Солженов настроил биолокатор. Перед ним возникла голограмма аур трех существ. Он притушил яркие цвета до едва различимого псионного фона, сфокусировал объемное изображение троицы.

Кирилический психоанализ аур, Солженов все еще предпочитал это старое земное название, показал, что женщина находилась в состоянии душевного дисбаланса и крайней психологической перегрузки. Если ее не заставить выбрать избранника, то очень скоро она может «перегореть» и погибнуть.

Солженов нажал кнопку, открывая вход в скалу.

Кирк, Спок и Сола молча смотрели на темную пустоту просторного проема в сплошном монолите камня.

– «Не зайдете ли ко мне в гости, в мое скромное жилище?» – вспомнил Кирк и решительно сказал:

– Ну что ж, зайдем.

* * *

Кирк замедлил шаг, когда они дошли до очередной развилки в лабиринте коридоров.

– Проверьте эту галерею, – приказал он. Спок и Сола прошли вперед, Кирк остался стоять на месте. Но как только они скрылись, он бесшумно нырнул в ближайший боковой коридор и побежал по нему. Пропустив, не считая, несколько боковых коридоров, Кирк заметил в одном из них машинную установку и, не раздумывая, свернул в него, отыскал укромное местечко и затаился.

Вскоре он услышал, даже не услышал, а ощутил, что Сола и Спок ищут его. Он осязаемо чувствовал их страх за него и гнев. И понимал их обоих.

Они были уверены, что их сила заключена в их триединстве, и ни за что не позволили бы ему сделать то, что он намерен сделать.

Кирк затаил дыхание. Он почему-то знал, что чутье Солы-охотницы, которое помогало ей в джунглях, здесь несколько притупилось и из-за присутствия Спока, и из-за нагромождения всякого рода механизмов. А вулканец и в джунглях, и здесь воспринимал Кирка лишь через Солу и, находясь рядом с ней, не услышит его.

Так оно и оказалось. Спок и Сола прошли мимо, нерешительно остановились неподалеку и Кирк услышал, как вулканец громко выругался, что случалось с ним весьма редко. Сола приняла ругательство как должное дополнение к сложившейся ситуации и высказалась:

– Наугад искать его бесполезно. А связь с ним я утратила и не могу восстановить ее из-за твоего соседства.

– Тогда нам надо разделиться, – предложил Спок.

– Для этого одному из нас придется отправиться за пределы Галактики, – безнадежно произнесла Сола.

Они помолчали и вновь заговорила Сола:

– Есть только одно место, где мы можем найти его – у Солженова. И мы разыщем его там. Но сначала я обязана сделать то, ради чего возвратилась на Заран. Солженов перенес поле сражения сюда. Здесь я и намерена сразиться с ним. Пошли!

– Что ты собираешься делать? – спросил Спок.

– Есть у землян предание о невероятно сильном человеке, которого хитростью заманили в западню, лишили силы, а потом и ослепили, Но и слепой он сумел постепенно восстановить свою силу вновь и отомстил врагам, обрушив на них стены языческого храма, – и сам погиб. Как мне кажется, Спок, я намерена повторить поступок Самсона. Но он был ослеплен, а я зрячая, поэтому надеюсь избежать его трагической участи.

Круто развернувшись, Сола пошла вниз по коридору. Спок последовал за ней.

Кирку потребовалась вся его сила воли, чтобы удержать себя на месте и не броситься, очертя голову, за ними. Он не знал, какой номер хочет выкинуть Сола, но был уверен, что ее безрассудная смелость грозит ей неминуемой бедой. Она собиралась столкнуться с ментальной силой миллионов умов да и с обычной физической силой, способной раздавить ее в одно мгновение. Спок попытается помочь ей и в том, и в другом случае, но даже вулканец не заменит собой целую армию. И не исключена возможность того, что Сола попытается избавиться от Спока, отводя от него опасность, станет действовать в одиночку.

Цитадель Солженова – не храм Дагона, в одиночку ее не сокрушишь.

Пересилив себя, Кирк дождался, пока Сола и Спок удалились на достаточное расстояние, и вышел из укрытия. Он не раздумывая, зашагал в обратном направлении. Ему и в голову не пришло, что он всего лишь дублирует Солу.

* * *

Маккой с Добиусом и Гейлбрейсом очутились у основания огромного кратера, в том его месте, где была высечена вертикальная, почти отвесная стена. Геотермические агрегаты, уступами расположенные один над другим, создавали общее впечатление внушительной скульптуры из иридия. Это было мерцающее в отраженном свете металлическое сооружение, крестное детище «Тотального Единства», бездумно и легкомысленно пристроенное к кратеру действующего вулкана.

Маккой увидел удивленное выражение на лице Добиуса.

– Если они умудрились сделать такое, – проговорил таньянец, – то они действительно что-то из себя представляют. Маккой согласно кивнул головой.

– Помимо всего прочего они сумели захватить вас, мистер Добиус, или, по крайней мере, одну вашу половину. И, вполне вероятно, что держат у себя и нашего капитана, и его старшего помощника. Но не сможете ли вы найти какой-нибудь выход?

Добиус сосредоточенно сморщился и ответил:

– Попробую, доктор.

Он погрузился в себя, как бы совещаясь со своим внутренним голосом.

Лицо его исказилось от напряжения, стало таким, каким Маккой видел его всего раз или два после захвата таньянца «Единством». Добиус переместил свой фазер на правую сторону пояса, и Маккой понял это как знак того, что преобладающим стал левый мозг, находившийся под контролем «Тотального Единства». Доктор отошел к Гелбрейсу.

– Вы сможете взять его под свой контроль, когда это нам понадобится?

Гейлбрейс неопределенно пожал плечами.

– Поживем – увидим. Не забывайте, доктор, что мы находимся в фокусе необъятного «Тотального Единства», на вершине конуса ментальной силы, имеющей основную базу на Заране. А это – десятки миллионов умов. Мое же «Единство» представляет собой небольшое ядро путешествующих со мной людей и незначительное число избранных умов, оставшихся в центральных районах Федерации. Но по моему предположению, «Единство», в которое вступают по доброй воле, сильнее «Единства», основанного на насилии. Хотя, может быть, это всего лишь гипотеза о сущности добродетели. Подобные гипотезы не выдерживают проверку реальной жизнью.

– Вы хотите сказать, – спросил Маккой, – что жизнь не всегда на стороне хороших парней?

– Вы правы, доктор. Именно так обстоит дело. Хуже того, иногда и сами участники событий не в состоянии определить, где силы добра, а где зла и за кем из них будущее. Добро часто торжествовало. Но и зло не раз побеждало. Поэтому трудно определить, является ли новое само по себе неким необходимым своеобразием или очередной ошибкой… природы, разума. Маккой высказал свое мнение:

– Я допускаю, посол, что нововведение вашего «Единства» действительно представляет собой лишь форму своеобразия. Насколько мне известно, вплоть до начала этого испытания, вы никого не затягивали в свои ряды силой. И, как мне кажется, вы с самого начала противостояли «Тотальному Единству».

Но я бы не решился предоставить право на «своеобразие» тоталитариям.

Насилие остается насилием, какая бы сила не применяла его.

– Доктор, а какая, по-вашему мнению, сила создала первое многоклеточное существо? Что, если «Тотальное Единство» (справедливо оно или нет) – именно та сила, которая принесет единство в Галактику?

– Тогда лучше обойтись без него, – ответил Маккой. – Когда-то давно говорили: «Право оно или нет, но это мое Отечество», потом «моя империя», «моя планета.» Да что угодно, с одной-единственной приставкой «мой», «моя» или «мое». И если теперь появится «Мое Тотальное Единство», то оно ничем не будет отличаться от всех этих изжитых понятий.

Гейлбрейс принял торжественную осанку и отвесил легкий поклон Маккою.

– Моя вам хвала, доктор. Теперь я понимаю, почему вы являетесь другом капитана и его судовым врачом.

Маккой скорчил гримасу.

– Гейлбрейс, лучше бы вы вернули мне его, всех троих! А иначе, могу сказать вам, вы еще ничего не поняли.

И тут они последовали за Добиусом. Обошли машинное оборудование, вмонтированное в стену, и вышли к открытому входу у подошвы утеса.

– Вам не кажется, что на стене написано чьей-то рукой: «Добро пожаловать»? – спросил Маккой.

Гейлбрейс тоже был заинтригован.

– Вопрос в том, доктор, – куда?

– Или для кого? – ответил Маккой. Он присел на корточки у входа и разглядел на земле, усыпанной мелким вулканическим пеплом, следы трех пар ног: след маленьких мягких ботинок, след длинной и узкой ступни, обутой в форменные ботинки Звездного Флота, а также отпечатки лазаретных шлепанцев, судя по всему, донельзя разбитых и изорванных. Поднявшись, Маккой ответил на собственный вопрос:

– Очевидно, для всех нас. – И решительно шагнул к проему в скале.

* * *

Солженов с удовлетворением наблюдал за продвижением трех человек.

Сола, Кирк и Спок, каждый порознь и все вместе, вели себя так, как он и предполагал.

Хоть надо признаться, что с самого начала он не смог всего предусмотреть. Связь между Солой и вулканцем оказалась для него неожиданностью. Но это не меняло сути дела, а лишь требовало внести некоторые коррективы. Придется признать за неизбежность эту связь и испытать «металл» не только на прочность, но и на решимость, на храбрость.

Кирк шел из коридора в коридор, пока не увидел то, что ему показалось телекамерой.

– Солженов, – сказал он, подойдя к экрану. – У меня есть кое-что для тебя. Я хочу встретиться с тобой один на один.

Не прошло и нескольких секунд и Солженов ответил, подтвердив, тем самым, подозрения Кирка, что за ними следили, как только они здесь появились.

– Один на один не получится, капитан. Это скорее будет встреча «один-на-Единство». Так что не рассчитывайте на равное единоборство.

– Ничего. Я готов рискнуть. Только отпусти их.

Солженов рассмеялся.

– О конечной цене мы еще поговорим – это не тема для начала переговоров. Вход в мои апартаменты открыт для вас, капитан. Входите.

Он включил транспортирующее устройство, и капитан «Энтерпрайза» растаял в воздухе и тут же появился перед Солженовым таким, каким он вышел из джунглей: в изодранной одежде, с не зажитыми ушибами и ссадинами.

Немногим дано выглядеть достойно даже в таком виде. Но именно Кирку это удалось.

– Итак, – произнес Солженов. – Значит вы ее избранник?

– Нет. Она не сделала своего выбора.

– Она сделала его, но помешала чистая случайность.

Солженов видел, что Кирк принял с должным вниманием сказанное им, но только сжал челюсти и ответил:

– Если вам известны даже такие подробности, то вы должны знать, что тот выбор был вынужденным, – ведь речь шла о жизни и смерти. И я не уверен, что при тех обстоятельствах дело дошло бы до слияния. У нас имеются свои собственные соображения на этот счет, нам не нравится, когда нас делают пешкой в чьей-то игре.

Солженов в ответ рассмеялся.

– Куда как весело: два самонадеянных рыцаря и одна гордая королева.

И, кстати, ваше «соображение» с остроконечными ушами довольно забавно.

Кирк словно не слышал его фразы о Споке и нетерпеливо заявил:

– Вы захватили мой корабль. Верните его мне. Отпустите моего друга и Солу.

– И вы пришли ко мне только за тем, чтобы сделать подобное предложение?

– Не только. Но и попытаться разумно поговорить. Разве вы, покидая Землю, не поняли всех ужасов насильственного завоевания умов? И все же вы прилетели на Заран и учинили там новое насилие, а теперь хотите проделать то же самое и со всей Галактикой. Зачем? Почему?

– Я не собираюсь объяснять мотивы своих поступков амебе.

Кирк покачал головой…

– Но вы же намеривались что-то объяснить той амебе, которая стоит перед вами, иначе зачем вы впустили меня сюда?

– Да нет же, капитан… Я хочу всего-навсего завладеть вами. И мне ни к чему ваши рыцарские предложения. У меня есть сила.

Ни один мускул не дрогнул на лице Кирка, ни тени страха не промелькнуло в его взгляде.

– Возможно и так, – ответил он. – Я знал, на что иду. Но надеюсь, вам будет не так-то легко поглотить и переварить меня. Смею утверждать, что вы будете вынуждены обговорить со мной кое какие условия.

Солженов пожал плечами.

– Не думаю. Но из соображений личного характера я могу вам кое-что рассказать… Однажды я восстал против насилия, которое я видел повсюду, во всех давно ушедших империях Земли. Из-за этого нам пришлось покинуть планету: мне, моему ближайшему другу и небольшой группе верных нам людей.

Совершив длительный перелет на космическом корабле, мы прилетели на Заран и были хорошо приняты.

Мы принесли с собой высокую технологию физических тел, а на Заране в то время уже имелись хорошо развитые психо-псионная и экологическая технология. Первые же шаги нашего объединения дали поразительные результаты: мы открыли возможности существования истинного «Единства» «Тотального». Это, в конечном счете, единственный универсальный ответ на все вопросы, которые задавали целые народы, подвергнутые ужасам порабощения, войн, концентрационных лагерей и геноцида.

Кирк недоверчиво посмотрел на него.

– Так вы оправдываете стремление к завоеванию окончательным решением вопроса о всех завоеваниях?

– Капитан, уверяю вас, – это единственно возможное решение вопроса.

Конечно, при этом не удастся избежать сопротивления отдельных сознаний «Тотальному Единству». Но оно обычно бывает непродолжительным, и даже самые неподатливые умы очень скоро присоединяются к нам. А придя однажды к нам, подавляющее большинство индивидуумов по достоинству оценивает и воспринимает все существующие у нас блага и возможности. Мы навсегда избавляем от одиночества и обособленности, от бессилия и полной беспомощности, от болезней и старости – даже от смерти.

– Ценой потери собственной индивидуальности, ценой отречения от всего великого, гениального, от страсти, от любви.

Солженов снисходительно улыбнулся.

– Да разве «Единство» уничтожает страсть и, тем более, любовь? Просто вы не знаете, о чем говорите, вы же не стали еще одним из нас. И неужели вам никогда не приходило в голову, что только в «Единстве» вы сможете решить вашу личную проблему: у нас, капитан, вам троим не придется ничем жертвовать и вам будет нечего терять.

Кирк ответил не сразу.

– Ну и что из того, что приходило? Сола и Спок должны быть свободными. И весь экипаж моего корабля.

– Поймите, капитан, со временем проблеск вашей мимолетной мысли озарит всю Галактику и она поймет, в чем решение всех ее проблем. Вы уже испытали на себе «Единство» Гейлбрейса и лишь ваш друг-вулканец смог удержать вас возле себя. И вы все еще сомневаетесь в нашей силе? Или в том, что «Тотальное Единство» вскоре завоюет Галактику? И принесет, наконец, мир и покой? А неудобство и дискомфорт, которые (я не спорю) испытывают поначалу амебы – мизерная плата за величайшее благо. Ради него стоит утерять индивидуальность и пламенную яркость души. Для меня все это осталось в прошлом.

– Значит, вы все-таки признаете, что утратили яркость души?

– Во всяком случае, я это перетерпел.

– Нет, – ответил Кирк. – Такого рода мир и благоденствие, если они и существуют, ничего не стоят. А ваш довод о необходимости завоевания амеб ради сотворения «Единства» выглядит так, словно вы говорите о необходимости разбить яйца для того, чтобы приготовить омлет. С такой же легкостью приводили свои доводы правители всех тоталитарных империй, начиная с Гитлера и Сталина и заканчивая теми, против кого вы в свое время восстали. Но разумные существа – это не амебы и не яйца, а когда их «разбивают», то утраченное уже не вернуть. И вам это непростительно, Солженов: разве вы сами не видите, что переняли довод ваших прежних врагов?

– Они не знали «Единства», у них его просто не было. А у меня есть.

– Да. Признаю. Есть. И для многих людей оно представляется таким же могущественным и притягательным, каким вы попытались представить его мне.

Возможно, оно станет таковым в глазах почти всех, но в свое время и при условии ненасильственных действий. Да, я признаю, что на себе самом ощутил его притягательность. Ну, так возьмите себе тех, кто готов придти к вам по доброй воле. Никто не станет возражать против этого. Пусть существуют и ваше, и гейлбрейсовское, и несметное число других «Единств», которые внесут разнообразие в уже устоявшиеся формы жизни и мышления. Но пусть те, кто не хочет быть с вами, идут узкой, но своей тропой.

Солженов покачал головой.

– Вы не понимаете, о чем говорите, капитан. Было время, когда я заблуждался так же, как и вы. Но одиночки-индивидуумы видят в «Единстве» смертельную угрозу для своего обособленного мирка и, будь их воля, задушили бы его в зародыше. А сосуществование множества «Единств» может принести больше бед, чем мирное совместное проживание терпимых друг к другу индивидуумов. Подумайте сами, ведь моя воля и воля Гейлбрейса могут диаметрально разойтись в целях или намерениях. Ведь это уже и произошло: мы столкнулись лбами из-за вас и вашего корабля. А если это произойдет снова, уже масштабах Галактики? Неет! Если лишь одно решение всех проблем – «Тотальное Единство». Все остальное – хаос. А я уже насытился им, насмотрелся и я покончу с хаосом.

– Вы не сможете покончить с хаосом, пока не откажетесь от своих насильственных намерений.

Солженов грубо оборвал Кирка:

– Мне надоели рассуждения амебы. Вы, кажется, хотели сделать какое-то конкретное предложение?

– Мой корабль, Сола, Спок, гейлбрейсовские люди, а также заранское движение сопротивления должны получить свободу. Тогда я приду к вам в «Тотальное Единство». А что будет дальше – посмотрим.

Солженов громко рассмеялся.

– Это все? И больше вам ничего не надо взамен одной вашей персоны?…

Однако, вы не склонны недооценивать себя, капитан.

Кирк остался невозмутимым.

– Вы устроили все это через Гейлбрейса, приложили немало усилий для того, чтобы я оказался здесь. Для чего – не знаю. Может быть, я ваш антипод, ваш символ или пробный камень для вашего «Единства!» Но в любом случае я представляю некую ценность для вас, потому и делаю свое предложение на единственно возможных для меня условиях.

– Я отвечу на ваше предложение, капитан. Позже.

– Позже оно будет недействительным.

– Позже я, может быть, заполучу вас всех троих.

– Гейлбрейс сказал, что вы затеяли какое-то испытание. Зачем? поинтересовался Кирк. – Вы в чем-то сомневаетесь? Хотите что-то выяснить?

– Вы догадливы, капитан. Да, хочу. Да, должен выяснить. Одной лишь моей веры в необходимость «Единства» недостаточно для того, чтобы заставить весь мир согласиться со мной, к тому же мне нужна Сола. В ней с наибольшей силой раскрылись природные способности заранских женщин, благодаря которым я смогу расширить границы «Тотального Единства» далеко за пределы Зарана. Если я смогу это сделать, то докажу, что у меня есть средство, которого нет у «Единств», основанных на принципе добровольного выбора. Гейлбрейсовское единение ограничено в своем влиянии. И как только я расширю пределы своего «Единства», Гейлбрейс признает, что мой метод единственно действенный и присоединится ко мне. Тогда нас уже ничего не сможет остановить.

– Сола не станет вам помогать.

Солженов снисходительно улыбнулся.

– А вот в этом вы ошибаетесь, капитан. Сола будет легко управляемой, как только соединится со своим избранником. Потому-то в разное время ей предлагали лучших мужчин-заранцев и даже мужчин других видов. Но она всех отвергала.

Кирк поморщил лоб.

– Лучших мужчин-заранцев? И вы входите в их число?

Солженов ответил не сразу:

– Да, капитан.

– Вы… любили ее?

– Капитан, я не стану обсуждать с вами эту тему. Предположим, она была мне нужна – для осуществления моих целей.

– И ее ничем не удается сдвинуть с мертвой точки?

Снова наступила пауза.

– Удастся… со временем, – ответил Солженов. – Я обшарил всю Галактику и нашел-таки средство, которое повлияет на нее. Даже не одно, целых два.

– Мистер Спок никогда не станет орудием в ваших руках, Солженов. Он живое опровержение вашей теории. Но вы не смогли предугадать его участие в этом деле, вы не ожидали, что он полюбит Солу, а Сола – его. Так что признайтесь в ошибочности вашей теории и отпустите их с миром.

– Ну уж нет, капитан. Напротив, я считаю, что двойная любовь так раскроет тайные способности Солы, как никогда не раскрыла бы одна единственная. И, возможно, что когда вы станете для Солы совершенно невыносимым…. – Солженов отвел взгляд в сторону. – Это довольно жестоко по отношению к вам и к вашему другу-вулканцу, капитан… Я сожалею, но я не могу щадить вас. Следующая фаза испытания начнется вот-вот.

– Да-а, – негромко произнес Кирк и, шагнув вперед, положил свою крепкую руку на плечо Солженова.

Ему показалось, что он соприкоснулся со всем «Тотальным Единством»

Солженов посмотрел в глаза Кирку и в его взгляде промелькнула тень сомнения, нерешительности. А Кирк понял, что Солженов навсегда утратил свою былую самоуверенность, осознав, что при всем своем могуществе он не смог вызвать в Соле тех чувств, которые сумела вызвать простая «амеба».

Вернее, две «амебы», одна из которых, вулканец, считалась вообще неспособной познать и уж, тем более, вызвать любовь.

Руки Солженова опустились на плечи Кирка и сжали его с такой силой, словно вобрали в себя всю мощь «Тотального Единства». Но, может быть, это была сила ненависти или зависти всего лишь одного человека.