Морристон с радостью просветил вас, о чем мы с ним говорили.

– Дорогая мисс Гамильтон, – сдержанно сказал граф, – сейчас уже слишком жарко для словесной дуэли. Могу ли я предложить сопроводить вас назад в Дели, где мы продолжили бы нашу беседу в более подходящее время?

Иден бросила на него подозрительный взгляд, но загорелое лицо графа оставалось непроницаемым. Девушка не сомневалась, что в Мируте он из-за нее, но уже не было сил обижаться. Она кивнула головой в знак согласия и позволила ему помочь ей сесть на лошадь. Они молча бок о бок поехали по пыльной дороге, которая вскоре вывела их на Большой колесный путь и выжженные равнины, отделяющие Мирут от Дели.

– Вот здесь я мчалась в то утро, когда увидела пожар, – неожиданно сказала Иден, оборачиваясь назад, в сторону шатровых крыш и белой стены, ограждающей военный городок. – Мне казалось, что встает солнце. Я и предположить не могла, что это горят дома. – Иден говорила едва слышно, и Хью, взглянув на нее, вдруг почувствовал острую жалость. – Мемтаз, конечно, сразу поняла, – тихо продолжила Иден. – Животные всегда чувствуют раньше людей.

– Мемтаз?

– Моя кобылица, – грустно улыбнулась Иден, – я оставила ее в кустарнике в то утро. Авал Банну искал ее потом, но не нашел. Мы так и не узнали, что с ней случилось.

– Уверен, кому бы она ни досталась, с ней обращались хорошо. Даже бунтовщики-совары знают цену хорошим лошадям.

Иден удивленно взглянула на него, и, хотя его лицо оставалось по-прежнему непроницаемым, последние слова сняли напряжение, разделявшее их. Оба молчали, но это было молчание друзей.

Им предстоял путь длиной чуть менее тридцати миль, но солнце поднималось все выше и пекло все нещаднее. Птицы неподвижно сидели в глубине колючих кустарников с открытыми клювами. Крестьяне и фермеры, передвигающиеся по Большому колесному пути, сворачивали на обочины и прятались в тени своих повозок, чтобы переждать самое пекло. Скотина, которую выгнали пастись, неподвижно лежала в жидкой тени редких деревьев. От камней на дороге исходил нестерпимый жар, и лошади под Иден и Хью медленно брели по дороге, понурив головы.

На Хью была только одна тонкая рубашка с засученными рукавами, но он чувствовал, как по спине между лопатками течет пот. Голова его была непокрыта, он так торопился с отъездом из Дели, что напрочь забыл об этой простейшей, но жизненно важной мере предосторожности против палящего азиатского солнца – не надел пробковый шлем.

Хью посмотрел на Иден. Голова девушки опущена, и мокрые от пота кудряшки облепили лоб. На ней было нежно-голубое платье, цвет которого хотя и очень шел ей и выгодно подчеркивал ее стройную фигурку, все же был более уместен для скачек у Северных Границ, нежели для дороги в Дели.

– Боюсь, мисс Гамильтон, нам придется где-то переждать жару, – произнес граф, натягивая поводья, и, опасаясь бесполезного спора, быстро добавил: – Если вы, конечно, не решили заработать солнечный удар.

Иден посмотрела вдаль на распростертую перед ними равнину, на тающие в мареве дальние кряжи, за которыми располагались минареты Дели.

– Конечно, нет, – отозвалась она сразу же и без всякого сопротивления. Жара измучила девушку, и, хотя она честно собиралась вернуться к чаю, сейчас ей уже было безразлично, что ее отсутствие встревожит чету Портеров. Его сиятельство наверняка что-нибудь придумает, когда они возвратятся.

Хью, похоже, подумал о том же, потому что молча свернул в сторону небольшой рощицы шагах в двадцати от дороги. Здесь он распряг лошадей и протянул Иден фляжку. Она с жадностью напилась и опустилась на мягкую траву. Сняв шляпу, девушка прислонилась головой к стволу дерева и блаженно закрыла глаза.

– Мне кажется, я впервые настроена к вам вполне дружелюбно, ваше сиятельство, – обессиленно пробормотала она.

– Иногда я действительно бываю вполне сносным, мисс Гамильтон, – усмехнулся Хью, усаживаясь неподалеку.

Иден улыбнулась в ответ. Душную тишину нарушал навевающий сон стрекот цикад в высокой траве. Вдруг Иден неожиданно спросила:

– В Калькутте вы сделали все, что хотели?

– Да, в целом все, – удивил ее своим ответом Хью. Иден давно заметила, что он редко отвечал на вопрос, если не считал это крайне необходимым. Возможно, необычность положения, их вынужденное соседство под развесистым деревом сделали его более разговорчивым. – Я убедил совет и правительство, что Малрадж, хотя и отличается горячим темпераментом и склонен иногда к необдуманным поступкам, все же не несет ответственности за беспорядок в своем штате. И поскольку новый британский резидент уже предпринял шаги к аресту виновных, Маяр оставили в покое.

– Я так рада! – вырвалось у Иден. Она часто вспоминала Джаджи, кормилицу и всех остальных во дворце и боялась, что отчет графа политическому департаменту в Калькутте может как-то повредить им. – Значит, вас в Индии больше ничто не держит? Я хочу сказать, в Англии у вас много собственности, которая требует большого внимания. Вы, наверное, скоро уедете?

Хотя Иден старалась не выдать своей радости, ей это плохо удалось, и она залилась краской, когда Хью прямо заметил, что такая перспектива, видимо, радует ее.

– Вообще-то я сейчас рассматриваю предложение занять пост в политическом департаменте и остаться в Индии насовсем, – объяснил он, прежде чем Иден успела что-нибудь сказать в свое оправдание.

– Но... но... – У девушки округлились глаза. – Я думала, что только офицеры британской короны или армии Ост-Индской компании могут служить там.

– Дорогая мисс Гамильтон, – начал Хью, явно забавляясь, – за прошедшие десять лет я получил столько внеочередных званий, что могу занять любой пост, какой бы мне ни предложили. Я даже не помню моего нынешнего звания и не удивлюсь, если кто-нибудь, обращаясь ко мне, скажет «полковник Гордон».

– А почему тогда капитан Молсон возглавил эскорт в Маяр, если ваше звание выше? – Иден не могла скрыть своего удивления.

– Потому что официально я не принимал этих званий. Бага Лал любит говорить, что моих титулов хватит, чтобы утопить простого человека.

Он зевнул, и, глядя с удивлением в его лицо, Иден невольно подумала, что такая скромность плохо сочетается с нелицеприятным мнением о нем, какое у нее сложилось. Она еще некоторое время обдумывала его слова, но вскоре жара и монотонное, усыпляющее жужжание насекомых сделали свое дело. Ее веки налились тяжестью, подбородок медленно опустился на грудь, и по размеренному, ровному дыханию Хью понял, что девушка уснула.

Он посмотрел на Иден и подивился своим противоречивым чувствам к ней. Несмотря на то что она до невозможности упряма и ничего, кроме хлопот, от нее нет, он вынужден был признать, что Иден нравится ему. Это открытие поразило его, потому что Хью никогда еще не нравилась ни одна женщина. Присутствие Иден в Маяре скрасило их визит, и, несмотря на раздражение, вызванное необходимостью следить за ее похождениями по Дели в обличье Чото Бая, она наполнила его жизнь каким-то интересом.

Но только ли это? Вглядываясь в нежный профиль, Хью вынужден был признать, что есть нечто бесконечно волнующее в изгибе ее губ, разомлевших ото сна, в прелестных округлостях ее тела, которые говорили о страсти, страсти еще неразбуженной...

Глядя на девушку, Хью вдруг отчетливо представил, как Иден Гамильтон стоит перед ним с распущенными волосами, как золотые локоны волнами спадают у нее с плеч и ласкают нежную кремовую кожу.

Раздосадованный сам на себя, граф отвернулся и закрыл глаза. Гораздо мудрее поспать, решил он, принимая во внимание жару и нелепые мысли, вызванные ею.

Когда граф проснулся, отдохнувший и посвежевший, он заторопился продолжить путь. Тени деревьев уже вытянулись, солнце опускалось в алую полоску за Дели. Скрип колес, оживленные голоса, ржание осликов – все говорило о том, что Большой колесный путь, скрытый от графа зарослями колючего кустарника, ожил.

Он потянулся и заговорил с Иден, но ответа не последовало. Граф повернул голову и увидел, что Иден нет. На мгновение он ощутил безотчетную злость. Господи, вдруг она одна в самое пекло отправилась в Дели, когда полуденная жара достигла вершины? Вдруг на нее напали грабители, которых полно на дороге и которые только и ждут подходящую жертву?..

– Клянусь, я сломаю ей шею! – процедил сквозь зубы Хью и в следующее мгновение услышал знакомое ржание своей лошади и ответное – лошади Иден, которую она взяла в конюшне полковника Портера. Граф обернулся и увидел, как они щиплют траву неподалеку. И тут сквозь колючие заросли он разглядел голубое пятно: это Иден наклонилась над родником, чтобы умыться, а потом подставила влажное лицо освежающему ветерку. На золотисто-зеленом фоне качающегося тростника четко выделялись ее нежный профиль, тонкая шея, грудь. Хью почувствовал, как сладко екнуло сердце. Он медленно поднялся.

Услышав его шаги, Иден выпрямилась и повернулась к нему; руки ее бессильно повисли... Они молча смотрели друг на друга, разделенные узкой полоской травы, и странное оцепенение охватило обоих. Иден почувствовала комок в горле, у нее перехватило дыхание, ей казалось, что Хью слышит оглушительные удары ее сердца. Девушка бессознательно потянулась к нему, но в следующее мгновение вскрикнула и застыла, в ужасе зажав рот руками. Хью посмотрел туда, куда устремила взгляд Иден, и сам замер от ужаса: извивающаяся серая кобра медленно подползала по траве к Иден...

– Это кобра, Иден, не двигайтесь!

Через мгновение он уже держал в руках ружье, а кобра, свернувшись в кольцо, шипела и раскачивалась в ярде от застывшей в ужасе девушки. У Хью остановилось сердце.

– Не двигайтесь! – прохрипел граф, снимая предохранитель. Страх комком встал у него в горле, когда он сменил положение, выбирая более удобную для выстрела позицию. К счастью, это движение отвлекло змею. Когда Хью присел на корточки в нескольких шагах от девушки, кобра повернула голову, и ее мелькающий язычок нацелился на него, а не на Иден. Из этого положения стрелять было удобнее, голова змеи раскачивалась прямо перед ним, но рядом с ней, всего на расстоянии ярда, стояла Иден, и Хью прекрасно понимал, что случится, если он промахнется... Он почувствовал, как пересохло у него в горле, как задрожали руки, чего с ним раньше не случалось. Но тем не менее он прицелился, успокаивая себя, что тысячу раз поражал движущиеся цели с гораздо больших расстояний, и все же... все же...

Выстрел растревожил стайку ярко-зеленых попугаев, которые с шумом взлетели с деревьев, а пуля, раздробив голову змеи и врезавшись далее в землю, подняла облачко пыли.

Хью отбросил ружье и даже не взглянул на извивающееся в агонии тело кобры. Он неуверенно шагнул вперед и подхватил Иден, которая наугад протягивала к нему руки, ничего не видя. Голова девушки ткнулась ему в грудь. Хью обнял Иден, и незнакомая боль охватила его. Он прижался щекой к ее волосам, глубоко вдохнул их запах и усилием воли унял сердце.

– Я не видела ее... – прошептала Иден. – Я думала...

– Тише, chabeli, – также шепотом ответил Хью, лаская губами ее волосы.

Иден вздохнула, Хью еще крепче обнял ее. Его сильные пальцы медленно спускались с затылка на шею. И хотя Иден все еще дрожала от страха, сковавший ее ужас медленно уступал место другому чувству, не менее сильному, но не столь страшному.

Граф медленно наклонил голову, его губы уже ласкали не волосы, а щеку, прикосновение рук тоже изменилось. Они не были нежными, как раньше, а ласкали уверенно и настойчиво-требовательно, как руки любовника.

Иден замерла. Восхитительное ощущение заполнило ее, она забыла о страхе и отвращении, стала податливой как воск в его руках. Девушка подняла голову для поцелуя, и вдруг он резко, без всякого на то объяснения оттолкнул ее. Она споткнулась и едва не упала, а короткий шлейф ее голубого платья запутался в камышах.

Иден посмотрела на него широко раскрытыми, непонимающими глазами и увидела, как он плотно сжал губы и едва сдерживает ярость.

– Черт побери, – прохрипел он, – не смотрите на меня так! Будь я проклят, если я... если мы... после того как я поклялся... – Он не договорил и схватил ружье. – Пора ехать. Если повезет, успеем в Дели засветло.

Но им не повезло: все окна в доме Портеров были освещены, слуги сновали взад и вперед. Суматоха явно была вызвана пропажей Иден. Вся семья бросилась встречать ее. Полковник Портер молча глянул на побелевшее, осунувшееся лицо девушки, подхватил ее с седла и резко приказал жене прекратить причитания.

– Еще напричитаетесь, мадам! – бросил он тоном, которым никогда не говорил с женой раньше. – Разве вы не видите, что бедное дитя вконец измучено?

Пораженная миссис Портер тотчас замолчала.

Пока Иден в сопровождении миссис Портер и ее дочерей, старающихся выказать бедной девушке свое сочувствие, добиралась до спальни, граф Роксбери остался один на один с кипящим от гнева полковником Портером. Исчезновение Иден всех изрядно напугало: в Индии британские девушки не исчезают так просто из дома, если, конечно, как отметила вся в слезах миссис Портер, это не было вызвано ужасным недоразумением или чьей-то нечестной игрой.

Бедный полковник примчался утром домой из части по вызову жены, которая в истерике поведала ему об исчезновении Иден. Ему пришлось пережить ужасный день и выслушать лавину несправедливых обвинений в свой адрес – естественно, в исчезновении девушки виноват был он. Поэтому неудивительно, что, когда Иден вернулась, нервы у него были напряжены до предела. И когда он узнал, что девушка провела весь день в компании графа, это не улучшило его состояния. А ведь полковник так доверял графу!

– Хью, это уже слишком! – укорил он графа у себя в кабинете несколько минут спустя. – Я перевернул весь город в поисках девушки, какие только ужасы не приходили мне в голову! Миссис Портер была убеждена, что Иден похитил какой-нибудь обезумевший раджа или убила бродячая банда. Неужели было трудно через слугу передать, что она с вами?! Какое неуважение! – ворчливо добавил он. – Будь на вашем месте кто-то другой, я бы ему показал, где раки зимуют, клянусь Богом!

Хью не обижался на резкость полковника, он хорошо понимал, что она вызвана неподдельной тревогой за Иден. Но что он мог сказать в свою защиту? Он не собирался рассказывать о Мируте и о том, что побудило Иден отправиться туда. Это останется между ними, если только она сама не сочтет нужным рассказать полковнику о поездке. Граф на ходу сочинил какое-то нелепое извинение и, сухо откланявшись, ушел.

На обратном пути в город граф чувствовал себя прескверно, он ехал, мрачно сжав губы и пытаясь хоть как-то себя утешить. В конце концов он снял с себя ответственность за Иден, вверив ее заботам полковника. Какого черта он продолжает вмешиваться в ее дела? Пусть появится на следующем балу в Доме правительства хоть в одежде Чото Бая, ему-то что?

«Я веду себя как последний дурак, – сердито подумал Хью, – и только потому, что, если посмотреть правде в глаза, хочу ее!»

Но это откровенное признание ничуть не умерило его злости или презрения к самому себе. Когда Хью наконец остановил коня у залитой лунным светом конюшни Генри Паскаля, он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Бага Лал! – прорычал он, входя в тускло освещенную переднюю. Слуги в испуге разбежались, как стайка потревоженной дичи.

– Господин? – почтительно обратился к нему Бага Лал, спускаясь сверху.

– Быстро собери мои вещи, да и свои заодно! Утром мы уезжаем в Гуджранвалу!

– Господин едет туда по делу? – Бага Лал ничем не выдал своего удивления.

– Охотиться на антилоп, – прорычал граф, теряя терпение. – Вычисти и смажь все мои ружья, чтобы не осталось ни одной пылинки, ясно?

– Господин всегда говорит очень ясно, – пробормотал Бага Лал и поспешил выполнять приказание хозяина. Он был доволен, что они уезжают из Дели на вольную природу в пограничные края. Несколько дней походной жизни на границе неизменно улучшали настроение Хазрат-саиба, особенно если охота была удачной.

«Hai mai, не думаю, что в этот раз хватит нескольких дней, – решил Бага Лал, очень точно догадываясь, чем вызвана такая вспышка гнева. – Тут несколько дней не спасут, придется задержать хозяина хотя бы на неделю!»

Бага Лал был бы очень доволен, если бы имя мисс-саиб больше не упоминалось до их отъезда, но когда солнце было еще далеко за горизонтом, к дверям большого белого дома подъехал обессиленный от быстрой скачки курьер, покрытый толстым слоем пыли. Он хотел видеть Гордона-саиба.

Это был сержант Бенгальского пехотного полка. Служащие этого чина обычно не выполняли курьерские поручения. Но как он объяснил после приветствия, когда они остались вдвоем в кабинете Паскаля, он сделал это в память о полковнике Гамильтон-саибе, человеке редкого мужества и сострадания, до смерти которого сержант преданно служил ему в Лакнау.

– У нас в полку известно, что дочь Гамильтон-саиба разыскивает своих родственников. Чиновники из Оудха и из Дома правительства здесь, в Дели, последнее время задают много вопросов. К сожалению, нам мало известно о семье полковник-саиба. Вот почему, когда к нам в Лакнау вчера прибыл этот пакет на имя мисс-саиб, мы решили немедля доставить его в Дели. Это поручили мне, я передаю вам пакет, господин, потому что Коттингтон-саиб говорил, что вы взяли на себя ответственность за судьбу девушки.

Говоря все это, он вынул из кожаной сумки толстый пакет, перевязанный бечевкой, и почтительно вручил его Хью. Граф торжественно поблагодарил его, покрутил пакет и начал с интересом рассматривать почтовую печать Эдинбурга. Видимо, это тот самый ответ, которого все давно ждут. Хью решил не относить его в Дом правительства, где он может проваляться не один день на столе у не очень прилежного чиновника.

Граф проводил сержанта и отправил недовольного Бага Лала в конюшню за лошадью. Спустя несколько минут он уже несся галопом в предрассветных сумерках к дому полковника Портера с пакетом, прикрепленным к седлу.

Равнины, деревья и высокие белые стены военного городка уже озарились нежным жемчужным светом восходящего солнца, когда Хью наконец свернул на длинную пустынную дорожку, ведущую к дому Портеров. Его конь поднял голову и негромко заржал. Прищурившись, Хью вдруг разглядел в предрассветном сумраке неожиданно появившуюся всадницу – стройную женщину в синей амазонке. При виде графа она резко выпрямилась. Дорожка была слишком узка, чтобы разъехаться. Поэтому Иден остановила лошадь и спокойно дожидалась, когда граф приблизится к ней.

Выражение лица у Хью было далеко не радостное, когда он остановился около нее настолько близко, что зацепил шпорой юбку.

– Вы рано выехали, мисс Гамильтон.

– Как и вы, ваше сиятельство.

– Очень похвально с вашей стороны, что вы даете возможность вашей лошади размяться, пока не стало слишком жарко, – заметил он, слегка наклонившись вперед, – особенно если принять во внимание, сколько времени вы вчера провели в седле. Среди моих знакомых немногие молодые леди решились бы на столь раннюю верховую прогулку исключительно ради здоровья своей лошади.

Увидев, что Иден залилась румянцем, он насмешливо поднял бровь:

– Дорогая мисс Гамильтон, уверен, именно в этом заключается цель вашей прогулки, не так ли? Надеюсь, вчерашнее приключение послужило вам хорошим уроком? – Он увидел, как девушка поджала губки и крепче сжала поводья. Она ничего не ответила, гордо вскинула голову и холодно посмотрела ему в глаза. – Ну же, мисс Гамильтон, – сухо произнес граф, отбирая поводья у Иден, – будет лучше, если вы вернетесь домой.

– Я не понимаю, – резко отозвалась Иден, выхватывая у него поводья, – почему вы продолжаете вмешиваться в мои дела, сэр? Я прекрасно могу позаботиться о себе без вашего вмешательства.

– Разве? – спросил Хью. Что-то появилось у него в лице, что вывело Иден из себя. Она не догадывалась, думает ли он о кобре, которую убил накануне, или вспоминает страх, который пережил за нее.

– Почему вы никак не оставите меня в покое? – прошептала девушка, оскорбленная выражением его лица, выражением, которое она приняла за презрение.

– Потому что так себя не ведут, черт побери! Молодые девушки не могут ездить, когда и где им вздумается, в одиночку, подвергая себя всевозможным опасностям ради Бог знает каких глупостей! – У Иден побелело лицо, она сжалась от его сердитой тирады, как от удара. – С какой целью вы это делаете? – еще строже спросил Хью. – Почему вы упорно стараетесь все сделать сами? Вам же всего восемнадцать лет, ради Бога!

– Потому что мне некому помочь, – прошептала Иден, и в ее глазах граф прочел всю меру одиночества девушки.

Злость сразу же утихла. Беззащитное выражение на юном лице Иден вдруг подсказало ему, как он ошибается, думая, что она всего-навсего испорченный и капризный ребенок, который подчиняется исключительно своим порывам и прихотям. Графу вдруг стало очень стыдно.

– Простите, – сказал он угрюмо, – я не имел права говорить с вами в таком тоне, но разве я не сказал вам уже однажды, что помогу, если будет нужно? Вам достаточно только попросить, вы же знаете.

Иден в изумлении смотрела на графа, приоткрыв рот:

– Я думала, вы говорили это несерьезно.

– Но почему? – с обидой спросил граф.

– Значит, вами двигало не просто любопытство?

– Дорогая юная леди, я вообще нелюбопытен и уж если предлагаю помощь, то слово держу.

Румянец проступил у Иден на щеках, она задумчиво посмотрела ему в лицо.

– Значит, вы очень добрый, – прошептала она.

Граф внезапно ощутил, как щемяще сжалось его сердце, на какое-то мгновение его переполнило невыразимое изумление. Это очень удивило его. Нет-нет, невозможно! Не может быть! Вот так – просто!.. Его конь нетерпеливо переступил, когда граф неожиданно натянул поводья.

– Полагаю, вам не придется больше никуда нестись сломя голову, после того как вы прочтете вот это, – заговорил Хью. Голос его снова звучал резко, и кровь отхлынула от лица девушки. С этими словами он протянул ей пакет. – Этот пакет доставили мне сегодня рано утром с курьером из Лакнау.

Иден взяла пакет непослушными пальцами, избегая смотреть на графа. Она не понимала, почему он так злится.

– Я сразу же передам это полковнику...

– Боже правый, это не для полковника!

Иден непонимающе смотрела на пакет и вдруг вздрогнула, прочитав свое имя и несколько адресов, которые были зачеркнуты, кроме адреса в Лакнау. Пакет, видимо, шел очень долго.

– Что... что это? – испуганно спросила Иден, хотя уже догадалась.

– По-моему, ответ от ваших родственников из Шотландии.

– Да, – неслышно сказала она, – возможно, вы правы...

Она подняла глаза на графа. Виду девушки был до боли юный и беззащитный, и Хью охватило необъяснимое желание вырвать пакет у нее из рук. Он вдруг подумал, что там внутри распоряжение пожилого равнодушного родственника немедленно уложить чемоданы и отправиться в серый промозглый Эдинбург. Впервые со времени их возвращения из Маяра он задумался, насколько справедливо с его стороны так настаивать на ее отъезде из Индии. Но признаться себе в ошибке граф не мог, особенно после того, как ощутил такое странное щемящее чувство, когда ему вдруг захотелось защитить девушку.

– Полагаю, вам хочется прочесть это наедине, – произнес он недобрым голосом и натянул поводья, показывая, что разговор окончен. – Надеюсь, новости хорошие, и вас ждет приятное путешествие в Шотландию. До свидания, мисс Гамильтон. Сомневаюсь, что мы еще увидимся.

– О! – невольно вырвалось у Иден, голос ее дрогнул. – Вы говорите так, будто собираетесь уехать из Дели!

– Да, хочу несколько дней поохотиться со слугой. Когда мы вернемся, вас скорее всего здесь уже не будет.

Граф энергично пришпорил коня, и тот с места пошел галопом, подняв облако пыли. Иден окаменела, прижав пакет к груди. Сквозь густую пыль она молча смотрела ему вслед. Через мгновение девушка тоже неожиданно сильно пришпорила лошадь. Испугавшись, бедное животное понеслось, и Иден не стала сдерживать его.