Посреди длинной череды старых и давно требующих ремонта складских помещений, расположенных на терри­тории ханапурского гарнизона, стоял летний домик с по­косившейся табличкой на воротах. Выцветшая надпись гласила, что это резиденция Филиппа Бэрренкорта, со­трудника Британской Ост-Индской компании. Из-за над­вигающейся зимы сады, прилегавшие к бунгало, выглядели оголенными и заброшенными. Трава пожухла. Крыльцо заросло сорняками. Да и все вокруг имело столь же безрадостный вид. Трудно было представить себе, что это жал­кое, обветшавшее строение привлекало Филиппа Бэррен­корта больше, чем яркий и красочный Бомбей. Но Рэйвен не спешила его осуждать, напротив, попыталась объяс­нить это тем, что летом здесь, конечно же, всё выглядело гораздо привлекательнее. И, разумеется, здесь намного прохладнее, чем на знойной равнине.

– Не похоже, чтобы кто-нибудь был дома, – озабо­ченно проговорила Дэнни, выглядывая из окна экипажа.

– Ничего подобного, – поспешно возразила Рэй­вен, стараясь отогнать дурные предчувствия, мгновенно разбуженные замечанием Дэнни. – Если бы его не было дома, он бы не смог выслать за нами эту повозку, не так ли?

– Интересно, почему он не приехал к майору Вайандотту вместе с повозкой? – размышляла вслух Дэнни.

Рэйвен зябко поежилась.

– Вероятно, он был занят. Или просто не мог отлу­читься так неожиданно.

Повозка остановилась. Рэйвен проворно спустилась на землю, не дожидаясь чьей-либо помощи. Когда дверь дома распахнулась, она повернулась в нетерпении. Но это был всего-навсего слуга с торжественным, хотя и не очень приветливым лицом.

– Мистер Филипп Бэрренкорт дома? – спросила Рэйвен, поднимаясь по ступенькам. – Я…

– Саиб ждет вас в доме, – сообщил ей слуга на хорошем английском, правда, с неистребимым акцентом. – Пожалуйте за мной.

Уже темнело. Лампы в доме еще не были зажжены; возможно, поэтому дом показался Рэйвен сумрачным, воз­никло ощущение запустения, которое, к счастью, исчезло, когда слуга открыл дверь в дальнем конце коридора и шагнул в сторону, пропуская гостью. Небольшой каби­нет оказался довольно уютным, горели лампы, стопки деловых бумаг и легкий беспорядок нагляднее любых слов свидетельствовали о том, что здесь кипит работа. Окна были зашторены, полированные стены отражали свет ламп. В дальнем конце комнаты стоял секретер, заваленный папками и кипами бумаг. Перед секретером, в кожаном кресле, сидел мужчина в шелковом халате неопределенного цвета и в тапочках, украшенных замыс­ловатой вышивкой.

Внешностью Филипп Бэрренкорт, видимо, пошел в мать, поскольку ничуть не походил ни на Рэйвен, ни на сэра Хадриана. Филипп, которому недавно перевалило за сорок, был высок, статен и белокур. Нижнюю часть его лица скрывала вьющаяся рыжевато-золотистая бородка. Сияющие голубые глаза смотрели приветливо; однако Бэрренкорт сидел не шелохнувшись, даже не сделал по­пытки встать.

– Вы кузен Филипп? – спросила Рэйвен, несколь­ко обескураженная таким приемом.

– Да, – произнес хозяин кабинета.

Он наконец поднялся и шагнул навстречу гостье, пристально, глядя ей в лицо. Стоя он казался еще выше, даже выше Шарля, а широкими плечами и могучим те­лосложением напоминал «медведя» Дмитрия. Внешность кузена оказалась для Рэйвен первой неожиданностью. Сколько же их еще ожидает ее? Филипп ничем не напо­минал стареющего морщинистого сэра Хадриана – за исключением ястребиного взгляда. Внимательно взгля­нув на кузена, Рэйвен обратила внимание на его нездо­ровую бледность; она решила, что он переболел какой-то болезнью и именно этим объяснялось его затянувшееся пребывание в Аахоре.

– Вы, надеюсь, извините меня, что я не приехал встре­тить вас, – сказал Филипп и наклонился, чтобы поцело­вать ее в щеку. От него приятно пахло мускусом. – При сложившихся обстоятельствах, – он развел руками, при­влекая ее внимание к своему халату и шлепанцам, – мы потеряли бы слишком много времени, если бы я затеял пе­реодевание. А мне не хотелось заставлять вас ждать и бро­сать на ночь глядя на произвол судьбы…

– Конечно, конечно, мы все понимаем… – поспеш­но проговорила Рэйвен.

– Мы? – Филипп взглянул на Дэнни, застывшую в дверях.

– Моя компаньонка Ханна Дэниэлс, – представи­ла Рэйвен свою бывшую гувернантку.

– Рад приветствовать вас, миссис Дэниэлс, – веж­ливо поклонился Филипп. – Я уверен, что вы обе жаж­дете освежиться перед ужином. Ахмед займется багажом и покажет вам ваши комнаты.

Филипп уткнулся в свои бумаги, не дожидаясь, когда Рэйвен поблагодарит его и выйдет. Ахмед низко покло­нился и взмахом руки показал, что гостье пора покинуть комнату и проследовать за ним. В конце длинного кори­дора, ведущего в глубь дома, индус остановился у одной из дверей и снова поклонился.

– Мисси-саиб остановится здесь, а ваша ая – вот здесь, вы всегда сможете позвать ее, если понадобится.

Рэйвен вежливо поблагодарила Ахмеда и открыла дверь. Комната оказалась просторной и была начисто ли­шена украшений, в изобилии имевшихся, как она успела узнать, почти во всех индийских домах. Если, конечно, не считать украшением свисавшее с потолка опахало, кото­рым, вне всякого сомнения, часто пользовались в летние месяцы. Единственное окно закрывали жалюзи. Когда Ахмед зажег лампу, Рэйвен увидела в ее мерцающем све­те, что стены комнаты – совершенно голые, выкрашен­ные в цвет слоновой кости, вдруг показавшийся девушке совершенно удручающим. К ее величайшему облегчению, оказалось, что спать ей придется не на легкой индийской койке, а на настоящей европейской кровати, с подушками и чистым тканым покрывалом.

– Благодарю вас, все в порядке, – кивнула она Ахмеду. – Кузен Филипп, похоже, ведет спартанский образ жизни. Или так выглядит только его летняя рези­денция? – Рэйвен с сомнением взглянула на индуса, ибо не знала, насколько глубоки его познания в английском.

– Мисси-саиб?

– Ничего, ничего, все в порядке, это я просто так. – Девушка дружелюбно улыбнулась.

– Я принесу воду и чистую одежду мисси-саиб, – сказал ей Ахмед и бесшумно выскользнул из комнаты.

Рэйвен нахмурилась. Неужели здесь нет других слуг? Неужели Ахмед должен один выполнять всю работу?

Она решила не ломать себе голову над тем, что долж­но волновать хозяина, и прошлась по комнате. Затем сня­ла с плеч накидку и аккуратно повесила ее на спинку стула. Приподняв жалюзи, она попыталась рассмотреть хоть что-нибудь во дворе, но уже стемнело настолько, что ей не удалось разглядеть ничего, кроме собственного от­ражения в стекле. Лицо у нее было очень бледное и осу­нувшееся.

Да-а, пожалуй, на неё смотрело очень грустное лицо… Рэйвен поспешно отвернулась от окна. Не стоит об этом думать, решила она. Ее отец сказал ей как-то, когда ей было девять лет и умер ее любимый пес Янус, что цена человеческого сердца – шесть пенсов за дюжину, а заме­нить разбитое на другое проще простого. Она грустно улыбнулась. Возможно, маленькую девочку и можно было утешить таким образом, но залечить душевные раны, на­несенные Шарлем Сен-Жерменом, так просто не удастся.

– Признаться, я ожидала увидеть нечто менее аске­тичное, чем это, – сказала Дэнни, входя в комнату.

– У тебя тоже голые стены? – спросила Рэйвен.

– Нет, там еще хуже. Не думаю, что мистер Фи­липп – рачительный хозяин – Дэнни неодобрительно поджала губы. – Вряд ли здесь есть еще какие-нибудь слуги, кроме этого загадочного Ахмеда. Если не считать маленькую угрюмую девчушку, которая подглядывала за мной через щель в двери. Я попыталась заговорить с ней, но она мгновенно скрылась, как испуганный зайчонок. Должно быть, она помогает на кухне, потому что ее жут­кие шаровары, какие носят все их женщины, были заля­паны спереди жиром.

– Да-а, странноватое у кузена хозяйство, – согла­силась Рэйвен. – Но ты должна помнить, что Филипп живет здесь только несколько месяцев в году. Может, он не хочет возиться со штатом слуг, а его потребности более чем скромны? Вряд ли такой мужчина захочет везти сюда из Бомбея все, что есть в его тамошнем доме.

Дэнни фыркнула:

– Если вы спросите меня, мисс Рэйвен, то я не вижу необходимости торчать здесь. Я бы с гораздо большим удовольствием остановилась в Бомбее, чем в этих диких горах. Бомбей по крайней мере кажется цивилизованным местом. – Она покачала седеющей головой. – Кроме того, жаркие месяцы уже позади. Почему же он остался здесь?

– Полагаю, кузен Филипп сам ответит на все наши вопросы за ужином. О, спасибо, Ахмед, – улыбнулась Рэйвен, видя, что бородач вернулся с огромным глиняным кувшином с водой. – Поставьте это на стол.

– Хорошо, тогда я оставлю вас, мисс Рэйвен, – сказала Дэнни. – Помойтесь и переоденьтесь, – доба­вила она, всем своим видом показывая, что тема не исчер­пана и у неё есть еще что сказать по этому поводу.

Рэйвен прошлась по голым половицам и нахмурилась, обмакнув палец в воду, – вода оказалась чуть теплой. Видя, что Ахмед медлит у двери, она молча взяла кусочек щелочного мыла, тоже принесенный им, и начала намыли­вать руки. Дэнни оказалась права: индус был любопыт­ным и загадочным. Возможно, просто потому, что ни она сама, ни ее компаньонка многого не понимали и не знали в жизни индусов. Кузена Филиппа понять было еще слож­нее, его манера держаться весьма разочаровала Рэйвен. Вот они с дедушкой Хадрианом тоже никогда раньше не встречались, но между ними с самого начала возникли теплые, настоящие родственные отношения. Рэйвен над­еялась, что и его сын окажется таким же энергичным и добросердечным человеком.

Разбирая багаж, внесенный Ахмедом, Рэйвен доста­ла из чемодана помятое письмо дедушки Хадриана сво­ему сыну, намереваясь вручить его Филиппу за ужином. Развернув письмо, она внимательно рассмотрела мелкий, аккуратный почерк деда, и внезапная боль в сердце на­помнила ей о том, как они были взволнованы и счастли­вы, когда он писал эти строчки. Откуда ей было тогда знать, что ожидало ее в долгом и трудном путешествии? Сердце вновь защемило так нестерпимо, как тогда, ког­да умер отец.

– Эх, Шарль, Шарль! – прошептала она. Имя любимого мужчины сорвалось с уст само собой, и слезы так и хлынули из ее чуть прикрытых глаз. Глубоко вздох­нув, Рэйвен отложила письмо в сторону и начала одевать­ся к ужину.

Ужин в обветшавшем бунгало Филиппа Бэрренкорта подали в довольно уютной столовой. Вдоль длинного сто­ла стояли обитые слегка потертым бархатом стулья. И стол, и стулья располагались на красивом цветастом пер­сидском ковре. Столовый сервиз был из отличного ан­глийского фарфора цвета слоновой кости, и Дэнни, усаживаясь за стол, бросила на Рэйвен одобрительный взгляд, мол, даже и в этой дыре существует некое подо­бие элегантности.

– Надеюсь, ужин придется вам по вкусу, – улыб­нулся Филипп Бэрренкорт, усаживаясь за стол. – Хаммад – неплохой повар, но упрямец готовит все на топленом масле, что делает пищу излишне жирной и может вызвать изжогу. Впрочем, я научил его готовить некоторые евро­пейские блюда.

– Уверена, нам все очень понравится, кузен Филипп.

– Зовите меня просто Филиппом, дорогая, – ска­зал он, обаятельно улыбнувшись, отчего его рыжие усы зашевелились. – Кузен Филипп звучит… слишком офи­циально.

Голубые глаза медленно, без тени смущения оглядели затянутую в муслин фигуру Рэйвен. Она сменила помятое зеленое дорожное платье на лавандовое, из муслина, ук­рашенное вышитыми букетиками фиалок. Ее черные во­лосы были зачесаны назад и заколоты перламутровыми гребнями. Переодевшись, Рэйвен сразу посвежела и по­хорошела.

– Я вот что думаю, Рэйвен, – отрывисто прогово­рил Филипп. – Полагаю, мы устроим прием, чтобы пред­ставить тебя моим коллегам. Возможно, Лахор – не самое привлекательное место на полуострове Индостан, но и здесь есть интересные люди, которым я хотел бы пред­ставить тебя. – Он улыбнулся, явно довольный этой идеей. – Да, именно прием, – помолчав, продолжал Филипп. – Уже целую вечность у меня не было повода развлечься.

– О, но зачем же вам лишние хлопоты? Уверяю вас, я прекрасно обойдусь и без этого, – запротестова­ла Рэйвен.

– Никакого беспокойства, дорогая, – ответил он и, потянувшись через стол, взял ее руку в свою. – Мне бы хотелось, чтобы мои друзья увидели, как выглядит насто­ящая чистокровная Бэрренкорт.

Краска бросилась в лицо Рэйвен. Она опустила глаза, а когда наконец осмелилась взглянуть кузену в лицо, то увидела, что он улыбается; его глубоко посаженные голу­бые глаза лучились теплом.

Какой-то он необычный: то прохладный прием, то вдруг настоящее гостеприимство, подумала Рэйвен. Но в чем тут причина – понять мудрено. В кабинете он поче­му-то казался весьма неуверенным в себе и… непонят­ным, а сейчас излучал дружелюбие и чисто родственную теплоту. Наверное, это из-за болезненной робости, реши­ла Рэйвен. Но как бы там ни было, она милостиво разре­шила ему представить себя людям, которых он считал своими друзьями.

– Думаю, следующий четверг отлично подойдет для этой цели, – сказал Филипп, кивая Ахмеду, вошедшему в сопровождении еще одного слуги; оба несли на огром­ных лакированных подносах накрытые крышками блюда.

– Мы задержимся здесь до следующего четверга, мисс Рэйвен? – озабоченно спросила Дэнни.

– Это зависит от…

– А в чем, собственно, дело? – перебил кузину Филипп Бэрренкорт. – Не станете же вы утверждать, что проделали такой путь из Англии только для того, чтобы заехать ко мне на денек и тут же отправиться обратно!

– Я действительно приехала по личному делу, – нерешительно проговорила Рэйвен.

Она не собиралась начинать разговор на столь ще­котливую тему, как деньги, за ужином; ей бы хотелось обсудить это наедине с кузеном – без слуг и даже без Дэнни. Хотелось бы также, чтобы он успел прочитать письмо отца.

– И не думайте об этом. Серьезные темы совершен­но не способствуют пищеварению. – Филипп посмотрел на Рэйвен каким-то рассеянным взглядом. – Мы пого­ворим обо всем завтра, когда вы немного придете в себя после путешествия. А может быть, послезавтра. Но вы должны пообещать, что останетесь на званый вечер.

– Обещаю, – сказала Рэйвен, опустив глаза. Филипп удовлетворенно улыбнулся:

– Отлично! А сейчас прошу вас попробовать вот это, – добавил он, указывая на блюдо с тушеной барани­ной, завернутой в нечто, напоминавшее капустные листья. – Это деликатес родной провинции Хаммада.

Позже, когда Филипп удалился в свой кабинет и слу­ги вышли, Рэйвен с Дэнни отправились в гостиную – заняться вышиванием. Было совершенно ясно, что Фи­липп Бэрренкорт не собирался принимать в этой комнате гостей, так как она была для этого не приспособлена. Несколько ламп, стоящих на столиках с изогнутыми нож­ками, освещали почти дюжину чучел, расположенных вдоль стен. Там были несколько оскалившихся тигров, леопард, горный козел со стеклянными глазами; а также другие породы козлов – таких Рэйвен видела впервые.

– О Господи! – воскликнула она, остановившись на пороге, невольно поднося ладонь к губам и широко раскрыв глаза.

Дэнни устроилась на низенькой дамасской софе, раз­ложив на коленях вышивание, а прямо над ее головой торчали огромные загнутые вверх бивни слона. Рэйвен в полном молчании бродила по этому музею, разглядывая животных. Мерцающий свет ламп отражался в стеклян­ных глазах охотничьих трофеев Филиппа Бэрренкорта. Дэнни украдкой наблюдала за молодой хозяйкой.

– Как ты можешь сидеть здесь и вышивать? – спросила наконец Рэйвен. – Даже твоя спальня кажется уютнее, чем эта комната.

– Наверняка так оно и есть, – с невозмутимым видом ответила Дэнни.

– Тогда почему ты устроилась здесь? – нахмури­лась Рэйвен.

– Мистер Филипп предложил мне расположиться тут. Я заявляю вам, мисс Рэйвен, что ваш кузен Филипп – очень странный.

– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросила Рэйвен, подходя ближе, чтобы рассмотреть сверкающие глаза оскалившегося бенгальского тигра. – За обедом он показался мне очень любезным.

– Но какой-то он… отстраненный, словно не от мира сего, – возразила Дэнни. – Мне кажется, он и полови­ны того, что ему говорили, не услышал.

Рэйвен пожала плечами.

– Наверняка он постоянно думает о делах. Ты же знаешь, какими могут быть мужчины. Даже папа… – Она осеклась, ей по-прежнему было больно вспоминать об отце, особенно сейчас, когда на сердце и без того было невыносимо тяжко от предательства Шарля.

– Ну полно, полно, мисс Рэйвен, – поспешно про­говорила Дэнни, заметив блеснувшие в глазах девушки слезы. – Пора уже перестать печалиться. Жизнь ведь продолжается. Я просто уверена, что мистер Филипп от­даст вам ваши деньги и мы целыми и невредимыми вер­немся в Нортхэд, не успеете и глазом моргнуть.

– Наверное, ты права, Дэнни, – согласилась Рэй­вен, продолжая бродить по комнате.

Странно, но мысли о Нортхэде сегодняшним вечером не приносили обычного утешения. Тупая боль в сердце при любой мысли о Шарле почему-то умаляла значение всего остального. Она все еще не могла поверить всерьез, что той ночью он отправился сразу после нее к этой ис­порченной девчонке – Беттине Бейтмэн. «Немедленно прекрати изводить себя'» – приказала себе Рэйвен, бо­ясь, что сойдет с ума от боли, если и дальше будет думать об этом ужасе.

– Почему бы вам не сесть рядом со мной и не почи­тать, мисс Рэйвен? – спросила Дэнни с заискивающей улыбкой, очень обеспокоенная поведением своей юной хозяйки.

Отрешенность на лице Рэйвен слишком напоминала дни, последовавшие после смерти мистера Джеймса. Дэн­ни поняла что что-то случилось. Но что именно? Она удив­лялась и тревожилась, со страхом осознавая, что мало чем может помочь; к тому же Рэйвен молчала о причине своей тайной боли.

– Я, пожалуй, отправлюсь спать, – ответила Рэй­вен с мягкой улыбкой. – Я очень устала. Ты уверена, что не будешь нервничать здесь одна?

– Одна? Да разве я здесь одна? А эти все, что глазеют на меня?

Рэйвен рассмеялась и поцеловала Дэнни в морщинис­тую щеку. Но выходя из комнаты, уже снова была хму­рой и задумчивой. Измученная до предела, она страшилась наступающей ночи, зная, что проведет ее без сна, что будет метаться, пытаясь избавиться от боли последней встречи с Шарлем. Быстро раздевшись, она скользнула в постель и погасила единственную свечу, горевшую на сто­лике рядом.

Бамбуковые жалюзи почти не пропускали света, и комната погрузилась в кромешную тьму. Тишина удруча­ла Рэйвен так же, как и одиночество. Невыносимо! Она просто больна Шарлем, она стремится к нему всем своим существом; тело ее томилось от жажды волнующих при­косновений его рук и губ.

Крепко зажмурившись, она старалась прогнать из па­мяти эти смеющиеся зеленые глаза, но они вновь всплы­вали перед ней, словно еще не насытились ее муками. Слабость в теле словно издевалась над её попытками убе­дить себя, что она больше ничего к нему не чувствует. Где он сейчас? – размышляла отчаявшаяся Рэйвен. За­йдет ли, прежде чем окончательно покинет Лахор, или этого не случится? Ведь он сказал, что получил от неё все, что хотел, и больше она ничего для него не значит.

Одинокая слеза скатилась из-под плотно прикрытых век и упала на подушку.

– О Шарль! Почему ты не любишь меня хоть не­много? – прошептала она.

– Ради Бога, Дмитрий, ты когда-нибудь прекра­тишь бесконечное вышагивание по комнате? Ты на­поминаешь мне стреноженного быка!

Шарль, ястребиные черты которого еще больше заос­трились, перешагнул порог гостиной и теперь стоял, ши­роко расставив ноги и раздраженно глядя на своего первого помощника, неустанно метавшегося по шелковому ковру. Было раннее утро, и дверь террасы была открыта на­стежь; до них доносился шум многолюдных улиц Лахора. Мириады запахов наполнили прохладный воздух: резкий аромат жасмина, кокосового масла, специи, дешевого та­бака, чеснока; били в нос и запахи верблюжьего и лоша­диного пота.

Дмитрий удержался от резкости, видя, что Шарлю достаточно малейшего повода, чтобы взорваться. Он гру­бо выругался по-русски и вышел из комнаты с горящими от гнева глазами.

Шарль посмотрел ему вслед и вздохнул. Он вышел на террасу и уставился на петлявшую внизу торговую улицу.

Этот вытянутый в длину дом с террасой и балконом, увитыми виноградными лозами, принадлежал раньше ка­кому-то влиятельному набобу, который подарил его впос­ледствии своему любимому придворному. После оккупации Лахора британскими войсками дом перешел к одному британскому офицеру, которого хорошо знал полковник Бейтмэн. Хозяин был счастлив предоставить дом в рас­поряжение Шарля и Дмитрия, пока сам он вместе с полком находился на маневрах.

Многое из того, что прежде украшало дом вельможи, все еще оставалось здесь, и Шарль обнаружил коллекцию очень дорогих ламп, драпировок, инкрустированной мебе­ли и бесценных шелковых ковров. Но ему недоставало «Звезды Востока» – ничем не стесненной свободы про­соленных палуб. Вот и сейчас он страстно желал почув­ствовать на лице шаловливый ветерок с запада – пусть бы он принес с собой свежесть и растрепал волосы, а то вдыхаешь тут запах отбросов и перезревших фруктов.

Приманка в виде алмаза «Кохинор» поблекла сама собой; он всю прошлую бессонную ночь пытался найти этому объяснение, но так и не нашел.

Возможно, из-за этой потери интереса к поискам ал­маза они теперь плохо ладили с Дмитрием, что случилось впервые за все годы их дружбы. Дмитрий с безграничным энтузиазмом мотался по базарам и встречался с разными темными личностями в не менее темных аллеях, пытаясь собрать все мыслимые и немыслимые слухи и сплетни о местонахождении и нынешнем владельце алмаза. Шарль же большую часть времени проводил в форте Акбар; че­рез адъютанта генерала Боствика он получал все послед­ние сведения о сикхах и пытался вычислить вероятность новой конфронтации с ними. Друзья с трудом выносили друг друга – плачевная ситуация, что ни говори… Их вкусы и пристрастия все больше расходились. Дмитрий предпочитал шататься по базарам и вести задушевные беседы за бутылью дешевого вина; он общался с конокра­дами, рыночными торговцами и всевозможными бродяга­ми, ему все средства казались хороши в поисках вожделенного алмаза. Шарлю же нравились тайные встречи с влиятельными персонами, когда восточная хитрость сра­жается с отточенным европейским разумом, но и эта борьба умов успела ему наскучить.

– Наверное, старею, – вздохнул Шарль и тут же разозлился и испугался, поскольку заговорил вслух сам с собой – явный признак приближающегося старческого маразма.

Еще более помрачнев, он покинул террасу, хлопнув дверью и испугав слугу, принесшего «чота хазри» – лег­кий завтрак для него и Дмитрия.

– Бурра-саиб желает что-нибудь еще? – спросил слуга, заметив, что Шарль даже не обратил внимания на горячий чай и засахаренные фрукты, но тут же в испуге отшатнулся, увидев, как мрачен англичанин.

– Спасибо, Хаким, ничего не надо, – ответил Шарль. Он надел свое тяжелое пальто, натянул перчатки и добавил: – Если возвратится Сергеев, передай ему, что я пошел к генералу Боствику, к джунг-и-лат-саибу.

Последние новости из форта Акбар были неутеши­тельными, и Шарль вернулся несколько часов спустя крайне озабоченным. Рекомендательное письмо от полковника Бейтмэна позволило ему познакомиться с генералом, на кото­рого он произвел приятное впечатление. Он приказал командиру полка Ост-Индской компании постоянно ин­формировать Шарля о развитии событий в британско-сикхской войне. Что же касается полковника Бейтмэна, то он полагал, что мятеж среди жителей Лахора малове­роятен и боевые действия с обеих сторон будут вести только регулярные войска. А сегодня генерал Боствик сообщил, что началась мобилизация войск, поскольку оп­ределено примерное место будущего сражения – Чиллианваллах. Но что, если благоприятный для британцев исход сражения спровоцирует сикхов на поиски возмездия в другом месте? Не приведет ли это к резне, которой он так боялся?

– О, явился, дружище! – Дмитрий услышал тяже­лые шаги Шарля и распахнул ему дверь.

Было очевидно, что казак безмерно рад приходу дру­га; он сверкал белозубой улыбкой и похлопывал Шарля по спине. Густая борода Дмитрия была взъерошена, что придавало ему одновременно комичный и свирепый вид. Его жгучие черные глаза сверкали, и казалось, весь он светился от счастья. Шарль скрестил на груди руки и молча ждал новостей.

– Я на седьмом небе, дружище! И чувствую себя, как изголодавшийся по ласке мужчина, попавший в рай и окруженный дюжиной красоток, готовых на все! Ты зна­ешь, где я был сегодня?

Шарль покачал головой, снисходительно глядя на своего товарища.

– Понятия не имею. На женской половине дворца махарани?

Дмитрий возбужденно потирал руки.

– Нет, на женскую половину так и не попал, но во дворце побывал.

Насмешливости Шарля как не бывало.

– Что ты там делал?

– Садись, дружище, и дай мне рассказать все по порядку.

Дмитрий, взгромоздившись на диван, ждал, когда ся­дет и Шарль.

– Так вот, оказалось, что на службе во дворце махарани есть казак из Курска, который так и не уехал из Индии после афганской войны. Он даже сражался на сто­роне ее светлости в сикхской войне. Когда британцы во­шли в Лахор и махарани потеряла власть, он отказался оставить службу у неё, хотя местные охранники ненавидят его, не желая доверять иностранцу. – Дмитрий понизил голос до шепота: – Говорят, махарани очень красива, а ты ведь знаешь, как мы, русские, преклоняемся перед красотой. Неудивительно, что он остался.

– Рассказывают, что она почти ребенок, – заметил Шарль.

Дмитрий бросил на него свирепый взгляд.

– Тем лучше. Ты и сам знаешь, как быстро созрева­ют местные смуглокожие красотки.

– Итак, тебе удалось попасть во дворец и навестить земляка…

– Вот именно. Георгий оказался очень сердечным и гостеприимным человеком. Мы проболтали не час и не два, и он угостил меня отличной водкой. После этого язык у него малость развязался.

– Ну, так где же он, Дмитрий? Он сказал тебе, где алмаз?

– Да, сказал! Во всяком случае, он сказал мне, где он может находиться!

Шарль молча наблюдал за Дмитрием, видя, что жад­ность опьянила его не хуже водки. Чуть наклонившись вперед, Дмитрий прошептал:

– Он в Оудхе.

– В Оудхе? Но нам ведь удалось узнать, что он здесь, в Пенджабе.

– Так и было, пока он не попал в руки довольно воинственного правителя, отобравшего его у одного пен­джабского землевладельца.

– Значит, теперь ты отправишься в Оудх?

– Не знаю. Я бы хотел, но лишь вместе с тобой. Только ведь «Звезда Востока» не может столько времени торчать в глубинке Индии, пока её капитан и первый помощник мотаются по стране в поисках алмаза. Да ты же и не уедешь из Лахора, пока наша маленькая принцес­са благополучно не выберется отсюда.

Шарль вдруг весь напрягся, подобрался, словно пан­тера перед прыжком.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он. Дмитрий усмехнулся, изображая полное безразличие.

– Я знаю, что ты задержался в Пенджабе только из-за нее, а алмаз тебя уже давно не интересует.

– Ерунда, Дмитрий.

– Неужели? Тогда почему ты мечешься по ночам, словно тигр в клетке? И какого дьявола разыгрываешь джентльмена перед генералом и прочими? Ты же терпеть не можешь военных! Вряд ли ты стараешься быть все время в курсе дел из-за страха перед сикхами! Потому что ты, мой друг, раньше вообще не ведал чувства страха. До приезда в Пенджаб. А сейчас я чувствую в тебе страх, но страх за безопасность той, которая волнует тебя гораз­до больше, чем тебе хочется признать.

Шарль мгновенно вскочил на ноги, но Дмитрий ожи­дал этого и был готов отразить удар. Он никогда никого не боялся, более того, любил помахать кулаками, однако сейчас каждый нерв его был напряжен. Дмитрий ждал нападения Шарля, равного ему по силе и ловкости, но в гневе он был еще более опасным противником.

Воздух в комнате был словно наэлектризован. Двое рослых сильных мужчин готовились к схватке. Шарль не двигался, но по телу его пробегала дрожь, свидетельство­вавшая о еле сдерживаемой ярости. Дмитрий, чувстви­тельность которого слегка притупила чудесная водка земляка Георгия, надеялся на короткую схватку, хотя она вполне могла оказаться концом их многолетней дружбы. Но он был втайне рад, что ссора произошла из-за столь достой­ной причины, как Рэйвен Бэрренкорт.

– Как видишь, дружище, мы уже прошли полный крут. Наша с тобой дружба началась тоже с хорошей потасовки из-за прелестей португальской красотки, а за­кончится из-за твоих чувств к богине с волосами, темны­ми как ночь. Ну, если тебе хочется треснуть меня как следует, так давай, может быть, это поможет тебе выпус­тить пар. Тебя же гложет гнев с тех пор, как мы оставили ее у майора Вайандотта. – Дмитрий икнул и задумчиво добавил: – Кроме того, я проголодался.

Сверкающие глаза Шарля неожиданно потемнели, и весь он как-то расслабился. Дмитрий в замешательстве опустил сжатые кулаки. Шарль улыбнулся приятелю и хлопнул его по плечу.

– Ты просто пьяный дурень, Дмитрий. И тебе не удастся спровоцировать меня на ссору, ясно?

Дмитрий молчал, неуверенно глядя на свои сжатые кулаки-кувалды. Шарль снова рассмеялся и ткнул его локтем под ребро.

– Пошли есть. Ты весь день ничего не ел, а от водки и поглупел к тому же.

Рэйвен день показался бесконечным. С рассвета он народился ясным и прохладным, но к полудню облака, подгоняемые ледяным ветром с мощных пиков Гиндукуша, почти закрыли небо, в воздухе неотвратимо повеяло близкой зимой. Бунгало совершенно промерзло – Фи­липп не считал нужным тратить дрова на огонь в каминах, пока не наступили настоящие холода. Рэйвен пришлось облачиться в свое самое теплое шерстяное платье с длин­ными рукавами и вырезом под горло.

Перед ленчем Рэйвен отправилась на прогулку вер­хом, но кобыла совершенно не желала подчиняться её приказам, что было типично для плохо выдрессированных лошадей. Это, вдобавок к гортанным крикам сопровож­давшего её Ахмеда, понукавшего таким образом свою ло­шадь, вынудило Рэйвен как можно скорее закончить прогулку и вернуться в бунгало, хотя ей вовсе не хотелось туда возвращаться.

Нет, Филипп вовсе не был груб или невежлив, раз­мышляла Рэйвен, расхаживая по комнате. Более того, все эти четыре дня он очень старался, чтобы она почув­ствовала себя желанной гостьей. Но ведь он большую часть дня проводил в своем захламленном кабинете, так что она практически не видела его. К тому же кузен решил, что познакомит её с друзьями и коллегами сразу на приеме, и это означало, что Рэйвен даже не к кому было отправиться с визитом. Словом, она томилась от скуки и безделья, совершенно неприемлемых для её энер­гичной натуры.

Рэйвен немедленно отругала себя, обозвав неблаго­дарной, ибо Филипп был сама любезность, когда не был занят. Просто она скучала, вот и все. Она даже несколько раз накричала на Дэнни из-за какого-то пустяка. Рэйвен пыталась убедить себя, что должна чувствовать себя счастливой, поскольку кузен Филипп, прочитав письмо сэра Хадриана, безоговорочно согласился дать ей необ­ходимую сумму. Более того, он пообещал достать нуж­ную сумму в течение недели, как только будут собраны все необходимые подписи. Следовательно, у нее нет при­чин чувствовать себя такой несчастной, но длинные, пол­ные безделья дни вынуждали ее думать о Шарле; воспоминания о ласках преследовали ежеминутно, а его беспощадная язвительность убивала больше, чем слова Беттины.

– Не смей думать о нем! – страстно прошептала Рэйвен, как только он возник перед ней как живой: высо­кий, дьявольски красивый, в мундире капитана и с рас­трепанными от ветра волосами. Слезы защипали ей глаза; она до боли прикусила нижнюю губу, запрещая себе лю­бить этого мужчину.

– Мисс Рэйвен!

– Что случилось, Дэнни?

– Мистер Сергеев только что проскакал на лошади в ворота гарнизона! О, я уверена, что он приехал навес­тить вас!

– Он один? – выдохнула Рэйвен.

Дэнни кивнула, не заметив, как погасли в глазах де­вушки огоньки надежды.

– Если вы спрашиваете, прискакал ли с ним капитан Сен-Жермен, то нет, мисс. Он приехал один.

Старушка критическим взглядом окинула наряд Рэй­вен и добавила, что она одета вполне прилично, так что можно, не откладывая, принять джентльмена, но не ме­шало бы еще раз пройтись щеткой по этой «дикой копне волос».

Несколько минут спустя Рэйвен уже входила в гости­ную, где Дмитрий с ее кузеном стояли перед богатой кол­лекцией чучел убитых животных. Филипп с увлечением рассказывал, как ему удалось подстрелить бенгальского тигра два года назад, к югу от Лакно.

– О Дмитрий! Как же я рада вас видеть! – вос­кликнула Рэйвен.

– Вы, как всегда, очаровательны, моя маленькая прин­цесса, – пробормотал бородатый казак, вглядываясь в лицо девушки. «Кажется, она успела похудеть за время нашей краткой разлуки, а в глазах – боль…» – Над­еюсь, вас здесь холят и лелеют? – прошептал он так, чтобы Филипп не расслышал.

– Да, конечно, – кивнула Рэйвен; она вцепилась обеими руками в плечо русского гиганта. – Дмитрий, а где?..

– Моя дорогая… дорогая Рэйвен, вы всегда привет­ствуете своих гостей с такой пылкостью?

Рэйвен быстро взглянула на кузена и, слегка покрас­нев, отпустила руку Дмитрия.

– Нет, что вы… Но ведь Дмитрий мой друг… Я очень рада видеть его, понимаете?

Голубые глаза Филиппа скользнули по бородатому лицу Дмитрия и смущенному личику кузины. Он пожал плечами и улыбнулся:

– Как я понимаю, мистер Сергеев один из тех, кто сопровождал вас и миссис Дэниэлс в Лахор?

– Да-да, конечно, – закивала Рэйвен. Она снова с улыбкой взглянула на Дмитрия – его присутствие облег­чало ее боль.

Филипп внимательно смотрел на кузину, машинально поглаживая свои усы.

– Отлично, значит, вы путешествовали в компании друзей, – сказал он наконец, а затем приказал Ахмеду принести освежающие напитки.

– Я заехал ненадолго, малышка, – шепнул Дмит­рий, когда Рэйвен вела его к софе, где они сели рядыш­ком. – Я просто хотел удостовериться, что у вас все в порядке.

– Со мной все хорошо, – заверила Рэйвен. – Неужели вы все время должны мотаться по делам? Мне так хотелось бы расспросить вас… о многом. – В золотистых глазах вновь отразилась мука. – Чем вы занимались, после того как оставили нас у майора Вайандотта? – Она опусти­ла голову и принялась теребить кружева на рукаве. – Вы с капитаном все еще в Лахоре, не так ли?

– Да, моя дорогая. Капитан собирался поехать со мной, но в самую последнюю минуту получил приглаше­ние на обед от генерала Боствика.

– А-а, так вы знакомы с командиром нашего гарни­зона? – поинтересовался Филипп.

Дмитрий что-то ответил, но Рэйвен уже ничего не слышала. Правда ли Шарль собирался приехать или Дмит­рий лжет, чтобы утешить се? Неужели приглашение ар­мейского генерала значит для него больше, чем возможность повидать ее? Это невыносимо! А вдруг у генерала к тому же симпатичная дочурка?

Рэйвен закусила губу и отвернулась от Дмитрия, что­бы тот не заметил предательский блеск накатившихся слез. Какой же дурой надо быть, чтобы по-прежнему надеять­ся, что он к ней вернется! Но она уже успела понять, что простит Шарлю абсолютно все, если он скажет, что лю­бит ее. Однако, прощаясь с ней, он сказал лишь, что неплохо развлекался с ней, а слова Дмитрия только под­твердили это.

– Правда же, Рэйвен?

– Что? – Рэйвен обвела всех недоуменным взгля­дом; на нее вопросительно смотрел Филипп. – Прошу прощения, – тихо проговорила она, – я не расслышала, что вы сказали.

Филипп пожал плечами.

– О, ерунда, не имеет значения. Как вам нравится вино, мистер Сергеев? Это арабское. Я считаю его непло­хой заменой испанским винам, а некоторые полагают, что оно даже лучше испанских. Хотя сам я предпочитаю бренди.

– А я обычно пью виски, – ухмыльнулся Дмитрий. – Капитан потратил немало времени, чтобы научить меня разбираться в винах. Да, мистер Бэрренкорт, неплохое…

– Этот ваш капитан кажется мне весьма занятной фи­гурой, – заявил Филипп, поудобнее располагаясь в крес­ле. – Миссис Дэниэлс рассказывает о нем чуть ли не легенды. Как я понял, он владелец клипера?

– Самого быстроходного на свете, – не удержался от похвальбы Дмитрий.

– Понятно…– протянул Филипп. – И какие же грузы он перевозит?

Дмитрий весело сверкнул своими белыми зубами – ослепительными на фоне черной бороды.

– Что угодно, сэр, лишь бы за это хорошо платили!

«Это невыносимо! – мысленно простонала Рэйвен. – Я должна переговорить с Дмитрием наедине, узнать, как там Шарль…» Но это оказалось невозможным. Мужчи­ны заговорили о бизнесе, и её кузен тотчас же оживился, проявив к «Звезде Востока» неожиданный интерес. Он расспрашивал Дмитрия о скорости, о грузоподъемности судна и задавал еще множество других вопросов, так что в конце концов настал момент, когда Дмитрий должен был извиниться, заявив, что ему пора уезжать.

Когда Рэйвен провожала Дмитрия до двери, бдитель­ный Ахмед постоянно торчал у нее за спиной, так что она пробормотала лишь обычные слова прощания. Накинув свою огромную бурку, Дмитрий терпеливо ждал, когда же она решится задать мучивший её вопрос, но Рэйвен так ничего и не сказала.

– Я скоро снова заеду, малышка, – пообещал Дмит­рий; ему было не по себе оттого, что он не может утешить се. – Ваш кузен заинтересовался нашим судном и хотел бы послать с нами груз, когда мы отправимся обратно.

– А мне он сказал, что его склады почти пусты в это время года, – удивилась Рэйвен.

– Тогда зачем ему торчать здесь? – улыбнулся Дмитрий. – Но он сам потолкует с капитаном о бизнесе.

– И Шарль. Шарль приедет сюда?

– Наверное. – Дмитрий пожал плечами. – Я до­лжен ехать, малышка. – Он наклонился и поцеловал её в щеку. При этом умудрился незаметно прошептать ей на ухо: – Ваш кузен действительно не обижает вас?

– Конечно, нет. Разве может быть иначе? – Она заглянула ему в лицо.

Дмитрий облегченно вздохнул:

– На вид он вполне дружелюбный парень. Ну-у, до встречи, моя маленькая принцесса. Берегите себя.

– Ладно, – пообещала Рэйвен, глядя на бородатого казака с мольбой в глазах.

И Дмитрий вдруг понял, что ему невероятно трудно расстаться с этой девушкой. Он вскочил в седло, и она помахала ему на прощание. Всю дорогу он видел перед собой прекрасное печальное девичье лицо.

Когда Рэйвен повернулась, чтобы войти в бунгало, Ахмед преградил ей дорогу.

– Саиб желает, чтобы вы зашли к нему в кабинет, мисси.

– Вы не передадите ему, что я зайду к нему попоз­же? – попросила Рэйвен.

– Саиб желает видеть вас, – настаивал Ахмед.

– Ладно, хорошо, – вздохнула Рэйвен. Постучав в дверь кабинета и услышав голос Филип­па, она переступила порог. Кузен сидел перед заваленным бумагами секретером, засунув большие пальцы рук под жилетку. Его глаза блестели, словно он только что от души посмеялся.

– Если вы подумали, что я вызвал сюда, чтобы побранить, то вы совершенно правы, моя дорогая, – сухо проговорил Филипп; веселые огоньки в глазах тот­час погасли.

Рэйвен удивленно вскинула брови.

– В чем же я провинилась?

– Пусть я всего лишь ваш кузен, к тому же, так сказать, незаконный, но я несу за вас ответственность, пока вы находитесь под моей крышей. И я не могу допус­тить, чтобы молодая девушка благородного происхожде­ния вела себя столь вольно.

Рэйвен была ошеломлена этими словами. И хотя Фи­липп говорил спокойным тоном, она видела, что он едва сдерживается. Впервые после её приезда к кузену – не считая их весьма серьезного разговора по поводу денег – он говорил с ней серьезно, без характерной для него лен­цы в интонациях. Рэйвен чувствовала, что кузен ею край­не недоволен, и блеск его голубых глаз это подтверждал. Более того, его обычная бледность сменилась столь же нездоровой краснотой, что лишний раз подтверждало пред­положение Рэйвен о том, что он перенес какую-то опас­ную болезнь и не успел еще полностью оправиться. Это огорчило ее, ибо, несмотря на странные манеры кузена, Рэйвен уже привыкла к Филиппу, и ей совсем не хоте­лось огорчать его.

– Мне очень жаль, Филипп, я не хотела вызвать ваше недовольство. Но что же я такого сделала? Не имею ни малейшего понятия…

– Не имеете понятия? Тогда для меня совершенно очевидно: в Корнуолле явно пренебрегают уроками хороших манер. В Индии, Рэйвен, ни одна девушка не прикоснется к мужчине на людях, если она не замужем за ним или не является его ближайшей родственницей. Как вы, вероятно, заметили, женщины здесь очень скромны и открывают свои лица лишь перед братьями или мужем. И никогда не покида­ют своих жилищ без должного сопровождения…

– Но я-то из Корнуолла, а не уроженка Индии!

– Даже если так, то я бы попросил вас вести себя поскромнее. Пока вы здесь.

Рэйвен густо покраснела.

– Я сожалею, Филипп. Возможно, я шокировала вас своим поведением, но Дмитрий…

Она замолчала, затрудняясь объяснить свою привя­занность к гиганту-казаку.

– Вы влюблены в него? – неожиданно спросил Филипп.

– Конечно, нет! Что за абсурд?!

– Отлично. Мне очень не хотелось бы, чтобы де­вушка из такой семьи, как ваша, связалась с отбросами общества, – а этот русский, несомненно, из их числа.

Рэйвен очень хотелось вступиться за своего любимца, но она вовремя сдержалась, решив, что не стоит спорить с Филиппом.

– Вижу, что вы не согласны со мной, – заговорил Филипп в своей ленивой манере.

Поднявшись со стула, он подошел к Рэйвен и, стоя над ней, заглянул в ее золотистые глаза, в которых буше­вало пламя, – именно из-за таких глаз мужчины порой теряют голову.

– Я честно высказал вам то, что думаю, Рэйвен. Вы слишком красивы, чтобы растрачивать себя на какого-то мужлана.

Филипп прикоснулся к прядке блестящих волос, та­кой шелковистой, что он не удержался и поцеловал ее. Рэйвен отвернулась, сбитая с толку его поведением.

– Обещаю вам, что больше не огорчу вас, – про­шептала она и выбежала из кабинета Филиппа, который застыл на пороге с задумчивым выражением лица.